Текст книги "Петр Великий"

Автор книги: Мэтью Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

России и захват территории, бывшей российской или в конце концов удерживавшейся Россией, на манер шведских владений в Ингрии и Ливонии. И несмотря на опустошительные набеги крымских татар, во время одного из которых Москва была взята и сожжена в 1571 году, не оттоманская армия угрожала захватом больших территорий России. Это сделали поляки в последние годы Смутного времени. Еще в 1686 году Россия стала партнером в большом антитурецком альянсе, и в 1687 и 1689 годах она безуспешно пыталась вторгнуться и завоевать Крым, уже давно бывший занозой в ее теле. В последнюю четверть века становится особенно ясно, что энергия экспансии России в будущем должна быть направлена прежде всего в западном направлении, или против Швеции, чтобы с новыми силами форсировать выход к Балтике, или на юг против турок. Польша, в течение долгого времени представлявшая собой значительную угрозу, находилась теперь в слишком сильном упадке, чтобы представлять серьезную опасность. Договор 1686 года, по которому Россия получила в окончательное владение Киев и большую часть Украины, ознаменовал конец русско-польской вражды, на протяжении двух веков бывшей главенствующей темой международных отношений в Восточной Европе. Но Швеция и Оттоманская империя оставались опасными противниками. Воевать с ними одновременно с какой-нибудь надеждой на успех было невозможно. Россия, если хотела расширяться, чтобы покончить с изоляцией, от которой все еще страдала, должна была решить, за чей счет она могла этого добиться.

В конце XVII века как экономические, так и дипломатические отношения между Россией и европейскими государствами приобретали все большую масштабность и значимость. Английские торговцы способствовали в 1550-х годах торговле России с Западной Европой по Белому морю и были активными элементами в коммерческих сношениях между Россией и внешним миром. Теперь же их участие в качестве посредников заметно снизилось. Но это более чем компенсировалось ростом торговли с другими странами Западной Европы, особенно с Голландской Республикой, наиболее успешно продвинувшимся государством к тому времени в торговом мире. Российское сырье – деготь, жир, кожа, зерно, меха – формировали основу быстро растущей голландской торговли, ведущейся как напрямую через Архангельск, так и опосредованно через порты шведской Балтики, например Нарву и Ригу. В 1690-х годах в России было свыше 300 голландских купцов, а вся иностранная торговая колония в Москве насчитывала свыше 1 000 человек. Последние годы века показали уверенное расширение коммерческих контактов с внешним миром (например, в подписании торгового соглашения с Пруссией в 1689 году). Купцов и правительства всей Европы продолжала привлекать вековая надежда, что через Россию станет возможным развивать выгодную торговлю предметами роскоши с Персией и, возможно даже, с Китаем. Не следует упускать из виду (к чему есть определенная тенденция), что и сама Россия в значительной степени проявляла активность в этих торговых контактах с внешним миром. Ее купцы ездили и торговали за рубежом, по крайней мере в Швеции, Ливонии и Дании, еще с XVI века. Заключение мира в 1661 году, которым закончилась разрушительная пятилетняя война со Швецией, увеличило их число, так что через 12 лет уже насчитывалось более 40 русских, торгующих в Стокгольме.

И само развитие политических и экономических отношений между Россией и Европой, и все, что ему сопутствовало, активно распространяло разнообразное европейское влияние – военное, технологическое, художественное, интеллектуальное – в жизни России. Это влияние имело уже долгую историю. В конце XV столетия в Россию перебралось много итальянских художников и мастеров: один итальянец некоторое время был ответственным за чеканку русских монет (Монетный двор), а итальянские архитекторы, такие как Фиораванти, Руффо и Солари, проектировали церкви и дворцы в Москве. Через сто лет в стране служило множество наемных солдат; первый европейский учебник по военному делу «Книга войн» Леонгарда Фроншпергера (впервые опубликован во Франкфурте-на-Майне в 1566 году) появился в России в Смутное время. Семнадцатый век, особенно вторая его половина, ознаменовался быстрым ростом факторов, усиливающих это военное влияние. В 1648 году, опасаясь возможного дворцового переворота, царь Алексей думал о передаче своей личной охраны под командование голландского полковника; и в разгар борьбы с Польшей в 1654–1667 годах быстро проводилось формирование новых полков, организованных более или менее по западноевропейскому образцу. К 1663 году свыше 60 000 человек числилось в воинских частях такого рода. Подобное развитие стало возможным только при широкомасштабной вербовке иностранных офицеров. Императорский посол Майерберг говорил в 1661 году о «неисчислимом множестве» иностранных солдат; он знал более сотни генералов и полковников из различных частей Европы, которые служили здесь. Официальный список 1696 года включает имена 231 иностранного офицера кавалерии и 723 офицеров-пехотинцев (по старшинству, начиная со звания прапорщика) [5]5
  С. Ф. Платонов. Москва и Запад. Берлин, 1926. С. 132.


[Закрыть]. В 1630-х годах первое крупное производство оружия в России началось на новом заводе в Туле, построенном голландскими специалистами.

Возможно, самым убедительным свидетельством стремительного роста числа и значимости иностранцев в России является то, что, если в своде законов 1589 года о них, упоминается только в одной статье, то более расширенный свод законов 1649 года ссылается на них в более чем сорока статьях. Европейское влияние на материальную жизнь, ремесла и специальные профессиональные знания ассоциировалось с Немецкой слободой в Москве. Удаление этого иностранного поселения далеко за пределы столицы в 1652 году было результатом заметного роста антииностранных настроений в середине века. Не сумев, как им того хотелось, ни изгнать иностранцев совсем из страны, ни насильно обратить их в православие, религиозные консерваторы удовлетворились своеобразной победой, выразившейся в отделении чужеземцев на ограниченной территории. Заклейменные как чужестранцы и, следовательно, как опасные люди, не имеющие права надевать русскую одежду, а также продавать вино, пиво или табак русским, обитатели Слободы (которых в 1670-х и 1680-х годах насчитывалось в общем примерно около 1 500 человек) жили в жестокой изоляции от окружающей их жизни, и все же они были существенной частью относительно передового технического и профессионального знания в стране: Слобода имела мельницы, мастерские по производству бумаги, железа, стекла.

Технология, новые индустриальные методы и техника, новые формы тактики и военной организации пришли из Западной Европы, прежде всего из Голландии и Германии. Из Польши в последние десятилетия семнадцатого века шло другое влияние, менее материальное, но иногда, по меньшей мере, равное по значимости. Объединение большей части Украины с Россией в 1654 году значительно усилило эти факторы. Это влияние возникло в связи с массовым переселением польских и украинских ремесленников в Москву и производством там большого количества польских предметов роскоши, в это же время свыше согни польских книг были переведены на русский – никогда ранее не виданная степень культурного заимствования России у своего западного соседа. Из Польско-Литовского государства проникало в Россию иностранное, и прежде всего итальянское, музыкальное влияние, особенно усилившееся с прибытием в Москву приблизительно в 1681 году Николаса Дилецкого из университета Вильны. Наиболее явно влияние польской культуры было заметно в высшем обществе. В 1660-х годах царь Алексей восседал на новом, польского дизайна, троне, на котором, что важно, имелась надпись на латинском языке. Его преемник, Федор, приказал носить при дворе польскую одежду, был покровителем Дилецкого и в 1680 году женился на дочери польского вельможи из Смоленска. Из Польши русская знать приобрела вкус к западным наукам, геральдике и генеалогии и впервые начала обзаводиться гербовыми щитами, подобными тем, что уже давно были предметом заботы европейской знати.

Более важным было ярко выраженное влияние Украины, которое развивалось в православной церкви в России в середине века. Украинские ученые прежде всего получали образование в Киевской Академии, где все преподавание велось на латинском языке. Эти ученые подвергались опасности католического и униатского влияния иностранных и других светских сил. При посредстве именно этих ученых религиозная жизнь России приобрела невиданный размах. Ведущая роль украинцев была так заметна, что в 1686 году Патриарх Иерусалимский Досифей был вынужден настаивать, чтобы «в Москве был сохранен старый порядок вещей, чтобы там не было игуменов или архимандритов казачьих людей (т. е. украинцев), а только московских».

Украинцы были также очень известны как учителя и воспитатели сыновей высшей русской знати; из их рядов вышло большинство ораторов, которые на праздниках и торжественных церемониях произносили речи, восхвалявшие традиционных героев и благодетелей. Симеон Полоцкий, приехавший в Москву из Украины в 1663 году и до 1667 года бывший учителем многих членов правящей семьи, был величайшим ученым России этого времени. Плодовитый писатель, он сочинял театральные пьесы, писал речи для царя и высоких чинов и выпускал политические и религиозные произведения, а также вел обширную переписку по литературным вопросам с другими учеными из Москвы и Украины. В его трудах впервые можно видеть ясно обоснованное утверждение идеи государства в России как светского института, происходящего не просто по божественной воле, а из естественного человеческого стремления к объединению в группы и сообщества. Правитель, которого эти сообщества вынуждены были выбирать для себя в целях безопасности, должен был не просто вести своих подчиненных к добродетели, но также и охранять их материальное благосостояние в этом мире [6]6
  A. Lappo-Danilevskii «L’idee de l’Etat et son evolution en Russie depuis les Troubles du XVIIе siecle jusqu’aux reformes du XVIIIе», Essays in Legal History, ed. P. Vinogradoff (Oxford, 1913), p. 361.


[Закрыть]. Это особое значение неизбежной светской ответственности царя было тем, что использовали позднее противники Петра, хотя нет никаких свидетельств, что Полоцкий или какой-либо другой теоретик оказал большое влияние в этом вопросе. Интеллектуальное влияние Украины, однако, всегда вызывало глубокие подозрения в глазах набожных русских, поскольку казалось зараженным католицизмом. В результате возникло желание ослабить его с помощью приглашения греческих ученых, способных обеспечить Россию современным образованием, в котором сейчас была явная потребность, но чье православие было бы свободно от таких подозрений. Закон об училище, которое должно было соединять обучение латинскому и греческому языкам с изучением религии православного направления, Славяно-греко-латинской Академии, был одобрен царем Федором и патриархом Иоакимом в 1682 году; но сама

Академия открылась только в 1687 году, после того как в Москву были привезены для руководства ею подходящие греческие ученые, братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Сторонники Киева и их русские ученики были исключены из Академии, и это событие вскоре стало главным центром борьбы между греческим и «латинским» (украинским) интеллектуальным влиянием, ознаменовавшей все последующее десятилетие.

Легко увидеть эти широко распространившиеся западные новшества в таких внешних проявлениях, как размещение впервые флюгеров на русских церквах, или еще более примечательное строительство царем Алексеем в 1666–1668 годах в Коломенском нового дворца, конструкция и оформление которого выказывали много западных черт. Все же это был бы поверхностный и близорукий обзор. Как уже отмечалось, великий церковный раскол 1650-х—1660-х годов вызвал небывалое духовное и психологическое объединение России. После него люди не долго были погружены, как в прошлом, во всепронизывающую атмосферу обезличенного единогласия и бессмысленной набожности. Великий ученый говорил о «раскрепощении личности» в России второй половины XVII века; и сейчас впервые для историка становится возможным увидеть (из писем, автобиографий и тому подобных материалов) подтверждение этому в суждениях выдающихся и знаменитых личностей [7]7
  С. Ф. Платонов. Москва и Запад. С. 115.


[Закрыть]. Ордин-Нащокин, А. С. Матвеев; Ф. М. Ртищев и Г. К. Котошихин, два наиболее интересных и оригинальных государственных деятеля того времени; князь В. В. Голицын, фаворит и главный министр царевны Софьи в годы ее реального правления Россией в 1682–1689 годах, – являются тому примером. Одним из ярчайших доказательств нового ощущения личности, новой готовности уважать ее в личных правах, а не просто как члена гражданского или религиозного сообщества, является возникновение портретной живописи. Впервые в русской истории стал заметен интерес к реалистическому художественному изображению личности. Сам Никон позировал голландскому художнику Даниэлю Вихтерсу, который в 1667 году был приглашен в качестве личного живописца царя и его семьи. Через несколько лет была опубликована государственная «Книга титулованных личностей». Она содержала 65 портретов правителей, иностранных и российских, которые в своей относительной схожести с живыми образами ознаменовали явный разрыв с обезличенным и нереалистичным изображением ликов святых, которое до этого времени доминировало в русской живописи.

Сродни новому светскому индивидуализму было рождение современного театра в России. Еще в 1660 году Алексей решил приобрести из Западной Европы мастеров, искусных в постановке пьес. Десятилетием позже Матвеев содержал частную театральную группу под руководством немца Иоганна Готтфрида. Первыми светскими спектаклями, показанными в России, были, по всей видимости, пьесы, написанные и поставленные осенью 1672 года Иоганном Грегори, пастором одной из иностранных церквей в Москве. Первыми артистами, в условиях крайнего консерватизма, все еще господствовавшего в жизни России, были мальчики из иностранной колонии. Спустя два года, не вызывая никакого народного протеста, Алексей присутствовал на представлении «комедии» на тему библейской истории об Эсфири (хотя из предосторожности он заранее посоветовался со своим духовником о позволительности своего поведения). Этот дворцовый театр просуществовал более трех лет; и за это время он показал девять различных пьес и один балет по нескольку раз. Многие из пьес основывались на библейских темах. Однако танцы, костюмы и иногда комические интерлюдии (антракты), которые они включали, делали их совершенно беспрецедентными в истории России. Они были поразительным, хотя и ограниченным показателем пути, на котором железные тиски традиционности и косности начинали ослабляться. Даже внутри церкви медленно росло понимание необходимости дать больше свободы человеку и проявлению его талантов, что легко заметить по изменению характера сочиняемых проповедей, которые все больше приближались к типу, обычному для Западной Европы. Долгом благочестивого православного человека, согласно вековым представлениям, было не восславление своих личных частных способностей чтением поучений, сочиненных самостоятельно, а абсолютное подчинение великому течению неизменной традиции, на страже которой стояла церковь. Всякое ослабление этого отношения было верным знаком интеллектуальной и психологической перемены.

Таким образом, Россия времен детства, отрочества и раннего возмужания Петра развивалась очень быстро. Большие территориальные приобретения, сделанные в течение 1650-х и 1660-х годов, и прекращение угрозы со стороны Польши нацеливали на дальнейший рост и увеличение мощи в будущем. Хотя крестьянское сельское хозяйство с рутинной техникой, базировавшееся в огромной степени на физической силе крепостных, было самой важной формой экономической деятельности, иностранная технология начинала открывать возможности промышленного роста в незнаемых до сих пор масштабах. Тиски церкви, до сих пор почти полностью сдерживавшие интеллектуальную жизнь, были по-прежнему сильны, если это касалось простого человека. Но по крайней мере в столице и в высшем обществе они потихоньку начинали ослабляться. Старая Россия, изолированная, самоудовлетворяющаяся, боящаяся и презирающая иностранцев, застывшая под властью традиционной набожности и благочестия, враждебная индивидуализму и неспособная даже к мечте о реальной перемене, была далеко не мертва. Позиции, на которых она основывалась, были все еще непререкаемы для огромного большинства населения. Но некоторые ее основы были теперь если не подорваны, то по крайней мере частично разрушены новыми идеями, новыми потенциальными возможностями и расширением горизонтов. Рассматривать Петра, по примеру многих его современников и почти всех писателей XVIII века, как взрыв архаичной России, по-прежнему чахнувшей в средневековом невежестве и безнадежной стагнации, является большой ошибкой. Задолго до его рождения уже возникли силы перемен и возможностей нового роста. Он укрепил эти силы и некоторым образом направил их в новые важные русла, но не он создал их.

Глава 2. Молодой царь

С момента рождения Петр был вовлечен в сложную династическую и политическую ситуацию, изобилующую жестокими конфликтами между различными группировками и личностями. Его отец, царь Алексей, состоял в первом браке с Марией Милославской, представительницей не очень знатной семьи. От нее он имел не менее тринадцати детей, но только двое сыновей от первого брака, Федор и Иван, пережили его, оба были слабы здоровьем от рождения. Федор, хотя и официально признанный достигшим совершеннолетия в 1674 году, был настолько слаб, что все были убеждены: править он никогда не будет. Здоровье Ивана вызывало еще большую тревогу: почти слепой, слабоумный, он к тому же страдал дефектом речи. Шесть дочерей от этого брака также выжили, из них Софье суждено было проявить себя одной из наиболее замечательных личностей во всей российской истории. В результате первого брака Алексея семейство Милославских, до тех пор неизвестное и не имеющее значительных заслуг на государственной службе, достигло в течение ряда лет ведущей позиции при дворе, чем вызвало зависть и ненависть более древних и более знатных благородных домов. Однако все это было утрачено после смерти Марии Милославской в 1669 году и нового брака царя с Натальей Нарышкиной, представительницей довольно скромного дворянского рода. Петр был ее первым ребенком. В отличие от своих братьев он был энергичным и здоровым от рождения. Второй брак царя предоставлял возможность семье Нарышкиных увеличить свою недавно приобретенную значимость и влияние, как это ранее сделали Милославские, для удовлетворения интересов членов своей семьи. Таким образом, два клана образовали две соперничающие при дворе группировки или, по крайней мере, являлись их центрами. Было бы ошибкой, однако, думать, что они представляли собой политические партии с разными программами. Известно, что приемный отец Натальи Нарышкиной, Артамон Матвеев, возглавивший Посольский приказ в 1671 году, был одной из наиболее прогрессивных и прозападно настроенных фигур в России. Его жена была дочерью шотландского чиновника на русской службе. Его обширная библиотека, его интерес к театру, только теперь начинавшему укореняться в России, его живой отклик на новшества всякого рода – отмечают его как человека совершенно нетипичного для его класса даже в век ускоряющихся изменений. Однако идентифицировать семью Нарышкиных с прогрессом, а Милославских – с сопротивлением ему было бы сверхупрощением. Милославские, например, были более активными сторонниками, чем их конкуренты, польского и украинского влияния, которое, как отмечалось, было многообразным и наиболее важным по сравнению с остальными в России конца XVII века. Фракционная борьба велась скорее за положение и власть, а в конечном счете – за физическое уничтожение соперников, чем за политику или идеи.

Однако при Алексее, крепком, здоровом мужчине средних лет, соперники (несмотря на многочисленные прецеденты в более ранней истории России) на успех рассчитывать не могли и опасности стать серьезной причиной раскола не представляли. Его внезапная и совершенно неожиданная смерть в феврале 1676 года, когда ему было только сорок семь, открыла дверь для более чем десятилетней ожесточенной фракционной борьбы. Федор, вступив на престол, вернул ко двору своего дядю, Ивана Милославского, который был в течение некоторого времени фактически в изгнании, в качестве воеводы Астрахани, но всегда рассматривался как лидер фракции Милославских. Он сразу же сослал Матвеева, наиболее важную фигуру в партии Нарышкиных, в Пустозерск, маленький и удаленный город на далеком севере России. Однако позиция Нарышкиных в ситуации, подвергшейся такому сильному влиянию династических чаяний, была достаточно крепкой. Ничто не могло бы скрыть тот факт, что у них имелся несравненно лучший из двух законных кандидатов для воцарения. Федору оставалось жить не долго. В самом начале 1682 года стало ясно, что он умирает. Принципы, регулирующие последовательность восшествия на трон, в России были менее сложны, чем в большинстве западноевропейских государств; и не стоит сомневаться в том, что если бы Иван был в состоянии управлять, он, конечно, имел бы успех. Но беспомощный инвалид на царском троне ничего хорошего для страны не предвещал, особенно по сравнению с физически и духовно энергичным молодым Петром. Возможно, Федор в последние недели жизни серьезно рассматривал своего сводного брата как преемника, однако умер, так и не сделав этого. В любом случае, независимо от его выбора речь все равно зашла бы о регентстве. Иван, в свои шестнадцать лет, был совершенно неспособен управлять один, а Петр был в то время еще только девятилетним ребенком. Ситуация неизбежно предполагала доминирование над управлением или стороны Милославских, или стороны Нарышкиных. Смерть Федора в мае 1682 года сопровождалась легкой и полной победой последней группы. Так называемый Земский Собор (это было не более чем название, ибо его состав фактически ограничивался теми дворянами, которые оказались в тот момент в Москве) при существенной поддержке патриарха Иоакима выбрал Петра единственным царем. Матвеев был возвращен из изгнания. Посты в правительстве и положение при дворе, должности обильно посыпались на членов семьи Нарышкиных. Однако в течение нескольких недель эта победа была аннулирована в результате драматического и кровавого эпизода, в котором ведущая роль была сыграна полками одной из главных частей российского войска стрельцами (стрелок – воин, вооруженный огнестрельным оружием). Они были мощным корпусом, насчитывающим свыше 50 000 членов, сформированным во второй половине XVI столетия. Членство было наследственным, и стрельцы пользовались важными привилегиями, с тех пор как могли жить в своих собственных домах, предпочитая их казармам, заниматься торговлей и производить спиртные напитки для своего собственного пользования. Почти столетие после их создания они выполняли полезную функцию, действуя в военное время главным образом как пехота в поле и помогая гарнизонам российских городов. Однако в 1670-х годах их положение поколебалось, поскольку России потребовалось более современное вооружение, да и дисциплина в стрелецких полках заметно упала. Уже при Федоре они начали проявлять недовольство и угрожать бунтом. В некоторых полках разгорелись настоящие конфликты с полковниками, которые часто задерживали или присваивали зарплату стрельцов, наказывали их жестоко и зачастую принуждали работать в своих поместьях. Главнокомандующего корпусом, князя Юрия Долгорукого, они вообще ненавидели. Стрельцы в целом были глубоко враждебны к новшествам, иностранным влияниям и ко всему, что, казалось, угрожало их традиционному положению и привилегиям. Староверы, ожесточенные враги преобразований Никона, были многочисленны и влиятельны в своих общинах; это усиливало их глубокий консерватизм. Они также боялись и с подозрением относились к боярам, чья дисциплина и мораль, по крайней мере в Москве, чрезвычайно низко пали. В конце мая 1682 года пронесся слух, что Нарышкины отравили царя Федора и замышляют убить царевича Ивана, и многие поверили в это. Милославские, кажется, преднамеренно поощряли распространение этих слухов в надежде использовать стрелецкие полки и дезавуировать недавний взлет Нарышкиных. «Грозят большие бедствия, – писал голландский резидент, – и не без причины, мощь у стрельцов огромная и несомненная, и никакое сопротивление не может быть противопоставлено им. Их обида должна быть улажена так, чтобы избежать плохих последствий». Эта чрезвычайная ситуация завершилась в итоге нападением стрельцов на Кремль 25 мая. Царица Наталья вышла на Красное крыльцо, держа за руки Петра и Ивана и безуспешно пытаясь успокоить стрельцов, разговаривая с ними и предлагая желающим убедиться, что Иван все еще жив. Несмотря на все ее усилия, разыгрались ужасные сцены жестокости и в этот день, и в два последующих. Матвеев, сброшенный с крыльца во двор, был насмерть изрублен алебардами стрельцов. Несколько членов семьи Нарышкиных и ряд знатных бояр были убиты; несколько тел перетащили к Лобному месту, традиционному месту народных собраний граждан Москвы, и здесь разрубили на мелкие части. По всей Москве без разбора совершались убийства и грабежи, и не прекращалось это по крайней мере в течение недели. Правительство было беспомощно; у него не было в распоряжении никаких вооруженных сил, способных оказать сопротивление стрельцам или удовлетворить их требования. Результатом было то, что 26 мая Земский Собор, теперь еще более расколотый, чем несколькими неделями ранее, согласился, что Иван и Петр должны править совместно: Иван как «первый царь» и Петр как «второй». Реальная власть, однако, осталась у царевны Софьи, хотя почти доказано, что формально она никогда не провозглашалась регентом и ее указы издавались (по крайней мере сначала) от имени ее братьев – родного и сводного. В течение последующих семи лет эта замечательная женщина вынуждена была самостоятельно руководить правительством.

Ее режим добился ряда важных конструктивных достижений – после долгих переговоров подписание договора с Польшей (1686 г.), который утвердил Россию во владении Киевом; уничтожение в следующем году таможенного барьера между Великой Россией и Украиной; беспрецедентное развитие дипломатических отношений с Западной и Центральной Европой (посольства направлялись в 11 европейских столиц в период между 1684 и 1688 годами). Имелся даже русско-китайский договор, подписанный в Нерчинске в 1689 году, первый когда-либо заключенный китайским правительством с какой-либо европейской державой. Фаворит Софьи и глава правительства, князь В. В. Голицын был самым большим реформатором своего времени в России, человеком, чья широта кругозора и стремление к новым идеям были больше, чем те, которые выказал позднее сам Петр. Уже в 1681–1682 годах он играл важную роль в отмене местничества, сложной системы старшинства среди русских знатных родов, которая долгое время затрудняла эффективную работу и армии, и административного аппарата. Как глава правительства, он жил в весьма западном стиле. Он свободно встречался и обменивался идеями с иностранцами. В Москве он имел большой дом с европейской мебелью, портреты и русских, и иностранцев, зеркала (семьдесят шесть, невиданно большое количество для России), часы, карты, термометры и даже картины планетарной системы на потолках некоторых главных комнат. Французский наблюдатель отмечал, что это больше походило на дворец итальянского принца, чем на обычный дом российского боярина. Когда дом был конфискован после свержения Голицына в 1689 году, опись имущества заполнила целую книгу. Большая библиотека Голицына содержала книги и манускрипты как на польском и немецком языках, так и на русском; и в равной степени удивительно, что приблизительно половина из этих книг была на светские, нерелигиозные, темы. Возможно, наиболее поразительным был тот факт, что на банкетах в его дворце иногда появлялись женщины, пользующиеся более или менее равными правами с мужчинами. Эти проявления просвещенности не ограничивались его образом жизни. Он прилагал усилия, чтобы сделать правовую процедуру более гуманной, а наказания, выносимые за нарушения, более умеренными. Он планировал посылать большие группы молодых россиян за границу для получения образования, создать регулярную армию по западноевропейскому типу и даже ослабить контроль землевладельцев за их крепостными. Некоторые его цели, впрочем, ни в коем случае не все, совпадают с тем, на что впоследствии нацеливался Петр; но его методы были совершенно отличны от методов царя. Б течение всего времени нахождения у власти он показал себя мягким и гуманным, что поражало как иностранных, так и российских наблюдателей. Жестокость, незаконное использование насилия, которые в столь многом сопровождали политику Петра так же, как и его бешеная энергия, были совершенно чужды Голицыну.

В этой враждебной ему обстановке и проводил Петр годы, формирующие его характер. Несмотря на свой статус соправителя, он проводил относительно немного времени в Москве, особенно после 1684 года, и не принимал никакого участия в работе правительства. Он жил со своей матерью в различных деревнях и поместьях в окрестностях столицы, чаще всего в Преображенском на реке Яузе, и приезжал в Москву только тогда, когда этого нельзя было избежать. Это изгнание было, однако, добровольным. Не имеется никаких доказательств, что Софья, как часто утверждалось, преднамеренно держала своего сводного брата подальше от столицы. События 1682 года, а также беспорядки и неопределенность, случившиеся летом и осенью того года в Москве, оставили глубокий след в душе молодого царя. Неприязнь к Кремлю он сохранил на всю оставшуюся жизнь. Спустя годы он признавал, что весь содрогается при одном лишь воспоминании о стрельцах, и не может «подавить мысль об этих днях» [8]8
  Цит. по: К. Forstreuter, Preussen undRussland von den Anfangen des Deutschen Ordens bis zu Peter dem Grossen (Gottingen – Berlin, 1955), p. 174.


[Закрыть].

Политическая перспектива Петра в течение его юности (да и спустя много лет затем) была ограниченной. Он боялся и ненавидел свою сводную сестру, фракцию Милославских и стрельцов; но больших вопросов и возможностей, стоявших перед Россией, он не понимал, а о преобразованиях Голицына и о духе, который лежал в их основе, он знал немного. Его отдаленность от политики и жизни двора, однако, имела важное как положительное, так и отрицательное значение. Она дала ему возможность в течение этих лет получить определенное, или скорее, какое он дал себе сам, образование, которое совершенно отличалось от того, что получали все прежние правители России. До десяти лет или приблизительно около этого, его обучение велось по типу, традиционному для членов правящей семьи. Он учился читать с помощью дьяка Никиты Зотова, пользуясь молитвенником, Евангелием и Псалтырью как учебниками: знание Петром Библии и любовь цитировать ее в более поздние годы, вероятно, является результатом его раннего и в высшей степени общепринятого обучения. После 1682 года, на свободе и приволье Преображенского, ситуация стала другой. Еще маленьким ребенком он играл в военные игрушки, деревянные модели пушек и огнестрельного оружия. Теперь же, предоставленный в значительной степени самому себе, он нашел свободное выражение своим вкусам и наклонностям в сложных военных играх и имитации военных действий. На одиннадцатый день его рождения в 1683 году ему впервые позволили иметь несколько настоящих ружей, маленький оркестр и железную пушку. Когда он передвигался из одной деревни или монастыря в другое место в окрестностях Москвы, что делал довольно часто, его ставший значительным арсенал перевозился на телегах вместе с ним. «Он имеет такое сильное предпочтение для военных преследований, – писал голландский посланник в 1685 году, – что когда войдет в возраст, мы можем с уверенностью ожидать от него храбрых действий и героических дел». Спустя четыре года представитель Пруссии сообщал, что «говорят о больших способностях царя Петра, особенно к войне и лошадям». Из различных источников – из дворцовых слуг, охотников, конюхов, даже крепостных – он набирал молодых людей и мальчиков, чтобы формировать свои «потешные полки», с которыми устраивал парады, маневры и разыгрывал целые сражения и осады. С течением времени граница между имитацией и действительностью становилась все более и более размытой. В конце 1680-х годов его полки, Преображенский и Семеновский, насчитывали несколько тысяч человек (точные данные недоступны) и становились реальной военной силой. Далее, до крушения всей имперской структуры в 1917 году, им суждено было оставаться самыми знаменитыми и влиятельными частями во всей армии России. Казармы и конюшни были построены в Преображенском, солдаты были одеты в однотонные темно-зеленые мундиры и со всей строгостью подвергались муштре и обучению. Дворяне, с прицелом на будущее, когда Петр станет царем и фактически и по титулу, начали вступать в новые полки, и, действительно, служба в них оказалась начальной отметкой для более чем просто успешной карьеры. В частности, молодой Александр Меншиков, родившийся в том же самом году, что и Петр, несмотря на неизвестное происхождение, благодаря личному знакомству с царем приобретал огромную власть.