Текст книги "Песня орла"
Автор книги: Мэрилайл Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 14
Мрачно взирал хмурый граф Годфри со своего высокого кресла на компанию, собравшуюся в зале к первой утренней трапезе. За вчерашний день они обыскали все закоулки Рэдвеллских земель, прихватив и добрую порцию земель Уэльских, – Линет не было нигде. И все же граф продолжал упорно отрицать ядовитые слухи, уже достигшие его ушей, что любимая дочь предалась в руки злейшего врага.
Кто мог ожидать от тихой покорной коноплянки столь нечестивого поступка?! О разумеется, никто и никогда. И в разгоряченном мозгу графа этот поступок дочери начинал почему-то все больше связываться с провинностью проклятого Эдольфа. Ведь если бы этот негодяй как подобает соблюдал свои обязанности, Линет не была бы похищена, – а Годфри, наперекор всем фактам, верил только в такую версию исчезновения дочери и считал теперь стражника самым настоящим пособником подлого уэльсца.
Итак, решено: как только он освободится от тех обязанностей и дел, что занимают всегда почти все свободное время сиятельного лорда, он непременно спустится в донжон и как следует выпытает все, что только возможно, у низкого предателя. Пусть-ка молодец, во-первых, расскажет, почему он пошел на такое дело, а во-вторых, в деталях объяснит, где и зачем сейчас силой удерживают его дочь. Ну а если он откажется ответить на эти простые вопросы, то в башне найдется немало инструментов, начиная от кнута и заканчивая дыбой, чтобы добиться любого признания.
И все присутствующие невольно вздрогнули, увидев в глазах графа огонь гнева и ненависти, огонь такой силы, что смутился даже сидящий с ним рядом сын.
– Алан, – Марк осторожно склонился к уху брата, неловко замершего на высоком стуле подле отца, – а что ты скажешь, если сегодня мы все-таки отправимся на площадку для боевых упражнений, и пораньше, пока она еще не занята воспитанниками? Ты наконец-то покажешь мне свои новые приемы фехтования, ну те, о которых ты говорил мне по возвращении.
Такое приятное предложение Марка успокоило страх мальчика и осветило его лицо неподдельным восторгом.
– Я готов! – С непосредственностью подростка он тут же рывком отодвинул от себя тарелку и умоляюще взглянул на брата. – А можно пойти прямо сейчас?
Марк громко рассмеялся, и этот уверенный смех, гулко раздавшийся в тяжелом полумраке зала, приковал к себе любопытствующее внимание многих, кто недолюбливал этого сурово-красивого старшего графского сына.
– Ну, если наш господин позволит нам выйти до окончания трапезы… – Серебристые глаза бесстрашно сощурились в сторону отца.
Годфри виновато поморщился, ибо ощутил внутреннюю досаду на то, что смятение, вызванное пропажей дочери, не дало ему столь редко выпадающей ему возможности побыть сразу с обоими сыновьями. Но, увы, его призывали к себе обязанности, от которых ни один уважающий себя сеньор не откажется в угоду своим собственным желаниям, – обязанности разрешать споры вассалов и даже мелкие дрязги сервов. А при этих делах мальчикам было лучше и не присутствовать. Словом, Годфри нахмурился, но довольно добродушно ответил:
– Да-да, Марк, забери брата, и насладитесь оба прекрасным днем, который наступил несмотря на столь дурную ночь. – Он даже попытался доброй улыбкой поприветствовать обоих поднявшихся из-за стола молодых людей.
На мгновение Марк почувствовал сострадание к человеку, чье разрешение повлечет за собой такие неприятные и далеко идущие последствия, но тут же заглушил в себе это ненужное чувство и, положив руку на кудрявые каштановые волосы брата, повел его вон из зала. О, слишком долго выслушивал он материнские жалобы и упреки, слишком близко принял он к сердцу призывы и обещания дяди, и теперь у юноши не было другого выбора, кроме решительных действий.
Сидящий по левую руку от Годфри Озрик едва смог при виде уходящих графских сыновей сдержать радостную победную улыбку. Значит, Марк все-таки прочувствовал необходимость жестокого шага, и цель их обоих близка. А скоро – очень скоро, если все пойдет по задуманному плану, – свершится и последняя месть. Делая вид, что всего лишь катает из хлеба шарики, Озрик самодовольно потер руки; последний ход будет принадлежать только ему.
Триумф разливался по лицу сакса, но он вовремя сумел изобразить подобающую случаю печаль, когда несчастный граф закончил есть и резко поднялся. За ним немедленно встали и все, сидевшие ниже. Часть гарнизона снова отправилась на бесплодные – и, как все уже понимали, бесполезные – поиски, а другая занялась обыденными дневными делами.
Переполненный нетерпением поскорее начать и закончить свою почетную, но зачастую изнурительную обязанность председательствующего в суде сеньоров, Годфри приказал слугам поспешить с уборкой главного зала, и целая армия домашних работников тут же принялась беспорядочно перетаскивать столы, выставляя их ровной линией вдоль стен и складывая ненужные сейчас козлы в отдаленных темных углах.
В этой шумной суматохе Озрик благополучно выскользнул на лестницу, ведущую в подвал донжона, никем не замеченный. Быстро пройдя слабо освещенный каменный проход, сакс на секунду задержался на последней ступени, позволяя глазам привыкнуть к полумраку помещения, где едва горел, затухая, единственный смоляной факел.
Здесь до этого содержались воины, запятнавшие себя трусостью и отступлением в последней битве, и многие из них были столь сурово наказаны плетью, что уродливые шрамы, вероятно, должны были остаться навсегда на их лицах как позорное напоминание о том, что они предали своего господина. Правда, спустя несколько часов после расправы граф благоразумно вернул их обратно наверх и заставил исполнять свои обязанности, вполне справедливо видя в этом больше толку, чем от бесцельно проводящих время здоровых мужчин, гниющих в сыром подвале. Словом, сейчас в подвале донжона сидел взаперти лишь один несчастный Эдольф, от которого исходил отвратительный запах гнилой соломы, немытого тела и нечистот.
Озрика передернуло, но, не задумываясь, он шагнул почти вплотную к железной решетке.
– Я пришел с добром и принес тебе некий дар, – вкрадчиво начал сакс, но уже ни во что не верящий Эдольф резко отпрянул в самый дальний угол загаженной клетки.
– Как же, поверить тебе, так ты напакостишь еще хуже проклятого щенка!
– Дурень ты, дурень, ведь нет ничего глупее, чем отказываться от свободы, которую я тебе сейчас предлагаю! – И в руке у Озрика блеснул ключ, похищенный у графа, напившегося в прошлую ночь до положения риз.
Эдольф недоверчиво подошел поближе, но снова отступил назад.
– А тебе-то какой прок от этого "дара"?
– Вот олух так олух! – Улыбка Озрика сопровождалась на этот раз хриплым смешком. – Не хочешь, как хочешь. Ничего не стану для тебя делать, мне будет только спокойней.
Эти слова почему-то успокоили несчастного, и он подошел вплотную к решетке.
– В ту ночь, когда ты так глупо попался, исчезла и графская дочь. Отец, разумеется, подозревает этого Орла, кого же еще! Негодяй, вероятно, на этом не остановится и утащит также и твоего «приятеля», злого мальчишку. В конце концов все, конечно, образуется, принц будет наказан, дети возвращены, да только для начала граф все же найдет какого-нибудь козла отпущения, на котором и выместит весь свой гнев и отчаяние. А последнего-то я и не хочу.
– А козлом этим, значит, буду я? – Лицо Эдольфа дрогнуло.
Озрик довольно кивнул, и оранжевый свет факела зловеще заиграл на его проплешинах.
– Вот именно. Раньше или позже, граф все равно сорвет на тебе зло за все несчастья, пусть даже они никакого отношения к тебе и не имеют. Но я-то человек порядочный и пытался уже отговорить его от этой затеи – увы!.. – Озрик театрально раскинул руки, в которых заманчиво поблескивал металлический ключ. – Увы, и тогда я решил сам спасти тебя от позорной и страшной участи. – Голос сакса вновь стал тихим и вкрадчивым. – Так прими же мой дар, а вместе с ним и тайную переправу в Нортленд, где тебе будет обеспечено надежное убежище.
Никогда бы наученный жизнью Эдольф не поверил сладким речам и лживым обещаниям известного всему Рэдвеллу предателя, но соблазн вырваться на волю был столь велик, что отказаться от него казалось невозможно; а уж на свободе-то он сам сумеет позаботиться о себе. Узник решительно тряхнул нечесаной головой, и Озрик моментально отпер вонючую клетку. Дверь, скрипнув, широко растворилась, выпуская Эдольфа, который немедленно последовал за своим освободителем, грубым шепотом посвящающим его в подробности побега из столь негостеприимных стен замка Рэдвелл.
Встало солнце, и огромный нижний зал дома принца Уэльского наполнился яркими лучами солнца, бьющими сквозь раскрытые ставни. Однако победный свет весьма плохо гармонировал с хмурыми лицами двоих мужчин и мальчика-подростка.
– Я и сам толком не понимаю, что все это значит, да и уж так ли это важно, но Оувейн считает, что ты должен быть в курсе. – Серьезные глаза Дэвида упрямо посмотрели на утомленного Райса.
Вчера, вернувшись с прогулки по лесу, мальчик в подробностях описывал старшему брату все те странные встречи, свидетелем которых он был, а тот, не говоря больше ни слова, немедленно повел его к самому принцу, чтобы Дэвид рассказал Райсу эту таинственную историю от начала и до конца. Мальчик так и сделал, добросовестно постаравшись ответить на попутно возникающие вопросы.
– Ты поступил правильно, и я очень благодарен тебе за помощь. – Райс протянул смущенному мальчику широкую ладонь, и тот, сознавая, какая честь оказывается ему подобным жестом, с горделивой радостью поспешил подать свою.
Стоявший за спиной брата и не проронивший ни слова, Оувейн неожиданно откашлялся и тихо проговорил:
– Ну, тогда пошли-ка поскорей, мой мальчик. Дома дел видимо-невидимо.
Дэвид послушно поднялся и встал рядом с братом. Райс молча им улыбнулся и еще раз мысленно поблагодарил Бога за то, что у него есть такой друг, с которым можно обсуждать не только дела войны, но и темы, касающиеся любви, женщин, неудавшихся помолвок и поруганных невинностей. Обо всем этом они с Оувейном успели весьма горячо переговорить, когда ранним утром бородач нашел его на подозрительно спокойной границе и попросил приехать выслушать рассказ брата. И теперь принц понимал, что невообразимое количество домашних хлопот ничто по сравнению с одной-единственной и самой главной – найти Гранию. Выигравший бой, проигранный Райсом, Оувейн поднялся сегодня ни свет ни заря и с ужасом обнаружил, что его возлюбленная Грания исчезла. Не оказалось ее и в доме Райса, который все утро мучился вопросом, чем вызвано нежелание сестры вернуться туда: опасением, что ее действительно выдадут замуж за нелюбимого или же упорным неверием в его невиновность?
Линет весь этот разговор просидела у очага, протягивая к огню зябнущие тонкие пальцы и гадая, преуспела ли Грания в своем деле или нет. Однако по лицу молчаливого бородача ничего понять было невозможно. И девушке оставалось лишь предаться собственным сладким воспоминаниям о победе. Но все же таинственная история, поведанная Дэвидом, немного отвлекла ее, и с возрастающим любопытством Линет стала прислушиваться к беседе за столом. Возможная интрига меж Озриком и принцем Каудром поставила перед ней множество неразрешимых и тревожных вопросов, в результате чего она оказалась совсем неподготовленной к недвусмысленным намекам – а возможно, и обвинениям – в ее адрес со стороны Оувейна. В растерянности девушка обернулась к Райсу, ища у него защиты и объяснения столь явно выраженной неприязни бородача, но тот уже шел к дверям, чтобы проводить братьев.
– Пайвел! – Звучный голос пронесся над окрестностью, сзывая личную охрану во главе с восторженным юношей, и мощная фигура принца в ожидании замерла в дверном проеме.
Сегодня утром Линет проснулась в одинокой постели своей спальни и на мгновение затосковала о сильных горячих руках. Но это продолжалось действительно только мгновение, ибо живая память о минувшей ночи была выиграна, она осталась победительницей, но это счастливое чувство было жестоко обмануто, когда Линет, спустившись вниз, обнаружила, что Райса давно уже нет в доме. Увы, она лишь обманом получила то, чего он не хотел и не имел права ей дать. Сознание этого обмана вскоре подтвердилось и непроницаемым, как скала, холодным выражением лица принца, когда тот появился в сопровождении обоих братьев.
Разумеется, Линет с самого начала знала, что Райс никогда не простит ей этой украденной ночи, и теперь постаралась заслонить свое сердечко как можно прочнее и от боли неразделенной любви, и от гнева обманутого человека, которого она победила, застигнув врасплох, беззащитного и спящего, а то, что могло быть поставлено в заслугу доблестному воину, женщине всегда будет засчитано лишь как хитрая и непорядочная уловка. И теперь Райс имеет полное право обвинять ее именно в преследовании, то есть в том, что она упорней всего отрицала.
Открытие это было ужасно. Линет глухо застонала и заставила себя отойти в дальний угол комнаты, где лежали продукты для завтрака, который начали приготавливать, но бросили. Лучше заняться делом, и тогда, возможно, обиды и унижение отступят.
Подняв тяжелый кубок, чтобы поставить его на пустой еще стол, Линет заметила, что Райс вышел на улицу и разговаривает о чем-то вполголоса с Пайвелом, а молодой человек при этом поглядывает на нее с каким-то странным любопытством. Это заставило бедняжку Линет подумать об изменившемся отношении к ней еще и юного сподвижника принца, начавшего, вероятно, так же, как и Оувейн, подозревать ее в предательстве. Но неужели даже в его чистое сердце закралась мысль о том, что она вернулась в Кимерскую землю лишь для выполнения безумных целей своего отца?! Неужели в это поверил, наконец, и сам Райс, Райс, чью жизнь она так недавно спасла от кинжала отцовского наемника?! Но почему же тогда они разговаривают шепотом и Пайвел смотрит на нее так дико? Все утро Линет готовила себя к тому, чтобы отважно встретить реакцию принца на свою ночную вылазку, но все же оказалась не готовой к настолько открытой неприязни.
Наконец Райс и сам поглядел на нее, увидев в ответ лишь полные отчаянной боли глаза, в которых застыла безнадежность. Тогда он попытался ей улыбнуться, но улыбка получилась насмешливой и горькой и лишь усугубила ее тоску, а самого Райса полоснула по сердцу острым чувством вины. До сих пор не решался он заговорить с девушкой о событиях минувшей ночи, и вместо того чтобы стоять, молодецки упершись руками в бедра, он должен был броситься к ней и утешить.
– Сегодня утром я встретился со своими людьми, охраняющими восточную границу, и обнаружил, что твой отец оставил ее без боя. По крайней мере пока.
Она, как во сне, медленно пошла ему навстречу, но, мысленно проклиная себя за это, Райс немедленно восстановил меж ней и собой преграду, мгновенно потушившую затеплившуюся было надежду в потеплевших глазах.
– Эта неожиданная передышка дает мне шанс возместить причиненный урон, и потому я отправляюсь на границу немедленно. Вернусь же не раньше ночи. Впрочем, если Оувейну удастся выполнить свою задачу – а в этом я почти не сомневаюсь, – то скоро сюда прибудет Грания.
Что скрывалось за словами о задаче Оувейна и имели ли они отношение к ночным планам самой Грании, Линет так и не поняла, но укоризненный взгляд, сопровождавший их, еще больнее заставил ее устыдиться своей собственной ночной победы. Она кивнула, но Райс уже отвернулся и плотно закрыл за собой дверь, поглотившую и его высокую фигуру, и яркий солнечный свет.
Линет потерянно уселась неподалеку от очага. Молчаливое презрение принца повергло ее в смутное отчаяние, но под ним уже медленно и верно стало разрастаться пламя возмущения. Как смеет он презирать ее за то, к чему так явно стремился и сам?!
Вопрос этот был неожиданным, и мысленный ответ на него занял у девушки немало времени, а тихие слезы беззвучно и бесконечно капали на грубое платье и стиснутые пальцы. Час бежал за часом, но наконец Линет поднялась и увидела, что солнце давно уже в зените. Тогда она торопливо бросилась доставать из поставленных у стенки холщовых мешков заготовленную провизию. Нужна была еще и вода, обычно стоявшая снаружи у входной двери. Настроенная не терять больше ни мгновения на пустые эгоистичные размышления, Линет вышла на улицу и приветливо помахала рукой Пайвелу, по каким-то таинственным причинам снова обрабатывающему уже вспаханную землю неподалеку. Но воды в ведре тоже не оказалось, и девушка, почти обрадовавшись этому, обогнула дом и направилась к маленькому источнику, весело бьющему в тени невысоких зеленых деревьев. Линет наклонилась над родником, стараясь не замочить подол платья и не поскользнуться на влажной гальке. Медленно встав и едва удерживая равновесие под тяжестью наполненного ведра, она краем глаза заметила вдруг неподалеку какой-то странный холодный блеск и, подняв глаза, коротко вскрикнула – прямо к ней стремительно приближался какой-то человек, и в его поднятой и уже согнутой для удара руке сверкало широкое лезвие отточенного кинжала.
Не задумываясь ни на секунду и даже не успев позвать на помощь, Линет, сама не соображая, что делает, размахнулась и с силой ударила незнакомца наполненным ведром прямо по голове. Он тут же упал бездыханным, а вылившаяся из ведра вода облила второго человека, незаметно шедшего следом.
Вода струйками стекала со светлых волос Райса, с его носа и подбородка, а неудержимый хохот принца громко разносился над всей лужайкой. Но только он открыл рот, чтобы заговорить, как внимание его привлек человек, уже обогнувший угол дома. Но выхватывать висящий на поясе меч было уже бесполезно, поскольку юный Пайвел одним умелым ударом сзади повалил неудачливого нападающего лицом на взрытую землю, вырвал у него из рук кинжал и забросил его далеко в непроходимые колючие заросли, не убирая, однако, своего ножа от судорожно бьющегося горла.
– Благодарю тебя, Пайвел! – тихо и серьезно сказала Линет, вызвав тем самым на лице юноши широкую улыбку.
Пайвел чувствовал, что за сегодняшний поступок и Райс и Линет простят ему тот промах, когда он так глупо и невнимательно упустил предыдущего лазутчика, за что девушке пришлось поплатиться глубоким обмороком и страхом.
– Линет, сходи в дом и принеси оттуда какую-нибудь старую рвань да из ящика под лестницей прихвати веревки покрепче. Мы с моим другом, – Райс ласково и многозначительно поглядел на Пайвела, – покажем нашим непрошеным гостям, что такое настоящее гостеприимство.
Девушка, не медля, выполнила просьбу принца, и через несколько минут рты обоих незнакомцев были заткнуты, а руки и ноги прочно связаны. Райс хотел было поручить отнести полубесчувственные тела своему молодому соратнику, но потом, верно рассчитав, что юноше такая ноша будет не под силу, сам взвалил их себе на плечи, а Линет заново наполнила водой чуть смятое ведро и бодро пошла рядом.
Остановившись у небольшого каменного строения за домом, Райс слегка обернулся к ней.
– Теперь мы справимся сами, а ты ступай домой и накрепко закрой все ставни и двери. Никому, кроме меня, – не открывать. – Он вздохнул и торопливо добавил: – Ну и, разумеется, Грании с Оувейном.
Все еще дрожащая от страха, Линет покорилась неохотно, хотя ноги едва держали ее, а ведро чуть не волочилось по земле. Тем не менее она еще долго стояла поодаль, не отрывая глаз от своего мокрого златокудрого героя.
Глава 15
Войдя в дом, Линет сделала все, как просил Райс: крепко затворила дубовые ставни и на обитой железом двери задвинула тяжелый засов. Наступившая тьма снова вернула мысли девушки на печальный путь тоски и отчаяния, порой освещаемый лишь слабой надеждой на то, что подосланные убийцы докажут наконец всю ее невиновность и непричастность к интригам.
Тем более что одного из них она даже узнала: это был не кто иной, как один из сопровождавших принца Каудра стражников. Вероятно, принца насторожило присутствие в доме Райса какой-то норманнской девицы и он побоялся, как бы она не стала соперницей его сестре. Беспочвенные опасения! Нехорошо было лишь то, что, благодаря ее присутствию, Райс приобрел еще одного хитрого и опасного врага, помимо графа Годфри. А тут еще и сакский дядюшка! Ведь недаром встречались Озрик и принц Дайфисский в глубокой тайне и под покровом леса!
Однако опасения оставались лишь опасениями, предпринять ничего Линет все равно не могла, и ей оставалось лишь снова взяться за приготовление пищи. Для начала, чтобы разогнать угнетающую темноту, девушка зажгла побольше свечей в медных подсвечниках, часть из них она поставила на стол, а часть водрузила на очаг и полки по стенам. Но, в отличие от Рэдвелла, где пользовались специальными тонкими свечами с насечками, которые позволяли определять уходящее время, здесь ничто не могло помочь Линет определить, сколько времени находится она в этом пустом уединенном доме. Прошло еще немного времени, и, нарушая стылую тишину, в дверь уверенно и сильно постучали. Обрадовавшись тому, что кто-то наконец нарушит ее уединение, и тому, что еда была уже готова, Линет бросилась к двери.
– Кто там? – громко спросила она, и в двух этих коротеньких словах прозвучали надежда и радость.
– Райс.
Не узнать этот низкий бархатный голос было невозможно. Сердечко Линет заколотилось, готовое выскочить из груди, и она ловко отодвинула тяжелый засов. Дверь приоткрылась, позволив девушке на миг увидеть неверный свет солнца, заходящего в голубоватый прозрачный туман, и на пороге высокую фигуру принца. Он вошел и быстро запер за собой двери.
– Ужин ждет тебя. – Медовые глаза осматривали Райса внимательно и настойчиво, словно желая удостовериться, что он действительно жив и невредим. Убедившись, что с возлюбленным все в порядке, Линет уже весело махнула рукой в направлении стола.
Глаза Райса, не отрываясь, последовали за ее жестом и брови немедленно поползли вверх в полном удивлении. Дивные ароматы курились над столом, сервированным слишком роскошно и празднично для обыкновенного ужина. Неужели эта девочка успела устроить такой пир за те несколько коротких часов, что миновали с момента нападения?! Тогда, вероятно, ей пришлось дьявольски потрудиться!
Линет и действительно поработала на славу, стараясь приготовить изысканный и обильный ужин на двоих, а испытанный недавно страх и волнения за Райса только придали ей расторопности и сил. Зато теперь она с наслаждением наблюдала, с каким удовольствием Райс садится за стол.
А разнообразие блюд было действительно велико. Посередине стояла большая тарелка с олениной. Тонко нарезанная и залитая густой подливой, она прежде была дважды прокипячена, с тем чтобы она освободилась от соли, в которой она хранилась. Рядом красовался кролик, прожаренный на вертеле до хрустящей золотистой корочки. Разумеется, именно эти мясные блюда в первую очередь привлекли внимание Райса, но рядом было полно и тарелочек поменьше: гороховый суп с ячменем, сыр, взбитый с маслом и травами и уложенный причудливой соблазнительной горкой, и, кроме того, вчерашний хлеб с серединой вынутой и замененной начинкой из масла с фенхелем. На закуску же предназначались яблоки, испеченные в собственном соку с хмелем. Подбор же кушаний был отнюдь не случаен, ибо все это время Линет постоянно приглядывалась к Райсу и скоро изучила, что именно он любит больше всего.
– Неужели ты поняла мои слова о настоящем гостеприимстве так буквально? – рассмеялся принц. – Но здесь многовато даже для троих мужчин и дамы! – Райс пытался говорить серьезно, но его выдавали озорно блестевшие глаза. – Или мне еще неизвестно о прибытии целой орды незваных гостей?
Линет зарозовела и тихо прошептала:
– Просто я знаю, что ты устал от постоянной тушенки и наверняка порадуешься и небольшому разнообразию. – Наградой за эту фразу была широкая и открытая улыбка.
Принц нетерпеливо поднял крышку горшочка с супом, и его обдало горячим густым паром, который, казалось, смыл с его лица выражение напряженности и вины, не покидавшей Райса с той злополучной ночи. Он облегченно вздохнул и заговорил уже свободней:
– Я, конечно, не карлик, и аппетит у меня отменный, но все же боюсь, что здесь многовато даже для двоих таких, как я. А ты, насколько мне известно, тоже не обжора, и доесть остатки силенок у тебя не хватит!
Линет обеспокоенно поджала нижнюю губу, а затем решилась сделать весьма смелое предложение:
– Я думаю, что после того, как мы поедим, ты позовешь сюда Пайвела и разрешишь ему унести остатки домой.
На самом деле ни о чем подобном она и не думала, но сейчас ей вдруг захотелось сделать счастливым и юношу, который так доблестно помогал им избавиться от врагов.
– Ведь Пайвел и дети непременно обрадуются этому подарку так же, как обрадовались и тем запасам, что мы с Гранией послали им две ночи назад?
– Конечно! Так что поздравляю тебя с такой доброй и благородной мыслью! – Улыбка Райса была насмешливой, но комплимент звучал вполне искренне, несмотря на то что посылались его продукты и без его ведома.
Он уселся за стол и аккуратно расставил по нему тарелки, так что все они выстроились по ранжиру, от большой до маленькой, а затем, когда Линет полила кролика ароматным соусом прямо с огня, Райс поднял кубок и выпил, не говоря ни слова, за девушку, столь удивительно преобразившую его жизнь. Впрочем, пить было совсем необязательно, ибо принц был и так пьян от ее близости, от худого гибкого тела, почти скрытого под грубым домашним платьем, от зарумянившихся смущением щек и от таинственно блестевших в свете очага волнистых волос. Линет под этим взглядом краснела все больше и больше, и только тогда, когда она зацвела, как мак, Райс догадался, что смотрит на нее, подобно глупому мальчишке, уже не минуту, не две, а гораздо дольше. Он нахмурился и тотчас же опустил глаза вниз, принявшись наконец за кролика.
Чувствуя, что сердце ее от близости Райса колотится все сильнее, Линет осторожно присела на дальний край заставленного стола и потихоньку стала наблюдать, как красиво и мужественно ест ее герой, великолепным жестом поднося хлеб к твердо очерченным губам. И воспоминания о том, как эти губы прижимались к ее губам, как жгли они ее обнаженное тело, волей-неволей заполонили ее. Увы, это были уже лишь воспоминания, и, чтобы отогнать их, Линет резко тряхнула головой и попыталась заставить себя поесть. Но волнения пережитых дня и особенно ночи настолько выбили ее из привычной колеи, что она никак не могла заставить себя проглотить хотя бы кусочек из того, что было приготовлено ею с такой любовью. Благо, Райс и не уговаривал ее есть. Вместо этого Линет нашла пустую корзину, несколько горшков и чистых тряпиц и начала тщательно собирать еду для многочисленного семейства Юнид. Это, однако, не мешало ей внимательно следить за принцем и вовремя менять тарелки, подставляя все новые и новые кушания.
Райс закончил трапезу как раз тогда, когда она накрывала тряпочкой собранную корзину, и тут же веселым громким голосом позвал Пайвела. Тот появился на зов почти мгновенно, из чего Линет заключила, что юноша находился где-то совсем неподалеку. Неужели он охранял ее даже тогда, когда Райс был рядом? Но ведь это совершенно бессмысленно, тем более что дом накрепко заперт на все запоры. Тогда, возможно, он просто сторожит в сарае этих двоих?
Юноша попросил разрешения позвать и своего отца, который, как уже знала Линет, большую часть времени проводил в патрулировании восточной границы, а теперь наконец и въяве предстал перед ней. Он оказался точной, но постаревшей копией своего жизнерадостного сына и первым делом сообщил, что Юнид закончила выхаживать раненых и прибудет домой к завтрашнему утру. Затем он поблагодарил Линет за ее хлопоты и Райса за великодушие и щедрость, давшие возможность его семье продержаться эти дни без особых усилий.
Наконец-то с едой было покончено, и Линет почувствовала, что настало время поговорить с Райсом о тех вещах, что так волновали и мучили их обоих.
– Завтра утром я сам отвезу тебя в святую обитель, где ты будешь в полной безопасности от посягательств отца и прочих людей, намеревающихся причинить тебе зло. – Линет мужественно кивнула в ответ, и черные глаза принца страдающе дрогнули, ибо он понимал, какую боль причиняют девушке эти слова. Но о дальнейшем он решил умолчать, не желая еще больше волновать Линет, и так уже претерпевшую за последнее время слишком много бед, – письмо от Каудра, в котором говорилось о похищении обоих братьев девушки, должно остаться ей неизвестным. Он сам, как только надежно укроет ее, встретится с Оувейном, и они вместе начнут отчаянные переговоры по освобождению заложников.
– Прошу тебя, не делай такое скорбное лицо, Райс, – неожиданно долетел до слуха принца голосок Линет. – Ведь я сама сказала тебе еще раньше, что добровольно присоединюсь к святым сестрам.
Райс стиснул зубы, услышав это спокойное согласие на то, чего он сам не хотел, видимо, сильнее, чем кто-нибудь.
Линет же немедленно восприняла эту холодность как обвиняющее ее напоминание о ночном вторжении, которое все равно ни к чему привести не может. Изменить теперь было уже нельзя ничего и оставалось лишь с твердостью принять все дальнейшие испытания, что выпадут ей на долю. Линет осенила себя крестом.
– Больше я уже ничего не жду от тебя, Райс. Сегодня ночью я пришла к тебе в постель для того, чтобы иметь счастливые воспоминания, которые будут согревать долгие дни моего одиночества в обители.
Такого поворота в разговоре Райс просто не ожидал. Он понимал, что требовать повторения она, конечно, не станет, но все же рискнет задать какие-нибудь вопросы, касающиеся его и ее будущего, – вопросы, на которые у него не будет ответа. Да, их будущее связано воедино тайными узами греха, но говорить о нем невозможно, пока на пути еще так много опасностей и препятствий. Что может случиться завтра, через день, через месяц – предугадать невозможно, и единственное, что он может с уверенностью предложить ей сейчас, – это защита и покровительство… Однако Линет заговорила снова.
– Я выбираю монастырь потому, что согласна на все, лишь бы не видеть своим мужем Озрика… либо любого другого мужчину… кроме тебя! – И девушка, словно навеки отстраняя от себя Райса, решительным жестом выставила вперед обе дрожащие руки.
И тогда он, сделав несколько шагов, поймал сильными смуглыми руками эти тонкие пальцы и привлек их к себе, уже полностью отдавая себе отчет, чем и на этот раз кончится трудная, но такая необходимая беседа.
Линет словно потеряла сознание в его объятиях, она молча отдавалась ласке его рук и лишь прислушивалась к напряженному биению сердца в широкой мускулистой груди. Еще один миг краденого счастья – и что в сравнении с ним долгие годы монашеской жизни?!
