Текст книги "Граф Ад'берт (СИ)"

Автор книги: Михаил Ладыгин

Торн достал из сундука еще один аграф и несколько перстней. Аграф выглядел очень большим, простым и строгим: черный обсидиан в серебряной оправе. Сундук хранил еще несколько странных, на взгляд рыцаря, вещей. В нем находились три жезла: золотой с крупной жемчужиной, резной деревянный и серебряный, с собачьей головой из обсидиана. Рядом лежали золотые пяльцы с серебряными спицами, плетеный кольчужный шлем из неведомого белого сплава и удивительной красоты кинжал в ножнах, украшенных миниатюрами рыцарских поединков.

На дне сундука покоились две цепи: серебряная с бериллами и тяжелая цепь неизвестного золотистого металла с подвешенными на ней пластинами в виде трех языков пламени.

Внимательно рассмотрев все предметы, вдоволь подивившись мастерству изготовивших их умельцев, Торн аккуратно сложил сокровища обратно в сундук. Затем он запер его и уже собирался покинуть кабинет, когда заметил сидящего рядом кота.

– Что это? – спросил рыцарь, указывая на сундук.

– Это ваша власть, – безразлично проворчал кот.

– Мне не слишком понятно такое разъяснение, – пожал плечами Торн. – Неужели же мне предстоит каждый день разгадывать очередную загадку?

– Такова судьба властителей Берта, – фыркнул кот. – Однако тут перед вами не тайна, а история этих земель. В свое время, собрав в графстве всех нелюдей, Берт Ад’Берт лишил их королей власти, отобрав все знаки королевского достоинства. Формально, обладая этими регалиями, граф Ад’Берт оказывается королем и гномов, и эльфов, и гоблинов, и сильфов, и корриганов, и даже драконов.

– Здесь хранятся регалии королевской власти дуэргаров?

– Ну, конечно, – лениво отозвался кот.

– Теперь мне понятно, почему темным эльфам заказан вход в кабинет, – задумчиво произнес рыцарь, а потом скептически усмехнулся. – Неужели эти побрякушки делают меня повелителем дуэргаров или драконов?

– Разумеется, нет! – вновь презрительно фыркнул кот. – Ни драконы, ни темные эльфы, ни даже бекке никогда не признают своим королем человека. Но без этих, как вы выразились, «побрякушек» они не могут иметь собственных королей или основать собственное государство.

– Сомневаюсь, что этот сундук укрепляет мою власть над нелюдью. Скорее, он является самым верным способом поддерживать их постоянную ненависть к властителям этих земель, – печально заключил Торн.

На последнее замечание кот никак не ответил. Он закрыл глаза, притворяясь спящим. Рыцарь погладил шерстку кота, а потом поднялся в библиотеку, где погрузился в истории о жизни нелюди.

Глава 5. Трон и арфа

Кот оказался прав. Появление в замке дуэргаров сделало Торна полноправным графом Ад’Берт. Уже через день к нему явились депутации гномов и эльфов, причем перед проездной башней они появились одновременно, тут же затеяв спор о том, кому принадлежит право первым предстать перед очами властителя замка. Пока они препирались, рыцарь, расхаживая по парадному залу донжона, решал ту же задачу. Наконец, он принял решение принять обе делегации одновременно.

Гостей пригласили в зал, где в кресле с высокой спинкой, напоминавшем трон, восседал повелитель Ад’Берт. На сей раз дуэргары изменили своим правилам: двое из них, не скрываясь, встали чуть позади кресла. Торжественность обстановки посмел нарушить только кот, вскочивший графу на колени и оглашающий гулкую пустоту огромного помещения громким утробным урчанием.

Торн, не без любопытства, наблюдал, как в донжон двумя параллельными колоннами вошли процессии гномов и эльфов. Высокие, стройные эльфы в зеленых камзолах с серебряными пуговицами представляли собой разительный контраст с приземистыми широкоплечими гномами, одетыми в чистые, но скромные кожаные куртки, больше похожие на рабочую одежду кузнецов. Контраст усиливался головными уборами. Остроконечные колпаки гномов с подвязанными к ним бубенчиками выглядели комично рядом с украшенными разноцветными перьями беретами эльфов.

Предводителям обеих колонн стоило немалых усилий, чтобы сохранить церемонный шаг: каждый из них стремился достичь графа первым, но не решался суетой нарушить торжественность приема. Кота же совершенно не заботил протокол: он широко зевнул, потянулся и свернулся клубком, тесно прижавшись к животу Торна. Наконец, обе процессии остановились в нескольких шагах от графа.

В зале повисла напряженная тишина. Даже кот, словно решив еще больше смутить депутатов, прекратил свою песнь и прикрыл морду хвостом. Рыцарь ощущал неловкость, охватившую стоящих перед ним посетителей, но памятуя о приеме, оказанном ему самому, ничего не предпринимал для изменения гнетущей атмосферы. Первым нарушил молчание предводитель гномов. Опустившись на колени, он виновато поклонился.

– Властитель Ад’Берт посетил свои владения, а мои сородичи не оказали ему надлежащих почестей. Чем могу я, старый Бура, загладить вину моего народа? Не желает ли повелитель получить меч, равного которому не имел ни один рыцарь?

Из-под колпака старейшины лукаво блеснули маленькие глазки. Гном щелкнул пальцами, и перед креслом положили меч в богато украшенных ножнах. Граф почувствовал, как в нем закипает гнев. Вспомнив, что в кошеле, висевшем на его поясе, имеется несколько прекрасных драгоценных камней, он достал самый крупный из них и увидел, как загорелись алчностью глаза Буры. Медленно протянув камень к лицу старого гнома, Торн спросил, едва сдерживая ярость:

– Скажи мне, достопочтенный старейшина, если я подарю тебе этот рубин, позволишь ли ты мне подергать тебя за бороду?

Бура в ужасе отшатнулся от рыцаря. В толпе гномов послышался ропот. А властитель Берта молчал, холодно глядя на замешательство горного народа. Но тут рядом с Бурой появился сгорбленный старик в кожаном фартуке.

– Я, Фона, старейшина кузнецов, приношу вам, граф, извинения. Мне стыдно за моих сородичей. Мы, гномы, умелые мастера, опытные рудокопы, но у нас скверные характеры и дурные манеры. Сейчас вы преподали нам хороший урок. Честь дороже золота или драгоценных камней. Никто, кроме моей жены или правнуков, не посмеет дернуть меня за бороду безнаказанно. Мы пришли, чтобы принести вам клятву верности, но первыми же словами нанесли новую обиду… Простите нас!

– Мне не за что прощать вас, – тихо заметил рыцарь. – Вы живете здесь тысячи лет, а я взял под свою руку графство совсем недавно. Но я – Ад’Берт, а не городской ростовщик. Мне нет дела до ваших богатств. Разве я обложил вас данью или обременил заказами для своего замка? Что делаете вы здесь? Зачем сюда явились?

Пока Торн говорил, Фона скрылся за спинами других гномов, поэтому отвечать пришлось Буре.

– Мы пришли сюда, чтобы признать вашу власть над этими землями, – откашлявшись, пробурчал он. – Фона прав. Мы не умеем вести переговоры и не любим извиняться.

Бура явно истратил на это признание последние силы. В зале вновь воцарилась напряженная тишина. Тогда из рядов эльфов вышла вперед красивая молодая женщина. Сверкнув зелеными глазами, она лукаво улыбнулась властителю замка и певучим голосом произнесла:

– Вы нагнали на нас страху, граф. Мой супруг, благородный Ариэль, сейчас наверняка продумывает очередной вариант речи, которая смогла бы тронуть ваше сердце. Однако боюсь, что прежде чем он сочинит последний аргумент, с полей не только успеют сойти снега, но, пожалуй, созреет и первый урожай, – тут она непринужденно рассмеялась. – Вы позволите мне объяснить цель нашего визита в простых, безыскусных словах?

– Конечно, леди! – Торн почувствовал, что краснеет. – Однако негоже даме стоять перед сидящим рыцарем.

Едва он произнес эти слова, как рядом с ним оказалось еще одно кресло, на которое села представительница эльфов.

– Благодарю вас, граф. Учтивость красит и рыцарей, и властителей. Вернемся к главному. Почему мы здесь? Не знаю, что заставило явиться в ваш замок гномов (об этом вправе говорить лишь они сами), а мы, эльфы, видели на нашем веку немало людей, объявляющих себя графами Ад’Берт. Они облагали нас данью, выклянчивали подарки, требовали поклонения себе. Они пытались натравить эльфов на гномов, а гномов на гоблинов. Где они теперь? Я не знаю. Почему мы здесь? Потому что ожил старый бук на берегу Ильма. Это означает, что пришел подлинный граф Ад’Берт, а не очередной самозванный претендент на его титул. У любого властителя немало прав, но еще больше у него обязанностей. Я не один раз посещала этот зал, но ни разу не видела здесь того, кто в облике кота лежит на ваших коленях. Это убеждает меня в том, что мы не ошиблись. Вы прошли испытания, вы заслужили право зваться графом Ад’Берт. А это, в свою очередь, означает, что мы обязаны признать ваши права и вашу власть. Вот поэтому мы здесь.

– Прекрасно сказано, леди Элиана, – одобрительно пробурчал Бура. – Мы, в общем-то, согласны. Мы признаем права достойного графа, нашего повелителя.

– Вот и ладно, – кивнул головой Торн. – Будем считать, что все недоразумения разрешились сами собой. А теперь я хотел бы сказать, что мудрое слово дороже золота. Леди Элиана, позвольте мне поднести вам в подарок камень, в память о нашей первой беседе. Подозреваю, что этот изумруд не останется лежать вместе с пустыми безделушками в вашей шкатулке. Сердце подсказывает мне, что вы найдете ему достойное применение.

Граф протянул Элиане камень и увидел, как изумленно округлились ее зеленые глаза.

– Вы знаете, как называют этот изумруд? – спросила она тихо.

– Да, леди! Его называют Око Жизни. В руках умелого чародея он способен залечивать раны старых деревьев и покрывать травой выжженные пустоши. У вас, леди, именно такие руки.

– Подарок тем ценнее, чем лучше понимает даритель его истинное значение. Вы – подлинный граф Ад’Берт. А теперь, позвольте представить вам моего супруга и повелителя лорда Ариэля. Он не силен в речах, но его лук не ведает промаха, а сердце не приемлет лжи и коварства.

– Спасибо тебе, милая! Ты вновь проделала за меня самую сложную часть работы, – тихо произнес высокий, красивый эльф, прежде чем церемонно раскланяться с хозяином замка.

А Торн между тем взглядом нашел в толпе гномов Фону и поманил его к себе. Старый гном неторопливо приблизился к рыцарю.

– О, мудрый старейшина! Прими от меня в подарок рубин, в котором застыло пламя многих кузнечных горнов. Глядя на него, вспоминай о том, как ты несколькими словами обуздал несправедливый гнев Ад’Берта.

– Спасибо, граф, – степенно отозвался Фона, придирчиво осматривая поднесенный ему камень. – Это очень редкий и дорогой рубин. Не сомневаюсь, вы знаете его цену, но с легкостью отдаете мне. Позвольте и мне ответить подарком от чистого сердца. Вам предлагали меч, который хорош только как драгоценная игрушка. Я же вручаю вам клинок, выкованный мною самим. Я наложил на него семьдесят семь заклятий и еще одно. Я закаливал его семь ночей, а потом рассек им наковальню, на которой ковал его целый год. Это славное оружие. Оно никогда не подведет вас и никогда не окажется в чужих руках. Этот меч предупредит вас об опасности, он даже назовет врага, скрывающегося под личиной друга.

С этими словами гном протянул рыцарю длинный меч в простых, но покрытых затейливым узором ножнах. Торн принял меч, как подобает рыцарю, преклонив колено.

– Какое имя носит этот клинок? – с восхищением глядя на оружие, спросил он.

– Простое имя. Его зовут «Примиритель», – усмехнулся гном. – Когда окажетесь в наших краях, заходите ко мне, граф. Я покажу вам свою кузнецу, а потом мы выпьем эля. У меня очень недурной эль.

Получив согласие на свое приглашение, Фона с достоинством удалился. Торн приказал накормить гостей, но сам за столом оставался недолго. Вскоре депутации покинули замок, а рыцарь спустился в оружейную комнату, чтобы испытать, как лежит в руке новый меч. Здесь его поджидал кот.

– Вы делаете поразительные успехи, граф, – промурлыкал он. – Как вы додумались прихватить с собой камни? Как догадались, что Элиана – чародейка?

– Сам не знаю, – сознался Торн, пожимая плечами.

– Наконец-то в наших землях появился хозяин, – удовлетворенно заметил кот. – Между прочим, ни один из ваших предшественников не владел мечом, подобным «Примирителю». Даже Берт Ад’Берт с трудом уговорил гномов сковать для него волшебный клинок, но заклятия на него накладывал сам. Это не пошло на пользу оружию. Вот «Примиритель» – подлинный меч власти, а Фона – лучший из кузнецов. Вам есть, чем гордиться, граф!

Немного подождав, кот покинул оружейную залу. Ему наскучило наблюдать за боевыми упражнениями рыцаря.

Зима миновала. Как-то весной Торн наткнулся в одной из комнат замка на старинную арфу. Он проверил натяжение струн, настроил инструмент, вспоминая время, когда его, юного оруженосца, учили музицировать. С изумлением он обнаружил, что помнит несколько баллад, которыми услаждал молодых служанок на кухне своего родового замка, за что получил заслуженную награду одной смазливой девицы и выволочку строгого отца.

Щемящие воспоминания нахлынули на графа, который, прихватив арфу, направился на стену замка. Теплый ветерок и ласковое весеннее солнце только усилили ощущение печальной грусти по минувшей юности, рыцарским забавам и шалостям с молоденькими крестьянками. Торн задумался. Он уже давно привык обходиться без человеческого общества. Книги замковой библиотеки стали его страстью и сделались подлинным смыслом его жизни. По мнению кота, граф успешно справлялся со своими обязанностями. Его власть признали все жители огромного графства. Он принимал депутации и разрешал споры. Но делал все это он только из чувства долга, испытывая радость лишь тогда, когда уединялся в библиотеке или лаборатории. Рыцарь овладел магическим искусством, мог творить заклинания редкой сложности, однако и это свидетельствовало, главным образом, о результатах его общения с книгами. Он гордился успехами в магическом искусстве, но очень редко применял свою силу.

Торн провел пальцами по струнам. Инструмент отозвался чистым, глубоким звучанием. Память рыцаря подсказала ему слова немудреной, старинной баллады, щемящий напев которой разбил не одно девичье сердце. Постепенно руки исполнителя обрели былую уверенность. Тогда из-под его пальцев полилась та самая мелодия, которая разбередила почти забытые воспоминания. Граф откашлялся и запел:

 
У девушки синими были глаза,
Но рыцарь ее не любил…
Бедняжка не раз засыпала в слезах,
А он ее облик забыл.
 
 
Он тешился славой, любил звон мечей,
Но холод сковал его дом….
Он множество мертвых, безмолвных ночей
Провел в этом доме пустом.
 
 
А девушка песни слагала ему,
Он их никогда не слыхал,
И верность хранила ему одному,
Об этом он тоже не знал.
 
 
Сражался тот рыцарь, себя не щадя,
И ран не считал он своих…
А боли все чаще в преддверье дождя
Ломали его за двоих.
 
 
Однажды он вновь собирался на бой,
Но с лавки не смог уже встать:
Жестокая, вечная, смертная боль
Его уложила в кровать.
 
 
Вот ночью глаза приоткрыл он: пред ним
Стоят две старухи и ждут.
Почувствовал рыцарь, сомненьем томим,
Что ждет его праведный суд.
 
 
«Всю жизнь убивал ты, – сказала одна, –
Теперь я пришла за тобой.
Всю чашу удачи ты выпил до дна,
Со Смертью ты вступишь ли в бой?»
 
 
У рыцаря нет даже сил отвечать,
Хоть дух его так же могуч…
Но кто же вторая старуха? Не мать
Его ли пришла из-за туч?
 
 
Вот эта старуха с нелепой клюкой
Встает перед Смертью, дрожа,
«За рыцаря я выступаю на бой,
Срази-ка меня, госпожа!»
 
 
И тычет клюкой она Смерти в лицо,
А та, отступая, ворчит…
Тут скрипнула дверь, загремело кольцо,
И Смерть растворилась в ночи.
 
 
Есть маленький домик на склоне горы,
Там двое живут стариков.
Их кормят Природы скупые дары
В течение многих веков.
 
 
Пусть шепчут соседи ненастной порой,
Судача от скуки про них,
Что Смерть не забыла тот памятный бой
И тронуть не смеет двоих.
 

Когда Торн пел последний куплет, на него легла тень, а на соседнюю башню опустился черный дракон. В сознании певца зазвучал глубокий низкий голос, в котором смешались удивление и насмешка:

– Мелодия хороша, исполнение – почти изысканно, но глупым словам не хватает изящества. Если петь о человеческих нелепостях, требуются необычная форма или редкие слова.

Граф, отложив арфу, посмотрел прямо в глаза склонившему голову ящеру.

– Я человек, а не дракон. Я пою о том, о чем поют люди, так, как поют об этом они. Эта песня напоминает мне мое детство.

– Когда ты только вылупился из яйца?

– Нет. Когда я впервые выполз из гнезда.

– Воспоминания молодости сладки, ибо они неотчетливы, к тому же быстро забываются. Остается только мелодия да обрывки глупых слов как тень еще более глупых мыслей. Я понимаю тебя. Я, например, помню песни, что пели мне, когда я вылупился из яйца, но не помню ни одной мысли, если только в то время они появлялись в моей маленькой голове.

– Может быть, ты споешь мне одну из тех песен? – осторожно спросил Торн.

– Я не пою старых песен. Я сочиняю новые. Послушай последнюю.

В голове рыцаря зазвучала странная мелодия, рваный ритм которой поддерживался как бы несколькими инструментами, каждый из которых играл в своей тональности. А затем в мелодию вплелся низкий, отзывающийся эхом вибрирующий голос:

 
Брызги дождя и солнечный свет –
Радуги мост прочен.
Страшен полет, если воздуха нет,
Очень!
 
 
Ветер несет над землею листок,
Ветер ломает крылья,
Но побеждают воздушный поток
Усилья.
 
 
Знаков созвездий хватит в ночи,
Чтобы найти дорогу…
Видно лишь звездочку – это почти
Много!
 
 
Землю и небо верчу, как хочу,
И прорезаю лед.
Вечная тайна. О ней я молчу…
Полет!
 

Когда смолкли последние звуки мелодии, тот же низкий голос спросил:

– Каково?

Озадаченный Торн не нашел ничего лучшего, чем честно признаться:

– Необычно!

– Еще бы! – удовлетворенно проворчал дракон. – Это я прямо сейчас сочинил! А ты способен прямо сейчас сочинить песню? Попробуй! Обещаю, что буду снисходителен.

Торн почувствовал легкое раздражение. В голосе ящера звучало явное самодовольство и презрение ко всему человечеству, включая самого графа Ад’Берт. Рыцарь принял вызов. Подняв арфу, он резкими движениями пальцев заставил струны издавать плачущие звуки, диссонирующие веселому напеву, под который певец быстро подгонял слова, не слишком заботясь об их смысле:

 
За соседнею горой
Солнце село.
Уходила той порой
Жизнь из тела.
 
 
На прощанье говорила,
Словно пела:
«Ах, какое это было
Тело!
 
 
Если бы нам расставаться
Не приспело,
Мы свершили б, может статься,
Злое дело.
 
 
Ты бы в пламени спалило
Все, что ело…
Только ты лишилось силы –
Ослабело!»
 
 
Тело ж молвило ей, став
Белее мела:
«Выпить я настой из трав
Не успело!
 
 
Колдовству препоны нет,
Ты б летела –
Принесла б настой и лет
Мне, для тела!»
 
 
Жизнь помчалась, как стрела,
Аж вспотела,
Но, вернувшись, поняла:
Не успела!
 
 
Помню, поле той порой
Шелестело…
Ну, а тело под горой –
Зеленело.
 

Закончив балладу резким ударом по струнам, рыцарь повернулся к Шелесту Ночи и вызывающе спросил:

– Каково?

Теперь дракон выглядел озадаченным. Он склонил голову набок, вытянул шею и попытался заглянуть в глаза Торну.

– Это ты сейчас сочинил?

– Разумеется, – небрежно ответил граф, – а что тут такого?

– Очень странная песня! Я ее не понял… – ящер не скрывал смущения и разочарования. – Я не нашел в ней человеческой глупости, но не обнаружил также драконьей мудрости. Есть форма, есть содержание, есть мысль, есть изящество, – но я ее не понимаю! Удивительно!

– В настоящей поэзии всегда должна скрываться тайна, – глубокомысленно заметил рыцарь, и тут же услышал, как где-то поблизости фыркнул кот.

– Такие слова странно слышать от человека, – признался дракон.

Пользуясь замешательством ящера, граф поспешил перевести разговор на менее скользкую тему.

– Что нового в твоем логове? – светским тоном поинтересовался он.

– О, новости превосходные! Звездная Россыпь отложила три яйца: круглые, золотистые, огромные. Меня ждут приятные хлопоты. Маленькие драконы очень прожорливы. К тому же, они требуют постоянного внимания. Однако я надеюсь найти время, чтобы еще не раз посетить тебя в этом замке. Ты разбудил мое любопытство… Мы еще попробуем как-нибудь спеть вместе…

Поняв, что Шелест Ночи собирается улетать, Торн торопливо спросил его:

– Могу ли я преподнести небольшой подарок твоим маленьким драконам?

От изумления огромный ящер едва не свалился с башни. Он расправил крылья, дернулся, затем вновь сложил их и с недоумением обратился к графу:

– Что человек может подарить драконам, да еще если они даже не вылупились из яиц?

– Я не знаю, что можно подарить дракону, который уже вылупился из яйца, но что следует подарить твоим маленьким дракончикам – мне ведомо. Изволь подождать меня немного, чтобы я смог удовлетворить твое любопытство.

Рыцарь быстро спустился со стены. Шелест Ночи с подозрением проследил за его исчезновением, а потом обратился к появившемуся на стене коту:

– Это очень странный граф Ад’Берт. Ты не находишь, что в нем есть что-то, напоминающее, конечно, очень отдаленно, – дракона?

– Нет, нет, – томно отозвался кот, – скорее, в нем присутствует что-то кошачье.

Ящер окончательно растерялся, услышав столь неожиданную сентенцию кота.

Тут, к счастью, появился рыцарь, с явным усилием волочащий на стену большой ларец. Отдышавшись, он откинул крышку, чтобы продемонстрировать Шелесту Ночи массивную золотую цепь, несколько серебряных браслетов и россыпь драгоценных камней.

– Надеюсь, это сгодится твоим детям? – поинтересовался Торн у черного дракона. – Такие вещицы не окажутся лишними в гнезде, где уже лежат три «круглых, золотистых, огромных яйца»?

Прежде, чем ответить, ящер, захлопнув крышку, подцепил когтем кольцо, венчавшее ларец.

– Благодарю тебя, граф! Звездная Россыпь будет очень довольна твоим подарком, – Шелест Ночи расправил крылья, но, подумав, добавил. – Ты слишком много знаешь о драконах. Это меня смущает. Мы еще увидимся, человек!

На мгновение тень скрыла солнце, а затем ящер исчез, оставив рыцаря наедине с котом.

– Ты пробудил любопытство дракона, смутив его, – заметил кот. – Это неплохо. Но ты раздразнил и мое любопытство. Все, что ты делаешь, очень необычно, очень отличается от поведения твоих предшественников.

Торн пожал плечами и, подхватив арфу, спустился в библиотеку. Он чувствовал удовлетворение от того, что получил недвусмысленное подтверждение точности сведений, содержавшихся в маленькой книжице о драконах. Рыцарь поверил ее автору и не ошибся. Ему удалось привлечь внимание Шелеста Ночи, но теперь Торну захотелось завоевать доверие ящера. Из всех существ, населяющих Гибельные Земли, именно драконы более всего манили воображение графа.

В библиотеке его ожидала новая приятная неожиданность. Лежащая на пюпитре Книга раскрылась на главе о драконах. Текст ее выглядел ясным, а повествование оказалось захватывающим. Рыцарь углубился в чтение. Он так увлекся рассказами об удивительных свойствах летающих ящеров, что пропустил время обеда. Лишь когда стало смеркаться, а на стенах запылали факелы, граф закрыл Книгу, чтобы отправиться ужинать.