Текст книги "Метла и металлический шарик"
Автор книги: Мэри Нортон
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Глава 14. ПРОШЛОЕ

Жил-был в Лондоне во времена короля Карла II один чернокнижник****** (эти шесть звездочек для того, чтобы дать тебе время разузнать, кто такой чернокнижник, а теперь, когда ты это узнал, пошли дальше). Жил он в Крипплгейте в маленьком домишке в комнате под самой крышей, куда вела узкая лестница. Был он очень нервный и не любил дневного света. На то у него были две веские причины, я расскажу тебе о первой.
Мальчиком он попал в ученье к другому чернокнижнику – старику, дело которого он потом унаследовал. Старый колдун был в частной жизни веселым толстяком, но во время визитов клиентов он прятал свои белые телеса в длинный черный плащ с меховой опушкой, напускал на себя угрюмость – все для того, чтобы внушить посетителям страх и почтение. Без улыбки, в долгополом черном одеянии, он выглядел солидно, словно мэр, и не менее мрачно, чем помощник стряпчего.
Молодой чернокнижник, которого звали Эмелиус Джонс, старательно учился своему ремеслу. Часов в десять-двенадцать ночи в холодном лунном сиянии он ловил котов на кладбище, а в серых сумерках рыскал по пустынному берегу в поисках семи одинаковых белых камушков, омытых последней волной отлива. Он растирал пестиком в ступе сушеные травы и охотился на крыс в сточных канавах.
А тем временем старый чернокнижник грелся у очага, водрузив ноги на скамеечку, попивал подогретое белое вино с корицей и, покачивая головой, приговаривал: «Молодчина, мой мальчик, молодчина…»
Часами при свече молодой чернокнижник мог изучать карту звездного неба или вертеть глобус на подставке из черного дерева, пока у него самого мозги не начинали вращаться вокруг собственной оси. Знойными вечерами его посылали босым за город прочесывать заросли увядшего вереска в поисках веретениц, гадюк и полосатых улиток.
Ему приходилось взбираться на колокольни за летучими мышами, таскать воск из церквей и дуть через стеклянные трубки на зеленую слизь до тех пор, пока кровь не начинала шуметь в ушах, а глаза не вылезали из орбит. Умирая, старый колдун послал за своим учеником и сказал:
– Мой мальчик, я хочу тебе кое-что сказать. Эмелиус сложил свои покрытые пятнами руки на коленях и почтительно опустил глаза.
– Да, сэр, – пробормотал он.
Старик повернул голову, чтобы поудобнее улечься на подушке.
– Я о колдовстве, – начал он.
– Да, сэр, – повторил Эмелиус.
Старый чернокнижник поднял глаза к потолку и слегка улыбнулся:
– Его не существует.
Эмелиус в изумлении уставился на учителя.
– Вы имеете в виду… – начал было он.
– Я имею в виду, – невозмутимо продолжал старик, – то, что говорю.
Когда Эмелиус слегка оправился от потрясения (впрочем, он так никогда и не оправился до конца), старик продолжил:
– Но все же это занятие прибыльное. Я смог содержать жену и четырех дочерей в Дептфорде (куда меня завтра отвезут), имел карету с четверкой лошадей, пятнадцать слуг и француза, учителя музыки, да еще и барку на реке. Трех дочерей я удачно выдал замуж. Два моих зятя служат в суде, а третий на Ломбард-стрит. – Колдун вздохнул. – Твой бедный отец, упокой господь его душу, щедро платил мне за твое обучение, и если я был строг с тобой, то лишь из чувства долга перед тем, кого уже нет с нами. Мои дела идут успешно, семья моя обеспечена, так что дело мое и этот дом завещаю тебе. – Он сложил руки на груди и замолчал.
– Но, – пробормотал Эмелиус, – я ничего не знаю. Приворотные зелья…
– Подкрашенная вода, – устало объяснил старик.
– А предсказание будущего?
– Детская игра. Если не очень вдаваться в детали, что бы ты ни напредсказывал, рано или поздно сбудется, а что не сбудется, люди рано или поздно забудут. Держись построже, убирай комнату не чаще раза в год, зубри латынь, смазывай глобус, чтобы плавно вращался, и успех тебе обеспечен.

Вот первая причина, по которой Эмелиус стал таким нервным. А вторая состояла в том, что во времена доброго короля Карла Второго жив еще был обычай казнить колдунов, волшебников – всех, кто имел дело с магией, и Эмелиус, случись ему ошибиться или нажить себе врага, стараниями раздосадованного клиента мог окончить жизнь весьма неприятным образом.
Будь Эмелиус посмелее, он бы бросил это опасное ремесло, но отцовские деньги все ушли на его обучение колдовству, а сам молодой человек был слишком слабохарактерен, чтобы решиться начать все сначала.
В 1666 году Эмелиусу исполнилось тридцать пять лет, но он состарился раньше срока, был худым и нервным. Он подпрыгивал от малейшего писка, бледнел, если лунный луч падал ему на лицо, и вздрагивал при появлении собственного слуги.
Заслышав шаги на лестнице, Эмелиус принимался твердить коротенькое заклинание, которое помнил наизусть, чтобы произвести впечатление на посетителя своими познаниями.
Опасаясь королевских соглядатаев, он выдавал себя за музыканта-мечтателя, получившего в наследство дом колдуна, и в любую минуту, услышав подозрительный шум, бросался к клавикордам.
В тот вечер, заслышав шаги в узком коридоре под лестницей, Эмелиус выпрыгнул из кресла, в котором дремал у камина (ночи в конце августа уже несли первую осеннюю прохладу), наступил на кошку, издавшую душераздирающий вопль, зажег фитиль, плававший в плошке с маслом, предварительно посыпав его желтым порошком, чтобы пламя стало синим, схватил пару сушеных лягушек и пучок белены и, застыв на миг, торопливо, не унимая дрожащих рук, выпалил коротенькое заклинание, при этом одним глазом он глядел на клавикорды, а другой не сводил с двери. Раздался стук в дверь, неуверенный, нерешительный стук.
– Кто там? – спросил колдун, готовый, если что, сразу же задуть голубое пламя.
Послышался шепот и какое-то шарканье, а затем голос, чистый и звонкий, словно серебряный колокольчик, произнес: «Трое потерявшихся детей».
Эмелиус опешил. Он кинулся было к клавикордам, затем метнулся назад к голубому огоньку, да так и застыл на полпути, положив одну руку на глобус, а другой сжимая ноты. «Войдите», – сказал он угрюмо.
Дверь медленно распахнулась, и в темноте коридора чернокнижник разглядел фигуры трех детей в странной одежде. Они были ослепительно прекрасны. На них были балахоны вроде тех, что носили лондонские подмастерья, но подпоясанные шелковыми шнурами, а их чистота жителю Лондона XVII века показалась просто неземной. Кожа их блестела. Нос Эмелиуса уловил нежный запах – свежий и пряный цветочный аромат.
Эмелиус задрожал, ноги его подкашивались, ему захотелось сесть. Он с изумлением уставился на свой колдовской инвентарь. Неужели два сушеных лягушонка и пучок белены дали такой удивительный результат? Колдун попытался припомнить набор латинских слов, которые он над ними произнес.
– Мы потерялись, – произнесла девочка необычным иностранным голосом, чистым, как горный хрусталь. – Мы заметили свет в вашем окне, входная дверь была не заперта, и мы решили зайти спросить дорогу.
– Куда? – спросил Эмелиус дрожащим голосом.
– Все равно куда, – ответила девочка. – Мы совсем потерялись, даже не представляем, где мы сейчас находимся.
Эмелиус откашлялся.
– Вы в Крипплгейте, – выдавил он.
– Крипплгейт? – удивилась девочка. – В Лондоне?
– Да, в Лондоне, – прошептал Эмелиус, отступая к камину. Он ужасно перепугался. Откуда они взялись, если даже не знают, что находятся в Лондоне?
Старший мальчик выступил на шаг вперед.
– Извините, – начал он вежливо, – не могли бы вы нам сказать, в каком мы находимся веке?
Эмелиус взмахнул дрожащими руками, словно стараясь отогнать детей.
– Сгинь! Отправляйтесь туда, откуда пожаловали! – взмолился он.
Девочка покраснела и быстро-быстро заморгала. Она оглядела темную неприбранную комнату: пожелтевшие пергаменты, стеклянные пузырьки, череп на столе, свечи на клавикордах.
– Извините, – пролепетала она, – если мы вам помешали. Эмелиус метнулся к столу, схватил плошку с маслом, двух лягушек, пучок белены и с проклятиями швырнул все в очаг. Они зашипели и вспыхнули. Глядя в огонь, колдун потер пальцы, словно очищая их от грязи, затем обернулся, глаза его расширились так, что показались белки. Он уставился на детей.
– Все еще здесь! – прохрипел он.
Девочка еще чаще заморгала.
– Мы сразу же уйдем, – заверила она, – только скажите сначала, какой сейчас год?
– Двадцать седьмое августа одна тысяча шестьсот шестьдесят шестого года от рождества Христова.
– Тысяча шестьсот шестьдесят шестой год, – повторил мальчик. – Правление короля Карла II.
– Через неделю случится Лондонский пожар! – радостно заявила девочка.
Лицо старшего мальчика просияло.
– Крипплгейт? – обрадовался он. – Может, и этот дом сгорит. Пожар начнется в королевской пекарне на Пуддинг-лейн, пламя перекинется на соседнюю улицу.
Эмелиус вдруг упал на колени. Он сжал руки. Лицо его исказилось, словно от боли.
– Я понял вас, – вскричал он, – продолжайте!
Девочка посмотрела на колдуна и вдруг улыбнулась по-доброму, словно угадала его страхи.
– Мы не причиним вам зла, – сказала она и подошла к нему. – Мы просто дети – потрогайте мою руку.
Кэри дотронулась до сжатых рук Эмелиуса. Рука ее была теплой и мягкой, человеческой.
– Мы просто дети, – повторила она и добавила: – Из будущего.
Она улыбнулась своим спутникам, словно сказала что-то очень умное.
– Ага, – подтвердил старший мальчик, он, казалось, был удивлен и польщен. – Это правда. Мы прилетели из будущего.
– Это все? – вяло поинтересовался Эмелиус. Колдун поднялся. Он был потрясен. В голосе его звучала горечь.
Теперь вперед выступил самый младший, похожий на ангела: густые золотистые локоны спадали на белое чело.
– Можно мне посмотреть ваше чучело аллигатора? – попросил малыш вежливо.
Эмелиус снял чучело с крючков, которыми оно крепилось к потолку, и без слов положил аллигатора на стол. Колдун сел в кресло у камина: его била дрожь.
– Что еще нас ожидает, кроме пожара, который уничтожит этот дом? – мрачно поинтересовался он.
Девочка присела на скамеечку напротив него.
– Мы не очень-то сильны в истории, – призналась она, – но мне кажется, что короля казнят…
– Это Карла I казнили, – поправил ее старший брат.
– Ах да, – согласилась девочка. – Извините. Мы можем вернуться к себе и разузнать все хорошенько.
– Не стоит беспокоиться, – угрюмо заметил Эмелиус. Все немного помолчали. Потом девочка заговорила снова.
– А чума у вас уже была? – попыталась она поддери жать беседу.
Эмелиус пожал плечами:
– Нет, Господь миловал.
– Тоже было забавное событие, – искренне воскликнул мальчик.
Девочка, спросив позволения, разворошила угли в камине, чтобы они ярче горели. Эмелиус подбросил еще одно полено. Грустно смотрел он на разбитую плошку. Старый колдун обманул его дважды, ведь он, Эмелиус, совершенно случайно нашел заклинание, которое подействовало. Эти дети кажутся совершенно неопасными, но иная смесь, брошенная с такой же безответственной легкостью, могла вызвать к жизни все, что угодно – от стада чертей до самого Старика Ника.
А рассеивать собственные чары он не умел – не знал заклинаний. Чтобы ни получилось – так бы и осталось навсегда, и прощай безопасность. Никогда впредь он не осмелится с проклятиями бросить серу на огонь, никогда не посмеет варить суп из лягушачьей икры и наперстянки, никогда не разразится латинскими проклятиями, не станет больше вертеть звездный глобус. Клиенты заметят его неуверенность. Практика развалится. Его жертвы ополчатся на него. Тогда ему придется бежать, спрятаться в какой-нибудь убогой лачуге или кишащем крысами подвале, а может обернуться тюрьмой, позорным столбом или веревкой.
Чернокнижник застонал и уронил голову на руки.
– Вам нездоровится? – заботливо спросила девочка. Эмелиус пропихнул бревно подальше в камин, а затем дико взглянул в нежное лицо девочки.
– Ребенок, – произнес он с изумлением, – я никогда не знал, – в его голосе зазвучали грустные нотки, – что значит быть ребенком.
– Что вы, вы не можете этого не знать! – возразил старший мальчик.
– Вы всегда жили в городе? – поинтересовалась девочка.
– Нет, – признался Эмелиус. – Сначала я жил в деревне. Я хотел сказать, что я забыл, что значит быть ребенком, – поправился он.
– Ну, вы уж не такой и старенький! – поспешил утешить его мальчик.
Эмелиус, казалось, был уязвлен.
– Мне всего тридцать пять, – заметил он.
– Наверное, у вас была тяжелая жизнь? – посочувствовала девочка.
Чернокнижник поднял глаза. «Тяжелая жизнь? Ах, вот в чем дело! – подумал он про себя. – У меня была тяжелая жизнь». Внезапно ему захотелось рассказать детям о себе: годы бесплодного труда, риск, связанный с его профессией, одиночество. Он мог без опаски разговаривать с этими странными детьми, которые, если он сумеет подобрать верное заклинание, вскоре снова вернутся в будущее. Колдун подобрал на колени отороченный мехом плащ: подальше от огня. Из-под плаща выглянули ноги в желтых спущенных чулках.
– Мало чья жизнь, – начал он мрачно, – может сравниться с моей.
Затем в витиеватых фразах чернокнижник поведал детям о своем детстве, которое он, казалось, успел забыть: о том, как его совсем маленького посылали собирать целебные травы и как его однажды выпороли за попытку украсть засахаренные сливы, о майских праздниках, о бедняке, заточенном в колодки за браконьерство, о старом школьном наставнике, который заставлял Эмелиуса носить позорный бумажный колпак в наказание за «неуд» по латыни, и о том, как он ненавидел таблицу умножения. А затем его отдали в ученье в Лондон: лишения и разочарования, боязнь начинать собственное дело, жизнь в постоянном страхе, да еще клиенты-должники!
Пока дети слушали рассказ чернокнижника, свечи почти совсем растаяли и потухли. Ребята так увлеклись, что не слышали криков ночного сторожа, объявлявшего время, и Re заметили, как за окном забрезжил рассвет.
– Так вот, – заключил со вздохом Эмелиус, – честолюбие моего отца обернулось мучениями для его сына. Сказать по чести, хоть я и скопил немного золота, но лучше бы мне оставаться ветеринаром в Пеппериндж Ай.
– В Пеппериндж Ай? – изумилась девочка. – Да ведь по соседству с тем местом, где мы живем!
– Это в Бедфордшире, – уточнил Эмелиус, мысли его все еще были в прошлом.
– Ну да, возле Мач Фрэншем.
– Мач Фрэншем, – повторил Эмелиус. – Ярмарки Мач Фрэншем! Что это были за деньки!
– Ярмарки там и до сих пор устраивают, – радостно поведала девочка. – Там, конечно, понастроили много новых домов, но главное шоссе проходит в стороне от новостроек, так что с виду кажется, что ничего не изменилось.
Они принялись обмениваться впечатлениями. Эмелиус признался, что любил купаться в ручье. Ферма Лоубоди и в его времена так называлась. «Прекрасное новое хозяйство», – отозвался о нем Эмелиус. Оказалось, что и он не раз бродил у Римских развалин.

– Пять часов, – прокричал сторож, проходя мимо окна. Они раздвинули занавески. Замечательное ясное утро.
Утренний свет прогнал темноту, и пыль затанцевала в солнечном луче, проникшем в комнату.
– Вот бы сейчас снова оказаться в Пеппериндж Ай! – воскликнула девочка. – Как бы мне хотелось его увидеть.
Потом дети, в свою очередь, рассказали колдуну о себе и о волшебной кровати. Они объяснили, что оставили кровать неподалеку за церковной оградой. И тут-то дети вспомнили про авоську, привязанную к спинке кровати; в ней остались бутерброды с сыром и термос с какао. Эмелиус попытался сам отыскать что-нибудь съестное для гостей, пока служанка почивала, и извлек из буфета две холодные ноги жареного зайца и кувшин с пивом. Он был несказанно рад, что, как оказалось, не его заклятья вызвали из далекого будущего этих ребятишек, и ему не терпелось отправиться на церковный двор подивиться на чудодейственную кровать.
Они выступили в путь. Это была странная процессия: Эмелиус с кувшином пива в руках и жареными заячьими ногами, аккуратно завернутыми в бумагу. Ворота на церковный двор были открыты, и там за самой большой; могилой они нашли свою кровать целой и невредимой с авоськой, полной всякой всячины.
Они подкрепились в компании голодных котов. Тем временем город XVII века медленно просыпался и готовился к дневному гомону и суете. Именно там, на церковном дворе, не упоминая имен, дети поведали Эмелиусу о мисс Прайс
Глава 15. ГОСТЬ
В ночь, когда дети отправились в прошлое, мисс Прайс легла в комнате Кэри. С тяжелым сердцем отпустила она детей одних в это путешествие. Связав себя двумя разными обещаниями, она попалась в ловушку. Ведь то, что честно с точки зрения детей, – размышляла мисс Прайс, – совсем нечестно по отношению к их родителям. К тому же, готовясь отправиться в прошлое, просто невозможно все предусмотреть заранее. Сначала они подсчитали, сколько оборотов может сделать латунный шарик, потом произвели приблизительные хронологические расчеты. Дети предполагали перенестись во времена королевы Елизаветы, но кто знает, что из этого вышло. Чарлз догадался процарапать булавкой линию на шарике и у основания винта. Пол должен был вращать шарик до тех пор, пока обе царапины не соединятся. Расчеты были весьма приблизительны, ни мисс Прайс, ни дети не знали, охватывает ли вращение шарика всю историю от сотворения мира или только историю Англии начиная с 1066 года. Они предположили последнее.
– Господи, – вздыхала мисс Прайс, ворочаясь на кровати. – Пусть они только вернутся домой целые и невредимые, больше я их никуда не отпущу.
Мисс Прайс постаралась тщательно подготовить путешествие, не упустить никаких мелочей. Постельное белье было аккуратно заправлено. Матрас покрыли непромокаемой пленкой. Мисс Прайс дала детям в дорогу термос с горячим какао, бутерброды с сыром и по паре вареных яиц, снабдила их атласом и походной аптечкой. Давать ли им с собой оружие? И какое? У нее дома не было ничего, кроме кочерги да отцовской сабли.
– Господи, – снова пробормотала мисс Прайс, натягивая одеяло на голову, словно стараясь избавиться от навязчивого видения: ее дети плутают по мрачной и дикой Старой Англии, кишащей Diplodocus carnegii и саблезубыми тиграми. – А случись беда, от неандертальца помощи не дождешься, – сокрушалась мисс Прайс.
Под утро она забылась тяжким сном, ее разбудил скрип внезапно распахнувшейся двери. Яркий солнечный свет пробивался сквозь приоткрытые занавески. В ногах, озаренная солнцем, стояла Кэри.
– Который час? – спросила мисс Прайс, поспешно садясь на кровати.
– Почти девять. Мальчишки уже оделись. Я не хотела вас будить…
– Слава Богу, вы вернулись! – воскликнула мисс Прайс. – О своих приключениях вы расскажете мне потом. Что, завтрак готов?
– Да, и мальчики уже завтракают, только… – Кэри запнулась.
Мисс Прайс, которая в этот момент пыталась босыми ногами нашарить тапки, подняла глаза на девочку.
– Что только?
– Нам пришлось положить еще один прибор, – неохотно проговорила Кэри.
– Еще один прибор?
– Да, видите ли, мы привезли с собой кое-кого…
– Привезли кое-кого, – медленно повторила мисс Прайс.
– Ну, мы подумали, вы не станете возражать. Он даже ночевать не останется. Всего на один денек. – Кэри с мольбой посмотрела на мисс Прайс Краска все сильнее заливала ее лицо.
– Он? – изумилась мисс Прайс.
– Ага. Его зовут Эмелиус Джонс. Мистер Джонс. Он чернокнижник. Он ужасно милый, правда. В глубине души.
– Мистер Джонс, – повторила мисс Прайс. С тех пор, как много лет назад умер отец, мужчины не переступали порог ее дома. Она совсем от них отвыкла, не помнила уже, что они любят есть, о чем любят разговаривать. – Кто он такой, ты сказала? – переспросила мисс Прайс.
– Обыкновенный чернокнижник. Мы думали, вы не будете против. Он когда-то жил в этих местах со своей тетей. Вот мы и подумали, что у вас с ним могут быть общие интересы.
– А кто отвезет его обратно? – нахмурилась мисс Прайс. – Знаешь, Кэри, по-моему, вы поступили безрассудно. Я уже решила, что это ваше последнее путешествие, а тут вы возвращаетесь и привозите этого неизвестного чернокнижника, которого, как вы прекрасно понимаете, придется отправлять назад, а следовательно, потребуется еще одно путешествие. – Она, наконец, сунула ноги в тапочки. – Как ты сказала, где он?
– В вашей спальне, – прошептала Кэри. – На кровати.
Мисс Прайс обомлела.
– О Господи! – пробормотала она. – Только этого не хватало! – Она сунула руки в рукава голубого фланелевого халата. – Как мне теперь прикажешь одеваться, причесываться и все такое? Ты меня просто вывела из себя, Кэри! – Она с силой затянула пояс халата.
– Отведите его завтракать, я займусь им позднее.
Эмелиус покорно плелся за Кэри по лестнице. Он ошеломленно глазел по сторонам. Усаживаясь за стол, он чуть не упал на Пола, доедавшего кашу.
Кэри с беспокойством взглянула на гостя. J
– Как вы себя чувствуете, мистер Джонс?
– Ну, я вполне здоров.
– Вы такой бледный.
Эмелиус провел рукой по взъерошенным волосам.:
– Не удивительно, – усмехнулся он.
Девочка с тревогой наблюдала за гостем. Она думала о мисс Прайс, сумеет ли Эмелиус произвести на нее должное впечатление? При ярком дневном свете колдун выглядел не слишком опрятным: мертвенно-серая кожа, спутанные волосы, свисавшие космами, тонкие безвольные руки – все в пятнах, а под ногтями – черные полоски. Дорогой бархатный плащ с меховой опушкой был забрызган грязью и пропитался запахами деревенской кухни.
Но исправлять что-то было уже поздно. Мисс Прайс вошла в комнату почти следом за ними, она казалась немного взволнованной. На ней была ее лучшая розовая блузка, которую она приберегала для поездок в Лондон. Эмелиус встал – высокий и худой, он возвышался над столом.
Мисс Прайс окинула гостя быстрым проницательным взглядом.
– Так это и есть мистер Джонс? – спросила она, как бы ни к кому конкретно не обращаясь.
– Эмелиус Джонс. Ваш слуга, мадам. Нет, – он низко поклонился, – ваш раб…
– Как поживаете? – проговорила мисс Прайс смущенно.
– …удостоившийся чести, – упрямо продолжал Эмелиус, – поднять глаза на одну из тех, чье искусство, зрея в веках, словно семя, проросшее в темной земле и пустившее росток, из которого появились ствол и крона, а затем и цветы, великолепие которых и в XX веке способно ослепить всякого, кто поднимет благоговейный взгляд на…
Мисс Прайс, слегка покраснев, направилась к своему месту у чайника.

– Что ж, – усмехнулась она, – я бы так не сказала. Не хотите ли молока или сахара?
– Ваша щедрость безгранична, – воскликнул Эмелиус, глядя на нее как зачарованный.
– Вовсе нет. Садитесь, пожалуйста.
Эмелиус медленно сел, не сводя глаз с хозяйки. Мисс Прайс сжала губы и молча налила две чашки чая. Передавая чашку гостю, она вежливо поинтересовалась:
– Я слышала, у вас есть тетя в наших краях?
– И дом, – поспешно вставила Кэри. Пусть мисс Прайс знает, что Эмелиус человек состоятельный, это поднимет гостя в ее глазах. – Со временем дом перейдет ему по наследству. Дом на холме Тинкера.
– В самом деле? – недоверчиво произнесла мисс Прайс. Она взяла вареное яйцо и принялась в раздумье постукивать по нему. – А разве на холме Тинкера есть дом?
– Ну конечно, – заверил ее Эмелиус. – Хорошенький такой опрятный домик с яблоневым садом.
Его разъяснение, казалось, не удовлетворило мисс Прайс
– Неужели? – повторила она снова, но потом, вспомнив правила приличия, спохватилась. – Овсянка, хлопья или…
Гость попросил овсянки. Снова воцарилась тишина, впрочем, относительная: Эмелиус громко чавкал и, как заметила Кэри, ел не очень-то аккуратно. Увидев, как он залпом выпил свой чай (словно лекарство, подумала девочка), мисс Прайс поджала губы и посмотрела на Пола.
– Ты бы шел лучше играть, дорогой, – посоветовала она.
– Но я еще не доел, – удивился мальчик.
– Так доедай побыстрее.
Пол шумно чавкал, с удовольствием передразнивая Эмелиуса. Мисс Прайс, отвернувшись, подцепила ложечкой аппетитный кусочек вареного яйца и, прикрыв глаза, принялась медленно, с наслаждением жевать.
– О боже! – всполошилась Кэри, догадавшись, что это означало. Девочка искоса посмотрела на гостя. Эмелиус съел одно яйцо и потянулся за вторым. Он рассеянно очищал скорлупу и вдруг громко рыгнул.
Мисс Прайс открыла глаза, но выражение ее лица осталось неизменным.
– Еще чаю, мистер Джонс? – любезно предложила она.
Эмелиус поднял глаза.
– Спасибо, все в порядке, – и, заметив их недоумение, поспешно добавил: – Великолепный настой, лучше и представить нельзя. Говорят, он помогает от падучей.
– В самом деле? – переспросила мисс Прайс и замялась. – Тосты или мармелад?
– Мармелад?
– Это варенье из апельсинов.
– Ах да, конечно, – воскликнул Эмелиус. – Я его просто обожаю. – Он взял ложечку и не спеша съел все содержимое хрустальной вазочки. Пол открыл рот от изумления, он следил за гостем во все глаза.
– Ну а теперь иди поиграй, Пол, – поспешно скомандовала мисс Прайс, заметив, что мальчуган собирается что-то сказать. Затем она снова заботливо повернулась к Эмелиусу, который, слегка расслабившись, откинулся на спинку стула и задумчиво облизывал ложечку для варенья. – Дети рассказали мне, что вы интересуетесь магией?
Эмелиус торопливо положил ложечку на место и галантно показал, что он весь внимание.
– Да, это так. Если можно так сказать, это – мое призвание.
– Вы занимаетесь этим ради денег? Чернокнижник ухмыльнулся, слегка передернув плечами.
– А чего же ради еще?
Мисс Прайс внезапно разволновалась.
– Я не знаю… Видите ли… – она покраснела. – Значит, вы настоящий профессионал! Я прежде ни одного не встречала…
– Ни разу?
– Нет, – мисс Прайс колебалась, она сжала руки на коленях, – видите ли… я имею в виду, – она глубоко вздохнула, – это подходящий случай.
Эмелиус пристально смотрел на нее:
– А разве вы, мадам, не практикуете ради денег?
– Я? Ах, господи, конечно же, нет, – мисс Прайс налила себе вторую чашку чая. – Я всего лишь любитель, только начинаю.
– Только начинаете? – изумился Эмелиус. Он посмотрел на мисс Прайс еще пристальнее. – Выходит, это не вы, мадам, заставили кровать летать?
– Вы говорите о латунном шарике? Да, это моя работа, но… – она горько усмехнулась и отхлебнула чай, – это было совсем не сложно, честное слово, я просто делала все по книге.
– Вы все делали по книге? – повторил Эмелиус ошеломленно. Он достал костяную зубочистку и рассеянно принялся ковырять ей в зубах.
– Ну да (У Кэри отлегло от сердца: теперь мисс Прайс щебетала без умолку), мне приходилось взвешивать каждый шаг, сама я ничего придумать не могу. Как бы мне хотелось ИЗОБРЕСТИ заклинание! Вот это было бы здорово! Правда? А между тем… – Она пожала плечами. – Вот вы, осмелюсь предположить, – обратилась она с почтением к колдуну, – наверное, немало заклинаний изобрели?
Эмелиус смущенно оглянулся на Кэри, но поспешно отвел глаза.
– Нет, нет, – взволнованно запротестовал он, но, заметив выражение лица мисс Прайс, скромно добавил:– Ни одного стоящего.
Он затравленно обвел комнату взглядом и заметил пианино.
– Какой странный инструмент! – изумился гость, словно торопясь сменить тему разговора.
Мисс Прайс встала и подошла к пианино.
– Вовсе нет, это «Блютнер», – пояснила она, поднимая крышку. – Вы умеете играть? – спросила она подошедшего Эмелиуса.
– Немного.
Эмелиус сел на вертящийся стул и, слегка прикрыв глаза, словно прислушиваясь к тону, взял несколько нот. Затем, покачивая в такт головой и высоко подбрасывая пальцы, гость сыграл пьесу Уильяма Берда. Играл он с большим чувством и строгостью мастера, так, словно это было не пианино, а клавикорды. Его игра произвела впечатление на мисс Прайс.
– Очень мило, – осторожно похвалила она и, бросив взгляд на часы, встала и принялась убирать со стола.
– Это было прекрасно, сыграйте, пожалуйста, еще! – воскликнула Кэри и бросилась помогать мисс Прайс.
Эмелиус робко улыбнулся в ответ:
– Saepe labat equus defessus, – объяснил он, поглядывая на мисс Прайс.
Мисс Прайс равнодушно посмотрела на него.
– Да, конечно, – неуверенно согласилась она.
– А может, вернее будет сказать «mira nimia oculos inebriant»? – продолжил Эмелиус.
– Что ж, – усмехнулась мисс Прайс, – это дело вкуса. Она громко звякнула тарелками, словно хотела разрядить обстановку.
– Может, он хотел сказать, что устал? – поделился Чарлз своей догадкой с мисс Прайс.
Мисс Прайс смутилась и забеспокоилась.
– Ах, боже мой, боже мой… ну конечно, какая же я недотепа! Чарлз, голубчик, поставь для мистера Джонса стул под шелковицей, чтобы он мог как следует отдохнуть.
Мисс Прайс окинула взглядом комнату:
– Надо найти ему что-нибудь почитать. Где «Дейли Телеграф»?
Дети не смогли отыскать «Телеграф» и принесли вместо газеты книгу «История Англии для маленького Артура».
– Можно ему дать эту книгу? Она, пожалуй, ему больше понравится, – настаивал Чарлз. – Ведь, начиная с седьмой главы, все последующие будут для мистера Джонса в новинку.
Дети вышли через заднее крыльцо, чтобы по дороге показать Эмелиусу кухню. С восхищением и удивлением разглядывал гость всевозможные полезные приспособления: электрическую плитку, пластмассовую сушилку для посуды, сверкающую чистотой стальную мойку. В кухне царил строгий порядок. Гость облек свое восхищение в чудные витиеватые фразы. Мисс Прайс, казалось, была польщена.
– Вот холодильник я себе еще не могу позволить, по крайней мере, пока, – посетовала мисс Прайс, проводя любовно рукой по сверкающей поверхности мойки. – Замечательная вещь, как вам кажется? Сорок три фунта семь шиллингов и два пенса, не включая плату за установку. Но она того стоит, не правда ли?
В саду Эмелиус наконец пришел в себя. Его знание растений изумило даже мисс Прайс. Колдун поведал ей о разнообразных полезных свойствах самых обыкновенных растений.
Пришел рассыльный мистера Бисселтуайта, он принес молоко. Заметив Эмелиуса, в долгополом бархатном одеянии, мальчик перестал вдруг насвистывать. Гость встретил удивленный взгляд мальчика с угрюмым достоинством. Справившись с изумлением, рассыльный с привычной грубоватостью плюхнул на крыльцо две пинты молока и снова засвистел.
Чарлз и Кэри оставили Эмелиуса с книгой по истории в тени шелковицы, и чернокнижник с большим интересом погрузился в чтение о том, что предстояло ему в будущем.
Дети отыскали мисс Прайс в спальне.
– Мисс Прайс, – прошептала девочка, как будто Эмелиус мог ее услышать, – ну как он вам, понравился?
Мисс Прайс, застилавшая кровать, остановилась, держа простыню в руках.
– Своеобразный человек, – ответила она уклончиво.
– Подумайте только, мисс Прайс, – увлеченно продолжала Кэри, – сколько у вас найдется общих тем для бесед! Ведь вы еще даже не успели поговорить толком!
Мисс Прайс нахмурилась.
– Да-а, – протянула она неуверенно.
– Вам выпала редкая возможность, – заметил Чарлз. Мисс Прайс обернулась и вдруг присела на краешек кровати.
– Пожалуй, нам лучше объясниться начистоту, – заявила она решительно. – Он может остаться лишь при одном условии.






