355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мейтленд Иди » Недостающее звено » Текст книги (страница 3)
Недостающее звено
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 09:12

Текст книги "Недостающее звено"


Автор книги: Мейтленд Иди


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Дубинки как оружие, ветки для танца дождя



Размахивая палками, два гоминида стараются напугать миролюбивого гепарда в надежде завладеть его добычей

Хотя сохранилось достаточно свидетельств того, что австралопитеки изготовляли разнообразные каменные орудия, от огромного количества деревянных приспособлений, которыми они, несомненно, пользовались, не осталось никаких следов. В наше время шимпанзе размахивают палками и ветками. Известны случаи, когда они швыряли ими в павианов, которые подбирались к их пище или новорожденному детенышу. А потому будет логично предположить, что гораздо более развитые австралопитеки, способные превратить камень в примитивное орудие, изготовляли дубинки, копья и всякие заостренные приспособления.

Без оружия они, конечно, обходиться не могли. Австралопитеки обитали на земле и постоянно сталкивались с разными опасными хищниками. Но не исключено, что сучьями они пользовались и для совершенно иной цели – чтобы размахивать ими перед началом дождя, как делают современные шимпанзе.




Надвигающаяся гроза, быть может, действовала на австралопитеков возбуждающе: размахивая сучьями, они бегали взад и вперед в танце дождя






Группа австралопитеков неторопливо бредет по плодородной африканской равнине, собирая семена и коренья, но не упуская случая полакомиться личинкой, зайцем, черепахой, птенцом или страусиными яйцами. Вероятно, собирательство было основным способом добывания пищи.




Праздные дни первобытного хищника



Разомлев от зноя экваториального полудня, самец австралопитеков дремлет в тени деревьев, а две самки возятся с детенышем





Обучаясь в процессе игры, четверо бойких подростков бегают друг за другом вокруг акации в африканской саванне

Хотя это и может показаться странным, но, человек, ведущий первобытный образ жизни, располагает значительным досугом. Так, наверное, обстояло дело и с австралопитеками. Возможности их были ограниченны, потребности невелики, да к тому же в теплых благодатных краях, где они обитали, удовлетворять эти потребности не составляло особого труда. Когда круглый год нет недостатка в пище, остается только лениво посиживать сложа руки. Досуг, естественно, способствовал общению, а тем самым и развитию внутренних отношений между членами одной группы. По мере роста интеллекта система этих взаимоотношений становилась все более сложной и хитросплетенной. Одновременно периоды младенчества, детства и взросления все больше удлинялись, поскольку для того, чтобы существовать в усложняющемся обществе, индивид нуждался в более длительном сроке обучения. Эти тенденции, унаследованные от наших обезьяноподобных предков, сыграли значительную роль в переходе от австралопитека к человеку.




Ночью – безопаснее на деревьях

Одна из загадок жизни австралопитеков – как и где они спали. Начиная приспосабливаться к наземному существованию, они, вероятно, держались неподалеку от лесных опушек или рощ по берегам рек и озер и ночевали на деревьях.

Деревья были надежным убежищем от КРУПНЫХ кошек и гиен, которые, возможно, по ночам нападали на австралопитеков, как нападают и теперь на диких обитателей саванны. Предположительно, австралопитеков устраивало любое дерево, лишь бы его ветви были достаточно крепки. Широкий сук, от которого отходят более тонкие ветки, был уже недурным ложем, но не исключено, что австралопитек делал себе временное гнездо, выстилая его травой и листьями. Так поступают его ближайшие родичи шимпанзе и гориллы, да и нет никаких указаний на то, что у него были седалищные мозоли, которые характерны для многих обезьян, спящих в узких древесных развилках.

Позже – накопив за два-три миллиона лет опыт жизни на земле, когда мозг их развился и у них появились первые начатки материальной культуры – австралопитеки, вероятно, стали сооружать для ночлега укрытия из колючих веток. Такое убежище обеспечивало безопасность от ночных хищников, а спать на земле было удобнее, чем на дереве.




Вечерняя заря угасает, и группа австралопитеков, покинув равнину, тонущую в опасной мгле, забирается на деревья, где им не угрожают ни львы, ни леопарды

Глава вторая
Свидетельства камней и костей

Как я не раз говорил вам, надо исключить невозможное, и то, что останется, пусть самое невероятное, и будет истиной.

Шерлок Холмс




У великолепно сохранившегося черепа самки австралопитека африканского, который Роберт Брум нашел в Южной Африке, не хватает только зубов и нижней челюсти

Само собой разумеется, что изучение доисторического человека в первую очередь означает изучение его окаменевших остатков. Чтобы понять, кто были наши предки и как они выглядели, мы должны научиться истолковывать отдельные сохранившиеся кусочки костей, которые в последнее время обнаруживаются во все больших количествах. Для этого нужно знать их возраст. Своеобразие формы, необычная величина порождают всевозможные интригующие предположения о том, кто от кого произошел. Но эти предположения, строящиеся на соотношении одного обломка кости с другим, могут обрести весомость только при надежном датировании находок.

Когда речь идет о датировании, необходимо, чтобы сходилось все. Постепенное установление хода эволюции человека можно уподобить очистке старого гобелена, заросшего пылью и грязью. Современный человек находится в верхней части гобелена, а наиболее древние его предки вытканы у самого низа. Ткань ветха, особенно в нижней половине. Гобелен следует чистить с величайшей осторожностью, иначе он совсем расползется. И чистка длится очень долго. Приступая к какой-то части, невозможно установить заранее, изображено ли на ней что-нибудь или под грязью скрывается пустой фон, а может быть, и прореха. Да и изображение может оказаться лишь фрагментом фигуры, настолько маленьким и загадочным, что никакого представления о целом он не даст. А то вдруг откроется вся фигура, но совершенно неожиданная, присутствие которой станет понятным, только когда будет очищено еще несколько. И огромную роль играет положение на гобелене каждой детали – ее точное место во времени по отношению ко всем прочим его частям. Верно истолковать те или иные окаменелости и вывести подлинную генеалогию человека возможно, только осмыслив все прочие данные.

Проблема возраста – проблема датирования – решается тремя путями. Во-первых, геологическим, через изучение истории Земли. Тут важны местоположение, толщина и природа разнообразных слоев глины, осадочных пластов, песка, лавы, известняков и прочих пород, из которых слагается поверхность нашей планеты, а также их соотношение. Поскольку некоторые процессы – например, эрозия или накопление отложений на морском дне и их превращение под действием тепла и давления в твердые породы – происходят сейчас с определенной поддающейся измерению скоростью, можно предположить, что и в прошлом они протекали приблизительно с такой же скоростью. Стратиграфия (наука, занимающаяся изучением этих слоев) воссоздает примерную картину прошлого Земли. Это дает возможность расположить окаменелости, найденные в разных породах, в хронологической последовательности.

Второй путь определения возраста заключается в изучении самих окаменелостей. В различных слоях они не одинаковы, а меняются со временем и благодаря этому могут служить хронологическими вехами, особенно если для них установлена точная последовательность. Например, эволюция лошади известна очень хорошо. За 60 миллионов лет лошадь развилась из четырехпалого животного величиной с кошку в то крупное однопалое животное, которое мы знаем сегодня. Многочисленные промежуточные стадии развития лошади, запечатленные в окаменел остях, сохранившихся в различных геологических слоях, позволяют воссоздать эту историю достаточно подробно. Если в одном слое с каким то предком лошади мы обнаружим окаменевшие остатки других животных или растений, можно считать, что они имеют тот же возраст. То есть уже датированная окаменелость помогает датировать другие и т. д.

Постоянно сравнивая и сопоставляя гигантские количества данных, относящихся как к горным породам, так и к окаменелостям, наука сумела воссоздать довольно подробную хронологию далекого прошлого. Однако конкретные даты в ней отсутствуют.

Третий способ восполняет этот пробел. Он опирается на свойство радиоактивных элементов выделять энергию с постоянной скоростью, постепенно превращаясь в другое вещество. Этот процесс называется радиоактивным распадом. Радий, например, медленно переходит в свинец. Стоит определить скорость этого процесса, и можно будет установить возраст данного кусочка радия, измерив, какая его часть уже перешла в свинец, а какая еще остается радием. К числу долгоживущих радиоактивных элементов принадлежит калий-40. Для целей палеонтологии он особенно полезен потому, что встречается в вулканических пеплах и лавах. Возраст окаменелостей, обнаруженных в такой вулканической породе или оказавшихся между двумя ее слоями, может быть установлен с большой точностью.

Получив надежные часы для отсчета времени, мы можем теперь вернуться к окаменелостям приматов и поставить решающий вопрос: как различать низших обезьян, человекообразных обезьян и людей? Когда речь идет о современных видах, никакой трудности не возникает – все они в ходе своего развития настолько обособились, что сходство между ними в значительной степени исчезло. Однако все они происходят от одного предка, и, чем дальше мы углубляемся в прошлое, тем больше их окаменелости начинают походить друг на друга. В какой-то момент они становятся неразличимыми. Вот почему, чтобы установить линию развития гоминидов, необходимо воссоздать по этим окаменелостям генеалогическое древо приматов.

Взявшись за это, мы обнаружим, что внимание надо будет сосредоточить на особенностях челюстей и зубов, поскольку они сохраняются лучше всего и нередко никаких других костей в нашем распоряжении вообще нет. Зубы по твердости и прочности далеко превосходят все прочие части тела. Их всегда можно распознать, хотя бы они пролежали в земле буквально миллионы лет, потемнели и истерлись. Кости более хрупки. Иногда кость сохраняется хорошо и выдерживает процесс очистки от спаявшихся с ней кусков породы. Таким прочным, например, оказался первый таунгский череп: Реймонд Дарт несколько месяцев кропотливо очищал лицевые кости, а на то, чтобы разнять челюсти и осмотреть поверхность зубов, у него ушло четыре года.

Другие окаменевшие кости не столь прочны и рассыпаются в прах, едва их освобождают от каменных наслоений. Нередко прежде, чем извлечь такую кость из земли, ее приходится пропитывать специальными скрепляющими составами.

Но в каком бы состоянии ни была окаменелость, она всегда выглядит не так, как окружающая порода. Специалисты узнают окаменелости с первого взгляда, к тому же они обладают феноменальной способностью различать их. Так, любой профессионал безошибочно определит, принадлежит ли найденный коренной зуб низшей обезьяне, человекообразной обезьяне или человеку. На жевательной поверхности коренного зуба низшей обезьяны обычно имеются четыре бугорка, расположенные попарно. У человекообразной обезьяны и у древнего человека таких бугорков на коренном зубе чаще всего пять. И что еще важнее, располагаются они не парами, а по характерной Y-образной схеме. Эта схема Y-5 очень древняя: она была обнаружена еще у общего предка низших и человекообразных обезьян. Следовательно, пролежавшая в земле 15 миллионов лет челюсть, от которой остался только обломок с парой коренных зубов, имеющих по четыре бугорка, – это челюсть низшей обезьяны, а не человекообразной и не гоминида, поскольку те сохранили более древнюю схему Y-5.

Таким образом, мы получили некоторые данные для первого наброска генеалогического древа приматов, но данные эти носят негативный характер и ничего не сообщают о том, где произошло разделение низших и человекообразных обезьян. Мы пока знаем только, что это случилось раньше чем 15 миллионов лет назад. Но насколько раньше? Увы, одна окаменелость больше ничего сказать не может. Чтобы уточнить это место, нам необходимо отыскать более древние обезьяньи зубы с четырьмя бугорками, а потом – еще более древние.

И возможно, прежде чем задача будет наконец решена, нам придется стереть не одну предварительную пометку. Кроме того, существует проблема, заложенная в самом понятии эволюции. Нижеследующий воображаемый диалог даст о ней необходимое представление.

– Различие в бугорках, о котором вы говорите, очень удобно, если возраст окаменелости не превышает пятнадцати миллионов лет. Но что, если она старше? Ведь рано или поздно вы доберетесь до того периода, когда зубы низших обезьян начнут все больше и больше походить на зубы их предков со схемой Y-пять?

– Несомненно.

– …Когда невозможно будет решить, есть на этом зубе пятый бугорок или нет?

– Да.

– Ну, и какой же обезьяне будет принадлежать подобный зуб – низшей или человекообразной?

– Если вы заглянете в такую древность, вам на помощь придут многие другие различия в величине, форме или числе зубов. Ведь особенности зубов, возникшие в ходе развития приматов, не исчерпываются расположением и числом бугорков. А если вам посчастливится найти и другие кости, задача опознания облегчится еще больше. Плечо низшей обезьяны, например, совершенно не похоже на плечо человекообразной, которая способна размахивать руками гораздо свободнее.

– Ну, хорошо. Но, углубляясь в прошлое, вы ведь неизбежно должны добраться до животного, у которого ни одна из этих особенностей не будет выражена четко.

– Совершенно справедливо.

– Ну, и?..

– Вы, собственно, просите, чтобы я точно указал день, когда у низшей обезьяны родился человекообразный детеныш. Но этого дня не было. В течение очень долгого времени наши предки соединяли в себе черты, характерные теперь только для низших обезьян или только для человекообразных. На протяжении этого периода под воздействием некоторых небольших различий в среде обитания щи в пищевом предпочтении у отдельных популяций складывались свои локальные особенности. Даже если бы мы располагали полным набором окаменел остей, представляющих миллионы лет эволюции, – а таких окаменелостей было бы несколько миллионов! – нам все равно не удалось бы обнаружить ту первую низшую обезьяну и ту первую человекообразную обезьяну, от которых пошли все остальные. Такой вообще не было.




Схема Υ-5 – пять бугорков (зеленые квадраты) на жевательной поверхности коренного зуба, разделенные не всегда отчетливо выраженной Υ-образной бороздкой, – помогает отличать коренные зубы гоминидов и человекообразных обезьян от коренных зубов низших обезьян. Коренные зубы этих последних несут только четыре бугорка, причем их никогда не разделяет бороздка Υ-образного типа






Человек и все его родственники приматы происходят от общего предка, небольшого млекопитающего, походившего на крысу. Сначала ответвились лемуры и другие полуобезьяны, а затем сами обезьяны, причем часть их жила и развивалась в Новом Свете, а часть – в Старом. От этой последней группы отделились человекообразные обезьяны. Первым отделился гиббон, затем орангутан, а третья линия дала гориллу, шимпанзе и человека



– Другими словами, составляя генеалогическое древо, вы располагаете его разветвления очень приблизительно?

– Да. Поскольку то, что мы назвали "разветвлением", в действительности охватывает очень длительный период, и место его на древе всегда будет приблизительным. В лучшем случае можно лишь примерно указать, когда в общей исходной популяции начинают появляться различия, отражающие различия в окружающей среде или в питании. Географические и поведенческие факторы способствуют разделению популяции на отдельные группы, которые в результате такого разделения смешиваются все меньше и меньше. Если же произойдет полное физическое разделение популяции из-за образования горного хребта, вторжения моря или постепенного распространения пустыни, всякое смешение вообще прекращается. Это ускоряет накопление различий, и в конце концов вместо одного вида животных возникают два новых. Результатом подобного процесса явилось, например, появление у одной группы приматов зубов с четырьмя бугорками – в числе многих других важных отличий, отражающих то разнообразие в образе жизни, которое мы находим у современных низших и человекообразных обезьян.

Так выглядит в очень упрощенном изложении процесс видообразования. Именно этот процесс привел к возникновению не только низших обезьян, человекообразных обезьян и человека, но и вообще всех живых существ. Зная его механизм, теоретически мы можем, опираясь на характерное расположение зубных бугорков, рассортировать окаменевшие зубы по степени стирания этого различия вплоть до полного его исчезновения, что и укажет нам с достаточной точностью момент, когда началось разделение обезьян на низших и человекообразных. Так оно и будет, если удастся найти достаточное количество зубов древних приматов. Или же возможность установить искомую дату дадут другие особенности челюстей, черепа и скелета, а также их сочетания. Когда накапливается значительное количество подобных свидетельств, становится возможным с определенной уверенностью нанести искомое разветвление на генеалогическое древо.

Указать на генеалогическом древе место, где произошло разделение низших и человекообразных обезьян, – значит завершить один из важных этапов в прослеживании происхождения человека. Соблазнительно, конечно, считать взаимосвязь людей и человекообразных обезьян даже еще более важной, поскольку родство между ними теснее, а разделились они много позже. Однако на самом деле важен каждый этап этого пути, причем среди них нет ни более, ни менее важных, ибо развитие каждого звена в цепи жизни, ведущей к человеку, оказывалось возможным только благодаря развитию предыдущих звеньев. И, чтобы понять по-настоящему, что такое люди, мы должны рассматривать всю цепь. В частности, нам следует перенестись в прошлое более чем на 75 миллионов лет и повнимательнее разглядеть кое-каких насекомоядных млекопитающих, которые видом и размерами походили на крысу и шныряли по земле во влажном тропическом лесу.

Некоторые из этих древних млекопитающих перебрались затем на деревья – предположительно потому, что конкуренция на земле была крайне ожесточенной, а на деревьях их ждала обильная пища. Кое-где и сейчас еще живут подобные млекопитающие, которые с тех пор изменились относительно мало. Это тупайи. Зато другие изменились. И настолько радикально, что даже трудно поверить в их родство с тупайями. От небольших насекомоядных зверьков произошли все разнообразнейшие полуобезьяны, низшие обезьяны, человекообразные обезьяны и гоминиды. И тут мы оказываемся перед новым коварным вопросом: если все эти животные так преуспели в своем развитии, то почему относительно мало изменившиеся тупайи все еще существуют в современном мире?

Причина проста: им незачем было особенно изменяться. Среда их обитания сохранилась почти в первозданном виде и по-прежнему подходит им во всех отношениях. Следует сразу же уточнить, что биологический вид вовсе не обязательно должен эволюционировать. Дело в том, что против эволюции действует множество мощнейших факторов. Природа консервативна, и популяция, которая в определенных условиях чувствует себя хорошо, меняется мало. Благодаря естественному отбору ее члены в подавляющем большинстве всегда будут очень похожи друг на друга. Почти все они приближаются к своего рода "оптимальной модели" для данного времени, данного места и данного образа жизни. Если они в чем-либо отклоняются от этой оптимальной модели, у них неизбежно возникают какие-то трудности. Возможно, они проживут не так долго, как их более удачливые собратья. Или же дадут меньше потомства, а потому черта, отличающая их, либо полностью исчезнет, либо сохранится в рецессивном состоянии, скрытая в генах, и вновь, да и то не обязательно, проявится только у некоторой части потомства той пары, у которой она была присуща и самцу и самке. Такие потомки, скорее всего, не выживут – в отличие от тех, у которых эта черта останется в рецессиве.

Вот почему все мы носим в своих генах порядочный груз неадаптивных черт. Некоторые из них действуют как сортировщики и бракуют нас, если мы слишком уж отклонимся от оптимальной модели. Иногда такая неприспособленность принимает очевидные формы ("обнаженное" сердце при не сформировавшейся грудной клетке обрекает новорожденного на мгновенную смерть).

Но по большей части генетическая изменчивость гораздо менее опасна и гораздо менее драматична. Она создает бесчисленные, но незначительные отличия у всех нас. Однако если она потенциально опасна, то неизбежен вопрос, почему она сохраняется. Почему ни один вид постепенно не избавился от неадаптивных черт и не состоит исключительно из особей, наиболее соответствующих тому образу жизни, который свойствен данному виду?

Достаточно немного подумать, и станет ясно, что изменчивость – непременное условие всякой жизни. На то существуют две причины. Во-первых, оптимальная модель – еще не значит совершенная модель. Постоянно действующий естественный отбор поддерживает тенденцию вида к улучшению, к развитию и усилению тех черт, благодаря которым он будет еще лучше приспосабливаться к условиям окружающей среды. Во-вторых, никакая среда не остается постоянной. Вид должен обладать генетическим разнообразием, иначе он не сможет измениться в соответствии с изменениями окружающей среды. А потому то, что сегодня у любого вида кажется избыточным генетическим грузом, завтра может преобразиться в средство спасения.

История приматов прекрасно иллюстрирует эти две соперничающие силы эволюции – тенденцию к изменениям и тенденцию к устойчивости. Одни наши древнейшие насекомоядные предки эволюционировали мало и крайне медленно, другие же – гораздо быстрее. Причины, пришпоривавшие эту эволюцию, могли быть едва заметными: например, какой-то самец тупайи оказывался чуть сообразительнее или чуть сильнее остальных – чуть более ловко хватал насекомых или был привлекательнее для самки на соседнем суку. Много времени спустя кое-где появились "улучшенные" тупайи. Под воздействием требований древесного образа жизни они начали изменяться довольно быстро. По ветвям было удобнее и безопаснее передвигаться, прыгая и цепляясь, чем бегать наподобие крыс, как прежде. Задние лапы удлинились. Крысиные когти на передних лапах постепенно преобразились в плоские ногти – отличительный признак всех современных приматов. Все четыре лапы начали превращаться в руки. Пальцы удлинялись, становились гибче и приобрели на концах осязательные подушечки. Все эти новые качества помогали животным "новой модели" ловко передвигаться по деревьям, стремительно хвататься за ветку или молниеносно ловить быстрых насекомых и юрких ящериц.

По мере того как прыжки, цепляние за ветки и ловля добычи лапами становились формой существования, обоняние все больше уступало главенствующее место зрению – ведь эти животные жили теперь не в двумерном мире плоской поверхности земли, а в трехмерном мире деревьев и им чуть ли не каждую минуту требовалось точно определять расстояние до другой ветки или до ящерицы. Это преобладание зрения над обонянием привело к тому, что форма головы древней тупайи тоже начала изменяться. Морда стала короче, череп округлился. Глаза увеличились и мало-помалу сдвинулись вперед, так что поле зрения одного глаза наложилось на поле зрения другого и животное получило объемное, или стереоскопическое, зрение.

Стереоскопическое зрение позволило оценивать расстояние с гораздо большей точностью, чем это доступно, например, кролику, чьи глаза расположены по бокам головы. Кролик должен постоянно следить, не подкрадывается ли к нему враг сбоку или сзади, зато ему не обязательно видеть то, что он ест, – трава не убегает и ее нетрудно находить с помощью обоняния. И вообще питание травой не требует особой сообразительности – во всяком случае, куда меньше, чем охота за ускользающей добычей среди ветвей. И со временем округленный череп обитателей древесных крон стал вместилищем более крупного мозга.

За 10–20 миллионов лет эти изменения продвинулись настолько далеко, что уже можно выделить новую группу животных-приматов. Самые древние из них-полуобезьяны и их потомки, – как и тупайи, дожили до наших дней. Это лемуры, лори, долгопяты и галаго. Некоторые из них, в частности крупные лемуры, и видом и поведением очень напоминают низших обезьян. Если бы низшие обезьяны не появились, вполне вероятно, что места их нынешнего обитания населяли бы лемуры.

Но, к несчастью для лемуров, низшие обезьяны все-таки появились, и генеалогическое древо приматов приобрело еще одно разветвление. Вначале они, вероятно, были, так сказать, сверхлемурами последней модели – то есть различия между ними и лемурами старого образца были незначительными. Однако, постепенно накапливаясь, эти различия обеспечивали имевшим их особям заметные преимущества, и в конце концов кроны деревьев оказались населенными более ловкими, более сообразительными, более подвижными и во всех отношениях более приспособленными к древесному образу жизни потомками лемуров, которые уже могут считаться обезьянами. Лемуры же мало-помалу исчезли почти всюду, где обитали прежде, – они не выдержали конкуренции. А на Мадагаскаре и в некоторых других местах они выжили просто потому, что обезьяны там не водятся и никогда не водились.

Итак, отметьте на генеалогическом древе разветвление, очень древнее, которое знаменует разделение обезьян и полуобезьян. Затем проведите карандашом по ветви обезьян до следующего разветвления, которое (на основании числа зубных бугорков, о чем говорилось выше) показывает, что обезьяны разделились на низших и человекообразных. Следуйте дальше по ветви человекообразных обезьян к новому разветвлению. В этой точке начнут появляться гоминиды. И опять-таки их появление придется прослеживать по особенностям зубов и челюстей.

Если сопоставить челюсть гориллы или шимпанзе с человеческой, в глаза сразу бросаются пять основных различий. Во-первых, по отношению к общему размеру черепа обезьянья челюсть больше и тяжелее, чем у человека. Во-вторых, зубы в ней располагаются как бы по трем сторонам прямоугольника – резцы занимают переднюю сторону, а остальные зубы двумя параллельными рядами уходят в глубь рта. В-третьих, клыки у самца много длиннее остальных зубов, и, когда челюсти сомкнуты, верхние клыки находят на нижние зубы, а нижние клыки торчат вверх. В-четвертых, между верхними зубами есть просветы, в которые входят эти огромные нижние клыки. И наконец, крыша ротовой полости – твердое нёбо – у обезьян почти плоская.

У человека все перечисленные особенности отсутствуют. По отношению к общему размеру черепа его нижняя челюсть много меньше и легче. Твердое нёбо не плоско, а выгнуто сводом. Зубы все имеют примерно равную высоту, в том числе и клыки, а потому просветы между верхними зубами отсутствуют. Располагаются они не по сторонам прямоугольника, а дугой, достигающей наибольшей ширины в глубине рта.

Запомнив эти различия, вернемся теперь к первому черепу австралопитека, найденному в Южной Африке Реймондом Дартом, и посмотрим, имеет ли он какие-либо черты гоминида. То, что череп этот не мог принадлежать ни человекообразной обезьяне, ни павиану, Дарт решил сразу же, едва увидел его зубы. Ни огромных клыков, ни просветов – аккуратная дуга, совсем как у человека. И тех, кто потом осматривал окаменелость или читал о ней, смущала вовсе не челюсть, но общий вид черепа. Эта странная челюсть была частью морды человекообразной обезьяны – ни намека на лоб или подбородок. Черепная коробка была маленькой – она вмещала мозг не больше обезьяньего. Но, поскольку древность этого существа определялась двумя миллионами лет, то есть оно было вдвое древнее всех известных до тех пор гоминидов, ни Дарт, ни его горячий сторонник Роберт Брум не усмотрели ничего странного в такой своеобразной смеси характерных особенностей человекообразной обезьяны и человека. Два миллиона лет, рассуждали они, возможно, почти вплотную подводят нас к общему предку человека и человекообразной обезьяны, а он вполне мог обладать совершенно неожиданным сочетанием черт.

Положение еще больше запуталось, когда дальнейшие находки Брума и других южноафриканских исследователей показали, что в Южной Африке, по-видимому, существовали два типа прямоходящей человекообезьяны. Годы спустя дальнейшие многочисленные находки позволят провести между ними четкое научное различие. Один из уважения к его более крупным размерам и весу – (около 70 кг) получит название Australopithecus robustus – «австралопитек массивный». Более мелкий, весивший 35–45 кг, сохранит название Australopithecus africanus – «австралопитек африканский», которое Дал ему Дарт.

Однако тут Брум столкнулся с одной странностью. Хотя точное датирование в Южной Африке по-прежнему оставалось невозможным, он пришел к заключению, что некоторые из его австралопитеков массивных были на целый миллион лет моложе дартовского австралопитека африканского. Это его не смутило бы, если бы не следующее обстоятельство: более крупная и более поздняя человекообезьяна выглядела более примитивной. Ее челюсти и коренные зубы были массивны и меньше походили на человеческие, чем челюсти и коренные зубы австралопитека африканского.

Неужели предком человека был более поздний и более примитивный тип? Концы с концами тут явно не сходились. Тяжелая челюсть, крупные коренные зубы-жернова указывали на то, что существо это питалось растительной пищей и пережевывало огромное количество всякой зелени, примерно так же, как современные гориллы. Подтверждалось это и тем, что у австралопитека массивного на черепе имелся продольный костный гребень. У гориллы такой гребень служит опорой мощным жевательным мышцам, которых требует характер питания этой крупнейшей из человекообразных обезьян.





Спутать верхнюю челюсть человекообразной обезьяны (вверху) с челюстью гоминида (внизу) невозможно. В челюсти обезьяны (в данном случае – современного карликового шимпанзе) зубы располагаются по трем сторонам прямоугольника, причем ряды коренных зубов почти параллельны. Четыре резца на передней стороне отделены от других зубов промежутками, в которые входят длинные клыки, характерные для самцов всех человекообразных обезьян








Человеческая челюсть не прямоугольна, а подковообразна. Зубы располагаются по дуге, расширяющейся в глубине рта. Поскольку у людей клыки невелики, нужды в просветах нет, и все зубы расположены тесно. У человека коренные зубы крупнее резцов, тогда как у обезьян (вверху) они по величине почти не различаются. Кроме того, человеческая челюсть короче и не выдается далеко вперед


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю