Текст книги "Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…"

Автор книги: Михаил Башкиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 9 Вагинальный полтергейст

С далекой реки, угадываемой лишь по роскошной кайме извилистой поймы, в Садоград пожаловала хищная птица – скопа.

Местные воробьи, синицы, голуби и прочая чирикающая, пинькующая, посвистывающая мелочь забеспокоились о себе и подрастающем – уже не желторотом, но еще не опытном, – поколении.

– Нинель, ответь мне как знаток человеческих душ – а что, у забеременевших женщин не возникает мысли об аборте?

– Сейчас уже нет.

– А раньше?

– Значит ты, Динь, не в курсе абортного проклятия?

– Ну-ка, ну-ка поподробней.

– Естественно, когда началась первая волна непорочных зачатий, то нашлись те, которые посчитали это не совсем своевременным. Но тут вмешались определенные силы и наказали ослушниц.

– В каком смысле?

– В прямом… Одну забеременевшую девицу родители принуждали к аборту, и в семье начались проблемы… Вернее, у нее самой и ее мамы… Жуткие проблемы…

Нинель Осиповна, разомлев от жары и воспоминательного процесса, бухнулась на скамью в тени раскидистой яблони.

Я присел рядом.

– Жуткие проблемы! У дочери и мамаши каждое утро – вопли! У обеих во влагалищах оказывались посторонние, не приспособленные для удовлетворения предметы – бутылки, рулоны туалетной бумаги, полуботинки мужа, и тому подобное… Длилось это целую неделю. Они, конечно, сначала скрывали позор, но мамаша все-таки проболталась…

– И чем все кончилось?

– Ну, получив наглядный урок, они смирились, благополучно забеременели и почти одновременно родили: одна – сына и брата, другая – сына и внука.

– А с другими не пожелавшими детей?

– Второй случай, мистический, полностью исключил аборты из практики, по крайней мере, в Садограде.

– И что там было мистического?

– Пострадала супруга ученого секретаря. Как только заявила мужу об аборте – началось такое!.. Вся мебель у них в доме сошла с ума и начала баррикадировать им спальню. Каждое утро.

– Теперь я нисколько не удивлюсь, если ты скажешь, что и лесбиянство тоже было искоренено подобным образом.

– Да, хватило одного примера: очаровашки развлекались в бассейне, и вдруг туда хлынули фекалии – кто-то подсоединил не ту трубу не туда, куда надо… Вони, рыданий, визга, раскаянья хватило на добрый час…

– А ваш летун-оплодотворитель весьма строг к нарушениям традиций! Фундаментальный моралист.

– Ну что, скептик, еще куда-нибудь заглянем, или достаточно?

– Нинель, ты не обижайся, но у меня привычка отрабатывать все гипотезы, даже самые невероятные.

– Намекаешь, что я заранее договорилась с Оленькой и Светланой Константиновной, как тебя разыграть?

– Почти угадала.

– Ох, Динь, беременным женщинам больше делать нечего, как сочинять истории для чужака, неизвестно зачем пожаловавшего… К тому же не забывай: ты для них мой племянник – ни больше, но и ни меньше…

– Да, на розыгрыш это не тянет… Кстати, Нинель, а как относится строгий летун к зоофилии?

– Искоренил в зачатке… Одна глупышка попробовала с кобелем, так эту псину через сутки обнаружили расчлененной, как для продажи в мясных рядах. А собачий пенис очутился в кастрюле с харчо, сваренным новоявленной сучкой.

– Круто.

– Есть еще вопросы?

– Пока нет.

– Тогда продолжим обход.

– Неплохо бы нанести визит к женщине из первой волны залетов.

– Тогда нам надо к Катерине… Такой мальчонка у нее растет, Ванюша… И главное, Павел, ну, ее муж, кандидат сельскохозяйственных наук, обожает и ребенка, и Катерину… В полном смысле…

Нинель Осиповна грузно поднялась, одернула смятый парашют юбки и закончила опрометчивую фразу:

– Счастливая семья.

С ветки сорвалось перезрелое яблоко и не найдя подходящего гениального темечка, вхолостую просвистело и раскололось о безжалостный гранитный бордюр на две неравные части.

Где-то совсем далеко, у реки, внезапно раздался звук, напоминающий то ли вскрик порванной струны, то ли стык железнодорожных буферов при экстренном торможении.

Глава 10 Забытый шлягер

– Ночь яблоком стучит в окно!

Этой песней встретил нас участок разрекламированной Катерины.

Мужской хриповатый голос повторял и повторял одну строчку – то ли ему нравилось имитировать заезженную виниловую пластинку своей юности, то ли слова не вспоминались.

Оставив напевающего в невидимках, мы вышли к бассейну.

Катерина – обнаженная – плавала на спине.

А двухлетний крошка, сидя на бортике, швырял вниз разноцветные кубики.

– Здравствуй, Ванюша, здравствуй!

Нинель Осиповна погладила мальчонку по вихрам, таким же светлым, как прическа уплывающей в дальний конец бассейна хозяйки.

Поняв намек, я повернулся к бассейну спиной, а лицом к саду.

Давно забытый шлягер зазвучал с новой энергией:

– Ночь яблоком стучит в окно!

Когда-то под эту агрессивно-пессимистическую песнь меня лишила невинности соседка, от которой сбежал муж. Я лежал пластом, боясь притронуться к обвислым, синюшного цвета, вялым грудям с искривленными сосками, я отводил взгляд от густо заросшего лобка. Но, не обращая никакого внимания на мою пассивность и не требуя с глупого неопытного мальца ответной страсти, воняющая жареным луком и детским кремом соседка, даже не предохраняясь и не подмываясь, дважды получила, что хотела. Я потом, тщательно изучив соответствующие сайты, девять месяцев ходил сам не свой, ожидая кошмарного, непоправимого в виде раздувшегося бабского живота… Но не случилось…

– Ночь яблоком стучит в окно!

Я непроизвольно среагировал на приближение Катерины – халат ей не шел, в отличие от плавательного ню.

При резком повороте у меня, там, где кончается живот и начинается пах, возникли судорожные покалывания.

– Извините, я не ждала гостей.

Катерина обняла доцентшу.

– Это кто в кустах горло дерет?

– Да Павел, кто же еще… На больничном – хрипит… Вот я его к ребенку и не подпускаю, заразит еще.

Пользуясь моментом общения подруг, я устроился на топчане для загара – лечь не лег, но присел.

Свербило и тянуло в недрах мошонки.

Так, наверное, начинается проклятая импотенция?

Не хотелось спрашивать ни о беспамятном зачатии, ни о протекании родов, ни о развитии дитяти.

Хотелось вернуться домой, удрать в мансарду к чемоданам, закрыть дверь на хлипкий шпингалет и просто уснуть.

Яйца инициировали протестную, ноющую боль.

Катерина что-то безостановочно излагала Нинели Осиповне про стиль терапевтического плавания и технику оздоровительного ныряния.

Боясь лишний раз потревожить разнывшееся хозяйство, я застыл, как мудак, объятый думой.

Докидав пластиковое разноцветье в бассейн, Ванюша на четвереньках достиг моего лежака.

Надо выдать улыбку.

Надо сообразить добрую сказку.

Надо посюсюкать и поулюлюкать.

Ванюша, цепляясь за край топчана, выпрямился и, не дожидаясь, пока я разорюсь на улыбку и сказку, провел ручонкой над болью.

Самозваный лекарь вернулся к бассейну вразвалочку.

А страждущий мудак обрел прежнюю кондицию.

От боли не осталось и следа.

В благодарность я отправил изображение малолетнего лекаря в Кремль.

Так и не показывающийся муж снова захрипел:

– Ночь яблоком стучит в окно!..

– Тетя! – сказал я, перекрывая шлягер. – Вы забыли про Севу, племянника!

– Извините, заболтались.

Катерина не сдерживала халат, норовивший распахнуться.

– Может, чаю?

– Спасибо. В следующий раз.

Я оставил топчан и, окончательно убедившись в отсутствии рецидива паховых неприятностей, сменил обмен любезностями на прямые вопросы:

– Катерина, вы кто по специальности?

Ученые бабы тают, когда их квалифицируешь.

– Жена.

– Просто жена?

– Да, обожаемая жена любимого мужа.

– Но какой-то факультет вы заканчивали?

– Не успела даже поступить. Павел запал на меня еще в школе. Он у нас практику вел. Так что я навечно по профессии жена.

– И мать, – добавила Нинель Осиповна.

– Можете поздравить, ждем второго.

– Когда успела?

– С месяц.

– От Павла?

Необходимый, но хамский вопрос.

– Павел не возражал.

Ответ хотя и обтекаем, но понятен.

– Так поделитесь свежими воспоминаниями!

– Для чего?

– А Нинель Осиповна тоже готовится к встрече с потусторонним.

Доцентша выразительным кивком подтвердила интерес к специфике несупружеского акта.

– Все было, как и три года тому назад. Быстро, точно и безошибочно.

– Никаких отличий?

– Практически.

– Конечно, вы отца будущего ребенка не помните?

Может, эта расколется, что сексуальная амнезия – выдумка, и она просто не хочет выдавать оплодотворителя, так как запугана до смерти угрозами…

– Не помню! Ни его, извините, члена, ни вступления в непорочную связь, ни окончания акта!

– А вот Светлана Константиновна попробовала заменителя мужа на вкус.

Что ж они все такие непробиваемые?

– Сладкий?

Катерина сконцентрировала мнение о моей этико-воспитательной недостаточности в интонации:

– Соленый!

Довели залетные до крика. Довели.

– Не надо ссориться из-за пустяков.

Тетушка отделила мою настырность от разоткровенничавшегося халатика.

– Я, кажется…

Простив хамство и невоспитанность настырного чужого племянника, отрешенная Катерина, не укрощая взбалмошный халат, продефилировала вдоль бассейна.

– Я, кажется, вспомнила!

– Рост?

– Нет.

– Вес?

– Нет.

– Возраст?

– Нет!

– А что же?

– Я, кажется, помню его запах.

Катерина замерла на кромке бассейна, скинула отработанным движением халат и нырнула.

Нинель Осиповна заговорила с Ванюшей.

Я принялся изучать конфигурацию разноцветных кубиков, обеспокоенных набежавшей волной.

– От него пахло яблоками! – прокричала наяда без высшего образования. – Точно, яблоками!

Глава 11 Санкции небесные

Слежка – пешая и велосипедная – кончилась так же внезапно, как и началась.

Я переключил внимание на разнокрылое племя насекомых.

Предзакатный час активизировал суету на земле, траве, деревьях и воздухе.

Межаллейный переход от недипломированной Катерины к следующей жертве непорочного зачатия – Лидуне Скудаевой, дважды остепененной, – сопровождался жужжанием, стрекотом, гудением, шорохом и прочими фоновыми шумами.

Нинель Осиповна не спешила.

Я же понимал, что не доработал, – ни у экзальтированной Оленьки, ни у капризной Светланы Константиновны, ни, тем более, у ядреной Катерины.

Упустил шанс пообщаться с хрипатым Павлом.

– Нинель, скажи, куда смотрят мужья? Им что, нравится роль святых рогоносцев?

– Они, мой дорогой, поступают совершенно правильно. Для них главное – наука, и они отдаются ей без остатка.

– А жены отдаются кому попало.

– Ну, здесь ты не прав. Думаешь, я не заметила, как тебя Ванюша подлечил?

– Совпадение.

– Нет, Динь, не обольщайся. Ванюша мне однажды купировал желчнопроводной приступ и, пожалуй, эффективнее, чем патентованное лекарство.

– Зачатки способностей экстрасенса?

– Не без этого. Возможно, бессилие супруга компенсируется не только фактом беременности, но и определенным геномом с еще неведомыми человечеству характеристиками.

– Чего мы зациклились на оккультности? А запах яблок, а вкус пота? Все указывает на человеческий фактор!

– С точки зрения психологии…

– Только не грузи терминами.

– С точки зрения психологии Светлана Константиновна и Катерина вполне могли дать ложную информацию, подспудно желая угодить тебе. При этом былые половые отношения с мужьями бессознательно наложились на непорочное зачатие. Да и легче смириться с принудительной беременностью, если представлять неведомого партнера хоть немного человеком.

Доцентша приводила и приводила весомые аргументы, обрекающие меня на долгое блуждание между трех яблонь в поисках того, что нельзя поймать, арестовать, обвинить, посадить, амнистировать или отправить в эмиграцию.

Нинель Осиповна перестала доказывать никчемность проводимых мероприятий по выявлению первичных и вторичных признаков апокрифического явления.

– Динь, я сейчас признаюсь в профессиональной беспомощности.

– Покайся – я не возражаю.

– Не хотела говорить, но…

– Заранее прощаю, даже без эпитимьи.

– Сколько ни бьюсь, никак не могу вспомнить, на кого похож Ванюша.

– На Катерину.

– С матерью понятно. Вот чья в нем игрек-хромосома?

– Кого-то знакомого?

– Видела я раньше подобные черты, видела, но никак не удается их идентифицировать.

– Значит, Нинель, ты не исключаешь участия в непорочном зачатии конкретного человека?

– Если твой сосед похож на рембрандтовского старика, то необязательно шедевр писан с этого соседа.

– Тогда остается предположить, что сосед изменил внешность сознательно, чтобы не удивить сходством, а замести следы.

– С расчетом, что у тебя в памяти отпечатается всемирно известный портрет, а не сосед, которого ты встречал каждый день.

Психолог есть психолог.

– Так в нашем случае провидение косит под человека или человек под провидение?

– Миф возникает при отсутствии рациональной доминанты.

Лекция о мифологизации наивного сознания, архетипах и атавистическом восприятии затягивалась.

Пришлось тронуть кандидата психологических наук за локоть.

– Слушай, а не попросить ли мне у начальства разрешение на десант?

– Ловить дух оплодотворяющий?

– Да нет, просто оставить его без работы… Думаю, рота быстрого реагирования вполне заменит и отца, и сына, и духа.

– Не кощунствуй.

– А что, папаша из-за облаков метнет пару молний, отпрыск организует наводнение, а сакральный невидимка лишит меня памяти?

– Я бы не персонифицировала возможные последствия… Ты и так очень активно вмешиваешься в отлаженный процесс.

– Правильно сказала – отлаженный. Но кем, для чего и как?

Доцентша поскупилась на вразумительный ответ, да и на невразумительный тоже.

А мне захотелось спровоцировать небеса.

– Непорочное зачатие – это самоуспокоительная выдумка!

Я изображал глас вопиющего в садах.

– Это гольная шиза!

Я вытанцовывал что-то дикое.

– Дымовая завеса!

Я камлал без бубна.

– Мыльный пузырь!

Но я напрасно драл глотку и вытаптывал газон.

Небесных санкций не последовало.

А мне так не хватало добротной информации к размышлению.

По крайней мере, хотя бы одно знамение подтвердило, что я имею дело не с людскими помыслами.

Глава 12 Разбитая тарелка

На стене в золоченом багете висел диплом чемпиона по арбалетной стрельбе.

Меня, как нарочно, усадили напротив.

Лидуня – на седьмом месяце беременности – кротко сообщила, что ждет близняшек.

Потом Лидуня с Нинелью Осиповной принялись обсуждать двойное обустройство детской и, не пригласив меня на экскурсию по внутренним покоям, утопали что-то смотреть.

От нечего делать я принялся за изучение диплома.

Доктор физико-математических наук, профессор, заведующий лабораторией агропрогнозирования.

Ох уж эти ученые… Указывать степень, звание и должность в наградном листе за глупейшее соревнование…

Скудаев Иммануил Феоктистович.

Имечко с отчеством – нарочно не придумаешь… А может, это его спортивный псевдоним?.. Для секретности.

Девяносто три из ста.

Вполне приличный результат.

Печать Клуба Веселых Арбалетчиков – двойная генетическая спираль обвивала две параллельные разнонаправленные стрелы.

Неразборчивое размашистое факсимиле председателя.

Судя по почерку, арбалетный глава энергичен и щепетилен.

Дата вручения – прошлогодний июнь.

Когда я переключился с чемпионского диплома на замысловатый график прорастания озимых в зависимости от среднемесячного колебания припочвенных температур (кстати, тоже в золоченой рамочке), вернулась раскрасневшаяся Нинель Осиповна и величавая Лидуня.

От доцентши слабо пахло французским коньяком тридцатилетней выдержки.

Могли бы и плеснуть граммулечку… Профессор, наверное, принимает по стопочке для расширения сосудов… Интересно, доцентша закусывала хотя бы долькой лимона?

Гурманские предположения убила хозяйка, сообщив безапелляционно, что будущих мальчиков назовет Каином и Авелем.

Эти ветхозаветные имена не имели никакого отношения ни к Иммануилу, ни к Феоктисту.

Продолжая изучать график всхода пшеницы, я поинтересовался у Лидуни, на чем основывается ее столь оригинальный выбор.

Лидуня, не повышая тона и не раздражаясь, назвала субъектов, вызывающих у нее жгучее омерзение.

В список попал доктор физико-математических наук, его заместитель, скудаевский сын от первого брака, жена сына и еще не родившиеся близнецы.

Нинель Осиповна не числилась в реестре.

Я переместился к графику налива яблочных плодов сорта «Ева» в зависимости от минеральной подкормки.

Это полотно не удостоилось позолоты: лишь шпон под орех.

Лидуня вдруг принялась обильно цитировать Апокалипсис.

Нинель Осиповна вышла, оставив меня наедине с небесными хлябями, гладом и мором.

Вклинившись между падением звезды и горькими водами, я возжелал не спасения, а лишь уточнения времени акта и места, разумеется, не светопреставления, а всего лишь близнецового зачатия.

Лидуня никак не склонялась к общению.

Оставалось показать себя большим авторитетом в таинстве зачатия.

– Давайте я расскажу, как все было.

– И отворил он уста…

– Стояла темная-претемная ночь…

– Хотите, чтобы я вас зачислила в ряды нераскаявшихся?

– За что?

– Ночь!.. Какая, к дьяволу, ночь!

– Вечер?

– Он взял меня среди бела дня, сразу после полудня.

– В саду?

– Еще скажите – в сугробе.

– Вам виднее.

– Посуду я мыла, посуду, в чем мама родила!

– Бывает и хуже.

– Вас это, милейший, не касается.

– Спасибо, а еще вопрос можно?

– Нельзя. Ему не понравятся ни ваши вопросы, ни мои ответы! Не понравятся!

– Но хоть что-то после него осталось?

– Разбитая тарелка.

Вернувшаяся Нинель Осиповна испортила откровения.

– Посуда бьется на счастье.

Ничего не добавив к несвоевременной сентенции, я подхватил кандидата психологических наук, явно перепробовавшую коньяка.

– Но! Но! Только без рук, мы же в доме уважаемого Иммануила Феоктистовича Скудаева!

Трезвое замечание.

– Динечка, почему ты ничего не понимаешь в постдефлорационной соматике!

– Коньяк-то хоть хороший?

– Изумительный.

Явилась спасительным ангелом Лидуня.

– Такси будет через пять минут.

Я вывел Нинель Осиповну в сад.

С аллеи раздался клаксон подкатившего электромобиля.

Закат репетировал конец света.

Глава 13 Преемник утопленника

Но из калитки нам выйти не удалось.

Навстречу вышагивал добродушный человек, в котором я признал главного доктора садоградского роддома.

– На ловца и зверь бежит, – прошептал я.

– Где зверь?

Доцентша вздыбила подол.

– Я до смерти боюсь мышей.

– Замолкни, – прошептал я. – Укушу.

Страшная угроза подействовала, и доцентша, явно перебравшая коньяка, начала обмякать.

Я едва удержал массивное ученое тело от падения в траву.

Олег Иннокентьевич Расмус тактично сбавил шаг.

– Извините, – обратился я к родильному специалисту. – Не поможете доставить Нинель Осиповну до такси?

– С удовольствием.

– Ребята, я вас люблю, – сказала доцентша. – Всех!

Таксист, завидев захмелевшую пассажирку, бросился открывать заднюю дверцу.

– Только без рук!

Доцентша въехала локтем в солнечное сплетение дока.

– Без рук!

Олег Иннокентьевич сложился пополам.

Запихнув доцентшу в такси, я занялся ведущим перинатологом.

Нинель Осиповна успокоилась.

Шофер занял свое место.

Главный врач очухался.

– Вы тот самый племянник?..

– Почти.

– Навещаете беременных?

– Как и вы.

– Ну, и что скажете о нашем садоградском феномене?

– Пока без комментариев.

– В шахматы играете, молодой человек?

– Иногда.

– Тогда заглядывайте на партеечку.

– Непременно.

– Я вам такой спертый мат организую…

– А можно спросить вас как специалиста…

– По шахматам? – док улыбнулся.

– По зачатиям, – улыбнулся и я.

– Только не о том, кто это все проделывает.

– Да какая разница, кто. Меня больше интересует, как оплодотворитель узнает, кого и когда надобно осеменить, чтобы добиться желаемого результата.

– Сразу видно садоградского новичка.

– Поясните.

– Ну, походите по Кронино и Пнево – и сами поймете сигнальный механизм.

– Док, просветите, ради экономии времени.

– В общем, молодой человек, женщина, у которой созревает яйцеклетка, проделывает кое-какие подготовительные манипуляции.

– Про кое-какие факты я уже слышал.

– Но самое главное – они надевают на себя фату.

– Да, да… Кажется, Оленька упоминала об этом.

– Разумеется, фата позволяет визуально определить женщину, готовую забеременеть.

– Проще простого, док!

– Но и это еще не все.

– Подвенечные трусики?

– Только не прикидывайтесь, молодой человек, циником.

– Не буду.

– В Кронино дамы надевают фату белую, а в Пнево – черную.

– Не понял.

– В Кронино – невесты Бога. В Пнево – невесты Дьявола.

Я потрогал фотоаппарат.

Пусть господин президент и товарищ генерал убедятся в той сверхсложной задаче, которую мне предстояло решить.

– Диня! – закричала доцентша из такси. – Диня, мне плохо!

– Не буду вас больше задерживать.

Олег Иннокентьевич Расмус оборвал речь на самом интересном и поспешил к страждущей Лидуне.

Я кинулся на помощь доцентше.