Текст книги "Домашнее видео (ЛП)"

Автор книги: Мэтт Шоу

Соавторы: Майкл Брэй
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Пендлтон пристально посмотрел на него, его холодный взгляд все оценивал.

– Я не совсем понимаю вас. По правде говоря, семья вашей жены позвонила нам по поводу ее исчезновения. Они беспокоятся о ней. Они не получают от нее никаких сообщений. Они не могут связаться с ней по телефону. Они утверждают, что вы не отвечаете на их звонки, и, честно говоря, вы выглядите сегодня утром не лучшим образом.

– У меня была тяжелая ночь, – пробурчал Мэтт, по крайней мере, это было правдой, о чем ему постоянно напоминала головная боль. – Как я уже сказал, с Эшли все в порядке.

– Тогда, где она? – спросил Пендлтон.

– Она остановилась у друзей. У нас произошла небольшая ссора, и она решила ненадолго уехать. Ничего страшного, ничего необычного.

Он понимал, что Пендлтон не поверит ни единому его слову, но сейчас он был приверженцем этой истории и был готов следовать ей, несмотря на огромные недостатки.

– У каких друзей? – спросил офицер.

– Она не сказала.

– Ну же, постарайтесь сотрудничать с нами. Вы думаете, что мы поверим, что ваша жена уехала к друзьям, а вы не удосужились спросить, где она остановится?

Мэтт пожал плечами, осознавая, что он снова нервничает.

– Я не понимаю, что еще вы хотите от меня услышать. Мы поссорились, она решила, что хочет уехать на несколько дней, и уехала. Я не думал, что она уедет так надолго.

– Вы думали, что она вернется?

– Да.

– Очень интересно.

– А что?

– Мы связывались с ее работодателем. Они утверждают, что она не звонила им и не предупреждала, что она будет отсутствовать. Она не приходила на работу.

– Вы сможете поговорить с ней об этом, когда она вернется, – сказал Мэтт, даже ему самому его неубедительная история казалась смешной.

– И когда вы ожидаете ее возвращения?

Ему хотелось закричать, схватить Пендлтона за шиворот и сказать, что он ничего не знает, что все зависит от прихоти того, кто ее похитил, и что вместо того, чтобы придираться к нему, единственному, кто пытается спасти ей жизнь, им следует заняться ее поисками. Вместо этого он вынужден был притворяться перед ними, даже пожал плечами для убедительности.

– Она вернется, когда будет готова. У Эшли есть одна особенность – она упряма. Как только она успокоится, она вернется, и все будет хорошо. Ей нужно время, чтобы успокоиться.

– Что с вашей рукой?

Вопрос задал второй офицер, и это было первое, что он произнес с тех пор, как они вошли в квартиру. Если взгляд Пендлтона был холодным, то его коллеги откровенно враждебным.

– Извините? – сказал Мэтт, его желудок напрягся.

– У вас костяшки пальцев в крови. Что произошло?

Мэтт посмотрел на свои руки, потемневшие струпья от ударов по стене невозможно было скрыть.

– Я не причинял ей вреда.

– Никто и не утверждает, что причиняли. Нам просто любопытно, – сказал Пендлтон.

– Я был зол и ударил кулаком по стене. Вы можете убедиться, если хотите, на стене остались следы. Там, в спальне.

Пендлтон кивнул своему коллеге, и тот направился в комнату, выполняя указание. Мэтт стоял и смотрел в пол, стараясь не обращать внимания на свирепый взгляд офицера.

Когда помощник Пендлтона вернулся, он едва заметно кивнул.

– Послушайте, я что, арестован? Я действительно не знаю, чем могу еще вам помочь.

– Нет, вы не арестованы. Не сейчас. Мы всего лишь проверяем условия жизни, – сказал Пендлтон, его глаза теперь осматривали остальную часть комнаты.

Он ищет улики, ищет зацепки, – подумал Мэтт и чуть не рассмеялся, пораженный и напуганный абсурдностью происходящего. Он сам себя активно выставлял подозреваемым в том, чего не контролировал и не мог прекратить. Он прочистил горло, стараясь не нервничать.

– Ну, если я не арестован, мне нужно уладить кое-какие дела, так что...

– Конечно, – сказал Пендлтон, улыбнувшись самой непродолжительной из своих бесстрастных улыбок. – Мы пойдем. Мы свяжемся с семьей, составим список друзей и посмотрим, сможем ли мы разыскать вашу жену. Если вы услышите от нее что-нибудь в ближайшее время, не стесняйтесь, сообщите мне.

Пендлтон протянул ему визитку со своим номером, ирония заключалась в том, что он никогда не сможет ею воспользоваться. Он сунул визитку в карман джинсов.

– Обязательно.

– Мы возможно свяжемся с вами еще раз для нескольких дополнительных вопросов. Вы не собираетесь выезжать из города?

– Нет.

– Хорошо, – сказал Пендлтон. – В таком случае, мы пойдем.

Он проводил их до двери, желая, чтобы они поскорее ушли, пока никто из тех, кто мог наблюдать, не заметил и не составил неправильного впечатления.

Пендлтон остановился у двери и посмотрел Мэтту в глаза. Находясь в непосредственной близости от Пендлтона, он учуял запах его лосьона после бритья, и в желудке Мэтта, и без того раздраженном, заурчало еще сильнее. Он ждал, что Пендлтон скажет что-нибудь, какую-нибудь едкую угрозу или завуалированный намек на то, что они знают, что он полное дерьмо.

Однако тот отвел взгляд и ушел, а его помощник последовал за ним. Мэтт посмотрел, как они уходят, затем закрыл дверь, подошел к кровати и повалился на смятые простыни, ненавидя себя за то, что натворил, и задаваясь вопросом, какую новую боль он только что причин своей исчезнувшей жене. Рассказанная им история была жалкой и не выдержала бы даже самой незначительной проверки. Как только они выяснят, что он солгал, полицейские обязательно вернутся, и на этот раз у него не будет никакой возможности утаить от них правду. Он не знал, что предпримет, когда они придут. У него не было достаточно душевных сил, чтобы разобраться в ситуации. Он закрыл глаза, отдавшись воздействию алкоголя, который все еще бурлил в его организме, желая заглушить головную боль и избавиться от душевных терзаний, и надеясь, что все скоро закончится.

Утешение

1

День и ночь соединились в один сплошной длинный кошмар, от которого, казалось, не было спасения. Эшли совершенно потеряла счет времени. Она не понимала, прошло несколько дней или несколько недель.

Если раньше люди приходили только по ночам, то теперь они приходили, когда им вздумается.

Днем они чаще всего приходили по одному. Эшли предполагала, что второй следит за Мэтью, чтобы он не сообщил в полицию о ее исчезновении.

Ночью же они приходили вдвоем и были более жестокими, чем днем.

Дни напролет они трахали ее, или просто становились над ее обнаженным телом засовывали свои члены ей в рот и затем кончали на ее иссохшую, обезвоженную кожу. Струйка за струйкой спермы брызгала на ее обнаженную грудь, лицо или пизду, и оставалась там высыхать.

Ей было все равно.

Когда тебя несколько раз на день насилуют, твой мозг перестает воспринимать окружающие тебя ужасы, и ты смиряешься с происходящим.

Ты знаешь, что означает изнасилование – не то, чтобы его можно было назвать приятным или не причиняющим боли – и ты понимаешь, что сопротивляться бесполезно, тем более что ты связана. Поэтому позволь им насиловать себя. Пускай они кончат без лишних усилий, и тогда они уйдут. До следующего раза.

А вот ночью.

Ночью все по-другому. Меньше желания выебать ее и кончить, а больше желания причинить ей боль. Им очень хотелось узнать, сколько боли они смогут ей причинить, прежде чем она потеряет сознание и отключится.

В те моменты, когда перед ее глазами темнело и она готова была потерять сознание, парни останавливались и ждали, когда она придет в себя. Не обращая внимания на помутнение в глазах и сильную головную боль, они снова начинали издеваться над ней.

Она полагала, что вырывание зубов является худшим, на что они были способны; ничто не могло сравниться с выкручиванием корня зуба до момента, когда зуб вырывается из гнезда.

Но она ошибалась. Не существует такого понятия, как "худшее".

Все действия, которые они с ней совершали, были одинаково чудовищны: вырывание зубов, мелкие порезы на ее покрытой синяками коже, уксус, вливаемый в каждый надрез на плоти, принудительное питье ее собственной мочи, а после – их мочи, удары по лицу раскрытой ладонью – жгучие и вызывающие слезы в глазах, когда-то полных жизни, а теперь примирившихся со смертью и болью. Пощечины призваны были вернуть ее на грань бессознательного состояния. Когда в комнату вошли двое улыбающихся мужчин, в руках у высокого мужчины была сумка, она поняла, что сегодняшний вечер, похоже, ничем не будет отличаться от предыдущих.

– Добрый вечер, – приветливо сказал он, как будто пришел навестить старого друга.

Эшли не ответила ему. Она отвернула голову, не желая видеть ни их, ни то, что они принесли с собой.

– Нам очень понравилось, как ты ведешь себя в последнее время, и мы решили преподнести тебе подарок... – продолжил мужчина.

Это была ложь. Она знала, об этом. Они не были милы с ней, даже когда их члены были глубоко внутри ее пизды – извергали в нее свою сперму. Они никогда не были милыми. Такова была их сущность. Они были монстрами, лишенными совести, сочувствия и угрызений совести.

Мужчина опустил сумку на пол и расстегнул длинную серебряную молнию, удерживающую ее закрытой. Он сунул руку внутрь и вытащил небольшой черный футляр, похожий на маленький блокнот. Он остановился, когда заметил, что она не обращает на него никакого внимания.

– Ты слышишь меня? – спросил он. – Я принес подарок. Ты что, не хочешь его забрать?

Она не смотрела на него. Она твердила себе, что это ловушка. Впрочем, удивляться было нечему. Эти двое мужчин причинили ей гораздо больше страданий, чем она могла себе представить, и теперь они предлагают подарки? Тут должен был быть подвох. Не мог не быть.

Мужчина повернулся к своему напарнику по преступлению:

– Она не хочет подарка. Что нам делать?

Второй мужчина пожал плечами:

– Вернуть?

– Ну, наверное. Мне кажется, это пустая трата времени, – oн снова повернулся к Эшли. – Последний шанс. Я понимаю, почему ты меня игнорируешь, но я считаю, что ты поступаешь глупо. Отрезаешь себе нос назло лицу. В последнее время ты испытала много боли – наш маленький подарок может действительно помочь.

Что, если это не ловушка? – прозвучал голос в ее голове. Она может взглянуть и потом отказаться, если ей не понравится. В любом случае, от нее не слишком мало зависело, подарят ей что-то или нет.

– Что там? – спросила она, не смотря на двух мужчин.

Еще один поток странно звучащих слов, так как она продолжала бороться с отсутствием зубов.

– Посмотри на меня, и я тебе скажу, – сказал мужчина.

Она не хотела, но, если она желала узнать, что там было, у нее не было другого выбора.

Она медленно повернула к нему голову. Ее кожа выглядела бледной, глаза были красно-красными, на лице, как и на большей части тела, были пятна – в основном синяки и язвы, вызванные тем, что она не могла двигаться.

– Что это? – спросила она снова.

– Это облегчит боль, – сказал мужчина.

– Обезболивающее?

– А тебе хочется? – спросил он, добиваясь ответа. Того, что Эшли смотрела на него, было недостаточно. Ему нужно было услышать ответ прямо из ее разбитого рта. – Ну?

Она кивнула:

– Да, пожалуйста.

Ноющая мысль в ее голове, что это западня, все еще нашептывала ей, но она не могла решиться отказать ему.

Что, если он предлагает ей спасительную ниточку? Неужели им надоело причинять ей боль, и теперь они хотят помочь ей?

Он взял в руки черный футляр и улыбнулся ей. Он держал футляр в одной руке, а второй рукой начал осторожно открывать его.

Открыв футляр, как книгу, он продемонстрировал ряд шприцов, каждый из которых был заполнен коричневым веществом и готов к инъекции. Той рукой, которой он открывал футляр, он вынул из него один из шприцов, а остальные отложил в сторону. Он подошел к Эшли, которая при виде шприца начала паниковать.

– Расслабься, – сказал он, принявшись постукивать по ее руке своей свободной рукой,

– Это снимет боль. Ты почувствуешь себя лучше. Поверь мне...

Он ввел шприц в ее руку и нажал на поршень, выталкивая коричневую жидкость в ее кровь. Почти мгновенно дрожащее тело Эшли охватило чувство эйфории. Странное ощущение полного блаженства, словно сам Создатель заключил ее в свои крепкие объятия. Он шептал ей на ухо, что все будет хорошо. Ни страха, ни паники, только покой. Она склонила голову набок, а мужчина бросил пустой шприц на пол.

Он повернулся к своему напарнику, который стоял возле камеры.

– Снял?

Второй мужчина кивнул.

Маленький красный индикатор мигал.

2

В сознании Эшли дни и ночи давно слились воедино. Она перестала обращать внимание на то, какой сегодня день. Она также потеряла счет тому, сколько раз они втыкали шприц в каждую найденную ими вену и вводили ей героин.

Точно так же, как она перестала обращать внимание на то, какой сегодня день, она вскоре перестала обращать внимание на инъекции. Более того, она была рада им. Все, что угодно, лишь бы избавиться от жестокой реальности. От реальности, из которой, казалось, не было возможности выбраться.

В большинстве случаев наркотики действительно помогали.

Особенно когда они насиловали ее; когда их толстые члены растягивали ее пизду и тугой анус, причиняя неприятные ощущения, поскольку они проникали в ее задницу, предварительно не смазав ее слюной или смазкой. Все вокруг было словно в тумане, и, несмотря на их неистовые стоны – все более громкие и частые по мере того, как они приближались к моменту извержения своей спермы, – она воспринимала все происходящее довольно спокойно.

Легкая эйфория создавала ощущение защищенности, словно теплое одеяло.Но иллюзия развеялась, когда наркотики перестали действовать, и она обнаружила, что просит очередную дозу. Она всегда выступала против наркотиков, но сейчас ей было все равно. Если бы она могла, она бы подключила капельницу с наркотиками себе в вену. И никогда бы не позволяла им заканчиваться. Никогда не позволяла реальности надолго проникать в ее сознание.

И в девяти случаях из десяти они с удовольствием вводили наркотик в ее израненные вены.

Однако наркотик не всегда помогал, и уж точно не был таким расслабляющим, как в первый раз, когда они ввели его ей, и уж точно не помогал унять боль, потому что они были еще более злобными, чем обычно. Например, как сегодня.

Эшли закричала, когда мужчина схватил один из ее пальцев и вытянул его вперед, а остальные пальцы остались зажатыми в его потной ладони, чтобы они не мешали. Второй мужчина – по-прежнему в маске, по-прежнему улыбающийся – сжал ее ноготь теми же плоскогубцами, которыми он вырывал ее жемчужно-белые зубы.

Эшли раскачивала головой из стороны в сторону, по ее лицу текли слезы. Ее глаза были расширенными; смесь страха, паники и надежды, что они увидят в ее глазах отчаяние, что она не хочет, чтобы с ней так поступили.

Замигал красный индикатор.

Они увидели отчаяние.

Они всегда его видели, как и постоянно записывающая камера, но это вовсе не означало, что им не все равно и они вдруг решат быть с ней помягче. Их улыбки просто стали шире.

Второй мужчина не стал выдергивать ноготь из кожи. Вместо этого он рванул ноготь вверх, оторвав его от основы кожи, но оставив кончик утопленным в ногтевой ложбинке.

Эшли снова закричала; боль пронзила ее тело.

Мужчина, удерживая ее руку неподвижно, вытащил другой палец из свернутого кулака, а его приятель снова зажал ноготь плоскогубцами. Эшли снова закричала, умоляя их не вырывать ноготь, но они снова проигнорировали ее просьбу.

Рывок.

Она закричала.

Кончики обоих пальцев пульсировали, затем третий был зафиксирован в нужном положении, а Эшли продолжала кричать.

– Достаточно, – сказал мужчина с плоскогубцами.

Он отбросил их в сторону и вышел из поля видимости постоянно записывающей видеокамеры.

– Что случилось? – спросил его напарник.

– Мне скучно.

Его напарник отпустил руку Эшли. Она тут же несколько раз сжала и разжала все пальцы, словно пыталась распределить боль по всем пальцам, а не позволить ей сохраниться только в двух.

Второй мужчина выключил камеру и сунул руку в карман.

Затем он вытащил сложенный вдвое лист бумаги.

– Посмотри на нее, – сказал он.

Взглянув на Эшли, и увидев, что она смотрит на него, он повернулся к ней спиной. Его напарник подошел к нему.

– Кто она?

– Я не знаю ее имени, – ответил мужчина с фотографией.

– Она красивая.

– Да.

– Где она?

– Где она или где она была? – ответил он улыбаясь. – Она была дома со своим любовником. Сейчас она в машине. Я забрал ее вчера вечером, – oн посмотрел на своего приятеля, который рассмеялся.

– В машине? Уже?

– Да. Уже готова ехать.

Эшли не могла видеть, о ком – или о чем – они говорили, но, несмотря на боль, она почувствовала, как внутри нее медленно зарождается маленький проблеск надежды. Она почувствовала, как зародившийся в самом нутре маленький проблеск нервной энергии стал расти и распространяться по всему телу. Неужели они нашли кого-то еще, кого можно мучить и истязать?

Они всегда говорили, что будут удерживать Эшли, пока им не надоест, так что вполне логично, что пришло время действовать дальше. Ее крики и слезы больше не приносили им никакого удовлетворения, по крайней мере, такого, какое они могли бы испытать, раздирая на части новое, совершенное тело.

Мужчина сунул фотографию обратно себе в карман.

– Что скажешь? Время пришло?

Его напарник повернулся и посмотрел на Эшли. На некогда красивую девушку.

Ее кожа была в синяках и засохшей крови, рот представлял собой мерзкое месиво из выломанных зубов и поврежденных десен, лицо покраснело от слез, руки были испещрены следами от уколов, между ног виднелись пятна засохшей мочи и дерьма. Она так отличалась от той девушки, которую они похитили на улице.

– Включи камеру, – сказал он своему напарнику.

– Зачем?

– Потому что я хочу запечатлеть это мгновение, – сказал он ему.

Он подождал, пока его приятель нажмет на кнопку записи на камере. Менее чем через секунду, когда камера закончила жужжать, красный индикатор – в последний раз – начал мигать.

– Ты слышала, о чем мы говорили? – спросил мужчина у Эшли. Она не знала, что ответить. Если она скажет "да", ее станут пытать? Если она скажет "нет" – разгневает ли она их? Она ничего не ответила. – У нас есть еще одна девушка, – сказал ей мужчина. – Красивая брюнетка. Знаешь, что это значит? Ты можешь идти домой.

Это западня. Так и должно было быть.

Она все это время желала услышать подобные слова, но теперь, услышав их, она не поверила им. Здесь явно кроется нечто более серьезное. Все не может быть так просто, не так ли? И – все же – почему? Почему они выбрали ее? Для чего они причинили ей столько боли и сняли все на камеру?

Она очень хотела услышать ответы на свои вопросы, но знала, что ответа никогда не услышит. И уж точно не будет удовлетворительного.

Камера зафиксировала радостное выражение на лице Эшли от мысли, что ей позволили вернуться домой.

Камера зафиксировала сомнение по поводу того, говорят они правду или нет, а также уверенность в том, что они пытаются внушить ей ложное чувство безопасности, прежде чем причинят ей еще больше боли.

Эмоции были самые разные, даже немного печали при мысли о том, что кому-то другому придется пережить то, через что пришлось пройти ей. Но широкий спектр эмоций, испытываемых ею в течение нескольких секунд, не был причиной включения камеры.

Неизвестный хотел запечатлеть что-то еще. Еще одно домашнее видео для отправки домой мужу Эшли.

Конец

1

В доме горел свет. Снаружи он выглядел теплым, гостеприимным. Но не для него. Больше нет. Мэтт стоял в темноте, натянув куртку до самых ушей и низко надвинув бейсболку. Он редко выходил на улицу, но сегодня был особый случай.

Он вовсе не собирался здесь останавливаться, но теперь он оказался на улице, прячась в тени, как какой-то нищий. Он услышал звук шагов приближающихся людей и повернул голову.

Неужели они. Они следят за мной.

С расширенными глазами и грохочущим сердцем он стал искать источник беспокойства.

По улице рука об руку шла пара, смеясь и шутя. Их ничто не заботило. Горечь и гнев вспыхнули в нем.

Когда-то я был таким, – подумал он, отодвигаясь подальше в темноту, чтобы они не заметили его.

Когда-то я был таким.

Он подождал, пока они пройдут мимо, и повернулся обратно к дому.

Он надеялся увидеть кого-нибудь в окне, лицо, которое раньше было дружелюбным, а теперь таило в себе только ненависть к нему.

Семья Эшли пыталась добиться обвинительного приговора и даже ареста, будучи уверенной, что он причинил ей вред.

Улик оказалось недостаточно.

Он был уверен, что полиция тоже считает его виновным, но доказательств оказалось недостаточно, поэтому возможный обвинительный вердикт был снят. Кроме того, не было найдено ни тела, ни каких-либо доказательств преступления.

Семья Эшли, конечно же, настаивала на его аресте, и он был вынужден воспользоваться услугами дорогостоящего адвоката, который поставил под сомнение возможность проведения тщательного расследования. Он не помнил подробностей, но речь в данном случае шла о преследовании без достаточных оснований.

Как бы там ни было, расследование было приостановлено, по крайней мере, до того момента, когда несколько дней назад дорогостоящий адвокат не позвонил ему и не сказал, что он больше ничего не может предпринять, чтобы затянуть расследование, и что ему сообщили (неофициально), что должно начаться полноценное расследование убийства.

Убийство.

Он бы рассмеялся, если бы не был так подавлен. Он знал, что она жива. Это было единственное, что он знал наверняка. У него было достаточно доказательств. Да, действительно. У него была целая коллекция DVD-дисков, которые подтверждали, без тени сомнения, что его несчастная жена все еще жива. Со временем во всем разберутся, а диски всего лишь еще один шаг к тому, чтобы все расставить по своим местам. Он должен был с самого начала, показать их.

Несмотря на отсутствие доказательств, слухи быстро распространились, в основном благодаря семье Эшли, которая, разочарованная тем фактом, что полиция не в состоянии предпринять никаких действий, постаралась позаботиться о том, чтобы как можно больше людей узнали, кто он такой и что, по их мнению, он совершил.

Они обратились в прессу, напечатали листовки с его фотографией и словом УБИЙЦА, которое было напечатано жирным красным шрифтом внизу, и распространили их везде, где только могли, среди тех, кто хотел их взять. Подобно цунами, представление о нем распространялось до тех пор, пока он не стал тем, о ком дети шепотом говорят у костра. Настоящая, живая городская легенда.

Мужчиной, который убил свою жену и избежал наказания, и который по-прежнему живет на соседней улице как затворник и выходит на улицу только после наступления темноты, чтобы его не видели люди.

Конечно, все это было ложью, но в такой сенсационной и будоражащей истории людей не интересовала правда, они стремились только показывать на него пальцем и таращиться. Перешептываться, разбивать окна или писать оскорбительную ложь на стенах его дома. Для них все уже было решено, и после начала расследования ситуация только ухудшилась.

Его семья и друзья отвернулись от него. Семью Эшли он мог понять. Более того, он даже не винил их за подобное к себе отношение.

Те, кто похитил Эшли, были очень осторожны, и в результате затеянной ими жуткой игры он выглядел теперь виноватым. Они заставили его взять на себя роль этакого сюжетного злодея, а он согласился с условиями их игры настолько, что даже сейчас не понимал смысла их действий. Его удивило отсутствие поддержки со стороны его семьи.

Они отреклись от него, когда он больше всего в них нуждался, и даже Чейз, человек, который был шафером на их с Эшли свадьбе, его лучший друг, полностью отдалился от него. Теперь он существовал в абсолютном одиночестве, будучи пешкой в игре, которую продолжали вести похитители Эшли.

Он практически не спал, не мог есть. Он превратился в истощенную, изможденную копию того человека, которым был раньше. И вот, наконец, он увидел свет в конце тоннеля.

Сейчас, оставаясь в темноте, он хотел только одного: пойти к дому и постучать в дверь, сесть и объяснить все родителям Эшли, доказать им, что он – последний человек, который мог причинить ей вред. Но он не мог.

Он уже причинил им достаточно боли, не появляясь на пороге их дома и не пытаясь все объяснить. Поэтому он довольствовался тем, что некоторое время стоял и наблюдал. Позже он пошел дальше, возвращаясь к себе домой, не забыв опустить голову, чтобы его никто не заметил.

2

Его квартира превратилась в трущобу. Он протиснулся в дверь и закрыл ее, а затем остался стоять в темноте. Нервы начинали сдавать, и он понимал, что должен действовать быстро, пока не сорвался.

Он прошел к дивану, сел и уставился на стену, пытаясь набраться смелости, чтобы довести начатое до конца, не будучи уверенным, что ему хватит сил выполнить задание, которое он перед собой поставил.

На столе лежала визитная карточка.

Она была помята и потрепана, но в отличие от дешевой и невзрачной, которую ему дал Пендлтон, качество этой карточки было получше: имя детектива было вытиснено золотыми буквами над номером его мобильного телефона и офиса. Именно этот мужчина возглавлял расследование по его делу, и сегодня Мэтт собирался облегчить ему расследование, чего тот никак не ожидал.

Он поднял телефон и карточку, набрал номер и нажал на кнопку вызова. Пока он ожидал соединения, он вдруг осознал, что несмотря на то, что он никогда не причинял вреда Эшли, он был так же виновен, как и те, кто причинил. Он видел, как они поступили с ней, видел, через какую боль она прошла, и все равно ничего не предпринял.

Несмотря на то, что он стал невосприимчив к ужасам, которые похитители ему демонстрировали, он ни разу не задумался о том, что сам является такой же частью проблемы, как и похитители. В конце концов, если нет зрителей для их видео, какой в этом смысл?

Он корил себя за то, что раньше не пришел к подобному выводу, но случилось так много всего, что он не задумывался об этом.

Тем не менее, теперь он сможет хоть немного исправить ситуацию.

– Алло? – произнес хрипловатый голос на другом конце линии.

Он колебался, его рот был полуоткрыт, мозг отказывался реагировать.

Нужно было так много рассказать, так много объяснить. Но слова не находились, и он сидел молча, испуганный и растерянный, обиженный и подавленный.

– Алло, кто здесь? – повторил голос.

– Мэтью Клэй, – сказал он, запинаясь.

Молчание. Он понял, что благодаря всего лишь двум словам он привлек внимание детектива.

– Чем могу быть полезен, мистер Клэй? – произнес холодно голос.

Эффектно. По-деловому.

Тон человека, который знает, как добиться своего. Голос человека, который, вероятно, погряз в бумагах по предварительному расследованию в отношении человека, с которым он сейчас разговаривал.

– Вам может понадобиться ручка, – сказал Мэтт, чувствуя легкую тошноту от того, что он собирается осуществить задуманное. – Мне нужно рассказать вам кое-что об исчезновении моей жены.

– Хорошо, у меня есть ручка. Можете начинать.

Теперь он говорил более дружелюбно, более любезно, потому что предполагал, что сможет извлечь выгоду для своего расследования. Мэтт колебался, понимая, что достиг точки невозврата. Оставалось либо решиться, либо нет. В течение нескольких мгновений он не был уверен, что слова вообще прозвучат, но затем вспомнил о причинах, побудивших его позвонить, и смог заговорить.

– Впервые я узнал об похищении, когда мне отправили DVD-диск по почте...

Позже...

После разговора он рассчитывал, что почувствует облегчение или, по крайней мере, избавится от бремени, которое, казалось, нес с собой всю жизнь. Ничего подобного не произошло, и он с ужасом обнаружил, что чувствует себя точно так же, как и раньше.

Сейчас он находился в спальне, сидел на полу у кровати. Детектив сказал ему, чтобы он оставался на месте, что за ним отправит кого-нибудь, чтобы он мог снова рассказать историю на допросе. Он согласился, хотя не собирался ехать. Он уже рассказал все один раз и не собирался повторять снова.

Возле него находилась открытая коробка из-под обуви, внутри которой лежал пистолет. Он превратился в его единственного компаньона, единственного друга. Он подумал, включит ли полиция сирены, когда приедет за ним, осветит или нет мрачные стены его квартиры красными и синими вспышками света, привлекая внимание соседей, которые уже составили свое мнение о нем.

Он достал пистолет из коробки, снял его с предохранителя и уставился на него. Он вспомнил тот первый раз, когда проделал подобное, как ему было страшно, как он боялся того, что может последовать за выстрелом.

Он сунул пистолет в рот, на этот раз уже не испытывая страха и сомнений. Он уже смирился с ситуацией.

Как и каждое решение, которое он принимал с тех пор, как все произошло, он ошибся. Бога не существовало. Ни один Бог или Создатель не мог позволить одному из своих творений пережить такую бессмысленную психологическую травму, в то время как похитители Эшли остались на свободе и могли продолжать совершать по отношению к ней свои отвратительные злодеяния. Мысль о том, что он может попасть в ад, если лишит себя жизни, была уже неактуальной.

Он и так уже был в аду. Он жил в нем, и все, что будет дальше, не могло быть еще хуже.

Он вспомнил об Эшли. Не о том, какой она выглядела на видео, а о том, какой она была раньше.

Эшли была прекрасной, красивой, сердечной женщиной, которую он любил больше всего на свете, человеком, с которым он хотел провести всю свою жизнь, делясь впечатлениями, открывая для себя что-то новое, но жизнь, разрушенная абсолютно бессмысленным и случайным обстоятельством, навсегда изменила их жизнь. Он ненавидел себя за то, что позволил всему случившемуся идти своим чередом, что заставил ее терпеть насилие в течение столь долгого времени, пока он не набрался смелости совершить правильный поступок. Он надеялся, что она мертва, и что она, по крайней мере, находится в более совершенном мире. Что касается его, то он заслужил вечные страдания, пожизненное проклятие.

До него донесся звук приближающихся сирен, и, хотя он не был уверен, он чувствовал, что они едут за ним. Время поджимало.

Он направил пистолет под углом вверх, в голову, не желая подвергаться риску рикошета, который мог только покалечить его. Последнее, чего он хотел, так это выжить.

Сирены уже громко ревели, красные и синие огни освещали комнату, ритмично отражаясь в окнах.

Он не мог произнести слова из-за дула пистолета во рту, поэтому довольствовался только своими мыслями.

Я люблю тебя, Эшли.

Он закрыл глаза и нажал на курок.

Эпилог

1

Разносчик почты шел по подъездной дорожке к квартире Мэтта, с письмами и пакетами в руках, насвистывая мелодию; первую песню, которую он утром услышал по радио, прежде чем выйти из своего рабочего фургона. Песня, которой суждено было засесть в его голове до конца дня.