Текст книги "Роковой секрет (СИ)"
Автор книги: Мэри Ройс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
Глава 29
РОКСОЛАНА
Смотрю на Рафаэля в отражении зеркала. Его лицо подобно камню: неподвижное, без единой эмоции, а жестокие глаза наполнены арктическим холодом. Приходит понимание, что страшно не то, что происходит со мной, а то, что сейчас творится внутри этого мужчины. Но внешне он абсолютно спокоен. Конечно, это лишь маска, и он просто выжидает. Словно хищник перед прыжком. Он не позволит мне пострадать, я чувствую это, знаю. И мне достаточно одного его присутствия, чтобы вновь захотеть жить и бороться.
Мои мысли прерывает горячее дыхание на щеке.
– Не зли меня, Рокс, – рычит Матвей и сильнее сжимает волосы, притягивая меня ближе к своему лицу. – Я хочу, чтобы ему было так же больно, – вкрадчиво добавляет прямо мне в губы.
Противно до тошноты, а секунду спустя отвращение перерастает в жгучую ярость. Наконец-то я в полной мере осознаю, насколько гнилая душа у этого человека, мерзкая, подлая и трусливая. Я целых полгода жила с иллюзией, и только сейчас передо мной истинное лицо Матвея. Скалится, вновь опаляя горячим дыханием с запахом перегара. Когда он набрасывается на мои губы, я едва сдерживаю рвотный позыв. А потом, разозлившись не на шутку, до металлического привкуса во рту кусаю его язык.
– Твааарь! – надрывно вопит парень.
– Иди к черту!
Со всей ненавистью, что сейчас заполняет каждую клеточку во мне, и ни капли не задумываясь, плюю ему прямо в физиономию, и тут же получаю тупой удар по лицу. От боли немного теряюсь в пространстве, и вскоре оказываюсь лежащей на холодной плитке. В глазах вспыхивают искры, и лишь оглушающий звук пальбы свидетельствует, что я все еще жива.
Чувствую, как сознание медленно погружается в вязкую темноту, что постепенно просачивается в мозг. И только звук выстрелов по-прежнему болезненным эхом разносятся в моей голове.
Зрение постепенно не возвращается ко мне, позволяя рассмотреть ужасающую картину. Матвей медленно сползает по стене на пол, дрожащей рукой прижимая к животу окровавленную рубашку. Его дыхание больше походит на надсадный хрип, а из уголка рта появляется багровая струйка крови. Будто в замедленной съемке, она стекает вниз до подбородка и падает на кафель. Одновременно с телом моего бывшего жениха. Матвей переводит на меня свои широко распахнутые глаза, и его взгляд, словно выстрел, пронзает мне сердце. Я задыхаюсь от того, сколько в нем сейчас боли и отчаяния, но в то же время ненависти и страха. И я никак не могу понять, почему.
– Я ни о чем не жалею… – Кадык дергается, и Мот заходится в кашле, выплевывая сгусток черной крови. – Я просто оступился… где-то… – Тихий смех вырывается из его груди, но он тут же смешивается с криком боли и слезами. Парень сжимает окровавленные кулаки и впечатывает их в пол, упираясь затылком в стену. – Все это была лишь прелюдия. Я никогда не любил тебя. Ты просто рычаг, Рокс. Рычаг в большой игре. Ты должна была сдохнуть, но я не справился… я так хотел, чтобы он страдал… – Матвей прикрывает глаза и судорожно вздыхает.
Каждое его слово должно было причинить мне боль, но почему-то я ничего не чувствую…
Чувствуя дрожь в онемевшем от ужаса теле, я аккуратно присаживаюсь и опираюсь руками о холодную плитку.
– Балдо, – пугающе тихий бас еще сильнее придавливает меня к полу, и я перевожу взгляд на Рафаэля, с поникшей головой опершегося на столешницу, – отвези девушку домой.
Рафаэль даже не смотрит на меня, и это его ледяное спокойствие режет меня, словно лезвие, покрытое ядом, который пробирается все глубже по венам.
Внезапно я ощущаю на себе крепкую хватку, а затем меня резко отрывают от пола. Я ничего не понимаю. Сознание спутано вязким туманом. Пытаюсь что-нибудь произнести, но не могу даже языком пошевелить. Сейчас единственное, что я хочу – это увидеть взгляд, прочесть в нем хоть какую-то эмоцию. Однако Рафаэль так и не смотрит в мою сторону, когда Балдо со мной на руках проходит мимо.
От этого цепкий страх еще больше атакует разум, а в груди болезненно сжимается. Хочу быть рядом с ним, поддержать своего мужчину, только вот еще не до конца осознаю произошедшее. В голове мелькают кадры недавних событий, а последний особенно въелся в память. Я не желала Матвею такого исхода… не желала…
Находясь в состоянии шока, я не замечаю, как Балдо вышел из клуба и уже усаживает меня в машину.
– Возьмите, синьорина, – охранник протягивает мне платок, – у вас кровь.
Ледяными пальцами неуверенно касаюсь лица и собираю теплую субстанцию, напоминающую о том, как хладнокровно Матвей ударил меня. Откуда у него ко мне такая ненависть? За что он так поступил со мной? Зачем ему боль Рафаэля? Сотни вопросов грохочут в голове подобно раскатам грома. И только когда автомобиль трогается, меня озаряет тревожной вспышкой. Рита!
– Останови машину! – Цепляюсь окровавленными пальцами за переднее сиденье. – Моя подруга… ее тоже надо забрать!
– Синьорина, вы слышали распоряжение, мне нельзя его нарушать, – равнодушно произносит верный пес Росси.
– Ты что, глухой?! Там осталась моя подруга! Она здесь никого не знает, кроме меня! Разворачивай машину сейчас же! – рявкаю, надрывая горло.
А вдруг Матвей встретил ее раньше меня и причинил вред? Господи… нет, нет, нет… Молюсь, чтобы с подругой ничего плохого не произошло.
– Извините, синьорина, я должен доставить вас домой.
От беспомощности во всей этой ситуации я откидываюсь на сидении и до боли стискиваю зубы. Рита пропала. Матвей пытался убить меня. Рафаэль… Хоть и не видела, но я знаю, что выстрелил в Матвея он. И я боюсь даже представить, какая боль сейчас разрывает его изнутри. Он, конечно, мастер скрывать эмоции, но убить сына и сохранить хладнокровие…
С такими тягостными мыслями я возвращаюсь в особняк. На ватных ногах шагаю к комнате, абсолютно игнорируя зовущую меня Женевру, и с громким хлопком закрываю за собой дверь.
Добираюсь до кровати и падаю на нее, больше не в силах держаться. Ни морально, ни физически. Подушка поглощает крики, впитывает слезы боли, терпит то, с какой силой я сжимаю ее и пытаюсь разорвать.
И только когда натыкаюсь на твердый предмет под ней, замираю. Вынимаю его и прохожусь пальцами по блестящей шершавой упаковке. Поддеваю край и разворачиваю, тут же прикрывая рукой рот. Закусываю губу, чувствуя пронзительную боль в сердце. Фотография, на которой мы с Ритой в больнице в день, когда я на танцевальном конкурсе подвернула ногу. Переворачиваю фоторамку и читаю надпись:
«Наверное, сегодня это самый скромный подарок, но этот день для нас был самый дорогой. Для меня ты победила! Люблю! Вечно твоя, Маргаритка Сергеевна».
От лавиной обрушившихся рыданий внутренности сжимаются в мучительном спазме. Боль и страх перемешиваются с теплом от воспоминаний о нашей дружбе. Я никогда себя не прощу, если с подругой что-то случится…
РАФАЭЛЬ
Мы попадаем в клуб через отдельный вход, и нас сразу встречает сам хозяин заведения.
– Рафаэль, Уго, – Олевандор расплывается в чинной улыбке, – давненько вы у меня не появлялись. – Он тут же щурит свои прозрачно-голубые глаза, окидывая оценивающим взглядом наших спутниц. – Да еще и в обществе дам. Мои девочки сегодня не потребуются?
– Ты знаешь мои аппетиты, Вандор, – скалится Уго, зажимая зубами сигарету. Склонив голову набок, прикуривает ее. – Но шутки в сторону, девочки приехали повеселиться, а не потрахаться, поэтому для нас все как обычно. Так ведь, босс? – Гирландайо посылает в мою сторону густое облако дыма.
– Олевандор, проводи девушек в бар. Все, что они закажут, записывай на мой счет и обеспечь им неприкосновенность, если не хочешь отмывать чужие мозги от мраморного пола.
– Рафаэль, твой талант делать безотказные предложения бесподобен! – Олевандор разряжает обстановку громким хохотом, а я перевожу взгляд на Солу и замечаю, что ей явно некомфортно от того, что она не понимает язык и причину такого смеха. – Синьорины, прошу, – уважительно кивает он и жестом приглашает следовать за ним.
Ее подруга расплывается в игривой улыбке и проходит вперед, утаскивая за собой именинницу. Однако я задерживаю Солу, схватив ее за запястье, отчего она даже вздрагивает. Блондинка тут же останавливается, но Уго, вмиг включив свое обаяние на полную, утаскивает ее вслед за Олевандором.
– Сола, весь бар в вашем распоряжении, но дальше танцпола ты не уходишь.
– А где будешь ты?
– Я буду наблюдать из вип-ложи, прямо над танцполом.
– Что ж, бар, танцпол – все предельно ясно. – Уголки ее губ подрагивают от улыбки. – Я могу идти?
Плавно притягиваю ее ближе и, подцепив подбородок, заставляю посмотреть себе в глаза. Сола же словно нарочно скользит острым кончиком языка по своим полным губам.
Дразнит.
Приближаюсь к ее лицу вплотную, перемещая ладони на хрупкие ребра.
– Хочу целовать тебя. Чувствовать твои губы. – Провожу носом по ее скуле, ощущая уже привычное электрическое напряжение между нами. – Какого черта ты их накрасила? – Руками стискиваю тонкую девичью талию.
– Рафаэль, – взволнованно выдыхает она, холодными пальцами цепляясь за мои запястья в попытке ослабить натиск, но я не позволяю этого сделать, – прекрати. Мне нужно идти, меня Рита ждет.
– Уго с удовольствием сыграет роль ее подружки.
– Этот кудрявый засранец скорее с удовольствием поимеет ее, чем сыграет роль ее подружки, – усмехается Сола и, нервно облизнув губы, продолжает: – А вообще, – бережно поправляет лацканы моего пиджака и разглаживает ладонями ткань, – иногда воздержание полезно.
– Сегодня ты узнаешь, насколько оно вредно в моем случае.
Припадаю губами к ее обнаженному плечу в грубом поцелуе. Ощущаю взрыв фейерверков от сладкого вкуса ее нежной кожи. С моих губ срывается глухой рык, отчего Сола выгибается в моих объятиях, издавая чувственный стон. Она ногтями впивается в мои плечи, когда я скольжу языком до мочки уха, и мне приходится приложить массу усилий, чтобы заставить себя остановиться.
Большим глотком воздуха заглушаю струящееся по венам безумное желание и отстраняюсь. Здесь нельзя терять голову, потому что рядом с этой девчонкой она отказывается выполнять свою природную функцию.
Сола с минуту не двигается, лишь хватает ртом спасительный кислород. Какая же она чувственная девочка, загорается в моих руках как спичка. Я обнимаю ее маленькое лицо ладонями, и яркий блеск малахитовых глаз с удвоенной силой зажигает меня, заставляя кипеть и без того взбудораженную кровь.
– Будь умницей, Сола. – Оставляю на ее макушке короткий поцелуй, а затем за руку увлекаю по узкому коридору.
Стройное тело извивается, ритмичные движения наполнены грацией. Агрессия сменяется манящими покачиваниями бедер. Ощущение, будто она сама задает ритм музыке, атласное платье переливается в свете софитов, а на молочной коже вспыхивают разноцветные огни. Сейчас Сола безмятежна, ее улыбка искрит счастьем, и мне абсолютно плевать на ползающую передо мной шлюху. Все внимание принадлежит моей девочке.
Больше всего сейчас хочется задрать это чертово платье, хорошенько вылизать сладкое лоно, а потом погрузиться в его теплоту и влажность. Кажется, мозги плавятся от одной только мысли об этом. А когда представляю, как Сола сегодня будет скользить по моему члену накрашенными губами, в паху начинает буквально искрить, и ширинка натягивается до предела.
Только вот хватает секунды, чтобы потерять Солу из вида, когда неуклюжая шлюха опрокидывает на меня стакан с виски.
– Твою мать! – раздраженно рявкаю я и вскакиваю, отталкивая стриптизершу прямо на Уго.
– Раф, какого хрена…
Не дослушав, я вылетаю из помещения и мгновенно теряюсь в громкой музыке, которая в данный момент для меня как красная тряпка для быка. Расталкивая всех, кто попадается мне на пути, добираюсь до комнаты охраны и без лишних слов подхожу к транслирующим видео с камер наблюдения мониторам. Нахожу нужную информацию и не задерживаюсь там больше ни на секунду.
Захожу в женский туалет, и от открывшейся моему взору картины в жилах стынет кровь. Маттео приставил пистолет к подбородку Солы. Она дрожит, по щекам катятся слезы, а в глазах застыл дикий ужас. Мой гаденыш тоже на грани. Отчетливо вижу, как его трясет, и понимаю, что не выстрелит. У этого труса не хватит смелости, но одно неудачное движение, и пуля-дура вышибет ей мозги.
– Матвей, – сипло просит она, захлебываясь слезами.
В ответ этот ублюдок сгребает ее волосы в кулак и встряхивает Солу так, что та едва удерживается на ногах.
– Я уже труп, детка. Думаю, будет справедливо, если ты составишь мне компанию в аду.
– Опусти пистолет, Маттео. – В моем голосе лишь холод и сталь, ничего более.
– Папочка! – расплывается он в сумасшедшей улыбке. Конечно, он ждал, и это представление для меня. – Ты как раз вовремя! Правда, малышка?
Мой сын ловким движением разворачивается вместе с Солой и, обхватив рукой ее шею, прикладывает дуло к виску. Я по-прежнему стою неподвижно, лишь сглатываю, но сейчас собственная слюна, подобно серной кислоте, прожигает мне горло.
– Она ведь тебе нужна? Хороша, да? – Матвей с нескрываемым наслаждением проводит носом по ее шее и шумно вдыхает. – Дааа, она хороша…
– Отпусти девушку, и мы поговорим.
– Думаю, ты не в том положении, отец, чтобы диктовать свои условия. Поэтому для начала мы немного повеселимся. Все же хочу унести сладкий вкус моей девочки с собой.
Матвей рывком поворачивает Солу лицом к себе и вновь упирает дуло пистолета ей в подбородок. Но при этом не сводит холодного взгляда с меня.
– Ну, давай, поцелуй меня, малышка. Папочке ведь нравится подглядывать за нами, да?
Очевидно, что по собственной воле она этого ни за что не сделает.
Не получив желаемого, Маттео склоняется к ней и что-то рычит прямо в губы, а потом его глаза еще больше наливаются кровью.
«Не упрямься, Сола», – мысленно умоляю ее.
Но когда Маттео сам набрасывается на мою девочку с поцелуем, раздается болезненный вопль.
– Тваааарь! – орет он, отпуская Солу и хватаясь за губу.
– Иди к черту! – выкрикивает девушка и плюет ему прямо в физиономию, на что Маттео заносит руку с пистолетом и ударяет ей по лицу.
Секунда. У меня появляется гребаная секунда. И ее хватает, чтобы достать пистолет и прострелить парню колено. Звук громкого хлопка сменяется стоном боли, а я делаю еще пару выстрелов в живот, что заставляет Маттео врезаться спиной в стену.
Сола лежит на полу, но постепенно приходит в себя. Когда сознание окончательно к ней возвращается, девочка застывает с немым ужасом на лице. Кажется, если сейчас она вдохнет, рассыплется, словно горстка золы.
– Я ни о чем не жалею… – Кадык судорожно дергается, и Маттео заходится в сиплом кашле, выплевывая сгусток черной крови. – Я просто оступился… где-то… – тихий смех вырывается из его груди, но он тут же смешивается с криком боли и слезами. Он сжимает окровавленные кулаки и впечатывает их в пол, упираясь затылком в стену. – Все это была лишь прелюдия. Я никогда не любил тебя. Ты просто рычаг, Рокс. Рычаг в большой игре. Ты должна была сдохнуть, но я не справился… я так хотел, чтобы он страдал… – Маттео прикрывает глаза и судорожно вздыхает.
Опираюсь о столешницу у раковины.
– Балдо, отвези девушку домой, – приказываю вошедшему в этот момент солдату.
Он незамедлительно выполняет распоряжение и подхватывает Солу на руки. Она даже не замечает, как по ее щеке стекает тонкая струйка крови. Опускаю голову и утыкаюсь взглядом в пол, потому что меня начинает еще больше трясти от желания уничтожить сына. За то, что он причинил моей девочке боль. Внутри меня сейчас борются противоречивые чувства: удовлетворение от того, что все же наказал предателя, сожаление о том, что упустил сына и горечь от потери единственного ребенка.
Когда мы остаемся одни, я впиваюсь пальцами в края столешницы. Руки буквально горят от содеянного, и это жаркое пламя постепенно охватывает все тело. Гребаное сердце разрываются от осознания того, что я ответственен за смерть собственного сына. Я готов всадить пулю себе в лоб, понимая, что хотел этого с той самой минуты, когда Маттео прикоснулся к ней.
Это не наказание за нарушение омерты, это убийство из-за женщины.
– Ты обещал всегда быть рядом, – вторгается в мои мысли надрывный шепот Маттео, – а тебя снова нет. И никогда не было.
Его признание словно обухом по голове.
До хруста сжимаю челюсти. В памяти всплывает образ моего маленького сына, что неустанно твердил эту фразу, когда я в детстве оставлял его одного.
– Ты… – сквозь слезы рычит Маттео, заставляя посмотреть себе в глаза в отражении зеркала, – ты просто избавился от нас с матерью как от ненужного груза. Ты никогда не любил нас. Лишь откупался деньгами. Это ты создал из меня монстра. – Злость сына сменяется горечью, он уже не сдерживает слезы, и они текут по его щекам, перемешиваясь с кровью. – А Каморра поверили в меня. Приняли в свою семью. А я так и не смог их отблагодарить… – он запинается, захлебываясь кровью. – Па, – протягивает ко мне дрожащую ладонь, – побудь со мной хотя бы сейчас. Мне страшно, страшно умир…
Маттео вновь заходится в кашле, из его горла вырываются булькающие звуки. Наконец, я заставляю себя оторваться от столешницы и подойти к сыну. Опустившись на корточки, беру его за руку.
– Прости… я… п-просто… хотел быть лучшим…
Его зрачки перестают двигаться, сиплое дыхание обрывается, выкачивая из помещения остатки кислорода, и лишь одинокая слеза скатывается по щеке моего сына как заключительный аккорд его жизни.
В груди бушует адское пламя, беспощадно блокируя поступление воздуха в легкие. Я отчаянно хватаю его ртом, но задыхаюсь от запаха крови собственного ребенка.
– Спи, Маттео, – провожу ладонью по его лицу, закрывая глаза, – спи крепко. – Прижавшись к окровавленному лбу, шепотом добавляю: – Говорят, тот мир лучше, чем этот. – Сжимаю обмякшую руку сына. – Я всегда был рядом. – Подношу его окровавленную ладонь к губам и прижимаюсь к ней. – Я отпускаю тебя.
Я не плачу. Слезы высохли, как и моя душа. Я держу эту боль в себе. Понимаю, что никогда не отпущу ее, и это чувство будет разрывать меня на части, молча выламывать ребра. Но больше всего душу разъедает мысль, что я без сожаления нажимал на курок. Из-за Солы. Маттео причинил ей боль. А я знал, что не смогу сдержаться, знал, что в любом случае убью его, но он все равно спровоцировал.
– Раф, дальше я сам, – кладет ладонь мне на плечо внезапно появившейся Уго.
– Оставь нас.
Мне хочется орать во все горло, но я по-прежнему сохраняю внешнюю невозмутимость.
– Если бы ты не убил его, она была бы мертва. Ты сделал все по закону. А теперь тебе нужно ехать домой, скоро здесь соберутся все желторотые, лишняя шумиха нам сейчас ни к чему. Я все уберу.
– Я сам доведу дело до конца, – хрипло произношу и прочищаю горло.
А потом выпускаю руку Маттео и рывком поднимаюсь на ноги, упираясь влажной ладонью в стену.
– Сола уехала?
– Десять минут назад Балдо с девушкой покинул территорию.
– Найди ее подругу и доставь в аэропорт. – Из груди вырывается тяжелый вздох, когда я провожу ладонью по лицу. – Передай Олевандору, чтобы подогнал свою машину к черному входу.
– Раф, ее подруги нет в клубе.
– И где же она? – Отталкиваюсь от стены и устало упираю руки в бока.
– Здесь были люди Каморры. Олевандор убит. Приходили за твоей принцессой, Раф, но, видимо, перепутали девушек.
– Твою мать! – вздыхаю в пустоту, откидывая голову назад. А затем разворачиваясь всем корпусом и бью кулаком в зеркало, оставляя после себя кровавую паутину. – Звони Балдо и предупреди насчет Каморры. Нужно усилить охрану особняка, чтобы до моего возвращения Роксолана была в безопасности. Они скоро поймут, что взяли не ту. Если еще не поняли. А сейчас подгони мне машину, Уго, и ты свободен. Этот вечер я хочу провести с сыном.
Взяв безжизненное тело на руки, выхожу из туалета и направляюсь в сторону служебной двери. Я словно во власти галлюцинации, потому что вижу на руках своего маленького мальчика. Всего в крови. Мне становится дурно и приходится остановиться, чтобы не потерять равновесие. Скалюсь, болезненно втягивая воздух. Я убил своего ребенка… я чудовище…
– Мы поедем в тихую гавань, – говорю словно в бреду, продолжая идти. – Ты мой сын, и твое место всегда было здесь, пора возвращаться домой, Маттео, теперь ты в безопасности. Теперь тебя никто не тронет. Твою мать! – рявкаю и сильнее сжимаю его тело. – Я лишь хотел уберечь тебя, со мной было опасно. – Укладываю Маттео на заднее сиденье. – Я прятал тебя от своих врагов, а оказывается, нужно было прятать от себя…
Сажусь за руль и, захлопнув за собой дверь, начинаю колотить по нему кулаками, разбивая их в кровь и издавая мучительные хрипы. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я останавливаюсь и, с трудом переведя сбитое дыхание, завожу машину.
***
Я похоронил его рядом со своими родителями. В Тихой Гавани под домом расположен семейный склеп. Там они всегда в безопасности. Теперь и мой сын вместе с ними.
Я даже не помню, как добрался до дома. Кровь в моем организме полностью заменил алкоголь, а легкие до краев заполнены сигаретным дымом.
Перед глазами сменяются кадры прошлого, но сейчас я четко вижу лишь одно – боксерскую грушу, и начинаю избивать ее, уничтожать, в то время как воспоминания уничтожают меня. И этот нескончаемый адский водоворот всех оттенков боли переполняет меня. Но выплеснуть эмоции не получается, это навсегда останется во мне как напоминание о содеянном.
Кричу, раздирая горло и пытаясь заглушить разрывающие меня мысли, эмоции и запах крови на руках. Падаю на колени и не прекращаю вопить во всю глотку. Все она… все это из-за гребаной власти и денег.
– Рафаэль…
Сейчас ее голос подобен острой спице, пронзающей мозг. Поднимаю взгляд и вижу Солу, ее красные заплаканные глаза, рассеченную щеку, то, как неуверенно она сейчас стоит передо мной. Только вот ей лучше уйти. Хотя уже поздно это делать. Я поднимаюсь, за пару широких шагов сокращаю между нами расстояние, и перекрываю ей кислород…