Текст книги "Песня орла"
Автор книги: Мэрилайл Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 18
Поток пенился и шумел где-то неподалеку, но Линет, озабоченная спуском с крутой горы в неверном лунном свете, даже не повернула головы, чтобы посмотреть на хрустальные грозные воды. Прежде чем начать последний бросок к долине, Марк рассказал ей немного и о реке, текущей в долину с гор, и о самой долине, отошедшей в приданое Морвене; долина эта была прекрасной – плодородной и тщательно возделанной, а украшающие зеленый ковер белые крыши маленьких домиков казались теперь Линет причудливыми белыми цветами, рассыпанными чьей-то беспечной рукой.
Но на самом деле, осторожно ступая по тропе, то тут, то там заваленной вырванными с корнем молодыми деревцами, Линет знала, что долина под ними только кажется уютной и мирной. О каком мире может идти речь, когда каждый из домиков, возможно, ощетинился оружием, да и сами они идут туда вовсе не для разговоров. Неужели скоро эта тропа так же побуреет от крови, как это случилось при абергельской битве? Девушка горестно усмехнулась, стараясь ступать след в след за братом: нет, и мир и красота чужды любым сражениям…
Брат и сестра решили не использовать военного коня Марка, поскольку единственный дестриер стал бы скорее помехой, чем поддержкой для четырех человек. Кроме того, путь их лежал через такие заросли, что трудно было порой протиснуться и пешему. Линет смело шагала вперед, не обращая внимания на царапающие руки и лицо ветки и радуясь тому, что наконец-то начавшееся дело гонит из ее сердца страх и тягучую неопределенность последних часов, а сознание того, что она готова пожертвовать ради любимого жизнью, придавало ей уверенность и трезвость в поступках. Последнему Линет была особенно рада, ибо понимала, что малейшая нервозность может насторожить Озрика и его приспешников.
Девушка шаг за шагом спускалась за братом, находившим дорогу в темноте с такой легкостью, которая выдавала в нем давнего обитателя этих мест. Он неуклонно стремился к цели, несмотря на дикие заросли высокой травы, папоротника и на одурманивающие запахи диковинных цветов.
Наконец они добрались до какого-то строения, стоявшего у самой подошвы горы, и Марк ускорил шаги. Строение это, в отличие от мазанок, смутно белеющих в блеклом ночном свете, было сооружено из дерева и вдвое превосходило их по размерам. Неужели Озрик держит заложников именно здесь?
Марк, не раздумывая, поднялся по каменным ступеням, поросшим от времени изумрудным мхом, и постучался в покосившуюся, разбухшую дубовую дверь. Ответа не последовало, и молодой Годфри как сын хозяйки этих владений сам толкнул поддавшуюся дверь, попутно удивившись при этом, что Озрик не додумался выставить хотя бы незначительного поста перед домом. Впрочем, теперь это было уже все равно.
– Марк! – Хриплый кашель вырвался из груди седой женщины, которая поспешила им навстречу, опираясь на крючковатую палку.
– Вот я и вернулся, мама, как ты хотела. – Марк спокойно встретил дрожащие руки матери. – А кроме того, я привез дяде некий сюрприз, которому он, безусловно, обрадуется.
И, глянув на Озрика, застывшего с кубком в руках, Марк ленивым движением присел на пол у стены маленького зала, до отказа набитого множеством народу.
– Дело в том, дядюшка, что, когда мне предоставилась возможность вырвать из чужих рук сестру, я воспользовался ею, и… вот она перед вами! – Дернув накрученную на руку веревку, Марк вытащил из-за двери связанную по запястьям Линет.
Невыразимое блаженство растеклось по лицу сакса, и он поспешил к племяннику даже быстрее, чем позволяла его внушительная комплекция и рассевшиеся в проходе люди. Озрик благодушно потирал руки, что, как знали оба – брат и сестра, – было у него проявлением самого высшего удовлетворения.
– Вот уж порадовал, племянничек, – сказал Озрик, обращаясь к Марку, однако не сводя глаз с маленькой груди Линет. Он взял ее связанные запястья в свои широкие красные ладони. – Подойди-ка поближе, дорогая! – Он рывком придвинул ее вплотную к своему плотному массивному телу. – Пусть мои приближенные поприветствуют невесту, которая вот-вот станет моей женой!
Прикрыв длинными ресницами глаза, как то предписывала девичья скромность, Линет заодно спрятала свое отвращение к саксу и его непристойной поспешности. Залитая краской стыда, она покорно шла, влекомая Озриком, через толпу подвыпивших мужчин к месту в самом дальнем конце стола и грубым толчком была усажена рядом с будущим господином и супругом.
Поглядев на странную пару, Морвена раздраженно закашлялась: ее ничуть не интересуют любовные похождения братца, особенно сейчас, когда близится к завершению дело всей ее жизни. Морвена дернула Марка за рукав и зло прошипела:
– Ну, позаботился ты о норманнском щенке?
И если бы люди в зале были менее пьяны, а сама Морвена меньше ослеплена злобой, то все они увидели бы в глазах Марка то странное выражение, которое бывало у него еще до второй женитьбы отца, – непонятную смесь сострадания, любви и отвращения к Морвене.
– Да, мама, я позаботился об Алане.
Морвена зашлась в довольном хриплом хохоте.
– Ты слышишь, Озрик! Марк выполнил обещание! – Голос ее резко звенел среди гула голосов множества говорящих, по крайней мере, на трех языках. – Теперь он единственный графский сын, и проклятая норманнская собака будет вынуждена признать его законным наследником!
Подняв голову, Озрик презрительно улыбнулся сестре, а затем обменялся многозначительной улыбкой и с принцем Дайфисским, сидевшим тут же. Правда, улыбка Каудра была куда более тонкой, и хозяин вряд ли уловил ее иронию; принц никак не хотел раньше времени расставаться с этой, по его мнению, грязной свиньей в надежде урвать у нее кусок побольше при скорой дележке Кимерских земель.
Затем Озрик расхохотался, но быстро потушил свой смех и обратился к гибкому, как кошка, Дайфисскому принцу вполголоса, не желая, чтобы его услышал кто-нибудь еще:
– На протяжении последних нескольких часов наши планы настолько продвинулись в лучшую сторону, что, видно, их благословили сами небеса!
Действительно, упорный Озрик за последнее время был награжден почти всем, о чем мечтал столь беспрерывно и упоенно. Удача сама плыла к нему в руки. Еще раньше они с Каудром решили, что потребуется, по крайней мере, два дня, если не больше, чтобы заставить упрямых уэльсцев признать свое поражение и сдаться на милость новых хозяев. Озрик не торопился, ибо эти несколько дней были ничем в сравнении с двадцатью годами, прожитыми в ненависти и ожидании, но теперь, благодаря волшебному появлению Линет, он сможет и поторопить строптивого заносчивого Райса. А священник уже ждет…
Озрик приподнял тяжелую каштановую косу Линет, любуясь ее шелковистой густотой, особенно заметной на его мозолистой грубой руке. Ему незачем больше откладывать ни свою женитьбу, ни устранение последнего препятствия для окончательного триумфа. Поддержка и помощь графа Годфри не нужна ему больше… за исключением того наслаждения, которое получит он, сакский лорд Озрик, от вида страданий потерявшего все на свете норманна. Впрочем, это потом, а сейчас можно и вовсе выкинуть Годфри из головы.
Линет сидела молча, стараясь не обращать внимания на похотливое выражение лица дяди и его прикосновения, и сквозь полуприкрытые ресницы внимательно наблюдала за Марком, в чьих ледяных серых глазах читала поддержку и одобрение. Все шло по плану, да и она сама понимала, на что решилась. Еще за столом в доме Райса брат всячески пытался отговорить ее от такой опасной роли в предстоящей игре, предупреждая, что Озрик непременно вознамерится овладеть ею, а он, Марк, будет не в состоянии помочь ей, ибо любое вмешательство в естественный ход событий может разрушить и без того державшийся на тончайших нюансах план. Доводы эти на Линет не подействовали, и девушка смело взялась за свою простую, но крайне важную роль, которую, кроме нее, сыграть все равно никому бы не удалось. О, разумеется, были и другие способы вызволить заложников, но все они требовали времени, времени и времени, а именно его-то катастрофически не хватало.
Не прошло и часа с момента их прибытия в дом Морвены, как в зале уже вовсю разгорелся пир. Полупьяные солдаты хватали со стола еду и высокие кружки с темным элем, толкаясь затем повсюду в безуспешных попытках найти где-нибудь свободное место и тем самым заставив обоих своих предводителей расположиться в самом дальнем углу у стены, где они и решили остаться на всю ночь.
Линет, внутренне сжимаясь от ужаса под многочисленными пьяными взглядами, обшаривающими ее с ног до головы, все же быстро поняла одну небезынтересную вещь: половина из присутствующих говорила по-английски, половина – по-уэльски. Двумя же языками, вероятно, владел лишь один Дайфисский принц.
На протяжении всей трапезы – по мнению девушки, больше похожей на кормление свиней, – она сидела тесно прижатая к боку человека, считавшего ее уже почти своей собственностью. Озрик не был пьян, но с каждым смачным глотком душистого эля он становился все более оживленным, и то, что началось с легкого похлопывания по узкой девичьей спине, постепенно перерастало во все более откровенные объятия. Руки сакса уже обнимали ее за плечи и скользили по талии. Этого Линет вынести не могла и отшатнулась от дяди, напомнив ему, что она не какая-нибудь девка, а высокородная девица и хозяйка замка.
Слова эти вызвали у Озрика приступ вполне добродушного смеха.
– Ах, моя милая леди! Такая нежная, такая скромная, а постоять, выходит, за себя умеет! – и, намотав свободный конец веревки себе на руку, сакс подтянул сопротивляющуюся Линет поближе к себе так, что она снова оказалась прижатой к его плотному разгоряченному телу. – Мне нравится усмирять диких животных, – заявил он, возобновляя свои отвратительные ласки, делавшиеся все циничней.
От его зловонного дыхания Линет начала задыхаться и решилась как последним средством воспользоваться близостью Озрика в качестве единственного оружия. Резким, неожиданным движением она весьма ощутимо ударила дядю коленом в пах.
– У, сучка! – Ругательство это было произнесено не настолько громко, чтобы привлечь внимание окружающих, но спокойно дремавший рядом Каудр все же открыл удивленные глаза. Хищная улыбка тронула его узкие губы.
– Сопротивляется? Тем больше получишь удовольствия. – Он покачал головой и внимательно посмотрел на девушку, отсевшую от своего будущего супруга так далеко, насколько позволяла веревка.
Озрик, несколько смущенный происшедшим, решил побыстрее отвлечь возможных зрителей этой недостойной сцены каким-нибудь новым развлечением.
– У моей невесты удивительный голос! Поет, как… Ну словом, даже лучше, чем ее тезка! – Он засмеялся собственному остроумию. – И сама сочиняет слова к любой мелодии!
Веревка дернулась, и Линет была вынуждена подняться на ноги, еще рывок – и она снова упала, распластавшись прямо у ног мстительного сакса.
– Пой! – приказал он, опять подымая ее и явно наслаждаясь своей властью над графской дочерью. – Пой!
Девушка, стараясь привлечь к себе как можно больше внимания, медленно встала, поправляя платье и волосы, давая тем самым Марку возможность незаметно для пьяной толпы выскользнуть из дома, оставив дверь открытой на ширину ладони.
Как только брат сделал свое дело, Линет, уже без лишних понуканий, принялась нежным голосом петь ту сладкую и грустную норманнскую песню, которой научил ее Райс по дороге в аббатство. Настоящая печаль разлуки и тревога за судьбу возлюбленного придавали прекрасному голосу девушки подлинный трагизм и глубину, и даже пьяные мужланы замерли, вслушиваясь в безыскусные тягучие слова первого куплета.
– Отец, восстанови же свою честь! – поначалу тихие и невнятные мольбы Алана переросли в отчаянный требовательный призыв. Он стоял, маленький и беззащитный, в переполненном зале, но один на один с отцом, восседавшим за высоким накрытым столом. Прибытие мальчика было специально подгадано прямо к вечерней трапезе.
В ответ Годфри, пожираемый десятками любопытных глаз, снова в молчаливом отказе вытянул вперед правую руку.
– Прикажи отпустить Орла! – не сдаваясь, продолжал Алан. – Прошу тебя, отец! Тебе не за что его наказывать!
– Молчать! – не выдержал Годфри. – Как это не за что?! Он отнял у меня моих детей, ни один лорд не может оставить такое святотатство неотмщенным!
– Да, он похитил Линет и меня, но обращался с нами по-доброму, как брат, и вернул тогда же, когда поклялся сделать это. Но ты, ты сам нарушил клятву, ты не отдал ему за нас Абергель!
Упоминание любимым сыном о его клятвопреступлении ударило графа в самое сердце, и лицо его почернело, но, не заметив этого, Алан продолжал с беспощадной прямотой юности:
– И только его «похитил» у тебя Орел. – Щеки мальчика пылали одновременно от страха и от смелости. – А во второй раз Райс не крал Линет! Она сама… сама… потому что ты всю жизнь учил нас, что честь превыше всего! – Мальчик запнулся, но, неподвижный как мертвец, Годфри вынудил его продолжать. – Она сама убежала из Рэдвелла, чтобы спасти твою же честь – ведь ты мог запятнать ее позорным убийством!
Вынести это граф был уже не в силах, как и все остальные присутствующие; мальчика надо было остановить во что бы то ни стало!
– Сэр Байзел, уведи моего зарвавшегося отпрыска в его покои и держи там до тех пор, пока он не признает все эти дикие уэльские небылицы ложью.
Сэр Байзел поднялся со своего места из-за более низкого стола и немедленно приступил к выполнению приказа, даже несмотря на полное нежелание заниматься этим недостойным делом, ибо, как и большинство обитателей замка, сам подозревал графа во всех перечисленных подлостях, но не имел духу, подобно маленькому смелому мальчику, бросить их в лицо влиятельному хозяину.
Но не успел капитан стражи и приблизиться к Алану, как тот ловким обманным движением, которому научил его Райс, уклонился в сторону и, прыгнув прямо к отцу, склонился к его уху в последней отчаянной мольбе:
– Я должен сказать тебе и еще кое-что, отец! Прячась в лесу, мы с Марком явились свидетелями заговора твоих соратников против тебя же! Эта сакская свинья, Озрик, требовал, чтобы меня убили, – так неужели моей смертью ты хочешь расплатиться за поражение Орла?!
Сэр Байзел, расставивший руки, чтобы поймать уворачивающегося наследника, так и застыл при этом леденящем душу вопросе. Мертвая тишина повисла в зале, отдаваясь у всех в головах похоронным звоном. Не было слышно ни дыхания, ни скрипа половиц, даже собаки, привязанные у камина, казалось, превратились в камни… Но в этот момент, громко хлопнув, растворилась входная дверь. Вздрогнув, сэр Байзел повернулся на этот угрожающий в безмолвной тишине звук и увидел в проеме незнакомца в доспехах королевского двора. Мгновенно внимание всех было обращено на неведомого рыцаря, который, не глядя, прикрыл за собой дверь и спокойно прошел между двумя рядами накрытых столов, казалось, не замечая сидящих. Остановившись на высоком помосте, где только что стоял Алан, он с достоинством слегка склонил голову в приветствии. Растерянный мальчик спрятался за спинку кресла, за которым по-прежнему недвижно сидел горячо любимый, но обманутый всеми его отец.
– Я – сэр Вальтер Тайрел и прибыл сюда по распоряжению короля Вильгельма Рыжего!
Годфри нервно кивнул. Он мало имел дела с этим вторым сыном короля Завоевателя, но то, что он о нем слышал, вполне убеждало графа в верности выбранного им шага – удаления от двора. Однако суверен всегда оставался сувереном, и представитель короны должен был быть встречен с подобающим его положению почетом и уважением. Тем более, что о молодом Тайреле ходили самые лестные легенды как о замечательном охотнике и непревзойденном воине.
– Не присоединишься ли ты к нашей вечерней трапезе. Увы, она, возможно, слишком скудна, ибо мы не ждали столь высокого гостя.
Но улыбка прибывшего рыцаря была холодна.
– Позже, позже и лишь по выполнении моего поручения. – И Тайрел вытащил из висевшей на боку кожаной сумки свиток пергамента.
Годфри, полагая, что это копия королевского указа, рассылаемого обычно всем королевским вассалам, подался вперед и дотронулся до бледно-кремовой бумаги, но сэр Вальтер с презрением отдернул документ и громко провозгласил:
– Мне поручено публично огласить сие порицание и предупреждение! – Звонкий молодой голос читал надменно и громко: – Короной получены недвусмысленые доказательства оскорбления ее суверенитета. Ты, граф Годфри, совершил во времена правления короля Завоевателя подлые и противозаконные деяния.
– Не-е-ет! – Потрясенный Годфри закрыл лицо руками. – Никогда и ничего не совершал я против воли и закона моего верховного господина!
Неужели месть Озрика свершилась? Неужели лезвие, занесенное над его головой двадцать лет назад, наконец опустилось? Но бороться надо было до последнего, и пепельно-серый Годфри напряг всю свою волю, чтобы бесстрашно посмотреть в лицо королевскому посланнику. Какие доказательства мог представить Озрик сейчас, когда его цель была уже так близка? Этот давно забытый всеми старый пергамент? Но вряд ли король станет серьезно относиться к документу, подтверждаемому сейчас всего лишь двумя презренными саксами, – скорее, он решит дело в пользу своего соплеменника норманна.
Светлые глаза Тайрела сузились от презрения, но ни единый мускул не дрогнул на его правильном холодном лице, и он спокойно продолжил:
– Денно и нощно нарушал ты письменную и скрепленную печатью клятву в неприкосновенности сохранять земли, принадлежащие моему верному вассалу Райсу Кимерскому…
От этого неожиданного удара глаза графа почти вылезли из орбит, и можно было видеть белок, окружавший карюю радужку.
Тайрел тем временем продолжал чтение:
– Рыцарь, принесший сие послание, вправе будет начать расследование по иску принца Кимерского, и, если вышеизложенное окажется правдой, то в соответствии с королевскими уложениями, земли Рэдвелла перейдут в собственность Короны…
Годфри откинулся на высокую спинку кресла, словно для того, чтобы не упасть под тяжестью обрушившего на него несчастья. Он едва слышал содержание документа… до тех пор, пока заключительные строки не рассеяли клубившийся в его голове туман безнадежного отчаяния.
– И ежели с королевским посланцем случится нечто непредвиденное или же будут ему оказывать препятствия в проведении расследования, то дело незамедлительно будет решено в пользу Уэльского принца.
При столь чудовищной перспективе, Годфри не выдержал и вскочил на ноги, удивив тем самым не только челядь, но и сэра Тайрела. Ради сохранения своих земель он пойдет на все, он остановит преступные замыслы Озрика, он сделает то, что так недавно просил у него Алан, он сам до последнего будет биться за освобождение проклятого уэльсца – как ни унизительно все это, но он готов на любые унижения, лишь бы не потерять то, что делало его могущественным и богатым.
– Скоро ли?
На едва слышный вопрос Каудра Озрик не менее тихо прошептал в ответ:
– Очень скоро. – Слова падали тяжело, наполненные тайным смыслом. – Так скоро, как верно то, что сын дома Марк спит здесь, в своих покоях. – Сакс кивнул в сторону занавешенного входа, ведущего в две маленькие комнаты. – Его спальня отделена от того места всего лишь узким коридором, где ждет меня привязанная к кровати и охраняемая Морвеной девка. Обе женщины, разумеется, уже давно беспробудно спят.
Произнося эту короткую, но угрожающую речь, Озрик внезапно ощутил, что за ним кто-то внимательно наблюдает и, сощурив серые глаза, подозрительно оглядел зал, полный храпящих пьяных воинов. Снаружи едва слышно доносилось тонкое ржание уставших за день лошадей, и, чтобы сбросить с себя это весьма неприятное чувство, сакс повернулся к неподвижно и бесстрастно сидящему Каудру.
– Думаю, что последний час перед рассветом будет наиболее удобен. В такое время молодые люди обычно спят самым крепким сном, и племянник даже не заметит, как, благодаря острому кинжалу, сладкий сон его перейдет в вечный.
Каудр понимающе улыбнулся, но в улыбке его сквозила явная неприязнь, ибо, несмотря на то что он и сам был человеком без принципов, хладнокровное планирование убийства члена собственной семьи казалось ему все же чудовищным. Впрочем, дела этих саксов его не касались, и потому принц Дайфисский только поплотнее завернулся в меховой плащ и прикрыл глаза, пытаясь немного отдохнуть.
Странное ощущение вскоре покинуло Озрика и он, не найдя больше никого, кому можно было бы поведать о столь близкой победе, решил последовать примеру воинов, благоразумно собранных под присмотр своих предводителей, ибо саксов и уэльсцев, как благородных, так и простых, разделяли многие годы вражды и ненависти.
Зал полностью погрузился в беспокойную пьяную дрему, и тогда сгорбленная женская фигура тихо выскользнула откуда-то из угла, из-за тяжелых занавесок, оглядела храпящий зал и поковыляла назад через узкий темный коридор.
– Марк! – Зов Морвены был едва ли чем-то большим, чем дуновение сквозняка, но его тут же услышал человек, в полном вооружении стоявший за шаткой дверью покоя. Он открыл ее и шагнул навстречу матери, протянувшей ему холодные костлявые руки.
– Лети отсюда, сынок! – Ее бесцветные глаза неожиданно вспыхнули на секунду былым пламенем. – Иначе на рассвете ты будешь мертв.
– Да, мы уйдем, – постарался успокоить старуху Марк. – Видишь, мы уже одеты. – Он кивнул на меховой плащ, ниспадавший у него с плеч и застегнутый эмалевым кольцом с булавкой.
– Я помогу тебе. – Тот факт, что Марк упорно говорил «мы», имея в виду себя и Линет, не имел для Морвены никакого значения. Она потянула сына за рукав. – Гляди же! Мой секрет поможет тебе.
Марк с трудом сдержал раздражение, вызванное вмешательством матери в дело, требовавшее незамедлительных действий, ибо самое трудное и опасное было впереди; им с Линет предстояло незамеченными пробраться через зал, до отказа набитый воинами, и оставалось только молить Бога о том, чтобы они не протрезвели… Однако отказать матери в ее просьбе тоже было немыслимо, ибо Марк знал ее взрывной, неуправляемый нрав.
Тем временем Морвена нагнулась к самым ногам сына и ловко пробежала пальцами по выщербленным дубовым половицам. Раздался глухой щелчок, несколько дощечек выскочило из пазов, и в комнату потянуло прохладным ночным воздухом из отверстия, ведущего прямо на поросшую мхом землю.
– Помогла, как смогла! – Привычным птичьим движением Морвена склонила набок свою нечесаную голову и посмотрела на сына с детским восторгом. – Это мой собственный секрет!
Марк почти нежно прижался губами к пергаментной щеке.
– Ты спасла мне жизнь, мама. Теперь мы уйдем еще задолго до того, как наш побег будет обнаружен. Спасибо. Спасибо, мама. – И Марк уже повернулся, чтобы идти за Линет, но неожиданно Морвена властно положила ему на плечо дрожащую руку, требуя внимания.
– Так ступай же, сыночек! Ступай во второй дом по склону. Его охраняет Дандер, и там держат несчастных заложников. Освободи Орла, освободи его товарища, но прежде потребуй с них хороший выкуп – Уэльский принц должен пообещать тебе неприкосновенность и безопасность.
Марк улыбнулся. Его мать всегда поражала всех диковинным сочетанием давно забытых традиций, напрочь смешавшихся в поврежденном уме, и блестящих проблесков отточенной утонченной логики. Теперь она заботилась о сыне, совершенно позабыв о своей ненависти к сломавшему ей жизнь графу. Марк снова попытался уйти, и снова был остановлен холодной рукой.
– Я сама отведу тебя к сараю, где Озрик и Каудр спрятали оружие своих воинов.
Но тут из темноты выступила Линет, стоявшая все это время молча, не желая вмешиваться в беседу сына и матери.
– Я думаю, что нам нужно взять лишь то оружие, какое потребуется заложникам, чтобы при необходимости защитить себя. Остальное же может стать досадной помехой при побеге.
Лицо Морвены посерело, и она хищно раскинула длинные руки, словно закрывая норманнке путь к спасению.
– Но мой секрет не для нее! Она не смеет им пользоваться! Не смеет! – Последнее слово было произнесено уже опасно громким и возбужденным голосом.
В ответ Марк сурово и твердо опустил черноволосую голову, давая понять матери, что разговоры на эту тему бесполезны.
Тогда Морвена, лукаво блеснув своими странными дикими глазами и снова понизив голос, прошептала сыну слова, которые, по ее мнению, должны были разрешить сложившуюся ситуацию:
– Что же, если уж и ей так необходимо уйти отсюда, то ты оставь красотку связанной где-нибудь по дороге. Озрик найдет ее, и гнев его смягчится.
– Увы, матушка, увы. Это невозможно. – Марк прямо и открыто посмотрел в безумные глаза матери. – Мы в твоих руках оба. Или мы уходим вдвоем – или вместе встретим тот конец, который уготовил нам твой брат.
Лицо сумасшедшей искривила злая гримаса, и на какое-то время она замерла в полной неподвижности. Не шевелился и Марк. Затем Морвена бессильно опустила иссохшие руки и прошептала губами, плясавшими от ненависти:
– Что ж, идите. Идите оба. Освободите Орла. Я же тем временем достану мечи и кинжалы. Встретимся у раскидистого дерева за домом Элюерта, а уж оттуда я выведу вас из долины юго-восточной тропой, неведомой Озрику.
Растревоженный такими словами матери, убедить которую в чем бы то ни было казалось почти невозможным, Марк с досадой заподозрил в желании Морвены убежать с ними в ту страну, жителей которой она глубоко презирала, какой-то опасный подвох, но выбора у него не было. Он согласился, и, не раздумывая больше, помог спуститься в дыру Линет, а затем протянул руку и матери. Но убогая, скрюченная старуха неожиданно сама прыгнула на землю ловко, как пятнадцатилетний мальчишка. Марк едва сдержал вскрик удивления, а глаза Линет так и распахнулись. Несомненно, сумасшедшая была непредсказуема.
Уже стоя на земле, она снова быстро нашарила секретный механизм, и дубовые половицы сомкнулись у них над головой почти беззвучно.
Не желая оставлять Линет позади себя с матерью, Марк, положив сестре руку на плечо, мягко, но властно заставил ее идти в этой безлунной тревожной ночи первой к белеющему впереди домику. Обернувшись, чтобы удостовериться, что их никто не преследует, он увидел, что Морвена бодро ковыляет в совершенно противоположном направлении. Марк и Линет еще быстрее заспешили к уединенной постройке. Постепенно глаза девушки привыкли к темноте, и она уже вполне ясно различала фигуру спящего стражника, развалившегося на спине прямо у крыльца. Меч его поблескивал неподалеку. Марк внезапно издал какой-то хрип, и не успела Линет в ужасе прижать стиснутые пальцы к груди, как он звериным гибким движением опустил на спящего свой меч и, не глядя на корчившееся в судорогах тело, переступил порог.
– Проснись, Оувейн! Есть дело. – И Марк с силой дернул бородача за ногу.
– Что? – Медвежье рычание вырвалось из горла Оувейна, когда он с трудом сел, преодолевая сопротивление связанных рук и ног. – Неужто вам мало издевательств, если и поспать-то человеку спокойно не даете! – Он замолк на полуслове, увидев перед собой распахнутую в ночь дверь.
Райс тоже проснулся и повернул к ночному посетителю, который мог оказаться как другом, так и врагом, свое бесстрастное усталое лицо. К нему тут же бросилась маленькая хрупкая тень.
– Мы пришли освободить тебя, Райс! – И, упав на колени перед возлюбленным, Линет, вместо того чтобы поскорей развязать его путы, бросилась его обнимать.
Несмотря на нелепость положения, Райс с восторгом ответил на эти жаркие неумелые поцелуи, наслаждаясь тем тающим в глазах девушки медом, который он, разумеется, почти не мог видеть, и, только получив этот ответ в доказательство того, что Райс жив и невредим, Линет разрезала веревки кинжалом, который немедленно вручил ей брат.
– Я выйду наружу, разберусь со стражником и сам пока возьму на себя эту обязанность. – Нахмурившись, Марк деликатно вышел.
Через несколько секунд Райс уже с наслаждением потирал затекшие руки и ноги.
– Дело, кажется, оборачивается весьма странно, – пробормотал он, чуть касаясь кончиками пальцев пылающих щек Линет. – Опасность, которой мы подверглись, велика, и я успокаивал себя только тем, что оставил тебя в надежном месте – и вот теперь ты явилась в самое логово!
– Конечно, для тебя всегда все странно! – Линет насупилась и обняла Райса покрепче. – Я прихожу спасать тебя, а ты меня за это еще и коришь!
Райс ласково рассмеялся и, вставая на ноги, поднял за собой и Линет, а она снова жадно прильнула к нему, впитывая его тепло и силу, благодарная за то, что все опасности, которым подвергались они с Марком, оказались ненапрасными, а вознаграждение столь сладким.
Райс осторожно оторвал от груди своего маленького освободителя и насмешливо скривил губы, почувствовав его жалобный протест.
– Мне остается надеяться только на то, что когда-нибудь боги войны позволят и мне спасти тебя, иначе гордость моя останется уязвленной навеки.
Линет тихонько всхлипнула. Кто мог подумать еще месяц назад, что она, некрасивая и скромная птичка, заслужит в свой адрес такие высокие и страстные слова? Девушка подняла руки, одновременно благодаря и прося прощения.
– Я… Я… – Но что могла она сказать? – Я виновата? – Но в чем ее вина, когда она стремилась лишь спасти его от неминуемой смерти?
– Ладно, ладно, родная, – Райс привлек ее к себе. – Я просто пошутил. Ты сама знаешь, я выиграл слишком много битв, чтобы сомневаться в своей доблести. Словом, я снова и снова благодарю тебя за тот риск, которому ты подверглась из-за моей не очень-то достойной того особы.
Раскрасневшись от счастья, Линет еще глубже зарылась в складки рубашки у него на груди.
– Хо! А меня-то и забыли! – В басе Оувейна звучала неприкрытая обида и насмешка.
Райс взглянул вниз на все еще связанного друга.
– Да что ты! Просто, – Райс усмехнулся, – просто у меня, как ты видел, были очень и очень важные дела. – Темные глаза его на миг снова затуманились любовью. – Да и к тому же в первую очередь всегда освобождают принца.
Бородач с обидой прорычал в ответ что-то невразумительное, и Линет снова хотела пустить в дело свой кинжал, но возвратившийся с улицы Марк не дал сестре опуститься на колени перед уэльсцем и сам освободил Оувейна.
Райс и Оувейн вопросительно смотрели на юношу, который посчитал, что таиться ему сейчас нет никаких причин, и подробно рассказал все события последних дней, последовавших за тем, как Дэвид привел их с Аланом в дом принца…
– Кажется, вы с сестрой сделали все, чтобы мы оказались настоящими бездельниками в деле побега из этого малоприятного места.
– Я возблагодарил бы Бога, если бы на этом все закончилось, но, к сожалению, многие вещи, начинающиеся просто, завершаются, увы, совсем иначе.
