Текст книги "От весны до весны (СИ)"

Автор книги: Михаил Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

   – Ну не надо строить из себя борца за свободу, а нас изображать какой-то мафией. Не надо. А по части роли личности в истории ты не прав. Если бы не было Наполеона, то императором французов мог стать какой-нибудь Даву или Мюрат. Свято место пусто не бывает. И вместо тебя мы найдем помощника. Молодых литераторов в городе хватает, нам все равно кому славу раздувать. А ты, Сережа, не такой умный, как я думал,– сообщил Сташкевич перед тем, как отключиться.

   Эпизод десятый

   ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД – 2

   I

   Не успел Меньшов положить трубку на аппарат, как тот снова энергично зазвонил.

   – Слушаю!– крикнул он в микрофон.

   Он еще не остыл после спора.

   – Мне бы Меньшова,– услышал он женский голос.

   – Я слушаю!

   – Привет, Сергей, вот я тебя и нашла, а что это ты так кричишь?

   – Я не кричу, а громко разговариваю.

   – Какой ты сердитый сегодня.

   – Разве?– спросил Меньшов, думая, кто бы это мог быть.

   – Не узнаешь что ли? Это Света.

   Сначала и это не помогло нашему герою определиться – Свет он знал достаточно много. Но ни на сослуживицу Крючкову, ни жену друга Казакова эта дама голосом не походила. Поэтому не сразу, действуя методом исключения, он все же сообразил, что звонит подружка Ирины Сташкевич или как там ее теперь, де Вилье, во!

   – Света? А-а-а, приятно слышать,– покривил немножечко душой Меньшов, а затем добавил вполне искренне.– Правда, несколько неожиданно.

   До этого девушка ни разу ему не звонила, да и вообще, кроме тех двух летних встреч в доме Сан Саныча, Сергей нигде с ней больше не виделся, и, естественно, то, что она сейчас его нашла, показалось ему странным. Удивляло не только то, что она знает его рабочий телефон, но и то, что он сам ей зачем-то понадобился.

   – Я думаю, что неожиданно. Сережа, не буду ходить вокруг да около, ты мне нужен.

   – Бог ты мой, я– тебе?

   – Ну, да! Ты же радиомастер?

   – Инженер-телемеханик,– не согласился с ней Меньшов.

   – Вот, вот. Я помню, ты нам рассказывал, что разбираешься в радиоаппаратуре, можешь чинить телевизоры, магнитофоны.

   – Вообще-то, могу,– признался Сергей, вспомнив, что в самом начале знакомства заикался об этом, но как-то вскользь.– Правда, не за все берусь, но если тебе надо, могу поговорить с классным мастером. У нас тут паренек толковый работает, Димой зовут, так он только так любую технику щелкает.

   – Сережа, не крути. Не надо мне никакого Димы. Я его не знаю...

   – И зря. Холостой парень, симпатичный даже.

   – Холостых и симпатичных я и без твоей помощи найду, а меня больше бы устроило, если бы ты мне помог. Мы ведь с тобой друзья, а не с Димой.

   – Ты, пожалуй, права,– сдался Меньшов.– Что у тебя сломалось?

   – У меня... телевизор. Что-то там отпаялось и не показывает.

   Антенна, что ли.

   «Ну антенна– это не сложно,» – подумал Сергей.– «Минут на десять, а в схему лезть совсем не охота.»

   – И когда тебе надо, чтобы я пришел?

   – Сегодня. Ты до которого часа работаешь?

   – До восьми.

   – Ну вот и заходи. Где я живу знаешь?

   – Дом– да, а квартиру– нет. И надо будет жену предупредить, что задержусь.

   Светлана назвала адрес, и на этом разговор окончился.

   II

   В гости к Светлане Сергей шел без всякого желания. Чего хорошего в том, что после двенадцатичасового дежурства ему нужно тащиться куда-то с инструментом, дабы там что-то починить.

   Кроме того, он позвонил Казакову и узнал, что у Володи со Светланой– всё, никакой любви уже нет. Девочка она, значит, знойная, но после второго свидания, попросила Владимира больше ей не звонить. Меньшов после этого сообщения задумался и, высказав все свои сомнения о неожиданном звонке Светланы, признался другу, что у него промелькнула мысль об адюльтере– уж больно активно девушка заманивала его к себе. Но если до этого дойдет, то он решил не идти казаковским путем, а быть каменным и, в случае чего, сразу ретироваться. Плевать, ему на то, что Светочка о нем, о Сергее, после этого подумает. Володя в ответ только хмыкнул. А Меньшов не стал объяснять приятелю, что собирается поступить так не столько из мужской солидарности, сколько потому, что в ином случае чувствовал бы себя абсолютной свиньей по отношению к Ирине, к которой он в глубине души испытывал нежную симпатию.

   На входной двери квартиры Сергей увидел переговорное устройство.

   «Прогресс, однако,»– подумал он, нажимая кнопку звонка.

   – Кто там?– знакомым женским голосом спросил домофон.

   – Свои. Меньшов,– сообщил Сергей.

   – Входите.

   Клацкнул замок, Сережа нажал на ручку, дверь поддалась, и наш герой оказался в уютной прихожей.

   Все здесь говорило о том, что хозяйка квартиры– одинокая молодая женщина. Множество хорошеньких, но абсолютно ненужных и непрактичных, на взгляд нормального мужчины, финтифлюшек украшало коридор. Да и освещение прихожей было слишком интимным, если можно так сказать. Неяркий, вычурный фонарь над дверью не столько освещал пространство своим розовым светом, сколько был призван «создавать обстановку».

   – Закройте дверь и проходите в гостиную,– предложил ему голос из переговорного устройства, висящего на входной двери. Сергей разулся, повесил на вешалку куртку и приоткрыл ближайшую дверь.

   Динамик за спиной то ли хмыкнул, то ли хихикнул и ехидно сообщил:

   – Это спальня. Туда вам не надо. Гостиная дальше по коридору. Только, ради бога, не пройдите мимо, а то попадете в ванную.

   Надо ли говорить, что подобный тон не прибавил в глазах Меньшова симпатий к Светлане. Нельзя сказать, чтобы он рассердился, но все же. Мало того, что его не считают нужным встречать, так еще предлагают играть в прятки с хозяйкой, и, по ходу дела, вынуждают выслушивать ее ехидные замечания.

   Сергей энергично распахнул стеклянную дверь и вошел в комнату. Прямо перед ним в глубине комнаты стоял журнальный столик с лежащим на нем переговорным устройством, и возле него находилось кресло с высокой спинкой. Хозяйка сидела в нем спиной к входной двери. Об этом Сергей догадался когда увидел ее тонкую белую руку с золотой цепочкой на запястье и краешек платья. Она же при его появлении не сочла нужным ни встать с места, ни даже обернуться. Электричество в комнате не горело и единственным источником освещения в ней был шикарный импортный телевизор с огромным экраном. Показывал он отлично. Словно демонстрируя это, девушка пультом дистанционного управления попереключала каналы, а затем убавила звук.

   Меньшов окончательно рассердился и, дабы напомнить о своем существовании, включил верхний свет.

   Хозяйка поднялась из кресла и повернулась к нему лицом...

   Первое, что успел подумать Сергей, это то, что Светлана зачем-то перекрасила волосы и стала рыжей. Но затем он вместо светло-карих глаз увидел серо-голубые и понял, что перед ним стоит Ирина!

   Меньшов стоял и глупо молчал. Ира бросила пульт дистанционного управления в кресло и подошла к нему.

   – Ну, здравствуй, Сереженька. Здравствуй, милый. Не ожидал?

   Она встала к нему близко– близко, и Сергей вдруг увидел слезинки в уголках ее глаз.

   – Я тоже от тебя такого не ожидала.

   Ирина подняла руку и звонко шлепнула его по щеке.

   Щека Сергея вспыхнула от удара. Он пошевелил плотно сжатыми губами, но ничего не сказал. Потом сделал шаг назад и выдавил из себя:

   – Похоже, что все, что мне полагалось, я получил. Я свободен?

   – Нет! Негодяй!

   Ирина шагнула вперед и схватила его обеими руками за полувер.

   – Ну скажи, скажи, зачем ты это сделал?! Почему с ней?! Если бы хоть с кем-то другим, хоть со Светкой, я бы поняла. Но почему ты выбрал Вику?

   На всегда белом лице ее выступил румянец, тщательно уложенные волосы разметались, глаза окончательно стали серыми. Задавая свои вопросы, она трясла Сергея за грудки, а тот молчал. Не выдержав переполнявших ее чувств, она уткнулась лицом ему в плечо и разрыдалась.

   Меньшов одной рукой обнял девушку, а другой стал успокаивающе гладить ее по спине. От Ирины приятно пахло дорогим парфюмом.

   – Если б ты знал, с каким самодовольным видом эта наркоманка мне об этом сообщала. Я не знаю, как выдержала. Только что говорила с тобой по телефону, а тут она будто невзначай сообщает, что ты был на редкость нежен и энергичен с ней однажды. Змея! Зачем, зачем ты ее выбрал?

   – Никого я не выбирал,– попытался оправдаться Сергей.

   – Молчи, подлый,– продолжая всхлипывать, сказала девушка, но тон ее голоса был уже другой, прощающий.

   Сергей уловил это, поцеловал ее в склоненную голову, в висок, и произнес:

   – Еще пару минут этого дождя, и у меня вся рубашка будет мокрая, хоть отжимай.

   – Боишься простудиться?– спросила его Ирина.

   Она уже успокаивалась, но продолжала утыкаться лицом в его плечо, а руки кольцом обвивали его за шею.

   – Нет, жена спросит, почему я мокрый.

   – А вот пусть и узнает, как ты нам изменяешь с моей сестрицей. Обманщик.

   Ирина подняла голову и глазами, в которых еще виднелись слезы, взглянула на Сергея. Лицо ее покраснело, веки немного опухли, тушь на ресницах приготовилась течь, а часть помады, похоже, осталась на его плече. Но, тем не менее, девушка показалась Меньшову такой родной и очаровательной, что ему страстно захотелось поцеловать эти опухшие глаза, эти близкие губы. Усилием воли он попытался сдержаться, а потом вдруг решил, что хватит издеваться над самим собой, хватит делать глупости, и нежно поцеловал ее в одну щеку, в другую, в глаза...

   А затем их губы встретились надолго.

   – Ничего она не узнает,– сказал Сергей Ирине, когда губы их все же разомкнулись.

   Потом он подхватил ее на руки и, повернувшись, ногой открыл дверь в коридор.

   – Сережа, уронишь!– воскликнула девушка.

   – Держись за шею и не дергайся,– посоветовал ей Меньшов.– Так, где, говоришь, здесь спальня?

   – Прямо. Только мне в ванну сначала надо, Сереженька.

   – Зачем? Топиться собралась?

   – Краска потекла– смыть.

   Девушка уже улыбалась.

   – Потом умоешься,– решил Меньшов, бережно укладывая ее на кровать...

   III

   – Едва справилась со Светкиным душем,– сообщила Ирина, вернувшись из ванной.

   – А что там такое?

   – Да привыкла в Европе к импортной сантехнике, а у нее, два года как купила квартиру, а все еще советская.

   – Быстро вы женщины привыкаете к западному комфорту.

   – Что делать, к хорошему привыкаешь действительно быстро,– согласилась Ира, целуя лежащего Сергея.

   Она легла рядом и, погладив его по плечу, груди, животу, обратила внимание, что он находится в задумчивости.

   – О чем думаешь?

   Сергей закрыл глаза и сообщил:

   – О том, какой я развратник. Кровосмеситель прямо. Занимался любовью с родными сестрами. А тут ты еще предлагаешь мне вступить в связь со Светланкой,– закончил он, улыбаясь.

   – Ничего я тебе такого не предлагала!– воскликнула Ира и хлопнула его ладошкой по груди.

   – А кто говорил, что лучше мне со Светкой было связаться, чем с Викой?– подстрекал Сергей.

   – Вруша. Ничего я такого не говорила. Это ты все выдумываешь. А с Викой тебе действительно было лучше не встречаться. Уж она мне про тебя наговорила, ехидна. И ты тоже хорош. Мне врешь про то, какой ты примерный муж, а потом спишь с моей сестрой, да еще и в моей постели. У, противный!

   Девушка даже отвернулась от него, но речь свою продолжила:

   – Она, между прочим, про тебя говорит, что ты просто– трус закомплексованный, и что никому никогда не был просто нужен, поэтому, дескать, и не изменял супруге. Но стоило ей тебя поманить, сделать первый шаг, как ты сразу оказался таким же жадным до бесплатного женского тела, как все остальные мужики.

   – Что только любопытного про себя не узнаешь от окружающих,– лениво отвечал Меньшов.– Врет она все и передергивает. Ей просто уколоть тебя побольней хотелось. Если она так считает, то это ее дело. Да, в отличие от нее, я не читал Фрейда, признаюсь честно, и по этой причине в комплексах разбираюсь слабо. Просто, в пору моей молодости, когда такие книги могут быть интересны, его у нас не печатали, а сейчас мне все это уже не интересно. Может, по его теории мое поведение и можно считать комплексом, но лично мне неохота заниматься самоанализом. Тем более, что этот, так называемый комплекс, жить мне совсем не мешает. А что касается жадности до ласк, то я просто вел себя так, как подобает мужчине. Если бы я в тот раз сбежал от нее, то она бы рассказывала тебе, что я – жалкий закомплексованный импотент или, чего доброго, голубой. Что лучше?

   – Лучше бы ты был импотентом для всех, кроме меня,– ответила Ирина, снова повернувшись к Сергею.

   – Спасибо за пожелание, родная,– усмехнулся Меньшов.– Так не бывает. А она тебе не рассказала, что это я отказался от повторной встречи с ней? И в конце концов, какие могут быть упреки с твоей стороны. Ты ведь теперь тоже чужая жена. И я тебе ничего по этому поводу не заявляю.

   – Я тебя к жене тоже не ревную,– быстро нашлась Ира.

   – А к сестре, значит, ревнуешь? Кстати, почему ты ее назвала наркоманкой?

   – Потому что она нюхает кокаин.

   – Серьезно?

   – Да. Я сама видела у нее и трубочку такую золотую, и зеркальце, с которого она порошок нюхает.

   Отец знает и поэтому пытается ее здесь подольше задерживать, чтобы она отвыкла, да разве это поможет. Он говорит, что убил бы человека, научившего ее нюхать.

   Сергей вдруг вспомнил и странную косметичку Виктории, и приглушенный требовательный разговор ее с охранником, в тот момент, когда она выходила из комнаты, и неправдоподобно расширенные ее зрачки, когда она вернулась из ванны, и огненный темперамент. Однако!

   – Ваш папочка меня убьет, когда узнает, что я спал с обеими его дочерьми.

   – Не убьет, я ему не разрешу,– возразила Ирина, целуя Сергея.

   Когда губы ее освободились, она сказала:

   – Как хорошо вот так лежать с тобой. Как-то удивительно спокойно.

   Она провела пальчиком по щеке, по подбородку Сергея и, улыбаясь, спросила:

   – А тебе говорили, что ты красивый?

   Меньшов закрыл глаза, как будто задумавшись, затем ответил:

   – Двадцать два года назад.

   – Что двадцать два года?

   – Двадцать два года назад мне последний раз сказали это. Как сейчас помню: мне лет четырнадцать, жду мусоровозку– тогда у нас во дворе не было мусорных баков, а два раза в день приезжала машина, в которую мы и выбрасывали бытовые отходы. И в тот день компанию по ожиданию машины мне составляла соседка по подъезду– гражданка пенсионного возраста– тетя Зина. И вот именно она последний раз в жизни мне сказала: «А ты, Сережа, красивым парнем будешь.» Я усмехнулся, помню, в ответ, то ли из скромности, то ли в предвкушении будущих побед. Но, увы, если честно признаться, никаких особых побед на любовном фронте мне так добиться и не удалось. Не скажу, чтобы девушки избегали меня, но такого триумфа у них, которого так хочется в юности, я так и не добился. Дружили со мной охотно, но любили редко. Мало того, с тех пор, как отрезало, больше ни одна женщина на свете даже не заикалась о моей красоте. То ли я резко подурнел, то ли просто стал взрослым и женщинам было неудобно об этом говорить.

   – Сглазила тебя старушенция.

   – Характер у нее был сложный, но я с ней никогда не конфликтовал, так что, если и сглазила, то случайно.

   Сергей вдруг улыбнулся своим мыслям и сказал:

   – А может, ты и права. Я вдруг подумал и сообразил, что за эти двадцать два года ни одна девушка, ни одна женщина мне не сказала «я люблю тебя». В принципе я, наверное, смело могу рассчитывать на звание самого нелюбимого мужчины на свете. И это при том, что я не был изгоем для женщин и никогда не сторонился их милого общества. Еще в пионерском возрасте, помню, пару раз получал записки с подобными надписями, а как вырос, так и не услышал этих слов наяву.

   – Что, и жена не говорила?

   – Да как-то, знаешь, обошлась. Замуж вот вышла, ласковые слова говорила, а эту фразу из трех слов так ни разу не произнесла. Ты-то своему мужу сказала, что любишь его?

   Ирина подумала и расхохоталась.

   – Ты знаешь, нет. Ну у меня и случай другой.

   – Значит я не одинок в этом.

   – Давай я сейчас скажу.

   – Нет. Это не будет считаться, потому что вышло так, как будто я у тебя выпросил эти слова. Тут надо было самой догадаться.

   Зазвонил телефон.

   Ирина сняла трубку и, обменявшись односложными репликами с невидимым абонентом, сказала:

   – Да, нужно иметь свою квартиру в этом городе. Это Светка звонила, попросила освободить жилплощадь к десяти часам. Кончилась моя свобода, придется ехать к папочке. Как в анекдоте получается: «Во сколько порядочная девушка должна ложиться в кровать?– В восемь, потому что к десяти ей надо вернуться домой.» Отец еще не знает, что я приехала сюда. Вот для него сюрприз будет.

   – Так ты еще не знаешь, что я впал у него в окончательную немилость?– спросил, начавший одеваться, Сергей.

   – А что случилось?

   – Да политические разногласия.

   И Меньшов кратко обрисовал ей ситуацию.

   – Ерунда какая-то!– заключила девушка, когда они вышли из квартиры.– Если они не хотят тебя печатать здесь, я могу помочь тебе издаться во Франции. Найму классного переводчика, хочешь?

   – Нет,– сердито ответил Сергей.– Никакой подобной помощи я от тебя не приму. Мы с тобой говорили об этом. Бедные французы не виноваты, что у тебя ко мне какая-то симпатия. Вряд ли мои вещи будут им интересны.

   – Слушай, тебя, наверное, жена потеряла?– спросила Ира, желая сменить тему.

   – Я предупреждал, что задержусь, но, честно говоря, не предполагал, что так надолго.

   – Хочешь, я тебе машину вызову?

   Из сумочки девушка вытащила сотовый телефон.

   – С папиными молодцами? Не надо!– помотал головой Меньшов.– На трамвайчике доеду.

   – Я сама их не люблю. Поэтому или вожу сама, или дядю Мишу прошу.

   – Это того, что из гаража?– спросил Сергей.

   – Ну, да. Ты его знаешь?

   – Видел пару раз.

   – Это, кстати, единственный родственник наш. Двоюродный брат отца. О, если бы ты знал его историю, то мог бы написать про него роман. Он ведь и в сталинских лагерях сидел.

   – Враг народа?

   – Хуже. Как тогда говорили, фашистский прихвостень, полицай.

   – Он? Ну и родственников ты себе подбираешь. Хотя по нынешним временам, когда все перевернулось с ног на голову, его можно рассматривать, как борца с тоталитаризмом. Герой сопротивления, так сказать,– усмехнулся Меньшов.

   – Да нет. Там все сложнее, чем ты думаешь.

   Мой отец родом из Белоруссии, из деревушки под Гродно. Немцы пришли к ним через неделю после начала войны и оставались там три года. Отца папы, моего деда, призвали в армию на второй день, но где он воевал и воевал ли вообще, мы так и не узнали. Неизвестно даже, успел ли он примерить военную форму или нет. От него не пришло ни одного письма. Возможно, с ним произошло то же, что со многими в те дни– попал где-нибудь на дороге под бомбежку или под обстрел. Осталась наша бабушка одна с двумя сыновьями Дмитрием– старшим и Александром– моим папой. Жили плохо, голодно. И так это запомнилось отцу, что он вроде и на высоких должностях потом работал и получал неплохо, но всегда нервничал, когда видел, что с хлебом плохо обращаются. Так вот, дяде Дмитрию было шестнадцать, когда он ушел в лес к партизанам. А через полгода его поймали и казнили, а затем и деревню нашу сожгли, и бабушку убили. Отцу же моему повезло, что именно в этот момент он был в соседнем поселке у своей тетки, родной сестры своей матери,– бабы Матрены. Она-то и была мамой дяди Миши. Жили они тоже не богато– баба Матрена болезненная была, а тут еще лишний рот. И если бы не дядя Миша, то, не исключено, что совсем бы пропали. Ему тогда как раз семнадцать исполнилось, и он, чтобы прокормить мать, младшую сестру и двоюродного брата, пошел на службу в полицию. Они ведь тогда порой и траву ели. Совсем плохо было. Отец рассказывал, что однажды чуть от заворота кишок не умер– зерна проросшего наелся.

   Дядя Миша и прослужил в полиции всего-то несколько месяцев. Так, на побегушках был– «подай, принеси», и не убил никого, но тут наши как раз Белоруссию освободили. Он с немцами не ушел, а хотел отсидеться в Гродно. Но там его в Красную армию мобилизовали, а потом, когда он уже со своей частью в Польше был, его арестовали и дали десять лет.

   Отцу повезло, что у него была другая фамилия. Иначе при коммунистах он бы с такими родственниками ничего не добился, никакой бы карьеры не сделал. А так: мать и отец погибли во время оккупации, старший брат– партизан, замученным гитлеровцами.

   Бабу же Матрену с дочерью выслали в Сибирь, где они и погибли. А дядя Миша в лагерях уцелел. Отец с ним случайно встретился, когда дядюшка уже освободился и работал на одной из уральских строек. Папа помог ему устроиться шофером, а когда Советы сбросили и перестали интересоваться прошлым, поставил завгаром. Кстати, дядя– единственный человек, с мнением которого отец считается.

   – Так сколько же ему лет? Если он еще и повоевать успел.

   – Дяде? Шестьдесят восемь.

   – И он работает?

   – Да. Давно бы мог отдыхать на пенсии, но ему скучно. Семьи у него нет– не хотел, чтобы его детей преследовали, откуда ему было знать, что все это потом наладится.

   Они помолчали. На трамвайной остановке у оперного театра было пусто. Только одинокий бомж, покачиваясь, сидел на лавочке.

   – Развелось их в последнее время,– процедил Сергей.– Вот что, одну я тебя здесь не оставлю. Вызывай себе машину, а потом я уеду. Не могу я бросить тебя одну на улице...

   Сергей посмотрел на часы.

   – ... в одиннадцатом часу вечера.

   Затем они стояли в тени будки по продаже абонементов и держались за руки. Говорили ни о чем, как умеют говорить только мужчина и женщина, когда все решено и уже ничего изменить нельзя. Когда важны уже не слова, а тембр голоса и интонация собеседника.

   Минут через пятнадцать подъехала машина. Вскоре подошел и трамвай Сергея, один ему пришлось за время ожидания пропустить.

   Ирина поцеловала Сергея на прощание и помахала рукой, когда он поднимался по ступенькам в вагон.

   – Здравствуйте, Ирина Александровна,– поздоровался с ней водитель, когда она открыла дверцу.

   – А, Андрей! Привет!– ответила девушка, садясь на заднее сидение.

   Эпизод одиннадцатый

   ГРУСТНЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

   I

   Пятимесячная работа над новой повестью приближалась к концу. И это несмотря на все трудности, которые вставали перед Меньшовым в последнее время. А проблемы возникали как бы из ничего, и главная из них– очень трудно стало получить доступ к компьютеру. Теперь Сергей мог пользоваться им только в выходные дни. Сегодня был именно такой день– суббота. По этому случаю помещения Управления были пусты, и он, наконец-то, мог заняться своей повестью.

   В самый неподходящий момент скрипнула входная дверь. Сергей поморщился и погасил экран, чтобы вошедшему не было видно, чем он занят. Только после этого Меньшов обернулся.

   – Здравствуй, Сереженька! Вот где ты прячешься.

   – Привет, мое оранжевое солнышко,– вежливо поприветствовал Ирину Сергей.– Проходи, садись. Не спрашиваю, как ты проникаешь через нашу бравую охрану. В очередной раз ты мне доказываешь, что для тебя это– не проблема. А прятаться меня вынуждают обстоятельства. В нашей комнате компьютера больше нет, поэтому приходится пользоваться чужими.

   – А что так?

   – Сказали, что производственная необходимость, но по времени она почему-то совпала с моим нежеланием участвовать в выборной компании.

   – Может, мне поговорить с отцом?

   – Не стоит ему обо мне напоминать. Да и возможно, что это– только случайность. Ну а как твои дела?

   – Плохо.

   – Вот это да! Почему? Кто это посмел тебя обидеть?– весело спросил Сергей.

   – Ты! С нашей последней встречи прошла неделя. Я все это время сижу у телефона и жду звонка. И ведь ты знаешь об этом.

   Девушка говорила горячо и сердито:

   – Мне скоро домой надо, на рождество меня Анри ждет, а ты за все время ни разу не позвонил?

   – Не-е, ну я не буду звонить твоему отцу и спрашивать тебя,– уже серьезным тоном ответил Меньшов.– Я пока что в своем уме.

   – Причем тут отец, у меня свой телефон, сотовый.

   – Все у тебя не так, как у простых людей,– сделал заключение Сергей.– Ну пойми, родная, когда мне звонить? Я, ведь, то на работе, то дома. Никуда не хожу и, тем не менее, всегда занят. Ты знаешь, например, что последний раз я в кино был в 90-м году. И потом, что я скажу, если позвоню: «Здравствуй, Ирина, как твои дела?»

   – Тебе уже и поговорить со мной не о чем?– с укором спросила девушка.

   – Нет, но почему же. Я охотно расскажу тебе что-нибудь, если ты спросишь, или с удовольствием тебя послушаю, если у тебя есть, о чем сообщить. Но просто так звонить от скуки я не могу.

   – Даже так? А я-то– наивная дура– думала, что после той нашей встречи что-то должно измениться. А ты, значит, как завзятый ловелас сделал дело и в сторону?

   Сергей тяжело вздохнул и потом предложил:

   – Знаешь, солнышко, если у тебя есть в сумочке пистолет, ты достань его и пристрели меня. Ей богу, так будет лучше для всех нас.

   Он еще раз вздохнул и продолжил свою речь.

   – Как я устал. Все чего-то от меня ждут, чего-то хотят, но при этом сам я никому не нужен. Мне и жить-то всего-ничего осталось...

   – Типун тебе на язык! С чего ты так решил?

   – Предчувствие у меня с некоторых пор такое, что я на этом свете долго не задержусь. Времени мне отпущено мало, а сделать надо успеть много, а тут еще вы– окружающие– меня без конца дергаете. Ну пойми, родная моя, ну что я тебе могу предложить: развестись и жениться на тебе? Нет! Моя жена родила мне детей, а с тобой кроме нежной симпатии, меня ничего не связывает. Это если не считать, что мы с тобой люди из разных классов. Мне не интересно твое общество и его заботы, тебе будет очень трудно жить моей жизнью. Что остается? Еще раз встретиться? А где? Места у меня нет. У твоего папы дома? Да и встречаться когда? Я приучил жену, что возвращаюсь с работы всегда вовремя и всегда говорю, куда пошел и зачем. Мне что, теперь врать ей и детям? Вот если б я был ловеласом, как ты говоришь, тогда бы я так и делал, но я не совсем такой и так поступать не могу. Тем более, что я до сих пор не уверен, что мы с тобой тогда поступили правильно и по отношению к твоему мужу, и по отношению к моей семье.

   Вот и застрели меня за это. Такие, как я, не имеют права на существование.

   Меньшов кисло улыбнулся. Ирина открыла свою сумочку, покопалась в ней и не найдя сразу то, что искала, принялась доставать все подряд: кошелек, расческу, дезодорант, записную книжку и ... пистолет. Затем, видимо, с самого дна, она извлекла, наконец, косметичку, открыла ее и, низко склонив голову, стала пристально изучать свое лицо в маленьком зеркальце. И только когда она не сдержалась и тихонько всхлипнула, Сергей догадался, что так она пытается спрятать слезы.

   – Сладенькая моя, ну не надо. Не надо плакать,– взмолился Меньшов и, чтобы заглянуть Ирине в лицо, встал перед ней на одно колено.

   Этого участия девушка не выдержала, и по ее розовым щечкам потекли прозрачные капельки.

   – Не смотри,– сказала она и, поднявшись, отвернулась.

   Сережа тоже поднялся и, взяв девушку за плечи, повернул ее к себе лицом. После чего стал целовать ее зареванные глаза, шепча ей при этом нежные заклинания. Через пару минут Ирина успокоилась. Меньшов, чтобы отвлечь ее, предложил:

   – Хочешь я покажу, чем занимаюсь. Я сегодня, наконец, заканчиваю «Счастливые времена». Чуть не полгода писал и вот, слава Богу, конец!

   – Покажи,– согласилась Ира и попыталась сосредоточиться на его объяснениях.

   Несколько минут Сергей рассказывал ей про файлы, содержащие его новые произведения. По ходу дела он нажимал на кнопки клавиатуры, и на экране возникали разные тексты. Девушка согласно кивала головой, слушая его объяснения и делала заинтересованное лицо.

   Тут снова заскрипела входная дверь, и в ее проеме появилась телефонистка Иртеньева Надежда с пустым графином в руке. Она с ехидным любопытством посмотрела на Ирину, а потом сообщила:

   – Сергей, у тебя там сигнализация надрывается, ты что, не слышишь?

   Теперь через открытую дверь и Меньшов услышал тревожный звонок– где-то в работе оборудования произошел сбой. Он встал и, сказав Ирине, что скоро вернется, пошел к выходу из кабинета.

   – А я и не думала, что ты не один,– попыталась продолжить беседу Надя, когда Меньшов вышел в коридор.

   Но Сергея объяснять ничего не стал и телефонистке пришлось проследовать по своему маршруту за водой, так и не удовлетворив собственного любопытства.

   Оставшись в комнате одна, Ирина быстро подсела поближе к компьютеру. Затем она достала из своей сумочки несколько дискет и отработанным движением сунула одну из них в флоппи-дисковод. По тому, как она это делала, было ясно, что с подобной техникой она обращаться умеет. Скопировав все файлы, на которые ей указал Сергей, Ира убрала все обратно в сумочку и села на свое место. Она не успела соскучиться, как вернулся Меньшов.

   – Все. Надо убирать здесь все следы нашего пребывания и идти к себе. На сегодня хватит работать,– сказал он и выключил компьютер.

   Затем, наведя маломальский порядок, они погасили свет и покинули кабинет.

   – А знаешь, у меня сегодня день рождения,– сообщила Ирина, когда они вошли в аппаратную телемеханики.

   – Правда? Надо отметить это событие,– шутливо предложил Сергей.

   – Двадцать три года, а мне почему-то грустно.

   – Почему?

   – Да понимаешь, все как-то не так. Вроде бы и жизнь нормальная, а чего-то все равно не хватает. В юности мечталось совсем о другом. Казалось вырасту и буду счастливой. Выросла...

   Напиться что ли с горя? У тебя нет вина?

   – Только спирт, вчера получил,– улыбаясь признался Меньшов, думая, что девушка шутит.

   – А, все равно! Не любит меня любимый, пусть будет спирт.

   – Ты серьезно?

   – Да. А ты что, испугался?

   – Чего уж теперь бояться. Все равно завтра, благодаря Надежде, все управление будет знать, что у меня была гостья. Она у нас известная болтушка. Да и работать мне сегодня осталось чуть меньше часа. Скоро сменщик придет.

   Спровоцированный девушкой Меньшов принес спирт и воду. На закуску в бездонной сумочке Ирины нашлась большая шоколадка. И до самого прихода сменщика Сергея они пили этот разбавленный спирт и закусывали горьковатым шоколадом. Говорили обо всем и не о чем, немножко целовались, а еще, не давая гостье опять загрустить, Меньшов много шутил.

   II

   Отворив тяжелую дверь, Сергей выпустил сначала Ирину, а затем и сам вышел на улицу. Несильный морозец приятно освежил их разгоряченные лица. Декабрьскую же темноту вечера разгоняли два ярких прожектора, освещавших автостоянку Управления железной дороги.