Текст книги "У тихой Серебрянки"

Автор книги: Михаил Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Точных сведений о ней не имеем, – возразил Белых. – А вдруг гомельчане ушли, и в незнакомых местах нам трудно будет ориентироваться.

– В Озераны также не следует уходить, – сказал Антонов. – Мы лучше всего знаем свои места, здесь и бой держать.

– Но сегодня наши позиции невыгодны, – твердо заявил Белых. – Леса вокруг невелики, много населенных пунктов, значит, из-за нас пострадают местные жители.

– Зато оружия много, боеприпасов достаточно, – настаивал на своем Антонов.

– Да, я согласен с тобой, Филипп Карпович, – скупо улыбнулся Белых. Будем бить оккупантов в своих, обжитых местах. Только хорошенько подумаем об удобных позициях. Надо иметь несколько запасных позиций, чтобы навязывать карателям свою тактику,

2

Вечером 26 апреля Белых, Дикан, Антонов, Свердлов и Бирюков провели с командирами отрядов последнее совещание. Обстановка прояснилась благодаря хорошо налаженной разведке, донесениям связных и подпольщиков. Наступление карателей начнется завтра утром со всех четырех сторон. Они плотным кольцом обложили лесной массив у деревень Ударник, Каменка, Рисково, Ворошилово. Поэтому райком партии и командование бригады приняли новое решение – в течение ночи вывести все отряды в Буда-Кошелевский район, в лозовский лес. Этот массив обширен, притом с трех сторон окружен болотами. Единственная проселочная дорога пересекает лес из Лозова на Стовпню. На опушках есть окопы, вырытые красноармейцами еще в 1941 году. Противнику же придется наступать по открытой местности. В случае затяжного боя можно воспользоваться боеприпасами из воинского склада, оставленного вашими частями во время отступления. И еще одна несомненная выгода: к Лозовскому лесу одним углом примыкает Рогинская лесная дача, значит, в крайнем случае можно будет сманеврировать.

Здесь же, у Каменки, прикрывать отход бригады оставался отряд К.М.Драчева. И не только прикрывать. Он должен создать видимость, что у Каменки остались основные партизанские силы, и задержать противника хотя бы на сутки. За это время остальные отряды укрепятся в лесу под Лозовом.

Как только стемнело, длинные партизанские колонны потянулись через топкое болото. На сухих местах шли быстрее. Двигались бесшумно, разговаривать и курить строжайше запрещалось.

Утром на привале возле Лозова я разыскал Белых и Дикана, доложил им, что узнал в Корме. За Сожем гитлеровцев нет. Они редко появлялись в тех местах. Если передислоцироваться за реку, то единственная небольшая преграда – гарнизон в самом местечке Корма.

– А связь с кормянскими партизанами уже есть! – прервал меня Дикан, и светло-серые глаза его сверкнули радостью. – Тихонов установил! Даже с командиром отряда Ушевым лично познакомился. Они подготовили две переправы в основном на лодках и плотах... Что ты еще разведал?

– Вчера кормянская полиция выехала в сторону Довска.

– Та-ак, понятно!

Командование бригады и соседи-рогачевцы торопились в голову колонны. С ними шли двое не знакомых мне ребят, с какими-то ящиками за плечами.

– Новенькие, что ли? – спросил я у Михаила Журавлева.

– Наши радисты! Только что прибыли из Москвы вместе с уполномоченным ЦК КП(б)Б Н.Т.Подоляком.

Позже мы узнали, что произошло в тех местах, откуда ушла бригада.

В три часа ночи Карп Михайлович Драчев поднял по тревоге свой отряд и повел его через деревни Каменка Стрелковская и Каменка Рисковская. На рассвете подошли к Варварино. И тут разведка доложила, что с противоположного конца в деревню входит какая-то вооруженная колонна. Может, запоздавший партизанский отряд, замешкавшийся в дороге? Но почему движется в сторону, противоположную Лозову?

Через несколько минут прискакал второй разведчик. Он сообщил, что это каратели, на вооружении – пушки, танкетка, бронемашина.

Драчев выдвинул для прикрытия пулеметчиков во главе с Романом Смоленчуком, и отряд, пользуясь тем, что противник замешкался, ушел в лес.

Два взвода роты Максима Рымарева и пулеметчики Смоленчука остались на опушке. Роты Василия Шевченко и Николая Елисеенко направились в обход, на другую окраину Каменки.

– Постреливайте, хлопцы, – наказывал им Драчев, – отвлекайте карателей, маневрируйте. Наскакивайте, подсыпьте им жару и – в лес!

Все остальные заняли круговую оборону у болота. Здесь густые заросли, карателям же придется идти по изреженному лесу. Обоз выдвинули чуть вперед, на полянку, как приманку для неприятеля. Минометы установили тоже на открытые места, чтобы мины не задевали кроны деревьев.

Каратели не знали ни численности партизан, ни точного места их расположения. Но, как выяснилось позже, предполагали, что здесь основные партизанские силы.

В полдевятого утра началась беспорядочная пулеметно-автоматная стрельба то в одном месте, то в другом, то в третьем. Это противник провоцировал, нащупывал дислокацию партизан. Лишь через час каратели наскочили на бойцов 3-й роты, но тут же отхлынули. Спустя некоторое время на дороге показалась группа автоматчиков-велосипедистов.

– Подпустить ближе! – подал команду Карп Михайлович, а через минуту грозное: – Ого-онь!

Более десятка фашистов упало замертво, остальные, бросив велосипеды, отползли по лесу к своим.

Первая атака отбита. Противник меняет тактику. Глухо, как в огромную бочку, ухнула пушка у деревни, за ней – вторая. Мощное эхо повторило разрывы снарядов. Долго палили из орудий, наверное, час, и все по пустому месту. Затем послышался гул бронемашины и танкетки.

В ответ в лесу то там, то тут раздавались очереди, винтовочные выстрелы. Впечатление было такое, что лес полон партизан, это группы Шевченко и Елисеенко дезориентировали противника.

Танкетка и бронемашина не смогли лавировать между деревьями и поползли назад, к полю. Тогда снова вступила в бой артиллерия. На этот раз немецкие орудия ударили... по своим.

Раздались стоны и крики раненых. Взвились ракеты – сигнал бедствия. Но потребовался еще добрый десяток минут, чтобы артиллерия прекратила огонь. По тому, как каратели ровно через каждый час предпринимали одновременные атаки на разных участках, командование отряда поняло, что руководит экспедицией один человек.

Десять атак за день!

Под вечер каратели отступили в Каменку.

Под покровом ночи Карп Михайлович увел свой отряд в лозовский лес. Шли глухими болотными тропами, известными только немногим. День, необходимый Журавичской бригаде для создания надежной обороны, был выигран отрядом Драчева. Утром, когда партизаны подходили к Лозову, далеко позади их раздалась приглушенная расстоянием артиллерийская канонада. Это каратели начали наступление... на лес под Каменкой.

3

К этому времени партизанская разведка, связные и подпольщики выяснили силы противника. Оказалось, что в состав карательной экспедиции входит полк регулярной армии. Он сосредоточился в Меркуловичах и Кривске. Второй полк сформирован из личного состава гитлеровских гарнизонов в Рогачеве, Жлобине, Буда-Кошелеве, Чечерске, Корме, Пропойске, Черикове, Кричеве, Журавичах и Гомеле. Он расположился в Серебрянке, Гадиловичах и Довске. Кроме того, 800 всадников из так называемой РОА находились в Дербичах. Общая численность карателей превышала пять тысяч. На вооружении они имели полевую артиллерию, танкетки, бронемашины, пулеметы, автоматы, карабины, винтовки. Наши связные и подпольщики Феодора Маркова, Мария Потапенко, Василий Дмитриев и Марк Мачеча выяснили, что каратели должны прочесать леса в треугольнике Рогачев Довск – Гомель, выявить партизан и уничтожить их.

Вот этой огромной карательной экспедиции противостояла 10-я Журавичская бригада численностью в две тысячи четыреста девяносто четыре бойца. И с вооружением у нас было негусто: 2101 винтовка, 68 автоматов, 96 пулеметов, 24 миномета, одна пушка. Конечно, ни танкеток, ни бронемашин мы не имели.

До боя партизаны-подрывники установили минные поля по пути возможного движения бронемашин и танкеток противника. Заминировали и лесную дорогу, идущую из Лозова на Стовпню.

Накануне боя восемь отрядов заняли позиции. Каждый партизан знал свою задачу. Надежно укрепили стыки между подразделениями. Отряды впереди своих секторов выдвинули заставы, получили нужное количество боеприпасов. Установили пушку и минометы в местах предполагаемого движения карателей – со стороны Лозова.

В три часа ночи 29 апреля 1943 года разведчики донесли, что каратели подтянули свои силы к деревням Зорька, Романовка, Малиновка, Поделы, Лозов, Церковье, Рогинь, Любань, Неговка. Мы были окружены со всех сторон. Оборона тоже была круговой. Штаб бригады во главе с Белых, Диканом, Антоновым и Будниковым расположился примерно в центре лесной дачи. Невдалеке от него пункт боепитания, по другую сторону – лазарет.

Перед рассветом на совещании подпольного райкома партии, командиров и комиссаров отрядов комбриг поставил задачу: нанести карателям контрудар, продержаться на позициях до следующей ночи, а затем сманеврировать и перейти в другое место. В какое именно – сообщат посыльные в конце дня.

Последние распоряжения отдал и Дикан:

– Комиссарам разъяснить партизанам: стойко держаться на позициях и без приказа не отходить. Коммунистам и комсомольцам быть на самых ответственных участках.

Вряд ли кто спал в ту ночь, разве что диверсионные группы, только что прибывшие с боевых заданий. Но тих был безлистый лес, притаился, настороженно замер, ощетинившись пикетами и заставами.

Завтрак партизаны так и не успели приготовить, да и всухомятку некогда было поесть. Ровно в девять утра 29 апреля началась атака. Триста всадников на бешеном аллюре бросились на позиции 260-го и 256-го отрядов. Когда до конной лавины осталось метров четыреста, Белых, находившийся на позиции, подал команду:

– По фашистам ого-онь!

Шквал пулеметного, ружейного и минометного огня обрушился на карателей. Топот и ржанье лошадей, вопли раненых, взрывы и выстрелы – все смешалось в сплошной дикий гул.

Поле перед партизанскими рубежами усеялось убитыми карателями и лошадьми. Не менее пятидесяти коней, но уже без всадников, прорвалось в лес. Части карателей удалось убраться восвояси.

Но не прошло и получаса, как противник опять перешел в наступление. Сюда были брошены танкетки и бронемашины. Плотный огонь пулеметов и пушек обрушился на наши позиции.

Но бронированные машины наскочили на минное поле. Артиллерийский расчет Ивана Дышлова метким огнем подбил танкетку и бронемашину. Уцелевшие повернули к деревне. Тогда артиллеристы перенесли огонь на автоколонну, выползавшую из Лозова. По ней ударили и батальонные минометы. Черные столбы дыма поднялись над двумя автомашинами.

Один из снарядов угодил в "оппель". То, что в начале дня каратели потеряли командира полка, имело немаловажное значение для исхода лозовского боя. Больше часа немцы не возобновляли атаки.

Но вот то тут, то там возникала перестрелка. Карателя пытались найти слабые места в нашей обороне. Затем последовала яростная атака на позиции партизанских отрядов П.Е.Матюшкова и Л.Ф.Шилова. Но и здесь не удалось прорваться фашистам.

Каратели бросили крупные силы на 261-й партизанский отряд Михаила Журавлева. Они шли под прикрытием артиллерийского и минометного огня.

Слева от меня у дубового пня лежал Николай Жолудев, дальше – Иван Востриков, Николай Тилигузов, Александр Руденко. Справа – Николай Купцов, Евгений Аниськов, комиссар отряда Афанасий Гонтарев, рядом с ним – начальник штаба Василий Аникиевич. А чуть позади нас – сам командир Михаил Журавлев, тут же Герасим Тимошенко.

Снаряды свистят над головами и разрываются в глубине леса. А мины коварнее. Они шипят вверху и, словно с неба, падают почти на наши позиции. Мы плотно прижимаемся к земле между пнями.

– Приготовить гранаты! – приказал Журавлев, а через минуту по цепи уже летит вторая команда: – Гранатами – ого-онь!

Я поднимаюсь во весь рост и резким взмахом швыряю гранату туда, где трое немцев тащат пулемет. Не успело заглохнуть эхо разрывов, как мы услышали звонкий голос комиссара Афанасия Гонтарева:

– Партизаны, вперед!

Мощное "ура!" прокатилось по опушке леса. С флангов ударили пулеметы, короткими очередями залились автоматы.

Каратели на мгновение застыли на месте, потом попятились и вдруг побежали. Лишь некоторые на миг останавливались, и тогда малиновый огонек часто-часто мигал на темно-сером силуэте. Мы обрушивали весь огонь на этих одиночек.

Вдруг черно-рыжие фонтаны минных разрывов поднялись позади отступавших, а потом появились перед нами. По цепи полетела команда Журавлева – отходить на прежние позиции.

На нашем участке каратели не показывались до вечера. Они перенесли удар левее, и Журавлев послал на помощь соседу роту своих бойцов. Меня же направил в штаб бригады для связи.

Стонал старый лес от разрывов мин и снарядов, перестуков автоматов, длинных-предлинных пулеметных очередей. Короткие стычки, атаки и контратаки чередовались между собой.

– Мобилизовать всех вестовых, выздоравливающих и немедленно обеспечить боеприпасами все отряды, – приказал Белых.

И вот уже мчатся на лошадях партизаны к пункту боепитания, а оттуда с мешками, полными пачек патронов, гранат, торопятся к цепям бойцов.

Спустя полчаса начальник бригадного пункта боепитания Зубков доложил Белых и Антонову:

– Боеприпасами пополнены все подразделения. Но... – Он мнется, и весенняя грязь хлюпает под растрепанными кирзовыми сапогами. – Вот они, указал Зубков в сторону, где плотной группой стояли около тридцати стариков, женщин и раненых, которые могли держаться на ногах и поэтому не хотели передать свое оружие товарищам.

Комбриг и начальник штаба повернулись, встретили суровые взгляды. Среди раненых с обвязанной головой стоял и пулеметчик Петр Мишин. Он твердо шагнул вперед, простуженным басом сказал:

– Разрешите к своему "максимке"... Надо рассчитаться с фашистами!

Белых с Антоновым переглянулись. Они понимали пулеметчика Мишина, раненного 24 февраля в бою под Фундаминкой.

– Давай, браток, иди к своему "максимке", – ответил начальник штаба.

– Ну и вы тоже туда... – Белых махнул нестроевикам и раненым в сторону передовой и улыбнулся.

А напряжение боя между тем нарастало. Вестовые докладывали комбригу, что каратели теперь с трех сторон идут в атаку.

– Подпустить ближе. Стрелять только наверняка! – отдал приказание Белых. – Удержаться на опушке, в поле не выходить!

Эта атака, оказывается, была рассчитана на то, чтобы отвлечь главные силы партизан. Был шестой час вечера. Сильная вражеская группировка, используя пересеченную местность, заросшую кустарником, сделала попытку прорваться в лес через линию обороны 263-го отряда. Об этом Татьяна Корниенко немедленно доложила комбригу.

– Направить туда две роты резерва! – приказал Белых Драчеву. – Не впускать карателей в лес!

Драчев усилил 1-ю и 2-ю роты диверсионными группами и сам повел их на помощь 263-му отряду. Подкрепление подоспело вовремя. Каратели отступили из леса, оставив убитых и раненых.

Бой начал утихать и на других участках. Только слева, на позициях отряда имени Чкалова, он вспыхнул с утроенной силой, смещаясь к стыку с 260-м отрядом. Белых послал туда роту на подкрепление.

В партизанский лазарет продолжали поступать тяжелораненые. Врачи Владимир Ольшевский и Владимир Киселев, фельдшера Иван Новиков, Василий Якушев и Анна Ефотова, медсестры Анна Миронова, Елена и Анна Ващины накладывали повязки. Накал боя был таким, что почти все раненые, получив первую медицинскую помощь, снова брались за оружие.

На отдельных участках бой то затихал, то вспыхивал с новой силой. Пулеметчик Петр Мишин как раз вовремя добрался к своему "максиму". Пулемет заело. Петр устранил задержку и через пару минут уже высматривал цель, приговаривая:

– Мы с тобой, дружочек, не подведем, постоим за родную землю. – И тут же приказал своему второму номеру: – Ленту!

– Есть ленту! – ответил Виктор Ковалев и пододвинул тяжелый сверкающий латунью пояс.

Мишин припал к пулемету, поставил прицел.

– Ну а теперь давайте поближе, сволочи! – сказал, будто его могли услышать густые цепи карателей, бегущие, казалось, прямо на пулемет.

Петр целился тщательно, бил короткими очередями. И снова целился, нажимал гашетку. Если же четыре – пять карателей на бегу приближались друг к другу, "максимка" стрекотал дольше. И падали уже не один, а несколько фашистов. Через десять минут в секторе Мишина цепи карателей были прижаты к земле.

Немецкий офицер уже не подавал команды, а вырвал у одного из солдат винтовку и прилег за кочку, выслеживая пулеметчика.

Мишин дал короткую очередь, приподнял забинтованную голову над щитком пулемета. И опустил ее. Пуля офицера сразила Петра Петровича Мишина.

Пулемет замолк. Но только на несколько минут. Виктор Ковалев перетащил его вправо. Поднявшиеся в атаку фашисты снова были вынуждены залечь под пулеметным огнем.

На позициях 261-го отряда минометчик Михаил Мельников переносил с места на место свой миномет. Опуская мину в трубу, приговаривал:

– Вот так вам, гады!

– Маскируйся, Михаил! – кричал другу Александр Руденко.

– Пусть фашисты маскируются, – отвечал он. – Я на своей земле.

И посылал мину за миной в цепи карателей.

Временами наступали минуты, когда стихал огонь противника. И тогда нас охватывало удивительное состояние – клонило ко сну. Возможно, оказывали какое-то влияние голод и жажда. Но странно, есть и пить не хотелось. Сказывалось, безусловно, и нервное перенапряжение.

На позиции 256-го отряда была предпринята еще одна, самая яростная атака. По распоряжению С.М.Свердлова и А.А.Бирюкова группа рогачевских партизан, сопровождавшая членов подпольного райкома партии, пополнила ряды отряда. Отчаянная попытка карателей вклиниться на этом участке не имела успеха.

4

Перестрелка между карателями и партизанами по всей линии обороны продолжалась до 10 часов вечера. В штаб бригады доложили, что противник отводит свои войска.

Белых созвал командиров и комиссаров на совещание. Он отдал распоряжение:

– Начальнику штаба бригады Антонову и моему заместителю командиру 256-го отряда Штапенко вывести бригаду в направлении деревни Стовпня. Антонову установить очередность движения отрядов на марше. Командиру 261-го отряда Журавлеву обеспечить безопасность движения подразделений бригады. Для этого оседлать мост, затем прикрывать колонну, следуя в арьергарде. Дальнейший маршрут получите на марше.

Так окончился бой у лозовского леса – окончился победой партизан. Многих недосчитались мы: 29 человек убито, 32 ранено. Разбиты три станковых пулемета, пять ручных, вышла из строя пушка.

Отряды оставили позиции и начали отходить в направлении Стовпни. Шли организованно, хотя стояла кромешная тьма: ни луны, ни звезд.

Дикан, Белых, Свердлов, Подоляк и радисты решили идти в Малиновку. Почему они решили пойти отдельно, тогда никто не знал. Белых что-то замышлял. В сложных ситуациях он отдавал распоряжения тогда, когда надо было их исполнять. Комбриг обычно раскрывал свои планы узкому кругу лиц.

Вот и теперь Адама Бирюкова вместе с двумя партизанами он отправил в разведку в сторону Малиновки. Но не стал ждать их возвращения. Совсем по другой тропинке, через болото, Белых сам повел свою группу.

После только что утихшего боя на болоте бродили группки разбитого противника. От партизан также откололась небольшая группа недавно принятых в бригаду из разгромленного мамковского гарнизона. Это были местные парни. Их насильно мобилизовали оккупанты. Поэтому как только представился случай, они с оружием в руках перешли к партизанам.

И солдаты противника, и наши партизаны, видимо, искали в темноте своих. Белых впереди вдруг заметил каких-то людей.

– Ложись, – тихо скомандовал комбриг и тут же громко окликнул неизвестных паролем: – Москва!

В ту же секунду раздалась автоматная очередь, командир бригады упал.

– Засада! – крикнул Свердлов и открыл автоматный огонь.

В партизан полетели две гранаты. Секретарь Рогачевского подпольного райкома партии был тяжело ранен, однако отполз в сторону. Дикан и его группа некоторое время преследовали неизвестных, а потом вернулись и подобрали стонущего Свердлова. В кромешной темноте труп комбрига им не удалось найти...

Мы слышали звуки этой короткой схватки, но о такой трагедии никто не мог и подумать. Все были возбуждены только что одержанной победой. Хотя Антонов приказал до утра молчать о гибели комбрига, задолго до рассвета страшная весть облетела все отряды.

Начальник разведки Самыкин с большой группой партизан направился на поиски трупа Белых. Лишь в полдень они узнали, что рано утром его похоронили жители Малиновки.

1 мая 1943 года бригада передислоцировалась в лес под Турском. Здесь в присутствии Подоляка, Свердлова и Бирюкова состоялось заседание Журавичского подпольного райкома партии. Подвели итоги боя под Лозовом. Утвердили нового командира бригады – Ивана Михайловича Гаврилова. Прежнего комбрига – Степана Митрофановича Белых – решили перезахоронить.

Спустя три дня возле деревни Рисково выстроились все отряды 10-й Журавичской бригады. Пришли местные жители. Ведь Белых знали тут от мала до велика.

Траурная тишина стоит над плотными рядами бойцов. Только в огромной толпе женщин раздаются глухие рыдания. У всех на глазах слезы.

Слышу, как тихонько говорит старушка своему внуку:

– Хорошему человеку и погода хорошая. Верная примета.

С утра было пасмурно, изредка моросил дождь, а сейчас, когда вот-вот опустят гроб с телом Степана Митрофановича, по-весеннему ярко засветило солнце, тучи отошли далеко к горизонту.

К гробу, усыпанному подснежниками и первыми лесными цветами, подходит комиссар Дикан.

– Товарищи! Сегодня мы хороним нашего боевого друга, коммуниста, любимца партизан и населения, – голос Игната Максимовича дрогнул. – Он вел нас верной дорогой, с ним мы побеждали. Отомстим же за его смерть проклятым фашистам!

Один за другим подходят к гробу командиры и комиссары отрядов, партизаны. Боль утраты сжимает горло, сковывает губы.

Сотни партизанских винтовок, карабинов и автоматов дали троекратный прощальный салют...

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

1

Наш путь лежит от бывшей партизанской деревушки Хвощ до Озерщины крупного населенного пункта в Речицком районе, известного своим народным хором. Вот уже пятый день мы в дороге. Мы – это Карп Михайлович Драчев, Филипп Карпович Антонов, ученики Кормянской школы-интерната и я, их директор. Автобусы то пылят проселком, то ныряют в лесную прохладу.

Недалеко за Хвощом (теперь это поселок Партизанский), у дороги, что ведет к бывшему партизанскому лагерю, стоит обелиск. Возле него делаем остановку. Красивое место. На солнечной полянке россыпи земляники. К дороге подступает черничник.

Лесные лакомства сегодня не манят моих воспитанников. Они столпились возле Карпа Михайловича и Филиппа Карповича у самого обелиска. На камне высечено золотом: "Здесь, в этом лесу, в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. дислоцировались 10-я Журавичская партизанская бригада и Журавичский подпольный райком КП(б)Б".

У многих походные дневники. Время от времени дети делают пометки в них, некоторые срисовывают обелиск. Все внимательно слушают Карпа Михайловича. А он не может спокойно рассказывать. То гневно дрожит его голос, то на глаза навертывается слеза. Ребята делают записи в своих дневниках. Записывают итоги боевой деятельности партизан 10-й Журавичской:

"Спущено под откос немецких эшелонов – 190.

Подорвано паровозов – 198.

Уничтожено вагонов, платформ, цистерн – 2104.

На платформах взорванных эшелонов уничтожено танков и бронемашин – 133.

Разгромлено фашистских гарнизонов и управ – 96.

Уничтожено телеграфно-телефонной связи – 273 километра.

Подорвано мостов – 276.

Во время "рельсовой войны" перебито железнодорожных рельсов – 2896.

Партизаны диверсионных групп сожгли 2653 тонны бензина, 2300 тонн сена...

Отнято у оккупантов и роздано населению 4017 тонн зерна.

Бригада провела 93 открытых боя.

В боях и засадах убито 9078 гитлеровских солдат и офицеров".

За каждой цифрой – тяжелый и опасный труд партизан, подпольщиков, связных. За каждой цифрой – бесстрашие и мужество пяти тысяч двухсот пяти народных мстителей. И тех, кто никогда не носил винтовку, никогда не стрелял в гитлеровцев.

Вот одна из них. Она тихонько подходит к нам, боясь помешать рассказу бывшего командира отряда, а затем комиссара бригады Карпа Михайловича Драчева. Старенькая кошелка, почти полная ягод, в ее руке. Какое знакомое лицо! Ничего, что оно постарело. Морщинам не скрыть сердечной доброты и приветливого взгляда этой женщины. Такую же кошелку держала тогда, в сорок третьем. И были ягоды в ней, а под ними – хлеб, огурцы, кусочек сала.

– Да это же Мария Нестеренко! – Карп Михайлович на полуслове обрывает рассказ, и мы торопимся навстречу старой женщине.

Она узнала нас. Не скрывая радости, старушка смеется и плачет одновременно, ласково прижимая нас к груди, словно родных детей. А мы целуем ее руки, которые подавали нам хлеб, испеченный специально для партизан, подавали криничную воду, перевязывали раны. Многое делали они, женские руки, в те суровые дни.

Дети обступили нас. Раздается один несмелый вопрос, второй – и потекла непринужденная беседа у обелиска. Вспомнила Мария Степановна Ивана Герасимова, Игоря Савицкого, Семена Скобелева, Матвея Шаройко, Ивана Кудрицкого, Григория Бычинского, Николая Петроченко. Их нет в живых, они погибли в этих лесах.

Минута молчания, и снова вопросы, теперь уже к Карпу Михайловичу, ко мне, к Филиппу Карповичу. Мы рассказываем, что Журавичский подпольный райком партии к осени 1943 года объединял 201 коммуниста, а райком комсомола – 602 комсомольцев. Из нашей бригады выделилось три отряда – имени Чкалова, имени Кутузова, имени Котовского. Они объединились в 1-ю Буда-Кошелевскую бригаду и расширили свое влияние на соседние районы.

Тщательно записывают ребята эти факты в свои дневники. И вот уже горнист трубит сбор. Еще не затихло лесное эхо, а длинная цепочка выстроилась у обелиска на Линейку памяти. Бережно ложатся цветы на гранитную плиту. Детские руки застывают в пионерском салюте.

Рядом с нами – Мария Степановна Нестеренко. Свежий ветер шевелит ее седые волосы. Светлые две слезы вдруг появляются в уголках ее глаз, но тут же прячутся в густой сетке морщин. О ком-то вспомнила она сейчас...

И вот снова мы у автобусов. Прощаемся.

2

Некоторое время ребята едут молча. Увиденное и услышанное овладело сердцем каждого. Дорога тянется через кустарник, затем выходит к широкому разливу пшеницы. Когда-то здесь был болотистый луг, и мы, выпачканные в грязи, ползли и ползли вон к тому мосту. Спички отсырели, никак не поджечь бикфордов шнур. Выручил Максим Автушков. У него всегда был с собой кремень, кресало и трут.

Но вот наши машины выскакивают на добротную асфальтированную дорогу Довск – Рогачев. С двух сторон над шоссе нависают ветви белоствольных берез, и автобусы катят под зеленым шатром. Жара сменяется приятной прохладой.

Прошипели шины по длинному мосту. Тому самому, что уничтожали в сорок третьем. Только теперь он из бетона, а не деревянный.

Снова автобусы ныряют под зеленый березовый навес. Раздается чей-то голос:

– А куда мы сейчас едем?

– В деревню Святое, – отвечаю, сам еще занятый далеким прошлым.

– А кого вы там знаете?

– Женю Езепова...

В 1941 году после девяти классов он окончил в Журавичах курсы киномехаников. Началась война, и Женя вместе с военнообязанными пошел на призывной пункт. Военком, уставший от бессонницы и постоянных просьб принять в ряды Красной Армии, сурово сказал:

– Молод еще. Придешь через полгода...

Но он добился-таки, чтобы зачислили бойцом истребительного батальона. Рыл вместе со всеми окопы, строил блиндажи, а ночью дежурил на перекрестке дорог, у важных объектов. Однажды Езепов заметил, что незнакомый лейтенант в милицейской форме почему-то часто появляется у хлебопекарни. Задержанный оказался фашистским диверсантом.

Накануне дня оккупации района отец сказал Жене:

– Собирайся, сын. Пойдем на восток – со всеми не пропадем.

Евгений Езепов прошел курсы подрывников, и летом 1942 года вместе с двумя товарищами его отправили во вражеский тыл. Часто выходили на операции. То машину подорвут на шоссе, то повредят телефонную связь. Бывало, по целым дням сидели в засадах, подсчитывали автомашины, идущие к фронту, записывали их номера и знаки.

В конце 1942 года Женя стал командиром диверсионной группы. Веселого, неустрашимого, его любили партизаны. 17 эшелонов с живой силой и техникой врага спустил он под откос. За очередным долго охотилась группа Езепова. Гитлеровцы усилили охрану дороги Жлобин – Гомель, у насыпи через каждый километр соорудили дзоты с круговым обстрелом. Да и в придорожной полосе сновали дозоры, сидели в засаде фашисты.

А все-таки партизаны подобрались к полотну, заложили взрывчатку. Через час и 18-й эшелон полетел под откос.

Диверсионная группа благополучно миновала придорожную полосу, но возле деревни Святое, теперь Кирово, наскочила на фашистскую засаду.

Командир приказал отходить в лес, а сам схватил у товарища ручной пулемет и залег невдалеке от опушки. Гитлеровцев оказалось много, но патроны через полчаса кончились. Женя разобрал пулемет, разбросал его части. А когда фашистская цепь во весь рост пошла на смельчака, швырнул гранату.

Езепов сорвал с головы фуражку, сунул в нее последнюю "лимонку", зажал рычаг, выдернул чеку. И только тогда поднялся во весь рост. Оглянулся, вторая цепь фашистов заходила с тыла. В лесу уже не стреляли, значит, ушли товарищи.

– Не стрелять! – крикнул немецкий офицер. – Взять живым!

Гитлеровцы уже не бегут, а шагают, настороженно, медленно. Немец в серебристых погонах – чуть впереди цепи.

Женя рванулся к офицеру.

– Партизан не сдается живым! – крикнул он.

В следующий миг сильный взрыв потряс воздух.

Двенадцать гитлеровцев свалилось на землю. Это было 26 июня 1943 года.

Обелиск на могиле Евгения Игнатовича Езепова стоит в деревне Кирово Жлобинского района. Имя партизана высечено на мраморной плите памятника в Гомеле на улице Карповича.

3

На исходе вторая неделя с тех пор, как я с детьми отправился по местам боевой славы 10-й Журавичской партизанской бригады. Через какой бы лесок ни проезжали, в какую бы деревню ни заглянули – везде остались следы войны.

В Рисковской лесной даче стоит пятиметровый обелиск. На нем написано: "В этом лесу в период Великой Отечественной войны 27 апреля 1943 года партизаны 265-го партизанского отряда имени Ворошилова 10-й Журавичской бригады провели 14-часовой бой с превосходящими силами фашистских оккупантов. Врагу нанесены большие потери. Партизаны вышли победителями. Партизанам и партизанкам слава!"

Песчаная дорога ведет наши автобусы через Дедлово, Курганье к центральной усадьбе совхоза "1 Мая". В огромном доме – контора, сельская библиотека, отделение связи, клуб. Напротив административного центра тенистый сквер, его опоясывает крашеный забор. Посреди сквера братская могила с обелиском. Букеты свежих полевых цветов, гвоздики и бессмертника лежат на плите. Мои ребята приносят два венка. Девочки раскладывают лесные и луговые цветы. В этой братской могиле покоится прах нашего комбрига Степана Митрофановича Белых. Его помнят здесь и теперь, о нем рассказывают, как о живом.