Текст книги "Лорд (СИ)"

Автор книги: Михаил Баковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Гельмут?

– Да, это я, Господин Аунешэц.

– Заходи, – дал разрешение солдату врач и когда тот оказался в палатке, спросил. – Что случилось?

– Ещё восемь человек вынесли к смертникам. Им вкололи большую дозу морфина, чтобы не кричали.

– Ещё восемь, – повторил за ним врач.

– И ещё я видел штабную машину, на которой приехали два офицера из полиции. Капитан и майор. Они пошли в палатку к господину Гергольцу.

– Что-то ещё?

– Нет.

– Тогда ступай к больным, скоро я подойду.

Когда санитар ушёл, Ганс с тихим вздохом встал из-за стола, натянул халат, потом смочил одеколоном большой кусок ваты и вложил тот в марлевую повязку, которую надел на лицо. Через несколько минут он вошёл в большую палатку, стоящую далеко от лазарета. Рядом с ней стояли ещё две таких же. Территорию вокруг них опоясывали нитки колючей проволоки на деревянных кольях. На проволоке висели несколько фанерных табличек с надписью: «Опасно! Инфекция!».

Оказавшись внутри, он привычно сморщился и инстинктивно задержал дыхание. Это происходило каждый раз после входа сюда, так как в палатке висел кошмарный смрад разлагающейся плоти. Одеколон едва-едва помогал от него. Внутри на кроватях лежали десятки мужчин, накрытых простынями до шеи. Все они были привязаны за руки и за ноги к спинкам, а рты закрыты кляпами, так как они бились в корчах и кричали от жуткой боли, раздирающей их изнутри. Уже второй день они не ели и не пили. Никакие лекарства им не помогали. От мук спасали лошадиные дозы морфина и сильнодействующего снотворного. Увы, ненадолго. Уже через пару часов солдаты вновь начинали биться в агонии и по-звериному выть. Постоянно колоть препараты было нельзя, так как в них нуждались те больные, которых ещё можно было спасти. Исключение делалось тем, кто переносился из двух палаток в палатку смертников. Они мучились так ужасно, что командир госпиталя отдал приказ вводить им смертельную дозу морфина, либо опия.

Ганс подошёл к одному из умирающих, приподнял простынь и посмотрел на тело, изуродованное неизвестной болезнью. Вместо ног были два раздувшихся кожаных бурдюка, сочащихся гноем из множества мелких язв. Сверху по ним тянулись жгуты вен, увеличившихся настолько, что стали толщиной с мизинец. А ещё они были черны, словно в них текла не кровь, а отработанное моторное масло или дёготь. Дальше они расползлись по животу и тянулись к груди. Опыт с первыми умершими показывал, что как только чёрные вены оказывались напротив сердца, то больной умирал спустя несколько часов.

– Господин Аунешэц, вас к себе зовёт господин майор, – в палатку заглянул один из санитаров.

– Иду. Только приведу себя в порядок.

Вернувшись в свою палатку, он снял халат и бросил его в таз с мыльным раствором, туда же следом отправилась шапочка и маска, надушенная вата полетела в помойное ведро. В другом тазу он умылся, тщательно вымыл руки, смочил одеколоном ладони и погладил им лицо и волосы. Но, несмотря на эти меры, когда он зашёл к начальнику госпиталя, тот и двое его гостей сморщили носы.

– Это вы занимаетесь болезнью сто восемьдесят четвёртого разведбатальона? – поинтересовался у него гость с погонами гаупмана, наплевав на субординацию.

– Так точно, господин капитан.

– Вы разобрались, что это за болезнь? Откуда взялась и чем грозит?

– Присаживайся, Ганс, – командир госпиталя указал на свободный стул.

– Благодарю, – поблагодарил он его и воспользовался предложением, после чего посмотрел на гостей. – Господа, говорить о точных данных пока рано, но лично моё мнение – это не болезнь, а отравление.

Капитан с майором переглянулись, словно слова доктора не стали для них откровением.

– Продолжайте.

– Пока бедные солдаты были в сознании, я поговорил с ними и узнал, что такие же симптомы были и у лошадей в батальоне. Тех пристрелили сразу же, посчитав, что это зараза, и она может перейти на здоровых лошадей. Так же пострадали почти все пехотинцы и всего несколько человек из водителей машин с мотоциклами да десяток возниц. Остальные двести шестьдесят семь человек пострадавших передвигались пешком.

– Как они могли отравиться?

Аунешэц пожал плечами.

– Не знаю. Возможно, переходили вброд отравленный ручей или речку. Возможно, мыли ноги, взяв воду из отравленного водоёма, например, колодца. Но если последнее верно, то почему водители и возницы не пострадали? – произнёс он.

– Это могла быть пыль?

– Пыль? – переспросил Ганс и покачал головой. – Пыли надышались бы все солдаты и животные батальона. А мы видим, что кое-кто цел и невредим.

– Если обработать участок дороги отравой, она может поразить ноги через сапоги? Ведь повреждения начались с ног, так?

– Так, – согласился с ним врач. – Потому я и сказал про ручей или мытьё ног ядовитой водой. Правда, руки тоже должны были пострадать, хм. Что же до дороги, то это должна быть очень сильная отрава. Такая, что её пары скорее попадут в организм через лёгкие, чем сквозь сапоги и портянки доберутся до кожи. Да и пыль была бы ядовита настолько, что разъела бы глаза, носоглотку и сделала бы с лицом то же, что сейчас происходит с ногами.

– А вы видели или слышали о чём-то похожем?

– В Африке я видел больную, страдающую от слоновьей ноги. Это заболевание слегка напоминает то, что происходило с солдатами в первый день, когда ноги стали опухать и отекать. Но слоновья нога не может развиваться настолько быстро и она не гниёт. Больше с подобным я не сталкивался нигде и не слышал ни о чём похожем. А что вы думаете, господа? Есть у несчастных солдат хоть какой-то шанс? Я не о своих больных, а про тех, кто может стать новыми жертвами отравления.

– Мы считаем, что русские варвары применили против нас химическое оружие. Мы нашли участок дороги, где нет ничего живого. Даже насекомые, мыши и птицы на нём и рядом с ним превратились в гниль. То же самое произошло с травой. Но отрава быстроразлагающаяся, так как с колонной пленных, которую позже прогнали там, ничего не случилось, – ответил майор.

– Нам нужны доказательства. В первую очередь ваши показания и экспертиза. Весь мир должен узнать, что коммунисты сражаются методами, которые запрещены всеми цивилизованными странами. Это развяжет нам руки в войне с варварами, – добавил вслед за ним капитан.

– Всё, что в моих силах, господа, – чуть склонил голову Ганс. – Варвары, которые не чтят ни одного кодекса, должны понести заслуженную кару, какая бы она ужасная не была.

Глава 10

Первым созрело, если так можно сказать, продуктовое древо. Оно оказалось высотой около четырёх метров с широкой густой зонтичной кроной и толстым стволом с гладкой светло-зелёной корой. Ветви были усыпаны мелкими вытянутыми, как у ивы листьями и продолговатыми плодами с прочной твёрдой скорлупой двух цветов: коричневого с красноватым отливом и желтовато-белого. Размером каждый плод был в два моих кулака.

– Это можно есть? А оно вкусно? – поинтересовалась у меня Маша.

– Не знаю, сам впервые вижу их, – признался я. – Нужно пробовать.

Плоды со светлой скорлупой были полны мелких-премелких зёрнышек белоснежного цвета. Каждое было чуть-чуть крупнее пшена и очень мягкое. На пробу я забросил в рот щепоть и медленно разжевал.

– Как оно? – спросил меня старик. – Вкусно али вроде липовой каши, которую только с великой голодухи в рот потащишь?

– Очень похоже на пресные лепешки, – ответил я. – Буквально один в один.

Прохор взял немного зёрен и положил в рот, после чего неторопливо стал жевать.

– Хм, а ты прав. Почитай, что хлеб обычный, только без соли и сахара, да и дрожжец бы подкинуть не мешало. Интересно, а замесить из них нормальный хлеб можно?

Я пожал плечами и повторил свою недавнюю фразу, сказанную девушке:

– Нужно пробовать.

Следующим взял плод с коричневой скорлупой, который был раза в два тяжелее хлебного. Под его скорлупой прятались крупные дольки в прочной, но тонкой белой плёнке, похожей на выделанную кишку, используемую для изготовления колбасы. Очистив от неё одну дольку, я стал её внимательно разглядывать и обнюхивать. Цветом, запахом и на ощупь долька походила на мясо, завяленное магическим способом. Маги из куска говядины или конины, где нет жира, удаляют воду. После этого мясо может храниться годами в сухом месте. Такой вяленный продукт среди легионеров иногда называют языком мумии.

«И на вкус точно такое», – подумал я, когда отрезал часть дольки и сунул в рот. – Сухое мясо, без специй и соли. У нас такое маги делают для солдат.

Прохор после этих слов отрезал от начатой дольки маленький кусочек и последовал моему примеру.

– Ну да, точно, вяленое мясо, – кивнул он. – Такое не с моими десятью зубами грызть.

Глядя на нас, и Маша попробовала немножко каждого плода.

– Киррлис, а сколько урожая можно с него снять? – спросил у меня Прохор. – Это всё, что сейчас на нём висит или созреют ещё?

– Ещё будут. Это первый урожай, второй через неделю и так каждую седмицу. Количество плодов рассчитано на десять человек или зверей примерно с человека.

– Ого… – только и смог произнести тот, когда услышал мои слова.

– Каждую неделю станет плодоносить? – не поверила мне девушка.

– Сама скоро увидишь. Кстати, что-то Тишина не видно. Неделя уже прошла, а он не торопится в гости.

– Так ты ж всю округу своими черепами перекрыл. Мож, они его не пускают? – предположил Прохор.

– Заклинание его пропустит, я разрешил.

– У нас ты кровь брал для этого. А когда у него успел?

– Я нашёл его волос в телеге. Этого вполне хватило, – пояснил я.

– Понятненько. Так, мож, скататься к нему, а?

Я ненадолго задумался, потом сказал:

– Дня через два, пока хочу сделать несколько амулетов для нас.

Впрочем, ехать никуда нам не пришлось. Как раз через два дня Тишин сам пришёл к нам в гости.

– Немцы приезжали. Назначили старосту деревни, привезли откуда-то трёх полицейских и ещё двоих назначили из наших. Чужаки из пшеков и, кажется, уголовники. Творят такое, что их скоро вечером на вилы поднимут или топором приголубят. Даром, что каждый вечер пьяные в лоскуты, – рассказал он нам.

– Тебе они неприятностей могут доставить? – я вопросительно посмотрел на него.

– Пока не трогают, даже к себе зовут. Знают, что я из бывших и вот это, – он поднял культю, – мне комиссарская шашка оставила.

– Хех, так и знал, что ты офицер, – хлопнул себя ладонями по коленям старик.

– Прапорщик. Это, считай, и не офицер почти. Хотя ротой покомандовать мне пришлось, когда всех выбило.

– А как же тебя в учителя поставили-то с таким-то аттестатом, мил человек? – с прищуром посмотрел на него Прохор.

– Брат поручился. Он из тех большевиков, которые революцию начинали. В Петрограде с Лениным лично разговаривал, – с хмурым выражением на лице ответил Тишин. – От лагерей он тоже меня отмазал. Ради этого пришлось кое-что написать.

– Донос?

– Да, – почти крикнул однорукий и зло посмотрел на вопрошавшего.

– Тише, тише, – утихомирил я его. – Старейшина, ты тоже заканчивай душу человеку рвать. Что было – то было. Сейчас другое время и ситуация.

– В деревне не знают, что у тебя брат коммунист? – спросила гостя девушка.

– Не знают, иначе бы в полицию не звали.

– Наверное, это хорошо, – слабо улыбнулась она и резко сменила тему. – А вы видели, как дуб изменился?

– Обратил внимание. Не видел бы его сам, когда сюда с вами пришёл, то не поверил бы, что он ещё неделю назад был пень пнём.

– А ещё у нас есть колбасное и хлебное дерево, – похвасталась она. – Волшебное.

– Цыц, – прикрикнул, было, на неё старик, но та даже глазом не повела в его сторону. – Вот же балаболка-то, прости господи.

– Угостишь? – усмехнулся Тишин.

– Конечно. Я сварила из плодов кашу. Получилось очень вкусно, сейчас принесу, – и она унеслась под навес, который был в лагере кухней и столовой.

– Значит, ты нашёл свою Силу, – не спросил, а утверждающе произнёс Тишин и посмотрел на меня.

– Нашёл. И догадываюсь о том, о чём ты сейчас промолчал. Руку я тебе верну, но напомнишь мне про неё не раньше, чем через три недели. Это если всё будет идти так, как я предполагаю. Возникнут форс-мажоры – придётся отложить лечение.

– Да я подожду сколько нужно. Столько лет ждал, – вздохнул он. – Да, чуть не забыл кое-что. Немцы ищут красноармейцев, которые перевозят какие-то бочки или баллоны. Или прячут их. Пообещали крупную премию и медаль тому, кто поможет их найти. И ещё пообещали всю деревню расстрелять, если кто-то в ней попытается скрыть эти сведения и поможет солдатам с бочками. Это я к тому веду, что могут или те, или другие к вам на огонёк заглянуть.

– Пусть ищут, – махнул я рукой. – Сюда никто не доберётся.

Тут подоспела Маша с тарелкой, полной каши. Её даже не пришлось греть, так как на котелок я наложил руны, чтобы пища в нём всегда была горячей. Правда, их приходилось обновлять по два-три раза на дню, но занимает это пять минут. Перед уходом из лагеря, Тишин получил список от Маши с тем, что нужно найти. В основном специи, соль, растительное масло и кое-какие мелочи лично для неё. Прохор ради этого расщедрился и выдал гостю две золотые монеты, которые назвал царскими червонцами.

*****

Если продуктовое древо выросло за несколько дней, то древо с феями «обещало» вызреть только через пару недель. А древо трансфигурации и вовсе почти через два месяца. То есть, глубокой осенью.

– Так может, есть способ как-то ускорить рост-то? – спросил меня Прохор. – Мож, немчуру пустить на компост, а, Киррлис?

В ответ я сильно поморщился. После последнего чёрного ритуала жертвоприношение у меня вызывало инстинктивное отторжение, почти тошноту. Это страшно, когда сознаёшь, что от возможности потерять себя, стать кем-то ужасным тебя отделял небольшой шажок.

– Дядька Прохор, что ты к нему пристал? – пришла мне на выручку девушка. – Не видишь, что он не хочет никого, – тут она запнулась, видимо, подыскивая сравнение, но ничего в голову не пришло, и она использовала то, что озвучил старик, – пускать на компост. В конце концов, это бесчеловечно и неправильно. Их должен судить наш суд за преступления. Можно ещё их просто убить. Но не мучить!

– Ишь, как заговорила, – тяжёлым взглядом посмотрел на неё Прохор. – А про Кольку ты уже забыла?

Та под этим взглядом съёжилась, побледнела и опустила глаза в землю.

– Его полицейские убили. Наши же люди, советские… предатели, – буркнула она. – Они вдвойне хуже немцев… нет, больше – стократно.

– Все они одним миром мазаны, девочка, – отмяк Прохор и тяжело вздохнул. – Если господа позволяют своим холуям такое вытворять, то сами горазды на ещё большее. И не приведи господь тебе с этим столкнуться лично.

На несколько минут разговор затих. Чуть позже старик поинтересовался у меня.

– Киррлис, а ты скажи мне, когда режешь их, то что чувствуешь?

– Почти ничего, я привык.

– П… привы-ык?! – поперхнулась воздухом Маша и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых плескалось удивление, неверие, опаска, шок и почему-то стыд.

– Привык, – повторил я. – В академии дюжины две преступников принёс в жертву. Хм, или больше?

– Ни***я себе академия, прости господи, – пробормотал Прохор.

– Ты не шутишь? – жалобно спросила меня девушка.

– Зачем мне шутить? – удивился я на такую реакцию. – Вы чего глядите, словно тролля в брачный период увидели?

– Да так… непривычно такое слышать. У нас-то всё лягушек да мышей режут и то не во всех академиях, – ответил мне старик. – А у вас людей пластуют. Ну, хоть преступников, а не первых попавшихся. За дело хоть, или первых попавшихся, посаженных по доносу соседа?

– Их к казни приговаривают. Кого-то казнят в самом деле, других отдают магам или в магические учебные заведения, где требуются жертвы или живые пособия для отработки заклинаний, проверки зелий и амулетов. Вам их, что ли жалко?

– Ну, люди же, – тихо сказала Маша. – Что бы они ни натворили, но пытать и мучить… нет, я не могу этого понять.

– Не нужно их жалеть, Мария. Те, кого приговорили к казни и отдали магам, не достойны даже капли жалости. Это звери и демоны в человеческом теле. Детоубийцы, убийцы матерей и отцов, людоеды, сектанты, приносящие младенцев в жертву демонам и так далее. Каждого из них палач ломает и жжёт калёным железом несколько часов, а потом оставляет умирать в клетке или на колесе, других сажают на кол или медленно варят в масле, не давая захлебнуться или быстро умереть от боли. Это те, кто не попал к магам. Так что, что на эшафоте, что в академии, но они просто так не умирают. Иногда в руках магов не так долго страдают или быстро сходят с ума, что для них великое благо.

– Ну и страсти ты рассказываешь. У нас такое только в средние века с людьми творили, – произнёс Прохор. – Когда считали, что Земля плоская и где-то на облаках живёт господь с ангелами.

– А сейчас что делают с преступниками? – поинтересовался я и прищурился. – Только не говори, старейшина, что у вас преступников не стало. В это ни за что не поверю. Как и в то, что вы всех прощаете и не наказываете.

– Да бог с тобой, Киррлис, куда же эта плесень исчезнет? – хмыкнул тот. – Полно тех, кто считает, что законы ему не писаны. Ну, и государство порой само назначает таких козлов отпущения, чтобы всё стадо держать в строгости.

– Дядька Прохор! – возмущенно воскликнула девушка, чем-то задетая словами родича.

– Ой, Машка, да разве это не так? Вон ентот учитель из бывших сам признался, что написал на кого-то донос, чтобы себя выгородить. И как этот случай не считать, что неизвестного человека сделали крайним и отправили лес валить ни за что?

– Значит, было за что, – сказала та. – Невиновных не сажают. На тебя тоже писали доносы, помнишь? Но отпустили же после разбирательства, а доносчиков самих посадили в прошлом году.

– Как не помнить, – вздохнул старик. – Такое не скоро забудешь.

– Вы мне про своих преступников расскажите. А своё былое потом вспомните, – напомнил я этой парочке о поднятой теме.

– В лагеря их отправляют. На каторгу, в смысле. Знаешь, что это? Ну, там лес валить, камни ломать, ещё чем-то тяжёлым и опасным заниматься.

– Знаю про каторгу. Примерно тем же и в моём мире преступники занимаются, кого на эшафот не отправили, – я кивнул.

– А кого-то расстреливают, кто совершил особо тяжёлые грехи. Пулю в затылок пускают или к стенке ставят, после чего из пулемёта – тра-та-та, – старик поднял на уровень груди кулаки и несколько раз ими мелко встряхнул, вероятно, изображая тот самый пулемёт. – Быстро и почти без боли. Но чтобы пытать кого-то, мучить просто так или опыты ставить – о таком не слышал. Ежели только перед судом косточки поломают да ливер отобьют, чтобы признания получить.

– Миры разные, а стражники одинаковые, – хмыкнул я, вспомнив о том, как работают в имперской СБ. Лично не видел и не участвовал, но историй наслушался столько, что на пересказ пара дней уйдёт.

– Стражники – они такие, – развёл руками Прохор и сменил тему. – Так что теперича, немчуру резать не станешь?

Я скривился, как совсем недавно.

– Стану, – ответил я ему. – Без энергии ни то, ни другое древо быстро не вырастет. Не хочется, но надо

Услышав мой ответ, Прохор расплылся в злой и довольной улыбке.

– Но сначала нужно закончить работу с новым черепом-амулетом, чтобы закрыть подступы к Источнику с ещё одной точки. Так будет надёжнее, – закончил я этот разговор.

Глава 11

Решив последовать звериному инстинкту: не гадить там, где живёшь, я со своими помощниками отъехал от лагеря далеко на восток. Практически под самый Витебск. Может и зря такие сложности, учитывая, что на немцев нападают повсеместно группы окруженцев и партизан из местных партийцев и комсомольцев. Но меня так учили наставники по боевой подготовке. Амулеты амулетами, но кому нужны ловчие или карательные отряды, что могут наводнить леса после моих шалостей? Нет, конечно, немцы могут и наплевать на потерю пары-тройки простых солдат, но вдруг под мой удар попадут важные командиры? Или мне прикажете выбирать подходящих жертв, перебирать оккупантов, как рыбу в улове рыбака?

И вот мы устроились в нескольких километрах от главной дороги, по которой постоянно снуют огромные массы техники и живой силы агрессора. Честно скажу – до этого не мог представить, что армия может быть настолько большой! Тут же за день прошло и проехало тысяч пятнадцать человек. И это лишь малая часть войск, по словам Прохора. В этом мире военное искусство и транспорт настолько развились, что наступление и захват идёт не несколькими колоннами по главным дорогам, а по всей границе, словно волна, что накатывает на берег. В первом случае ещё можно было затаиться – как я подумывал изначально – в лесах и мелких деревушках, куда вряд ли бы сунулись захватчики. Маша рассказала, что так воевали в некую Отечественную войну больше ста лет назад и для главных сражений выбирались удобные участки, а не как сейчас – где столкнулись армии, там и пошла мясорубка. Даже если это никому ненужная и неудобная высотка, берег реки, овраг и прочее.

Да, хочу уточнить, что несколько километров от главной дороги – это кусты у просёлочной дороги, протянувшейся вдоль опушки. Просто по статистике в этом месте должны проезжать либо немцы, либо их прихвостни. Лично для меня и те, и другие вполне подходили в качестве жертв. Последние были бы даже удобнее, так как вряд ли их станут искать и мстить за них захватчики не должны. Такой швали хватает во все времена и во всех мирах.

«А ведь не столкнись я с представителями Германии из числа садистов и палачей, а с кем-то из благородного сословия и найди с ними общий язык, то вполне мог сейчас ехать в одной из машин, чей рокот моторов доносится с далёкой дороги досюда», – мелькнула у меня в голове несвоевременная мысль. – Может быть, потом я понял бы, с кем меня свела судьба и пересмотрел бы своё отношение в вопросе выбора союзника. Но к тому времени с моей помощью немцы сумели бы нанести ещё больший урон СССР. То же проклятое пшено или вода, рассеянные с самолётов над позициями обороняющихся в особо трудных опорных точках, дали бы огромное преимущество немецким войскам».

– Студент, глядь-ка туды, – отвлёк меня от дум старик.

– Я же просил так меня не звать, – сердито посмотрел я на спутника.

– Запамятовал, извини, Киррлис, – развёл тот руками. – Вот вомстилась мне в голову мысль про студента и всё тут! Хоть кол на ней теши, а не выбить её никак. Само с языка слетает.

Я вздохнул и не стал продолжать тему, вместо этого повернул голову в сторону, куда указывал собеседник. А там всё было очень интересно. По дороге шли трое немцев, из них один был командиром, о чём сообщала фуражка и общий вид, лоск которого был виден издалека и заметно контрастировал с обликом простых солдат.

– Непростые солдатики-то, – произнёс Прохор. – Глянь, как зыркают по сторонам. И винтовочки держат на плече так, чтобы их махом сдёрнуть и пальнуть. Киррлис, тебе трёх хватит или подождём отрядец покрупнее?

– Вполне, – ответил я старику.

Для этой вылазки я подготовился отлично. Сделал несколько слабых амулетов и приготовил подходящие заклинания. Как раз один из амулетов, отвечающий за маскировку, я активировал, когда до врагов осталось полторы сотни шагов.

«М-да, за такую поделку профессор И’Ирташ мне бы никогда не поставил зачёт и назначил седмицу тяжёлых и грязных работ. Ни тебе упорядочивания мано-связей, ни сокрытия магического фона – для любого мало-мальски одарённого амулеты сияют, как маяк в ночи. Ни защиты от паразитного оттока энергии. Даже для одноразовой безделушки качество изготовления низкопробное, – с грустью подумал я. – Профессор обязательно бы сказал, что столетняя бабка из глухой деревни справилась бы в десять раз лучше, чем я – студент имперской академии».

Увы, но мне нужно было выбирать из двух вариантов: быстро, много и плохо, либо хорошо, мало и медленно. В магическом мире я бы выбрал второе, так как засветка или слабое воздействие чар на цель могло стоить мне жизни. Но на Земле такой риск был допустим. Хотя и не скажу, что я был рад, что могу допускать такие грубые ошибки и упрощения. В душе драконы грызли от такого халатного отношения к своей работе.

Следующий амулет я активировал, когда враги поравнялись с местом нашей засады. Они внимательно посмотрели в кусты, где я со своими спутниками удобно устроился на пеньках, и повели взглядом далее, не заметив ничего опасного и подозрительного для себя. Вот в этот момент я и использовал второй амулет одновременно с применением заклинания ментального оглушения. Чары били по площади, и троица врагов точно попала под них, а волшебная безделушка усиливала использование любого заклинания. После удара волшбы немцы остановились и через пару ударов сердца упали на дорогу.

– Вперёд! Мария, ты сидишь здесь и смотришь по сторонам, чтобы подать сигнал в случае тревоги, – скомандовал я.

Вдвоём с Прохором мы быстро скрутили по рукам и ногам пленников, забрали их оружие и ранцы, сняли ремни и сапоги. После чего утащили их сначала с дороги в заросли, а затем доволокли до телеги. Теперь нам с ними предстоял долгий путь назад к Источнику. Там для немцев он – как географический, так и жизненный, закончится.

Пленники пришли в себя примерно через двадцать минут после применения мной заклинания. Несколько минут лежали неподвижно, демонстрируя, якобы, что пребывают в бессознательном состоянии. Потом один из них принялся мычать и дёргаться, привлекая к себе внимание. Когда понял, что нам всё равно до его действий, он попытался бить ногами по борту телеги, но лишь отбил себе голые пятки.

– Не балуй, немчура, – прикрикнул на него Прохор и замахнулся винтовкой. Но тот ещё больше стал извиваться, не обратив внимания на угрозу. – Экий непонятливый, иэх! – и приложил его прикладом по голове.

Вот только стоило первому затихнуть, как задёргались и замычали два его товарища.

– Да что с вами будешь делать-то, – нахмурился старик и опять взялся за винтовку.

– Тише, старейшина, не проломи им голову, – произнёс я.

– Да я со всей аккуратностью, Киррлис.

Но применять ему оружие не пришлось – пленные затихли и даже почти замолчали. Лишь офицер что-то пытался сказать, но сквозь толстый кляп у него получалось издать лишь невнятное тихое мычание.

– Грозится, видать. Как же – его грозного афицерку, как поросёнка скрутили и везут на живодёрню, – зло ухмыльнулся Прохор, глядя немцу в лицо. – У-у, сучий выкормыш, я бы тебя голым задом в муравейник посадил или на болоте к колу привязал да дермецом намазал на радость мошкаре.

И тут я заметил кое-что интересное и странное: судя по внимательному взгляду пленников, им понятна была речь моего попутчика.

– Да можно одного и привязать, старейшина, мне и двух хватит, – сказал я и посмотрел на немцев. Есть! Опять полное понимание моих слов, тревога и злость. – Можешь любого выбрать.

– Офицеришку, – тут же сделал выбор старик. – Ох, он у меня покормит муравьев, гнида иноземная.

Офицер что-то коротко промычал и затих, после чего пристально посмотрел на меня.

– Тогда ищи муравейник.

– Что, прям здесь его оставим? – удивился Прохор. – А ну как его найдут свои же? Тут же до дороги почитай всего ничего.

– А я сделаю так, что его никто не увидит.

– Ну, ежели так, то сгодится, – и посмотрел на пленного таким кровожадным взглядом, что того передёрнуло. Он вновь попытался что-то сказать, но был нами проигнорирован.

Знание языка своих врагов выдавало в пленниках не простых воинов. Если ещё и третий такой же полиглот, то нам в руки попали крайне интересные персонажи. Возможно, будет полезным их расспросить перед тем, как отправить под жертвенный нож. Эх! Жаль, что без искреннего желания нельзя никого заставить дать клятву вечного служения на крови, а то бы из этой троицы я мог получить отличных разведчиков, воинов и источники информации про дела и замыслы врагов. А потом и в Очаг отправить для перерождения в кого-то более полезного, чем обычные неодарённые люди.

«А ещё можно вместо жертвоприношения для выделения энергии использовать его для изучения языков. Вдруг, немец выучил их больше двух, и я смогу всё это получить?», – промелькнула в моей голове мысль.

Уже через каких-то десять минут после этого разговора Прохор нашёл подходящий муравейник. Это было огромное гнездо лесных работяг: высотой мне почти по пояс и шириной у основания почти в размах моих рук. По холмику ползали крупные муравьи с чёрным брюшком и рыже-бурыми головками и грудью.

Оба пленника, пребывавшие в сознании, сильно заволновались и вновь стали ерзать и пытаться что-то сказать. Тем самым окончательно убедили меня в том, что мне в руки попали не рядовые – я не про звание – представители немецкой армии. Ах да, ещё хочу отметить, что девушка всё время вела себя очень тихо. В разговор не вмешивалась, только внимательно слушала и смотрела по сторонам. И такое её поведение мне нравилось. Вот бы всегда она так себя вела и не спорила по пустякам по сто раз на дню. Особенно часто словесные перепалки происходили между ней и её родичем.

– Прохор, скидывай своего с телеги. И кляп вынь, вдруг, помолиться своим богам пожелает перед смертью. Или нам что-то сказать полезное, – произнёс я.

– Да откуда немчуре по-нашенски разговаривать, – удивился он, но моё указание выполнил. Стоило кляпу покинуть рот пленника, как тот смачно сплюнул, обвёл взглядом нас и хрипло заорал:

– Да вы совсем…

Половину слов я не понял, а те, которые мне достались от погибшего лётчика, я опознал, как ругательства.

– Эк по-нашенски лается-то! – присвистнул Прохор. – Не простой, видать, немец. Шпион!

– Я командир особой группы с заданием командования Красной Армии, а не шпион! – прервал потом брани пленник. – Немедленно освободить меня и моих бойцов. Я приказываю!

– Приказывать своей жене на кухне станешь, – отрезал Прохор. – Документы где, что ты из нашей армии? Сказать можно что угодно.

– Я на задании, какие могут быть документы? – возмутился пленник.

– Тогда называй своё звание, имя-фамилию, цель. Сколько вас тут таких с заданием бродит в немецкой форме рядом с дорогой, где немцев – что мух на коровьей лепёшке, – сказал старик.

– А письмо от Будённого тебе не нужно, старче?

– Давай и письмишко, – кивнул мой спутник с самым серьёзным видом.

– Немедленно освободите меня и моих людей! – вновь повысил голос связанный, а потом добавил уже более спокойно. – Вы же советские люди, а мешаете нам сражаться с фашистами!

– Что думаешь, Киррлис? – старик глянул на меня.

– Мне кажется, что он правду говорит, – впервые за всё время открыла рот девушка. – Можно ещё второму рот развязать и третьему. И если они тоже на русском разговаривают, то точно наши, – логика в её словах кое-какая имелась.

– Ты помнишь, кто Кольку убил, на каком языке они болтали? – исподлобья посмотрел на неё Прохор. – И вообще, Машка, не влезай в серьёзный разговор, я ж не тебя спрашивал.