Текст книги "Золотой след (легенды, сказки)"

Автор книги: Михаил Чернолусский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Чернолусский Михаил
Золотой след (легенды, сказки)

МИХАИЛ ЧЕРНОЛУССКИЙ

ЗОЛОТОЙ СЛЕД

(легенды, сказки)

* * *

Забара – древнее маленькое село, затерявшееся на русских просторах. В прошлое ушло то время, когда я там жил. Но до сей поры почти каждое лето приезжаю в край своего босоногого детства. Это мой юг, мой курорт. И в каждый приезд узнаю от земляков все новые и новые истории, которые прежде не слыхал. Славится былями-небылицами Забара. Впрочем, старики утверждают, что все их рассказы – сущая правда, а не какие-то там сказки и легенды.

И ещё одна несколько странная подробность. В семи верстах от Забары, в лесу, отшельником жил старец по имени Шмель. Он срубил себе на поляне, недалеко от голубого дуба избушку, жил тихо, редко в селе появляясь. Но слава о нем быстро разнеслась по округе, потому как не было случая, чтоб Шмель не помог мудрым советом тому, кто пришел к нему со своей бедой. И все другие Шмели считались народными заступниками и даже волшебниками.

Вот и все, пожалуй, что должен сказать в своем предисловии. Сама судьба заставила меня записывать забарские беседы.

Растет стопка исписанных тетрадей, растет моя настольная книга.

ВОЛШЕБНЫЙ ХМЕЛЬ

В Забаре от старого барского дома, который стоял когда-то на бугре, сохранился лишь фундамент. Каждое лето здесь на заброшенном клочке земли буйно разрастается крапива и ещё хмель. По ржавым железным прутьям, чудом сохранившимся, хмель доползает до ветвей старой-престарой липы и добирается чуть ли не до самой верхушки древнего дерева. Хмель в Забаре особый, цветет буйно. Нигде такого жирного хмеля нет. И вот что рассказывают про то, как появился он в наших краях.

В каком уж году, никто не помнит, молодой барин, которого мужики прозвали промеж себя за бесхарактерность Киселем, привез из заморских стран себе жену – гречанку. Была они красавицей писаной, но нрава крутого. Кисель-барин не чаял в гречанке души и угождал ей всячески. Она любила цветы. В первый же день, как приехала в поместье, гречанка сказала, выйдя на балкон:

– Вот, муженек, тебе условие: сколько кругом видит мой глаз, чтоб вся эта земля была в цветах!

– Будет! – с готовностью ответил молодой барин.

И стал он привозить семена и рассаду отовсюду, где только мог достать. А своенравная жена все говорила: "Мало! Мало!" – будто других слов и не знала.

Но вот настало лето, зацвела, заблагоухала вся усадьба. И барин с облегчением вздохнул: конец его заботам. Но не тут-то было.

– Теперь, – сказала мужу гречанка, – достань мне самый красивый на свете цветок, чтобы он рос у меня на подоконнике.

Тяжко вздохнул барин, да что мог поделать! Любил он жену и боялся ей перечить. Пошел он к старику отцу, барину Тринклеру, денег просить на дорогу в дальние страны. Покряхтел старик, но деньги все-таки дал.

– Что с вами, молодоженами, поделаешь? – сказал он. – Поезжай.

За три моря уехал молодой барин и привез к весне чудо-цветок. Но не понравился он капризной гречанке.

– Не пахнет совсем. Такой мне не надо. Поезжай в Индию, там найдешь.

Снова попросил молодой барин у отца деньги и поехал. Через полгода привез из Индии прекрасный цветок лотос. Но и лотос не понравился жене, и она отправила мужа-горемыку на новые поиски.

Во многих странах побывал молодой барин, высох, как щепка, измучился, много разных цветов он привозил, но никак не мог угодить своей разборчивой жене.

Стала вся барская семья уговаривать гречанку отступиться от своего желания, не мучить мужа. Но та и слушать не хотела. "Если любит меня, пусть ищет".

Даже сам старик Тринклер впал в уныние.

Как-то раз рассказал Тринклер о своем горе управляющему. А тот, оказалось, все уже знал и давно раздумывал, как помочь делу.

– Есть у меня один план, ваше благородие.

И рассказал барину, что слыхал он о мудреце Шмеле, который, скрываясь от людской суеты, живет один в глухом лесу, что Шмель этот чуть ли не волшебник и очень многим людям помогал умным советом.

Не верил Тринклер в волшебников, но делать было нечего, и решил попытать счастье. К тому же заинтересовался, что это за мудрец в его владениях завелся.

Мужики повезли барина в лес с завязанными глазами: так, объяснили они, Шмель приказал.

Ехали долго. Старый барин уже совсем терпение потерял, когда наконец телега остановилась в зарослях, у маленького домика, наполовину вросшего в землю.

Старец Шмель внимательно выслушал Тринклера и сказал ему, подумав:

– Вот, что барин. Дашь слово, что не будешь мужиков своих притеснять, помогу. А нет – поворачивай обратно.

Покряхтел старый барин, почесал в досаде свою лысую голову и дал такое слово. Тогда Шмель сказал:

– Тот, кто обманывает даже в любви, всегда в страхе живет и сам на обман попадается. Присылай ко мне завтра своего сына, я дам ему семена и научу, что делать.

На другой день Кисель-барин поехал к Шмелю и вернулся от мудреца с двумя коробочками семян. Молодого хозяина встретила на пороге жена, и он сказал, передавая ей одну маленькую коробочку:

– Вот, дорогая, то, что ты так долго ждешь. В этой коробочке лежат семена самых красивых в мире цветов.

– Правда? – обрадовалась гречанке. – Откуда они?

– Лесной мудрец Шмель подарил мне. Только запомни, Шмель сказал, что из семян вырастут самые прекрасные цветы, такие, что будешь глядеть на них – не наглядишься, будешь нюхать их – не нанюхаешься, но при одном условии: если женщина, которая посеет эти семена, любит своего мужа больше, чем себя, и больше, чем цветы. А если женщина не любит своего мужа, тогда из этих семян вырастет ползучий хмель, вьюн-трава, которая ночью дотянется до кровати и удушит того, кто её вырастил.

Выслушав мужа, гречанка побледнела. Она сказала, что у неё болит голова, и ушла в свою комнату.

А на другой день она сообщила всем, что ночью кто-то украл у неё с подоконника коробочку с семенами.

Опечалился молодой барин. Невеселые мысли пришли ему в голову. Но он промолчал. Отдал жене вторую коробку и строго наказал:

– Смотри не потеряй. Это последняя.

Но и на следующий день гречанка, чуть не плача, сообщила, что семена опять ночью пропали.

Тут всякие сомнения у молодого барина исчезли. Не любит его жена. Испугалась, что из семян вырастет вьюн, и выбросила коробочку. Три дня барин пил с горя, а на четвертый прогнал гречанку из дому. В бричке отвезли её на станцию, посадили в поезд и отправили туда, откуда она приехала.

Семена, однако же, не пропали. Гречанка приказала прислуге выбросить коробочку в речку, но та схитрила, высыпала семена за оградой, а красивую коробочку отнесла домой. И вот из этих-то семян, как утверждают старики-забарцы, выросла трава-вьюн. Ее называли травой Шмеля.

В самом деле, мудр был лесной старец и достоин этой памяти, если только он жил когда-нибудь.

ДИВО ЖЕЛЕЗНОЕ

Эту диковинную историю про чудо-машину барина Тринклера рассказал мне учитель, теперь уж старик пенсионер, Макар Семенович. Барина он не помнил, а вот конюха Трофима, о котором будет здесь речь, знал. Трофим, между прочим, доводится родственником нашему сторожу деду Беляю.

История эта такая.

В те времена барин Тринклер безвыездно жил в своем забарском имении. По причине нервного заболевания доктора не разрешали ему даже на зиму уезжать в шумную столицу Петербург, и тосковал он с женой и дочерью Наталочкой зимой и летом в деревне. В эти-то времена и узнал барин случайно из книг, что англичане будто бы изобрели такую машину, которая разговаривает с человеком, играет в шахматы, шашки и поет. Тут вся семья загорелась желанием заиметь у себя в Забаре такую чудо-машину.

– Ну, какая у нас жизнь? – рассуждал барин. – Ни одного умного человека во всем округе. Сосед мой граф Суходольский заедет раз в месяц, и то говори с ним до второй рюмки, а потом понесет чепуху.

Управляющий осмелился возразить на это барину. Справедливо, дескать, изволили заметить, но где в России достанешь этакую машину? Не существует её.

– Раз не существует, – ответил упрямый барин, – изобрести надо. Хватит России отставать от Англии. Денег я не пожалею.

– А где раздобыть таких спецов-изобретателей? – упирался управляющий.

– Ищи! Свет большой, – приказал барин, – чтоб к рождеству машина была готова.

Старый Тринклер был немец по происхождению. Еще ребенком его вывезли из Германии, и, можно сказать, обрусел он окончательно, но немецкое упрямство в нем сохранилось до старых лет.

Забарцы к его фамилии никак привыкнуть не могли и называли барина промежду собой – Тринкель, чтобы язык не ломался.

Управляющий боялся своего строгого хозяина. Задумался бедняга, зачесал голову: где взять ему первоклассных мастеров? Всю ночь не спал, раскидывая мозгами. На утро приказал конюху Трофиму заложить тройку.

– Для барина? – спросил Трофим.

– Нет, для меня. В волость поеду.

С этого дня стал управляющий ездить из волости в волость. Побывал даже в Москве, но нужных ему мастеров нигде найти не мог, а которые подходящие находились, те наотрез отказывались строить чудо-машину, не можем, дескать.

Время шло. Управляющий в тревоге и спать перестал. Что ни день – новых ему коней подавай.

Трофим глядел на это дело, глядел и не сдержал своего гнева:

– Да что же это такое? Самодурство настоящее. Не дам больше коней! Хоть увольте – не дам! Лошадь, чай, не собака. Ухода требует, любви к себе.

Об этих словах доложили барину. Тот вызвал к себе конюха:

– Ты что же это, Трошка, позволяешь себе? С твоими ли куриными мозгами в мои дела соваться? Или в рекруты захотел, болван ты этакий?

Трофим боялся с Тринклером спорить, однако не стерпел на этот раз:

– Я, барин, не Трошка, а Трофим. Вышел из Трошкиного возраста.

– Скажите пожалуйста! Не много ли чести? – возмутился помещик. – Дурак ты этакий.

– Почему же я дурак?

– Да потому что конюх.

– Я грамоте обучен, барин. Библию читал и другие всякие книги, и никто меня дураком не считает.

– Все вы тут дураки, – окончательно рассвирепел Тринклер. – Только и годитесь, что в солдаты да в конюхи.

– Эх, барин, барин, – сокрушенно вздохнул Трофим. – Ученый вы человек, а говорите сущие глупости.

Эти-то слова более всего разгневали помещика. Обозвал он Трофима крещеной скотиной, выгнал со двора и приказал управляющему найти другого конюха.

Тут-то самая история и началась.

Остался Трофим без дела, и надумал он плести из лозы корзины всяких размеров и продавать их в Климове на базаре. Семья у мужика была великая, а надел земли малый, жилось впроголодь, оттого и пришлось заняться промыслом.

Ну и вот. Рубил он однажды лозу за Непутью. Сел перекурить, глядит по берегу, не спеша этак, идут два человека. Босые, но обувку при себе за плечами несут. И одеты во все несамотканое. Словом, не крестьяне, а вроде бы вольные мастера.

Окликнул их Трофим. Те подошли. Присели, закурили. Слово за слово, завязалась беседа. Рассказал Трофим, как его барин из конюхов выгнал, дураком обозвал, и о том, по какой причине весь этот скандал загорелся.

Посмеялись прохожие, посочувствовали Трофиму и пошли было себе дальше, но вскоре вернулись обратно.

– Послушай, любезный, – сказали они, – веди нас к своему барину. Смастерим мы ему чудо-машину, если хорошо заплатит.

– А не брешете?

– Какой нам резон врать? За обман денег не платят. Такие машины – по нашей части. И тебя, Трофим, в пай возьмем.

– Я-то вам зачем?

– Понадобишься.

– Чудно, – рассмеялся конюх, но мастеров все же к барину решил отвести.

Дорогой он спросил их:

– Отчего это вы не сразу, как я сказал, надумали согласиться?

– У нас много разных предложений, – ответили мастера. – Вот и пришлось сначала прикинуть, какое дело выгодней.

Так вот и нашлись нужные забарскому барину мастера.

Насчет оплаты никаких споров не возникло, потому как мастера заявили, что при хорошем питании и обхождении возьмут за все по божеским ценам.

Работа закипела. Комнату для машины выбрали самую подходящую – ту, что примыкала к гостиной, имела отдельный вход и, сверх того, потайную дверь. А кнопки всякие для управления договорились разместить в зале, чтоб на вечерах и балах барин сам мог включать чудо-машину. Управляющий с ног сбился, доставал в Стародуб-городе для мастеров разные провода и лампочки.

Наконец настал день, когда вспыхнули в зале разноцветные огоньки, будто загорелась рождественская елка. Барину прямо не терпелось подергать за рычажки, которых было целых пять. Но мастера не разрешали подходить к машине, потому что сборка была не закончена.

Главные свои дела мастера делали втайне, запирались в комнате, входили в неё и выходили через потайную дверь. Допускали к себе только Трофима, да и то не во всякое время.

В последние дни старый барин прямо-таки лишился сна. Не верилось ему, что машина заговорит. Но она была такая красивая, что признаться в своих сомнениях он боялся даже жене.

И вот час испытаний настал.

Когда все было готово, мастера привели в зал барина и всю его семью. Машину включили, и она заговорила! Старик Тринклер и его дочь Наталочка обнялись и запрыгали от радости, как малые дети.

Три дня обучался барин управлять чудо-машиной. Все было устроено просто. Первая, главная ручка, – это, как объяснили мастера, "включение". Вторая называлась "полезные беседы". Дернешь её вверх – машина может беседовать, задавай ей вопросы, опустишь вниз – машина молчит. Третья ручка – "философия и богословие", четвертая – "музыка". Пятая – "разные игры".

Трудность состояла в том, что, кроме ручек, имелись ещё и разноцветные кнопки. Вот в кнопках-то барин и Наталочка все время и путались.

Но в скором времени Тринклер одолел и кнопки.

– Скажите, милые, – обратился он к мастерам, – как все-таки ваша чудо-машина сделана? Смогу ли я понять её принцип?

– Нет, пока не сможете.

– Жаль, – сказал барин.

– А вы не печальтесь. Она вас всему научит.

– И скоро?

– Это зависит от степени ваших заблуждений.

– Значит, по-вашему, я глуп?

– Что вы, ваше благородие! Никак нет. Но машина умнее нас с вами.

– Это верно, иначе зачем было её строить, – согласился барин.

В тот же день Тринклер рассчитался с мастерами. Он не стал даже торговаться, так как машина превзошла все его ожидания. Потом барин созвал всех своих слуг и объявил, что на воскресенье назначает званый обед.

Перед отъездом мастера предупредили барина, что чудо-машина может работать только по два часа в день, и строго установили, с которого и по который час её включать.

– А повторять вопросы можно? – спросил барин.

– Пожалуйста. Только не торопите её с ответом.

– Хорошо, – сказал барин, – не буду торопить.

Мастера уехали.

В воскресный день собралось у барина множество знатных гостей.

После обеда Тринклер пригласил всех в залу и, когда гости расселись по местам, сказал:

– Друзья мои, настала долгожданная минута. Сейчас машина начнет разговаривать с человеком. Вы сами убедитесь, как она образована и мудра. Признаюсь вам: в поединке с этим железным чудом я потерпел поражение. Что поделаешь, для машины не важно ни наше положение в обществе, ни наше состояние. Зато мы насладимся сегодня её ответами. От кого еще, скажите, живя в глуши, мы можем услышать умное слово? – Тринклер взглянул на часы и быстро сел за рычажки. Рядом с ним села Наталочка.

– Время, – сказал барин. – Я включаю!

Вспыхнули огоньки, и послышалось урчание.

– Добрый вечер, господа. Прошу задавать вопросы, – басом проговорила машина.

В зале наступила тишина. Потом все гости сразу заерзали, зашептались, а кто-то воскликнул:

– Ай да машина! Воистину – Диво железное!

Гости начали задавать вопросы. Помещиков интересовали сроки посева яровых и озимых, виды на урожай и многое другое. Чудо-машина отвечала коротко, но дельно. Помещики сияли от счастья: наконец-то в округе завелся умный советчик.

После мужчин вопросы стали задавать женщины. Этих интересовали парижские моды и новые духи. Машина долго молчала. Потом горько и, как всем показалось, сердито ответила, что она ведет полезные беседы, а не занимается пустяками. Среди женщин произошло замешательство, но Тринклер быстро нажал на новую кнопку.

Тут подал голос Суходольский.

– Разрешите, господа, и мне задать несколько вопросов нашей уважаемой машине.

Граф выпил за обедом немного более двух рюмок и был навеселе. Он встал с места:

– Я хочу знать: осуждает ли машина людей за то, что они друг друга обманывают?

– Кто обманывает – свинья, – сказала машина. – А кого обманывают – тот осел.

– Мерси, – поклонился Суходольский. – Это весьма образно.

Все рассмеялись. Машина молчала.

– А скажите, машина, есть ли на земле справедливость?

– Головешка в печке от неё осталась.

Снова все дружно рассмеялись.

– А кто сжег ее?

– Власть имущие.

– А почему?

– Легче править силой, чем справедливостью.

Суходольский запыхтел от радости:

– Наконец слышу мудрые слова! Ура машине! Прав тот, у кого добро лишь в речах, а в руках палка или даже кое-что пострашнее!..

Тут Тринклер решил оборвать этот чересчур откровенный разговор, включил четвертую ручку, и заиграла музыка.

После обеда все признали, что говорящая машина умна, хотя малость нахальна. Суходольский, выпив ещё водки, встал на колени и объяснился Диву железному в любви. По его просьбе машина исполнила народные песни и позабавила гостей игрой на балалайке.

Тринклер от счастья не смыкал всю ночь глаз. На другой день он велел старосте собрать сходку и, выйдя на балкон, обратился к мужикам с речью. Он призвал всех к порядку и усердию, потому что перед забарцами раскрылись новые горизонты.

– Мы построили чудо-машину, – сказал он, – которая все на свете знает и дает мудрые советы. Теперь она станет за нас думать, считать, а наше дело – честно трудиться. Исполним свой долг перед машиной. Наше счастье – в её мудрости.

Слух о машине прошел по всем волостям и докатился даже до столицы. Повалили в Забару знатные гости, дворяне да всякие городские чины. У барина обед за обедом, бал за балом.

Не прошло и лета, зароптали забарцы: "Ну и житуха началась, – стали все говорить. – Корми весь свет. Барин так нажал с оброком – мочи нет. С последнего куренка налог требует".

Терпели мужики до поздней осени, а потом решили идти за советом к Шмелю.

Дожди размыли дороги, но все же ходоки добрались до избушки лесного мудреца.

Шмель усадил гостей за стол. Разогрел самовар, подал лепешки, лесной мед и налил всем горячего чаю. Когда мужики отогрелись и передохнули, он велел рассказывать.

– Да-а, – сказал он, выслушав забарцев, – дела ваши плохи. Беда близка. Если машина станет умнее человека, тогда человек сам превратится в машину... Но чует мое сердце – на обман вы попались. Хитрость тут чья-то. Говорю я вам: проживут люди ещё тысяч лет, изобретут пять тысяч разных машин, но ни одна машина не превзойдет человеческий разум, ибо в нем вся сила природы – творца его. – И старец замолчал.

– Что нам делать, Шмель, ты не сказал.

– Раскройте обман.

– Как тебя понять?

– Говорю вам: раскройте обман. – И с этими словами мудрец выпроводил из своей избушки гостей.

Всю обратную дорогу мужики спорили – как понять Шмеля. Думали, думали и пришли к заключению, что машину надо разрушать. И стали сговариваться когда и как это сделать.

Тут заговорил молчавший всю дорогу Трофим. Он тоже был в компании ходоков.

– Я один это сделаю, земляки. Доверьте мне.

– Один не справишься, – сказали ему.

– Справлюсь. Я помогал мастерам делать её, я знаю, как её разрушить. Доверьте.

Прикинули забарцы все как следует и порешили – ладно, мол, доверим это дело Трофиму, пусть попробует. А срок назначили на первый же воскресный день.

В воскресенье собрались у Тринклера гости. Барин, дождавшись тишины, включил машину. Но на этот раз Диво железное не заурчало, свет не загорелся. Барин в испуге дергал ручками, включал кнопки – не работала машина.

Поднялся переполох. Наталочка отстранила отца и сама начала нажимать на все кнопки. Но машина все равно молчала.

– Мастеров надо вызвать, – сказал граф Суходольский. – Немедля!

В эту минуту отворилась потайная дверь, и появился Трофим. Гости с испугу застыли в своих креслах.

– Это ты? – спросил Тринклер, когда пришел в себя.

– Я, барин.

– Как ты туда попал?

– Я там сидел.

– Но дверь заперта.

– У меня ключ.

– Значит, ты сломал машину?

– А чего там ломать?

– Дурак! Ты знаешь, что это за машина?

– Я сам и есть машина.

– Что ты бормочешь, скотина безмозглая!

– Извольте заглянуть вовнутрь. Ничего там нет, окромя граммофона и балалайки.

Тринклер и все следом за ним заглянули в соседнюю комнату. Конюх говорил правду: кроме граммофона и балалайки, там ничего не было. На столе лишь увидели крынку из-под молока и недоеденную краюху ржаного хлеба.

– А где аппаратура, что покупал мой управляющий? – спросил барин.

– Увезли мастера с собой, не пропадать же добру, – ответил Трофим.

Наталочка упала в обморок. Поднялся переполох. Суходольский чертыхался.

– Нет, я этому не верю! – отдышавшись, закричал старый барин. Безмозглый конюх, дурак, и разговаривал со мной на философские темы, давал мне советы. Не верю!

– Отчего не верите, барин? Я грамоте обучен, говорю вам, книги разные читал. Отчего дураком-то меня зовете? Самолюбие ваше заело?

– Боже мой! – продолжал восклицать Тринклер. – Боже мой! Это не укладывается в моей голове! В острог его!

Трофим возмутился:

– В острог меня сажать не за что барин. Не вор я. А ежели вас допекло – так это вам в отместку за "дурака", за "Трошку" и за всех также мужиков, которых вы притесняете.

– Взять его! Судить! – кричал окончательно разгневанный барин. Пороть!

Но к Трофиму подойти боялись. Он сам, оглядев всех, с достоинством повернулся и не спеша пошел к выходу.

Тут подбежал к нему Суходольский:

– Ну что, умник, достукался? Машине любую ересь простят и правду от неё стерпят, а человеку – шиш, не дано сих прав. Понял?

– Понял, – ответил Трофим. – Только не об этом надобно вам думать, ваша графская светлость.

– А о чем же?

– О том, как это вы, умники, дураками обернулись. Вот об чем. А за меня не тревожьтесь.

И Трофим ушел.

Вечером, когда гости разъехались, старый барин и граф Суходольский долго беседовали между собой.

– Нет у нас основания Трофима судить, – говорил Суходольский. – Ничего он такого не сделал. За стенкой находясь, отвечал на наши вопросы, вот и все.

– А мастеров тоже нельзя судить?

– Можно. Но, во-первых, ищи их теперь. А во-вторых, неприглядно мы сами будем выглядеть на этом суде.

– Как это?

– Смеяться станут над нами. Поверили, скажут, старые ослы.

– Да-а, – горько вздохнул старый барин. – Но что же нам делать? Если все мужики поймут, что они, как Трофим, вовсе не дураки, тогда худо нам придется, граф.

– Худо, – согласился Суходольский.

– Значит, что ж? – сказал Тринклер.

– Значит, давай сделаем так...

И в скором времени Трофим был побрит в солдаты, угнан служить царю и отечеству.

ЗОЛОТОЙ СЛЕД

История эта давняя. Жил в Поповом конце (так в Забаре называется часть села, где раньше стоял дом попа) знаменитый весельчак Савелий – гармонист и первый на селе красавец. Старики вроде его ещё до сих пор помнят. На всех свадьбах званым гостем он был. Человек холостой, добрый, веселого нрава, лихо играл на гармошке. Только один грешок водился за ним – с ленцой был парень, работать не любил. Да и зачем ему было работать, когда гармонь кормила. По лености своей и жениться он не хотел. "Зачем это мне, – говорил Савелий, – и так от девок отбоя нету".

И вот однажды какая необыкновенная история приключилась с этим парнем.

Пошел он как-то в Лобановку (за лесом, на берегу Непути деревушка такая есть). Пошел на свадьбу с гармошкой. А на другой день вернулся не один – жеребенка с собой привел, гнедого, с белым пятном на лбу. Сколотил для жеребенка сарайчик и стал кормить да холить нового дружка своего.

Дивились соседи, до чего заботливым и хлопотливым стал Савелий.

Жеребенок рос, силы набирался не по дням, а по часам. Назвал его Савелий Хозяином, уважительно.

Скоро Савелий начал выгонять жеребенка на луг за огороды. И не привязывал его, не спутывал, а полную волю давал.

Когда жеребенок в красавца коня превратился, стал Савелий целыми днями пропадать со своим другом на Дальних лугах, возле леса, на сочном пастбище, близ реки Нептуни. Конь пасется, а Савелий лежит себе в высокой траве на хромке играет или поет. Мужики на деревне посмеиваться стали. Укорять начали Савелия:

– Сам лодырь и лодыря растишь. К телеге приучать твоего Хозяина пора. Ишь бока себе нажрал!

Но Савелий отмахивался:

– Успеем ещё в упряжке походить.

По деревне между тем прошел слух, будто подарила коня Савелию одна богатая вдова, к которой одно время хаживал гармонист, и будто вдова та обладала колдовской силой. Но другие утверждали, что это – вздор сущий.

Сам Савелий никакой выгоды от Хозяина иметь не собирался, был конь ему просто молчаливым другом.

Но нежданно-негаданно выгода пришла, да ещё какая!

Как-то под вечер, после теплого дождика, прибившего пыль на дороге, гнал Савелий коня домой. Привычно, не спеша вытопывал впереди сытый, напоенный жеребчик, а за ним – Савелий с гармошкой за плечом. И вдруг заблестели на дороге подковки. Нагнулся Савелий, притронулся, а это пластинки, да вроде золотые. Так и ахнул! А конь идет, и новые золотые подковки на дороге остаются. Тогда Савелий снял с себя рубаху, узлом стянул рукава и ворот и стал собирать золото.

А на другой день запер в сарае коня и на попутной телеге в город махнул с сундучком.

Вернулся Савелий из города в резной бричке с кучером. Только никто в деревне не видел: ночью бричка подкатила, и тут же обратно он её отправил.

Чего только не привез Савелий из города! Три мешка и три ящика! В ящиках – вино, в мешках – обновка. И, конечно, новую хромку купил себе. А коню – серебряную сбрую с бубенцами, не пожалел денег.

Зажил Савелий по-барски, слаще самых богатых людей в округе. Но коня не обижал. По-прежнему гонял его на Дальние луга и пас там. Всегда после теплого тихого дождичка гнедой красавец оставлял на дороге подковки, и были они из чистого золота.

Как ни хранил в тайне свое богатство Савелий, озорники-мальчишки однажды подглядели, когда гармонист, идя следом за конем, собирал в мешок золотые подковки, и на другой день о чуде знала вся Забара.

Стали Савелия донимать расспросами, но он упорно отмалчивался. Тогда его спросили:

– А новая гармонь откуда у тебя, а рубаха, расшитая золотом, а хромовые сапоги – откуда это все?

– Не вашего ума дело, – отвечал Савелий и на некоторое время перестал ездить в город и привозить обнову да вино.

Но за коня начал с той поры все-таки побаиваться, чтобы не увели ночью. Стал он спать на сеновале, двустволку у старика на пасеке купил. И ко времени, надо сказать. В первую же безлунную ночь пожаловали конокрады. Два заряда пришлось выпустить по непрошеным гостям. После этого случая Савелий пса ещё завел, на цепь возле сарая посадил.

Этим псом он окончательно себя и выдал. Все поняли, что разговор о золотых подковках – сущая правда.

Тягостная жизнь началась для Савелия. Днем – расспросы, допросы, никуда не спрячешься от людей, а ночью – бессонница, тревога, чтобы коня не увели. Не мог долго переносить такое страдание гармонист, привыкший к вольной жизни. Запил он с горя. В это самое время к нему и пожаловали гости – два богатых купца из Стародуб-города. Стали они предлагать Савелию:

– Послушай, Савелий, не печалься ты и не майся. Даем мы тебе верное слово, а хочешь – на бумаге, за подписями и печатями, оформим все по закону, что обязуемся мы до самой смерти твоей обувать, одевать и кормить тебя, на гулянку деньги давать тебе; и чего бы ты ни пожелал сверх того хоть дворец построить, хоть в заморское путешествие отправиться, – всякое такое желание твое исполнять обязуемся также. С тебя же мы ничего не требуем, только отдай нам коня своего по кличке Хозяин.

Зачесал затылок Савелий. Уж очень заманчиво было предложение, да коня жалко. Думал он, думал и согласился.

– Пусть будет по-вашему, – сказал. – Нет у меня такого умения, чтоб золотом владеть. Не уродился на то.

Увели купцы Хозяина. А Савелий с того дня и хромку свою на сеновал забросил.

Через несколько дней пошел он в Стародуб коня проведать. Но купцы не пустили Савелия в конюшню, побоялись почему-то.

– Уговору такого у нас не было, – сказали они. – Иди обратно.

Савелий начал было спорить с купцами, но те пригрозили ему:

– Имей в виду, парень, мы можем доказать, что жеребца ты украл, и тогда вообще ничего от нас не получишь. Заруби себе это на носу.

Так и ушел Савелий, не повидав коня.

У купцов между тем дело не очень-то клеилось. Оградили они двор высоким частоколом, выровняли дорожку, песком её посыпали и вывели из конюшни жеребца. Провели его по краю дорожки так, чтобы обратный след можно было проложить и ещё два раза провести из конца в конец. В первый проход конь оставил золотые подковки, а когда снова его повели – серебряные. В третий же раз отпечатались копыта на земле, и все.

Заволновались купцы, отвели жеребца в конюшню и стали совещаться: в чем дело? Решили, что конь пока не обжился на новом месте. Однако на второй день и вовсе золотых подковок не получили, серебряные собрали только с одного прохода. Стали они кричать на коня, подхлестывать его кнутом. Но не помогло это. Тогда купцы придумали: наняли мужиков и оградили крепкой изгородью весь луг возле речки. Выпустили Хозяина. Но и на лугу не оставлял он золотых следов. Рассвирепел тут один из купцов, привязал коня к дереву и стал хлестать его мокрым кнутом. А второй пустил в ход палку.

С этого дня Хозяин и вовсе захирел: припадать стал на переднюю ногу.

Купцам ничего не оставалось, как отвести к Савелию коня и потребовать обратно свою расписку. Так они и сделали.

Стал Савелий отхаживать друга своего, но коня словно подменили.

– Жилка у него лопнула, – сказал сосед. – Есть такая у коня жилка жизненная. – И посоветовал: – Сходил бы ты, Савелий, в лес к Шмелю, лесному мудрецу и волшебнику. Может, он тебе советом поможет.

Пошел Савелий в лес. Шмель, как услыхал, в чем дело, замахал в гневе руками.

– Сгинь, сгинь! Убил ты свою душу. Корыстью своей. Не в твоей конюшне, а на дороге золотые подковки лежали. Не для тебя, значит, одного, а для всех людей. Запомни, несчастный бражник, поделом тебе. Не заиграет больше твоя хромка. И не быть в неволе золотому следу! Сгинь...

Вернулся Савелий от Шмеля ночью, в грозу. Сосед видел в окно, как он шел по дороге понурив голову.

Рано утром Савелий вывел коня из сарая и огородами повел к лесу. На Дальнем лугу остановился, снял с коня уздечку. Прижался Савелий лицом к горячим лошадиным ноздрям и сказал:

– Прости меня, друг, если можешь. Поганый я человек. Возвращаю я тебе твою волю. Живи, как знаешь, – и отпустил коня на все четыре стороны.