Текст книги "Десять величайших открытий в истории медицины"

Автор книги: Мейер Фридман

Соавторы: Джеральд Фридланд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Итак, весной 1842 года врач Чарльз Джексон и дантист Уильям Томас Грин Мортон посетили маленький городок Джефферсон – как раз в то время, когда доктор Лонг проводил свою первую операцию под наркозом [48]48
  F. K. Boland, The First Anesthetic: The Story of Crawford Long(Athens: University of Georgia Press, 1950).


[Закрыть]. Неудивительно, что это ошеломляющее событие стало предметом живейшего обсуждения среди четырехсот жителей Джефферсона. И конечно же кто-то из них поведал доктору Джексону и дантисту Мортону о потрясающих возможностях эфира.

И вот Джексон, вернувшись в Гарвардский университет после посещения Джефферсона, принялся всем рассказывать, что в феврале 1842 года, то есть за месяц до первой операции с обезболиванием, выполненной Лонгом, он простудился. У него страшно разболелось горло, и тогда он, удобно устроившись в кресле, подышал эфиром, после чего потерял сознание и соответственно перестал чувствовать боль. Так что, мол, именно он открыл действие эфира. (То кресло до сих пор является одним из главных экспонатов выставки, посвященной истории анестезии, в Массачусетском госпитале в Бостоне.) Впрочем, многие из тех, кто лично знал Джексона и был в курсе его предшествующей деятельности, сомневались, что он мог сделать это открытие.

Джексон родился в Плимуте, штат Массачусетс, в 1805 году. В 1829 году он с отличием закончил Гарвардский университет, получив степень доктора медицины. Затем он работал на медицинском факультете университета и в Массачусетском госпитале, где прославился своими энциклопедическими познаниями. Он много трудился, опубликовал более четырехсот статей. Гарвардский университет по праву гордился своим выпускником.

Однако при всех своих блестящих дарованиях Джексон был малоприятной личностью. Коллеги вспоминали, что он болезненно завидовал успехам других, был лживым, хитрым, подозрительным и умело манипулировал людьми. Не раз он пытался присвоить себе чужие открытия – самое интересное, что этот факт, судя по всему, совершенно не вызывал беспокойства в Гарварде. Во всяком случае, никаких порицаний за столь нечестное поведение Джексон не получал.

Один из его коллег, Уильям Бомон, приобрел известность благодаря своим исследованиям пищеварения. У Бомона был один необычный больной по имени Алексис Сент-Мартин – он получил пулевое ранение в живот, после чего образовался желудочный свищ. Через этот свищ Бомон мог изучать процесс пищеварения.

Однажды Бомон послал Джексону для химического анализа образец желудочного сока Сент-Мартина. Джексон сразу понял, что если он будет сам заниматься этим больным, то прославится на весь мир. Он попытался увезти Сент-Мартина, а в 1834 году, не предупредив Бомона, направил в Конгресс США прошение о переводе пациента под свое наблюдение. Узнав об этом, министр здравоохранения пришел в ярость, и прошение Джексона отклонили [49]49
  Ibid.


[Закрыть].

В 1832 году Джексон, возвращавшийся на корабле из поездки в Европу, разговорился с одним из пассажиров по имени Сэмюэл Морзе. Группа пассажиров сидела в кают-компании, обсуждая проблемы электричества и магнетизма, и кто-то спросил Джексона о зависимости силы тока от длины провода. Джексон ответил на вопрос, а Морзе добавил, что через электрические провода можно передавать сообщения. Вернувшись в Соединенные Штаты, Морзе продолжил свои исследования и изобрел телеграф, который запатентовал в 1837 году. Однако это нисколько не помешало Джексону утверждать, что телеграф изобрел именно он! Дело дошло до Верховного суда, который и постановил, что автор изобретения, без сомнения, – Морзе, а Джексон вообще не имеет к нему никакого отношения.

В 1846 году Джексон попытался присвоить себе изобретение пироксилина, сделанное немецким ученым Кристианом Фридрихом Шенбейном. Позже читатель узнает, как Джексон пытался присвоить и другие, чужие, открытия.

Теперь самое время рассказать о том, какую роль в открытии анестезии сыграл Гораций Уэллс. Уэллс родился в 1815 году в городе Хартфорд, штат Вермонт. Закончив в 1834 году Стоматологическую школу в Гарварде, он в течение многих лет преподавал в этой школе. Уэллс опубликовал множество статей по стоматологии в научных журналах и считался крупным специалистом.

Надо сказать, что Уэллса интересовали разные вещи [50]50
  L. D. Vandam, «The Start of Modern Anesthesia», in Atkinson and Boulton, The History of Anesthesia.


[Закрыть]. Время от времени он оставлял свою практику: то ездил во Францию покупать произведения искусства для последующей перепродажи в США, то пытался наладить производство переносных ванн и плит. Уэллс был глубоко верующим человеком и даже какое-то время всерьез подумывал о карьере священника. Он легко переходил от состояния крайнего возбуждения к депрессии и часто придавал неоправданно большое значение чужому мнению.

В декабре 1844 года Уэллс посетил вечеринку с веселящим газом в доме доктора Гарднера О. Колтона. Там он обратил внимание на одного гостя, вдыхавшего веселящий газ, – тот сильно поранил ногу, но совершенно не чувствовал боли. Уэллс сразу же сообразил, что закись азота может быть использована в качестве обезболивающего средства в стоматологии. В это время у него самого сильно болел зуб, и на следующий день он попросил Колтона дать ему подышать веселящим газом, пока один из коллег будет этот зуб удалять. И операция прошла без боли! Придя в себя после анестезии, Уэллс с восторгом заявил, что сделал величайшее открытие в истории человечества.

Прежде чем продолжить историю Уэллса, представим второго дантиста, Уильяма Томаса Грина Мортона, также имеющего отношение к открытию хирургического наркоза.

Именно Мортон и был тем дантистом, который в 1842 году приезжал в Джефферсон, город Кроуфорда Лонга. Он изучал стоматологию в Гарварде под руководством Уэллса, и позже стал его партнером по частной практике. Однако в 1844 году Мортон решил поступить в Гарвардскую медицинскую школу, и там его учителем стал Джексон. Странный союз двух очевидных социопатов привел к многочисленным конфликтам и неразберихе, в которой не смог разобраться даже Конгресс Соединенных Штатов.

Услышав об открытии Уэллсом обезболивающих свойств закиси азота, Мортон проникся энтузиазмом. В то время он как раз изучал медицину в Гарварде, и ему удалось уговорить Уэллса продемонстрировать свое открытие перед студентами, причем не стоматологического, а хирургического факультета. Всемирно известный врач доктор Джон К. Уоррен, преподававший в Гарварде, поспешил одобрить демонстрацию.

Историческое событие должно было состояться в январе 1845 года в хирургическом амфитеатре Массачусетского госпиталя в Бостоне. Увы, хрупкой психике Уэллса предстояло выдержать неожиданный удар. Аппарат, который он использовал для подачи веселящего газа, состоял из деревянного загубника с запорным краном, прикрепленного к двухлитровому мешку из промасленного шелка. Такого объема газа не могло хватить для анестезии; требовалось не менее 30 литров, но этого, конечно, Уэллс тогда знать не мог [51]51
  K. B. Thomas, The Development of Anesthetic Apparatus: A History Based on the Charles King Collection of the Association of Anesthetists of Great Britain and Ireland(Oxford: Blackwell 1975).


[Закрыть]. Вторая проблема состояла в том, что пациентом был мальчик с сильнейшей зубной болью. Уэллсу удалось добиться только частичного обезболивания, и скоро мальчик начал страшно кричать (вероятно, не столько от боли, сколько от страха). Уэллса освистали и в буквальном смысле слова вышвырнули из амфитеатра, несмотря на то что мальчик, придя в себя, сказал, что не помнит никакой боли. На Уэллса все это произвело сильнейшее впечатление, и он даже впал в глубокую депрессию.

Впрочем, вскоре он пришел в себя и за короткое время провел сорок стоматологических вмешательств с обезболиванием веселящим газом. Все больные давали ему письменные показания о том, что не чувствовали боли, операции проходили в присутствии свидетелей, однако никто в больнице так и не поверил Уэллсу.

Незадолго до провального выступления Уэллса перед гарвардскими хирургами и студентами Мортон начал налаживать связи с Джексоном. Последний, не подозревавший, что Мортон, как и он сам, посещал Джефферсон и хорошо знал об обезболивающих свойствах эфира, в доверительной беседе сказал коллеге, что эфир – выдающийся препарат для анестезии. На что Мортон ответил: «Эфир? А что это такое?»

Потом Мортон клялся, что, когда Джексон рассказал ему об эфире, он, Мортон, уже проводил опыты с этим веществом, но нарочно держал все в тайне. Он утверждал, что добился анестезии у рыбы, нескольких насекомых и щенка, а также и у самого себя; позже один из его соучеников по медицинской школе рассказал в Конгрессе США, что Мортон никогда не ставил никаких опытов.

Судя по всему, он действительно пробовал применить эфир для анестезии у двух студентов-стоматологов, однако в обоих случаях эфир вызвал не обезболивание, а возбуждение. Тогда Мортон сообразил, что ему следовало бы работать в кооперации с Джексоном, владевшим более точной информацией. Так он и сделал. И тогда Джексон указал, что Мортон использовал нечистый эфир фабричного производства и что для анестезии надо производить эфир самим. Это им удалось, после чего они решили, что смогут на эфире заработать хорошие деньги. Джексону пришло в голову смешать его с ароматическими маслами, чтобы скрыть истинную природу препарата, а потом они с Мортоном запатентовали эту смесь под названием «летеон», пытаясь сохранить ее состав в тайне [52]52
  W. T. G. Morton, Circular, «Morton’s Letheon» (Boston: Westworth, 1846).


[Закрыть].

Тридцатого сентября 1846 года Мортон испытал новое вещество на больном Эбене Фросте. Джексон подробно рассказал Мортону, как делать анестезию, и был уверен, что все пройдет гладко – так и случилось. Мортон безболезненно удалил больному зуб; это произошло при свидетелях; на следующий день газета «Бостон джорнал» напечатала статью о выдающемся открытии.

После этого Мортон обратился к Джону Уоррену с просьбой дать ему возможность продемонстрировать новый метод. По сути дела, он просил о том же, что и в случае с Уэллсом двумя годами ранее. Уоррен снова сказал «да», а его домашний хирург доктор К. Ф. Хейвуд написал Мортону письмо, где предложил, чтобы в десять часов утра в пятницу, 16 октября 1846 года, Мортон обезболил больного, которому предстояло удалить опухоль на челюсти. Молодой хирург доктор Генри Джейкоб Бигелоу, занимавшийся организацией мероприятия, пригласил всех ведущих хирургов Бостона (но, как ни странно, ни одного студента-медика).

Однако в назначенный час Мортон не появился. Встревоженный Бигелоу отправился к нему в кабинет, где нашел взволнованного Мортона, паковавшего чемоданы и намеревавшегося уехать из города! Кое-как Бигелоу уговорил его пойти на демонстрацию. Он убеждал Мортона, что летеон обязательно сработает. Бигелоу и Мортон вошли в хирургический амфитеатр Массачусетского общего госпиталя как раз в тот момент, когда Уоррен собирался сделать первый разрез. Мортон принес сбивчивые извинения (объяснив опоздание тем, что ждал мастера, который должен был что-то исправить в новом ингаляторе), после чего дал больному подышать летеоном.

В отличие от Лонга, предлагавшего больным дышать через смоченное эфиром полотенце, Мортон использовал ингалятор. То, чего он боялся больше всего, не случилось – или случилось только частично, поскольку у него, как и у Уэллса возникли проблемы с ингалятором. Ингалятор Мортона был снабжен краном, но без клапана. Во время разреза больной не чувствовал боли, но позже вдруг начал бессвязно разговаривать и пришел в возбужденное состояние. После операции больной сказал, что у него было ощущение, словно ему царапали шею, и он, судя по всему, сознавал, что подвергается операции.

На этот раз никто не свистел и не шикал. Успешный результат ошеломил присутствовавших хирургов и самого Уоррена. В следующий раз Мортон, также с помощью летеона, обезболил пациента доктора Хейвуда. Этому больному удалили большую опухоль на левой руке и благодаря усовершенствованиям, внесенным Мортоном в конструкцию ингалятора (латунные клапаны для вдыхаемого и выдыхаемого воздуха до сих пор выставлены для обозрения в Массачусетском госпитале), анестезия оказалась очень успешной. Больной не приходил в сознание на протяжении всей операции, не помнил ощущения боли и только к концу процедуры несколько раз застонал [53]53
  Boland, The First Anesthetic.


[Закрыть].

После второй, весьма удачной демонстрации возможностей анестезии Уоррен, Хейвуд и Бигелоу узнали, что Мортон и Джексон запатентовали летеон. Хирурги публично назвали этот поступок неэтичным. Услышав об этом, Джексон убрал свое имя из патента, но заключил с Мортоном письменное соглашение, по которому тот обязался выплатить ему пять с половиной тысяч долларов и проценты со всех будущих прибылей от использования летеона.

Услышав об этих махинациях, доктор Уоррен запретил Мортону практиковать, а также использовать свой метод анестезии на территории Массачусетса. После этого Мортон был вынужден признать, что летеон – это всего лишь эфир, ведь без поддержки медицинского сообщества он никогда не смог бы вернуться к занятиям анестезией. Уоррен спросил Мортона, с какими целями он пытался замаскировать эфир путем добавления ароматических масел. Мортон солгал, заявив, что масла способствовали усилению обезболивающего эффекта. Позже они с Джексоном отозвали свою заявку на получение патента.

9 ноября 1846 года Бигелоу выступил с лекцией о новом методе анестезии перед Бостонским обществом развития медицины, а 18 ноября опубликовал в «Boston Medical and Surgical Journal» статью с описанием двух успешных случаев применения анестезии Мортоном [54]54
  H. J. Bigelow, «Insensibility during Surgical Operations Produced by Inhalation», Boston Medical and Surgical Journal35 (1846):309, 379–382.


[Закрыть].

Через несколько дней после появления статьи Бигелоу новый метод анестезии оказался в центре внимания всего мира, а между Джексоном, Мортоном и Уэллсом разгорелся спор относительно авторства открытия. Два других претендента на звание первооткрывателей – Уильям Э. Кларк, впервые применивший обезболивание в стоматологии, и Кроуфорд Лонг – до поры до времени молчали. Кларк не хотел лишней рекламы, а Лонга занимали другие проблемы – и продолжали бы занимать, если бы не вмешательство сенатора от его родного штата.

Вскоре после этого Джексон и Мортон с помощью советников и адвокатов составили и подписали соглашение, по которому объявляли себя соавторами открытия метода обезболивания в хирургии. Уэллс узнал об их соглашении и воспринял его как пощечину. Может быть, это сыграло свою роль в том, что в 1848 году он свел счеты с жизнью, вскрыв вену на руке и вдохнув изрядное количество эфира.

Странная история с открытием хирургической анестезии все больше запутывалась. Буквально через несколько дней после подписания соглашения с Мортоном коварный интриган Джексон написал во Французскую академию наук письмо, в котором утверждал, что является единственным автором открытия. Услышав об этом, Мортон снова обратился к советникам и адвокатам, разорвал соглашение с Джексоном и тут же объявил единственным автором открытия себя.

Спор между Джексоном, Мортоном и в течение недолгого времени Уэллсом относительно того, кто же на самом деле придумал метод обезболивания в хирургии, стал настолько острым, что в 1847 году решением вопроса о приоритете занялся Конгресс США. Дело, получившее название «Эфирного противоречия», когрессмены изучали шестнадцать лет, даже во время Гражданской войны.

Мортон опирался в своих претензиях на поддержку двух влиятельных друзей. Первый из них, Дэниел Уэбстер, был прославленным оратором и юристом; основатель партии вигов, он пользовался огромным влиянием в сенате США. Второй, Оливер Уэнделл Холмс, профессор анатомии в Гарварде, уже прославился к тому времени как эссеист, поэт и писатель. Однако эта «тяжелая артиллерия» не помогла, так как конгресс постановил считать, что Мортон не является первооткрывателем хирургической анестезии. Многие свидетели показали, что он узнал о свойствах эфира от Джексона, а также подтвердили, что своими ушами слышали, как Мортон сам неоднократно говорил, что, по сути дела, анестезию придумал Джексон.

В отчетах Конгресса Уильяма Мортона называли Великим притворщиком, имея в виду тот факт, что изначально он «притворялся» перед Джексоном, будто ничего не знает о свойствах эфира. После всех событий 1846 года у Мортона возникли серьезные материальные проблемы, не ладились дела и в личной жизни. Он умер довольно рано, в 1868 году, когда ему было всего сорок девять лет, и причины его смерти до сих пор до конца неизвестны.

Кроме того, Конгресс постановил, что Уэллс не может претендовать на открытие метода хирургического обезболивания, так как он применял анестезию только в стоматологии. В любом случае к тому времени его уже не было в живых и он не мог требовать какое-либо вознаграждение.

Таким образом, основными претендентами на звание первооткрывателя анестезии остались Джексон и Лонг – во всяком случае, так представляли себе это дело в Конгрессе. Поскольку у обоих имелись влиятельные сторонники, конгрессмены так и не смогли принять окончательного решения по поводу авторства хирургической анестезии. И тогда, как это ни странно, они предложили соискателям самим разрешить проблему! Джексон получил предписание отправиться в Джефферсон, к Лонгу, что тот и сделал. Лонг, как обычно, вел себя вежливо, любезно и уважительно по отношению к старшему коллеге, но прийти к согласию они так и не смогли. Вскоре после посещения Джорджии у Джексона появились симпотомы деменции, слабоумия, усиливавшиеся с годами. В конце жизни он уже совсем плохо соображал.

Таким образом, единственным претендентом на авторство открытия после 1846 года оставался Лонг; другие умерли – либо неестественным путем, либо в состоянии помешательства. Надо заметить, что возня вокруг всей этой истории совершенно не беспокоила Лонга, он относился к ней как к чему-то не очень важному.

Между тем проблема авторства анестезии обсуждалась во многих научных стоматологических и медицинских обществах, и, как и в Конгрессе, мнения разделились. Каждое общество заняло свою позицию, сохраняющуюся по сей день. Например, в 1884 году Американская ассоциация дантистов, а в 1870 году Американская медицинская ассоциация выпустили резолюции, в которых первооткрывателем анестезии назывался Уэллс. Факт признания авторства Уэллса со стороны Американской медицинской ассоциации особенно интересен, так как сам Уэллс говорил, что никогда не проводил никакого обезболивания во время хирургических операций. Видимо, на позицию, занятую медицинским обществом, оказал влияние тот факт, что Уэллс продемонстрировал свою методику обезболивания в стоматологии перед «хирургической» аудиторией Гарварда.

В 1913 году этот же вопрос всерьез обсуждали выборщики Зала славы Нью-Йоркского университета. Было указано, что Лонг жил в крохотном городке с какими-то четырьмя сотнями жителей, что все его свидетели были простыми гражданами, не имевшими никакого медицинского образования; кроме того, будучи единственным врачом на многие мили вокруг, он не имел возможности представить сообщение о своих экспериментах ни в какое местное медицинское общество. В сельских районах Джорджии новости распространялись медленно, а Лонг, по одному ему ведомым соображениям, не публиковал свои результаты до 1849 года. Не исключено (хотя и маловероятно), что Лонг просто не осознавал значения своей работы.

С другой стороны, Мортон работал в одном из знаменитейших университетов, а первого больного, которому он давал анестезию, оперировал самый известный в мире хирург. Свидетелями эксперимента были хирурги из Бостона и его окрестностей, а сообщение о результатах появилось почти сразу же. Действительно, новости о проведенной операции распространились с огромной скоростью, и к середине 1847 года практически во всех крупных клиниках Британии, Европы, Кубы, Южной Америки и Южной Африки применение эфира при операциях, на основании статьи Бигелоу с описанием двух случаев Мортона, стало обычной практикой.

Самым известным участником обсуждения в Нью-Йоркском университете был Уильям Ослер, знаменитый терапевт, философ и историк науки. Он убедил выборщиков назвать первооткрывателем Мортона, приведя следующий аргумент: в науке следует отдавать приоритет человеку, который смог доказать что-то миру, а не тому, кто впервые выдвинул идею или показал, что она правильна. При всей странности этой аргументации выборщики согласились с ним и признали, что хирургическую анестезию открыл Мортон. Но понять, почему Ослер, знавший о том, что в 1842 году Мортон ездил в Джефферсон, все же настаивал на его авторстве, довольно трудно.

На заседании Американского хирургического колледжа в Атланте в 1921 году первооткрывателем анестезии в хирургии был назван Лонг. Тогда же была создана и Ассоциация имени Кроуфорда Лонга, по инициативе которой в 1926 году в Зале статуй Капитолия в столице США Вашингтоне установили памятник Лонгу. Позже одна из больниц Атланты была названа в его честь (Мемориальный госпиталь Лонга), и с тех пор хирурги всего мира признают Кроуфорда Лонга автором хирургического наркоза. И мы тоже решили присудить пальму первенства этому хирургу из захолустья.

Следующее крупное достижение в области хирургической анестезии было сделано в Англии, где двадцатитрехлетний терапевт из Лондона Джон Сноу стал первым в мире врачом, специализирующимся исключительно на анестезии. (Читатель помнит, что Мортон также неустанно занимался анестезией, но, так и не получив степень врача общей практики, остался лишь дантистом.)

Сноу, обладая явной склонностью к исследованиям, усовершенствовал эфирные ингаляторы таким образом, чтобы анестезиологи могли определять и контролировать содержание эфира в воздухе, вдыхаемом больным. Результаты анализа физиологического эффекта анестетиков, проведенного им также впервые в мире, изложены в его знаменитой монографии на эту тему [55]55
  J. Snow, On Chloroform and Other Anesthetics(London: Churchill, 1858).


[Закрыть].

Позже профессор кафедры акушерства Эдинбургского университета сэр Джеймс Симпсон начал пропагандировать использование анестезии в акушерской практике. Учитывая страшную участь, постигшую Эуфанию Макайан в Эдинбурге тремя столетиями ранее, нельзя не признать, что и доктор, и первая роженица, испытавшая на себе методы анестезии, проявили определенную храбрость. Как и опасался сэр Джеймс, кальвинистская церковь Эдинбурга резко осудила применение анестезии в акушерстве, сославшись на Святое Писание, где говорится, что женщина должна рожать детей в муках. К счастью, Церковь не похоронила заживо ни врача, ни его пациентку – может быть, потому, что сэр Джеймс стал к тому времени личным акушером королевы Виктории и приобрел влиятельного сторонника в ее лице. Впрочем, он смог и сам защитить себя, процитировав те строки из Книги Бытия, 2: 21, в которых говорится о рождении Евы: «И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию».

С годами выяснилось, что у первого анестестика, эфира, имеется много недостатков. Помимо всего прочего, он вызывал рвоту и раздражение бронхов. Поэтому врачи начали поиски лучшего, более безопасного и менее токсичного обезболивающего препарата.

В 1831 году американский химик Сэмюэл Гутри впервые получил хлороформ. Он не понял, что это вещество обладает анестезирующими свойствами, хотя его восемнадцатилетняя дочь попробовала хлороформ (Гутри не закрыл кабинет) и пролежала без сознания несколько часов, несмотря на весьма энергичные попытки отца разбудить ее [56]56
  S. Guthrie, «New Mode of Preparing a Spiritous Solution of Chloric Ether», American Journal of Scientific Arts(1831):64–65; and R. W. Patterson, «The First Human Chloroformization», in Atkinson and Boulton, The History of Anesthesia.


[Закрыть].

Через несколько лет эдинбургский акушер Симпсон спросил своего друга-химика, не может ли он рекомендовать ему для анестезии что-нибудь лучше эфира. Этот друг слышал об истории с дочкой Гутри и подумал, что есть смысл испытать в анестезии новое вещество – хлороформ.

Прежде всего Симпсон попробовал хлороформ на себе и счел результаты вполне удовлетворительными. Побочных эффектов не наблюдалось. Тогда он дал хлороформ во время родов своей племяннице. Вскоре после этого, 7 апреля 1853 года, его пригласили принимать восьмого ребенка королевы Виктории, принца Леопольда. Он привел с собой своего друга Джона Сноу и попросил его дать королеве хлороформ в качестве обезболивающего. Сноу смочил носовой платок королевы несколькими каплями хлороформа и поднес его к ее носу. Успех превзошел все ожидания! Королева оставалась в сознании, но совершенно не чувствовала боль, и на следующий день газеты разнесли по всему миру историю о том, как Виктория испытала на себе действие нового обезболивающего препарата. С этого дня кальвинистская церковь Эдинбурга раз и навсегда прекратила осуждение анестезии.

Вскоре все английские и немецкие врачи стали применять хлороформ для анестезии. К сожалению, как и в случае с эфиром, не обошлось без проблем. Постепенно выяснилось, что хлороформ может наносить вред печени и что после его применения умирает в пять раз больше больных, чем после применения эфира. Многие ведущие английские и немецкие врачи выступили за ограничение его использования.

На фоне продолжающихся споров о возможной токсичности хлороформа, в 1880 году хирургическая анестезия сделала поистине колоссальный шаг вперед. Известный английский хирург Уильям Макьюэн ввел в рот больного металлическую трубку и продвинул ее в горло, за голосовые связки, а затем дальше, в трахею. Так родилась эндотрахеальная анестезия. Без нее были бы невозможны многие выполняемые сегодня операции на сердце и легких [57]57
  W. Macewan, «Clinical Observations on the Introduction of Tracheal Tubes by the Mouth Instead of Performing Tracheotomy or Laryngotomy», British Medical Journal3 (1880):122–124, 163–165.


[Закрыть]. Эндотрахеальная анестезия позволяет современному анестезиологу раздувать и сдувать легкие, которые в противном случае спались бы сразу после вскрытия грудной клетки и поступления в нее атмосферного воздуха.

Надо отметить, что первым изобрел и применил металлическую трубку с надувной манжетой немецкий хирург Фридрих Тренделенбург, и случилось это десятью годами ранее. Однако Тренделенбург вводил свою трубку через разрез в трахее – малоприятная процедура, особенно с учетом того, что после нее больному предстояла еще одна, куда более серьезная операция.

Трахеальная трубка Макьюэна была жесткой, что затрудняло ее введение и создавало опасность повреждения тканей. Уроженец немецкого города Кесселя Франц Кюн разработал металлическую трубку, достаточно гибкую для того, чтобы вводить ее при необходимости даже через нос; вскоре после этого Дорранс и Джейнвей надели на гибкие трубки из силиконовой резины баллоны типа разработанных Тренделенбургом; надувание этих баллонов позволило предотвратить аспирацию в легкие и еще больше облегчило проведение анестезии [58]58
  F. Kuhn, Die perorale Intubation(Berlin: Karger, 1911): and G. M. Dorrance, «On the Treatment of Traumatic Injuries of the Lungs and Pleura with the Presentation of a New Intratracheal Tube for Use in Artification Respiration», Surgery, Gynecology and Obstetrics 2 (1910): 160–189.


[Закрыть].

Быстрое развитие новых методов интубации навело врачей на мысль о том, что трубку будет легче вводить, если предварительно дать больному легкий наркоз. Однако в 1919 году британский анестезиолог сэр Айвен Мейджилл предложил удивительную методику: прежде всего, он анестезировал горло больного кокаином, а затем вводил две трубки – одну через рот, вторую через нос – в трахею пациента, находящегося в полном сознании, не применяя для этого никаких изощренных новых инструментов. Мейджилл и изобретенная им хитроумная методика получили мировую известность, анестезиологи из всех стран приезжали к нему учиться. Однако Мейджиллу очень хотелось быть единственным в мире анестезиологом, способным вводить трубки в трахею через рот и нос, и поэтому он утаил факт предварительной анестезии горла кокаином.

В то время как в Англии и вообще в Европе введение различных трубок для проведения анестезии стало общепринятой практикой, в Соединенных Штатах в основном продолжали использовать более простые и менее эффективные методы. Это очень огорчало анестезиолога Артура Гуделла, который сообразил, что ради того, чтобы заставить своих консервативных коллег оценить достоинства новомодных эндотрахеальных трубок, ему следует продемонстрировать им нечто необычное.

И вот, в 1926 году он начал разъезжать по всей стране со своим «Шоу мокрой собаки», которое быстро завоевало большую популярность у публики. В ходе представления он интубировал и подвергал анестезии свою любимую собаку по кличке Эйрвей (по-английски Airway – дыхательные пути). На глазах аудитории, состоявшей из анестезиологов, он опускал собаку в аквариум с водой, потом прекращал подачу наркоза, вынимал Эйрвея из воды, вынимал трубку и ждал, пока собака проснется живой и невредимой – после чего Эйрвей, как настоящий артист, вскакивал, отряхивался, обливая водой консервативно настроенную аудиторию, и выбегал из помещения. Конечно, все думали, что пес утонет. Гуделл демонстрировал достоинства надувной манжетки, перекрывавшей трахею собаки и дававшей ей возможность дышать, словно через трубку акваланга. Экстравагантное шоу принесло свои плоды – вскоре эндотрахеальная анестезия вошла в обиход и в Соединенных Штатах [59]59
  R. K. Calverley, «Intubation in Anesthesia», in Atkinson and Boulton, History of Anesthesia,p. 333–341.


[Закрыть].

В 1932 году Ральф Уотерс, работавший в Университете Висконсина в Мэдисоне, вводя трубку в трахею больного, случайно слишком заглубил ее и провел в ствол правого бронха, где опять-таки случайно раздул манжетку. В первый момент ошибка его раздосадовала; но затем он мгновенно понял, что более длинная трубка, подобная той, которую он использовал, и раздутая таким же образом, может использоваться для вентиляции одного легкого в то время, как хирург выполняет операцию на другом. Благодаря этому случайному открытию стала возможной хирургия легких – это событие ознаменовало собой начало новой эры [60]60
  J. W. Gale and R. M. Waters, «Closed Endobronchial Anesthesia in Thoracic Surgery: Preliminary Report», Current Research, Anesthesia and Analgesia 11 (1932): 283–287.


[Закрыть].

На фоне развития все более удобных методов введения анестетиков стали появляться и новые газы для анестезии; этот процесс особенно ускорился после Первой мировой войны. В 1917 году был открыт трилен, в 1923 году – этилен, а в 1931 – дивинил. Затем появились циклопропан и галотан.

В 1930–1940-х годах оптимальным препаратом считался циклопропан, эффективный даже в низких концентрациях и, что самое главное, способный подавлять дыхательную функцию [61]61
  J. A. Stiles et al., «Cyclopropane as Anesthetic Agent», Current Research, Anesthesia and Analgesia13 (1934):56–60.


[Закрыть]. Благодаря этому анестезиолог мог регулировать и контролировать дыхание больного с помощью воздушного мешка, что считалось большим достижением.

Следующим важным шагом стало введение в 1956 году в практику галотана; этот препарат оказался не только безопасным и эффективным, но и не огнеопасным [62]62
  C. R. Stephen, C. M. Fabian, and L. W. Fabian, «Introduction of Halothane to the U.S.», in Atkinson and Boulton, The Historyof Anesthesia,p. 221–222.


[Закрыть]. Практически все препараты, ранее использовавшиеся для хирургического наркоза, легко воспламенялись, а поскольку к этому времени большинство хирургов применяли электрокаутеризацию, иногда возникали пожары и даже взрывы. С появлением галотана опасности такого рода остались в прошлом.

Очередное крупное достижение было связано с развитием препаратов на основе кураре – вещества, обладающего способностью парализовать произвольно сокращающиеся мышцы. (Мышцы подразделяются на произвольно и непроизвольно сокращающиеся; к произвольно сокращающимся относятся мышцы рук, ног и ротовой полости; для функционирования непроизвольно сокращающихся мышц не требуется контроль сознания, к ним относится, например, сердечная мышца.)

На протяжении многих веков было известно, что индейцы Южной Америки смазывают наконечники своих охотничьих стрел соками разных ядовитых растений. Достаточно, чтобы такая стрела просто поцарапала животное в любой точке тела, и яд парализует жертву. Особенной любовью у индейцев пользовался яд кураре, добываемый из коры растения стрихнос ядоносный. Сведения об удивительном веществе быстро дошли до Европы. В 1516 году Пьетро Мартир д’Ангиера описал свои наблюдения за действием кураре [63]63
  R. Hughes, «Development of Skeletal Muscle Relaxants from the Arrow Poisons», in ibid., p. 259–267.


[Закрыть]. Однако само слово «кураре» стало употребляться только через 170 лет благодаря Г. Маггравиусу.