Текст книги "Война Алой и Белой розы"

Автор книги: Мэриан Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

– Постыдись, Фрэнсис. Тебе что, дурно сделалось при виде крови предателя? – Эдуард сказал это не поворачивая головы, а молодой человек поспешил возразить:

– Нет, Ваше Величество. Но он ещё шевелится…

– Заслуженный конец гнусного предателя, – холодно произнёс Эдуард. – Слишком много людей погибло из-за него, и мне его ничуть не жалко.

Фрэнсис вздохнул и ничего не сказал. Спина у него была совершенно мокрой. Он не отрываясь смотрел на сколоченные трибуны и по реакции зрителей понял, когда экзекуция была закончена.

Прозвучали трубы: герольды произнесли традиционные слова. Ощущая на себе остановившийся взгляд Хамфри Невила, чья голова плыла за ним высоко на шесте, граф Уорвик провёл своего кузена-короля через восторженную толпу к городским воротам Йорка. Тут, в тёплой атмосфере искренности и доверия, Эдуард расстался со своими верными родичами. Он попросил графа присоединиться к нему в Понтефракте. «С ним будет куда приятнее и веселее, – думал Эдуард, – чем с этими угрюмыми солдатами-стражниками». Уорвик пожал плечами и кивнул в знак согласия.

Вскоре Уорвик узнал, что в Йорке, недалеко от плахи, в толпе зевак видели человека, облачённого в платье со знаками отличия Бэкингемов. Прощаясь с кузеном, Уорвик мучительно гадал, что могло понадобиться слуге Гарри Стаффорда в сотнях миль от поместий его юного хозяина, находящихся на западе. Бэкингем был ещё совсем юн, не старше Ричарда Глостера. Но после наследников по линии Йорков и Ланкастеров он был первым принцем крови. И если английская знать, которая ещё совсем недавно была в основном сторонницей Ланкастеров, а теперь, после поражения, растерянна и деморализована, поднимет голову и вмешается в междоусобицу Йорков, то имя Стаффорда вполне может стать знаменем. Напряжённо думая обо всём этом, Уорвик вспомнил и о герцоге Кларенсе, мрачно ожидавшем его в Шериф-Хаттоне. Он ведь рассчитывал, что получит корону брата, теперь же придётся мириться со второстепенной ролью в спектакле, разыгранном Уорвиком. Кларенса тоже нельзя сбрасывать со счетов – люди за ним пойдут. Такие тяжёлые мысли не покидали графа на протяжении всего пути, пока к полудню он со своими измотанными спутниками не подъехал к замку Шериф-Хаттон.

Ричард Невил размышлял о том, куда мог отправиться герцог Бэкингем – то ли он у себя дома, то ли находится на севере страны (только что ему там делать?). Но как бы там ни было, мрачно пообещал он себе, герцогу Кларенсу ни за что не удастся ускользнуть незамеченным из своего нынешнего укрытия и уж тем более вновь припасть к груди короля Эдуарда.

Примерно через час после того, как Эдуард покинул Йорк, через ворота Майкла проехал неприметный всадник и галопом пустился за королевской процессией. Эдуард, напротив, ехал не спеша, и после полудня Фрэнсис Ловел смог догнать кавалькаду и незаметно подъехать к королю. Эдуард встретил его упрёком – почему молодой человек не покинул Йорк вместе со всеми. Удовлетворив этим резким выпадом бдительность шпионов Уорвика, Эдуард спокойно продолжал путь. Сменив гнев на милость, он дружелюбно кивнул ослушнику, подзывая его к себе. Пришпорив лошадей, они немного оторвались от остальных. Казалось, король никак не может удобно ухватиться за поводья. Он наклонился, словно желая посмотреть, в чём дело, и Фрэнсис, чинно ехавший рядом, сразу уловил его вопрошающий взгляд.

– Всё в порядке, сир, – шепнул он. – Как только вы уехали, я обменялся парой слов с герцогом Бэкингемом. Сегодня вечером он встречается с сэром Джоном Хауардом. Я как раз уезжал, когда появился милорд Эссекс, а граф Уорвик и архиепископ, как мне сказали, что есть духу поскакали в Шериф-Хаттон.

Эдуард задумался.

– Боюсь, они что-то пронюхали. В таком случае пусть Бог дарует нашим друзьям крылья. Сегодня перед сном тебе следует усердно помолиться, Фрэнсис, да и мне тоже. – Устремив взгляд в сторону видневшихся на горизонте холмов, он задумчиво добавил: – И смотри, для тебя же лучше, если граф Уорвик не узнает, чем ты занимался сегодня. Конечно, я буду защищать тебя, поскольку это в моих силах. Но могу-то я пока не слишком много: официально он по-прежнему твой опекун, и это, не забывай, часть нашей с ним сделки. Я должен отвоевать свои позиции постепенно, шаг за шагом, так, чтобы не спугнуть его и не заставить схватиться за оружие. Понимаешь?

Фрэнсис слегка кивнул.

Обитателям поместья Ричард Невил, граф Уорвик, казался фигурой легендарной и внушающей священный трепет. Куда он уезжает, когда вернётся – такие вопросы и в голову никому не приходило задавать, ведь не задают же вопросов, скажем, планетам, отчего они обращаются именно по такой орбите. Волю свою граф изъявлял, как правило, через помощников, и было уж совсем маловероятно, что он изволит когда-нибудь спуститься с Олимпа и заняться своими подопечными. Примерно это Фрэнсис и сказал королю. Но Эдуард лишь покачал головой, явно не разделяя такого оптимизма. Опыт общения с кузеном научил его помнить о том, что граф Уорвик ничего не упускает из поля зрения.

– Не пойму, – в голосе Эдуарда прозвучало неподдельное любопытство, – зачем тебе понадобилось так рисковать. Риск ведь и впрямь велик, а ведь, насколько я помню, твой отец был верным слугой Ланкастеров. Так что тебе за дело до наших, Йоркских, проблем?

Фрэнсис смущённо отвёл взгляд. За возможность, даже самую малую, принять участие в делах Ричарда Глостера он без раздумий отдал бы половину своего состояния, только признаваться в этом он никому не хотел. Вот и сейчас, ухмыльнувшись, он заметил лишь:

– А почему бы и нет? Милое дело – насолить родственникам жены.

Эдварда такой ход мысли позабавил.

– Это тебе удалось, ничего не скажешь. Но дело в том, что Фитцхью такие же враги Йоркам, как и иные из твоих родичей, дорогой мой Фрэнсис. Они сделались верными Ланкастерам задолго до того, как твой уважаемый тесть вошёл в союз с Невилом. Не сомневаюсь, что в глазах многих ты нашёл себе подходящую жену.

Юноша слегка покраснел.

– Это был не мой выбор, сир.

– Не твой, это уж точно… если на то пошло, то прежде всего мой, – добродушно усмехнулся король. – И граф Уорвик извлёк из этого брака ничуть не меньше, чем я, за что, наверное, до сих пор благодарен мне. И всё же… – Эдуард свёл брови. – Да, в последнее время он крепко дружит со старыми ланкастерцами. Странно, не могу понять, отчего он к ним переметнулся. Вот уж никогда не ожидал от него такой глупости: да разве Маргарита Анжуйская простит когда-нибудь, что он во всеуслышание назвал герцога Сомерсета отцом её сына[41]41
  «…да разве Маргарита Анжуйская простит когда-нибудь, что он во всеуслышание назвал герцога Сомерсета отцом её сына?..» – Маргарита Анжуйская (1430–1482) – супруга английского короля Генриха VI Ланкастера, вдохновительница ланкастерской партии в борьбе за трон с йоркской династией в войне Алой и Белой розы. После поражения в 1461 г. попала в плен к Йоркам. Через пять лет её выкупил Людовик XI, и она вернулась во Францию. Король Генрих VI с малолетства считался психически ненормальным, вёл себя странно и не проявлял способностей к ведению государственных дел. Власть над слабоумным королём взяли его жена Маргарита и её фавориты. Единственного сына и наследника Генриха Эдуарда не считали его ребёнком. Поговаривали даже, что сам Генрих, узнав о рождении сына, заявил, что он появился на свет при помощи Святого Духа.


[Закрыть]?

Солнце медленно уходило за горизонт, тени удлинялись. Фрэнсис украдкой разглядывал едущего рядом с ним короля – лицо его наполовину было скрыто небрежно завитыми каштановыми волосами. Умное, чувственное лицо. Лицо человека беспощадного, привыкшего во всём идти до конца. Это лицо никогда не выражало подлинных чувств. Три-четыре месяца, проведённые Фрэнсисом Ловелом рядом с Эдуардом, безусловно, в какой-то степени сблизили их, но далеко не настолько, чтобы он мог точно ответить на вопрос: «Какой он, король Эдуард?»

Впереди лежал Понтефракт. За крепостными стенами виднелись тесно прижатые друг к другу черепичные крыши домов. Над ними возвышалась старая нормандская церковь. С последними лучами солнца всадники поднялись на крепостной холм, ворота за ними опустились.

Не прошло и недели, как на штурм той же высоты отправился граф Уорвик. Кортеж графа сильно растянулся, замыкали его ехавшие бок о бок Кларенс, которому явно не нравилось всё это предприятие, и архиепископ Йоркский, готовый, казалось, в любую минуту вцепиться в локоть своему молодому спутнику. Не обращая внимания на отставших, Уорвик въехал во двор и, отмахнувшись от поклонившегося ему сенешаля[42]42
  Сенешаль (фр.) – в южной части средневековой Франции королевский чиновник, глава судебно-административного округа (сенешальства). На севере Франции ему соответствовал бальи. Должность сенешаля была упразднена во время Великой французской революции.


[Закрыть], потребовал провести его к кузену.

Он нашёл короля на западной стороне крепостной ограды. Прислонившись к стене, король смотрел вдаль, на вершины Пеннинских гор[43]43
  Пеннинские горы – находятся в северной части Англии; их протяжённость с севера на юг около 250 км. высота до 893 м. (г. Кросс-Фелл).


[Закрыть]. Увидев запыхавшегося Уорвика, он обернулся и тепло поприветствовал гостя:

– Вот это да, а я, кузен, сегодня и не ждал вас. Ваша Светлость явно куда-то торопится. У нас что, новый мятеж где-нибудь начался?

Уорвик предпочёл не замечать иронии и отрывисто проговорил:

– Я был бы признателен, если Ваше Величество отправитесь со мной. Мы сию же минуту едем в Миддлхэм.

– Боюсь, не получится, милорд, – мягко ответил Эдуард.

Уорвик сделал шаг вперёд.

– Вашего мнения я не спрашиваю, кузен, – негромко сказал он. Лицо его окаменело, в нём читалась открытая угроза, но взгляд оставался спокойным и неподвижным.

– Это я понимаю. Но, может, вам стоит поговорить с графом Эссексом? Он внизу, отдыхает в большом зале. Там с ним Хауард и Маунтджой. Боюсь, что ваши планы станут для них совершенным сюрпризом.

Уорвик буквально застыл на месте, не в силах произнести ни слова. В этот момент с ближайшей крепостной лестницы вихрем слетел Фрэнсис Ловел и бросился к королю:

– Сир, к нам едут герцог Бэкингем и милорд Арундел.

– Спасибо, Фрэнсис, – спокойно сказал король, и только сейчас юноша заметил, что он не один.

Всё ещё тяжело дыша, он пробормотал слова извинения и собирался было уйти, как его пригвоздил к месту ледяной, но ровный голос Уорвика:

– Одну минуту, Фрэнсис.

Юноша остановился, вопросительно посмотрел на графа и неуверенно сделал шаг в его сторону.

– Милорд? – Сердце Фрэнсиса колотилось изо всех сил, но ему и в голову не пришло хотя бы взглядом просить Эдуарда о помощи. Неисправимый реалист, он знал, что таковой не будет.

Приблизившись к Фрэнсису, Уорвик схватил его за плечи и развернул лицом к солнцу.

– А я как раз вспоминал тебя, Фрэнсис. Когда Его Величество несколько дней назад уезжал из Йорка, я тебя с ним не видел. Не откажи в любезности сказать, чем ты занимался?

Фрэнсис открыл рот, помолчал, словно решая, что сказать, затем откашлялся и дерзко заявил:

– По девицам ходил.

Ничего лучшего ему в голову не пришло.

– Не пытайся играть со мной в игры, мальчишка. Что тебе понадобилось в Йорке? – сурово повторил граф.

Фрэнсис неожиданно покрылся румянцем. Так захотелось бросить в лицо этому графу Уорвику, что не ему, выскочке из Йоркшира, чей род не насчитывает и двух поколений, вышедшему буквально из грязи в князи, поучать потомка баронов Ловелов, которые владели землями с далёких времён нормандских завоеваний[44]44
  «…с далёких времён нормандских завоеваний…» – Автор имеет в виду нормандское завоевание Англии в 1066 г., когда норманны во главе с герцогом Нормандии Вильгельмом (1027 или 1028–1087 гг.) вторглись в Англию. После победы в битве при Гастингсе над англосаксонским королём Гарольдом Вильгельм стал королём Англии (Вильгельм I Завоеватель).


[Закрыть]. С трудом подавив в себе это желание, Фрэнсис сказал:

– После того как Его Величество уехал из Йорка, я час провёл в Голубятне. Там есть девица, её все зовут Грязнуля Долли, она должна меня запомнить. Почему бы вам прямо её и не спросить? Так и называйте её – Грязнуля Долли, ей это нравится!

– Фрэнсис! – прозвучало хлёстко, как удар кнута, и речь юноши оборвалась. Фрэнсис уловил резкое движение руки Уорвика, инстинктивно попытался увернуться, но тут же ощутил на плече тяжёлое прикосновение. Его с силой прижали к стене. Он задрожал всем телом, закусил нижнюю губу, пытаясь сдержать слёзы. Ему было страшно – граф, похоже, готов был сбросить его со стены. Все молчали. Фрэнсис слышал над собою ровное дыхание Уорвика и ощущал на себе его взгляд. Лицо графа превратилось в маску с остекленевшими глазами. Уорвик резко оттолкнул юношу.

– Можешь идти. Но будь готов, я скоро пришлю за тобой.

Эдуард всё ещё стоял прислонившись к парапету. Казалось, он всецело был поглощён золотым кольцом, которое вертел на большом пальце. Он вроде и не заметил поспешного ухода Фрэнсиса. Но едва шаги юноши затихли, сказал абсолютно равнодушно:

– Я совершенно с вами согласен, кузен. Непростительное поведение. – Он искоса посмотрел на Уорвика и продолжал тем же тоном: – Я и понятия не имел, чем он занимался, пока мы были в Йорке. Если он действительно ходил в этот вертеп, как они его там называют, Голубятня, что ли, то могу лишь выразить сожаление, что уделял ему так мало внимания, пока мы были рядом. Ведь он там свободно мог заразиться, а то и горло, глядишь, перерезали бы…

– Кузен, – спокойно проговорил Уорвик, – разве я так похож на дурака?

Выковыряв из стены кусок извёстки, Эдуард бросил его вниз и стал наблюдать, как он летел и шлёпнулся в ров с водой, подняв брызги.

– Ну что вы, милорд, мне и в голову такое не могло прийти, – неторопливо вернулся он к разговору. – Но боюсь, если вы устроите налёт на злачные места Йорка в поисках шлюхи по имени Грязнуля Долли, именно так вы и будете выглядеть. – Уорвик крепко сжал зубы, а король неторопливо продолжал: – Не забывайте о своём достоинстве, милорд. Подумайте, как эта история может прозвучать в Лилле, при дворе герцога Бургундского, который вам далеко не друг. Будут говорить, что граф Уорвик позволил своему кузену проскользнуть между пальцев и затем ещё обвинил его в своих собственных упущениях. Подумайте и о своих врагах при дворе Людовика: там тоже будут с удовольствием смаковать эту историю, ведь, как вы знаете, у Людовика своеобразное чувство юмора. Ну и наконец, лондонские стихоплёты тоже не упустят шанса, уж они-то конфетку сделают из этой истории.

Не отводя своих голубых глаз от карих глаз Уорвика, Эдуард заметил, что слова его произвели должное впечатление. Он мягко погладил напрягшуюся руку Уорвика.

– Дорогой мой родственник, вам некого будет винить, кроме себя самого, если история эта достигнет ушей ваших врагов за границей. Ведь у меня-то нет никаких оснований предавать её гласности, тем более мы оба прекрасно знаем, что ничего подобного не было.

Наступило недолгое молчание. Пристально глядя на короля, Уорвик ничего не мог прочесть на его лице, кроме участливого, хотя и несколько отстранённого интереса.

– Ваше Величество, ваша взяла. Согласен, эта история уважения мне не добавит.

– Уверен, что ваш подопечный лучше всякого другого понимает, как важно быть щепетильным в этом деле, – небрежно заметил Эдуард. – Я провёл в его компании несколько весьма приятных часов. И мне не хотелось бы думать, что его слишком сурово накажут за то, что я оказал ему честь своим обществом.

Король снова занялся своими кольцами, как вдруг услышал:

– С детьми, кузен, я не воюю.

Эдуард сдержал улыбку.

– А я этого и не имел в виду, милорд. И не сердитесь, что я, может, неудачно выразился: чувствами своими легче повелевать, чем доносить их до другого. Помните, вы и сами так часто говорили моему отцу? – Король бросил взгляд вниз через стену. – О, смотрите-ка, Бэкингем и Арундел появились. Позовём их?

Едва сдерживаясь, Уорвик ответил:

– Неужели вы думаете, что эти благородные господа могут хоть как-нибудь помешать мне? У меня внизу люди, а ваши гости вроде бы не позаботились о сопровождении.

– Действительно, – согласился Эдуард. – Хочу, однако, кое-что продемонстрировать вам, милорд, может, заинтересуетесь. – Он отошёл немного в сторону и, повернувшись, вытянул руку. Уорвик колебался, но всё-таки встал рядом с королём и, следуя движению его руки, озабоченно всматривался в даль. Обежав взглядом горизонт, Уорвик почувствовал вдруг, что ему не хватает дыхания. Кромка холмов прямо-таки пламенела, она ощетинилась лесом копий, древка которых были обёрнуты знамёнами, а золотистые наконечники сверкали на солнце. Словно не веря своим глазам, граф свесился с парапета, стараясь рассмотреть штандарты.

Эдуард, наблюдая за Уорвиком, весело произнёс:

– Да нет, они ещё далековато, отсюда не разглядеть. Но я готов удовлетворить ваше любопытство – это штандарты Гастингса, а белые вепри – Глостера. Пора мне наконец иметь армию, которой можно доверять. – Король резко повернулся и опёрся об изрезанную бойницами стену. За спиной его виднелась извивающаяся по склонам Пеннинского нагорья блестящая лента. – Полагаю, кузен, мне пора возвращаться в Вестминстер.

Какое-то время они испытующе смотрели друг на друга, и, наверное, это был единственный раз в жизни, когда Уорвик первым отвёл глаза. На какой-то миг он беспощадно ясно увидел себя самого: стареющий авантюрист, переживший великие возможности времени, которое осталось позади.

Тот прежний Ричард Невил, рыжеволосый остроглазый юноша, с которым они вместе сокрушали старинное английское рыцарство, вполне мог бы теперь прочитать отходную. Смысл её состоял в следующем: Ричард Невил пронёсся некогда словно метеор по небу заходящего феодализма и превратился в нечто нереальное.

Разум Невила безжалостно подсказывал, что всё кончено, но он пытался прогнать эти мысли. Граф ясно увидел в глазах Эдуарда застывшее сострадание и высокомерно отверг его. Они стояли по-прежнему молча, словно разделённые стеклянной стеной. Всё, что сейчас происходило, было для Уорвика мучительно горько.

Возникшая стена между ними не давала коснуться друг друга, не позволяла перекинуться словом. Сейчас это были два совершенно чужих человека, которые когда-то встретились, затем разошлись, сохранив лишь горькие воспоминания о прошедших годах. Но и эта ниточка, натянувшаяся было на мгновение, задрожала, натянулась мучительно вновь – и навсегда порвалась.

– Мой дорогой кузен, – стараясь соблюдать хороший тон, заговорил Уорвик, – нам вовсе нет нужды ссориться. Разумеется, вы правы: слишком надолго задержались вы у нас на севере, и следует только приветствовать то, что герцог Глостер и лорд Гастингс привели вам достойный эскорт для сопровождения в Лондон.

Эдуард наклонил голову и невозмутимо улыбнулся.

– В таком случае не откажите в любезности поприветствовать этих господ от моего имени. Я скоро к вам присоединюсь.

Уорвик отвесил поклон и удалился. Спускаясь по лестнице, он ненадолго остановился у одного из окон, выходивших на Пеннинские горы. Ближе к Понтефракту рельеф был равнинным, первые всадники уже входили в город, растекаясь колоннами по кривым улочкам. Уорвик резко отвернулся и, не останавливаясь более, спустился во двор.

Склонившись над стеной и положив подбородок на скрещённые руки, Эдуард наблюдал за блестящим парадом, разворачивавшимся вокруг стен замка. На рыночной площади кто-то развернул и поднял штандарт; на лошадях была праздничная сбруя, она переливалась на солнце всеми цветами радуги. Солдаты, облачённые либо в мощные кольчуги, либо в латы, либо в красочные плащи, покачивались на конях, словно куклы. Впереди колонны вместе с помощником, проверявшим трубы, ехал герольд[45]45
  Герольд (лат.) – в странах Западной Европы в средние века глашатай, церемониймейстер при дворах королей и крупных феодалов, распорядитель на торжествах, рыцарских турнирах и т. д.


[Закрыть], сразу за ними величественно возвышалась могучая фигура Уилла Гастингса, рядом с которым Ричард Глостер просто терялся. Словно почувствовав на себе взгляд брата, Ричард поднял глаза – оба улыбнулись. Спустили мост, и на территорию замка, исчезнув из поля зрения Эдуарда, въехал передовой отряд.

Король уже собрался было спуститься во двор, когда в дверях башни появился совершенно запыхавшийся архиепископ Йоркский, а вслед за ним боязливо жмущийся к перилам и старающийся быть менее заметным Кларенс. Не обращая внимания на визитёров, не говоря ни слова, Эдуард шагнул к лестнице, но Кларенс схватил его за рукав:

– Только… только одно слово, брат. – Он попытался опуститься на колени, но было слишком тесно.

Эдуард остановился так близко к Кларенсу, что тому, дабы посмотреть брату в глаза, пришлось откинуть голову.

– И одного слова будет слишком много, Джордж. У тебя своя жизнь, за которую ты должен благодарить нашего могущественного кузена – своего тестя. Но для меня в той жизни места нет. А тебе придётся довольствоваться ею до тех пор, пока я не вспомню, что вышли мы из одного чрева. А пока, – голос короля вдруг зазвучал хрипло, – видит Бог, ты оскорбляешь мой взор.

Эдуард стал спускаться по лестнице. В конце она резко уходила в сторону. Приблизившись к повороту, король услышал чьи-то торопливые шаги и, узнав их, весь засветился от радости.

– О, Дикон… – И продолжал почти шёпотом: – Нет, нет, ну ладно, что говорить… Знал бы ты, как я благодарен Богу за такого брата.

Слова эти, хоть и едва слышно сказанные, эхом отозвались в лестничном колодце. Их услышал вместе с удаляющимися шагами короля Кларенс, неподвижно стоявший у стены. Архиепископ уже ушёл – подобрав рясу, он поспешил за королём. В иной ситуации Кларенс расхохотался бы, но сейчас ему было не до смеха. Он всё ещё не двигался с места, мучительно соображая, что же теперь делать и куда идти. Словно в тумане, он вспоминал, что где-то у него есть жена, девочка, которую подложили к нему в постель, чтобы у дочери графа Уорвика родился сын Плантагенет. Когда-то ему казалось, что это большое дело – стать зятем великого графа, и только теперь понял, какая роль ему предназначалась. И не было во всей Англии человека – от последней кухарки до стремянного в Вестминстере, что с лукавой улыбкой подводил к нему лошадь, – который не понимал бы того же.

Звук лёгких шагов сверху оторвал его от печальных раздумий. Кларенс выпрямился, вытер густо покрасневшее лицо и быстро двинулся к башенной двери, через неё можно было попасть к крепостной стене. Осторожно спускавшийся по лестнице другой, верхней, башни Фрэнсис успел заметить его спину.

В самом замке никого не было видно. Зато во внутреннем дворе кого только не было: лорды, рыцари, пажи, помещики, слуги и солдаты с алыми знаками Невила – лица последних явно выражали растерянность, а возможно, даже страх. «Понимают, что происходит», – самодовольно подумал Фрэнсис. Он увидел своего родственника Бэкингема. Тот оживлённо разговаривал о чём-то с Джоном Хауардом, землевладельцем из Норфолка, оказавшим королю, пожалуй, большие услуги, чем иной барон. Недалеко от них граф Уорвик непринуждённо беседовал с Эссексом и Маунтджоем – могло показаться, что их появление в Понтефракте доставляет ему глубочайшую радость. На ступеньках, ведущих в башню, Эдуард вместе с Гастингсом и Ричардом Глостером приветствовали столпившихся вокруг них людей, называя каждого по имени. Несколько всадников под штандартами с изображением белого вепря стояли прямо у ворот; один из них, облачённый в кожаный плащ с металлическими застёжками, сидел на гнедом жеребце и рассказывал что-то своему спутнику, лица его почти не было видно, но Фрэнсис пригляделся, неуверенно шагнул и вдруг помчался через весь двор прямо к воротам. В нескольких шагах от арочного сооружения он всё-таки остановился, ещё раз внимательно посмотрел на всадника, подошёл вплотную и, положив руку на мощный круп коня, сказал с улыбкой:

– Для такой животины плюмаж можно бы подобрать и побогаче, а, Филипп? Вы что же, кузен, готовитесь принять вахту?

Филипп, которого прервали на полуслове, растерянно посмотрел на юношу, почти прижавшегося к его шпорам, и произнёс:

– Бог мой, да ведь это Фрэнсис! – Он нагнулся, чтобы обнять кузена. Оба рассмеялись. – Как я рад, что вы здесь. Как дела?

– Слезайте с лошади, и я всё вам расскажу, – предложил Фрэнсис. – При этих словах собеседник Филиппа – рослый, огненно-рыжий, весь в веснушках молодой человек – обернулся и, издав возглас изумления, подъехал к ним.

– Фрэнсис? – Тот почувствовал на себе взгляд голубых глаз и знакомую улыбку. – Вы только посмотрите, в кого превратилось это дитя! А ведь ещё и трёх лет не прошло, как он, помню, в сундук залез от страха, что его поймали в стогу сена с дочерью хозяйки пивной.

– А разве она вам тоже нравилась? – невинно спросил Фрэнсис. – Чего же вы не сказали мне, Роб? Помню, она говорила, что вы совсем недурны на вид, особенно когда темно, а свеча светит в затылок. – Он небрежно поглаживал жеребца по начищенным бокам, но лицо у него так и горело, хотя, казалось бы, что тут такого, подумаешь – воспоминание трёхлетней давности. Ловко ускользнув от жеребца, который собрался ткнуться мордой ему в ухо, он перешёл на другую сторону. Тут, задыхаясь, подбежал какой-то юный рыцарь:

– Филипп, у нас тут новенькие прибыли. Посмотрите?

Филипп быстро обернулся. У ворот скопились всадники. Те, что были в первых рядах, поднимая над головами знамёна, поспешно въехали во двор. По мере их приближения все зашевелились.

– Нортумберленд, – пробормотал Роберт Перси, не отрывая взгляда от второго брата графа Уорвика. – Хотелось бы знать, что ему здесь нужно!

Не обращая внимания на взгляды и перешёптывания, Джон Невил неторопливо проехал в центр двора, спрыгнул с лошади и бросил вожжи конюшему. Многие не сразу вспомнили его: после того как король Эдуард в благодарность за оказанные ему услуги пожаловал Джону Невилу титул графа Нортумберленда, его редко видели южнее Трента. В наступившей тишине к Джону Невилу подошёл Уорвик; хотя двор был заполнен людьми, все расступились, чтобы дать возможность родичам поприветствовать друг друга. Взгляды Джона Невила и его кузена, всё ещё неподвижно стоявшего у входа в башню, пересеклись.

Уорвик вряд ли понимал, с кем переглядывается его брат. Он посмотрел на спутников Джона, стараясь прикинуть, какую силу он привёл с собой. Убедившись, что графа сопровождает только немногочисленная и к тому же безоружная знать, он расстался со своей последней, на миг вспыхнувшей надеждой. Никак не выказывая своих истинных чувств, он полуобнял брата и произнёс несколько приветственных слов, Нортумберленд почти ничего не расслышал – он уже направлялся к входу в башню.

– Ничего не скажешь, Дикон, неплохое блюдо вы изготовили, – сказал он, всё ещё жадно глотая воздух после быстрой скачки. Услышав это полузабытое детское прозвище, Уорвик слегка передёрнулся. Стараясь не отставать от брата, с его широким солдатским шагом, он проговорил негромко:

– Всё могло быть иначе, если бы ты был рядом. Я ведь звал тебя, но ты не откликнулся.

Ни один мускул не дрогнул на лице Нортумберленда.

– Я служу королю Эдуарду, – ответил он. – И пока он не делает мне ничего дурного, я буду хранить ему верность.

Уорвик промолчал. Они подошли к входу в башню. Джон Невил опустился на колени, поцеловал протянутую руку короля.

– Мой пленник и родственник, – торжественно произнёс Эдуард и, улыбнувшись, знаком велел Невилу подняться. – Любимый мой кузен Нортумберленд, я счастлив вас видеть.

В этот момент подошёл разряженный герцог Бэкингем. Он тоже хотел поприветствовать своего родича Джона Невила. Уорвик задумчиво посмотрел на него; молодого Бэкингема забросили во двор королевы Елизаветы, как зерно в плодородную почву – на вырост: со временем он непременно женится на какой-нибудь девушке из семейства Вудвил[46]46
  «…он непременно женится на какой-нибудь девушке из семейства Вудвил» – женится на одной из шести сестёр королевы Елизаветы, сделав очень выгодную партию.


[Закрыть]. Сам молодой человек этому открыто противился, поэтому его появление неприятно поразило Уорвика: он-то считал, что уж кто-кто, а Бэкингем вовсе не желает своему родичу Эдуарду процветания. И тем не менее король во главе своих вассалов, здесь, лучится неподдельной радостью, непринуждённо обменивается шутками с Гастингсом и всячески старается включить в общий круг веселья Ричарда Глостера.

– А правда, что герцогиня Кларенс ждёт ребёнка? – спросил Эдуард Нортумберленда, ничуть не стесняясь присутствия графа Уорвика. – Ничего не скажешь, кузен мой Кларенс человек трудолюбивый, ведь браку ещё нет и трёх месяцев.

– Да вроде бы так, – равнодушно ответил граф Нортумберленд, а Уорвик совершенно невозмутимо, словно это его не касалось, кивнул, подтверждая сказанное:

– Точно. На прошлой неделе мне жена прислала записку, и там говорится, что родов ждут на Пасху.

Бэкингем захихикал и бросил беглый взгляд на Ричарда:

– А где же счастливый отец? Наверное, поздравления со всех сторон принимает?

Уорвик пожал плечами, из чего следовало, что он понятия не имеет, где его зять, а Эдуард заметил безмятежно:

– Я совсем недавно разговаривал с братом, кузен Бэкингем, так что вам не составит труда найти его где-нибудь здесь. – И добавил сердечно, обращаясь на сей раз к графу Уорвику: – Но он ничего не сказал мне, милорд, о том, какие у вас прекрасные новости. Передайте мои наилучшие пожелания герцогине Кларенс, да и все ваши надежды пусть сбудутся.

Уорвик поклонился, скрывая кривую усмешку. Эдуард явно не стремился затевать у всех на глазах ссору со своими родичами. Некоторые из них, те, что стояли рядом, немедленно стали рассыпаться в поздравлениях. Бэкингем, послав графу Уорвику сияющую улыбку, негромко сказал Гастингсу:

– Я слышал, Кларенс подкупил нашего посла при папском дворе, чтобы заполучить разрешение на этот брак. В наше время, милорд, постоянно какие-то дела появляются.

Он взглядом пригласил Ричарда Глостера посмеяться вместе с ним, но юноша в это время о чём-то негромко спрашивал брата. Эдуард, не отрывая взгляда от толпы, находившейся во дворе, коротко кивнул, и в тот же момент какой-то помещик с изображением вепря на рукаве камзола отделился от остальных и быстро зашагал к воротам, где собрались всадники. Один из офицеров выровнял шеренгу королевского эскорта. К Эдуарду подвели роскошного белого жеребца. Ричард Глостер пошёл перекинуться несколькими словами с Фрэнсисом, смущённо поглядывавшим на него через весь двор. Эдуард, внезапно сбросив руку, которую Гастингс дружески положил ему на плечо, громко произнёс:

– Милорд Глостер!

Ясный голос его разом перекрыл гул толпы. Ричард остановился, вопросительно посмотрел на брата и двинулся назад к башне. Он остановился у ступеней, король кивнул ему, приглашая подняться.

– Стань рядом со мной, Дикон, – сказал он брату и бросил через плечо: – Уилл, подвиньтесь немного, пожалуйста. – Гастингс, стоявший вплотную к королю, молча повиновался.

Солнце скрылось за башнями; лишь со стороны восточной стены проникал свет. Слегка подул ветерок. Зашевелились полотнища рыцарских знамён. Эдуард терпеливо ждал, пока все лица обратятся к нему и все разговоры стихнут.

– Милорды и сэры! – начал он. – Все вы знаете, что нынче летом умер граф Риверс, лорд-констебль. Его титул, таким образом, переходит старшему сыну, Энтони Вудвилу, лорду Скейлу. Согласно договорённости, ему же предстояло унаследовать и должность. – Эдуард помолчал. В глазах графа Уорвика что-то мелькнуло, он инстинктивно шагнул к королю, но тот уже потерял интерес к своему покойному шурину. Эдуард заговорил снова, повысив голос: – Но нам, как и всегда, небезразличны пожелания наших баронов, и особенно милорда Уорвика, столь много сделавшего для укрепления нашего трона. – Король искоса посмотрел на графа, тот угрюмо поклонился. – Поэтому по зрелом размышлении мы решили изменить первоначально принятое решение. Я рад сообщить вам, что на должность лорд-констебля назначается возлюбленный брат наш Ричард, герцог Глостер, в чьей безупречной преданности и верности у нас было много случаев убедиться.

Никто не пошевелился. Эдуард продолжал, и слова его падали в наступившем молчании тяжело, словно булыжники:

– По древней традиции, лорд-констебль является командующим армией, главным военным судьёй и председателем рыцарского суда. Помимо того, имея в виду тяжёлое положение, в котором оказалось королевство, мы возлагаем на лорд-констебля расследование всех актов предательства и вынесение, по собственному благоусмотрению, приговоров, в которых он подотчётен только нам. И обязанности эти мы возлагаем на брата нашего Глостера пожизненно.