Текст книги "Мой парень - псих"

Автор книги: Мэтью Квик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

От нашей с тобой нынешней переписки у меня такое чувство, будто я добралась наконец до места, куда долго ехала на машине, и вдруг осознала, что приехала не туда – точно я каким-то неведомым образом переместилась в прошлое и оказалась там, откуда выезжала, а не в пункте назначения. Но хотя бы появилась возможность высказать тебе все это, и для меня это важно. Пожалуй, звучит глупо, но надеюсь, ты поймешь. Та часть моей жизни, в которой ты прежде играл основную роль, давно превратилась в дорожную разметку, убежавшую под колеса, – с тех пор, как тебя поместили в лечебницу. Я надеюсь, эта переписка поможет нам обоим найти завершение нашей истории, потому что очень скоро я уеду обратно, туда, где была, пока Тиффани не связалась со мной, и тогда мы станем друг для друга не более чем воспоминанием.

Поверить не могу, что ты столько написал. Когда Тиффани сообщила мне, что ты пишешь письмо, я никак не ожидала, что в итоге ты передашь ей двести отксерокопированных страниц своего дневника. Как ты, наверное, догадываешься, Тиффани не смогла прочитать по телефону их все – на это часы бы ушли! Но она прочитала вступление и вкратце пересказала все остальное, постоянно цитируя твои записи. Ты должен понимать, что это огромный труд – продираться сквозь сотни, страниц рукописного текста, да еще и выбирать те места, которые, по ее мнению, мне следует услышать. Ради Тиффани, пожалуйста, ограничься в следующем письме – если оно вообще будет – пятью страницами. Ты слишком многого хочешь от нее; чтобы прочитать вслух пять страниц, тоже требуется куча времени, а ведь Тиффани еще должна набрать то, что я диктую по телефону в ответ. (Феноменально добрая женщина, тебе не кажется? Радуйся, что она появилась в твоей жизни.) Может, во мне говорит учитель языка, но, по-моему, и одной страницы более чем достаточно. Не обижайся. Просто попытайся выражаться кратко, хорошо?

Прими мои поздравления по случаю победы на конкурсе. Тиффани сказала, ты танцевал безупречно. Я так горжусь тобой! Мне сложно представить тебя танцующим. Судя по тому, что я услышала от Тиффани, твой танец был очень и очень эффектным. Я рада, что ты расширяешь круг интересов. Это хорошо. Жаль, что раньше ты почти не танцевал со мной.

Дела в нашей школе идут хуже некуда. Родительский комитет настоял на том, чтобы все классные журналы велись в Сети и родители получили круглосуточный доступ к оценкам своих детей. Тебе бы теперь ужасно не понравилось здесь работать, все из-за этого нововведения. Родителям достаточно включить компьютер, зайти на сайт школы, ввести логин и пароль, и пожалуйста, сразу видят, сдал ли их ребенок домашнюю работу в тот или иной день, плохо ли написал внеплановую контрольную – все, что угодно. Разумеется, если мы задерживаемся с выставлением оценок, родители это тотчас же узнают, и самые напористые принимаются звонить. Родительские собрания теперь проводятся гораздо чаще. Стоит какому-нибудь ученику не сдать домашнее задание, и меня тут же начинает донимать его родня. Спортивные команды довольно регулярно проигрывают. Тренеры Риччи и Мэлоун не справляются без тебя. Можешь быть уверен, им тебя не заменить, и дети сильно пострадали оттого, что тренер Пиплз больше не занимается с ними. В общем, жизнь учителя – по-прежнему сплошной хаос и безумие, и я рада, что ты избавлен от этой нервотрепки, пока приходишь в норму.

Мне жаль, что твой отец держится так отчужденно. Помню, как тебя это раньше расстраивало. И еще мне жаль, что твоя команда играет с таким переменным успехом, но она же победила «Редскине» на прошлых выходных? Представляю, как ты ликовал, когда Джейк подарил тебе абонемент на сезон, – точно в рай попал, не иначе.

Думаю, надо все-таки тебе сказать, что я снова вышла замуж. Не буду вдаваться в подробности, если только сам не захочешь. Не сомневаюсь, эта новость тебя ошеломит, тем более что во многих местах твоего дневника, которые Тиффани мне зачитала, явно сквозит надежда на восстановление нашего брака. Тебе нужно понять одно: этого никогда не произойдет. Правда в том, что я собиралась подать на развод еще до этого происшествия, до того, как тебя отправили в психбольницу. Мы не были хорошей парой. Ты постоянно где-то пропадал. И – давай уж начистоту – наша сексуальная жизнь ни к черту не годилась. Именно поэтому я тебе изменяла, не знаю, помнишь ты это или нет. Я не пытаюсь сделать тебе больно, Пэт, вовсе нет… Я не горжусь своей неверностью. Мне горько оттого, что я изменяла тебе. Но к тому времени, как я завела роман на стороне, с нашим браком уже было покончено. Твой рассудок пошатнулся, но мне сказали, у тебя лучший психотерапевт во всем Южном Джерси, лекарства действуют, и память скоро вернется к тебе; когда это случится, ты вспомнишь, какую боль я тебе причинила, и вообще не захочешь мне больше писать, не то что пытаться восстановить то, что, по-твоему, когда-то у нас было.

Я сознаю, что такой резкий ответ на твое длинное и страстное письмо тебя, скорее всего, огорчит, и, если ты больше не пожелаешь писать мне, я пойму. Но я хотела быть с тобой честной. Какой смысл сейчас лгать друг другу?

Искренне,

Никки.

P.S. Меня очень впечатлило, что ты прочел наконец столько книг из моей программы по американской литературе. Многие ученики тоже жалуются на то, что они наводят тоску. Почитай Марка Твена. «Приключения Гекльберри Финна» заканчиваются хорошо. Возможно, тебе понравится. Но я скажу то же, что говорю своим ученикам, когда они выражают недовольство депрессивным характером американской литературы: жизнь – это не развлекательный фильм для семейного просмотра. Пэт, в реальной жизни многие вещи заканчиваются плохо – как наш брак, например. А литература старается отражать эту реальность и в то же время показывает нам, что люди могут стойко сносить все неприятности. Похоже, вернувшись в Нью-Джерси, ты очень мужественно переносишь все невзгоды. Хочу, чтобы ты знал: я восхищаюсь этим. Надеюсь, ты сможешь привести свою жизнь в норму, обрести покой и радость; с тех пор, как мы расстались, я стараюсь жить именно так.

Письмо № 3, от 18 ноября 2006 г

Дорогая Никки,

как только я прочитал свое письмо, сразу же попросил маму взять в библиотеке «Приключения Гекльберри Финна». Мне так не терпелось наконец заполучить художественную книжку со счастливой развязкой, что я проглотил ее за один присест, даже всю ночь не спал. Не знаю, читала ли тебе Тиффани те части дневника, в которых я пишу про моего чернокожего друга Дэнни, но его этот роман привел бы в бешенство, потому что Твен употребляет слово на «н» больше двухсот раз. Я знаю, потому что, закончив читать первые несколько глав, начал заново. И каждый раз, когда Марк Твен употреблял слово на «н», я делал пометку на бумажке – к концу книги получилось больше двухсот пометок! Дэнни считает, только чернокожие могут называть себя так, и вообще это всем известно, – знаешь, удивляюсь, как мог школьный совет пропустить такую книгу.

Но все-таки роман мне понравился, очень. Хотя Тому Сойеру следовало бы сразу сказать Джиму, что тот получил вольную. Тем не менее я был ужасно рад, когда в конце Джим обрел долгожданную свободу. И то, как Том и Гек стояли друг за друга горой в тяжелые времена, напомнило мне, как Дэнни и Пэт поддерживали друг друга в психушке. Что меня потрясло, так это долгая борьба Гека с мыслью, что Бог запрещает ему помогать Джиму, ведь Джим – беглый раб. Я понимаю, тогда у людей совсем другие ценности были, и Церковь, и государство одобряли рабство, но меня глубоко поразил тот эпизод, когда Гек, убежденный, что люди, помогающие беглым рабам, попадают в ад, все равно решается помочь Джиму – пусть ему за это и гореть в аду.

Я долго плакал после того, как прочитал твое письмо. Знаю, я был плохим мужем, и вовсе не злюсь за то, что ты изменяла мне, или за то, что покинула меня, или даже за то, что вышла замуж. Ты заслуживаешь счастья. Раз ты теперь замужем, наше воссоединение было бы грехом, прелюбодеянием, хотя я все еще считаю тебя своей женой. От этих мыслей у меня голова кружится, точно я в пропасть качусь. Хочется колотить себя по белому шраму над правой бровью: он всегда зудит, когда я растерян или взволнован. Если воспользоваться твоей метафорой… С тех пор как я себя помню, я все катил и катил по шоссе во мраке, наматывая бесконечные мили дорожной разметки. Все прочее было лишь остановкой на дозаправку – семья, «Иглз», танец, тренировки. Я все время ехал к тебе, желая лишь одного – снова быть с тобой. А теперь вдруг оказывается, что я добиваюсь замужней женщины – совершаю грех, стало быть. Едва ли ты понимаешь, как упорно я трудился, чтобы приблизить счастливую развязку. Я пришел в хорошую спортивную форму, и еще я теперь стараюсь проявлять доброту, а не доказывать всем подряд, что я прав. Я уже не тот человек, за которым ты была замужем все эти полные одиночества годы. Я стал лучше. Я стал тем, кто может водить тебя на танцы, даже полностью забросить спорт – и тренерскую работу, и «Иглз», – если это сделает тебя счастливой. Совесть говорит, что не следует давать волю этим чувствам, но твой совет прочесть роман Твена навел меня на мысль: может, ты мне этим знак подаешь. Гек считал, что не должен помогать беглому рабу, однако он последовал велению сердца и помог Джиму стать свободным, что и привело к счастливому финалу. Так, может, ты этим намекаешь мне, что я тоже должен следовать велению своего сердца? Зачем еще рекомендовать мне именно «Приключения Гекльберри Финна»?

Да вовсе не так уж плохо нам было вместе. В конце, может, и не очень радостно, но ты же помнишь, как все начиналось? Помнишь колледж? Помнишь, как мы поехали в Массачусетс посреди ночи? Была пятница, сразу после экзаменов в середине семестра, и мы смотрели по телевизору какую-то очередную передачу про путешествия – считали в то время, что будем много путешествовать. Все наши друзья ушли на вечеринку в спортбар, а мы остались дома, в моей городской квартире, с пиццей и бутылкой вина. Шла передача про то, как смотрят на китов с острова Мартас-Винъярд, и ты спросила меня, делают ли вино на острове Мартас-Винъярд. Я ответил, что в Новой Англии не тот климат и виноград нужных сортов просто не успеет там созреть, но ты стояла на своем: раз назвали остров виноградником Марты, значит, должен быть виноградник. Мы даже подрались в шутку – смеясь и охаживая друг друга подушками, – а потом вдруг сели в мой старенький «форд» и поехали на север.

Наверняка ты не думала, что я действительно повезу тебя аж до самого Массачусетса, не захватив даже смены белья и зубной щетки, но скоро мы уже оказались на мосту Таппан Зи, ты улыбалась, а я держал тебя за руку.

До Мартас-Винъярда мы так и не доехали, но провели совершенно безумные выходные в дешевом мотеле около мыса Код. Помнишь, как мы гуляли по мартовскому пляжу? Как занимались любовью в насмерть прокуренном номере, снова и снова, так что, казалось, сами насквозь пропитались запахом табака? Помнишь, мы прыгали на кровати, и дым как будто сочился из матраса во все стороны? Как мы шиканули и взяли на ужин омаров в том пошловатом ресторанчике под названием «Капитан Боб», где все официанты ходили с пиратской повязкой на глазу?

Мы все время говорили, что вернемся в Массачусетс, сядем на паром и увидим наконец, есть ли виноградники на Мартас-Винъярде. Почему мы не сделали этого прямо тогда? Наверное, потому, что в понедельник была учеба. Но я ужасно жалею, что мы не попали на паром в тот момент, когда была возможность. Ничего страшного не случилось бы. Подумаешь, пропустили бы занятия – всего-то. Сейчас это кажется таким глупым – доехать аж до мыса Код, намереваясь пересесть на паром и добраться до Мартас-Винъярда, а в результате провести выходные в дешевом мотеле на материке.

Я хочу сказать, может быть, тот паром все еще ждет нас, Никки. Может быть, еще не слишком поздно.

Знаю, сейчас все чересчур усложнилось. Но не случайно ведь мы снова наладили контакт. Наверняка не случайно я потерял память и преисполнился отчаянным желанием стать лучше. Наверняка не случайно вышло так, что Тиффани смогла организовать нашу переписку. Все, о чем я тебя прошу, – не сбрасывай со счетов саму возможность нашего воссоединения, пока мы общаемся через посредника.

Мой психотерапевт, Клифф, считает, что я уже готов сделать большой рывок; он верит, что сумел ослабить мою склонность к жестокости при помощи лекарств. Я писал в дневнике, что поначалу выплевывал большую часть своих таблеток, но теперь принимаю все-все лекарства и чувствую, как мое психическое здоровье приходит в норму. С каждым днем я приближаюсь к тому моменту, когда вернется память о кончине нашего брака. И не важно, что я вспомню, не важно, что именно произошло между нами, – воспоминания не изменят моих чувств к тебе. Ты живешь с другим человеком, ты вышла замуж – что может быть хуже? Я все равно люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, но только сейчас наконец готов доказать свою любовь.

Надеюсь, эта записка вышла достаточно короткой, я изо всех сил старался уместиться в пять страниц, и вроде бы получилось. Я так скучаю по тебе, Никки. По каждой веснушке на твоем восхитительном носике.

С любовью,

Пэт, жеребец этакий.

(Помнишь наше свадебное видео?)

Письмо № 4, от 29 ноября 2006 г

Дорогой Пэт,

Тиффани уверяет меня в твоей искренности, и по тому, что она говорит о твоем характере, похоже, что ты полностью преобразился. Будь то результат травмы, терапии, лекарств или просто огромной силы воли – не важно, в любом случае тебя следует поздравить, ведь это настоящий подвиг.

В первую очередь позволь сказать, что прочитать «Приключения Гекльберри Финна» я посоветовала тебе исключительно для удовольствия. Не надо искать в моей рекомендации никакого скрытого смысла. Судя по всему, что ты написал и что рассказала мне Тиффани, возможно, тебе стоит прочитать «Над пропастью во ржи». Эта книга о подростке по имени Холден, которому никак не удается примириться с окружающей действительностью. Холден хочет навсегда остаться в детстве, что делает его очень интересным и привлекательным персонажем, которому, однако, сложно найти себе место в мире. А у тебя сейчас как будто не получается принять действительность такой, какая она есть. С одной стороны, я очень заинтригована происходящими в тебе переменами, потому что в твоих письмах и правда проглядывает какой-то другой человек, лучше прежнего. Но при этом я беспокоюсь, как бы твой нынешний взгляд на мир не оказался слишком хрупок; возможно, именно он – причина тому, что ты годами не покидал психиатрическую лечебницу, так же как уже многие месяцы не покидаешь подвал родительского дома. Пэт, когда-нибудь придется выйти из подвала. Придется снова искать работу и зарабатывать деньги, и неизвестно, сможешь ли ты сохранить качества, которые приобрел за последнее время.

Конечно же, я помню Массачусетс. Мы такие молодые были. Это прекрасные воспоминания, и они останутся со мной навсегда. Но, Пэт: МЫ БЫЛИ ДЕТЬМИ! Уже больше десяти лет прошло. Я теперь не та женщина, что согласится провести ночь в дешевом мотеле. Может, ты по-прежнему готов сгонять со своей подругой в Мартас-Винъярд. Может, ты сейчас переживаешь второе детство, не знаю. Но одно я знаю точно, Пэт: ты не будешь переживать свое второе детство со мной. Я больше не ребенок. И я очень люблю своего нынешнего мужа. Я согласилась писать только для того, чтобы ты понял: второго шанса не будет. Я больше никогда не впущу тебя в свою жизнь. Все, чего я хотела, – дать тебе возможность попрощаться; расставить все точки над «i». Я хочу, чтобы между нами была полная ясность.

Никки

Письмо № 5, от 3 декабря 2006 г

Дорогая Никки,

в ночь после матча, в котором «Теннесси тайтанс» полностью уничтожили «Иглз» на их же поле, – матча, в котором Донован Макнабб порвал переднюю крестообразную связку, завершив таким образом сезон и, может, даже карьеру, – Андре Вотерс пустил себе пулю в лоб. Я понимаю, что смерть какого-то футболиста не имеет к тебе ни малейшего отношения, но, когда я был подростком, Вотерс был одним из моих кумиров. Он играл в защите, будучи важным членом так называемой «Зеленой банды» – грозы нападающих всей лиги. Ему столько раз впаивали штраф за то, что он слишком сильно толкал соперников на поле, что в результате его даже прозвали Грязным Вотерсом. И в детстве Вотерс был для меня богом. Джейк предположил, что он покончил с собой, не выдержав паршивой игры «Иглз» в матче против «Тайтанс», но, по-моему, это вовсе не смешно. Отец ни с кем не разговаривает – расстроен из-за травмы Макнабба, которая, кажется, рушит последние надежды на выход «Иглз» в плей-офф. В сторону теперешнего моего любимого игрока, Хэнка Баскетта, мячи почти не летят, зато на прошлых выходных в матче против «Индианаполис кольте» он сам подал пас, который у него перехватили, – «Иглз» пытались провернуть какой-то идиотский обманный маневр. «Кольте» выиграли. Ах да, и еще было твое письмо.

Кажется, в моем фильме начался эпизод, когда все становится плохо и ничего не ладится. Приходится напоминать себе, что в кино героям обязательно нужно пережить трудные времена, прежде чем они доберутся до своего счастливого финала.

Тяжело было две недели ждать ответа. Меня очень расстроило твое письмо, и за последние двадцать четыре часа я уже не меньше сотни раз начинал писать тебе.

Не знаю, читала ли тебе Тиффани те места из моего дневника, где я описывал кабинет своего психотерапевта, но там стоят два кресла – одно черное, другое коричневое. Мой психотерапевт предоставляет пациенту самому выбрать, в какое садиться, и по решению можно судить о том, в каком настроении человек пришел в кабинет. В последнее время я выбираю черное.

Я зачитывал Клиффу – это мой психотерапевт – отдельные кусочки твоих писем. Он ничего не знает про участие Тиффани в нашей переписке: я дал слово никому не рассказывать, что она согласилась выступать нашим посредником. Когда Клифф спросил, как мне удалось связаться с тобой, я отказался отвечать. Надеюсь, ты не против, что я прочитал ему твои письма. Забавная штука: Клифф постоянно намекает, что мне следует развивать отношения с Тиффани. Я знаю, Тиффани читает тебе это письмо, и всем станет неловко от того, что я скажу дальше, но ничего не поделаешь, придется Тиффани это проглотить – она же сама вызвалась быть посредником, а я свое уже оттанцевал, то есть выполнил свою часть соглашения.

Клифф говорит, у нас с Тиффани сейчас много общего, а с тобой мало, потому что мы находимся по разные стороны. Я думал, он хочет сказать, что ты в Мэриленде, а я в Нью-Джерси, но оказалось, он имеет в виду, что я все еще борюсь за свое душевное здоровье, а твоя психика вполне устойчива. Я спросил Клиффа, зачем он поощряет мои близкие отношения с человеком, который так же неуравновешен, как и я, а он сказал, что ты не способна поддержать меня так, как надо, оттого и развалилась наша семья. Я очень разозлился на Клиффа, когда он это сказал, тем более что я сам во всем виноват, но он заявил, что это ты позволила мне сделаться таким, каким я сделался за годы нашего брака, – ты никогда не ставила меня на место и так долго давала обижать себя. Он утверждает, что Тиффани мне так поступать не позволит и что наша с ней дружба основана на взаимной потребности и полной самоотдаче во имя совершенствования при помощи танца или физических упражнений.

Мы с Тиффани очень хорошие друзья, и я ценю все, что она для меня делает. Но она – не ты. Я все еще люблю тебя, Никки. А истинную любовь не удержишь и не изменишь.

Мама взяла в библиотеке «Над пропастью во ржи». Холден Колфилд мне очень понравился и вообще вызвал огромную симпатию, потому что он славный малый, все время пытался сделать хорошее своей сестре Фиби, хоть у него и не получилось ни разу, – например, он купил пластинку и разбил, так и не успев подарить. Еще мне понравилось, что он все время задавался вопросом: куда деваются зимой утки из Центрального парка? Правда, куда? Но больше всего меня порадовал конец: когда Холден ведет свою сестренку кататься на карусели, она садится на лошадь и пытается поймать золотое кольцо. «Я даже испугался – вдруг упадет с этой дурацкой лошади, но нельзя было ничего ни сказать, ни сделать. С ребятами всегда так: если уж они решили поймать золотое кольцо, не надо им мешать. Упадут так упадут, но говорить им под руку никогда не надо».^[11] Читая эти строки, я обдумывал твои слова про второе детство и про то, что мне придется однажды «выйти из подвала». Но потом я решил, что все мои перемены к лучшему. Я выучился танцевать благодаря Тиффани – это и есть моя попытка дотянуться до золотого кольца, до тебя, Никки. Ты и есть мое золотое кольцо. Пусть я упаду с этой чертовой карусели, но я должен попытаться, так ведь?

Я хочу встретиться с тобой. Поговорить с тобой лично. Всего один раз. Потом, если ты не захочешь меня никогда больше видеть, – хорошо, я смирюсь с этим… Но дай мне шанс показать, как сильно я изменился. Всего один шанс. Одну встречу. Пожалуйста.

С любовью,

Пэт.

Письмо № 6, от 13 декабря 2006 г

Дорогой Пэт,

мне жаль, что герой твоего детства покончил жизнь самоубийством. Мне жаль, что Макнабб получил травму. И особенно грустно слушать про то, что твой отец по-прежнему позволяет результатам футбольных матчей влиять на отношения с самыми близкими людьми. Бедная твоя мама.

Из-за твоего решения пересказать мысли психотерапевта о Тиффани телефонный разговор вышел весьма неловким. Видно же, как она заботится о тебе, раз уж организовала всю эту переписку. Надеюсь, ты не станешь подвергать ее юридическому риску и воздержишься от дальнейших обсуждений этой договоренности с твоим врачом или кем бы то ни было. Неужели непонятно, что, показав Клиффу мои письма, ты поставил меня в крайне неприятное положение с точки зрения закона? Мне запрещено вступать с тобой в контакт, помнишь? Так что это мое последнее письмо. Прости.

Что касается Холдена Колфилда и золотого кольца, которое Фиби пытается поймать в конце романа, – пожалуйста, не считай меня своим золотым кольцом. Я больше не твоя жена. Я желаю тебе всего хорошего, но прав был твой психотерапевт, сказав, что мы несовместимы.

Я вижу, что ни к какому завершению мы не движемся, и жалею, что вообще вступила в этот диалог. Надеюсь только на одно: что когда-нибудь, когда твое душевное здоровье выправится, ты найдешь утешение в том, что я согласилась протянуть тебе руку после всего случившегося. Желаю тебе удачи в жизни, Пэт.

Прощай.

Никки

Письмо № 7, от 14 декабря 2006 г

Дорогая Никки,

я верю в хеппи-энды всем сердцем. Я слишком упорно работал над собой, чтобы отказаться от своей мечты и поставить крест на своем фильме. Помнишь то место, где я сделал тебе предложение? Буду ждать тебя там на Рождество, после захода солнца. Это все; больше я тебя ни о чем не попрошу. Но мне кажется, ты должна выполнить эту мою последнюю просьбу. Пожалуйста.

С любовью,

Пэт.

Квадратик на моей ладони

Отец отказался с нами пойти, так что я надел новый костюм, недавно купленный мамой, и повел ее на вечернюю службу в церковь Св. Иосифа. Морозно, но мы идем пешком и через несколько кварталов оказываемся в том самом храме, где я прошел обряд конфирмации столько лет назад. Алтарь обрамлен гирляндами красных и белых пуансеттий, а вдоль рядов высятся старинные светильники кованого железа, как и всегда в канун Рождества. При свечах интерьер каменного здания выглядит по-настоящему древним – почти средневековым. Сидя на церковной скамье, я вспоминаю наше с Джейком детство. Мы всегда шли на рождественскую мессу с огромным предвкушением праздника и подарков, которые получим на следующий день. Но сегодня мы с мамой вдвоем; Джейк и Кейтлин в Нью-Йорке, с родителями Кейтлин, а папа дома пьет пиво.

После первых молитв и рождественских псалмов священник заводит речь о звездах, ангелах, яслях, осликах и чудесах, и где-то посередине проповеди я взываю к небесам.

Дорогой Бог, я знаю, должно случиться чудо, чтобы Никки пришла завтра на то место, где мы обручились, но, к счастью, мы с Тобой оба верим в чудеса. Хотя, если подумать, я не очень понимаю, как Ты можешь верить в чудеса, ведь Ты всемогущий и всесильный. Так что, в принципе, для Тебя что заставить Никки прийти ко мне завтра, что поместить младенца Иисуса в Деву Марию – такой же пустяк, как, скажем, посмотреть матч «Иглз», – а их теперь гораздо легче смотреть, с тех пор как запасной квотербек Джефф Гарсия вытащил три игры подряд. Вообще, забавно все это. Если Ты создал мир всего за неделю, отправить Сына с миссией на землю для Тебя, наверное, было проще пареной репы. Но я очень рад, что Ты все-таки уделил время и послал нам Иисуса, который научил нас верить в чудеса, – ведь у нас тут только вера в чудеса и не дает куче народу все бросить и опустить руки. Нет необходимости рассказывать Тебе о том, как упорно я работал над собой, как совершенствовался с самого начала времени порознь. Вообще, я хочу сказать спасибо за то, что Ты разрушил мою жизнь, ведь если бы я не отправился в психушку, то никогда бы не занялся исправлением своего характера, и Клиффа бы не встретил, и Тиффани, если уж на то пошло, так что я знаю: все это было неспроста. Я верю в существование Божьего промысла и поэтому не сомневаюсь: Ты сделаешь так, чтобы Никки пришла завтра. Хочу заранее поблагодарить Тебя за помощь в возвращении моей жены. Уже предвкушаю наше с ней совместное будущее, ведь я смогу наконец обращаться с Никки так, как нужно обращаться с женщиной. Еще, если Тебе не сложно, пожалуйста, пусть «Иглз» победит в завтрашнем матче, потому что победа над «Ковбоями» выведет нас на первое место и, может, папа придет в хорошее настроение и даже начнет разговаривать с мамой и со мной. Удивительное дело: «Птички» снова борются за выход в плей-офф, а папа все равно продолжает смотреть букой, и маму это ужасно расстраивает. Я пару раз видел ее плачущей, но Ты, наверное, и так знаешь, Ты же всеведущий. Я люблю Тебя, Господи.

Священник заканчивает проповедь, я осеняю себя крестом, а потом раздают свечи, мы все зажигаем их и поем «Ночь тиха». Мама слегка опирается на меня, а я приобнимаю ее одной рукой за плечи и несильно прижимаю к себе. Она смотрит на меня и улыбается.

– Какой ты у меня молодец! – шепчет она одними губами в сиянии свечей, и мы присоединяемся к общему хору.

Когда возвращаемся домой, отец уже спит. Мама наливает себе и мне эгг-нога и включает электрические гирлянды. Попивая коктейль, сидим, смотрим на огоньки рождественской елки, и мама рассказывает о всяких елочных украшениях, которые мы с Джейком мастерили в детстве, показывает то на раскрашенные сосновые шишки, то на изготовленные из палочек для мороженого рамки с нашими школьными фото, то на оленей из прищепок для белья и ершиков для мытья посуды.

– Помнишь, ты сделал это в таком-то и таком-то классе? – спрашивает мама, и каждый раз я киваю, хотя вообще не помню, чтобы делал какие-то украшения.

Смешно, что мама столько помнит о нас с Джейком. И во мне крепнет уверенность – уж не знаю, откуда она взялась, – что Никки никогда не будет любить меня так же сильно, сколько бы я ни совершенствовался. За эту память я и люблю маму, по-настоящему.

Едва мы допиваем последний глоток эгг-нога, в дверь звонят.

– Кто бы это мог быть?! – восклицает мама, и по преувеличенному драматизму в ее голосе я понимаю: она прекрасно знает, кто это может быть.

Меня пронизывает приятное волнение: а вдруг там Никки? Это был бы лучший подарок на Рождество от мамы. Иду открывать дверь, но на пороге всего лишь Ронни, Вероника, Тиффани и малютка Эмили. Они проходят в переднюю и запевают «Желаем веселого Рождества и счастливого Нового года». После припева Тиффани замолкает, а Ронни с Вероникой продолжают громко выводить первый куплет, и мама расплывается в улыбке, слушая про «благие вести, что мы принесли». Маленькая Эмили закутана в несколько слоев одежды и похожа на эскимоса, но на ее круглом личике написано удовольствие от пения родителей. Я даже вижу отблески елочных огоньков в ее темных глазах. Семья Ронни выглядит такой счастливой, когда поет, я даже завидую другу.

Тиффани смотрит в пол, но в припеве снова присоединяется к поющим.

В конце Ронни слишком долго держит последнюю ноту, но мама все равно ему хлопает. А потом мы идем в гостиную, рассаживаемся вокруг елки и наливаем еще эгг-нога.

– Как насчет подарков для твоих друзей? – обращается ко мне мама.

В последние недели она несколько раз брала меня с собой в поездки по магазинам, и мы купили подарки всем, кто помог мне поправиться, – мама считает, что очень важно выражать признательность особым людям в твоей жизни, даря им по праздникам подарки. Мишень для игры в дартс с символикой «Иглз» пришлась Клиффу очень по душе, а Вероника с Тиффани сказали, что им нравятся духи, – слава богу, я ведь перенюхал все до единого флакончики в торговом центре. Ронни в восторге от настоящего кожаного футбольного мяча – официального мяча НФЛ, а крошка Эмили сразу обнимает плюшевого орла в футболке «Иглз» – специально для нее выбранного, – торопливо срывает с него упаковку и даже принимается грызть желтый клюв.

Я все надеюсь, что папа спустится и присоединится к нашей компании – ради мамы. Но все мои надежды тщетны.

– А у нас тоже есть для тебя кое-что, – говорит Ронни. – Иди сюда, Эми, давай вручим подарок дяде Пэту. – Он протягивает Эмили коробку.

Девочка уже уверенно держится на ногах, но коробка тяжела для нее, так что подарок они несут вдвоем с Ронни.

– Пэпу! – восклицает Эмили и тут же принимается срывать упаковочную бумагу.

– Хочешь мне помочь? – смеюсь я, а Эмили сдирает обертку под взглядами остальных.

Я открываю коробку и под прокладками из пенопласта нащупываю что-то вроде таблички. Достаю ее: это фотография Хэнка Баскетта в рамке. Он в конечной зоне с мячом в руках.

– Сняли на матче против «Далласа», – поясняет Ронни.

– Ты на подпись посмотри! – вмешивается Вероника.

Пэту

Ты идешь прямиком к победе!

Хэнк Баскетт, № 84

– Это самый замечательный подарок, какой только можно представить! Как вам удалось заполучить автограф Баскетта?

– Двоюродный брат Вероники работает парикмахером, – говорит Ронни, – и один из его клиентов оказался сотрудником компании, которая занимается раскруткой и рекламой «Иглз», так что удалось пустить в ход связи. Винни сказал, его клиента первый раз попросили об автографе Баскетта, и сам Баскетт очень обрадовался, когда ему передали просьбу, – как видишь, его автограф не в большом почете.