Текст книги "Тибетское пророчество"

Автор книги: Мэйдлин Брент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 16

В "Круглой комнате" было тихо. Меня встретил и немедленно провел сюда Вернон Куэйл. Элинор, одетая в простое белое платье и сидевшая на том же стуле, что и раньше, слегка мне улыбнулась и прошептала:

– Привет, Джейни.

Она была бледна почти восковой бледностью, ее некогда прекрасные волосы казались тусклыми и безжизненными.

Пытаясь сдержать вспыхнувшую с новой силой ненависть, я смотрела, как Вернон Куэйл с помощью шприца впрыскивает в руку Элинор какую-то бесцветную жидкость. Ее глаза закрылись, словно во сне, но она продолжала сидеть прямо. Затем Вернон Куэйл принялся отмерять маленькие порции чего-то, напоминающего высушенные травы, смешивать их, а потом разложил по щепотке смеси в маленькие медные чаши, пять штук которых стояло на треножниках над пока еще не зажженными спиртовками.

Горло мое пересохло.

– Не будете ли любезны объяснить, зачем Элинор хотела меня видеть? – хрипло спросила я.

– Разумеется. Ваше присутствие требуется, чтобы помочь Элинор справиться с несколько утомительным делом, которое предстоит нам сегодня вечером.

– Каким делом?

– Полагаю, вы должны были сообразить. Я буду проводить операцию по восстановлению зрения Адама Гэскуина.

Сердце у меня подскочило.

– Операцию?

Он удостоил меня презрительным взглядом тускло-серых глаз.

– Конечно, речь идет не о хирургической операции, но та, которую я произведу, не в меньшей степени подчинена законам причины и следствия и законам природы.

– Я… я не понимаю.

– Все очень просто. Моя жена – инструмент удивительной проникающей силы. Через нее я по неосязаемым линиям, соединяющим цепь событий, вернулся в прошлое и установил, что слепота Адама Гэскуина вызвана особыми причинами. Если использовать сказочные термины, она – результат заклятья, наложенного на него обэ, неудовольствие которого он навлек на себя на Гаити. В реалистических терминах объяснение тоже несложно, но требует больше подробностей, – Вернон Куэйл заглянул в свиток, однако продолжал без паузы: – Среди примитивных народов есть люди, обладающие способностями и талантами, которые они широко используют, хотя мало или вовсе не понимают законы и принципы, на основании которых действуют. Знахарь, шаман, обэ, хунган – есть множество названий для тех, кто практикует так называемую магию. Одного такого человека Гэскуин оскорбил на Гаити, и тот совершил древний западноафриканский обряд, половину которого составляли глупые фокусы.

Однако остальное было использованием великого Закона соответствия, по которому происходит взаимодействие между материальными и нематериальными планами бытия. К тому же самому закону мы прибегнем и в этот вечер, дабы повернуть в обратную сторону процесс, приведший к потере Адамом Гэскуином зрения.

Вдруг Вернон Куэйл показался мне старым идиотом, несущим полный бред. Как можно ослепить человека на расстоянии? Каким образом любая комбинация трав и зелий, заклинаний, заклятий, месмеризма или какой-нибудь обряд может поразить физическую сторону глаза или глазные нервы, соединенные с мозгом?

Словно читая мои мысли, Вернон Куэйл сказал:

– Такого рода операции происходят на эфирном плане, где расстояние, как мы его воспринимаем, не существует. Операция, произведенная гаитянским обэ, оказала воздействие на эфирное тело Гэскуина, что с течением времени отразилось и на его физическом теле. Я не рассчитываю, что вы все это поймете. Для начала нужен общий интеллект гораздо значительнее того, что у вас имеется, а затем потребуется лет десять серьезных занятий, в результате которых вы будете понимать лишь маленькую толику данного предмета. Он включает в себя множество компонентов, и не все они поддаются словесному объяснению или анализу. Я знаю, что сейчас на земле существует всего лишь дюжина людей, полностью понимающих операцию, которую я совершу сегодня вечером. И лишь двое из них отважатся ее проделать.

Он отложил свиток, поправил с большой осторожностью пять маленьких треножников и начал с помощью тонкой свечки зажигать спиртовки. Откашлявшись, я спросила:

– Вы имеете в виду, что она опасна?

– Не тогда, когда ее совершаю я. У меня есть полная власть над силами, которые будут использованы. Нет никакого риска получить нежелательный эффект.

– Вы… вы – один из тех людей, про которых сейчас говорили? Вроде обэ?

Он наградил меня еще одним презрительным взглядом, наливая из флакона густую красную жидкость в одну из маленьких чаш.

– Я – ученый. Я специализируюсь по тем научным дисциплинам, в которых мало кто разбирается и которые, по мнению большинства людей, не существуют вовсе. Пожалуйста, хватит вопросов.

Из пяти медных чаш на треножниках начали подниматься струи тяжелого дыма. Элинор сидела, погрузившись, по-видимому, в глубокий транс. Между пятью треножниками посредине стояла тонкая, покрытая изящной резьбой капитель из черного дерева на трех вывернутых наружу ножках. На ее верху, на бронзовом диске, было что-то выгравировано неизвестным мне шрифтом.

Вернон Куэйл, надев белые перчатки, держал в руках маленькую куклу, очень грубо вырезанную из черного дерева. Он открыл стоявшую на столе маленькую круглую шкатулку, взял щипчики и достал из шкатулки лоскуток черной материи, который весьма ловко обернул вокруг шеи куклы. Затем он снова опустил щипчики в шкатулку, а когда поднял их, то сначала они показались мне пустыми, но, приглядевшись, я увидела на свету длинный вьющийся черный волос. Он втиснул его в щель на деревянной кукольной голове. Когда он поднял щипчики в третий раз, у меня перехватило дыхание, а по телу пробежала дрожь, так как я увидела кусочек сигары того сорта, который время от времени курил Адам. В него был вставлен маленький обломок тростникового мундштука.

Вернон Куэйл отщипнул от мундштука несколько крошечных щепочек, воткнув их в малюсенькое отверстие, представлявшее у куклы рот, и сказал:

– Закон соответствия. В операции, которую я собираюсь совершить, этот манекен соответствует Адаму Гэскуину, и через него мы произведем действие на эфирном плане.

Я вспомнила зимний день, когда Дэвид, Адам и я занимались коровами миссис Феннел, страдавшими от вздутия кишечника. Адам снял жакет, кепи и отложил сигару, чтобы помочь нам. Кепи и сигара исчезли, а из подкладки жакета был вырван кусочек ткани. Несомненно, черный кудрявый волос был обнаружен в кепи.

Вернон Куэйл делал что-то с лицом куклы, но я не могла различить, что именно.

– Волос, кусочек одежды, содержащий пот тела, щепочка мундштука, который соприкасался со слюной. Несколько соответствующих предметов, но каждый из них очень мощный. Будьте любезны, теперь мне нужен медальон.

Мой мозг отказывался служить, меня мутило. Снимая и отдавая Вернону Куэйлу медальон, я заметила, что места, где у куклы должны были находиться глаза, были покрыты чем-то вроде капель черного воска. Он много раз обернул цепочку вокруг шеи, пока медальон не лег на грудь, а затем положил куклу на бронзовую верхушку капители из черного дерева.

– Слушайте меня очень внимательно, – проговорил он. – Гэскуин спас вам жизнь, когда вы были ребенком, вступавшим в пору созревания, а это период жизни женщины, когда некоторые энергии особенно сильны. Таким образом, соответствие между вами должно быть очень мощным и окажет помощь в проведении настоящей операции. Встаньте, пожалуйста, вон туда, – он указал пальцем. – Лицом к Элинор, но по другую сторону капители. Вот так. А теперь положите средний палец правой руки на тело манекена.

Я подчинилась. Вернон Куэйл больше не казался старым идиотом, несущим полный бред. Он встал сзади Элинор, снял перчатки, положил пальцы ей на виски и сказал мне:

– Вы не должны говорить, пока я вам не разрешу. Вы не должны двигаться, пока я вам не разрешу. По мере ваших сил направляйте мысли к тому, как Адам Гэскуин ухаживал за вами во время болезни. Глубокая концентрация не требуется. Просто держите это воспоминание перед своим мысленным взором – примерно так, как вы делаете, когда о чем-то мечтаете.

Я думала, что посторонние мысли и впечатления помешают исполнить то, что приказал Куэйл, но я ошиблась. Я стояла и вспоминала, рассеянно глядя на уродливую куклу, что лежала под моим пальцем, и в то же время не видела ее. Я снова превратилась в ребенка, лежащего в пещере. Адам наклоняется надо мной, стирает пот с моего лица, плеч, тела, отсасывает через перо гадость, которая забивает мне горло. С его шеи свисает медальон. Я вижу освещенные костром темные своды пещеры. Я слышу, как наши лошади. Флинт и Иов, пережевывают свою скудную пищу.

Время от времени мое сознание возвращалось в "Круглую комнату". Порошок в медных чашах сгорел. Стояла полная тишина. Элинор сидела как восковая статуя. Ее лоб был покрыт бусинками пота. Вернон Куэйл неподвижно стоял, держа пальцы по-прежнему у нее на висках и устремив пустой взгляд серых глаз на куклу под моим пальцем. Казалось, ничего не происходит, но воздух в комнате был тяжелым и сгустившимся, каким он бывает перед сильной грозой.

Не знаю, как долго все это продолжалось. Однако наступил момент, когда я отчетливо увидела, что пятна черного воска, закрывающие глаза куклы, тают, становятся жидкими и капля за каплей стекают по грубым деревянным щекам куклы на бронзовый диск, на котором она лежит. И вот Вернон Куэйл пошевелился и нарушил тишину.

– Теперь все кончилось.

Я знаю, что попыталась попрощаться с Элинор, но с измученного лица на меня посмотрели неузнающие глаза. Помню, как Вернон Куэйл положил медальон мне в руку и вывел меня из "Круглой комнаты", проводив до двуколки. Мы не сказали друг другу ни слова.

А вот как ехала домой, я уже не помню. Знаю только, что вышедший мне навстречу мистер Стэффорд настоял на том, что сам займется лошадьми и двуколкой. Когда я сняла шляпу и пальто и утомленно села перед камином в своей маленькой комнате, то, бросив взгляд на часы, обнаружила, что уехала в "Приют кречета" не более семидесяти минут назад.

Думать мне не хотелось. Я даже не знала, о чем следует думать. Просто уснула в кресле, проснувшись же, увидела, что огонь в камине почти погас. С огромным усилием я встала, прошла в спальню, разделась, упала на кровать и проспала тяжелым сном до позднего утра.

При свете дня мне с трудом верилось, что события, приключившиеся вчера вечером, действительно имели место. Они скорее походили на плохой сон, который не хотелось вспоминать, и я сказала себе, что поверить во внезапное прозрение Адама – значит быть полной дурой. Самое лучшее – погрузиться в дела, не строить никаких предположений и ничего не ждать. Однако, когда через два дня я получила письмо от леди Гэскуин, руки мои тряслись от волнения. Сердце наполнилось тяжелым разочарованием, когда письмо оказалось совершенно обычным, без сногсшибательных новостей.

Единственное, что она писала про Адама, – это что он по-прежнему держится дома и вне его так, будто не страдает слепотой, и по-прежнему наживает шишки и синяки. Накануне он упал с лестницы и едва не потерял сознание, что ее очень напугало. Невзирая на его протесты, она настояла на том, чтобы вызвать врача, и рада мне сообщить, что Адам ничего себе не повредил. Сегодня он опять ходит по дому.

Она также сообщала, что диабет сэра Чарлза внезапно усилился. В письме выражалась надежда, что скоро я снова приеду в Лондон, потому что оба они меня очень любят и часто обо мне говорят.

Читая между строк, я поняла, что времени, отпущенного ее мужу, осталось намного меньше, чем они раньше полагали. Я немного всплакнула от жалости к ним обоим и написала ответ, сообщая, что приеду на денек их навестить при первой же возможности, безусловно, до конца текущего месяца.

Значит, Вернон Куэйл – просто хвастун. Адам остался слеп.

Немедленно я отправилась навестить Дэвида Хэйуорда, поссорилась с ним, в великом раздражении поехала домой, повернула назад, извинилась перед Дэвидом и остаток дня сопровождала его в визитах. То было лучшее лекарство, которое могло прийти мне в голову против охватившего меня мрачного настроения.

Через два дня я поехала на Гусиный холм. Стояла необычно мягкая, солнечная для конца февраля погода. Я слезла с Сэнди и стала бродить, размышляя о своем будущем.

Ферма Кэтлингов скоро будет выставлена на продажу. Действительно ли она мне нужна? Собираюсь ли я и впрямь жить в том большом доме одна? Буду ли я счастлива, выйдя замуж за Дэвида? Или буду всегда относиться к нему как к не худшему после Адама варианту, а он ко мне – как к не худшему варианту после Элинор? Но какое это имеет значение, если мы – добрые друзья и в самом деле очень привязаны друг к другу?

Мой взгляд упал на склон холма, лежащего по ту сторону долины. Внизу по нему во весь опор мчался всадник. Его скорость, отметила я с легким беспокойством, была довольна опасной. Так носиться могли себе позволить только Ло-бас и Джейни Берр. Затем я узнала лошадь и удивилась. Это был Бруно, чалый жеребец, принадлежавший майору Эллиоту. Однако сидел на нем не майор, это вообще не был никто из обитателей Ларкфельда.

На несколько мгновений лошадь и всадник исчезли за каштанами, а когда я вновь их увидела, они приближались к Гусиному холму. Я прищурила глаза. Мужчина был брюнетом, без шляпы, вместо одежды для верховой езды на нем был темно-серый костюм. Да кто же это? Он скакал, словно слившись с лошадью, тело с горделивой небрежностью покачивалось в такт ее движению. Во всей фигуре было нечто знакомое, нечто виденное мною очень давно…

Мистер! Сознание толчком выбросило это имя, старое имя, которым я его называла.

Адам? Адам, скачущий ко мне вверх по Гусиному холму? Так, как будто он… был зрячим? Не может быть. И тем не менее слепой не в состоянии был бы ехать на лошади так, как ехал он.

Я будто вросла в землю, в сознании воцарилась пустота, потому что я не отваживалась размышлять дальше. Он поднялся на вершину и спрыгнул с Бруно раньше, чем тот успел полностью перейти с галопа на шаг. Черные волосы взъерошены ветром, темно-голубые глаза сверкают бешеной радостью. Он быстро зашагал ко мне, широко раскинув руки.

– Джейни!

Слезы навернулись мне на глаза и потекли по щекам. У меня перехватило горло, я не могла произнести ни слова.

– Ах, Джейни!

Его руки стиснули мои плечи так, что стало больно, но то была приятная мне боль. Держа меня на расстоянии вытянутых рук, он разглядывал меня с ног до головы с изумленным лицом. Но вот его руки отпустили мои плечи и начали прикасаться ко лбу, волосам, покрытым слезами щекам, губам, шее. Это было мягкое прикосновение слепого, но он больше не был слеп. Он буквально пожирал меня глазами, все его органы чувств были подчинены одной цели – узнать меня. Рассматривал меня, прикасался ко мне, и слова лились у него потоком:

– Я приехал в твой коттедж, а Стэффорды послали меня к Дэвиду, но Рози сказала, что он собирался посетить конюшни майора Эллиота, хотя не знала, поедешь ли ты вместе с ним, а когда я туда приехал, то оказалось, что тебя нет, я подумал, Джейни, что сойду с ума, если тотчас же тебя не найду, а Дэвид сказал, что ты можешь быть здесь, и майор говорит: "Слушай, парень, возьми Бруно". И вот я тебя нашел – о Джейни, неужели это ты? Это действительно та смешная малышка, которая встретилась мне в Смон Тьанге и навсегда осталась в моем сознании? Да, конечно, я вижу, в тебе осталось что-то от нее. Да, Джейни, клянусь Богом, я тебя вижу! Несколько дней назад я упал и получил небольшое сотрясение мозга. Прошлым вечером я отправился спать слепым, а проснулся зрячим! – Его руки скользнули вниз и крепко сжали мои. – Джейни. Красавица Джейни. Почему я называл тебя смешной малышкой? Ты уже и тогда была красивой, но у меня не было глаз, чтобы тебя разглядеть. Оказывается, я был слеп гораздо дольше, чем думал. Боже, как приятно на тебя смотреть, Джейни! Ты знала, что мое сердце принадлежит тебе с того мгновения, как ты возникла из прошлого, обняла за шею и разрыдалась из-за того, что обнаружила меня слепым? А, возможно, права Молли, которая говорила, что мое сердце было отдано тебе еще раньше. Помнишь, она сказала про тебя, что ты и есть «она». И в эти прошлые месяцы, которые мы провели вместе, мне иногда казалось, что я тебе нравлюсь. Это правда, Джейни? Ты выйдешь за меня замуж? Пожалуйста!

Я знала, что если попытаюсь говорить, то просто разрыдаюсь. Глядя на Адама, я вспоминала те дни, когда была рядом с ним, и мне так хотелось обхватить его шею, притянуть к себе его голову и прижаться к его губам в долгом, чудесном поцелуе. Так я сейчас и поступила, стоя на гребне Гусиного холма, откуда нас было видно на целую милю вокруг. Но мне было все равно.

Немного погодя, когда у меня восстановилось дыхание, а он обнимал меня, прижимая к своей груди, я задыхающимся голосом произнесла:

– Мне казалось, что я не особенно тебе нравлюсь. Я слышала, как ты говорил родителям, что я… действую тебе на нервы.

Он глубоко вздохнул.

– Джейни, любимая, я и хотел, чтобы ты это услышала. Я прекрасно знал, что ты стоишь на лестнице, когда произнес эти слова. Ведь у меня же был острый слух слепого, и большую часть времени я проводил, прислушиваясь к твоим шагам по дому.

Я подняла голову.

– Но зачем же ты это сказал, Адам?

– Потому что хотел, чтобы ты была счастлива, и был уверен, что будешь счастлива, выйдя замуж за Дэвида Хэйуорда, однако прекрасно понимал, что пробудь мы вместе дольше, то сломаюсь и признаюсь тебе в любви. А я боялся, что тебе станет меня жалко, и ты скажешь, что выйдешь за меня замуж. За меня, за слепого. Я не мог этого допустить, Джейни.

Я встала на цыпочки, чтобы еще раз его поцеловать, затем, вспомнив прошлое, сказала с тем смешным произношением кокни, с которым разговаривала в Смон Тьанге:

– Ну и дураком же вы иногда бываете, Мистер.

* * *

Дэвид Хэйуорд откинулся на стуле и посмотрел на нас, сидевших бок о бок на кушетке в его маленькой комнате и державшихся за руки. С того момента, как Адам обнял меня на Гусином холме, прошло около часа. Дэвид поздравил Адама, от души поцеловал меня и заявил, что должен быть или шафером, или посаженным отцом.

Сначала в нашей компании царило радостное возбуждение, но сейчас все стихли и посерьезнели, потому что я только что закончила рассказ о том, что произошло в "Круглой комнате" "Приюта кречета" накануне того дня, как Адам упал и в результате вновь обрел зрение. Я понимала, что момент для рассказа не слишком хороший, потому что омрачит наше настроение, но сознавала, что хорошего момента для подобной истории просто не может быть.

Дэвид побледнел, когда я рассказала, как Элинор был сделан укол чего-то, что наверняка было наркотиком, облегчавшим вхождение в транс.

– Не сомневаюсь, Адам, – произнес он, – что вы считаете этого человека шарлатаном. Раньше я и сам так думал, но сейчас уверенности у меня поубавилось. Просто ли совпадение, что он совершил все эти манипуляции незадолго до того, как вы упали, и вследствие этого к вам, по всей видимости, и вернулось зрение? Или произведенная им процедура и заставила вас упасть?

К моему полному изумлению, Адам совершенно спокойно ответил:

– Я склоняюсь ко второму. Как только Джейни рассказала мне о Куэйле, я постарался узнать как можно больше и об этом малом, и о тех странных вещах, которыми он занимается. У моего отца есть старый приятель, который хорошо осведомлен по этой части. Я, разумеется, никогда не видел Куэйла, но познакомился с ним, когда он пришел в Честер-Гарденс и заявил, что восстановит мое зрение прежде, чем наступит полнолуние, – пожав плечами, он улыбнулся. – Может быть, наука Куэйла, как он ее называет, и состоит в умении вызывать падения.

Сжав руку Адама, я сказала:

– Сразу после того вечера, когда он… сделал это, я начала терзаться вопросом – зачем? Я хочу сказать, с какой стати ему понадобилось возвращать тебе зрение?

Адам взял мою руку и дотронулся губами до пальцев.

– А затем, моя милая, – проговорил он, – что я нужен Куэйлу для его собственных целей, и все тянущиеся из прошлого нити, касающиеся тебя, меня, его и Элинор, соединяются в той будущей цели. Во всяком случае, таково мнение моего ученого приятеля, профессора Мэнсона.

Из глубин памяти до меня донесся голос девушки в монастыре Галдонга, глядевшей в жидкую черноту: "Он очень молод, этот демон. Черные волосы, а глаза – как ясное небо в сумерки. Гордый… слишком гордый. Но его гордость будет повержена… он спустится во тьму, а затем явится тот, в чьих жилах не течет кровь, Серебряный Человек, Пожиратель Душ… Долг… долг должен быть заплачен, в год Деревянного Дракона они придут в землю Бод, чтобы схватить слезинку, что упала из глаз Просветленного…"

Адам Гэскуин действительно спустился во тьму слепоты, где избавился от своего юношеского высокомерия, став милым, не жалеющим себя человеком, всегда готовым рассмеяться. Именно таким я нашла его в таверне в Уэппинге. И прорицательница совершенно верно описала Вернона Куэйла как Пожирателя Душ, потому что он высасывал из моей любимой Элинор не только жизнь, но и внутреннее пламя духа.

Я вспомнила голос Рильда, заглянувшего за занавес и сказавшего о Серебряном Человеке, который станет моим врагом, вспомнила, как он содрогнулся перед своим видением: "На всей земле, во всем мире воплощений никогда не видел я такой силы… с поворотом звезд ты снова придешь сюда, дитя. Ступай, и да пребудет с тобой до тех пор мое благословение".

Мое внимание вернулось в маленькую комнату коттеджа, и я услышала, как Дэвид Хэйуорд говорит:

– Я с содроганием думаю, что Джейни в тот вечер пошла к нему одна. Это могла быть… ловушка. Ведь поймал же он в ловушку мою бедную Элинор. Если бы я об этом знал, Адам, то остановил бы ее.

Я покачала головой.

– Никто не смог бы меня остановить, – возразила я устало. – Элинор позвала меня, пусть даже и по приказу Вернона Куэйла. Я всегда буду приходить на зов Элинор, – и я с беспокойством посмотрела на Адама. – Ведь ты это знаешь? Ты понимаешь меня, дорогой Адам?

Он прикоснулся пальцами сначала к моему, а потом к своему лбу, словно символически соединяя нас этим странным жестом.

– Теперь мы – одно целое, Джейни. Твой долг Элинор – это мой долг, и так или иначе мы его заплатим.

Дэвид поднялся, подошел к окну и с встревоженным видом выглянул в сад.

– Насколько сведущ ваш друг профессор Мэнсон? – спросил он.

– Он считается ведущим европейским авторитетом в области оккультизма и подобных дисциплин, – ответил Адам. – Автор тридцати шести опубликованных книг. Он знает Куэйла и говорит, что тот, возможно, самый опасный из ныне живущих на земле людей. На основании сведений, полученных от международного сыскного агентства о прошлом Куэйла, я, пожалуй, согласен с его мнением. Поверьте мне, я потратил немало времени на разговоры с Мэнсоном и выяснение подробностей.

У меня мелькнула мысль, что когда Адам один уезжал из Честер-Гарденс, как я думала, к любовнице, он на самом деле занимался всеми этими вещами.

Дэвид обернулся и посмотрел на Адама.

– Положение Элинор безнадежно? – спросил он сдавленным голосом.

– Мэнсон говорит, что это в большой степени зависит от ее психической силы, которая должна быть очень велика, иначе Куэйл никогда бы ею не заинтересовался. Он считает, что она может прийти в себя, если мы сумеем освободить ее от Куэйла.

– А… это возможно?

– Нужно попытаться, Дэвид. Я не умею предсказывать будущее, поэтому не могу сказать, каков будет результат. Но я предлагаю сегодня же встретиться с Куэйлом. По мнению Мэнсона, он вернул мне зрение потому, что я ему для чего-то нужен. А это значит, что я могу выдвигать какие-то условия. Что нужно, так это выяснить, зачем именно я ему понадобился.

Я проговорила тихим, странным для себя самой голосом:

– Я знаю, Адам, чего он хочет. Я не понимала до последнего момента, но потом вспомнила слова верховного ламы и прорицательницы. У них тоже есть особые способности, так что они предупредили меня. Они назвали Куэйла Пожирателем Душ. Они сказали, Адам, что ты отправишься с ним в землю Бод. И я тоже буду там. Это должно произойти в Год Деревянного Дракона. В этом году. И Куэйлу будет нужно, чтобы ты завладел слезой, которая упала из глаза Просветленного.

Наступило долгое молчание, оба они с изумлением смотрели на меня, а под конец Адам спросил:

– Слезой Будды? Ты понимаешь, что это значит, Джейни?

– Я не уверена, но думаю, что это какая-то драгоценность в монастыре Чома-Ла. Мы проезжали его, когда ходили с торговыми караванами в Магьяри. Вернон Куэйл задавал мне про него множество вопросов, но я не поняла, к чему он ведет. Сейчас же я припоминаю, что старый Таши рассказывал мне о необыкновенном драгоценном камне, который хранится в монастыре в особом месте. Он говорил, что последние триста лет семеро монахов день и ночь молятся перед этой драгоценностью. Я думаю, они верят, что это слеза, пролитая Буддой и превратившаяся в драгоценный камень.

– Нет, на самом-то деле слезинка не велика, – произнес Адам. – Сомнительно, чтобы этот камень сам по себе стоил уж такие огромные деньги.

– Не думаю, что Вернон Куэйл хочет ее украсть из-за денег.

– Тогда зачем, дорогая?

– Не знаю, Адам. Наверное, это… мощный талисман. Его глаза сверкнули вызовом.

– Тогда нечего тянуть. Мы должны сейчас же отправиться к Куэйлу. Чем раньше мы узнаем, в чем дело, тем лучше. Хорошо, Джейни?

Выдавив улыбку, я кивнула, но внезапно меня охватил страх перед всем, что нам предстояло, страх, что Серебряный Человек разрушит только что обретенное нами счастье. Тогда я утрачу Адама, утрачу себя… утрачу вообще все.

* * *

Угрюмый слуга провел нас в гостиную "Приюта кречета". На Верноне Куэйле, как всегда, был его скверно сидящий серебристо-серый костюм. Я давным-давно пришла к заключению, что все костюмы Куэйла, за исключением твидовой куртки, которую он носил, когда ездил верхом, шились из одного и того же материала. Он стоял спиной к камину, безжизненные серые глаза смотрели на нас без всякого интереса.

– Добрый день, Джейни. Добрый день, мистер Гэскуин, – на его губах появилась и тотчас же исчезла ледяная улыбка. – Неужели же вы, мистер Гэскуин, пришли поблагодарить меня за то, что я вернул вам зрение?

– Вы, однако, не отличаетесь скромностью, Куэйл, – ответил Адам.

Тот пожал плечами.

– Не угодно ли будет сесть?

– Думаю, нет. Мы пришли узнать вашу цену.

– Помилуйте, цену за что?

– За свободу Элинор. За свободу вашей жены. За ее свободу от вас, Куэйл.

Я была потрясена бесшабашной прямотой слов Адама, на крошечное мгновение отметив нечто невиданное – Вернон Куэйл был ошарашен. Впрочем, он тут же взял себя в руки и сказал:

– Вы понимаете, что говорите, мистер Гэскуин?

– Абсолютно. Вам необходимо тратить время на игру в слова?

Наступило долгое молчание. Наконец Куэйл медленно произнес:

– Я способен читать мысли большинства людей так, будто они написаны на бумаге. С вами, мистер Гэскуин, это удивительно трудно. Вы получали какого-то рода советы или рекомендации?

– На протяжении последних месяцев я много общался с профессором Мэнсоном, если это вас интересует.

Глаза Вернона Куэйла сузились.

– У меня есть на полках его книги. Он – сведущий теоретик и не более.

Адам улыбнулся, но это было похоже на то, что снежный барс показал зубы. Внезапно я ощутила в нем ту пульсирующую силу, которая когда-то позволила ему сражаться с мощью гор с больным ребенком на руках.

– Сыскные агенты, услуга которых я оплачивал на протяжении многих недель, Куэйл, напротив, весьма сведущие практики, – проговорил Адам. – До Элинор у вас было три жены. Итальянка и бельгийка совершили самоубийство. Первая же, молодая английская вдова, жившая в Гонконге, была замужем за вами в течение пяти лет, потом впала в полную прострацию и скончалась в больнице. После замужества все три, как и Элинор, превращались в отшельниц. По мнению их друзей, все три были человеческими инструментами, используемыми вами для оккультных занятий. Вы – духовный вампир, Куэйл, живущий за счет жизненной силы других. Теперь вы делаете то же самое с вашим последним человеческим инструментом, Элинор, и я снова вас спрашиваю: какова ваша цена за ее свободу?

Вернон Куэйл слушал с совершенно неподвижным лицом.

– Что вы имеете в виду под свободой, мистер Гэскуин? Адам, не задумываясь, ответил:

– Объявление вашего брака недействительным. Мэн-сон говорит, что между вами никогда не существовало супружеских отношений, поэтому проблем здесь не будет. Затем вы убираетесь туда, куда вам будет угодно, и никогда больше не встречаетесь с Элинор и не пытаетесь как-либо с ней связаться.

– На каком основании профессор Мэнсон утверждает, что супружеских отношений никогда не существовало?

– На том основании, что если бы они были, вы не могли бы использовать несчастную женщину так, как вы ее используете. Это несовместимо с Третьим Законом Эфирной Сферы, что бы это ни означало.

Взгляд Вернона Куэйла застыл.

– Мэнсон умнее, чем я думал, – произнес он наконец. – Я считал себя единственным, кому удалось расшифровать это указание герменевтиков. Однако дела оно не касается. Вы просили меня назвать цену за свободу Элинор. А допустим, я откажусь вступать с вами в сделку?

Адам снова улыбнулся и очень спокойно сказал:

– В таком случае, Куэйл, я убью вас, испытывая не больше угрызений совести, чем пристреливая бешеную собаку. Вы, насколько мне известно, загубили три жизни, а возможно, и еще больше. Я не позволю вам погубить Элинор, потому что она – друг Джейни, стало быть, и мой друг.

Я не испытала ни малейшего удивления. Когда я повернулась и посмотрела на Адама, то по его холодному взгляду поняла, что сказанное им – не пустые слова. И все равно я осталась спокойна, ибо осознала то, что должна была осознать давно: Вернон Куэйл убивает мою Элинор с такой же несомненностью, как если бы его пальцы лежали у нее на шее, и он медленно душил бы ее.

До меня донесся отвратительный икающий звук, который означал у Вернона Куэйла смех.

– Я живу на земле уже давно, мистер Гэскуин, гораздо дольше, чем вы думаете, и не один человек пытался сделать то, чем вы сейчас мне грозите, однако результаты оказались для них весьма огорчительны. Мистер Дэвид Хэйуорд может проконсультировать вас по данному вопросу.

– Я – особый случай, Куэйл, – Адам продолжал пристально смотреть на Серебряного Человека. – Вам не удастся обратить мою руку против меня же самого, потому что я долго прожил во тьме, и мои чувства настолько обострились, что обмануть их у вас не получится.

Вернон Куэйл прикрыл глаза.

– Ваш друг профессор Мэнсон кое-чему вас научил, и это довольно безрассудно с его стороны.

Адам взял меня под руку, будто собрался уходить.