Текст книги "Последний рейс «Доротеи»"

Автор книги: Михаил Божаткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Михаил Божаткин
ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС «ДОРОТЕИ»

Чесменская, 34

Севастополь. Лето 1922 года. По пустынной, пыльной улице медленно идут трое молодых ребят.

– Может, вернемся, а?.. Попросим направление на завод или в коммуну? – снова предложил Тимофей Худояш.

– Надо бы сразу, а то неудобно, – пробасил Антон Чупахин.

– Неудобно, когда обувь жмет, но это нам, кажется, не грозит, – ответил Сима Цыганок, – и выставил вперед свой разбитый ботинок. – Да… Они уже вступают в стадию окончательного разрушения, – пробормотал он. – Ладно, побережем свои миллионы… Так вот, нет, у вас должного уразумения. Пользы своей осознать не можете…

– Это в каком же смысле? – задал вопрос Тимофей. В самом обыкновенном. Один мой знакомый…

Но где же тридцать четвертый номер? Я понимаю топить корабли, взрывать склады, но кому нужны уличные таблички, так сказать, путеводители для пилигримов в незнакомом городе?

Он остановился, оглядывая дома: краска поблекла и отслоилась, образовав пятна самых невероятных цветов, с крыш свисали листы железа – до указателей ли?

– Прямо хоть раскопки производи, – посетовал Сима. – Ага, вот есть одна!.. Что за черт! Эта Чесменская до самого Синопа тянется, что ли!.. Да, так я говорю, у одного моего знакомого – начальника уездной милиции из города Гайворона…

– А с папой римским ты незнаком? – спросил Симу Худояш.

– Пока нет, – невозмутимо ответил тот. – …Так вот, у моего знакомого, начальника уездной милиции из города Гайворона, экипировка была – закачаешься. Барашковая кубанка с красным верхом, желтые хромовые сапоги с ремешками у колен, галифе – во, – развел он руки чуть ли не на всю ширину. – Курточка – тоже из желтого хрома, а через плечо на ремешке маузер…

– Какой, двадцатичетырехзарядный? – оживился Антон. К сапогам с ремешками, к кубанке и ко всему прочему он был равнодушен, но оружие!.. Его «голубой» мечтой было иметь «маузер». И был же он у него, был! Когда вытащил из-под обстрела раненого командира взвода, тот подарил ему свой. Но пистолет пришлось сдать: не положен таковой рядовому красноармейцу. И сейчас у него не было никакого оружия, да и вообще он, так сказать, бывший красноармеец, как, впрочем, и его товарищи – Тимофей Худояш и Серафим Цыганок.

– Да вот он! – неожиданно воскликнул Сима.

– Кто, папа римский?

– Начальник милиции… Товарищ начальник, товарищ начальник! – окликнул Цыганок.

Человек обернулся, на нем все было такое, как только что рассказывал Сима: блестящие сапоги с ремешками у колен, желтая хромовая куртка, «маузер» через плечо на ремешке.

– В чем дело? – спросил тот и положил руку на колодку «маузера».

– Где тут Чесменская, 34?

– Никогда не думал, что кому то в голову придет искать уголовный розыск, туда обычно приводят. Вот он, – показал человек на небольшой приземистый дом и, повернувшись, зашагал вниз по улице.

– Что-то тебя твой знакомый начальник не очень радушно встретил, – съязвил Тимофей.

– Это не он, обознался. Впрочем, говорят, того шлепнули. Какую-то мзду с нэпачей получал… Ну, ладно, пошли!..

Скрипнула тяжелая, грязная дверь, открылся длинный коридор, в конце которого тускло светила лампочка. Затхлый воздух ударил в нос. Тимофей поморщился, а Сима весело воскликнул:

– Узнаю родные ароматы!

– Ничего себе – родные! – не удержался на этот раз и Чупахин.

– Как для кого… А мне пришлось и ночлежки, и тюряги хлебнуть, – с грустью сказал Сима, но тут же обрел свой обычный независимо-веселый вид.

Тимофея охватило чувство брезгливости, ему захотелось немедленно выйти на свежий воздух. А потом? Будь что будет, возвратит направление, поедет на родину, найдет там работу на заводе.

«Зря согласился, зря», – в который раз подумал он.

А Сима уверенно шел по коридору к небольшой загородке, из– за которой видна была голова дежурного по уголовному розыску.

– Товарищ начальник, разрешите доложить…

Тот посмотрел на вошедших воспаленными от бессонницы глазами:

– Вы что хотели, ребята?

– У нас направление к вам…

– Ну, это к начальнику. Второй этаж, шестой кабинет, – махнул дежурный рукой в сторону лестницы.

«Так и запишем: зачислить в штат»

В кабинете, на двери которого мелом было написано «Начальник СУР. т. Ковнер А. П.», царил полумрак. Сквозь щели закрытых ставень проникали солнечные лучи, и в них танцевали пылинки. Когда глаза привыкли к полумраку, они увидели человека с наголо обритой головой, сидевшего в углу комнаты за письменным столом. К столу около телефона были прислонены костыли.

– Слушаю вас, товарищи, – сказал Ковнер глуховатым, ровным голосом.

– У нас направление… – Так вы из пограничного округа! Звонили мне от туда, звонили. Сказали, что лучших комсомольцев направили. А ну, поворотитесь-ка, как говаривал Тарас Бульба, посмотрю, что вы за орлы!

«Орлы» вытянулись по стойке «смирно»: слева Тимофей Худояш, невысокий, худощавый, похожий на подростка. Обмундирование, хоть и старенькое, стираное перестираное, ладно сидело на нем, яловые ботинки почищены, обмотки завернуты, как и положено по инструкции, «буденовку» он держал в руках. Рядом Сима.

Ростом примерно такой же, но в плечах шире и, сразу видно, физически покрепче. На нем тоже армейское обмундирование, но все чуточку с отступлением от нормы: гимнастерка заужена, на ногах хоть и потрепанные, но модные узконосые туфли, вместо обмоток– старенькие краги.

Над своими друзьями возвышался Антон Чупахин. Ему все было узко, все коротко: кисти рук далеко высовываются из рукавов, пуговицы на рубахе переставлены к самому краю.

– Добре, сынки, добре!.. Как у вас со здоровьем ребята, а?

– Какие могут быть болезни в двадцать лет! Тимофей и Антон промолчали, а Сима вдруг состроил страдальческую гримасу, схватился за живот, сказал первое, что пришло в голову:

– Подагра проклятая мучает…

– Серьезная штука. Ею в основном князья да графы страдали. А теперь, оказывается, графская болезнь на пролетариат перекинулась. Правда, она обычно в преклонных летах бывает, но у тебя, видать, особая форма.

Смуглое лицо Симы порозовело, в иссиня-черных его глазах, из-за которых он и получил прозвище Цыганка, погасли смешливые искорки.

– Так что же ты не лечишься? – улыбнулся Ковнер.

– Так война была!

– А она, ребята, и не кончилась, – сразу посерьезнел Ковнер. Давайте-ка сначала познакомимся, – и он разорвал пакет. – Я – начальник Севастопольского уголовного розыска Ковнер Алексей Павлович. Пока с вас хватит. Теперь посмотрим, кто из вас кто. Тимофей Иванович Худояш. Это вы? – взглянул он на Тиму. – Лет – двадцать, родился в Николаеве, комсомолец, служил в 41-й дивизии, в отдельном батальоне пограничной охраны, в отдельном морском отряде, в погранокруге. За участие во взятии Перекопа награжден ценным подарком Реввоенсовета. Все правильно?

– Правильно, – подтвердил Тимофей.

– Родители, родственники?

– Мать погибла в восемнадцатом, во время восстания против немцев, отец работает на судостроительном заводе, брат Федор служит на канонерской лодке, «Красный Крым». Больше никого нет.

– Говоришь, брат Федор… Федор Худояш? Встречался я с ним…

«Так вот оно что! – мелькнула догадка у Тимофея. – Значит, Ковнер тогда Федора в тыл к белым направлял…».

– Тимофей Худояш, значит, – словно что-то вспоминая, негромко проговорил Ковнер. – Слушай, а это не с тобой что-то в Одессе случилось, что-то там с трибуналом?

– Со мной.

– А ну-ка, расскажи для полной ясности.

Тимофею пришлось рассказать Ковнеру свою историю. Когда после ранения он выписался из госпиталя, по пути в свой батальон пограничной охраны зашел на Одесский привоз, чтобы обменять пайковую махорку на что-нибудь съестное. Там окликнул его довоенный товарищ, соученик по реальному училищу Жора Мичиган. Угостил хлебом, салом, порасспросил о житье-бытье, а когда узнал, что Тимофей классный пулеметчик, стал уговаривать дезертировать. Тимофей, догадавшись об истинном смысле этого предложения, согласился, успев предупредить о своем решении только одного человека – уполномоченного особого отдела ЧК военного моряка Федора Неуспокоева. Так он оказался в немецкой колонии, в которой врангелевские офицеры готовили восстание против Советской власти.

Через батрачку ему удалось сообщить командованию своего батальона о выступлении белых, но при подавлении восстания единственный человек, знавший о поручении Тимофея – военмор Неуспокоев, был убит. И, захваченный в плен вместе с восставшими, Худояш предстал перед Ревтрибуналом как дезертир и предатель. Хорошо, нашлись люди, которые разобрались во всех обстоятельствах дела.

– Вот теперь ясно… Антон Чупахин. Ну, брат, ты и вымахал! – покачал головой Ковнер.

– А чо, в батю пошел…

– Здесь указано – рабочий. Где работал? На дегтярном заводе.

– И много вас там было?

– Двое, я да батя.

– Чем же вы занимались?

– Как чем? Пни дергали, потом деготь гнали.

– Во, пролетарий! – не выдержал Сима.

– А чо! Мы даже забастовку устраивали.

– То-то я смотрю – все телеги скрипят! – поддел Сима.

– Ладно уж!.. – обиделся Антон и хотел что-то сказать, но Ковнер постучал пальцем по столу.

– Участвовал в боях с белогвардейцами в составе Усть– Днепровской флотилии?

– Да что там – участвовал: кочегарил на «Аграфене», да и все тут!..

На этот раз и Тимофей не смог сдержать улыбки: «Аграфена» – небольшой колесный пароходик, принадлежавший когда-то николаевскому купцу Шевалдину. Оказывается, и он был вооружен.

– Награжден ценным подарком Реввоенсовета…

– Точно. Это когда мы восставших кулаков тряханули. Вот он подарок-то! – вытащил Чупахин из кармана массивные серебряные часы.

– Потом был под Перекопом…

– Это вот вместе с ним, – кивнул Антон на Тимофея. – Только меня сразу же ранили, и провалялся я все время в мечети.

– Потом служба в погранотряде…

– Это уже после госпиталя, – уточнил Антон.

– Хорошо! – и Ковнер взял последнюю бумажку. – Серафим Васильевич Майданович. Белорус?

– Не знаю, товарищ начальник. Только… Зовите меня, как все – Цыганок.

– Родился в Одессе…

– Ничего подобного, – возразил Сима. – Я очаковец. Коренной. Мой предок вместе с запорожским атаманом Антоном Головатым на штурм крепости ходил, там и жить остался, – с гордостью сказал он. – А Одесса-мама оказалась для меня хуже мачехи…

– Это почему же?

– История эта, товарищ начальник, продолговатая и малость запутанная, но если позволите, я вам ее изложу…

Тимофей эту историю слышал раз десять, и в расширенном и в сокращенном варианте, в зависимости от времени и состава слушателей. Но при каждом рассказе она обрастала все новыми и новыми деталями.

«Что-то он поведает на этот раз?» – подумал Худояш.

– Как поется в народной турецкой песне, – начал Сима, – мать, отец и сын жили весело. Отец ловил неводом рыбу, мать пряла пряжу, постреленок-сынишка пропадал на море. Но, как указывается в той же песне, изменчива судьба – отец однажды не вернулся с моря… Стала работать мать, да простудилась и отдала богу душу. Пришлось сынку-постреленку наняться кухаренком на «дубок» – так у нас небольшие парусные шхуны зовут. Но чем– то он не угодил шкиперу, – продолжал Сима. – Тот его по затылку, а кухаренок шкипера – кочергой. А так как дело было в Одессе, то пришлось бывшему кухаренку добывать себе средства к существованию на Дерибасовской. Подавали негусто, а есть, как вы знаете, нужно каждый день, так что мне всегда хотелось этого вечно прекрасного хлеба. А потом нашлись люди, дали и кров и стол, да еще к своему ремеслу приучили. В общем, неудавшийся кухаренок стал обыкновенным одесским жуликом… Революцию мы уголовники, приняли по-своему: стали грабить только буржуев. А потом даже решили организовать полк чтобы пойти на фронт. И организовали, и экипировались за свой счет, да еще как! У каждого маузер, финский нож, по две бомбы, одеты все в хромовые сапоги, хромовые куртки, кожаные фуражки. Дали прощальный бал в оперном театре и под командованием Михаила Исааковича Винницкого, известного больше как Мишка Япончик, наш полк двинулся защищать революцию от гидры капитализма. Под Вопняркой мы даже выбили петлюровцев из окопов. Но потом начала бить артиллерия, подошел бронепоезд, и по рядам нашего доблестного полка пронесся клич: «Братцы, даешь Одессу-маму!» Захватили мы санитарный поезд и драпанули на юг. По пути красноармейцы нас почистили. Нашего доблестного командира Мишку Япончика расстреляли в Вознесенске. Меня, же судьба привела в чудеснейший городок – Гайворон. Ах, какой это городок! Как только будет возможность – обязательно сменю свою фамилию на Гайворонский. Это не то, что Майданович, – звучит! Мне там было неплохо, очень неплохо, но в мою деятельность вмешалась милиция. Начальник хотел припаять высшую меру социальной защиты, да нашелся хороший человек. Между прочим, он тоже все время плечо потирал, как вы свои руки.

Не только Сима, но и его товарищи заметили, что Алексей Павлович время от времени потирает кисти рук.

– Это так… От старого режима осталось, – смущенно ответил Ковнер и снова потер руки.

– У того тоже от старого режима: на заводе раздавило болванкой пальцы, а потом, в войну, осколком вот так, – показал Сима немного ниже локтя, – руку оторвало. И, понимаете, какое дело, руки нет, а раздавленные пальцы болят…

– Фантомные боли, так врачи называют это явление – сказал Ковнер. – Руки или ноги нет, а поврежденное раньше место болит.

– Понятно… Так вот этот человек – его Иваном Степановичем звали, заставил меня по-иному на жизнь взглянуть… С прошлым было покончено, решил я отдать все свои силы делу защиты Советской власти и мировой революции. Иван Степанович направил меня в Николаев к своему другу товарищу Калашникову. Только товарища Калашникова на месте не оказалось, а тут начали формировать отряд для поездки в Новороссийск, только что освобожденный от беляков. Ну и я попал в этот отряд. А там было такое, что на неделю рассказов хватит. В общем, побывал я и в Крыму, был и в партизанском отряде. Потом меня послали с донесением: в Новороссийск, где готовился десант для высадки в Крым. Я, конечно, был в десанте. После этого я с ними, – кивнул Сима на друзей, – в погранотряде служил, и вот теперь здесь…

– Ясно. Только у меня вот еще какой вопрос. Ну, примем мы вас… Вы что, считаете это своим призванием, мечтали о работе в милиции? – Ответом было молчание. – А кем вы думали быть? Ну, вот ты, Тимофей?

– Кораблестроителем, – без запинки ответил Худояш давно обдуманное решение.

– А ты, Чупахин?

– Бить гидру буржуазии до полной победы мировой революции!

– Это у нас можно делать с таким же успехом, как и в любом другом месте. А ты, Майданович?

Вообще-то Симу тянуло к машинам. Еще когда он был кухаренком на «дубке», то бегал на соседние моторные шхуны и часами наблюдал, как матросы ремонтировали двигатели. Потом бы научился бесшумно открывать любые замки, а уже на службе в погранотряде ремонтировал у всех часы, какой бы марки они ни были, да исправил в канцелярии покореженную пишущую машинку «Мерседес». Но он понимал, что сейчас говорить о своем пристрастии не время, и ответил:

– Нас, наверное, послали сюда потому, что мы здесь нужны, так что, товарищ начальник, решайте, что нам делать…

– В таком случае так и запишем: зачислить в штат, – улыбнулся Ковнер. – Только, если любите тихую жизнь, сразу скажу – берите направление обратно. Вы не будете знать ни отдыха, ни сна, вас постараются подкупить, вам будут угрожать… Да что там угрожать: несколько дней назад бандиты убили нашего сотрудника… И к самим себе нужно быть беспощадными. Мы не прощаем ошибок, а если работник нарушит дисциплину, превысит власть – по всей строгости закона. Ну, а со снабжением… Обмундирования не хватает, будете пока ходить в своем.

По лицу Симы пробежала тень: рушилась мечта о хромовых сапогах с ремешками и о кубанке с малиновым верхом.

Жить тоже негде, дадим ордер в гостиницу…

– Кормить-то будут? – не выдержал Сима.

– Кормить будут. Не очень сытно, но будут… Сейчас идите в красный уголок, минут через пятнадцать там начнется оперативное совещание.

Ребята вышли, а Ковнер привычным жестом потер запястья, пододвинул к себе лист бумаги, на котором уже было написано: «Председателю исполкома Севастопольского горсовета от начальника уголовного розыска», и продолжал писать:

«1. В уголовном розыске совершенно нет транспортных средств. Задолженность извозчикам: составляет несколько миллионов рублей, свои лошади находятся без фуража.

2. Сотрудники ведут полуголодное существование, так как главным продуктом питания является хлеб, который мы получаем нерегулярно.

3. Сотрудники не снабжены ни обмундированием, ни обувью и донашивают остатки собственного.

4. Не хватает оружия.

Исходя из вышесказанного», – и дальше пошло сплошное «Прошу»…

И знал, что ничего не получит, но писал с надеждой: а вдруг! В Крыму обстановка продолжала оставаться тревожной. На Украине урожай хороший, там теперь порядок. Как сообщают, в Поволжье тоже отойдут от прошлогоднего голода, а на Крым и в двадцать втором напасть за напастью. Весна выдалась сухая, всходы появились слабые. А тут саранча навалилась, все население было мобилизовано на борьбу с ней. Только справились с саранчой, как с Северной Таврии началось невиданное нашествие мышей. Две недели миллиарды зверьков сплошным потоком валили через Перекоп и Чонгар, их ничто не могло остановить– ни ямы, ни костры. Снова мобилизация всего населения. Собранного урожая хватит едва ли на месяц. А еще уголовники, остатки белогвардейцев, беспризорники, голод, проституция… Центральное правительство обещает оказать помощь, так ведь и там излишков нет. Нет, на помощь рассчитывать нечего. Хотя бы оружие получить да с частниками за транспорт рассчитаться…

«Пошлю завтра», – решил Ковнер, пряча бумагу в стол.

Задание

Цыганок, Тимофей, и Антон забились в угол небольшой комнаты, стены которой были увешаны лозунгами и плакатами. Многие из присутствующих в ней выглядели так, что не только Тимофей и Чупахин, но даже многоопытный в таких делах Цыганок не смог бы догадаться, что они сотрудники милиции. Обычные люди и одеты обычно, как большинство в городе.

Рядом с друзьями сел молодой черноволосый парень в стареньком застиранном френче и синих диагоналевых брюках.

«Тоже, наверное, комсомолец», – подумал Сима, и, когда, опираясь на костыли, вошел Ковнер, он прошептал:

– А наш начальник на буржуя похож…

– На буржуя! Скажет тоже… Да он двенадцать лет на каторге пробыл, в кандалах. Пять раз голодовку объявлял…

Вон у него железо в кости въелось, все время растирает руки… А от карцеров ноги отнялись и глаза яркого света не выносят…

Сима невольно опустил голову. Парень еще что-то хотел сказать, но Ковнер постучал по столу:

– Внимание, товарищи! Начнем наше очередное оперативное совещание. В окрестностях города, около Максимовой дачи, появилась новая банда. Возглавляет ее, как нам стало известно, бывший врангелевский офицер Коловрев…

– И откуда они берутся! – вздохнул кто-то.

– Придется с вами, товарищи, провести краткий урок политграмоты, – сказал Ковнер. – За годы революции и гражданской войны почти вся буржуазия из Москвы, Петрограда, Киева и других городов перебралась сюда, на юг, под крыло Деникина и Врангеля. Многие уехали за границу, но немало отсиживается здесь, рассчитывая на скорые перемены. К осени двадцатого года в Крыму скопилось не менее полумиллиона буржуев. Все они – активные враги Советской власти. С Врангелем ушло вряд ли больше ста пятидесяти тысяч человек – это вместе с армией. Значит, в настоящее время в Крыму по крайней мере триста тысяч явных или тайных врагов. Триста тысяч! Вот питательная среда для банд, для контрреволюционных заговоров. И сейчас – банда Коловрева. Задача: разгромить, не дать уйти в горы. Вот эти товарищи – Алексей Павлович зачитал десятка полтора фамилий– поступают в распоряжение начальника секретно-оперативного отдела товарища Подымова. Операцию будете проводить вместе с летучим отрядом чека. Все, можете идти.

– За мной, товарищи! – поднялся щегольски одетый человек, в котором друзья узнали незнакомца, указавшего им здание СУРа.

Тимофей и его друзья подумали, что Ковнер скажет: «С вами пойдут еще трое комсомольцев», но Алексей Павлович ничего не добавил, и они продолжали молча сидеть.

– Перейдем ко второму вопросу. Вы, товарищи, все знаете, мы об этом говорили не раз, какой страшный яд алкоголь. Но особенно он вреден в самогонном варианте. Видите этот плакат, – Ковнер показал на большой лист бумаги, на котором был изображен сизоносый пьяница и под ним надпись: «Самогон – яд!» Как, товарищ Деренюга?

– Точно! Как только выпью – чувствую: отравляет он мне душу, – отозвался Деренюга.

– Но дело не только в том. На производство самогона используются пищевые продукты, а вы знаете, как у нас обстоит дело с питанием… – На какое-то мгновение тишина воцарилась в комнате. Работники СУРа уже и забыли, когда они в последний раз наедались досыта, а если у кого еще семья… – Сегодня вам необходимо обследовать поселок на Зеленой горке. Старшим пойдет Кайдан. – Молодой человек, сидевший рядом с Цыганкам, встал. – Помощником у вас – Деренюга. – Кто-то хмыкнул. – Я понимаю ваше недоумение, но у Деренюги в буквальном смысле слова нюх на самогон. Производство самогона от него не укроется, он и по запаху, и по цвету дыма его определит. Ну, а уж вы сами следите, чтобы он не увлекался снятием проб.

Так группа за группой уходили люди на задания, и вскоре красный уголок опустел.

– Вы думаете, я о вас забыл? – повернулся к хлопцам Ковнер. Хмурое выражение его глаз сменилось молодым задором. – У меня к вам, товарищи, особое задание… Всех троих вас посылать на это дело нет смысла: вид у товарища Чупахина уж очень приметен. Вы, Чупахин, отправитесь в таможню, у меня давно они просят надежного хлопца. Что предстоит делать – там скажут. Вас, Тимофей и Серафим, никто не знает, так что задание подойдет. В город каким-то образом поступает из-за границы спирт, причем в больших количествах. Вот вам и предстоит узнать, каким образом он поступает в Севастополь, где хранится, какими каналами он идет к нэпманам.

– Ох, эти нэпачи! К ногтю бы их всех… – не выдержал Сима.

– Можно и к ногтю, сил на это у нас хватит. Да только… Нам сейчас недостает всего, буквально всего. Государство не может сразу удовлетворить потребности населения. А ведь где-то есть и продукты, и одежда, и другие товары. Вот через нэп мы их и вводим в оборот. Конечно, понятие новой экономической политики шире, сложнее, это лишь упрощенная схема. Во всяком случае, допустив свободу товарооборота, открыв дорогу частному предпринимательству, мы не можем пустить это дело на самотек.

– Да знает он все! – вступился за товарища Тимофей. – Рассказывали нам о нэпе в погранотряде…

– Тем лучше… Торговля открыта, торговля идет. Но кроме видимой, есть еще и невидимая. Ну, и контрабанда. Привозят все, что имеет особую ценность на рынке: духи, чулки, женское белье, кокаин. Переправляют через границу и валюту, и драгоценности, но это пока не ваша забота, вам – спирт. Но если нащупаете канал поступления других товаров – в сторону не уходите… И еще: за все платится, и не совзнаками, они и у нас в стране пока имеют невысокую ценность, а за рубежом тем более. Что идет взамен, каким образом? Видите, сколько вопросов! Так что не жалей те, что я вас не послал на другие задания, ваше – не самое легкое… – Тимофей это понял сразу, да и Сима слушал с необычной для него серьезностью. – Что самое обидное – помочь я вам мало чем могу. Человек я здесь новый и только осваиваюсь, до этого другим делом приходилось заниматься…

Не стал Алексей Павлович Калашников, который свое партийное имя Ковнер сделал официальной фамилией, рассказывать ребятам, что он профессиональный революционер и почти постоянным местом его жительства до революции были централы и каторжные тюрьмы России. В период гражданской войны Алексей Павлович выполнял поручение партии по подбору и заброске подпольщиков и разведчиков во врангелевский тыл.

– Дать вам в помощь я никого не могу – нет людей, а тем более опытных… – продолжал Алексей Павлович. – Сами разберетесь что к чему. Может, случай какой подвернется. Случай – вещь великая, но лучше всего, если его удастся организовать… Действуй те по обстановке, а на первый раз рекомендую побывать в кафе на Приморском бульваре. Вам, товарищ Майданович… Цыганок, – улыбнувшись, поправился Ковнер, может пригодиться знание уголовного мира… – Сима что-то хотел сказать, но Ковнер опередил его: – Понимаю, вы не миллионеры, вернее, с вашими миллионами заходить в кафе и рестораны не с руки. Сей час я вас познакомлю с комендантом. Он вас обеспечит… Чем, конечно, может. Человек он геройский, беляки за его голову большую награду назначали. Его отряд так Бушуйские копи взорвал, что не только Врангель, но и мы вот уже два года восстановить не можем…