Текст книги "Десять величайших открытий в истории медицины"
Автор книги: Мейер Фридман
Соавторы: Джеральд Фридланд
Жанр:
Научпоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Мы уже указывали, что Везалий намеревался посвятить, а затем и преподнести Карлу V книгу, которая ошеломила бы его своим великолепием и красотой. Наверное, так и произошло, хотя король вряд ли мог понять или вполне оценить её содержание. Но Везалий совершил гораздо более значимое деяние – его «Фабрика» пробудила медицину от четырнадцативекового глубокого сна.
Первой реакцией врачей на появление «Фабрики» стало удивление. Никогда раньше медицинские книги не отличались такими размерами. Никогда раньше в медицинских книгах не было иллюстраций, отличавшихся такой художественной красотой и анатомической точностью, и никогда раньше (и никогда после этого) медицинские книги не набирались таким изящным типографским шрифтом.
Современники Везалия были изумлены невероятным вкусом и роскошью издания, однако куда более их потряс, а многих просто привел в бешенство текст, содержавшийся в семи томах. Среди наиболее разъярившихся был и Якоб Сильвий, ведущий анатом Европы, некогда учивший Везалия анатомии. В открытом письме императору он писал: «Я молю Его Императорское Величество воздать суровое и заслуженное наказание чудовищу, которое он взрастил и выкормил в своем собственном доме, этому худшему образцу невежества, неблагодарности, дерзости и богохульства, сделать так, чтобы он не мог более отравлять остальную Европу своим тлетворным дыханием».
Злоба Сильвия была вызвана тем, что Везалий осмелился указать на неоднократные ошибки Галена при описании некоторых деталей человеческой анатомии, возникшие прежде всего потому, что Гален вскрывал трупы обезьян и собак и, следовательно, описывал ткани и органы этих животных, а не человека.
Реакцию Силовия объяснить трудно, ведь на излете Средневековья вскрытие человеческих тел уже доказало нелепость некоторых утверждений Галена, например, что печень является источником крови, что в матке имеется несколько камер и что секрет, вырабатываемый гипофизом, поступает непосредственно в нос. Мы уже упоминали о том, что ни один профессор медицины никогда лично не вскрывал трупы. Вскрытие производилось цирюльником, а профессор вслух зачитывал соответствующие пассажи из анатомических наблюдений Галена. Этот обычай ушел в прошлое только после выхода в свет «Фабрики». Кстати, большой раздел книги посвящен инструкциям о том, как именно следует производить вскрытие.
Кроме того, в «Фабрике» подчеркивался факт, которому ранее не придавалось должного значения, а именно что кости организма позволяют нам жить той жизнью, к которой мы привыкли. В книге указывалось, что кости не просто дают поддержку нашему телу и обеспечивают его подвижность – они защищают от повреждения хрупкие внутренние органы (включая мозг). Везалий особо отмечал, что без костей человек был бы просто неподвижным и бесформенным образованием.
Достаточно перелистать «Фабрику», чтобы понять – человеческий скелет просто завораживал Везалия. В первом из семи томов он посвящает костям 168 страниц; книга открывается замечательным набором иллюстраций – пять черепов, показанных под разным углом зрения. Затем Везалий описывает и представляет, с помощью великолепных рисунков, остальные кости и, проявив удивительную изобретательность, заканчивает книгу тремя изображениями скелета, каждое из которых занимает целую страницу. Один скелет показан подвешенным на виселице, второй – идущим, опираясь на костыли, а третий (рис.) стоит, нагнувшись над столом, опершись на него локтями, и словно бы разглядывает человеческий череп.
Великолепный с художественной точки зрения и точный с точки зрения анатомии рисунок – третье изображение скелета в «Фабрике» Андреаса Везалия. Скелет то ли рассматривает череп, то ли изучает его
Эти картинки скелетов, которые позже неоднократно воспроизводили в своих книгах другие авторы, нельзя рассматривать как обычные анатомические рисунки; это настоящие произведения искусства. Трудно сказать, что именно сделал для «Фабрики» Ян Стефан ван Калькар, но три «очеловеченных» скелета явно нарисованы его рукой. С художественной точки зрения в них много общего с иллюстрациями из «Анатомических таблиц», написанных Везалием раньше и иллюстрированных Яном Стефаном.
Второй том Везалий посвящает подробнейшему описанию мышц человеческого тела. С помощью тринадцати мускулистых мужских фигур показаны вначале поверхностные, а затем все более глубоко расположенные мышцы. Тут иллюстрации, по всей вероятности, тоже были созданы Яном Стефаном. Как и изображения скелетов, «люди из мышц» также представляют собой выдающиеся произведения искусства.
Когда Везалий писал о том, что «скверный характер скульпторов и художников» заставлял его чувствовать себя «хуже, чем тела, которые я вскрывал», он, вероятно, вспоминал свои ссоры с другими иллюстраторами, но не со Стефаном. Везалий остро нуждался в его таланте, но, по всей видимости, не смог заручиться его услугами при иллюстрировании оставшихся пяти книг. Качество рисунков, начиная с третьего тома, явно ухудшается. Дело не в том, что иллюстрации, представляющие вены и артерии в третьем томе или нервную систему в четвертом, органы брюшной полости в пятом, сердце и легкие в шестом и мозг в седьмом томе, плохи; просто они более схематичны, не так очевидна принадлежность органов человеку, а их исполнению не хватает художественного блеска.
Описывая внутренние органы (печень, селезенку, матку), Везалий слишком часто ставил в качестве иллюстраций изображение органов собаки или свиньи, а не человека. Кроме того, он не заметил присутствия в организме человека поджелудочной железы, яичников и надпочечников. Конечно, найти эти органы, особенно в разлагающихся трупах, довольно трудно. Однако Везалий мог бы лучше изучить, например, строение матки. Скорее всего, дело в том, что найти женский труп для вскрытия было труднее. Тем не менее известно, что у него была возможность обследовать половые органы по меньшей мере двух женщин. По каким-то причинам он так боялся рассечь девственную плеву, перекрывающую вход во влагалище, что совершенно не заметил маточные трубы на другом конце половых путей, кроме того, данное им описание матки беременной женщины и зародыша поражает какой-то средневековой грубостью.
Везалий проделал отличную работу по изучению основных артерий и вен, однако сердце и легкие описал не намного лучше Галена. Он так увлекся присвоением греческих, латинских или древнееврейских названий различным мышцам и тканям, что ни разу не задумался о том, чтобы дать какой-то из них свое собственное имя.
Если тома с третьего по пятый Везалий писал с меньшим вдохновением, чем два первых, посвященных костям и мышцам, то при написании шестого тома, посвященного мозгу, к нему вернулся прежний энтузиазм. И иллюстрации по качеству тут приближаются к иллюстрациям первого и второго томов (хотя и не достигают их уровня). Анатомические открытия Везалия, относящиеся к различным отделам мозга, имели огромное значение. До Везалия структура мозга и его функции оставались практически неизученными. С изданием седьмого тома стали понятны хотя бы некоторые структурные особенности головного мозга; с этого времени анатомы уже не могли игнорировать его существование.
В «Фабрике» Везалия содержался огромный объем научной информации, и неудивительно, что книга стала мощнейшим стимулом к дальнейшему развитию медицинской науки. Труд Везалия преподнес медицине такой бесценный дар, как научный метод: впервые были разработаны важнейшие инструменты исследования, которыми в будущем предстояло пользоваться медицинской науке: полное отрицание сверхъестественного начала, прямолинейный, бесстрастный язык, точное иллюстрирование, безжалостная жестокость вивисекции [5]5
На стр. 662 в «Фабрике» изображена визжащая свинья. Она лежит на спине, ее конечности и верхняя челюсть скованы цепями, прикрепленными к столу и удерживающими свинью при вивисекции, которую проводят без какого-либо обезболивания. Более жуткую иллюстрацию трудно себе представить. Совершенно очевидно, что она не принадлежит кисти Яна Стефана ван Калькара.
[Закрыть], необходимость определения приоритета открытия, формулировка обобщений на основании четко выстроенных отдельных наблюдений.
Через несколько недель после выхода в свет трактата «О строении человеческого тела» был издан его великолепный конспект – «Извлечение» («Epitome»). Эта книга, гораздо меньшая по объему, предназначалась для студентов-медиков, которые могли бы пользоваться ею непосредственно у анатомического стола. В «Извлечение» было включено несколько полностраничных рисунков скелетов и мышц из «Фабрики». Изумительным украшением стали два добавленных в книгу рисунка, также на целую страницу, изображающие красивого обнаженного мужчину (Адама) и обольстительную обнаженную женщину (Еву).
Такими в «Извлечении» Везалия, изданном в 1543 году вместе с «Фабрикой», показаны Адам и Ева. Одно время считалось, что автором замечательных рисунков был Тициан, но в настоящее время их приписывают Яну Стефану ван Калькару
Написанный Везалием трактат и занятия, проводившиеся им непосредственно у анатомического стола во время настоящих вскрытий, способствовали тому, что в Падуанском университете выросли три его последователя, которым было суждено в течение нескольких десятилетий после издания «Фабрики» совершить важнейшие открытия в области анатомии. Нет никаких сомнений, что возможными эти открытия сделали именно книга «О строении человеческого тела» и ее автор, описавший инструменты и методологию научных исследований.
Первый из этих знаменитостей – Реальдо Коломбо (1512–1559). Величайшим вкладом Коломбо в развитие медицины стало точное описание пути кровообращения из правого желудочка сердца в левый через легкие. Это описание, так же как и подробное описание самого сердца, впервые появилось в 1559 году в книге Коломбо «De re anatomica», опубликованной посмертно. В следующей главе мы еще расскажем о Коломбо, здесь же достаточно упомянуть о том, что Везалий его ненавидел. Причиной ненависти стало выдвинутое Коломбо обвинение в том, что в своем трактате Везалий якобы описал язык и глаза быка, а не человека.
Учеником Везалия был также Габриэль Фаллопий (1525–1562), его преемник на посту руководителя кафедры анатомии в Падуе. Он восхищался мастерством Везалия и его великой книгой, тем не менее нашел в ней ошибки и упущения – хотя проявил большую деликатность в критике, чем Коломбо.
Научившись от Везалия искусству вскрывать трупы собственными руками и верить собственным глазам, а не тому, что можно вычитать в трудах Галена, Фаллопий выявил и описал целый ряд анатомических структур, ускользнувших от внимания учителя. Например, он нашел и впервые описал яичники и маточные трубы, которые теперь носят его имя. Он дал современные названия влагалищу, плаценте и клитору; до Фаллопия эти органы вообще никак не называли.
Если о Везалии можно сказать, что он прорубилсвой путь через ранее неизведанные анатомические джунгли, то Фаллопий прокладывалдорогу по полю, частично изведанному и уже отмеченному на карте. Он дал более точное, чем Везалий, описание костей и связок, у него даже хватило терпения и любознательности, чтобы вскрыть, изучить и описать костный полукружный канал внутреннего уха.
Самый блестящий из учеников Везалия, Бартоломео Евстахий (1520–1574), был в определенном смысле большим неудачником. В его судьбе повторилась история, случившаяся с Леонардо да Винчи. (Великий художник сделал поразительно точные зарисовки тканей и органов человеческого тела, но их нашли только через несколько веков после его смерти. Но даже тогда один из его рисунков, хранившихся в Королевской Виндзорской библиотеке, а именно рисунок с изображением человеческой матки и влагалища, «облегавшего» полностью эрегированный пенис, долгое время не выставлялся на всеобщее обозрение; публика увидела его только после смерти королевы Виктории.) Законченная и подготовленная к изданию уже в 1552 году великолепная, богато иллюстрированная гравюрами на меди рукопись Евстахия по какой-то причине более ста пятидесяти лет пролежала в полном забвении в Папской библиотеке Ватикана. Там ее обнаружил и опубликовал в 1714 году знаменитый кардиолог Джованни Ланчизи [6]6
B. Eustachius, Tabulae anatomica(Rome: Gonzagae, 1714).
[Закрыть]. Выдающиеся открытия Евстахия впоследствии делались заново и описывались как оригинальные анатомами куда более низкого уровня в конце XVI и на протяжении всего XVII века.
Если бы книга Евстахия увидела свет, когда он подготовил ее к изданию, то есть в 1552 году, медицина смогла бы сделать огромный шаг вперед, а Евстахий приобрел бы не меньшую славу, чем Везалий. Подобно Фаллопию, Евстахий не просто указал на ошибки, допущенные в «Фабрике», – он описал детали строения человеческого тела, совершенно упущенные Везалием. Гравюры на меди, изображающие симпатическую нервную систему, можно считать инновацией первостепенного значения. Он открыл грудной лимфатический проток и дал отличную иллюстрацию лимфатической системы, которую не заметил не только Везалий, но и Уильям Гарвей через семьдесят шесть лет после него. Помимо этих двух важнейших систем Евстахий правильно описал анатомию человеческой почки [7]7
Евстахий указал, что в «Фабрике» была описана и нарисована почка не человека, а собаки.
[Закрыть]и стал первым, кто нашел и описал надпочечники и трубку, соединяющую среднее ухо с полостью рта и носящую сегодня его имя.
Разумеется, открытия в области анатомии продолжались и после смерти Везалия и его трех незаурядных последователей из Падуанского университета. Более того, эти открытия совершаются и сегодня. Но начало всему положила именно книга «О строении человеческого тела». Так закончим же эту главу словами самого Везалия:
Я не мог бы сделать ничего более полезного, чем дать новое описание всего человеческого тела, чью анатомию никто не понимал, поскольку Гален, несмотря на все множество его трудов, сообщил об этом крайне мало, и я не знаю, каким еще образом я мог бы донести результаты своих исследований до моих студентов.
Глава 2
Уильям Гарвей и кровообращение
Уильям Гарвей
(1578–1657)
За тысячи лет до рождения англичанина Уильяма Гарвея древние египтяне, греки и римляне не только знали о том, что в их груди бьется сердце, но и приписывали ему ведущую роль в духовной и эмоциональной жизни человека. Они полагали, что если у людей и есть душа, то живет она именно там, в органе красного цвета, неустанно стучащем внутри грудной клетки. Однако, понимая, что с прекращением этого стука прекращается и человеческая жизнь – и, следовательно, куда-то исчезает и живущая в бьющемся сердце душа, – наши предки никогда не задумывались над тем, что же, собственно, означает этот стук.
Более того, ни египтяне, ни греки, ни римляне не осознавали, что существует какая-то связь между кровью, текущей в теле каждого человека, и этим пульсирующим органом величиной с кулак. Полное непонимание функций как сердца, так и крови происходило из-за того, что древние анатомы не могли вскрыть тело еще живого животного и непосредственно наблюдать сокращения и последовательные движения живого сердца и ток крови по венам и артериям. Все знания, относящиеся к сердцу и кровеносным сосудам, были получены на основании изучения органов и тканей, изъятых из мертвого человеческого тела. К сожалению, в артериях мертвого тела никогда нет крови, ибо, после того как сердце перестает биться и выбрасывать кровь в артерии, последние сокращаются, и вся содержащаяся в них кровь выталкивается в вены.
Таким образом, не находя кровь в артериях вскрытых трупов, ученые древности полагали, что при жизни в этих сосудах содержится только воздух. Поскольку вены тех же трупов, особенно вены, входящие в печень и выходящие из нее, всегда оказывались наполненными кровью, врачи античного мира считали, что именно в печени вся кровь и производится, а потом через вены поступает в другие органы тела. Понимая, что сердце тут все-таки должно играть какую-то роль, анатомы прошлого заключили, что в сердце кровь, поступающая в две его камеры – желудочки – и выходящая из них, получает некий «жизненный дух». При этом они не знали, как кровь попадает в сердце, как переходит из правого желудочка в левый и куда поступает, выйдя из сердца.
В середине II века нашей эры грек Гален сделал революционное открытие. Он выяснил, что кровь в правый отдел (или правое предсердие) сердца поступает из впадающих в него крупных вен и что затем из правого желудочка эта кровь выталкивается через легочную артерию в легкие. Более того, он установил, что через легкие кровь поступает в левое предсердие сердца, которое, в свою очередь, направляет ее в аорту, крупный кровеносный сосуд, отходящий от левого желудочка.
Эти два открытия Галена, относящиеся к сердечно-сосудистой системе, имели колоссальное значение. Было установлено, что сердце состоит в основном из мышц, которые, сокращаясь, прокачивают кровь в легкие и через легкие – в левый отдел сердца, откуда та же масса сокращающихся мышц отправляет кровь в аорту. Иными словами, стало ясно: сердце – это просто насос.
Вторым великим открытием Галена стало опровержение мнения его древнегреческих и римских предшественников о том, что в артериях содержится воздух: он понял, что они переносят кровь.
При всем величии Галена он не смог бы проследить путь крови из правого желудочка в левый через легкие или обнаружить наличие крови в артериях, если бы просто рассматривал органы мертвых людей или животных. Для этого ему обязательно надо было наблюдать эти процессы в живом организме. Будучи старшим врачом в школе гладиаторов в древнем Пергаме, он имел такую возможность при обследовании раненых и умирающих. Наверное, ему часто доводилось наблюдать, как из сосудов головы, руки или ноги, рассеченной мечом или кинжалом во время тренировки или настоящего гладиаторского боя, струится не воздух, а ярко-алая кровь. Без сомнения, ему часто доводилось видеть, как сокращается сердце в груди умирающих бойцов, вспоротой мечом противника. И разумеется, осматривая сокращающиеся сердца и расположенные рядом с ними легкие, он не мог не увидеть крупные вены, по которым темно-красная кровь втекала в правую камеру сердца; эта камера закачивала ту же темную кровь в легкие, а из них в левую камеру сердца поступала уже более яркая, алая кровь. Конечно, он должен был увидеть и как левый желудочек выталкивает кровь в аорту – отходящую от него крупную артерию.
Гален никогда не признавал, что в основе его великого открытия лежали непосредственные наблюдения за бьющимися сердцами и рассеченными мечом артериями. Он утверждал, что получил всю информацию о функциях сердца, легких и артерий, столь ярко описанных в его трудах, во время вивисекций животных. Очень жаль, что Гален не подтвердил, что к правильным выводам его подтолкнули наблюдения именно за умирающими людьми, а не только за животными. В течение более тысячи лет врачи были убеждены, что он описывал сердечно-сосудистую систему животных, а не человека. Вследствие этого описания сотен важнейших с медицинской точки зрения явлений, приводимых в многотомных трудах Галена, не считались применимыми к сердцу или кровеносным сосудам человека. Более того, Гален, подобно его греческим предшественникам, продолжал ошибочно считать, что печень не только производит кровь, но и прокачивает ее через тело человека.
Итак, на протяжении четырнадцати столетий после смерти Галена европейские врачи, полностью соглашавшиеся со всеми его наблюдениями и выводами, по-прежнему выдвигали самые фантастические теории относительно структуры и функций сердца, артерий и вен – точно так же, как их предшественники до Галена. Впрочем, его наблюдения не были утрачены; в трудах, на многие века переживших ученого, сохранились все описания, пусть и не вполне ясные.
В середине XVI века эти описания нашел испанский врач Мигель Сервет (1509–1553) – еще в бытность студентом Парижской медицинской школы он считался лучшим знатоком трудов Галена. Кроме этого, он, также в студенческие годы, прославился тем, что очень умело и ловко препарировал трупы.
Сервет не только принял открытый Галеном путь кровотока из правого желудочка в легкие и затем в левое предсердие (т. е. легочный, или малый, круг кровообращения), но и подтвердил его существование, указав, что легочная артерия, несущая кровь из правого желудочка в легкие, слишком велика, чтобы снабжать кровью только одно легкое. Ее размер указывал на то, что она несла в легкие всюкровь из тела, с тем чтобы в легких эта кровь претерпевала какие-то изменения. Вторым важнейшим наблюдением Сервета стало сделанное им открытие, касающееся легких: артерии легкого несли кровь непосредственно в легочные вены, а из них, в свою очередь, она шла в левое предсердие.
В своей дерзости Сервет дошел до того, что стал утверждать вопреки давно устоявшемуся мнению: в перегородке, отделявшей друг от друга правый и левый желудочки, нет никаких пор! Он настаивал на том, что единственный путь, по которому кровь из правого желудочка могла перейти в левый, пролегал через легочную артерию и легкие.
Свои выводы Сервет представил в книге, написанной в 1546 году. К сожалению, эти бесценные анатомические и физиологические наблюдения занимали лишь несколько параграфов рукописи, которая в основном была посвящена изложению еретических взглядов Сервета на природу Святой Троицы и значение акта крещения.
Сервет настолько гордился своим трудом, что послал один экземпляр основоположнику протестантизма Жану Кальвину. Анатомическая часть Кальвина абсолютно не заинтересовала, зато еретические рассуждения на темы религии привели его в ужас. Он написал Сервету письмо с суровым осуждением и даже отказался вернуть ему рукопись.
Но ничто не могло охладить пыл Сервета, не испугало его и то, что Кальвин изо всех сил постарался не допустить издание рукописи – Сервет издал ее в 1553 году на собственные деньги [8]8
M. Servetus, Christianismi restitutis(Vienna: Balthasar Amullet, 1553).
[Закрыть]!
Религиозные воззрения ученого показались еретическими не только протестанту Кальвину, но и отцам католической церкви. По распоряжению французского духовенства Сервета арестовали через несколько месяцев после выхода в свет его книги. К счастью, ему удалось сбежать из тюрьмы, и он в течение четырех месяцев скрывался во Франции, бесцельно переезжая с места на место. Затем, по причинам, которых мы никогда не узнаем, он отправился в Женеву, где жил его заклятый враг Жан Кальвин. Сервету инкогнито удалось прожить там считанные дни. Как-то на улице его узнали какие-то монахи. Ученого тут же арестовали и бросили в застенки. Кальвин не проявил милосердия, присущего, казалось бы, христианам. После процесса, продолжавшегося несколько месяцев, 27 октября 1553 года, через девять месяцев после публикации его книги, Сервета сожгли на костре.
Многие поколения английских историков медицины по вполне понятным причинам стремились доказать, что все заслуги в открытии системы кровообращения принадлежат их соотечественнику Уильяму Гарвею. Они не только не замечали тот факт, что изначально легочное кровообращение открыл Гален, но и настаивали на том, что «повторное открытие» этого феномена Серветом осталось неизвестным, поскольку всеего книги были сожжены на костре вместе с автором в 1553 году. Однако на самом деле сожгли только несколько экземпляров книги. За девять месяцев до смерти Сервет издал ее тиражом в тысячу экземпляров. Половину тиража он отослал книготорговцу в Лион, а вторую половину – во Франкфурт. Так что можно с уверенностью утверждать, что за много месяцев до и в течение многих лет после казни Сервета его книга и описанные в ней характеристики сердечно-сосудистой системы находились в поле зрения медицинской общественности.
Кроме того, в своем рвении сделать Гарвея первооткрывателем легочного кровообращения английские деятели то ли забыли, то ли не заметили, что Сервет постоянно общался с коллегами из Франции, Германии и Италии, и, по всей вероятности, за двенадцать лет, прожитых им после повторного открытия легочного кровотока, успел поделиться кое с кем своими выводами.
Наконец, если бы заявление английских поклонников Гарвея об уничтожении всех экземпляров книги Сервета было правдой, им пришлось бы объяснить, почему эта книга впоследствии была переиздана и во Франции, и в Германии.
Можно с огромной долей вероятности утверждать, что прославленный анатом из Падуи Реальдо Коломбо знал об открытиях своего современника задолго до того, как в 1559 году [9]9
R. Colombo, De re anatomica, libri XV(Venice: Nicolai Beullacquae, 1559).
[Закрыть], через шесть лет после публикации книги Сервета, вышла его собственная книга.
Коломбо не просто подтвердил существование легочного кровообращения. Он сделал еще три важных наблюдения, причем ни одно из них не было бы возможно без вскрытия живых животных – с того времени, когда Гален с помощью вивисекции на животных подтверждал сведения, полученные при наблюдении за умирающими гладиаторами, эта процедура не применялась. Во-первых, он не только выявил наличие клапанов в четырех сосудах, входящих в правый и левый желудочки и выходящих из них, но и установил, что эти сосуды позволяют крови двигаться только в одном направлении: из правого желудочка в легкие, потом из легких в левый желудочек, а оттуда – в аорту.
Во-вторых, он правильно описал фазу сокращения(то есть систолу) и фазу расслабления(то есть диастолу) желудочков сердца. В течение многих веков до того, как Коломбо дал четкое описание сердечного цикла, вопрос о том, когда именно сердце сокращается и расслабляется, был источником большой путаницы.
И наконец, самым важным достижением Коломбо можно назвать опровержение многовекового заблуждения – тезиса о том, что в легочной вене, идущей от легких к левому желудочку, содержится воздух – по этому сосуду в сердце поступала только кровь.
Вышедшая в 1559 году книга Коломбо «De re anatomica» широко разошлась по Европе. Вряд ли можно сомневаться в том, что выводы Коломбо относительно строения сердечно-сосудистой системы были известны пизанскому ботанику и анатому Андреа Чезальпино задолго до того, как в 1571 году он издал собственную книгу, в которой опять-таки описывалось легочное кровообращение [10]10
A. Cesalpino, Peripateticarum questionum, libri quinque(Venice: Apud Luntas, 1571).
[Закрыть]. Но если Коломбо не признал приоритета Сервета в этом открытии, то Чезальпино не упомянул ни Сервета, ни Коломбо. В попытках отстоять собственный приоритет в отношении того, что они считали своими открытиями, ученые эпохи Возрождения проявляли не меньшее жестокосердие, чем современные нобелевские лауреаты.
Чезальпино (1519–1603) с самого начала своей научной деятельности стал резко нападать на схоластику, господствовавшую в философии того времени. Его тут же обвинили в безбожии, однако суда инквизиции он избежал – по-видимому, потому, что в его философском учении присутствовали чудеса даже в естественном порядке вещей, а кроме того, и из-за благосклонного отношения к нему Ватикана (папа Климент VII назначил его своим первым лекарем). Чезальпино действительно сделал два важнейших новых открытия – и допустил одну чудовищную ошибку. Прежде всего он заметил, что после временного пережатия вены в руке или ноге происходит растяжение вены нижеместа пережатия. Именно это частное наблюдение, повторенное позже Уильямом Гарвеем, сыграло ключевую роль в открытии Гарвеем системы кровообращения тела в целом. (К сожалению, Чезальпино не сумел оценить огромную важность своего открытия.) Кроме этого, он установил, что в месте входа в правое предсердие диаметр полой вены больше, чем в месте ее выхода из печени. Он ошибочно принял эту разницу за доказательство того, что кровь по полой вене идет не всердце, а изсердца.
Практически невозможно понять, почему блестяще одаренный итальянец, уже знавший о том, что венозная кровь в теле всегда идет из конечностей в направлении сердца, сделал такую ошибку. По-видимому, славный ботаник не совершил величайшее открытие в истории медицины лишь потому, что оказался не в состоянии справиться с ужасающей процедурой вскрытия грудных клеток живых, страдающих животных, чтобы увидеть их бьющиеся сердца. Обладай он беспардонной научной жестокостью Галена или Коломбо (или Гарвея, сделавшего это спустя полвека), не останавливавшихся перед вивисекцией, нам пришлось бы признать правоту тех итальянских историков медицины, которые называют Чезальпино истинным первооткрывателем кровообращения. Но, поскольку вивисекция оказалась для Чезальпино непреодолимым барьером, подобное восхваление соотечественника следует рассматривать лишь как проявление шовинистической истерии.
Иероним Фабриций, один из последователей Коломбо в Падуанском университете, опубликовал книгу [11]11
G. Fabrici, De venarum osteolis(Padua: Lorenzo Pasquati, 1603).
[Закрыть]с первым в истории описанием венозных клапанов человека в 1617 году, но еще задолго до того он показал эти клапаны своим студентам. Одним из его любимцев был молодой англичанин Уильям Гарвей – ему тогда только что исполнился двадцать один год. Совершенно очевидно, что эти клапаны вызвали у Гарвея не меньший интерес, чем у самого Фабриция, открывшего их существование. Но ни он сам, ни Гарвей в бытность свою студентом-медиком не поняли, в чем состояла их функция. Прошло несколько десятков лет, и Гарвей наконец осознал, какова роль клапанов; а когда к нему пришло это осознание, он приступил к тайне кровотока во всех частях человеческого тела.
До Гарвея, то есть до начала XVII века, ни один англичанин не сделал сколько-нибудь значимых открытий в сфере медицины. Гарвей дополнил своими наблюдениями ранее сделанные открытия и подарил миру теорию, которой было суждено бессмертие.
К сожалению, личное имущество Гарвея было уничтожено – вначале солдатами Оливера Кромвеля в 1642 году, а потом страшным лондонским пожаром 1666 года, когда сгорела библиотека Королевской коллегии врачей, где хранились все письма и научные труды Гарвея. Сохранились лишь несколько писем и немногочисленные разрозненные и, как правило, краткие описания его деятельности и выступлений, составленные по воспоминаниям трех современников: отца современной химии Роберта Бойля, историка Джона Обри, чьи труды нельзя считать вполне заслуживающими доверия, так как он предпочитал фактам сплетни, и сэра Джорджа Энта, врача, преданного ученика Гарвея. Помимо главного шедевра, «De motu cordis», до нас дошли еще две книги Гарвея. Чудесным образом во время пожара 1666 года удалось спасти заметки, подготовленные им в 1616 году для лекций по анатомии в рамках Ламлианских чтений в Королевской коллегии (сейчас они надежно хранятся в Британском музее). Именно благодаря этим сохранившимся документам и некоторым другим сведениям можно сегодня представить личность, характер Уильяма Гарвея и его великие деяния.
Уильям Гарвей родился в 1578 году в Фолкстоне, маленьком старинном городке в нескольких милях от Дувра. Он был старшим из семи сыновей в зажиточной купеческой семье. Яркие дарования мальчика проявились очень рано. В качестве награды за отличную учебу его приняли в Киз-колледж в Кембридже, где он получил степень бакалавра. Хотя колледжу каждый год поставляли для вскрытия трупы двух повешенных преступников, Гарвей решил изучать медицину в другом месте. Он отправился в Падую, где кафедру анатомии возглавляли вначале Везалий, а затем Коломбо. Гарвей был хорошо осведомлен об их открытиях. В 1600 году он стал ассистентом Фабриция, и Фабриций был одним из четырех профессоров, подписавших диплом Гарвея. Кстати, единственным указанием на дату рождения Гарвея можно считать цифру «1578», собственноручно проставленную им в дипломе.