Текст книги "Песня орла"
Автор книги: Мэрилайл Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Глава 11
Можно было подумать, что гнев графа Годфри не имеет предела, когда он обнаружил исчезновение часового на ответственном посту или когда яростно проклинал бросивших его в битве соратников, – но нет! Сегодняшним утром лицо его было настолько ледяным и неподвижным, что каждый мог понять, какие пучины ярости и ненависти таятся под этой застывшей маской.
Граф резко встал из-за высокого стола, оставив еду нетронутой. За ним немедленно поднялись и обеспокоенные воины, с тоской и жадностью поглядывающие на недоеденные яства.
Итак, отсутствие дочери на грязном судилище объяснялось вовсе не ее целомудренностью, а тем, что ее просто не было в замке! Светло-карие глаза метали громы и молнии, угрожая смести с дороги любого, кто осмелится на ней показаться, когда граф в сопровождении Озрика и Марка как загнанный зверь вышагивал по мрачному замковому двору, полному воинов.
Марк упорно глядел на отца, стараясь всеми силами привлечь его внимание. Юноше давно уже было ясно – несмотря на то что отец яростно отвергал даже намеки на это, – что именно Линет, ускользнувшая из замка по крайней мере день назад, выдала Райсу цель и военные планы графа. Иначе каким же образом принц успел приготовиться и ожидать их в полном вооружении? Ибо, кроме их троих, только Линет знала о готовящейся ловушке.
Итак, граф негодовал, Марк предавался печальным размышлениям, а Озрик тем временем прятал от всех свою довольную улыбку и глаза, сияющие жестоким злорадством. Сперва юный наследник, сам того не желая, уколол отца речами о чести и клятвах, а теперь и дочь, разочарованная неправильными действиями, упорхнула из Рэдвелла, чтобы предупредить жертву! Озрик чувствовал, что и сам бы не мог придумать наказания лучше, и с удовольствием наблюдал за душевными муками графа.
Двор постепенно наполнялся лошадьми и всадниками, которые сноровисто затягивали подпруги, поправляли седла и уздечки. В этой суете Озрик незаметно приблизился к Марку.
– Эй, племянник! – Голос был тих и не привлек ничьего внимания. – Известно ли тебе, зачем тебя позвали домой? – Вопрос Озрика был даже не вопросом, а утверждением, однако пушистая бровь, поднявшись, застыла, как бы требуя ответа.
Марк молчал и не двигался, что взбесило нетерпеливого сакса. Что колеблется этот щенок, когда с десяти лет, после того как граф бросил Морвену, мальчику постоянно внушали, что отец ограбил его, лишив положения, которого он по праву заслуживал, и что украденное должно быть возвращено любыми путями.
Наконец Марк осторожно кивнул.
– Отлично, тогда… – Озрику вдруг стало не по себе от молчаливого и невыразительного ответа племянника, и, чтобы избавиться от этого чувства, сакс заговорил очень громко. – День возмездия настал.
Будь же готов исполнить все, что от тебя потребуется!
Но приказ этот был встречен молодым человеком ледяным молчанием.
– Лишили нас земель быстро, но теперь вернем мы их еще быстрее – да и побольше вернем! – кривляясь, продолжал Озрик, вынуждая Марка признать, что и тот прекрасно понимает, о чем идет речь. – Никто и не заметит, если ты вернешься и соблазнишь нашу жертву участием в поисках.
Марк через плечо бросил взгляд на опечаленного наследника, оставленного в замке и затесавшегося теперь в толпу женской прислуги. Холодные серебристые глаза как-то странно вспыхнули, и Марк, все так же не говоря ни слова, отправился выполнять поручение, или, скорее, приказание, сакса.
Но раздражение, вызванное племянником, у Озрика не утихло, и он с трудом удерживался от явных выражений гнева. Парень пользуется тем, что вокруг много народа, и он, Озрик, не может выразить свои требования иначе! Впрочем, он зря беспокоится – Марк и так все сделает, ведь не зря на протяжении всей жизни он сеял в душе Марка семена озлобленности и ревности, равно как и его мать Морвена. Последняя же, кроме того, сумела воспитать сына так, чтобы никакие лишения, ни моральные, ни физические не смогли остановить его на пути возвращения того, что принадлежало ему по праву и что было так подло отобрано. И вот сегодня наконец настал день долгожданной жатвы.
Озрик прекрасно понимал, как, вероятно, и сам Годфри, где в настоящий момент находится Линет, но к счастью, графу понадобится еще немало времени, чтобы открыто признать местонахождением своей дочери стан врага, – а это открывает широкую дорогу к цели, ставшей уже давным-давно единственной в жизни мстительного лорда. Цель же эта была – увидеть ненавистного норманна лишенным всего самого дорогого, придавленным тяжелым сакским сапогом. Озрик мечтал увидеть Годфри ограбленным так же, как когда-то был ограблен его отец, старый Сайвард, который умер нищим и опозоренным. Много лет прошло с тех пор, как проклятый граф нарушил свои клятвы, но все это время Озрик был одержим лишь одной мыслью, одной идеей: Годфри должен быть растоптан и унижен, и вот теперь час настал. И потому сакс, понимавший, что спешка и нетерпение могут только лишь помешать делу, усилием воли подавил свой гнев, надев на него железную узду.
Увидя, что граф уже в седле, Озрик и сам мгновенно кинулся к своему рослому дестриеру, и никакая морось, весьма быстро превратившаяся в отчаянный ливень, не могла потушить в нем пламя ненависти и торжества.
Ливень хлестал и над молчаливым домом Райса, где в мрачной тревоге не находили себе места двое мужчин и две женщины. Райс, сдвинув золотистые брови в одну широкую линию, нервно водил пером по листу пергамента, в то время как Оувейн угрюмо стоял у окна, раскрытого, несмотря на дождь, чтобы в комнату проникало хотя бы немного света. В ожидании того, как Райс закончит письмо, бородач даже не скинул тяжелый мокрый плащ, всем своим видом показывая, что явился не по собственной воле, а лишь по вызову принца. Однако это решение все-таки не смогло удержать его от быстрого скользящего взгляда в сторону Грании.
Обе женщины приютились на другом конце стола, укладывая в глубокую корзинку горшочек с обольстительно пахнущей тушенкой, куски копченой оленины, буханки темного ржаного хлеба и огромный круг оранжевого сыра. Наконец запасы были уложены, крышка захлопнута, и Грания, решительно поднявшись, встала рядом с Оувейном.
– Когда ты отправишься исполнять поручение брата, – жестко и не терпящим возражения голосом начала она, – то я провожу тебя до дома Юнид. Пока она занята врачеванием раненых, мы не смеем бросить ее семью на произвол судьбы, мы с Линет приготовили эти запасы, чтобы дети не голодали. – Она кивнула головой на раздувшуюся корзину.
Оувейн кивнул, и пламя камина мрачным светом озарило его угольно-черные кудри, но лицо осталось каменно-неподвижным. Не дрогнуло оно даже тогда, когда Грания просунула тонкую руку ему под локоть и, сияя черными глазами, прошептала несколько ласково-убеждающих слов.
Пока пара у окна переговаривалась тихими голосами, Линет беспомощно огляделась и встала поближе к Райсу, словно магнитом притягиваемая к письменам, которые тот чертил на пергаменте смуглой рукой. Она даже попыталась заглянуть принцу через плечо.
– Ты можешь прочитать написанное? – изумился он, и изумление это даже перекрыло блаженство, испытываемое от ее близости.
Линет ответила смущенной улыбкой, словно извиняясь за свою неспособность понять смысл красивых черных знаков на желтоватой роскошной бумаге, а затем тихонько покачала головой. Волна ее вымытых волос при этом движении упала на ее порозовевшее личико.
– А-а, высокородная норманнская девица! Я-то уж подумал, что ты и это умеешь! – В последних словах Райса послышались почти вопрос и мольба, а Оувейн кинул на Линет весьма подозрительный взгляд.
– Нет. Но ведь правда, что и среди мужчин, за исключением священников, немного найдется знающих это искусство. – Мягкая и чуть насмешливая улыбка снова тронула полные яркие губы. – И никогда не видела я женщину, которая была бы в состоянии разобрать начертанные тобой таинственные символы.
– К счастью, при дворе моего воспитателя умение читать и писать ценилось ничуть не ниже уменья владеть мечом.
– Значит, и он был необыкновенным человеком, – без тени колебания согласилась Линет.
А Райса уже кидало то в жар, то в холод от ее близости и от невозможности обладания ею.
– К счастью, в долгие пустые зимние вечера он первым приобщил меня к тайнам письменности, а позже давал читать драгоценные старинные манускрипты.
– Я слышала, что в таких манускриптах много историй о древних временах и об учении Бога нашего Иисуса! – В словах девушки зазвенело горячее желание знаний. – О, как бы счастлива я была, имей в своих руках такой ключ!
Райс был искренне удивлен, услышав из уст избалованной леди слова, которые нечасто услышишь и от мужчин его положения и ранга, не говоря уже о женщинах.
– Оставались бы мы вместе еще какое-то время, я с радостью поделился бы с тобой своими знаниями…
– И тогда, – подхватила Линет, – когда бы ты был занят, то посылал бы мне послания, в которых я читала бы о твоих успехах и здоровье… – Густые ресницы поспешили прикрыть восторженный блеск янтарных глаз. – … А я… Я посылала бы тебе скучные отчеты о доме и хозяйстве. – Блеск неожиданно потух.
Мечты о несбыточном вернули обоих молодых людей к суровой действительности, и Линет невольно отодвинулась от Райса, а он снова спрятал свою душу в неприступную крепость бесстрастия.
Ослепленные своим горем, ни принц, ни Линет не заметили взгляда Оувейна, брошенного на девушку с крайней подозрительностью. Бородач оторвался от Грании и подошел к столу. Может, и правда, что эта норманнка не умеет читать, но где гарантия, что она не лжет, и кто знает, не намерена ли она предупредить отца о планах Уэльского принца?
– Я вижу, письмо закончено, – и, не дожидаясь ответа, Оувейн сграбастал пергамент с уже высохшими, к счастью, чернилами и сложил его так, чтобы не было видно ни единой буквы. Затем он положил драгоценную бумагу на стол в ожидании государственной печати, которая замкнет послание до тех пор, пока его не распечатает рука самого короля Вильгельма Рыжего.
Сухо усмехнувшись, Райс поглядел в открытые синие глаза. Оувейн уже не раз в частных беседах высказывал принцу свои подозрения, касающиеся норманнской девицы и возможности ее побега в Абергель, и Райс, не имея против разумных доводов друга ничего, кроме внутренней уверенности в порядочности Линет, с трудом опровергал нелепые, но вполне логичные доказательства. Любые утверждения Райса о личной честности девушки приводили Оувейна в глубокое отчаяние, тем более безысходное, что, как он был уверен, его повелитель и друг попался в паутину женских интриг. Время шло, и вскоре Райс и сам уже не мог отрицать того, что он подпал под таинственное обаяние Линет.
– Отправь его в то место, которое мы с тобой уже обсуждали, а нам останется только ждать тех плодов, что принесет ответ, и гадать, насколько далеко простираются обязанности лорда перед своими подданными.
Линет была несколько смущена этим разговором о лордах и подданных, ибо считала, что тема эта имеет смысл только для норманнских баронов и их сервов. Ведь еще совсем недавно Райс сам говорил ей, что в Уэльсе все люди свободны и вольны ответить или не ответить на призыв принца.
– Что ж, мы получим ответ на нашу петицию не позже чем через две недели. – Оувейн обращался к Райсу, но глаза его тяжело и мрачно смотрели на девушку.
Наконец, не услышав от принца никакого ответа, бородач направился к выходу. Грания поспешила накинуть свой плащ и пошла за ним, не забыв тем не менее на пороге оглянуться и обратиться к остающейся наедине паре:
– Оувейн заодно проводит меня до дома Юнид. – Это было произнесено таким тоном, что никому бы и в голову не пришло сомневаться в этом. – А обратно домой меня доставит Пайвел.
Райс машинально кивнул, весь поглощенный раздумьями о том, чем разумнее занять дни в ожидании столь важного ответа.
Тем временем Оувейн с легкостью поднял корзину одной рукой, а другую, хотя и неохотно, предложил Грании. Та победно положила тонкие пальцы ему на локоть и одарила спутника поневоле благодарной улыбкой. Бородач затаил дыхание, но упорно старался глядеть куда-то в сторону. Грания, торопясь, сама захлопнула дверь покрепче.
Дождь лил не переставая, и первое время упрямая пара шла в полном молчании. Решившийся молчать во что бы то ни стало, Оувейн смотрел куда-то вдаль, а Грания, по-видимому, была занята другим. Место, куда они направлялись, был старый, но еще прочный мазаный домик, сквозь все дыры и щели которого ярко пробивался свет пылавшего внутри очага.
И уже едва ли не около самой цели их путешествия Грания внезапно остановилась и потянула спутника под навес раскидистой ели, весьма сомнительную защиту от дождя.
Бородач был вынужден оторвать взгляд от неведомой дали и посмотреть на женщину, чтобы понять, что происходит. Однако не происходило ничего. Черные брови сурово насупились. Именно этого он и боялся. Грания стояла почти вплотную к нему, распущенные ее волосы выбились из-под капюшона и благоухали весенним дождем, а лицо загадочно освещал падавший из домика свет.
– Ты что, собираешься устроить здесь пикник с ребятишками Юнид? – Оувейн пребывал в полной растерянности и сказал первое, что пришло ему на язык.
Ничуть не смущаясь недоумением и упрямством спутника, Грания чуть слышно рассмеялась и смело положила обе ладони на его широкую грудь.
– Как осаждающие берут даже хорошо укрепленную крепость своим терпением, так и я своей страстью и упорством добьюсь желаемой цели! – горячо прошептала она и, поднявшись на цыпочки, обвила жаркими руками шею бородача и властно прижалась к его губам.
Оувейн издал нечеловеческий звериный рык и уже занес было свободную руку, чтобы оттолкнуть женщину, но предательская рука вместо этого прижала ее к себе еще крепче, а рот потребовал поцелуя еще более сладкого. Грания охотно отдавалась этим желаниям его тела, и Оувейн потерял всякое самообладание. Все его существо стремилось познать эту женщину полностью, до самых таинственных глубин, несмотря на то, что где-то в глубине сознания еще корчилось и кричало здравомыслие, еще теплилась надежда, что Грания все же проиграет это сражение, победа в котором обойдется ей слишком дорого.
Оувейн резко поднял голову и, нечеловеческим усилием заставляя себя дышать спокойно, снова устремил свой взор на темно-зеленый окружающий лес, полный какого-то неизъяснимого соблазна.
– Прекрати же свои попытки сделать меня игрушкой твоих желаний! Эта опасная игра должна быть закончена раз и навсегда! – Наконец он сумел оттолкнуть Гранию и держал ее на расстоянии вытянутой руки. – Твоя победа не принесет нам обоим ничего, кроме великой боли – и великого стыда. И предупреждаю тебя: день твоего возвращения в Ньювид-Фарм станет последним днем моего там пребывания. – И, не дожидаясь ответа, бородач решительно зашагал к домику. Грании оставалось либо последовать за ним, либо остаться в лесу, а ее возлюбленный даже не оглядывался, чтобы узнать, что же она решила делать. Поставив корзину на землю, Оувейн тихо, но уверенно постучал в толстую дубовую дверь, не оставляя Грании ни малейшей возможности продолжить свои попытки.
Женщина отчаянно рванулась к нему, но двери уже открылись, и высокая фигура скрылась в зеленой темноте окружающего леса. Тут же Грания была буквально облеплена визжащими от радости ребятишками, она смеялась и что-то говорила, но во взоре ее горела непримиримая смертельная решимость.
Когда дверь за странной парой была так решительно захлопнута, Линет еще некоторое время стояла молча, переминаясь с ноги на ногу и глядя, как Райс, не мигая, смотрит в огонь.
– Мне кажется, Оувейн уж слишком нелюбезен с твоей сестрой, – пробормотала она, стремясь хотя бы как-то отвлечь Райса от мрачных мыслей или, по крайней мере, перевести их в другое русло. Увы, эта жалкая попытка бесславно провалилась, и провалилась так, что девушке долго еще потом было стыдно за свои необдуманные слова.
– Оувейн никогда не сможет быть с ней любезен, как ты уже давно должна была бы понять, – сухо отрезал Райс, не отрывая глаз от очага. – Он ее пасынок, и в этом – мы знаем оба! – суть и причина столь «нелюбезного» его поведения. – Темные глаза вспыхнули почти отвращением. – И потому, ради своей и ее чести, Оувейн никогда не пойдет навстречу ее желаниям.
Промах, опять промах! Линет плотно обхватила себя руками за плечи и стиснула белую материю. Зачем, зачем она подняла тему, которой лучше бы никому и никогда не касаться, а ей самой просто исчезнуть, превратившись в ничто под суровым взглядом черных с золотом глаз! Было совершенно ясно, что последние слова касались не столько ушедшей пары, сколько ее самой. Однако Линет решила все же попытаться объяснить принцу поведение его сестры.
– Да, пусть любовь их несбыточна, но ведь это не может убить чувства, она просто не властна остановить их, как мы с тобой не в силах сейчас остановить этот хлещущий дождь. – Сама испугавшись горячности своих слов, Линет отпустила платье и махнула рукой, указывая куда-то за окно. – И точно так же я… – продолжила девушка, уже не стыдясь своего признания, – не могу разлюбить тебя… Даже по твоему приказу.
Золотые искры в черных глазах превратились в пламя, готовое сжечь все вокруг. Это дурно, бесчестно, неразумно, но милосердный Господь простит его, ибо эта открыто и доверчиво предлагаемая любовь была именно тем, чего он так безнадежно жаждал все последнее время. Чего же стоят теперь благоразумие и честные намерения?!
И в одно мгновение Райс бросил свое сильное гибкое тело к побледневшей девушке, заключая ее в безумное объятие. Плоть ее, казалось, таяла в его руках, обжигала и нежила, и Райс, не помня себя, рухнул лицом в ее нежные, еще влажные волосы. Линет простонала, бессильно опуская на затуманившиеся глаза тяжелые веки. Все существо ее звенело и пело в предчувствии его поцелуя, а воспоминание об уже пережитых наслаждениях наполняло тело невыразимым упоением.
Губы принца коснулись ее полуоткрытых губ, как грешного запретного плода, столь сладкого, что отказаться невозможно. Райс закрыл глаза, словно отгоняя видение ужасной расплаты за происходящее, но руки все продолжали ласкать узкую гибкую спину, тотчас же судорожно выгнувшуюся под тяжелыми ладонями. Линет дрожала, и сердце ее гулко стучало, призывая Райса прижать ее к себе еще крепче, еще плотнее. Удары эти снова напомнили Райсу ту недавнюю ночь в лесу, когда его отделяла от упругой девической плоти всего лишь тонкая шелковая рубашка, и обжигающие губы в неудержимом порыве устремились вниз, к открытому белому горлу. Линет содрогнулась и жалобно простонала, и стон этот неожиданно отозвался в сердце принца чувством вины перед невинной и доверчивой девушкой. Он молча прижал ее голову к своему плечу и опустил руки.
Сознание того, что она опять, и в который уже раз, отвергнута, парализовало Линет, и, почувствовав это, Райс постарался, несмотря на хрипоту в голосе, как можно мягче объяснить своей юной возлюбленной:
– Пойми, я готов отдать все за твое признание и за обладание тобой, но ценой за это будет только моя честь.
Линет, не шелохнувшись, слушала это страшное признание, навеки лишающее ее даже надежды на счастье. Блики очага заплясали вокруг девушки адским пламенем.
– Кажется, мы прибыли в не совсем подходящий момент, сестра!
Райс невольно расправил плечи, радуясь тому, что он стоит к дверям спиной, позволяющей своей шириной скрыть от вошедших слишком откровенное выражение лица Линет. Резко повернувшись так, чтобы девушку по-прежнему не было видно, он посмотрел на говорившего – невысокого чернявого и жилистого мужчину немного старше его самого – убийственным взглядом.
– Человек снаружи сказал нам, что ты здесь и что недавно ранен. Мы стучались, но, не дождавшись ответа, решили, что причиной твоего безмолвия является твоя рана, и поэтому вошли сами.
Мягкие вкрадчивые слова на этот раз произнесла обворожительно-красивая женщина, в ясных голубых глазах которой светилось явное презрение. Волосы ее были едва убраны, и густая темная волна их соблазнительно подчеркивала округлые стройные формы тела.
Линет, оправившись от первого шока, с некоторым любопытством выглянула из-за широкого плеча Райса и, увидев незнакомку, была совершенно сражена ее красотой, с которой ее собственные прелести не шли даже ни в какое сравнение. Правда, в последнем Линет так и не решилась себе признаться.
– Но, на деле, как вы видите, я пребываю в добром здравии, а моя рана не требует ничьей помощи. – Райс замолчал и намеренно медленным, вызывающим взглядом обвел своих непрошеных гостей и двух неприветливых молодцов за ними – очевидно, стражников. – Леди Линет, будьте любезны, познакомьтесь еще с одним высокородным уэльсцем! – Принц легонько подтолкнул девушку вперед. – Принц Каудр Дайфисский – и его милейшая сестра Гвендолин.
Сияющие сапфировые глаза снова смерили Линет ленивым презрением, и девушке отчаянно захотелось спрятаться обратно за надежную спину Райса. Однако гордость пересилила унижение и страх – Линет почти с вызовом ответила на взгляд красавицы, и этот молчаливый поединок, к счастью, не дал девушке возможности заметить куда более опасный и неприятный взор второго гостя.
– Каудр, – возобновил свою надменную речь Райс, – если вы прибыли, чтобы увидеть Гранию, то опоздали. Она только что ушла с корзиной продуктов для помощи одному семейству.
– Нет. – Голова Каудра, уже обильно присыпанная сединой, качнулась, но глаза, не отрывавшиеся от лица Линет, так и остались застывшими. – Ради Грании я не пустился бы в такое путешествие, в отличие от Гвендолин, проделавшей его для тебя. Это она беспрестанно настаивала на этом визите, чтобы заставить тебя поспешить наконец с выполнением обещанного.
При этих словах брата тяжелые ресницы Гвендолин опустились на щеки, словно в подтверждение сказанного, а пальцы нервно вздрогнули. Было очевидно, что ее удерживает от того, чтобы немедленно броситься на грудь к Райсу, только присутствие неизвестной леди. Линет же не верила своим глазам и все еще не хотела понимать, что же именно было обещано златокудрым принцем этой красавице.
– Не заставляй же меня ждать так долго, Райс. – Жеманный голос звучал приглушенно, и над сапфировыми глазами то и дело кокетливо мелькали длинные ресницы. – Сколько же можно откладывать церемонию помолвки?!
Линет прикусила губы, совсем забыв, что принц Дайфисский по-прежнему не сводит с нее глаз.
– Ах Райс, клянусь, заставлять Гвендолин ждать слишком долго действительно опасно. – И Каудр послал Райсу обвиняющий взгляд, полный скрытой угрозы.
Однако принц Уэльский спокойно встретил все эти речи и лишь удобней скрестил на груди смуглые руки.
Взбешенный, Каудр что-то невнятно прорычал и, подойдя к Райсу поближе, удвоил ставку:
– Больше того, твое могущество благодаря этому союзу возрастет, если вечными узами соединимся и мы с Гранией. Впрочем, об этом мы поговорим после.
– Поговорим, поговорим, – ответил небрежно Райс, пряча свои истинные чувства под привычной усмешкой и в душе упрекая себя за слишком рано начатую оборону, но вопрос о браке Грании ему хотелось обсуждать еще меньше, чем собственную помолвку. – В твоих словах есть правда. Союз наших народов будет бесценен для нас обоих. Но тем не менее, как я уже не раз говорил, я не могу возложить на себя ответственность за это сейчас, когда меня призывают дела и решения более срочные. – Райсу удавалось оттягивать свою помолвку уже месяцами, а теперь он и тем более не хотел о ней думать. Перспектива быть навеки связанным с женщиной лживой, эгоистичной и требовательной ужасала принца всегда, но сейчас, когда сердце его было отдано нежной и ласковой коноплянке, становилась и вовсе отвратительной. – Что же касается будущего Грании, – резко продолжил он, опасаясь, что слишком явно загляделся на свою сладкоголосую птичку, – то она стала вдовой совсем недавно, а потому нуждается сейчас в покое. – Он лениво пожал плечами. – Может быть, когда придет время утихнуть ее тоске, я буду иметь возможность неразрывно соединить наши владения. – "Или же, – как горячо молился Райс про себя, – Бог даст мне какие-нибудь другие возможности избежать этого постылого союза".
Линет все это время стояла ни жива ни мертва, пребывая в полной уверенности, что Райс поглощен обольстительной красавицей, которая играла кружевами воротника, то открывая, то закрывая полную шею, словно обещая этим некие запретные наслаждения. Слезы уже давно жгли девушке глаза, и она вынуждена была опустить голову, уставясь на подол домашнего платья, одолженного ей Гранией; его скромность и непритязательность снова и снова напоминали ей, что никогда серенькая коноплянка не сможет тягаться с роскошным оперением павлина.
– Ты говоришь о делах и решениях первоочередной важности, но, послушай, старина, не есть ли альянс между нашими семьями и народами самое важное и самое безотлагательное дело, которое нужно решить немедленно, дабы в дальнейшем оно не вызвало опасных затруднений? – Серые глубоко запавшие глаза Каудра были горячи и жестоки. – Захоти ты сейчас отразить нападения врагов как с запада, так и с востока, – продолжал он, – твои войска будут разбиты, и ты станешь почти беззащитным. – Беспощадный взгляд снова упал на Линет, как топор на шею жертвы. – И скоро ты потеряешь все, чего такими жертвами добился.
– Правда твоя, это будет для меня тяжелым ударом, ибо ни забытым, ни изгнанным я быть больше не желаю. – Райс произнес это совершенно бесстрастно и, желая сменить тему, а более всего избавиться от неотступного томного и жаждущего взгляда Гвендолин, неожиданно задал нелепый в данный момент вопрос: – Не присоединитесь ли вы к нашей скромной трапезе? Кажется, у нас еще осталось чудесное тушеное мясо с чабрецом!
Вопрос этот наконец дал Райсу возможность отвернуться от Гвендолин, подойти к очагу и достать оттуда ароматно пахнувший горшок. С улыбкой он протянул его гостям.
– Нет. Мы благодарны за приглашение, но нас ждут иные, более срочные дела. – Каудр сделал знак страже, и те расступились, освобождая ему и сестре проход к двери.
– Но запомни, Райс, – Гвендолин посмотрела через плечо влажными глазами, – есть предел и моему терпению, и сдержанности Каудра.
Гости ушли, но еще долго сладострастный голос Дайфисской принцессы звучал в ушах Линет болью и отзывался тоской в сердце Райса. Девушка совсем сникла, погруженная в воспоминания о властной красавице и своих несбыточных мечтах. Ясно виделось ей теперь, что недавние пылкие уверения Райса были всего лишь вежливым ответом на ее необдуманное признание, а вовсе не ответным признанием в любви. И, как водится у всех влюбленных девушек, Линет вскоре начала во всем обвинять Райса.
Он же, видя, как опечалена Линет, как все более алыми становятся ее губы от постоянного прикусывания, всеми силами хотел ее успокоить, но, боясь снова потерять над собой контроль, не осмеливался даже подойти к ней поближе.
В конце концов девушка почувствовала на себе теплый ободряющий взгляд принца, но приписала его лишь учтивому состраданию, которое теперь было ей оскорбительно. Она с отчаянием выпрямилась, гордо подняла подбородок и взглянула прямо в опасную черную глубину его глаз, решив вынести все, даже самую унизительную насмешливую улыбку жалости. Но в этот момент ей неожиданно пришел в голову один вопрос, о котором она в переживаниях, казалось, совсем забыла.
– Послушай, Райс, помнишь, когда я прибежала, чтобы предупредить тебя о засаде отца в Абергеле, ты обещал мне рассказать, откуда тебе уже известно о ней? Помнишь, ты говорил, что, если будет свободное время…
Золотые брови изумленно поползли вверх при столь неожиданном вопросе. Разумеется, он не забыл о своем обещании – жаль только, что давал он его в полной уверенности, что с Линет он больше никогда не увидится.
– А сейчас, – настаивала Линет, – сейчас как раз есть это время!
– Есть, черт побери, но, поверь, лучше бы тебе не знать всей правды, ибо она не сделает тебя счастливой. – Райсу отнюдь не хотелось причинять девушке еще больше страданий.
– Но почему? Потому, что твоим рассказом будет нанесено оскорбление чести моего отца? Но ведь ее нельзя оскорбить сильнее, чем это сделал он сам, устроив здесь засаду!
Глаза принца совсем почернели, потому что он, не разделяя опасений Оувейна относительно нечестности девушки, все же не был убежден, что дочери врага следует знать обо всех тонкостях и деталях опасной военной игры. Увы, обещание было дано, а нарушать свое слово Райс не привык.
– Много ли знаешь ты о том далеком времени, когда твой отец впервые посетил замок Рэдвелл в качестве сеньора, избранного Завоевателем для управления сакскими землями?
– О, только то, что он храбро сражался под знаменами Вильгельма и был за это награжден феодом Рэдвелл.
Что ж, для начала этого было вполне достаточно.
– Итак, только это?
Линет кивнула, и свет очага снова заплясал в ее янтарных кудрях.
Значит, правда. Губы Райса невольно искривила злая улыбка. Бедной девушке известна только приукрашенная сторона минувших событий, и это делает его задачу еще более тяжелой. Принц ласково попросил Линет сесть за стол как раз напротив его самого.
– Герцог поручил Годфри обеспечить сервам замка вполне сносную жизнь, дабы они могли плодотворно трудиться на благо завоевателей, но для этого надо было еще овладеть замком, а дело это, как ты знаешь сама, весьма и весьма нелегкое и кровавое.
Линет опять кивнула; обо всем этом она уже догадывалась, слушая постоянную болтовню слуг в замке, и в этом еще не было ничего ужасного.
– Молодой Годфри так и сделал, но, увы, не учел одного – возраста и опыта своего противника. Сакс-кий хозяин Рэдвелла Сайвард решил вместо ненужной и кровопролитной бойни вступить с норманном в переговоры и в обмен на мирную сдачу замка взял у твоего отца три клятвы, произнесенные на Святом Кресте. – Райс на минуту умолк и посмотрел в широко раскрытые глаза сидящей совершенно неподвижно юной норманнки. – Первой из них была клятва Годфри о сохранении в неприкосновенности и мире Уэльских земель, отошедших в качестве приданого старшей дочери Сайварда, Эмме, моей матери. – При этих словах Райс чуть-чуть улыбнулся. – Тогда прошло еще всего несколько лет с того времени, как она вышла замуж за принца Гриффина Кимерского, моего отца. Второй же клятвой Годфри обещал отдать в субфеод единственному оставшемуся к тому времени в живых сыну Сайварда земли Нортленда. – Испуганные глаза смотрели на рассказчика не мигая. – Здесь твой отец поставил условие: Озрик должен принести ему клятву на верность.
