Текст книги "Тибетское пророчество"
Автор книги: Мэйдлин Брент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Леди Гэскуин взяла меня под руку. Мы вышли за ворота и направились по тропинке к коляске. Сэр Чарлз следовал за нами. Когда кучер открыл дверцу, леди Гэскуин попросила:
– Повернитесь на секунду, Джейни.
Я с удивлением повернулась к ней спиной. Ее руки, держащие медальон, опустились через мою голову, и она застегнула цепочку у меня на шее.
Я воскликнула:
– О нет, пожалуйста! Он должен остаться у вас, леди Гэскуин!
Повернув меня к себе лицом, она положила руки мне на плечи и улыбнулась:
– Я уже отдала его на память, отдала Адаму, а Адам отдал его вам, и когда придет время, вы отдадите его своему другу. До встречи завтра, моя дорогая.
Наблюдая, как уезжает коляска, я сжимала на груди медальон, довольная, что по-прежнему буду его носить. В моей душе одновременно присутствовало множество разных чувств, в голове крутился водоворот мыслей. Адам Гэскуин. Итак, вот как по-настоящему зовут Мистера.
Знание его имени, казалось, сделало его ближе, и я была счастлива. Но он исчез. След его потерян три года назад. Он вполне мог – я заставила себя мысленно произнести это слово – умереть. Но я не могла себе этого представить и не желала в это верить.
Весь оставшийся день, занимаясь обычными делами, я непрестанно думала о нем – как впервые встретила его по дороге в Ямун, и потом, его погоню за нами по перевалу Чак, вспоминала буран, смерть Сембура, мою болезнь, путешествие обратно в Галдонг и дальше в Горакхпур. И последнее мое воспоминание о Мистере – он поднимает меня, едва сознающую, что происходит, и несет в госпиталь. Я старалась припомнить как можно больше, чтобы завтра рассказать леди Гэскуин, и это оказалось совсем нетрудно, потому что воспоминания, живые и яркие, буквально нахлынули на меня, вызывая в душе бурю самых разных чувств.
Перед тем как отправиться на ужин на ферму, я надела бриджи и поехала повидать Дэвида Хэйуорда. Мистер Стэффорд разрешил мне в любое время брать свою тележку или любую из двух лошадей, которых он в нее запрягал. Дэвид выслушал мой рассказ без всяких комментариев и удовлетворенно кивнул:
– Тебе пойдет на пользу на какое-то время уехать, Джейни. Конечно, я буду по тебе скучать, но, уверен, ты вернешься со свежими силами.
– Я чувствую себя, ну, немного виноватой из-за того, что оставляю Элинор. В том смысле, что меня не будет здесь, когда вдруг ей понадоблюсь.
– В "Приюте кречета" правит Вернон Куэйл, – мрачно сказал Дэвид. – Вдруг Элинор никто не понадобится. – Он отвел глаза в сторону. – Порой я подумываю, не свернуть ли этой скотине шею.
Его идея не могла не встретить у меня полного сочувствия. Порой мне приходило в голову, что было бы очень славно, если бы Вернон Куэйл свалился с лошади и сломал себе шею, хотя я и уговаривала себя не желать этого. Но сейчас я возмущенно воскликнула:
– Дэвид, да как вы можете даже думать о таких вещах! Разве можно сворачивать людям шеи!
Он усмехнулся.
– Куэйлу – можно. Не слишком дорогая цена за то, чтобы вернуть Элинор к нормальной жизни.
– Пожалуйста, Дэвид, перестаньте. Вас арестуют и повесят.
– Не беспокойтесь, по натуре я не способен на насилие, Джейни, – он с горечью пожал плечами. – Иногда я об этом жалею. Как вы думаете, что сделал бы парень вроде вашего Мистера с Куэйлом?
– Если вы не перестанете говорить вздор, я сейчас же уеду домой.
– Ладно, извините. Пойдите поболтайте с терьером, у которого нагноилась лапа. Он уже начал выздоравливать, но чувствует себя ужасно несчастным, а вы, несомненно, сумеете его подбодрить.
* * *
В ту ночь мне не спалось. В голове мелькало слишком много мыслей. Утром я надела старую одежду, рабочий халат и отправилась в конюшню, где работала до усталости, чистя и моя лошадей. То и дело заглядывал мистер Стэффорд, сокрушаясь и озабоченно бормоча, что "такая работа – не для молодой леди".
Коляска майора Эллиота привезла леди Гэскуин в начале четвертого, и на этот раз я приготовила для нас обеих чай. Затем час, а может, и дольше я рассказывала обо всем, что воскресло в моих воспоминаниях о трех неделях, проведенных с ее сыном. Причем уже по ходу разговора в памяти всплывали все новые и новые подробности, и часто оказывалось, что я могу вспомнить целый разговор почти слово в слово. Я даже иногда прибегала к свойственному кокни произношению и своей манере выражаться в те далекие годы.
Леди Гэскуин слушала так, как ребенок слушает сказку: она ловила каждое слово с широко раскрытыми глазами, губы были полуоткрыты. Порой она радостно смеялась, порой на ее глаза наворачивались слезы, а иногда лицо вытягивалось от тревоги. Я ничего не приукрашивала, рассказывая ей о том, как Мистер был надменен, резок или зол, и о том, как он проявлял доброту, сочувствие, как относился ко мне по-дружески.
Когда, наконец, мой рассказ был завершен, она долго сидела, глядя на меня с выражением радостного изумления.
– О, спасибо, Джейни, спасибо, – выговорила она, наконец, на одном дыхании. – После всех этих лет благодаря вам я снова увидела Адама как живого. Я перечитывала его письма по сотне раз, но их всего лишь с десяток, и они такие короткие. Сегодня вы помогли мне как бы встретиться с ним.
– Трудно понять, как он мог быть столь жестоким, посылая вам письма так редко. Ведь он может быть удивительно добрым…
Она вздохнула.
– Редко увидишь сына, который понимает, как много он значит для женщины, которая его родила. Сыновья с радостью отправляются воевать, поднимаются высоко в горы, ищут разных приключений и думать не думают о непрестанной боли, которую испытывает женщина, ожидая от них вестей.
В половине пятого прибыла коляска, чтобы отвезти ее в Борнемут.
– Пожалуйста, леди Гэскуин, сообщите мне, если что-нибудь узнаете об Адаме, – попросила я. – Будем надеяться, что известия будут хорошими.
– Благодарю вас, Джейни. Каким-то образом вы вселили в меня новую надежду. Буду с нетерпением ждать вашего приезда к нам в Лондон.
На протяжении следующей недели я не узнавала саму себя. Будучи импульсивной, я, однако, не была обычно подвержена быстрым сменам настроения, оставаясь, как правило, оптимисткой, предпочитающей не думать о тревожном и забывать о неприятностях. Теперь же я то впадала в необъяснимо-радостное возбуждение, то в столь же беспричинную тоску. Кроме того, меня преследовало ощущение, что я должна что-то делать, что я зря трачу время, а могла бы совершить нечто важное. Но что именно – я не знала.
Через десять дней после возвращения сэра Чарлза и леди Гэскуин в Лондон мне приснился сон, будто я медленно еду верхом по широкой равнине под совершенно темным небом. Вокруг себя я не могу различить ничего, и только на горизонте видны серебряные вершины гор, отделяющие темное небо от темной земли.
Поскольку я ничего не вижу, то еду с полузакрытыми глазами и прислушиваюсь. Я ищу Мистера и надеюсь услышать его голос. И вот появляется какой-то звук, сначала это шепот, но постепенно он делается все громче, голос снова и снова повторяет одни и те же бессмысленные слоги, впрочем, к моему сожалению, это не голос Мистера. Однако этот голос мне знаком, и я пытаюсь понять, кому он принадлежит.
До меня доносится медленное пение речитативом, каким принято петь мантры. Слоги начинают меняться: "Тамо-ныйта-ли…мощ-ныта-лисс-манта… сма-нта-лисо… мощный талисман".
Это сочный и красивый голос Вернона Куэйла.
Я испугалась и проснулась. Сердце бешено колотилось. Опершись о локоть, я попыталась припомнить, что он сказал в тот день, когда я уезжала из "Приюта кречета"?
Медальон. Он буквально съежился, когда взял его в руки, и вел себя очень странно, напомнив мне чем-то Рильда, верховного ламу. Он задавал мне вопросы, а под конец сказал: "Мощный талисман". И что-то еще. Но что? Когда я попросила прощения, он произнес: "Не сомневаюсь, вы припомните, что Я сказал, когда придет время". Но что же? Что?
Я сидела в постели, стиснув кулаки и прижав их к вискам, во мне росло ощущение, что в его словах было что-то важное именно сейчас. И наконец я вспомнила. "Мощный талисман. Когда вы захотите найти кого-то, кто потерялся, вы можете прийти с ним ко мне".
ГЛАВА 12
Я не уснула до самой зари, в голове у меня была сумятица. Каким образом Вернон Куэйл поможет мне найти того, "кто потерялся", если речь идет о Мистере? Только легковерный дурак может в такое поверить. Но, впрочем, только легковерный дурак может поверить и в то, что прорицательница в Галдонге смогла предсказать появление чужестранного демона, ищущего Сембура, или в то, что Рильд смог поведать мне о женщине в красном, которая станет моим другом, и о Серебряном Человеке, который станет моим врагом.
Я давным-давно считала Англию родной страной и давным-давно усвоила ее традиции, обычаи и образ мысли, воспитанный во мне мистером Лэмбертом и Элинор. Я считала свою прошлую жизнь в Смон Тьанге весьма примитивной, невзирая на все попытки Сембура привнести в нее английские черты. И тем не менее я знала, что среди Ло-бас и среди жителей страны Бод на севере есть немало людей, обладающих способностями, которые, по-видимому, утрачены или отброшены в нашем более цивилизованном мире. Лишь с появлением Вернона Куэйла мне порой вновь приходило в голову, что в нашем западном мире немногие, очень немногие знают древние тайны, понимают их и могут прибегать к силам, в которые мы больше не верим.
В четыре часа дня, облачившись в лучшее платье и взяв коляску мистера Стэффорда, я приехала в "Приют кречета" и вручила одну из недавно изготовленных своих визиток Торпу, угрюмому типу, которого наняли вместо Мэйза. Торп вернулся меньше чем через минуту и проводил меня в знакомую гостиную. Вернон Куэйл встал с кресла и поприветствовал меня кивком головы.
– Итак, вы вспомнили, – проговорил он.
Хотя я намеревалась оставаться холодной и сдержанной, первые же слова вышибли меня из колеи.
– Неужели вы ждали меня, мистер Куэйл?
Его губы пошевелились, что, как я уже знала, означало улыбку.
– Вообще говоря, да. Вас посещали Гэскуины. Они ищут пропавшего сына, человека, который вывез вас из Смон Тьанга. Вполне логично было предположить, что для вас настало время вспомнить то, что я вам сказал.
– Откуда вы знаете про сэра Чарлза и леди Гэскуин? – удивилась я.
– В этом нет никакой загадки. Майор Эллиот за ужином разговаривал с миссис Эллиот. Слуги, подававшие им за едой, болтают со слугами из других домов, а Торп пересказывает мне.
– О!
– Вы пришли, чтобы просить меня найти Адама Гэскуина?
– Да.
Мой ответ прозвучал так резко, как только может прозвучать одно слово. Между мной и Верноном Куэйлом не было никакой церемонной любезности. Я пришла не умолять его. Он поступит так, как сочтет нужным, как ему будет угодно, и самые большие сомнения, которые я испытывала в связи с приходом сюда, объяснялись именно этим. Почему Вернону Куэйлу вдруг будет угодно найти Мистера?
– Прекрасно, давайте попытаемся, – согласился он. – Я в это особенно не вникал. Существует вероятность, что Адам Гэскуин мертв, но установить данный факт можно будет очень быстро. Если он жив, задача делается сложнее, ибо мир велик. Впрочем, возможно, нам повезет. Я полагаю, что он жив, ибо знаю, что должно произойти в будущем, и практически уверен, что подобные события могут случиться лишь при его участии. Будьте любезны, пройдите в "Круглую комнату".
Я поднималась по лестнице впереди него, нервы мои были напряжены до предела. Я пыталась сообразить, где находится Элинор и нужно ли мне с ней встречаться, и одновременно старалась расшифровать сказанное Верноном Куэйлом. Мы уже подошли к "Круглой комнате", и со словами «Позвольте» он обогнал меня, чтобы отпереть дверь.
Комната была залита светом, и первое впечатление от нее было приятным. Лишь когда глаз схватывал присутствующие в каждом предмете мелкие искажения, уродство прорывалось наружу, и в комнате сразу делалось как бы холоднее. Вернон Куэйл указал мне на стул, где я однажды уже сидела, и направился к длинному изогнутому стеллажу. Там на полке стояло множество маленьких закупоренных бутылок из прозрачного стекла. Все они были каплевидной формы, но вместе с тем немного кривые. На каждой была этикетка с черным иероглифом или буквой неизвестного мне алфавита.
Вернон Куэйл взял несколько бутылочек и широкими щипцами достал из каждой толику содержимого – какого-то порошкообразного вещества. Он смешал все в ступке из черного мрамора. Смеси из десяти бутылочек было едва ли достаточно, чтобы закрыть монету в один шиллинг. Он принялся растирать ее пестиком, добиваясь совсем уж тончайшего измельчения. Я почувствовала необходимость заговорить, чтобы снять напряжение. Я сказала первое, что пришло мне в голову:
– Позвольте узнать, что находится в тех бутылках, мистер Куэйл.
– Препараты из трав, растений, насекомых, животных, – равнодушно ответил он, – Чудесные вещи. Бесценные вещи. Вещи, в которых присутствует внутренняя сила или которые приобрели ее.
– О! А выглядят они как обычный порошок.
– Порошок… Пепел… Сила, что была недейственной, пробуждается, если вещество измельчено или сожжено, короче говоря, подвергнуто уничтожению должным образом.
– Уничтожению? Но зачем?
Он прекратил растирать смесь пестиком и насыпал маленькую щепотку сероватого порошка на небольшую пластинку из стекла.
– Нет смысла отвечать на ваши вопросы, – сказал он, – поскольку у вас все равно нет знания, необходимого для того, чтобы что-либо понять.
– Прошу извинить мое невежество. Могу ли я узнать, что вы собираетесь делать?
Он тщательно мыл руки в маленькой раковине, и в устремленном на меня взгляде пепельно-серых глаз я увидела откровенное презрение.
– Я предлагаю вам умерить и свое любопытство, и свои страхи. Не думаете же вы в самом деле, что я собираюсь вызывать каких-нибудь духов из неведомых глубин? Что за чушь!
– Я… я ничего такого и не думала, мистер Куэйл. Но ваши изыскания в области естественных наук, по-видимому, открыли вам весьма необычные области знания.
– Аккуратная фраза, вероятно, специально заготовленная, а? – он держал руки над зажженной спиртовкой, не прибегая к полотенцу, чтобы высушить их. – Поскольку вы надеетесь, что я смогу помочь вам в некоем деле, то не хотите величать меня маньяком, оккультистом, поклонником дьявола, или какой еще драматический эпитет может прийти вам на ум. – Он задумчиво посмотрел на почти невидимое голубое пламя спиртовки. – Итак, уверяю вас, никакого призывания духов не намечается. Позвольте сообщить вам одну очень простую вещь. Нет ни духов, ни ангелов, ни демонов, во всей Вселенной вообще нет ничего сверхъестественного. Есть только силы и энергии, которые не добры и не злы, но могут быть использованы теми, кто обладает достаточным знанием и искусством для того, чтобы подчинить их себе. Сверхъестественными называют всего-навсего те силы, которые ученые не в состоянии объяснить, потому что не понимают ничего, что выходит за сферу сугубо материального.
Я лишь смутно поняла его слова, но тем не менее меня пронзил холод. В этот момент он показался мне еще более лишенным человечности, чем какой-нибудь злодей, в самом деле пытающийся вызвать демонов. Он сел за стол, положил перед собой стеклышко и взял на палец чуть-чуть серого порошка. Я наблюдала, как он медленно лизнул его, снова прикоснулся к стеклышку и несколько раз втянул порошок по очереди в обе ноздри. Оставшийся порошок он медленно растер между ладоней.
Я чувствовала, что меня начинает мутить. Комната, казалось, потемнела, хотя из высоких окон по-прежнему лился солнечный свет. Он отодвинул стеклянную пластину в сторону, сложил руки на столе и сказал:
– Теперь мне поможет Элинор. Во мне напрягся каждый нерв.
– Элинор?! – воскликнула я.
Ничего мне не ответив, Вернон Куэйл продолжал сидеть, уставившись в пустоту. Его отстраненный вид снова заставил меня вспомнить Рильда, каким я видела его в большом монастыре Галдонга.
Я почти не удивилась, когда дверь "Круглой комнаты" открылась и вошла Элинор.
– Ах, Джейни, это ты, – произнесла она тихим голосом, и в ее глазах появилась искорка радости, почти сразу же сменившаяся испугом. – Почему ты пришла?
Я улыбнулась и поднялась, чтобы подойти к ней и поцеловать. На ней было белое льняное платье, корсаж которого был отделан полосками бледно-коричневого бархата. Лицо на фоне платья казалось особенно изнуренным, волосы утратили блеск. Меня остановил голос Вернона Куэйла:
– Будьте добры не касаться ее, – резко сказал он. – Эмоциональный всплеск может погубить все предприятие. Сядьте на место, Джейни. Вас, Элинор, я тоже прошу сесть туда, где вы обычно сидите.
Негодуя про себя, я подчинилась. На лице же Элинор не отразилось вообще ничего. Она села в одно из трех покрытых черным лаком кресел спиной к западному сектору комнаты. Я впервые обратила внимание на то, что кресло вращающееся: оно было помещено на не совсем круглую платформу, которую дюйма на два над полом приподнимали колесики.
Вернон Куэйл подошел к шкафу, достал поднос, чашу, бутыль с чернильной жидкостью. Сцепив пальцы, чтобы не тряслись руки, я смотрела, как он наливает жидкость в чашу и протягивает ее Элинор. Не произнеся ни слова, она приняла ее из его рук и опустила глаза на черную поверхность. Вернон Куэйл стоял перед ней, сложив руки ладонями перед грудью пальцами вверх. Ее дыхание все больше замедлялось, веки опускались все ниже и ниже. Через несколько секунд она глубоко вздохнула, и ее глаза полностью закрылись.
Вернон Куэйл взял чашу из ее рук, и они медленно опустились ей на колени.
– Теперь ей понадобится медальон.
Я подскочила на месте, пораженная будничностью его интонации. Расстегнув замок, я заколебалась.
– А можно мне двигаться? – прошептала я.
– Разумеется, – в его голосе звучали теперь ядовитые нотки, – вы можете двигаться и говорить до тех пор, пока я не скажу вам прекратить. Элинор сейчас находится там, где ее ничто не может потревожить.
Я подошла к нему и протянула медальон. Кивнув в сторону Элинор, он произнес:
– Дайте его непосредственно ей. – Я поднесла его к ее вялым пальцам, а он приказал: – Элинор, возьмите этот медальон.
Ее руки поднялись, и она приняла медальон и цепочку в сложенные горстью ладони, а потом ее пальцы сомкнулись.
– Этим предметом долгое время владел человек, который носил его на себе. Я хочу найти этого человека. Вы поняли? – спросил Вернон Куэйл.
– Да, – голос ее был абсолютно лишен всякого выражения.
– Чтобы установить его личность, вы должны вернуться назад лет на шесть.
После паузы, показавшейся мне бесконечной, Элинор заговорила:
– Мужчина. Молодой. Темноволосый. Он носит форму и…
– Это он. Вы его установили, – прервал ее Вернон Куэйл. – Теперь проникнитесь его сущностью.
В течение следующих пяти минут не было произнесено ни слова. Я видела, как сжимают медальон пальцы Элинор, как на ее лбу и верхней губе выступает пот. Наконец Вернон Куэйл сказал:
– Теперь продвигайтесь вперед, к сегодняшнему дню. Еще через несколько минут она сказала:
– Да.
– Он жив?
– Да, – она ответила тем же невыразительным голосом, но без всякого колебания.
Несмотря на испытываемые мною трепет и ужас, я почувствовала, как радостно забилось сердце при одном этом слове. Вернон Куэйл спросил:
– Вы его видите?
Длинная пауза, а затем:
– Нет.
– Вы видите то, что его окружает?
– Нет.
– Почему нет?
– Барьер. Темный. Мощный.
– Отдохните.
Напряженное тело Элинор расслабилось. Повернувшись, ее муж очень осторожно взял пару белых перчаток и так же осторожно начал их натягивать.
– Весьма любопытно, – сказал он. – Мы неожиданно столкнулись с энергией, которая сопротивляется усилиям Элинор.
Он подошел к диаграмме, висевшей на стене и, по-видимому, изображающей ночное небо с созвездиями, затем проглядел книгу в ветхом кожаном переплете.
– Будьте любезны, опустите, пожалуйста, все жалюзи, – обратился он ко мне. – По-видимому, нам нужно больше силы.
Я подошла к окнам и опустила жалюзи. В комнате остались два источника света – спиртовая лампа, на подставке, и проступившие на выложенном плиткой полу линии, которые образовывали большой круг, с осями, исходящими от центра к окружности.
Вернон Куэйл легко подвинул кресло, на котором сидела Элинор, в центр круга и начал медленно, дюйм за дюймом, вращать его, наблюдая за светящимися линиями. Аналогичный круг был изображен на диаграмме с созвездиями, и я поняла, что рисунок на полу – просто гигантский компас, которым он пользуется, чтобы найти для Элинор правильное положение.
– Садитесь, – сказал он мне, – и, пожалуйста, не разговаривайте и не шевелитесь, пока я вам не разрешу.
Когда я подчинилась, он стянул белые перчатки, стараясь, как мне показалось, не коснуться их внешней стороны. Бросив перчатки на стол, он подошел к Элинор и прижал пальцы к ее вискам. В полумраке я заметила, что глаза его расширились. Они перестали быть тусклыми, а, напротив, горели, как громадные угли.
– Итак, Элинор, мы ищем мужчину.
Почти целую вечность в комнате царила мертвая тишина. Я могла различить не только свое, но и их дыхание. Затем Элинор проговорила:
– Я вижу, что его окружает.
– Это близко? Далеко? – спросил Вернон Куэйл.
– Думаю… близко.
– Находится ли между нами какое-либо море? Длинная пауза, и затем:
– Нет. Моря нет.
– Опишите.
– Река. Широкая река. Много дыма. Много движения. Краны.
– Порт, – это было скорее утверждение, чем вопрос.
– Да-а-а… – это прозвучало с некоторым сомнением. – Но я не могу найти море. Близко его нет.
– Тогда это речной порт.
– Да.
– Теперь вы можете его видеть?
– Нет. Темнота, – она начала произносить слова с большими промежутками. – Но он там… это под землей… большие бочки… в руках его клык, из которого появляются воины… – Последние слова были произнесены невнятно, словно у нее иссякали все силы и она была близка к полному истощению.
– Продолжайте.
– Больше ничего, – прошептала она.
– Продолжайте.
В комнате что-то сгущалось, что-то пульсирующее, требовательное, хотя и неосязаемое. После долгого молчания она, запинаясь, голосом, полным боли, сказала:
– Рядом течет река… течет между двух готических башен… там поднимаются мосты… снова то место… там очень давно лежали тела в цепях… до трех волн.
– Довольно!
Вернон Куэйл оторвал пальцы от ее висков и тряхнул за плечи так, что она качнулась в кресле. В призрачном голубовато-зеленом свете я различила на его лице торжество, когда, повернувшись ко мне, он рявкнул:
– Жалюзи!
Когда я их подняла, он уже сидел за своим столом, напоминающим по форме полумесяц. Элинор ссутулилась в кресле, ее глаза были уже широко открыты. Подбежав, я опустилась около нее на колени и стиснула ее ледяные руки. Она слабо улыбнулась и прошептала:
– Со мной все хорошо, Джейни, не волнуйся.
– С тобой не все хорошо! – вскричала я и повернулась к Вернону Куэйлу. – Я не знала, что вы собираетесь использовать Элинор в качестве медиума.
Он поднял бровь.
– Если под этим словом вы понимаете посредника между этим и потусторонним миром, то вы городите чушь. Я всего лишь использовал весьма значительную ментальную энергию Элинор, чтобы проследить эфирные связи между талисманом и его прежним владельцем, – он посмотрел на руки, – а также и свою энергию, которая еще больше.
Расстроенная и обескураженная, я набрала воздуха, чтобы выпалить сама не знаю что, но обязательно что-нибудь гневное, однако он продолжал:
– Полагаю, вы довольны результатами нашего опыта.
Ошеломленно глядя на него, я пробормотала:
– Прошу прощения?
– Если помните, мы намеревались выяснить местонахождение вашего друга.
Элинор сжала мою руку и встала. Я поднялась вместе с ней, и она, вложив медальон мне в руку, сказала:
– Я пойду немного отдохну. До свидания, Джейни.
– О, пожалуйста, Элинор, позволь мне проводить тебя до твоей комнаты.
Она покачала головой.
– Нет, Джейни, нет. До свидания. Повернувшись, она медленно вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Вернон Куэйл заметил:
– Теперь, думаю, у вас не будет особых сложностей. С громадным усилием я переключила свои мысли с Элинор на то, что говорилось в странные минуты, когда Вернон Куэйл послал какую-то часть ее существа в мир теней в поисках человека, которого она даже не знала.
– Боюсь, я не помню точно ее слова. Она говорила о речном порте и о каком-то месте под землей, где находятся бочки, – я напрягала память, стараясь воскресить звучание безжизненного голоса: – Две башни, мост, который открывается. Там было еще что-то про тела в цепях и три волны.
Он смерил меня презрительным взглядом.
– Дедукция между тем предельно проста. Было констатировано, что между вами и вашим другом не лежит никакое море, следовательно, он находится в этой стране. Единственный большой порт около моста с двумя готическими башнями – это Лондон. Мост, о котором идет речь, – это Тауэр-бридж, и он где-то очень близко от местонахождения вашего друга, иначе Элинор бы его не увидела.
– О! – мое сердце забилось и от тревоги, и от радости. Было почти что страшно думать, что Мистер может быть так близко. Я всегда считала, что он в каких-то дальних странах. Но как он может жить в одном городе с родителями, если они ничего о нем не знают? – Я не поняла, что Элинор имеет в виду Тауэр-бридж. Я слышала о нем, но я не знаю Лондона.
– А! Тогда вы не знаете, что на северном берегу Темзы, около Уэппинг-Уолл некогда находилось место казни, где умирали пираты и все остальные, кого осуждал судья Джеффрис. Его любимым занятием было сидеть в прибрежной таверне, пить и смотреть, как вешают. Когда веревку срезали, тела обматывали цепями и клали на берег. Когда их накрывали три волны и они не приходили в себя, считалось установленным, что эти люди мертвы, – сказал Вернон Куэйл, глядя на меня с любопытством. – Я вижу, что от столь страшной истории вы, в отличие от других молодых женщин, отнюдь не пришли в ужас.
Мои мысли были заняты другим, поэтому ответ мой прозвучал почти нетерпеливо:
– Я выросла среди людей, не считавших смерть особенно значительным событием и избавлявшихся от тел способом куда более ужасающим, чем тот, что вы описали, мистер Куэйл. Вы хотите сказать, что Адам Гэскуин находится в… в Уэппинге? Но ведь это Ист-энд, там живут самые бедные лондонцы.
– Возможно, он занялся миссионерством, – сухо проговорил Вернон Куэйл. – Однако я не склонен тратить время на догадки. Думаю, что место под землей с большими бочками, скорее всего, является погребом таверны. – Он поднялся, подошел к двери и открыл ее, ожидая, когда я уйду. – Если память мне не изменяет, таверна, в которой любил сиживать судья Джеффрис, называется "Рыжая корова", хотя вдоль реки есть и другие таверны. Относительно "Клыка, из которого появляются воины", сказать ничего не могу. Возможно, вы вскоре узнаете, о чем идет речь, но, думаю, это малосущественная деталь. Я провожу вас.
* * *
Часом позже я сидела в гостиной миссис Стэффорд с Дэвидом Хэйуордом. Я говорила ему о том, как собираюсь пойти к Вернону Куэйлу, и у Стэффордов он дожидался моего возвращения. Когда я закончила рассказ, он изумленно протянул:
– Бог мой, Джейни, но это отдает чем-то… сверхъестественным.
– Вполне возможно, но какое это имеет значение? Моя задача – узнать, действительно ли Мистер находится в том месте около Тауэр-бридж.
– Вы напишете его родителям?
– Нет. Сначала такая мысль пришла мне в голову, но я не хочу, чтобы они чувствовали себя глубоко разочарованными, если вся история обернется шарлатанством и чушью.
– Однако вы так не считаете?
– Ну… нет, не считаю. Думаю, что Вернон Куэйл обладает способностями, в существование которых верят очень немногие, а еще я думаю, что надо разработать какой-то план. Жаль, что я не могу припомнить сказанное в Галдонге прорицательницей и Рильдом, потому что их слова всплывают у меня в голове только после того, как событие уже произошло.
– Будьте осторожны, Джейни, вот вам мой совет. Как говорится, тому, кто собрался ужинать с дьяволом, нужна длинная ложка. Элинор все такая же?
– Боюсь, да, – я закрыла лицо ладонями. – Поэтому я так его и ненавижу. Он использует ее для своих отвратительных занятий, Дэвид, а это убивает ее. Если я ненадолго уеду, чтобы поискать Мистера, пожалуйста, не думайте, что я покидаю ее, – я опустила руки и посмотрела ему прямо в глаза. – Я чувствую, что все события как-то связаны между собой. Мне кажется, что я обязана найти Мистера, если намерена помочь Элинор, но не просите меня объяснить почему. Я не смогу. Он отвел глаза и сжал губы.
– Разве кто-нибудь в состоянии помочь Элинор?
– Не знаю, я поступлю так, как велит мне инстинкт. Он снова смотрел мне в глаза.
– Ладно, Джейни, я доверяю вашему инстинкту. Двумя днями позже я прибыла на вокзал Ватерлоо с чемоданом и наняла кэб, который должен был доставить меня на Грейс-Инн-роуд. Там находился торговавший табаком и сладостями магазин, хозяевами которого были отставной солдат мистер Бэйли и его жена. До того, как ее муж-сержант вышел в отставку, миссис Бэйли целых тридцать лет прослужила кухаркой в Лейдон-холле, доме родителей Дэвида в Линкольншире. Он знал ее с детства, очень любил и раза два-три в год писал. Она же каждый раз посылала ему торт ко дню рождения, а на Рождество – пудинг.
Дэвид отправил ей телеграмму, а потом – письмо, и когда ранним вечером я приехала к ним, миссис Бэйли и ее муж меня уже ждали. Они жили над магазином, где и приготовили маленькую комнату для меня. Мебель оказалась отполированной до блеска, постельное белье – снежно-белым и хрустящим, а в красно-зеленой вазе стояли цветы.
Миссис Бэйли, пухлая, заботливая женщина, суетилась вокруг меня так, словно я была десятилетним ребенком. Мистер Бэйли, бывший сержант, имел вид весьма грозный, но уже через десять минут, проведенных в его обществе, мне захотелось броситься ему на шею – до такой степени его произношение и манеры напоминали Сембура.
– Проходите сюда, мисс Джейни. Сейчас я отнесу все ваши вещички, ладно? Отлично. Надо нам хорошенько посидеть, попить чайку. Надеюсь, вы оставили мастера Дэвида в добром здравии. Моя хозяюшка вечно волнуется, что он там, наверное, плохо питается. Садитесь, садитесь, отдохните! – С самым обходительным видом он выдвинул стул из-за сверкающего чистотой кухонного стола, чтобы я могла расположиться, и громко позвал: – Гэрриет! Иди сюда, дорогая! Мисс Джейни внизу. Приготовь чай, а я тем временем закрою магазин.
Они оба были добрые, милые люди, и проведенный с ними вечер доставил бы мне еще большее удовольствие, не будь мои мысли заняты тем, что предстояло сделать завтра. Они были явно ошеломлены, узнав, что я собираюсь в Уэппинг, в "Рыжую корову", чтобы найти кого-то, кто был моим старым другом, однако вопросов задавать не стали.
