Текст книги "Кибершторм"
Автор книги: Мэтью Мэзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
15.45
– Можно мне подняться к вам?
Я перевел взгляд на ковер, чтобы не смотреть ей в глаза.
– У нас уже больше людей, чем нужно, – ответил Чак за меня.
Ребекка из 315-й квартиры была напугана. Все жильцы с ее этажа уже ушли.
На ней была блестящая, «дутая» черная куртка с оторочкой из искусственного меха. Из-под капюшона выбивались светлые пряди волос, окружая ее бледное лицо неземной аурой.
По крайней мере, она не мерзла.
– Честное слово, вам не стоит здесь оставаться, – сказал я и представил, как одиноко ей здесь холодными ночами.
Она провела рукой в перчатке по дверному косяку.
Я дал задний ход.
– Может, зайдете днем, выпьете кофе, а потом мы проводим вас до «Джевица»?
– Спасибо! – Ребекка едва не расплакалась. – Что мне взять с собой?
– Как можно больше теплой одежды. – Чак покачал головой, глядя на меня. – Причем в сумке, которую вы сможете нести.
В городе вещали только четыре радиостанции, и одна из них, передававшая экстренные сообщения для жителей Мидтауна, сообщила, что в конференц-центре «Джевиц» между Тридцать четвертой и Сороковой улицами открыт центр эвакуации жителей западной части Манхэттена.
– Не позволите нам взять одеяла или что-нибудь теплое? – спросил я.
Она кивнула.
– Я принесу все, что у меня есть.
– И все продукты, которые вам не нужны, – добавил я.
Ребекка еще раз кивнула и ушла в свою квартиру. Мы остались в темноте. Солнце еще не село, но коридоры без окон превратились в темные пещеры, каждую из которых освещали только две аварийных лампы – одна над лифтами, другая над лестницей.
Мы обходили квартиры, чтобы – по словам Чака – «взять ситуацию под контроль». Большинство людей уже покинули дом. Я вспомнил, как несколько недель назад мы так же обходили соседей, приглашая их на барбекю по случаю Дня благодарения. Совсем недавно, совсем в другом мире…
– В доме пятьдесят шесть человек, – сказал Чак, когда мы пошли наверх. – И примерно половина из них на нашем этаже.
– Как думаешь, сколько продержится компания на втором этаже?
В 212-й квартире был свой маленький генератор. Группа из девяти человек объединилась – как и мы наверху, – однако они не были так хорошо подготовлены.
Чак пожал плечами.
– Не знаю.
На наш этаж поднимались люди с других этажей, и он начал превращаться в аварийное убежище. Ричард продолжал меня удивлять – выбрался наружу и сумел добыть керосиновый обогреватель и провизию.
Деньги все еще были в ходу – по крайней мере, пока.
– Значит, воды нет нигде, – сказал я.
По радио сообщили, что подача воды отключена во всем городе.
– Когда речь идет о выживании, важнее всего тепло, затем вода, затем пища, – ответил Чак. – Без пищи можно протянуть несколько недель или месяцев, без воды – только два дня, а замерзнуть до смерти можно всего за несколько часов. Каждый из нас должен быть в тепле и пить по галлону воды в сутки.
Температура в лестничном колодце падала, приближаясь к уличной, и при каждом выдохе изо рта вырывалось густое облако пара. Поврежденная рука Чака была в повязке, второй он держался за перила.
– На улице пять футов снега. В воде у нас недостатка не будет.
– В Арктике исследователи страдали от жажды не меньше, чем в Сахаре, – ответил Чак. – Чтобы растопить снег, нужна энергия. Если ты ешь снег, то понижаешь температуру тела; от этого могут начаться судороги, которые сами по себе опасны для жизни. Наш враг – не только холод, но еще и диарея и обезвоживание.
Даже если забыть про обезвоживание, как мы будем поддерживать чистоту и гигиену?
Я по-прежнему чувствовал себя виноватым за то, что Чак остался с нами.
– Думаешь, нам нужно уйти? Отвести всех в пункт эвакуации?
Дом практически опустел, однако на нашем этаже остались почти все, не считая беженцев, – и лишь потому, что у нас был генератор и отопление. Возможно, мы совершили ужасную ошибку.
Долго кормить почти тридцать человек мы не сможем. Меня вдруг поразило, что я называю людей, которые перебрались на наш этаж, «беженцами».
– Люк слишком слаб, чтобы куда-то идти, а Эллароза слишком мала, она не выдержит. Я думаю, что центры эвакуации чудовищно перегружены. А если мы уйдем, то потеряем все, что у нас есть.
Мы пошли дальше. Я слушал ритм наших шагов. За последние два дня я ходил по этой лестнице раз двадцать. Так вот что сподвигло меня заняться физкультурой.Несмотря на тяжесть ситуации, эта мысль заставила меня улыбнуться.
Шестой этаж. Прежде чем открыть дверь, Чак повернулся ко мне.
– Мы застряли, Майк, так что должны наладить жизнь здесь – что бы ни случилось. Ты со мной?
Я сделал глубокий вдох и кивнул.
– С тобой.
Не успел Чак взяться за ручку, как распахнувшаяся дверь едва не сбросила его с лестницы.
В дверном проеме возникла голова Тони.
– Черт побери! – выругался Чак. – А поосторожнее нельзя?!
– Пресвитерианская больница, – выдавил Тони, задыхаясь. – Они выступили с обращением по радио, им нужны добровольцы.
Мы непонимающе посмотрели на него.
– В больнице по соседству умирают люди.
20.00
– Продолжайте вентиляцию.
На больничной лестнице был настоящий кошмар: брошенные носилки с неподвижными телами в дверных проемах, качающийся лес из металлических стоек с прикрепленными к ним пакетами с кровью, островки света от аварийных ламп… Люди кричали, толкались; сверкали ручные и налобные фонари.
Обнимая младенца, медсестра мчалась вниз по лестнице. Я отчаянно пытался не отставать, осторожно держа синюю пластиковую «грушу» над ртом и носом младенца, которую сжимал каждые пять секунд, доставляя порцию свежего воздуха. Ребенок был из неонатального отделения; он родился вчера вечером, на пять недель раньше срока.
Где отец? Что с матерью?
Мы добрались до первого этажа и бросились к главному входу.
– Куда вы его несете? – спросил я.
Она смотрела только вперед.
– Не знаю. Говорят, на Мэдисон-сквер-гарден есть медики.
В дверях нам преградила путь каталка, которую два сотрудника пытались вытолкать на улицу. На ней лежал старик, обхвативший себя одной рукой. Он посмотрел на меня и попытался что-то сказать.
Я подумал о том, что ему нужно.
– Давайте сюда.
Полицейский протянул руку, чтобы забрать у меня дыхательный аппарат. Слава богу, что Пресвитерианская больница находилась рядом с Шестой авеню – одной из немногих крупных улиц, которые еще расчищали. Я вышел наружу и увидел за огромным сугробом несколько полицейских машин, «Скорых» и частных автомобилей.
Медсестра и полицейский пошли дальше; я остановился, и мимо меня хлынул поток людей. Я заметил, что на медсестре только рубашка с коротким рукавом, и бросился вслед за ними; на ходу снял пуховик, набросил ей на плечи и побежал обратно в холл, дрожа от холода.
Когда я смотрел на того младенца, то мог думать только о Лорен, словно младенец на руках у медсестры – мой нерожденный малыш. У меня перехватило дыхание, и я едва не расплакался.
– Ты в порядке, приятель?
Еще один полицейский. Я сделал глубокий вдох и кивнул.
– Кто-то должен доставить пациентов на Пенсильванский вокзал. Сможешь?
Я сомневался, но все равно кивнул.
– У тебя куртка есть?
– Отдал медсестре, – я махнул в сторону двери.
Полицейский показал на контейнер у выхода.
– Возьми что-нибудь из потерянных вещей и двигай на улицу. Там скажут, что делать.
Несколько минут спустя я уже вез каталку по Шестой авеню, одетый в выцветшее вишневое пальто с грязными оборчатыми манжетами. На руках были серые шерстяные митенки – плотные перчатки, полученные от Чака, остались в карманах пуховика, который я отдал медсестре.
Я уже пожалел, что так сделал.
Пальто было тесным, рассчитанным на женскую фигуру; мне пришлось приложить усилия, чтобы застегнуть молнию до конца. Я чувствовал себя розовой сосиской.
Если в больнице царило безумие, то снаружи – сверхъестественное спокойствие. Почти непроглядная тьма и полная тишина. Улицу освещали только фары редких автомобилей, которые везли больных. Мимо проехала машина «Скорой помощи», ненадолго осветила призрачную процессию впереди меня, технику и людей, ковыляющих по снегу.
Сначала холод был терпимый, но когда мы прошли два квартала и оказались на углу Двадцать пятой улицы, мороз начал покусывать. Преодолевая встречный ветер, я растирал щеки колючими митенками. Стащив одну из них, я потрогал щеку и почувствовал под рукой какой-то комок.
Обморожение?Ноги у меня онемели.
Улицу покрывал слой плотного снега и льда, и мне приходилось следить, чтобы колеса каталки не застревали в колее, снова и снова давать задний ход и толкать ее вперед.
Женщина на каталке была едва видна – закутанная словно мумия в тонкие сине-белые одеяла, она была в сознании и испуганно смотрела на меня.
Рядом с кроватью свисал раскачивающийся пакет с жидкостью; от него шла трубка, скрывавшаяся под одеялами. Я пытался придерживать пакет, проклинал тех, кто его не закрепил, думал о том, что в нем.
А если он упадет? Вырвет ли он катетер из вены?
Каталка снова застряла в снегу и едва не опрокинулась. Женщина вскрикнула.
Мой мир превратился в темный ледяной кокон. Сердце стучало в груди, глаза пытались разглядеть хоть что-нибудь в тусклом свете налобного фонаря. Здесь были только я и эта женщина, на краткий миг мы стали единым целым, на поле нашей личной битвы между жизнью и смертью.
Надо мной серебряным серпом нависал тонкий месяц – и я даже не мог вспомнить, когда в последний раз видел его в Нью-Йорке.
Семь кварталов тянулись бесконечно.
Неужели я пропустил поворот?
Я вгляделся в темноту: впереди шли люди. Наконец, за два дома от меня показался бело-голубой силуэт полицейского фургона. Я сжал холодную металлическую раму и еще яростнее стал толкать каталку вперед. Лицо и ладони потеряли всякую чувствительность, но руки и ноги горели.
– Приятель, дальше – мы.
Двое полицейских приближались к каталке и махали мне, чтобы я отошел в сторону.
Когда женщину повезли через брешь в сугробе на Тридцать первой улице, она сказала «Спасибо». Я слишком устал, чтобы ответить, лишь улыбнулся ей и кивнул. Затем выпрямился и зашагал к больнице.
2.25
– К сожалению, можем предложить только это, – сказал сержант Уильямс.
Я покачал головой.
– Замечательно. Спасибо большое.
Я сжимал в руках миску супа, наслаждался его теплом. В пальцах болезненно покалывало, пока в них восстанавливалось кровообращение, а вот ног я по-прежнему не чувствовал. По дороге я зашел в туалет и посмотрел на себя в зеркало. Лицо покраснело, однако признаков обморожения не было – по крайней мере, на мой взгляд.
В столовой я взял черствую булочку и кусочек масла. Больше там практически ничего не осталось – лишь немного галет и несколько пакетов с чипсами.
Второй этаж офисного здания рядом с Пенсильванским вокзалом и Мэдисон-сквер-гарден превратили в полицейскую казарму, и она была набита битком. После нескольких «рейсов» я уже был близок к тому, чтобы потерять сознание. Сержант Уильямс заметил это и отвел меня в столовую.
На мое розовое пальто с оборками никто и внимания не обратил. Все были слишком измотаны.
Я огляделся, пытаясь найти знакомых. Чак остался с женщинами – со сломанной рукой он бы нам несильно помог. Мы с Тони и Винсом вместе дошли до больницы, потом я их потерял среди общего хаоса. Ричарда, когда мы заявили о том, что идем на помощь, как ветром сдуло.
В столовой я не увидел ни одного человека в маске. Либо они знали то, что не было известно обычным людям, либо им уже было все равно.
Сержант Уильямс показал на свободные места за одним из столов; мы пробрались сквозь толпу и сели. Я поставил дымящуюся миску с супом и пожал руки окружавшим меня полицейским. Сержант Уильямс снял шапку и шарф и бросил их на стол, на кучу другой теплой одежды. Я последовал его примеру.
Запах стоял, как в раздевалке при спортзале.
– Там просто кошмар, – пожаловался один из полицейских, наклоняясь над миской супа.
– А что случилось? – спросил другой.
– Китайцы, вот что, – зарычал первый. – Надеюсь, наши сравняли их долбаный Пекин с землей. Мне пришлось катить из Пресвитерианской несколько узкоглазых сук, и, Богом клянусь, я едва не бросил их замерзать в сугробе.
– Хватит, – негромко сказал сержант Уильямс. – В городе и так творится немало зла. Мы еще не знаем, что произошло, так что завязывай с подобными разговорами.
– Не знаем, что произошло? – спросил полицейский, не веря своим ушам. – Мы практически ведем бои в нашем собственном городе!
Сержант Уильямс посмотрел ему прямо в глаза.
– На каждого, кто совершает правонарушения, находится пятеро таких, как Майкл, – он кивнул в мою сторону, – тех, кто рискует жизнью, помогая нам.
Полицейский сердито покачал головой.
– Правонарушения?.. Да пошли вы все к черту! С меня хватит.
Он поднялся, схватил свою миску с супом и зашагал в другой угол столовой.
– Вы уж извините Ромалеса, – сказал сержант Уильямс. – Сегодня мы потеряли нескольких людей в перестрелке на Пятой авеню. Толпа идиотов решила пограбить шикарные магазины.
Я нагнулся, чтобы развязать шнурки, и поджал пальцы на ногах. В них вспыхнула сильная боль.
– Снимите ботинки, – посоветовал сержант Уильямс. – Они не пропускают тепло, и ваши ноги мерзнут.
Он вздохнул и посмотрел по сторонам.
– После перестрелки на Пятой повсюду трупы, и класть их некуда, полицейские фургоны и «Скорые» добраться туда не могут, так что пришлось оставить их прямо на улице. Это просто ад.
Я снял ботинки, уложил ступню на колено и принялся разминать пальцы.
– Сочувствую.
Понятия не имею, что полагается говорить в таких случаях, – возможно, тут ничего не скажешь. Я выдержал подобающую паузу, затем занялся пальцами на другой ноге.
– Городские морги забиты, больницы стремительно превращаются в мясохранилища.
Ногу, которую я массировал, пронзила боль. Я скривился.
– Что произошло в Пресвитерианской больнице?
Сержант Уильямс покачал головой.
– Они подключали генератор к другому баку с топливом, и на топливном насосе лопнула прокладка. В городе восемьдесят больших больниц, сотни клиник, и все скоро накроются. Прошло уже три дня – а ведь даже без поломок большинство из них не смогут продержаться на генераторах и пяти дней. И поставок топлива не предвидится.
Он окунул ломоть хлеба в суп.
– Хуже всего дела с водой. Когда сообщили об утечке сточных вод, Департамент охраны окружающей среды закрыл второй и третий тоннели резервуара в Хиллвью. А когда выяснилось, что это ошибка, снова открыть тоннели не удалось. Просто гениально: отказали системы управления.
– И ничего нельзя сделать?
– Девяносто процентов воды поступает в город оттуда. Системы управления хоть взорви – малые трубы все равно наверняка замерзли, вода ведь не течет уже несколько дней. Скоро люди начнут пробивать лед на реке Ист-Ривер, чтобы пить грязную жижу. Восемь миллионов человек на этом острове умрут не от холода, а от жажды.
Я перестал есть и, не обращая внимания на боль, поставил ноги на землю.
– Где же кавалерия?
– Агентство по чрезвычайным ситуациям? – Сержант с трудом подавил смешок. – Нет, они делают все, что в их силах, но плана по спасению шестидесяти миллионов человек у них нет и быть не может. Сети не работают, так что агентство даже не может найти своих людей и оборудование. В Бостоне ситуация не лучше нашей, да еще и буран усиливается. В Хартфорде, Филли и Балтиморе примерно та же история.
– Разве президент не вызвал на помощь армию?
Он снова рассмеялся.
– Сынок, в Вашингтоне та же фигня. От них ничего не слышно, они словно в черную дыру провалились. После сообщений о птичьем гриппе по всей стране начался хаос. По крайней мере, насколько нам известно.
– А вы военных хотя бы видели?
Сержант кивнул.
– У них очко играет из-за неопознанных объектов. Им кажется, что это какой-то новый вид войны с применением беспилотников, так что теперь армия в боевой готовности – намерена защищать страну, которая разваливается сама по себе. Идиоты готовы идти в бой на другом конце земного шара, пока мы тут голодаем и мерзнем. И никто понятия не имеет о том, что произошло.
– Но кто-то ведь что-то сделал.
– Да, кто-то что-то сделал.
Я оглядел зал, набитый людьми.
– У меня тут семья. Может, нам пойти в эвакуационный центр?
– И куда вы эвакуируетесь? Повсюду ледяные пустоши. Даже если тебе есть, куда ехать, как ты туда доберешься?
Сержант сделал глубокий вдох и взял меня за руку. Такого жеста я от него не ожидал.
– У тебя есть убежище? Место, где тепло?
Я кивнул.
– Тогда оставайся там. Набери чистой воды и не высовывайся. Мы сами во всем разберемся. В энергетической компании «Кон Эдисон» говорят, что электричество будет через пару дней, а дальше все само собой наладится.
Он отпустил мою руку, откинулся на спинку стула и потер глаза.
– И еще.
Я опустил ложку.
– Идет следующий буран – почти такой же сильный, как и первый.
– Когда?
– Завтра.
Я уставился на него.
– Боже, помилуй нас, – еле слышно добавил сержант.
6-й день
28 декабря
8.20
Малыш у меня на руках кричал не переставая. Я пытался его удержать, но он был скользкий, все еще в плаценте. Я был один в лесу – руки покрыты листьями, под ногтями грязь. Я тер и тер свои руки, чтобы их очистить, чтобы удержать младенца, однако он выскользнул.
О Боже, не дай ему упасть. Кто-нибудь, помогите.
Охнув, я сел на постели. За окном – тусклый серый свет. Облачность. Тишину нарушало только негромкое урчание электрического обогревателя у кровати. Люк, спавший между мной и Лорен, проснулся и с улыбкой посмотрел на меня.
– Привет, дружище, – сказал я тихо.
Сердце колотилось, перед глазами еще стояла та картина – младенец, выскальзывающий из рук. Я поцеловал Люка в пухлую щеку, и он запищал.
Ему хочется есть.
Лорен пошевелилась и открыла глаза.
– Что с тобой? – Она моргнула и приподнялась на локте.
На ней была серая хлопковая толстовка. Я засунул руку под одеяла, и Лорен слегка вздрогнула от прикосновения моих холодных пальцев. Я погладил ее живот.
Она смущенно улыбнулась и отвела взгляд.
Я вздохнул.
– Ужасная ночь. Все думал про тебя.
– Потому что я ужасна?
Зажужжал обогреватель. Я притянул Лорен к себе и поцеловал в щеку. Она задрожала.
– Нет, потому что ты удивительная.
– Майк, я ужасна. Извини.
– Это я должен просить прощения. Я ведь тебя не слушал и напрасно обвинял.
– Ты ни в чем не виноват.
В ее глазах появились слезы.
– Тот парнишка, Винс, – тихо сказал я. – Его невеста погибла, когда разбился поезд.
– О боже.
– И я подумал – если я потеряю тебя…
Люк захныкал. Я улыбнулся ему, пытаясь не заплакать.
– Секундочку, приятель. Мне нужно поговорить с мамой, хорошо?
Я посмотрел на Лорен.
– Ты для меня важнее всего на свете. Извини, что я тебя не слушал. Если захочешь вернуться в Бостон, когда все закончится, я поеду с тобой. Буду сидеть с детьми, ты пойдешь на работу – все будет так, как тебе надо. Я просто хочу, чтобы мы были вместе.
– Я тоже этого хочу. Прости меня.
Пропасть, разделявшая нас, исчезла. Лорен приподнялась и поцеловала меня. Люк снова заверещал.
– Ладно, давай готовить тебе завтрак, – рассмеялась Лорен, продолжая меня целовать.
Я отстранился.
– Лорен, там все рушится. Люди умирают.
Она наклонилась ко мне.
– Я знаю, ты нас защитишь, – шепнула она.
Главный коридор превратился в общую комнату: в обоих концах стояли диваны, а посередине – стулья вокруг двух кофейных столиков. С одной стороны кто-то поставил книжный шкаф, который служил подставкой для ламп, радиоприемника и кофеварки. На одном из столов разместился керосиновый обогреватель, наполнявший коридор теплом.
Бездомный исчез, а молодая женщина с детьми осталась – устроив гнездо из одеял, они спали на диване у квартиры Бородиных. Китайцы жили у Ричарда, Тони ночевал в гостиной Чака, на диване у двери нашей спальни.
Когда я встал, Винс уже соорудил на лестнице подъемный блок и собрал рабочую бригаду: надо было поднять контейнеры со снегом, чтобы топить его на питьевую воду.
Потирая глаза со сна, я направился к кофеварке. Пэм налила кофе в чашку и подала мне.
– Можно тебя на секундочку?
– Конечно, – промычал я, наслаждаясь вкусом кофе.
– Тебе нужно заботиться о Лорен. Даже небольшое обезвоживание и недоедание могут привести к выкидышу.
– Разумеется, я о ней позабочусь. – Я сделал еще глоток.
– Нерожденный малыш на тебя рассчитывает.
– Знаю. – Меня уже это стало раздражать. – Спасибо за заботу.
Пэм посмотрела мне в глаза.
– Если что, приходи ко мне…
– Обязательно.
Мы еще посмотрели друг на друга, а затем она пошла помогать тем, кто поднимал снег. Рори и Чак сидели на диване у нашей двери, играя с мобильниками.
– Неужели телефоны работают? – с надеждой спросил я.
– Не совсем, – ответил Чак, не поднимая взгляд.
«Сегодня закроются еще несколько больниц, – бубнило радио, – и департамент полиции Нью-Йорка просит добровольцев…»
– Что значит «не совсем»?
– Парнишка показал мне приложение для обмена сообщениями по двухточечной связи. Я устанавливаю его на телефон Рори.
– Обмен сообщениями по двухточечной связи?
– Это называется «ячеистая сеть».
«…сильный снегопад и ветер препятствуют вооруженным силам…»
Хлебнув кофе, я сел рядом, чтобы посмотреть, чем они занимаются. Чак вытащил карту памяти из телефона Рори, засунул обратно аккумулятор и включил.
– Мы запихнули сюда кучу полезного добра, – сказал он, держа карту двумя пальцами. – Приложение этого парнишки – просто чудо. Можно посылать друг другу сообщения, прямо на телефон, а также на другие мобильники, если они находятся в нескольких сотнях футов. Для этого сотовая связь не нужна. У приложения даже есть версия для Wi-Fi.
«…радиостанция уйдет из эфира сегодня в четыре часа дня, в связи с наступлением непогоды и нехваткой топлива. Чтобы узнавать экстренные сообщения, настройтесь на…»
– А на мой телефон можно установить?
Чак кивнул на пластиковый контейнер, стоявший на полке под кофеваркой. Он был набит сотовыми телефонами, помеченными кусочками маскирующей ленты.
– Уже поставил и зарядил, и постараюсь установить еще как можно больше копий. Правда, мобильник должен быть разблокирован, и при том, на некоторых моделях оно не работает.
– Про новый буран ты уже слышал?
Он кивнул.
– Выпадет еще пара футов снега. Мы пойдем в «Бет Израэл», эвакуировать пациентов в «Бельвью» и Больницу ветеранов. Ты с нами?
Это были большие больницы на восточной стороне города, рядом со Стайвесант-тауном и Алфабет-сити.
– Если Лорен не против.
Чак посмотрел на меня и улыбнулся. Мобильник в его руке пискнул, и Чак стал что-то печатать.
– Ты уверен, что тебе стоит идти? – спросил я.
– Ага. Парнишка останется здесь, наладит все телефоны, поговорит с соседями.
Текст он набирал одной рукой, а мобильник пытался держать в сломанной – лиловой и распухшей. Я покачал головой. Потом мне в голову пришла одна мысль.
– Ты к Ирине с Александром заходил?
– Сам к ним загляни, – Чак кивнул в сторону их двери. – Да, и вот еще что: на лыжах ходить умеешь?
– Конечно – если одолжишь мне еще одну куртку.
