Текст книги "Убийство в масонской ложе"

Автор книги: Мэри Лондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 10

Конторы Энтони Хиклса размещались в зданиях, возвышавшихся неподалеку от моста Челси. Конторские окна выходили на Баттерси-парк. Это был целый комплекс, современный, из стекла и бетона, который не понравился сэру Малькольму с первого взгляда. Благородный сыщик никак не мог взять в толк, почему сейчас уже не строят из настоящего камня и настоящего же дерева: ведь природные материалы создают подлинный уют. У главного входа высилась огромная рождественская елка. А в главной конторе их встретила неприятной наружности секретарша в очках. Старший инспектор предъявил служебное удостоверение, но оно не произвело на пребывавшую в плохом настроении дамочку ни малейшего впечатления.

– По какому делу? – недовольно спросила она.

– По личному, – ответил Форбс.

– Я не могу беспокоить господина Хиклса по пустякам.

Кровь так и ударила в голову старшему инспектору.

– Вы немедленно доложите своему начальнику, что у Скотланд-Ярда к нему вопросы, иначе я заберу вас с собой за сопротивление полиции. Ясно?

– Ну хорошо, хорошо. Зачем же так сердиться…

И дамочка наконец соблаговолила позвонить Энтони Хиклсу по прямому номеру.

– У патрона совещание, он примет вас, как только оно закончится.

– Это надолго?

– Не знаю.

Друзья прождали около часа. Форбс был вне себя.

– Не нравится мне это дело, совсем не нравится. Во-первых, я ничего не понимаю. Какие-то уставы… Какие-то люди со своими чудными церемониями… Потом, я есть хочу.

– Я же сказал, нас ждет великолепный греческий ресторан…

Форбса это ничуть не обрадовало. Наконец появился Хиклс. В сером костюме по последнему слову моды.

– Проходите, господа. Надеюсь, я не заставил вас долго ждать. Сегодня у нас обычное еженедельное совещание…

Его кабинет был заставлен специальными книгами по Индии, Китаю, Вьетнаму… Заметив, с каким интересом сэр Малькольм их рассматривает, бизнесмен пояснил:

– Это все наши зоны свободного предпринимательства. Текстильная промышленность – самая выгодная сфера вложения в этих развивающихся странах.

– Вы, как я понимаю, занимаетесь чем-то вроде проектирования. Судя по схемам в вестибюле…

– Это комплекс в Хадонге, во Вьетнаме, проект ковровой линии. Вьетнамцы получают из Восточной Германии шерсть, перерабатывают, ткут из нее ковры на китайский манер и поставляют тем же китайцам.

– И стоит это, должно быть, намного дешевле, чем английское производство… – предположил сэр Малькольм.

– Вот именно… А я вас узнал. Вы были вчера в храме… По этому поводу, наверно, и пришли? Знаете, я почти ничего не понял из того, что произошло в тот скорбный день…

– Вы были свидетелем убийства… – заметил Форбс.

– О, слишком громко сказано! Убийства! Джон был моим ближайшим другом. Даже представить себе не могу, чтобы кому-то вдруг взбрело в голову его убить. Однако прошу вас, присаживайтесь.

Они сели за круглый столик, на котором лежало несколько проспектов станочного оборудования.

– Господин Хиклс, – начал сэр Малькольм Айвори, – насколько нам известно, речь действительно идет об убийстве. Иначе мы бы сюда не пришли. Будьте любезны, опишите, и по возможности точнее, как развивались события, когда произошло, опять же заметим, самое настоящее убийство.

– В соответствии с полученным всеми нами приглашением мы собрались около четырех часов. Выпили как обычно чаю в нижнем зале и примерно в половине пятого поднялись в ложу, чтобы обсудить повестку дня.

– То есть порядок проведения масонской церемонии? – уточнил сэр Малькольм.

– Да, совершенно верно.

– Как по-вашему, Ливингстон вел себя естественно, я хочу сказать, как обычно? – в свою очередь спросил Форбс.

– Он был доволен, поскольку первый раз пришел в ложу с женой. Да, он был рад. Не все были знакомы с Элизабет, и он ее представил. Такое действительно случилось впервые. Еще никогда женщина не ступала в этот дом, открытый, как вам, должно быть, известно, только для мужчин.

– И кое-кого это удивило?

– Братья были очарованы красотой госпожи Ливингстон. И всякие сомнения тотчас рассеялись сами собой.

– А что вы подумали, когда узнали, что в обряде будет участвовать женщина?

– Лично мне это показалось странным и в некотором смысле даже некорректным. Но Джону очень уж хотелось опробовать обряд, описанный в том шотландском уставе, который Вогэм откопал у какого-то антиквара в Гринвиче…

– Вы пробовали отговорить госпожу Ливингстон от участия в церемонии?

– Честно говоря, да. Ритуал показался мне скучным и даже несколько смешным.

– И тем не менее вы его провели, – сказал сэр Малькольм. – Будьте любезны, расскажите, как все происходило.

– Ну, все было в полном соответствии с уставом. – Досточтимый брат Дин разослал всем нам фотокопии текста.

– Каждый из вас получил свой экземпляр по почте заранее?

– Да, чтобы было время внимательно с ним ознакомиться и пометить вопросы, если таковые возникнут.

– Госпожа Ливингстон тоже получила экземпляр с описанием ритуала?

– Думаю, да… А может, она воспользовалась экземпляром мужа.

– Стало быть, все члены ложи знали, что должно было происходить, – сказал старший инспектор.

– Разумеется.

– Ведь это вы дули в трубку с ликоподием? – продолжал расспросы сэр Малькольм.

– Я хорошо знаю, как это делается.

– И передник Джона Ливингстона загорелся.

Немного помолчав, Хиклс ответил:

– Господа, я много думал. Только это никуда не годится. Передник Джона не мог загореться от ликоподия…

– В Скотланд-Ярде тоже пытались его поджечь таким способом, но безуспешно, – признался сэр Малькольм.

– Если честно, передник жгли позднее. Некоторые из нас испугались, как бы полиция не нашла улику. Ведь тогда пострадала бы репутация ложи… Словом, разразился бы скандал…

– Значит, те, кто боялся, как бы полиция не обнаружила то, что вы сами, господин Хиклс, называете уликой, поняли, что передник и есть орудие преступления! – воскликнул сэр Малькольм.

– Не знаю, что именно мы тогда поняли, – заметно смутившись, сказал Хиклс, – только у нас у всех действительно возникла одна и та же догадка, но обсуждать ее подробно мы не осмелились.

– И кто-то из вас в конце концов решил сжечь передник. Запон восемнадцатого века из музея Великой Ложи! И тот, кому пришла в голову эта мысль, знал про смертоносный порошок на переднике. Поэтому передник надо было уничтожить. Кто же поднес его к огню одного из трех срединных светильников?

– Брат Вогэм, кажется… Правда, он решился на это по приказу, вот только не знаю, кто ему приказал.

– Может, Досточтимый Уинстон Дин? – предположил сэр Малькольм.

– Нет-нет! Дин, как раз наоборот, велел прекратить это неблаговидное деяние. Потому что сжигать передники нельзя.

– Итак, Вогэм отнял передник от огня и отнес его в комнату для размышлений… Скажите, а как Ливингстон надевал на себя этот передник?

– Ну… в общем, как самый обыкновенный передник… – пробормотал Хиклс.

– Это был не обыкновенный передник!

– Да-да. Он был очень длинный и широкий, из расшитого узорами атласа.

– И находился он в ярком полиэтиленовом пакете…

– Ну, раз уж вы и это знаете… Да, Джон достал его из какой-то полиэтиленовой сумки и потом, перед тем как перевоплотиться в убиенного Хирама, обвязал его вокруг пояса.

– Кто накинул передник ему на лицо? Насколько мне известно, это предусмотрено ритуалом…

– Не знаю. Потому что в это время я набивал трубку ликоподием…

– Господин Хиклс, прошу вас, давайте говорить серьезно. Если передник пытались сжечь уже потом, чем же тогда опалило Ливингстону брови?

– Мне понятно ваше недоумение, – сказал Хиклс. – Честно говоря, Джон всегда жег себе брови сам, была у него такая привычка, а потом подводил их черным карандашом.

– Объясните, как это так.

Предприниматель, похоже, смутился, но потом доверительно проговорил:

– Джон был гомосексуалистом. Ему не нравилась форма его бровей. И, чтобы не выщипывать, ведь это очень болезненно, он время от времени их жег.

– Но ведь госпожа Ливингстон такая красивая… – вставил старший инспектор.

– Элизабет, конечно, переживала по этому поводу, – объяснил Хиклс. – Ей хотелось ребенка. А Джона женщины совсем не интересовали. Она узнала об этом только после свадьбы.

– И все-таки она любила его по-настоящему, – заметил сэр Малькольм.

– Вне всякого сомнения! Джон был довольно привлекательный, умный, чуткий. И в дружбе очень честный. С женой он был безмерно нежен. Мы все много потеряли с его смертью.

– И однако же кто-то из вас его убил.

– А что, если яд попал на передник еще до того, как Джон взял его в Великой Ложе? – предположил Хиклс.

– Все может быть, – согласился сэр Малькольм. – Мы это проверим из принципа, но, увы, не стоит слишком обольщаться. Убийца находился в ложе, я уверен. Ну, а вам, господин Хиклс, простите за дерзость, уж коли Джон Ливингстон не желал воздавать должное своей супруге, вам самому никогда не хотелось занять его место?

Предприниматель усмехнулся и как будто без тени смущения ответил:

– Элизабет принадлежит к числу самых дорогих мне друзей, и не более того. Видите ли, я холостяк по призванию и хочу быть всегда свободным. А Элизабет, пожалуй, стала бы мне обузой. Я достаточно хорошо ее знаю: она слишком принципиальная и горячая. Нет, мне никогда не приходило в голову то, о чем вы подумали. К тому же я разъезжаю по всему белому свету, особенно часто бываю в Азии. Таким женщинам, как она, это не очень-то нравится.

– Однако ее муж делал то же самое! – заметил Форбс.

– У Джона и Элизабет со временем сформировалось прочное равновесие. И сохранялось оно благодаря их натурам, что в других семьях было бы просто невозможно. К примеру, с таким, как я, подобный союз продлился бы недолго. Да и стоит ли об этом говорить? Ведь между нами ничего не было.

– Давайте начистоту, – сказал наконец старший инспектор. – У госпожи Ливингстон был любовник?

– Я не вправе касаться личной жизни женщины, которую уважаю, – сухо ответил Хиклс.

– Еще один вопрос, – продолжал сэр Малькольм. – Зачем доктор Келли омыл Ливингстону лицо, раз вопреки его собственному утверждению на переднике не было никаких следов огня?

– Досточтимому Дину не хотелось, чтобы кто-то заметил следы от карандаша, которым Джон подводил себе брови. Он человек старомодный и не хотел, чтобы кто-то догадался о нравах нашего друга. Вот он и попросил брата Келли омыть Джону лицо, чтобы от его «красоты» не осталось и следа.

Форбс пометил у себя в блокноте: «Сложные нравы. Надо быть готовым ко всему».

– Господин Хиклс, вы станете следующим досточтимым ложи тридцать-четырнадцать? – спросил сэр Малькольм.

– Конечно, нет! Я понимаю, пришел мой черед, к тому же я принадлежу к высшим градусам, но у меня столько дел, что, боюсь, мне не хватит времени…

– Можно узнать, какие именно высшие градусы вы имеете в виду?

– Рыцаря Храма, Мальтийского рыцаря… Кроме того, у меня восьмой градус в Обществе английских розенкрейцеров… Возможно, все эти титулы кажутся вам устаревшими. Однако под ними кроется традиция. А я связан с нею накрепко.

– И все же вы человек современный, – заметил сэр Малькольм.

– Традиция и современность нередко прекрасно уживаются.

– Раз уж мы заговорили о традиции, – продолжал благородный сыщик, – не кажется ли вам странным устройство ложи тридцать-четырнадцать? Уж больно необычно у вас сочетаются офицерские должности. Кто-то принадлежит к «Уставу Усовершенствования», как привратник с покрывающим, другие, если я правильно понимаю, к континентальному шотландскому уставу, как, например, оратор. Считаете такое сочетание в порядке вещей?

– Ничуть! Эта идея, несколько, впрочем, сумбурная, принадлежит Досточтимому Дину, – ответил Хиклс. – Он считал, что такое смешанное сочетание лучше всего подходит к исследовательской ложе, как у нас.

– А вы сами как считали?

– У меня было другое мнение, но, простите, если у вас больше нет вопросов… Поймите, у меня много дел…

– Еще вопрос, последний, – сказал сэр Малькольм. – Расскажите вкратце о господине Джоне Кертни?

– Кертни? Чем же он вас заинтересовал? К тому же в тот вечер его не было в ложе!

– И, тем не менее, он нас интересует, – настаивал благородный сыщик. – Так кто же он такой, этот ваш Кертни?

– Ну хорошо, он международный торговый посредник и, кроме того, работает на нашу компанию.

– И потому постоянно разъезжает…

– Вот именно.

– Простите, но я что-то недопонимаю. Когда мы спрашивали о нем госпожу Ливингстон, она уверяла, что господин Кертни знаменитый пианист.

Энтони Хиклс не мог скрыть свое изумление. Помолчав какое-то время, он наконец овладел собой и проговорил:

– Пианист… Вот оно что, хотя не исключено, что такое имя носит еще и пианист… Если у него есть брат… Точно не знаю. Он, видите ли, всего лишь служащий. Я с ним едва знаком. В ложе бывает редко, и потом, он очень скрытный.

– Значит, – продолжал сэр Малькольм, – для вас он прежде всего торговый посредник.

– Совершенно верно. Одно не мешает другому, не так ли?

– И все же ваши слова кажутся мне странными, – строго заметил благородный сыщик.

– Со Скотланд-Ярдом шутки плохи! – прибавил старший инспектор. – Так кто же он – пианист или торговый посредник? Давайте-ка уточним раз и навсегда.

Хиклс в сильном замешательстве воскликнул:

– Спросите еще раз госпожу Ливингстон! И она скажет, что Джон Кертни не только торговый посредник, но и пианист и время от времени дает сольные концерты. А теперь, прошу вас, оставьте меня. Я тороплюсь – неотложные деловые встречи.

Сэр Малькольм и старший инспектор одновременно встали и откланялись. За окном снег уже перестал, но машины продвигались очень медленно и осторожно, поскольку на улицах трудились уборщики, – они, точно сеятели, посыпали песком проезжую часть и тротуары.

Глава 11

По выходе из конторы Энтони Хиклса друзья-сыщики отправились в приемную к Стэнли Келли. Тучный доктор принял их в перерыве между осмотром двух пациентов. Он старался держаться приветливо, хотя выглядел явно подавленным.

– Не пойму, с чего вдруг Скотланд-Ярд так интересуется смертью Джона Ливингстона.

– Убийством!

– Неуверен.

– На переднике был цианид. И когда Ливингстону накрыли лицо передником, он вдохнул яд и тут же умер.

– Надо же!

Сэр Малькольм с любопытством осмотрел книги в библиотеке доктора: в основном это были труды и журналы по медицине.

– Уважаемый сэр, – начал благородный сыщик, – вы хорошо знаете франкмасонство?

– Не очень.

– А между тем состоите в ложе, которая занимается изысканиями…

– Это Досточтимый Дин настоял, чтобы я был одним из учредителей. Дин мой пациент. И я не мог ему отказать в этом удовольствии.

– Расскажите, что происходило в ложе в день смерти Ливингстона.

– Да ничего особенного. Нас созвали к четырем часам. Мы попили чаю и поднялись в ложу примерно в половине пятого.

– Госпожа Ливингстон была с вами?

– Она приехала с мужем около четырех. Как ее и просили, она была в траурном платье, чтобы участвовать в ритуале смерти Хирама.

– С вуалеткой?

– Да нет! Она надела шляпу с вуалеткой только перед самым началом церемонии.

– А где была ее шляпа с вуалеткой, когда вы пили чай? – спросил Форбс.

Врач взглянул на старшего инспектора с изумлением и вместе с тем раздраженно.

– Разве это так важно?

– Прошу ответить.

– Даже не знаю. Может, она оставила ее в гардеробе… Ваш вопрос кажется мне несущественным!

– Об этом нам судить, – строго упрекнул его Форбс. – Речь идет об убийстве, а в таком деле существенно все.

– Итак, – продолжал сэр Малькольм, – Джон и Элизабет Ливингстон прибыли вместе и пили чай с остальными. Со всеми?

– Да, со всеми членами ложи.

– Кроме Джона Кертни, – уточнил старший инспектор.

– Да, действительно, Кертни с нами не было.

– Потом вы поднялись наверх, – продолжал сэр Малькольм. – И тут же приступили к ритуальной церемонии. Так?

– Все так. Я уже говорил, она началась около половины пятого.

– Сколько, по-вашему, прошло времени после начала церемонии и до кончины Ливингстона?

– С полчаса…

– Опишите, что происходило, перед тем как вы установили факт смерти.

– Джон надел передник – он принес его с собой – потом трое членов ложи, которым предстояло играть роль завистливых подмастерьев и поразить Хирама, проделали соответствующие ритуальные действия. Я был одним из них и держал лом. Затем подошел Досточтимый Дин и слегка стукнул Джона по лбу молотком. Джон знал, как должен проходить ритуал, и сам лег на пол, без посторонней помощи. Тут супруга Джона начала делать вид, что ищет его по четырем сторонам ложи…

– Кто набросил ему на лицо передник? – прервал доктора сэр Малькольм.

– Кто? Не знаю. В это время я смотрел, как первый страж набивает трубку ликоподием…

– А дальше?

– Передник загорелся.

– Ложь! – вскричал Форбс. – Нам известно, что передник намеренно пытались сжечь на одном из светильников, уже потом.

– Ах, так вы знаете… Тем лучше.

– Кто просил вас скрывать правду?

– Никто, все… Мы боялись скандала.

– Вы омыли лицо покойного? Зачем?

– Так хотел Досточтимый Дин. Ливингстон обычно подкрашивал себе брови химическим карандашом, что с его стороны было довольно легкомысленно.

– Вы раньше встречались с госпожой Ливингстон?

– Нет, это было первый раз.

– Как по-вашему, когда именно умер Ливингстон?

– Когда ему набросили на лицо передник.

– И кто это сделал, вы, конечно, не видели?

– Нет, честное слово. Я же говорил. Может, Досточтимый Дин вам что-нибудь скажет. А я ничего не знаю.

– Вы же врач и, значит, должны были сразу же установить, что Ливингстона отравили… По желтой пене в уголках рта…

– Тогда я даже глазам своим не поверил, ведь такое и представить себе невозможно! Потом, мне не хотелось путать братьев. Да и госпожа Ливингстон была там… Поставьте себя на мое место!

– И вы никому ничего не сказали?

– Нет. Все и без того были здорово напуганы!

– И вы не выходили из ложи и не звонили в полицию?

– Нет. Я вообще не представляю, кто бы мог это сделать незаметно. Мы тогда все находились в ложе.

– Кроме привратника, пожалуй… Разве его обычное место не за пределами ложи?

– По особому разрешению Майкл Вогэм находился внутри ложи. Досточтимый Дин, помнится, вам уже говорил. И потом, давайте закончим этот разговор! Меня ждут пациенты. Да и сказать мне вам больше нечего!

От былой приветливости дородного доктора не осталось и следа.

– И, тем не менее, – невозмутимо проговорил сэр Малькольм, – у меня к вам еще несколько вопросов. Кто из членов ложи, по-вашему, мог быть заинтересован в смерти Ливингстона?

– Да никто! Он был обаятельный, образованный и отзывчивый, во всяком случае по отношению к каждому из нас. Да и потом, неужели масон способен убить своего собрата по ложе? Это же против всякой масонской этики!

– И все-таки, – заметил сэр Малькольм, – только масон мог замыслить такое убийство и осуществить свой замысел во время исполнения ритуала… Но давайте вернемся к членам ложи. Что вы думаете об Энтони Хиклсе?

– А что я, по-вашему, должен о нем думать? – вдруг вспылив, воскликнул доктор. – Человек он деловой, опрятный, благовоспитанный. Вот, пожалуй, и все. Вы что, хотите знать обо всех наших братьях? Так я скажу. Дин – старый мой пациент, а его масонские дела меня нисколько не интересуют, потому что я в них ни черта не смыслю. Куперсмит – адвокатишка с непомерными амбициями, только я бы не доверил ему защиту ни по какому делу. Шоу – никудышный писака и к тому же неудачник, втрескавшийся в красотку Элизабет Ливингстон. Бронсон – солдафон, преуспевший на финансовом поприще, только непонятно как! Вогэм – простой мужлан, выдающий себя за отпрыска знатного рода. А Кертни так и вовсе призрак! Его вообще не видно и не слышно.

– Он же известный пианист, – заметил сэр Малькольм.

– Кто-кто – пианист? Да не смешите! Но, в конце концов, это не мое дело.

– Простите, – сказал Форбс, – зато это наше дело!

– Тем хуже для вас, – раздраженно буркнул доктор, чье заплывшее жиром лицо внезапно сделалось пунцовым.

– Повежливее! – повысил голос сэр Малькольм. – Так что там насчет Питера Шоу? Втрескался, говорите, в Элизабет Ливингстон? Откуда вы знаете?

– Ничего я не знаю, – пробурчал Келли и тут же замкнулся в себе, смекнув, очевидно, что сгоряча сболтнул лишнее.

– Доктор, – продолжал, однако, сэр Малькольм, – мы расследуем непростое дело. И для нас важна малейшая подробность. Итак, откуда вы знаете, что Шоу влюблен в госпожу Ливингстон?

– Питер Шоу мой пациент. Так что, с вашего позволения, я не стану открывать врачебную тайну.

– Ну что ж, как угодно, – сказал старший инспектор, – только мы вам о себе еще напомним!

Понимая, что от доктора Келли больше ничего не добиться, друзья оставили его в сильнейшем раздражении. И отправились к господину Вогэму на Кингс-Кросс, а точнее, к дому 27 по Копенгаген-стрит. Не успели они отъехать, как Дуглас Форбс воскликнул:

– Надо же какой горячий! Ну прямо огонь!

– Сдается мне, он не только много ест, но и пьет сверх меры! Тем не менее от него мы узнали о членах ложи кое-что интересное.

– Ну да, например, как знаменитый Кертни, пианист и торговый посредник в одном лице, вдруг взял и превратился в привидение! – пошутил старший инспектор. – Теперь все понятно! Раз в день убийства его не было в храме святого Патрика, значит, он автоматически становится подозреваемым!

Сэр Малькольм, занятый, как обычно, своими мыслями, ничего не ответил.

Дом Майкла Вогэма, довольно милый с виду, стоял посреди заснеженного сада. В глубине сада располагалась оранжерея.

– Там Вогэм и выращивает розы, – пояснил благородный сыщик.

– Кстати, – заметил Форбс, – вы обратили внимание, как смутился Уинстон Дин, когда вы упомянули название цветка, получившего первую премию?

– Да. И даже знаю, почему. Ведь так зовут госпожу Ливингстон.

– Может, у Вогэма была связь с супругой жертвы?

– Вы и Хиклса подозревали в том же!

Они долго звонили, но им никто и не ответил.

– Не пойти ли нам пообедать? – предложил старший инспектор.

Было уже четверть седьмого вечера, и они попросили шофера подвезти их в Сохо, к греческому ресторану «Сиртаки». Однако он, к сожалению, был закрыт. И наши друзья направились пешком в турецкий ресторан, который сэр Малькольм Айвори хорошо знал и ценил по достоинству; назывался он «Падишахлар Макуну», иначе говоря, «Страсть султанов»… Они вошли туда, к величайшему стыду Форбса.

– Главное – не вздумайте заказывать греческие блюда, – посоветовал сэр Малькольм. – Турки с греками терпеть друг друга не могут! Ах, как все это напоминает мне Стамбул, Золотой Рог!..

– Здесь и впрямь можно отведать что-нибудь вкусненькое?

– Конечно! Не случайно древние цивилизации славились своей кухней. Закажем-ка мы зирвак.

– А это еще что за зверь?

– Всего-навсего бараньи или козьи ножки, обильно приправленные шафраном.

– А ничего другого у них нет?

– Тогда, быть может, вы предпочитаете ишкембе чорбасы и сардалью пилакиси?.. Это знатный суп из требухи и вырезанный изнутри красный перец, фаршированный сардинами в томате, что-то вроде жюльена…

– Неужели эти турки не могут выражаться по-человечески!

– Видите ли, дружище Дуглас, мозги необходимо регулярно прочищать. И в этом смысле лучший способ – перемена блюд.

– Да уж, свежие мозги нам не помешают. Эта заваруха с масонами еще та головоломка! Впору взять их всех да упечь за решетку.

Благородный сыщик сделал заказ официанту в светло-желтом полукафтане.

– Честно признаться, – сказал он, откладывая в сторону меню, – я уже кое-что понимаю. Давайте пойдем с самого начала, памятуя лишь о том, что знаем наверняка. Итак, первое: Ливингстона отравили цианидом. Яда на переднике было достаточно, чтобы его умертвить. Второе: этот малый оказался гомосексуалистом и потому не питал к жене супружеских чувств, и она, не исключено, искала утешения на стороне. При этом, однако, он был ей замечательным другом, и она его очень любила. Как, впрочем, и горничная… Третье: умер он в масонской ложе, и члены ее пытались направить нас по ложному следу – то ли от страха, то ли по какой-то другой причине, пока нам неизвестной. Четвертое: масоны решили уничтожить пресловутый передник – сжечь его, а то, что от него осталось, спрятали в комнате для размышлений. Пятое: передник лежал в полиэтиленовом пакете. Шестое: в Скотланд-Ярд позвонил неизвестный и предупредил об убийстве в самый момент его совершения, и при этом из ложи никто не выходил, иначе как попасть к телефону, ведь он находится внизу. Ну, как вам супчик?

– Да уж, наваристый вышел супец!

– Дуглас, я о супе, который вы едите…

– Сказать по чести, сэр, хоть я и не хотел говорить, по-моему, в нем уж больно много чеснока. Что скажет госпожа Форбс, моя супруга, когда я приду домой и дыхну на нее? Ведь она так запросто и на развод может подать, верно? Но, возвращаясь к нашему делу, что вы обо всем этом думаете?

– Нами ловко управляют. Как сказал бы Уинстон Дин. Да-да, в самом деле, нас водит за нос какой-то умник – он-то и повернул все так, как ему выгодно.

– По-моему, самая подозрительная из них госпожа Ливингстон. Она запросто могла посыпать ядом передник, тем более что муженек, хоть он особо и не утомлял ее своим вниманием, стал ей поперек горла… Может, Хиклс или кто там из них еще, ее любовник, и толкнул ее на такую крайность…

– Тогда кто звонил в Скотланд-Ярд?

– Это вполне могла сделать и сама госпожа Ливингстон, перед тем как подняться в ложу, ведь она знала – убийство неотвратимо.

– Запланированное убийство…

– Ну да. Оставалось только дождаться начала церемонии…

– Не забывайте, Дуглас, это мог сделать любой из них. К тому же, хотя Ливингстон и был богат, его супруга ничуть не беднее, а то и богаче! Нет, эта версия отпадает.

– Я приказал проверить его банк, а заодно и счета всех остальных членов ложи. Завтра получим результат. Может, что и прояснится…

– Все может быть, – согласился сэр Малькольм, снова принимаясь за еду, – но я все больше убеждаюсь, что ритуал этот слишком уж странный! Помесь какая-то, понимаете?..

Однако Форбс и не пытался понять то, что имел в виду его добрый друг: он был целиком поглощен борьбой с бараньей требухой и красным перцем.