Текст книги "Убийство в масонской ложе"

Автор книги: Мэри Лондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава 14

– Есть хочу! – Это были первые слова, которые произнес Форбс, когда они вышли на улицу.

– Уже? Да ведь сейчас только одиннадцать, и вы к тому же плотно позавтракали…

– От наших с вами дел у меня подводит живот.

– С нами играют, причем нарочно. Тот, кто это делает, должно быть, здорово веселится, хотя лично мне от его проделок совсем не весело. Давайте-ка еще разок проведаем госпожу Ливингстон, если не возражаете.

Дверь им снова открыла горничная, однако на сей раз мадам была дома. Госпожа Ливингстон приняла их в гостиной: она по-прежнему пребывала в глубоком трауре, однако при всем том выглядела довольно элегантно.

– Мадам, извините за очередное вторжение, – несколько смущенно сказал Форбс, – но для нас главное – найти убийцу вашего мужа, не так ли?

– Разумеется. Садитесь, прошу.

– Мадам, – начал сэр Малькольм, – мы потихоньку продвигаемся вперед. Узнали кое-что о главных участниках этой прискорбной истории и, в частности, о самом господине Ливингстоне…

– Значит, вы знаете…

– Что именно, мадам?

– Что наш брак был основан главным образом на дружбе, хотя на самом деле мы не были мужем и женой…

– Да, мадам. Ваш супруг много разъезжал. У него были свои друзья. А у вас…

– Свои. Вот именно.

– Прекрасно! Значит, ваша откровенность поможет нам многое прояснить… Скажите, мадам, какие у вас отношения с господином Бронсоном?

– Управляющим банком мужа?

– С ним самым.

Госпожа Ливингстон вдруг неожиданно весело ответила:

– Он в некотором роде мой личный кассир! Когда мне нужны деньги, я звоню ему в банк, и он передает для меня банкноты.

– А почему вы не обращались за тем же самым к мужу?

– Во-первых, потому что его почти никогда не было дома. А во-вторых, потому что сам он редко занимался такого рода делами…

– Тем не менее банковскими счетами своих собратьев по ложе он все же занимался…

– О, для меня это что-то новенькое! Как и все богатые люди, даже очень богатые, он совершенно не интересовался делами, хоть мало-мальски касавшимися денег!

– А господин Хиклс? Какие у вас с ним отношения?

– Он очень близкий друг мужа и мой тоже. Мы частенько играли в бридж с ним и со старым нашим другом Дином. Вы, верно, подумали, Хиклс – мой любовник! Только не это! Я говорю вам совершенно откровенно, чтобы не сбивать вас с толку…

– А господин Вогэм?.. – поинтересовался сэр Малькольм.

– О да, он совсем другое дело. Майкл влюблен в природу, он поэт…

– Он назвал в вашу честь сорт роз, который вырастил… «Элизабет-Мэри», не так ли?

– Он назвал его не только в мою честь, но и в честь своей матери. Ее зовут Мэри.

– Она в добром здравии?

– Нет, давно умерла, и Майкл хотел таким образом почтить ее память.

– Стало быть, вы с господином Вогэмом олицетворяете союз, который вам хотелось обрести в вашей супружеской жизни…

– Точно подмечено. Вы весьма прозорливы, сэр Малькольм…

Госпожа Ливингстон пронзила его пламенным взглядом. Она и правда была обворожительна!

– Господин Ливингстон знал об этом?

– Разумеется. Я всегда была с ним откровенна. Такова уж моя натура… Да и его тоже – была.

– Вы, верно, страдали от лжи, царившей в ложе…

Госпожа Ливингстон вдруг насторожилась и стала оправлять юбку на коленях.

– Что вы имеете в виду?

– Историю с ликоподием, от которого загорелся передник…

– По-моему, тут они дали маху.

– Что же было на самом деле?

– О, да вы и сами, верно, знаете. Я испугалась. Не ожидала, что пламя вспыхнет так внезапно. В английском уставном ритуале, который я практикую, такие уловки никогда не используются – слишком уж театрально и даже вульгарно. Такие штучки в ходу только там у них, на континенте! Но передник пытались сжечь уже потом, на свече…

– Чтобы уничтожить следы цианида…

– Может быть.

– Кто начал его жечь?

– Не помню.

– Правда?

– Правда. Это, наверно, было уже потом, когда меня отвели в трапезную и принялись успокаивать. Сами понимаете, видеть своими глазами, как умирает муж, – это так жестоко и так странно…

– Понимаю. Вас это, должно быть, здорово потрясло. А вы читали текст ритуала, перед тем как в нем участвовать?

– Джон передал мне все на словах. Майкл нашел манускрипт восемнадцатого века и перевел его. Досточтимый Дин велел напечатать перевод на машинке и снять с него несколько копий. И каждому из нас дали по экземпляру.

– А что стало с самим оригиналом?

– С оригиналом? Досточтимый Дин, конечно, вернул его Майклу, ведь он им очень дорожил. Вот и я, чтобы доставить ему удовольствие, согласилась на роль Вдовы.

– Ему, а не мужу?

– Обоим.

– Когда Ливингстон принес передник сюда, домой?

– Когда возвращался из банка. Он взял его тем же утром в библиотеке Великой Ложи.

– И показал вам.

– Только через полиэтиленовый пакет, яркий такой. Ему очень не хотелось лишний раз его доставать, чтобы не испачкать. Эта расшитая тряпка была для него все равно что рождественская игрушка для ребенка…

– Вам известно, где господин Вогэм хранил манускрипт?

– У себя дома, наверно… Но после смерти Джона я еще не виделась с Майклом. На другое утро он куда-то уехал.

– Далеко?

– Кажется, в Шотландию. Он должен вернуться сегодня вечером.

– Благодарю за ценные сведения, мадам. Я вот что подумал: устрою-ка я вам всем очную ставку. Надеюсь иметь удовольствие и вас там лицезреть.

– Если угодно, пожалуйста.

– Да, хотелось вот еще о чем вас спросить… У вашего супруга остались рубцы от старых шрамов с левой стороны груди, на правом плече и на затылке. Откуда они, знаете?

– Это довольно деликатная история.

– И все же…

– Ну хорошо. Джон, когда был на Суматре, ввязался в драку. Года три назад.

– Он что, любил подраться?

– Он терпеть этого не мог! Он был очень мягкий и слишком доверчивый.

– Что же это была за драка?

Госпожа Ливингстон как будто совсем стушевалась:

– Это, скажем так, было мужское дело…

– И без гомосексуалистов тут не обошлось?

– Если хотите, называйте их так.

– Извините, мадам. Следствие не изящная словесность.

– Вижу!

Тут сэр Малькольм внезапно спросил:

– А Джон Кертни?

– Кажется, я о нем уже говорила во время нашей первой встречи. Он близкий друг моего мужа.

– Вы еще сказали, он пианист-виртуоз и дает концерты…

– Да, он действительно великий пианист.

– В таком случае, уважаемая госпожа Ливингстон, потрудитесь объяснить, каким образом этот именитый виртуоз умудряется быть еще и экспертом-поверенным, как указано на его визитной карточке, и, кроме того, торговым посредником, как поведал нам господин Хиклс.

Госпожа Ливингстон громко рассмеялась и долго не могла остановиться, а когда наконец пришла в себя, сказала:

– Понимаю ваше недоумение! Ведь они братья – Джон Эндрю и Джон Стэнли Кертни! Один и в самом деле пианист, он друг… вернее, был другом моего мужа. А второй – посредник по международным торговым делам и служит в компании Энтони Хиклса. Они братья-близнецы, хотя по натуре совершенно разные.

– И оба состоят в ложе святого Патрика?

– Нет. Только Джон Стэнли, коммерсант.

Форбс пометил у себя в блокноте: «Проверить, где находились оба Кертни в день убийства».

– Ну хорошо, мадам, благодарим вас, – сказал сэр Малькольм, поднимаясь. – Этот Кертни, признаться, доставил нам некоторые хлопоты!

Вдова улыбнулась, тоже встала и, удерживая благородного сыщика, сказала:

– Сэр, если позволите, поскольку у вас в таких делах опыт, мне хотелось бы попросить вашего совета…

– Все что угодно. Я к вашим услугам, мадам.

– О, просьба моя довольно деликатная. Только представьте, мне постоянно докучает один член ложи святого Патрика.

– Каким же образом?

– В общем-то, ничего страшного… Он забрасывает меня пылкими письмами, впрочем весьма изысканными. Думаю, это он звонит мне по меньшей мере раз в неделю, чтобы сказать, как он меня обожает. Сам он, конечно, ко мне ни разу не подошел, но я чувствую, он всегда где-то рядом, ходит за мной по пятам, буквально преследует. Словом, ведет себя чересчур назойливо – пожалуй, я сказала бы именно так.

– И вы даже не предполагаете, кто бы это мог быть? – спросил Дуглас Форбс.

– Я, кажется, догадываюсь. И самое неприятное то, что он состоит в ложе… Майкл, я хочу сказать, мой друг Майкл Вогэм, – а я ему все рассказала – считает, это некий Питер Шоу, журналист… Так как по-вашему, что мне делать?

– Думаю, – сказал сэр Малькольм, – вам стоит поговорить с господином Уинстоном Дином. Он в масонской иерархии старше по званию и сможет его урезонить.

– Да, прекрасная мысль. Спасибо, сэр.

На этом они распрощались.

– Вы все еще считаете ее виновной? – спросил сэр Малькольм старшего инспектора, когда они вышли на улицу.

– У меня и без того голова идет кругом. А тут еще этот Шоу вытворяет черт-те что! Но скажите, сэр, может, госпожа Ливингстон хотела вывести нас на верный след, рассказав эту историю?

– Чтобы Шоу убил Ливингстона за красивые глазки женщины, которая, нельзя не признать, и правда довольно привлекательная? Что-то плохо представляю его в роли убийцы. Он мечтатель.

– Он не только мечтает, но и письма пишет, и звонит! И неотступно ее преследует!

– Скромняга… Он и подойти-то к ней близко никогда не смел, даже в храме в день убийства. Вот что, нам надо поторопиться, дорогой Дуглас. С вашего позволения, пусть шофер отвезет меня прямо ко мне домой, на Уордор-стрит. А до Фалькона я сам доберусь. Мне надо кое-что обдумать. Не возражаете?

– О, нисколько! Госпожа Форбс, моя супруга, сообразит мне что-нибудь перекусить.

И друзья подошли к машине, дожидавшейся их у тротуара.

– Вас вызывают по телефону, – предупредил сержант.

Действительно, сигнальная лампочка радиотелефона беспрестанно мигала. Форбс схватил трубку:

– Алло, да! Скотланд-Ярд? Плохо слышно… Что-что? Ах ты боже мой!

Некоторое время инспектор, оторопев, молчал, потом машинально положил трубку и упавшим голосом проговорил:

– Майкла Вогэма только что доставили в больницу! В Королевский бесплатный госпиталь!

– Что с ним? – живо поинтересовался сэр Малькольм.

– Финдли отрядил к нему домой своего человека, и тот обнаружил Вогэма в оранжерее. В него стреляли.

– Как он сейчас?

– Надежды никакой. Хотя хирург делает все, чтобы его спасти.

Глава 15

Сэр Малькольм, после того как побывал в госпитале, вернулся к себе в особняк Фалькон. Майкла Вогэма спешно доставили в операционную и теперь отчаянно боролись за его жизнь. Мелкокалиберная пуля попала ему прямо в голову, и он, должно быть, пролежал без сознания несколько часов, прежде чем его тело обнаружили в оранжерее. Его дом и участок были перевернуты вверх дном, и сделал это наверняка тот, кто в него стрелял. Но нашел ли он то, что искал? Полиция, в свою очередь, тоже провела тщательный обыск на месте преступления.

Кому-то, стало быть, очень хотелось убрать с дороги цветовода-любителя и «поэта», как отзывалась о нем Элизабет Ливингстон. Все думали, что его нет, – наверное, уехал в Шотландию. А между тем он лежал, окровавленный, среди своих роз. Ни одна дверь не была взломана. Значит, Вогэм сам впустил убийцу без всякой опаски – возможно, это был его друг. Выходит, он его хорошо знал и принял без малейших подозрений. Не было обнаружено никаких следов борьбы. Создавалось явное впечатление, что убийца и жертва преспокойно беседовали, любуясь цветами, и тут вдруг злоумышленник выхватил револьвер и выстрелил в Вогэма в упор. Вогэм, понятно, даже не успел сообразить, что произошло. Затем, оставив тело, убийца вернулся в дом и перерыл там все сверху донизу, опустошив ящики стола, выбросив на пол одежду из шкафов и перевернув матрасы, – очевидно, искал какой-то документ. А может, деньги? Нет. К пиджаку, который был на Вогэме, даже не притрагивались: бумажник с крупной суммой в банкнотах лежал на месте; на полу в опустошенном кабинете были разбросаны иностранные ценные бумаги и купюры.

Перед благородным сыщиком открывалось множество версий, включая предположение о причастности к убийству членов ложи святого Патрика. Быть может, Вогэм знал, кто убил Джона Ливингстона? Но в таком случае достаточно было просто заставить его молчать. Тщательный обыск в доме так ничего и не дал. Кроме всего прочего, тут, естественно, напрашивалась мысль о шантаже: убийца искал бумаги, с помощью которых Вогэм, возможно, его шантажировал; однако такое предположение никак не вязалось с «поэтической» натурой цветовода. Оставалась ревность. Многие члены ложи проявляли влечение, тайное или явное, к красавице Исиде, особенно Питер Шоу, ходивший за нею по пятам, но никак не осмеливавшийся приблизиться. Вероятно, он узнал о любовной связи между госпожой Ливингстон и Майклом Вогэмом. Но мог ли этот скромняга, даже если бы он сгорал от ревности, совершить подобное злодеяние? Тут скорее можно было заподозрить необузданного Артура Куперсмита, а бедолага-журналист даже вряд ли строил иллюзии насчет своих шансов, если только он вообще об этом задумывался.

Доротея Пиквик, старенькая экономка, была счастлива снова видеть сэра Малькольма здоровым и невредимым, потому как ей всегда казалось, что ее хозяин непременно подвергается смертельной опасности, вращаясь среди преступников разных мастей. Однако услужить ему в этот раз она ничем не смогла: не успев войти в дом, благородный сыщик заперся в своей роскошной библиотеке. Добрая старушка слышала только, как он то звонил по телефону, то отвечал на телефонные звонки. Из чего она заключила, что дело, которым он занимался, было не из легких. Действительно, сэр Малькольм договорился со старшим инспектором и лейтенантом Финдли продолжать дознание сразу по нескольким направлениям, и начать это он попросил незамедлительно. Сейчас же, устроившись в глубоком кресле среди книжных стеллажей, он поочередно просматривал «Спутник и путеводитель франкмасона» Бернарда Э. Джонса, изданный в Великобритании в 1950 году, многотомный труд «Ars Quatuor Coronatorum»,[10]10
  «Искусство Четверых Венценосцев» (лат.).


[Закрыть] обозрение масонских исследований, издающееся в Лондоне с 1886 года. Он долго изучал «Престоновские лекции», собранные воедино Гарри Карром, потом – «Масонский устав», или «Покрывающий Вильома», опубликованный в 1830 году, и «Орден истинных масонов» аббата Перо 1754 года издания, причем два последних труда были на французском. С особым вниманием он рассматривал планы лож и репродукции чертежных досок, сравнивая их с разрисованным мелом полотном в храме святого Патрика.

За этим занятием сэр Малькольм провел весь остаток дня и отрывался от чтения только затем, чтобы отвечать на телефонные звонки Скотланд-Ярда, старавшегося выполнить все его просьбы, или для того, чтобы выпить чашку-другую восхитительного юньнаньского чая. Вечером Вэнь Чжан приготовил ему китайский ужин, и, поев в полном одиночестве, сэр Айвори пораньше отправился спать, чтобы к завтрашнему дню быть в хорошей форме. В самом деле, он попросил Скотланд-Ярд собрать вместе участников драмы в храме, где она произошла. Форбс по телефону даже удивился:

– Сэр, неужели вы знаете, как распутать этот таинственный клубок?

– Ну да. Не только знаю, но уже распутал.

– Кого же вы подозреваете?

Однако сэр Малькольм не пожелал открывать никаких тайн, оставив это на завтра, отчего старший инспектор изрядно приуныл. Королевский советник лорд Уотерхаус успел отчитать его по первое число, напомнив, что на карту поставлена репутация Великой Ложи, и Великий Мастер герцог Кентский лично просил его по телефону скорее покончить с этим делом.

– Как там Майкл Вогэм? – поинтересовался сэр Малькольм.

– Все так же, между жизнью и смертью. Врачи говорят, из комы он уже не выйдет. Ему разнесло пулей череп.

– Вот оно что, – загадочно проговорил сэр Малькольм, – «плоть отделяется от костей»…

– Что-что?

– Да так, ничего. Слова из одной масонской книжицы.

– Вот и я говорю, от этой шатии-братии погребальным духом веет за милю…

В девять утра возле решетчатой ограды особняка Фалькон остановилась полицейская машина. Сэр Малькольм уже был готов и сел в нее без лишних проволочек. В самом конце небезызвестного тупика в Сохо, в храме, где произошли вышеизложенные события, Досточтимый Дин уже занял свое место на Востоке – на председательском престоле. Господа Энтони Хиклс и Питер Шоу тоже были каждый на своем месте: один – с юга от престола первого стража, второй – по правую руку от Досточтимого. Форбс приехал вместе с лейтенантом Финдли и несколькими полицейскими, оставшимися в притворе. Затем подоспели мэтр Куперсмит, все такой же недовольный, оттого что его побеспокоили, коротышка Бронсон, неизменно гордый собой, доктор Келли, почему-то казавшийся толще обычного; и наконец, позже всех прибыла госпожа Элизабет Ливингстон. Все собравшиеся приветствовали ее стоя. В своем элегантном черном костюме с воротником из лисьего меха она действительно выглядела как великосветская дама.

Когда все заняли свои места, сэр Малькольм вышел на середину ложи, встал между тремя незажженными светильниками, достал из карманчика жилета свой ингалятор и глубоко вдохнул из него. Содержавшаяся в нем благовонная смесь – ладана, эссенции мускатного ореха и цветов орхидеи – напоминала ему ароматы Востока. Наконец, когда в ложе воцарилась исполненная внимания тишина, он заговорил:

– Мадам и вы, господа, благодарю вас за то, что приехали, чтобы помочь мне разобраться в том, что же на самом деле произошло здесь двадцать первого декабря, в день так называемого зимнего солнцестояния. С самого начала, как только мы взялись за это непростое дело, у нас, по сути, были только две версии случившегося. С одной стороны, нас уверяли, что передник загорелся на Джоне Ливингстоне от воспламенившегося ликоподия. А с другой, как нам потом стало известно, передник умышленно пытались сжечь на одном из вот этих трех светильников. Однако обе версии оказались на поверку ложными, иначе говоря, мы столкнулись со лжесвидетельствами. И после этого нас уже вряд ли удалось бы убедить, что и другие объяснения, даже куда более важные, правдивы и речь не идет об очередных измышлениях.

Форбс тут же пометил у себя в блокноте слово «измышления». А сэр Малькольм между тем продолжал:

– Таким образом, вы все в один голос утверждали, что собрались здесь, в храме, к четырем часам. Но это невозможно. Вспомните, как раз тогда прошел снег. Присутствующий здесь лейтенант Финдли, когда прибыл сюда, не заметил на свежевыпавшем снегу никаких следов. Стало быть, после снегопада никто не входил в храм и никто из него не выходил. Государственная метеослужба работает четко. Я навел там справки. В Сохо снегопад начался в три часа пополудни. Значит, вы все уже были в этом здании за час до упомянутого вами времени! Как же это объяснить?

– Наверно, мы ошиблись со временем, вот и все, – сказал старик Дин. – Да и потом, разве это что-нибудь меняет?

– Господин Дин, несмотря на мое уважение к вам, это, должен заметить, меняет все! Во-первых, это говорит о том, что все ваши показания сомнительны. Потом, дополнительный промежуток времени в целый час позволил вам как следует подготовиться к послеобеденному чаепитию и к последующей церемонии.

– А что вы имеете в виду под словом «подготовиться»? – спросил мэтр Куперсмит, резко вскочив с места.

– Мэтр, успокойтесь, пожалуйста! Сейчас мы в полном праве предполагать все, что только возможно, – спокойно заметил сэр Малькольм. – Хотя бы, к примеру, то, что никакой церемонии не было и в помине и Ливингстон умер совсем не так, как вы нам тут расписывали. Видите ли, господа, меня премного удивило, как устроена ваша ложа. И хоть я сам не состою в вашем достопочтенном братстве, я однако же заметил, что организована она действительно довольно странно, поскольку объединяет в себе английскую традицию и континентальную. Да уж, тут было над чем поломать голову.

– Я же говорил, так хотелось Досточтимому Дину, – сказал Энтони Хиклс. – Он считал, для исследовательской ложи это самая оптимальная организация. Зачем же толочь воду в ступе?

– Досточтимый Дин, верно, считал, что и перемена мест луны и солнца имеет какое-то значение? Я ознакомился со всеми крупными трудами по масонству, как британскими, так и французскими. И в них совершенно определенно указано: луна должна располагаться справа от Досточтимого Мастера, а солнце – слева. Здесь же, у вас в ложе, все наоборот.

– Простая оплошность!.. – вскричал Досточтимый Дин. – Тот, кто развешивал символы, ошибся – только и всего.

– Допустим! А теперь перейдем к вашей чертежной доске. На днях я срисовал себе в записную книжку все, что на ней тогда было изображено. Вот, прошу взглянуть. Видите, здесь не хватает двух символов. – Сэр Малькольм раскрыл записную книжку и показал рисунок находившемуся рядом доктору Келли. – Заметили, доктор, чего здесь недостает?

– Честно говоря, нет.

– А вы, господин Шоу?

– Нет, не вижу…

– Итак, два члена исследовательской ложи не могут определить, чего не хватает на их собственной чертежной доске… Господин Хиклс, теперь взгляните вы, пожалуйста.

Первый страж посмотрел на рисунок и сразу же сказал:

– Не хватает двух колонн, слева и справа, вот здесь, у входа в храм.

– Прекрасно! – воскликнул сэр Малькольм. – На всех досках, какие я видел, на всех без исключения, обозначены столбы Иахин и Воаз у притвора храма царя Соломона. Изобразить их не забыл бы ни один масон! Они символизируют пароли ученика и подмастерья. Так кто из вас рисовал мелом на чертежной доске?

Сначала никто не ответил. Потом голос подал Бронсон:

– Кажется, брат Вогэм… Он делал это по памяти, вот и забыл, наверно, дорисовать две колонны…

– Видите ли, мадам и господа, – продолжал сэр Малькольм, – в любом человеческом сообществе одни люди отдают своему делу всю душу, поскольку верят в него, а другие – и таких, как правило, большинство – занимаются им ради развлечения. Потому что это будоражит их воображение, отвлекает от обыденности, восполняя то, чего им недостает в повседневной жизни, и они ищут в этом некое подобие власти, братства или уважения… Словом, в таких сообществах есть те, кто знает, и те, кто следует.

– И что означает сия восхитительная теория? – надменно спросил мэтр Куперсмит.

– Она означает то, что среди вас только трое принадлежат к настоящим знатокам франкмасонства: Досточтимый Дин, господин Вогэм и господин Хиклс. Остальные всего лишь приобщенные и вполне довольствуются тем, что находятся рядом с первыми.

– Это оскорбление! – вскричал доктор Келли.

– Клевета! – багровея от гнева, подхватил мэтр Артур Куперсмит. – Что бы вы тут ни говорили, я тоже неплохо знаком с континентальными ритуалами!

– Хорошо, уважаемый мэтр, вполне допускаю, что вы действительно обладаете кое-какими познаниями, хотя и не знаете, что в восемнадцатом веке еще не существовало шотландских обрядов, замешенных на египетских традициях! Такие обряды появились только сто лет спустя! В этой области меня просветил лично господин Макканн, весьма сведущий хранитель библиотеки Великой Объединенной Ложи Англии!

По залу прокатился ропот. Члены ложи были явно возмущены, что их уличили в незнании масонской традиции.

Однако сэр Малькольм, не обращая внимания на их протесты, продолжал:

– Думаю, бедный Вогэм по-настоящему любил масонскую культуру. И подтверждает это тот факт, что он нашел в антикварной лавке манускрипт с описанием старинного ритуала. Что же до покойного Джона Ливингстона, ему хотелось только одного – нарядиться в красивый передник восемнадцатого века!

– Вы оскверняете его память! – бросил мэтр Куперсмит.

– Думаю, тут сэр Малькольм прав, – заметила Элизабет Ливингстон. – Джону здесь нравилось лишь одно – возможность наряжаться.

– Я позволил себе высказаться прямо, – продолжал благородный сыщик, – потому что один из вас отлично это знал и сыграл на этом, когда замыслил убийство. О, убийца на редкость хитер, скрытен и глубоко порочен, и, самое главное, он сумел перехватить бразды правления в столь необычном сообществе, как ваше.

– Все это пустые слова! Предъявите факты! – запротестовал мэтр Куперсмит.

– Немного терпения, мэтр. Вы их получите. Ну, а прежде всего необходимо понять, что, собственно, означает анонимный телефонный звонок в Скотланд-Ярд. Время звонка было зарегистрировано автоматически. Это было в пять часов пять минут, то есть в то самое время, когда вы все, по вашим же словам, собрались здесь. На первый взгляд тут возможны только два объяснения: либо кто-то из вас покинул ложу, чтобы позвонить уже после того, как было совершено убийство, либо убийца сам позвонил перед тем, как сделать свое черное дело, поскольку считал, что убийство неотвратимо.

– После того как началась церемония, ложу никто не покидал, – снова заявил Досточтимый Дин.

– Точно, – подтвердил Хиклс.

– Значит, второе предположение наиболее вероятно… разве что существует еще и третье… Представим, что Ливингстона убили раньше, то есть около четырех часов… Ведь вы, господа, уже раз ошиблись, когда неточно назвали время начала вашей церемонии. Значит, с не меньшей вероятностью вы могли ошибиться и со временем убийства, не правда ли? Вы знали: в лаборатории не смогут установить время смерти с точностью до минуты. Тут все зависит от степени трупного окоченения.

– Но зачем нам было затевать все эти хитрости? Чтобы покрыть убийцу? – спросил Уинстон Дин. – Это же смешно!

– Вы умышленно ошиблись со временем не для того, чтобы, по вашим же словам, покрыть убийцу, а чтобы избежать скандала. Представьте себе: Досточтимый Дин, старший офицер Лондонского округа, и вдруг нате вам – на склоне карьеры замешан в грязную историю с убийством! Допустить такое вы никак не могли. А убийца только на это и рассчитывал. Он знал: вы будете держать рот на замке или станете лгать и таким образом все вместе окажетесь его сообщниками! Вы же сами говорили – вас заставили. И вы даже не возражали. Признайтесь сами!