Текст книги "Кровавое солнце"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

12

За Вуалью начинался город Арилинн; из-за холмов поднималось Кровавое Солнце. Крепко сжав зубы, не спуская руки с непривычно холодящей кулак рукоятки ножа, Кервин шествовал между Остером и Раннирлом. Впервые он чувствовал к Остеру что-то сродни благодарности.

В этот час улицы были практически пустынны; случайные прохожие встревоженно косились на троих рыжеволосых, целеустремленно шагающих плечом к плечу, с ножами на поясе и шутить явно не намеренных – и тут же вспоминали, что где-то их ждут срочные дела.

Трое прошли деловую часть города, миновали рынок – на котором. Джефф в лучшие времена выбирал обувь – и углубились в лабиринт кривых грязных улочек. Походка Остера стала более осторожной.

– Надолго капкана не хватит, – предупредил он.

– Главное, чтоб я успел добраться до этого типа, – дрогнули в зловещей усмешке губы Кервина, – а там уж можешь делать со своим чертовым капканом все, что хочешь.

– Это здесь, – указал Раннирл на невысокий дом в узком переулке, по ту сторону тускло освещенного дворика. Он махнул рукой на крутую наружную лестницу, под немыслимым углом взбегающую на второй этаж, к анфиладе из двух комнат. Из окна нижнего этажа на них уставилась девушка с обмотанным вокруг шеи шарфом; рот ее изобразил большое удивленное «О». Трое комъинов направились к лестнице, а девушка зажала рот ладонями и исчезла.

Они бесшумно поднялись по ступенькам.

– Пора! – произнес Остер и быстрым хлопком ладоней раздавил матрицу. Из комнаты донесся протяжный крик бессильной ярости, и Кервин, пинком отворив дверь, ворвался внутрь.

Раган вскочил со стула, где сидел в той позе, в какой угодил в матричный капкан, и, словно загнанный зверь, вихрем развернулся к ворвавшимся; в руке у него блеснул нож, во мгновение ока вынырнувший из чехла за голенищем.

– Трое на одного, вай домъин? – негромко поинтересовался он, отступая вглубь комнаты.

– Нет, только один, – хрипло выдохнул Джефф, обнажая нож; свободной рукой он дал Раннирлу с Остером знак отойти назад, и в следующее мгновение Раган обрушился на него, чуть не сбив с ног. Кервин вздернул клинок; кончик Раганова ножа пробороздил ему предплечье, прорвав ткань рукава, и Джефф молниеносно отпарировал удар. Противник потерял равновесие, и оба они застыли в смертельном клинче; Джефф что есть сил старался не дать Рагану дотянуться до своей спины.

Так они какое-то время раскачивались, не издавая ни единого звука; потом Кервин шумно перевел дыхание, отпрянул, сделал резкий выпад и услышал треск рвущейся дубленой кожи. На ноже блеснуло красное; Раган резко выдохнул и вдруг бросился на Джеффа…

Остер, неотрывно следивший за поединком, точно кот за мышиной норкой, ни с того, ни с сего обрушился на них, и от толчка Кервин потерял равновесие. Не в силах поверить, что это происходит в действительности, Джефф почувствовал, как чужое лезвие пробороздило кожу на плече и вошло в нескольких дюймах от подмышки. Бок онемел, потом вспыхнул жгучей болью; нож выпал из правой руки, но Кервин умудрился перехватить его левой, в то же время пытаясь освободиться от Остера, мертвой хваткой вцепившегося ему в раненое плечо.

– Пусти меня, ты… – грубо выругавшись, прохрипел он.

Раган отскочил в сторону. Раннирл – замерший, словно парализованный – пришел в себя и бросился на Остера, крепко обхватив руками за корпус, не обращая внимания на обнаженный нож.

– С ума сошел, что ли? – выдохнул он.

Хлопнула дверь; загрохотали под ногами кубарем скатывающегося по лестнице Рагана ступеньки. Поваленный Раннирлом, Остер всем весом обрушился на пол.

Отбросив клинок, Кервин рванулся к Остеру и заломил ему руку с ножом за спину; хватка того ослабла, и он выпустил нож. На щеке его был длинный порез, под глазом наливался синяк; из носа, куда Кервин случайно заехал локтем, текла кровь.

Раннирл отступил в сторону и смерил Остера взглядом, в котором читался плохо скрываемый ужас. Тот попытался было приподняться, но Кервин угрожающе махнул рукой.

– Лежи, где лежишь, – приказал он, и Остер подчинился, утирая с лица кровь.

Джефф подошел к окну. Рагана, разумеется, уже и след простыл; отыскать его в лабиринте этих переулков не было ни малейшего шанса.

– Ну вот, за мной еще один должок, – мрачно сказал Кервин, поворачиваясь к Остеру. – Ну что, придумал, почему бы мне сейчас не вышибить тебе мозги?

Остер покачал головой.

– Валяй, землянин, – еле слышно, безнадежно произнес он, – прикидывайся, будто для тебя что-то значит наш кодекс чести и кровной мести!

– Остер, – сказал Раннирл, – Кеннард одобрил его вызов, дал ему право…

– Убрать сообщника, чтобы мы никогда не дознались правды, и организовать для нас красивое представление. О-да, неплохо придумано; но ты же сам видел, Раннирл, Джефф узнал его. Что ему еще оставалось делать? Я хотел взять этого шаруга живым, чтобы мы наконец узнали правду.

«Он врет, – безнадежно подумал Кервин, – он все врет».

– Если бы ты не вмешался, Раннирл, – продолжал Остер, – мы бы наверняка схватили его.

Раннирл с сомнением покосился на Кервина.

– Пошли, – устало произнес тот. – Делать нечего, пора возвращаться. – Остер умудрился снова все запутать, извратить. И Раган ускользнул. Кервин страшно устал, и рука его начинала болеть там, где вошел нож Рагана.

Теперь на улицах было уже не так пустынно, и немало кому довелось подивиться на бредущих гуськом троих комъинов, у одного из которых все лицо было в крови, а у другого рука висела на сооруженной наспех из разорванного рукава перевязи. С каждым шагом усталость от этой нескончаемой ночи все тяжелей и тяжелей наваливалась на Кервина. Когда они добрались до Башни и миновали Вуаль, электрическое покалывание, казалось, забрало последние силы; не глядя по сторонам, Джефф прошаркал через большую гостиную, поднялся по длинной лестнице, поплелся прямиком к себе и громко захлопнул дверь.

В шикарной ванной комнате он стащил через голову импровизированную перевязь и рубашку, неуклюже приподняв правую руку и скривившись в гримасе боли. Кервин сунул голову под струю холодной воды, а когда, отфыркиваясь, выпрямился, усталость никуда не ушла, но в мыслях прояснилось. В ванную бесшумно проскользнул слуга-кирри и в ужасе замер, уставившись на Джеффа своими огромными зелеными глазами без зрачков и неодобрительно скривив тонкие меховые губы; потом пробурчав что-то неразборчивое, кирри так же бесшумно удалился, чтобы вернуться с какой-то густой желтой мазью, которую наложил на рану, после чего ловко перебинтовал Кервину плечо своими странными, без большого пальца ручками.

Стоило ему закончить, в комнату без стука вошел Остер; Кервин махнул рукой на столик, где был брошен нож Раннирла.

– Если у тебя очередная гениальная идея, вон нож, – сказал он. – Если нет – убирайся к черту.

Остер был бледен; он до сих пор не смыл еще с лица размазанную кровь и то и дело осторожно притрагивался к носу.

– Кервин, я понимаю, тебе есть за что меня ненавидеть, но я должен тебе кое-что сказать.

Кервин хотел было пожать плечами, но обнаружил, что это слишком больно, и передумал.

– Сильно болит? – поморщившись, поинтересовался Остер. – Кирри проверили, не было ли на ноже яда?

– У землян такого не принято, – фыркнул Кервин. – Это, скорее, даркованские фокусы. Да и не очень-то убедительно звучит – с чего это вдруг ты так забеспокоился о моем здоровье после того, как из кожи вон лез, лишь бы подставить меня под нож?

– Может, мне и поделом, – произнес Остер. – Верь себе на здоровье во все, что угодно. Но для меня в жизни существуют только две вещи – и ты губишь обе. Возможно, ты сам того до сих пор не понимаешь – но от этого, черт возьми, все только еще хуже!

– Ближе к делу, Остер, или выметайся.

– Кеннард говорит, что у тебя в памяти какой-то блок. Я же не обвиняю тебя в намеренном предательстве!

– Чертовски мило с твоей стороны.

– Ты сам и не хотел бы нас предавать, – произнес Остер, и неожиданно в лице его словно лопнула какая-то струна, – и ты до сих пор не понимаешь, что это значит! Земляне специально подсунули тебя нам! Подослали, рассчитывая именно на то, что и произошло – что мы примем тебя, стажем полагаться на тебя, потому что ты настолько очевидно один из нас… – Голос его оборвался. В ужасе Кервин осознал, что на глазах у Остера блестят слезы, и того трясет с ног до головы. – Так что, разумеется, мы клюнули на приманку – и как можем мы ненавидеть тебя после этого?

Кервин зажмурил глаза. Это было как раз то, о чем он старательно пытался не думать.

С самого появления на Даркоувере им манипулировали. И кто мог заниматься этим, кроме землян? И какая цель могла при этом преследоваться – кроме как заставить его теряться в догадках, выбить у него из под ног почву, толкнуть к комъинам?

Мина с часовым механизмом – вот он кто! Арилиннские комъины приняли его – и теперь он в любой момент может взорваться прямо у них в руках!

Остер осторожно положил руки Кервину на плечи – так, чтобы не потревожить раны.

– Мне очень жаль, что мы не успели подружиться, – произнес он. – Хотя ты, наверно, сейчас думаешь, будто я говорю это потому, что мы все время были на ножах.

Джефф покачал головой. В искренности переживаний Остера не мог бы усомниться никто, обладающий хотя бы малейшими телепатическими задатками.

– Нет, не думаю, – ответил он. – Но что я могу поделать? И чего они хотели добиться?

Голос Остера стал совсем неслышен.

– По-моему, они надеялись, что с твоим появлением круг развалится.

– А теперь, когда мы обнаружили шпиона и можем снова его поймать?

– Если бы дело было только в этом! Но есть еще одна вещь; я пытался этого не замечать, но… – Лицо его стало совсем бледным и застыло, словно маска. – Джефф, что ты сделал с Элори?

Сил ответить у Кервина не нашлось. Его чувство вины, страх Остера наполняли комнату подобно отвратительным миазмам.

– Оставь нас, Джефф, – глядя прямо ему в глаза, произнес Остер. – Ради всех ваших земных богов, оставь нас. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь; но если это правда, если мы тебе не безразличны – оставь нас, пока все не погубил. Пока еще не поздно.

Он развернулся и вышел, а Кервин бросился ничком на кровать.

Остер был прав. Сумрачным эхом в голове у Джеффа отдались слова женщины – бывшего матричного механика из Старого города, жизнью заплатившей за то, чтобы приоткрыть Кервину хоть частицу его прошлого: «Ты найдешь свою любовь и погубишь ее, но вместе с тем спасешь».

Пророчество сбылось. Он нашел свою любовь – и уже подошел очень близко к тому, чтобы погубить ее. Может, он действительно спасет ее, если сбежит из Арилинна?

Кервин поднялся с кровати; на лице его застыла мрачная решимость. Теперь он знал, что делать.

Медленно, избегая заглядывать в украшающие стены великолепной комнаты зеркала, он стянул замшевые бриджи и зашнуровал низкие сапожки. Он облачился в черный кожаный мундир, снятый в день прилета в Арилинн.

Джефф замялся, когда взгляд его упал на матричный камень, и выругался; ему хотелось вышвырнуть кристалл в окно, но в конце концов он засунул матрицу в карман: «Она принадлежала моей матери; она отправилась с Клейндори в ссылку. Может отправиться и со мной».

Он снова замялся, когда взгляд его упал на вышитую, отороченную мехом даркованскую накидку, с которой все и началось, но в конце концов набросил ее на плечи. Это его собственная вещь; за нее заплачены деньги, заработанные на других мирах; да и черт с ней, с романтикой, в конце концов – это единственная его защита от ночного дождя и снега. Вряд ли есть смысл мерзнуть, с двумя ножевыми ранами-то. И – в высшей степени практическое соображение – на улицах Арилинна землянин будет выделяться, как одинокий эдельвейс на голых вершинах Хеллерса; накидка может ему сохранить анонимность, пока он не уберется подальше.

Он подошел к двери. Откуда-то доносился приятный запах готовящейся еды; драки на ножах, кровные раздоры, бесконечные телепатические операции на матричных кольцах, при одной мысли о которых мурашки по коже бегают – все это приходит и уходит, но практичная Месир так и будет составлять меню обеда, покрикивать на кирри, чтобы те ничего не перепутали, журить Раннирла за то, что он только портит аппетит перед обедом таким количеством вина, пришивать новые ленточки к воздушным платьям Таниквель, упрекать Коруса, что, мол, сколько раз говорить, нельзя отряхивать сапоги в обеденном зале… Издалека донесся ее бодрый, спокойный голос, и Кервина кольнула ностальгическая боль. Это его дом: единственный его настоящий дом.

Джефф миновал приоткрытую дверь; до него донесся свежий, цветущий аромат Таниквель, и он услышал, как она что-то напевает. На мгновение перед глазами у него промелькнула ее хорошенькая, – ладная фигурка с кудрями, собранными в пучок на затылке, в наполненной зеленоватой водой ванне. Нежность подступила к горлу комом; Таниквель еще не знала, чем кончился поединок с Раганом. Она выспалась после ночного сеанса и еще не говорила ни с Остером, ни с Раннирлом, ни с Кеннардом…

Он замер ледяным изваянием. Очень скоро между ними начнет – если уже не начала – виться паутина раппорта, и все узнают, что он задумал. Он должен уйти немедленно, не тратя времени на прощания и прочие сантименты – или они обязательно догадаются, что он задумал («О Боже, если они догадаются!»), и ему снова придется выдержать настоящую битву.

Кервин набросил на голову капюшон, молча спустился по лестнице; миновал Вуаль, отделяющую Башню от внешнего мира. Решительной походкой, гоня усталость, обогнул скопление строений у подножия башни и крошечный аэродром и направился в город.

Определенных планов у Джеффа не было; и даже намеков на планы. Куда ему податься? Земля давно отвергла его; теперь и на Даркоувере ему не находилось места. Впрочем, в конце концов, может, это самый лучший выход – вернуться в Земной сектор; пусть себе депортируют. Хватит противиться судьбе…

Хотя, если земляне подослали его к комъинам как живую мину с часовым механизмом… И если теперь он действительно возьмет да вернется и сорвет им этот план саботажа – наверняка ведь вынашивавшийся много лет… Что тогда?

Какая разница?

Какая теперь, черт возьми, разница?

Джефф поднял голову и вперился прямо в огромный красный глаз солнца. Тот медленно опускался за нависающую над городом громаду Арилиннской Башни; а из-за горизонта накатывались темнота, промозглый холод и тишина. Последний отблеск Кровавого Солнца померк. На внутренней стороне зажмуренных век Кервина в бледном ультрафиолете отпечатался на мгновение силуэт башни – и растворился в мелком дождике. Единственный огонек пытался еще доблестно пронизать лучиками туман, но потом и он потускнел, истаял совсем, Кервин стряхнул с ресниц дождевые капли, решительно развернулся спиной к башне и направился вглубь города.

Он отыскал такое место, где в нем не признали бы ни землянина, ни комъина – где смотрели только на цвет его денег, зато предоставляли уединение, койку и достаточно вина, чтобы нереальными казались возникающие картинки, когда он неотвязно и тщетно прокручивал в памяти события последних недель. Планы на будущее могли подождать. В настоящий момент ему хотелось одного – отучиться думать. В конце концов он заснул, но по-прежнему в темноте неясно звучали голоса, возникали расплывчатые лица и туманные воспоминания, кошмарные и болезненные. Потом он вроде бы как очнулся от долгого забвения (скорее ступора, чем сна), с немалым трудом осознал, кто он и где находится – и увидел их всех, плотным кольцом окруживших кровать.

Сначала он подумал, что это отходняк после скверного виски, или что его перегруженный мозг не выдержал напряжения. Но тут Таниквель, не в силах сдерживаться, отчаянно всхлипнула и рухнула ничком на кровать рядом с ним, и тогда он понял, что они действительно здесь. Он протер глаза, в которых все по-прежнему расплывалось, облизал пересохшие губы и потряс головой.

– Джефф, неужели ты думал, будто мы позволим тебе так вот взять и уйти? – сочувственно поинтересовался Раннирл.

– Остер… – с трудом выдавил Кервин.

– …не знает всего, даже о нас, – закончил за него Кеннард. – Джефф, ты можешь нас спокойно выслушать?

Кервин приподнялся и сел. Убожество его убежища, пустая бутылка посреди перекрученных простынь, боль в раненой руке – все казалось фрагментами одной и той же картинки, и присутствие комъинов в картинку эту никак не вписывалось. Держащая его за руку Таниквель; озабоченно хмурящийся Корус; дружелюбный, но остерегающийся выносить суждение ввиду недостатка данных Раннирл; Остер с выражением отстраненной горечи.

Элори – не лицо, а белая маска; веки покраснели и припухли. Элори в слезах!

Кервин приподнялся и сел, мягко высвободив руку из ладони Таниквель.

– О Боже, ну сколько можно! – проговорил он. – Разве Остер не рассказал вам все?

– Он много что нам порассказал, – ответил Кеннард. – Но это одни домыслы, проистекающие из его страхов и предубеждений.

– Я и не собираюсь этого отрицать, – произнес Остер. – Я только хочу спросить: разве эти страхи и предубеждения ни на чем не основаны?

– Мы не можем отпустить тебя, Джефф – сказала Таниквель, – ты стал частью нас самих; да и куда ты пойдешь? Чем собираешься заняться?

Кеннард дал ей знак замолчать.

– Кервин, – произнес он, – привезя тебя в Арилинн, мы пошли на сознательный риск. Это был удар по темной магии и системе табу, первый шаг к тому, чтобы сделать из матричной механики науку, а не… жречество.

– Пожалуйста, говори только за себя, – вмешался Раннирл. – На этот счет, Кервин, я с Кеннардом не согласен, но в одном он безусловно прав: мы понимали, что это риск, и сознательно пошли на него.

– Ну как втолковать вам – я-то не хочу рисковать! – Голос Джеффа сорвался. – Я ведь сам понятия не имею, что могут они заставить меня сделать – и как погубить вас.

– Может, именно так ты и должен был погубить нас, по их замыслу, – с горечью сказал Корус. – Сделать так, чтобы мы стали доверять тебе, поверили в тебя – а потом бросить.

– Черт побери, это нечестно, – хрипло произнес Кервин. – Ну как вы не понимаете, я же пытаюсь спасти вас. Я не могу позволить себе такого риска – оказаться орудием вашей погибели.

Таниквель склонила голову и прижалась щекой к его ладони; ее сотрясали беззвучные рыдания. Лицо Остера застыло жесткими складками.

– Кеннард, он прав, и ты сам это прекрасно понимаешь. Затягивая, ты делаешь всем нам только хуже.

Кеннард мучительно медленно поднялся на ноги и обвел всех взглядом, в котором смешивались презрение и с трудом сдерживаемый гнев.

– Трусы, все до единого! Теперь, когда у нас появился шанс что-то противопоставить всей этой чертовой чуши…

– Ты так защищаешь его, Кеннард, потому что у тебя самого сыновья полукровки, – произнес Остер. – Тебя видно насквозь.

Кервин спрятал лицо в ладони. Ну как мог он сказать: «Я люблю вас всех. Не мучьте меня, пожалуйста!»

– Теперь, когда понятно, что со мной ничего не вышло, – с трудом выговорил он, – вы сумеете найти вместо меня кого-нибудь другого.

– Нет! – рванулась к нему Элори; машинально – иначе она просто упала бы – Кервин подхватил ее, и девушка приникла к нему, крепко вцепившись ручками ему в плечи, уткнув ему в грудь мертвенно бледное личико. – Нет! – снова прошептала она. – Нет, я не могу отпустить тебя. Останься с нами, Джефф, что бы там ни было, останься с нами… – Голос ее оборвался.

– О Боже, – прошептал Кервин, крепко сжимая ее дрожащую мелкой дрожью фигурку. – Элори, Элори!

Потом, собрав волю в кулак, он мягко отстранил ее.

– Теперь, Элори, понимаешь, почему я должен уйти? – еле слышно, почти шепотом спросил он. – Мне и так уже хуже некуда. Пожалуйста, не делай так, чтобы мне стало еще тяжелее.

На лицах окружающих его отразились потрясение, понимание, гнев, сочувствие. Таниквель, что-то неслышно бормоча, обняла Элори, но та вырвалась от нее.

– Нет, – пронзительным голосом произнесла она. – Если Джефф так решил, то и я так решила; все, хватит. Я… я больше не могу отдавать этому жизнь.

Она волчком развернулась к комъинам; ее била дрожь, на бледном лице под глазами залегли глубокие тени.

– Элори, – умоляюще произнесла Таниквель. – Ты не знаешь…

– Ты… да как ты можешь… ты ведь знала его любовь! – В голосе Элори появились истерические нотки; она была вне себя.

– Элори, ты… ты сама не понимаешь, что говоришь, – мягко произнес Кеннард. – Ты же прекрасно знаешь, кто ты такая.

– Я прекрасно знаю, кем я должна быть, – обрушилась на них Элори. – Хранительница, леронис, марионетка, священная девственница – без души, без сердца, без личной жизни!

Изрезанное морщинами лицо потрясенного Кеннарда побелело.

– Мы приняли тебя как своего, – негодующе повернулся он к Кервину, – и вот как ты с нами; вот как ты с ней! – Его трясло от бешенства. – Такое предательство и земляне вряд ли смогли б измыслить!

– А я еще защищал его! – хрипло произнес Раннирл. – Итак, история повторяется. Новая Клейндори, и опять с грязным землянином!

– Да! – выкрикнула Элори на грани истерики. – Ибо теперь и я знаю то, что знала Клейндори!

– Сука! Шлюха! – Раннирл наотмашь хлестнул Элори по губам. Кервин вскочил и удержал его вторично занесенную руку, но комъин брезгливо высвободился.

– В старые времена за такое, – мрачно произнес он, – тебя, Элори, ждала бы смерть, а его – смерть под пытками!

В шоке и замешательстве Кервин осознал, какую ошибку они делают. Он порывисто шагнул вперед защитить Элори.

«Я ее и пальцем не тронул, клянусь, она была для меня как святая».

– Бесполезно, Кеннард, – с вызовом откинула голову Элори. – Я… я больше не могу быть Хранительницей. – Она развернулась и обвила руками Джеффа, беспомощно приникнув к нему и с отчаянной силой вцепившись ему в плечи.

Кервин увидел, как потрясение на лицах окружающих уступило место отвращению. Элори била дрожь от стыда и ужаса. Не в силах стряхнуть оцепенения, Джефф заторможенно осознал, что скажи он сейчас хоть слово в защиту Элори – и это будет равносильно подаче на развод.

Картинно, в знак признания он заключил Элори в объятия и склонил голову.

– Они умрут за это!

– Что толку? – сплюнул Раннирл. – Они подвели под монастырь всю нашу работу. Что бы мы ни сделали – ничего уже не изменить. С тем же успехом можно пожелать им счастья! – Он развернулся и вышел.

За ним последовали Остер и Корус; Кеннард замешкался в дверях; таким несчастным Кервину еще не приходилось его видеть; казалось, старший комъин хочет что-то сказать – но в конце концов он тряхнул головой и последовал за остальными. Ошеломленный такой чудовищной ложью, Кервин воспринимал все как в тумане; дверь за вышедшими захлопнулась. Это прозвучало грохотом задвинувшейся крышки гроба.

Элори затрясло в рыданиях. Безутешно, как ребенок, плакала она, что есть силы приникнув к Кервину. Тот оцепенело сжимал ее в объятиях, все еще ничего не понимая.

– Элори, Элори, – умоляюще произнес он, – ну зачем ты это сделала? Зачем? Зачем? Зачем ты им солгала?

Не то плача, не то истерически смеясь, Элори выгнулась дугой, чтобы заглянуть Кервину в лицо.

– Но это не ложь, – разобрал сквозь всхлипы Кервин. – Я и не могла бы солгать. Да, конечно, я понимаю, ты до меня и пальцем не дотронулся бы – из-за того, что я Хранительница, из-за всех этих законов и табу; но они поняли, что я говорю правду! Потому что я так тебя полюбила… – Казалось, вот-вот слов станет совсем не слышно за всхлипами. – …ты мне стал так нужен… я поняла, что не смогу больше этого вынести – быть Хранительницей.

– О, Элори!

– И теперь… теперь ты потерял все, и даже больше не свободен, – выпалила она. – У меня… у меня не остается ничего и никого, если я тебе не нужна.

Кервин подхватил ее на руки, как ребенка, и крепко прижал к груди. «Как она мне доверяет! – пронеслось у него в голове. – Чем ради меня пожертвовала!» Он осторожно уложил девушку на разворошенную кровать и опустился рядом на колени.

– Элори, – произнес Джефф, и слова его зазвучали, как молитва или торжественная клятва, – теперь, когда у меня есть ты, какая мне разница, что там я потерял! Единственное, о чем я жалел, уходя из Башни – это о тебе.

Это была неправда, и он сам прекрасно это понимал; но в данный момент это не имело ни малейшего значения. Он склонился над Элори и заключил в крепкие объятия ее хрупкую фигурку.