Текст книги "Обаятельный плут"
Автор книги: Мэри Джо Патни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Я должна узнать правду, – решительно сказала Макси. – И не пытайтесь меня от этого отговорить.
– Я и пробовать не буду. Но хочу вам напомнить, что уже поздно и мы оба устали. Давайте спать, а утром решим, как нам избежать встречи с Симмонсом и добраться до Лондона.
– Вы мне поможете? – нерешительно спросила Макси.
– Обязательно – хотите вы этого или нет. Мне все равно нечем заняться, а тут мне предоставляется возможность послужить благой цели.
Робин откинулся назад, не выпуская Макси из рук.
– Послушайте, у нас был трудный день, – сказала она, пытаясь высвободиться. – Я не хочу, чтобы под конец мне пришлось драться еще и с вами.
– Вы все еще недооцениваете мой интеллект, – успокаивающе сказал Робин, – а также мое чувство самосохранения. Я отлично знаю, что если разрешу себе вольность, вы воткнете нож в какой-нибудь драгоценный для меня орган. Но ночь холодная, и нам будет теплее спать, прижавшись друг к другу. Разве вы не согласны?
Макси тихонько вздохнула и перестала вырываться.
– Согласна. Извините, что я так подозрительна, Робин.
– Теперь я понимаю, откуда у вас эта подозрительность.
Робин легонько поцеловал ее в висок, потом подоткнул вокруг них обоих одеяло.
Сено было мягким и ароматным. Макси расслабилась и прижалась спиной к Робину.
– Не зря миссис Гаррисон назвала вас крохотулей, – сказал Робин, прижимая Макси поближе к себе. – А я думал, что индейцы – рослый народ.
– В каждом народе встречаются исключения. Моя мать была невысокой, а я оказалась самой маленькой из всех моих родственников по обе стороны Атлантики.
– Зато и самой непокорной, – сказал Робин с улыбкой в голосе. – А у вас есть вдобавок к английскому еще и индейское имя?
Секунду поколебавшись, Макси ответила:
– Могавки зовут меня Канавиоста.
– Канавиоста, – повторил Робин. Он был первым белым человеком, кроме ее отца, с уст которого она услышала свое имя. – Это что-нибудь значит?
– Нет, четкого значения у этого слова нет. Что-то вроде текущей воды. Еще есть оттенок какого-то улучшения, совершенствования.
– Текущая вода, – медленно повторил Робин. – Это вам подходит. Макси засмеялась.
– Не надо романтизировать мое имя. Его можно перевести как «украшательница болот». Большинство англичан не знают значения своих имен.
– «Роберт» означает «прославленный», – не задумываясь, ответил Робин.
– Но вы же предпочитаете, чтобы вас звали Робином – как Робина Гуда.
Похоже, Роберт – его настоящее имя. Да нет, у него голова начинена самыми разнообразными сведениями. То, что он знает значение имени «Роберт», ничего не доказывает.
Макси согрелась в объятиях Робина. Какое из него получается прекрасное одеяло! Потом проговорила сквозь дремоту:
– Это немного похоже на обжимки.
– Обжимки?
– В Америке есть такой обычай, – объяснила Макси. – Фермы так далеко отстоят друг от друга, что иногда молодому человеку приходится оставаться ночевать в доме девушки, за которой он ухаживает. Мало у кого есть специальные комнаты для гостей, и его кладут в одну постель с невестой. Но, чтобы дело не зашло слишком далеко, оба остаются одетыми. Обычно между ними еще кладут доску с зазубренными краями.
– Неплохой обычай. А у нас стоит поцеловать в саду девушку – и тебя уже за здорово живешь женили. – Робин улыбнулся в темноте. – Но американские родители, наверное, понимают, что ни доска, ни одежда не удержат молодых людей от рокового шага, если им уж очень этого захочется.
– Да, такое случается нередко, – признала Макси. – В одной балладе говорится: «Одежда обжимкам не преграда – как резвой лошади ограда».
Робин рассмеялся, и Макси тоже. Его смех излучал тепло так же, как и его руки.
– Иногда свадьбу приходится играть раньше, чем предполагалось. – Макси зевнула. – Но на фермах нужны дети, и за большой грех это никто не считает.
Почувствовав себя в тепле и безопасности впервые за много месяцев, она тут же уснула. Последние звуки, которые она слышала, были посвистывание ветра, стук дождевых капель, по крыше и ровное биение сердца Робина.
Глава 11
Какое блаженное пробуждение! Макси обволакивало сладостное тепло, она вдыхала аромат сена, и тело спящего Робина защищало ее от утренней сырости. Одна его рука лежала у нее на груди. Ощущение было приятным – даже очень – но нельзя, чтобы он, проснувшись, решил, что теперь ему это позволено. Макси тихонько переложила руку Робина на нейтральную территорию.
Робин проснулся, лениво перекатился на спину и потянулся. Макси приподнялась на локте, с восхищением глядя на его всклокоченные золотистые кудри. Наверное, вот так он выглядел, когда был мальчиком, который хотел быть пиратом с сабельными шрамами на лице.
– Доброе утро, – с улыбкой сказала Макси. – Я замечательно выспалась. А вы?
Он улыбнулся ей, и от этой улыбки у нее закружилась голова. Как было бы замечательно, вдруг подумала она, просыпаться вот так, рядом с ним каждое утро – всю, оставшуюся жизнь.
– Я тоже, – ответил Робин хрипловатым с утра голосом.
Он по-приятельски положил руку ей на плечо. То есть сначала это был приятельский жест. Потом их взгляды встретились, и они долго с нарастающим волнением смотрели друг другу в глаза.
Медленно, словно против его воли, рука Робина стала спускаться вниз по рукаву. Макси чувствовала, как под его теплой ладонью загорается огнем ее кожа. Ее дыхание участилось, и она вспомнила песню про обжимки – про то, что если уж очень захочется, одежда не будет непреодолимой преградой.
Глаза Робина потемнели, его ладонь остановилась, и он стал большим пальцем гладить чувствительный сгиб ее руки. Макси даже задохнулась от неслыханно острых ощущений.
Робин стал спускать ладонь дальше и, наконец, остановился, обхватив ее кисть. Здесь кожа не была прикрыта одеждой, и пульс Макси бешено колотился под его пальцами.
Разорванная рубашка Робина обнажала ямку у основания его шеи. Макси вдруг захотелось лизнуть эту ямку. Ей захотелось сорвать с него остаток рубашки, чтобы можно было видеть и трогать его худощавое мускулистое тело, которое согревало ее всю ночь. Ей вдруг захотелось быть настоящей индианкой, которой позволено отдаваться мужчине без сомнений и стыда.
Однако сомнений у нее было в избытке. Эти мысли, видимо, отразились на ее лице, потому что Робин резко выдохнул и откатился в сторону.
– Ночь мы провели замечательно, – глухо проговорил он, поднимаясь на ноги. – Вот только утром трудно встать.
Макси дрожащей рукой поправила волосы.
– Может быть, нам не стоило спать рядом?
– Я никогда в жизни не делал ошибок, – возмутился Робин. – Во всяком случае, таких, которым потом не мог найти оправдания.
Макси засмеялась, и все вдруг встало на свои места.
– В следующий раз я выпрыгну из постели, как только проснусь.
– Я рад слышать, что будет следующий раз. Нам надо попрактиковаться.
Улыбнувшись, Макси поднялась с постели и стала готовиться к наступающему дню. Утро было серым и промозглым, но дождь перестал. Робин еще с вечера принес в сарай сухой растопки, и они быстро разожгли перед дверью костер.
В каменном корыте набралось достаточно чистой дождевой воды, и Макси вскипятила чай, а Робин поджарил на заостренной палочке кусочки хлеба. У них еще оставалась ветчина, которую им дала в дорогу миссис Гаррисон, и они с аппетитом отдали ей должное.
Макси стала настаивать свой чай из трав, а Робин спросил:
– Вы не возражаете, если я сегодня побреюсь в сарае? На улице что-то холодновато.
– Конечно, брейтесь.
Макси глянула на его разорванную рубашку, стараясь не замечать оголенной груди.
– Надо будет купить вам новую рубашку. Эту уже не починишь.
Робин скорчил гримасу.
– Да и достаточно я уже ее поносил.
Он достал складную бритву и мыло и встал на колени над котелком, в котором еще оставалась теплая вода.
Робин так же прилежно брился каждый день, как Макси пила свой травяной чай, но обычно он это делал где-нибудь в стороне, чтобы Макси не видела его за бритьем. Наверное, он и сегодня ушел бы куда-нибудь, догадалась Макси, если бы между ними не возникли почти семейные отношения.
– А вам не приходило в голову перестать бриться? – спросила она. – На меня мало кто обращает внимание, а вот у вас слишком яркая внешность. Борода ее изменила бы, и Симмонсу было бы трудней нас выследить.
Робин развел в ладони мыльную пену и размазал ее по щекам и подбородку.
– Борода у меня рыжая, и это еще больше бросается в глаза. Но вы правы, нам надо как-то изменить свою внешность. На нас уже нападали разбойники, теперь за нами гонится Симмонс. Пора нам разработать новую стратегию.
Макси смотрела на него поверх кружки. В зрелище бреющегося на твоих глазах мужчины есть что-то глубоко интимное. Хотя она сотни раз видела, как бреется отец, ей до сих пор не приходило в голову, как важна для облика мужчины щетина на лице.
– Что вы имеете в виду? На дилижанс у нас денег по-прежнему не хватает. Или вы собираетесь заработать их фокусами?
– Мне пришла в голову одна мысль. Правда, наше путешествие затянется, но зато нас трудно будет найти. Вы когда-нибудь имели дело с гуртовщиками?
Робин наточил бритву о ремень, сунул язык за щеку и, натянув кожу, стал сбривать рыжеватую щетину.
Эта щетина щекотала Макси шею ночью. У нее судорожно поджались пальцы на ногах, и она с трудом сглотнула.
– Это те люди, что гонят скот на убой в города?
– Правильно! Города нуждаются в мясе, а Лондон такой большой город, что в него гонят гурты со всей Англии. – Робин вытер сеном лезвие бритвы и принялся за другую щеку. – Большинство скота, который превращается в мясо в столице, поступает из Уэльса и Шотландии.
– Из Шотландии? К тому времени, когда гурт дойдет до Лондона, говядина, наверное, становится очень жесткой.
– Нет, скот перед забоем откармливают на пастбищах в южных графствах. – объяснил Робин. – И это необязательно бычки, хотя им приходится пройти особенно дальний путь. В столицу гонят овец, гусей, свиней и даже индеек, но не на такие дальние расстояния.
– Как можно гнать индеек? – с любопытством спросила Макси.
– Это очень нелегкое дело, – ответил Робин, насмешливо поблескивая глазами. – Зрелище необыкновенное. А в конце дня сотни индеек рассаживаются на ночлег на деревьях.
Макси попыталась представить себе ветви деревьев, склонившиеся под тяжестью спящих птиц, и ей стало ужасно смешно.
– Ну, хорошо, а мы-то тут при чем?
– Гуртовщики избегают дорог, на которых берут дорожный сбор. Путники, у которых негусто в кармане, иногда присоединяются к гуртам. В большой компании идти веселее и менее опасно, а некоторым это просто кажется приключением.
Покончив со щеками, Робин натянул кожу на подбородке, чтобы побрить шею.
Макси зачарованно наблюдала за поблескивающей каплей воды, которая скатилась ему в ямочку под шеей, потом поползла дальше вниз, смачивая завитки волос на груди.
Заметив ее пристальный взгляд, Робин спросил:
– У меня что-нибудь не так?
– Просто женские нервы, – поспешно ответила Макси. – Мне страшно, когда я вижу бритву возле самого горла.
– Я еще ни разу серьезно не порезался, – с улыбкой сказал Робин.
Тремя спорыми движениями он закончил бритье, вытер лезвие и закрыл бритву.
Может, он и не порезался, но вывел ее из душевного равновесия.
– Понятно, – сказала Макси. – Я вижу, что путешествие с гуртовщиками имеет свои преимущества. А где-нибудь поблизости есть скотопрогонная дорога?
– Дорога проходит к западу от Ноттингема. Отсюда ходу два дня. В это время года гурты там прогоняют часто – больше одного-двух дней нам ждать не придется.
– Вы раньше путешествовали с гуртовщиками?
– Приходилось. Потому-то я и знаю про эту дорогу. – Робин намочил салфетку в теплой воде, выжал ее и вытер лицо и шею. – Я как-то попал к гуртовщикам, сбежав из дома.
Это было похоже на правду.
– Вашей матери было, наверное, нелегко с вами справляться.
Робин помолчал, потом сказал:
– Вовсе нет. Она как глянула на меня новорожденного, так сразу отдала Богу душу.
Несмотря на небрежный тон, в его словах слышалась боль.
– Как это ужасно, – тихо сказала Макси.
– Отцу моему было еще ужаснее. – Робин подошел к двери сарая и выплеснул воду. – Если верить портретисту, я очень на нее похож. Каждый раз, когда отец меня видел, его всего передергивало.
У Макси чуть слезы не навернулись на глаза. Бедный ребенок! Но она сдержалась и тихо спросила:
– Почему вы мне это рассказываете? Робин долго молчал. Его профиль показался Макси таким же холодным и далеким, как серое небо.
– Не знаю, Канавиоста. Может быть, потому, что порой мне надоедает темнить.
Услышав свое индейское имя, Макси почувствовала, как по затылку поползли мурашки. В первый раз Робин добровольно приподнял завесу непроницаемого лоска, которая скрывала его суть. Может быть, он это сделал потому, что она сама ему вчера открылась. А может быть, ночь, проведенная в объятиях друг друга, разрушила некоторые из разделявших их преград.
Макси вспомнила его панику, когда она пыталась научить его слушать ветер, и его слова о женщине, на которой он хотел жениться и которая ему отказала. Робин был похож на клубок спутанных ниток – тут были нити юмора и скрытности, ума и хитрости, заботы и отрешенности. И вот сейчас он дал ей в руки конец нити, чтобы она попыталась, если сможет, размотать весь клубок.
Если это ей удастся, что она обнаружит внутри?
Едва успев задать себе этот вопрос, Макси уже знала ответ: под всем этим остроумием и обаянием скрывается горькое одиночество.
Когда Вулвертон сообщил Дездемоне то, что узнал от Симмонса, она почувствовала огромное облегчение. По крайней мере, беглецы живы и невредимы. Но больше маркиз ничего ей не сообщал, и с тех пор она его не видела. Придется продолжать розыски.
Устало вздохнув, она вышла из кареты на пыльную улицу очередной деревни. Ей казалось, что уже много месяцев она таскается по дорогам Центральной Англии, выслеживая свою племянницу и беспринципного прощелыгу, который навязался ей в спутники. Лорд Роберт не вырос в ее Мнении оттого, что они с Макси все еще путешествовали пешком. Казалось бы, всякий уважающий себя соблазнитель хотя бы нанял коляску. Аристократ называется!
Дездемона теперь знала, кому и какие задавать вопросы. Маленькие деревни, где замечали каждого чужака, были самым подходящим местом, а спрашивать было лучше всего пожилых мужчин, которые собирались в местной пивной. Неплохо осведомлены были и лавочники. С утра Дездемона заходила уже в третий крошечный магазинчик – на этот раз в деревушке Уингерфорд. Как всегда, на прилавке грудой валялась всякая всячина – иголки, нитки, рулоны дешевой материи, мотки лент, глиняные горшки, соль и сахар, конфеты для детей. Рыжий кот, прикрыв нос хвостом, тихо посапывал на груде поношенной одежды.
К Дездемоне поспешила полная хозяйка, глаза которой загорелись при виде богато одетой покупательницы.
– Чем могу служить, миледи?
– Я хотела спросить, не видели вы случайно мою племянницу с мужем. Она темноволосая смуглая женщина маленького роста и одета, как юноша, а он среднего роста красивый блондин.
– Как же, как же, они вчера ко мне заходили. – Лавочница бросила на Дездемону оценивающий взгляд. – У джентльмена порвалась рубаха и он купил новую. И еще шляпу и белье. Такого тонкого белья, как на нем, у меня не нашлось, но он взял что было.
Дездемона поведала лавочнице заранее заготовленную историю:
– Все это ужасно глупо. Муж племянницы побился об заклад, что пройдет пешком до Лондона, а племянница решила отправиться вместе с ним. Они поженились совсем недавно, и ей казалось, что такое путешествие будет очень забавным приключением. Я, конечно, этого не одобряла, но и запретить не могла.
Дездемона тяжело вздохнула.
– В общем-то в этом не было бы особенной беды, но ее отец вдруг тяжело заболел. Мы пытаемся их найти, чтобы она успела повидать отца пока не поздно.
У Дездемоны дрогнул голос. Если ей придется еще несколько раз рассказать эту жалостную историю, она, глядишь, сама в нее поверит.
– Скажите, а они не упоминали в разговоре, какой дорогой собираются идти?
Лавочница сделала удивленное лицо, словно давая понять, что не очень-то верит в эту историю, но никогда не посмеет назвать благородную даму лгуньей.
Теперь дело было за Дездемоной. Лавочница, вероятно, оскорбится, если ей прямо предложить деньги. Надо действовать тоньше. Дездемона окинула взглядом прилавок.
– Какая миленькая лента! Я нигде не могла найти именно этот оттенок. – Она вытащила из вороха отделочных материалов моток голубой ленты. – Продайте мне ее. Пяти фунтов хватит?
– Пять гиней[10]10
Гинея – денежная единица, равная 21 шиллингу. В фунте 20 шиллингов, так что лавочница выигрывает на этом пять шиллингов
[Закрыть] – и лента ваша.
Ироничный блеск в глазах лавочницы не оставлял сомнений – она отлично понимала, за что ей предложили такую сумму.
– Прекрасно! – обрадовалась Дездемона, словно и не знала, что красная цена ленте – один фунт. Лавочница завернула покупку.
– Вообще-то, когда я искала белье в заднем помещении, я слышала, как муж вашей племянницы сказал что-то о скотопрогонной дороге.
– Скотопрогонной? – с недоумением переспросила Дездемона.
– Да, тут недалеко проходит большая скотопрогонная дорога. Может быть, они решили идти вместе с гуртовщиками. Многие так делают – господам кажется, что это очень интересно.
Это было похоже на правду, хотя поиски еще больше затруднялись.
– А вы мне не скажете, как найти эту дорогу? Глаза лавочницы со значением остановились на руке Дездемоны. Та отдала ей деньги и получила подробные указания.
Уходя, она задала еще один вопрос:
– Как вам показалось, моя племянница и ее муж были в хорошем настроении? Лавочница пожала плечами.
– Да, вроде все у них было хорошо. Во всяком случае, они много смеялись.
Дездемона притворно улыбнулась.
– Очень рада это слышать. Я боялась, что трудности пути испортят им настроение и они начнут ссориться. А это было бы прискорбно – ведь они только что поженились.
Карета леди Росс отбыла в облаке пыли, и тут лавочница позволила себе самодовольно ухмыльнуться щербатым ртом. До чего же выгодными покупателями оказалась эта парочка!
Здоровенный кокни, заявивший, что он выслеживает двух мошенников, раскололся на два фунта. Но она поняла, что тут что-то нечисто, только выслушав историю милорда, ехавшего в карете с гербом. Он, дескать, ищет племянника и племянницу, решивших для развлечения попутешествовать пешком по Англии. Ему, видите ли, надо их найти, потому что их бабушка при смерти. Его светлость отвалил ей целых пять фунтов, а теперь эта леди ищет племянницу с мужем. Надо было нагреть ее на все десять.
"Интересно, еще кто-нибудь заявится?» – подумала лавочница, подняв юбку, чтобы положить деньги в кошелек, который носила на поясе. И что станет с этой парочкой, когда их догонят все преследователи?
Она закудахтала от смеха. Красавчик блондин как пить дать всех их одурачит. Язык у него подвешен будь здоров: такой выберется из любой передряги.
Глава 12
Они услышали мычание еще до того, как увидели низкое каменное здание постоялого двора под названием «Приют гуртовщика». Он стоял на возвышении, с которого открывался вид на зеленую холмистую равнину. Подойдя поближе, они увидели огромное стадо черных бычков, пасущихся на лугу позади постоялого двора.
– Нам повезло, – сказал Робин. – Хорошо, что сегодня воскресенье.
– Почему?
– Эти бычки – валлийской породы. А валлийцы – добрые методисты[11]11
Приверженцы методистской церкви
[Закрыть] и по воскресеньям не работают. Поэтому-то они здесь, а не в десятке миль отсюда.
– Ясно.
Макси посмотрела на постоялый двор и с мольбой спросила:
– Робин, как вы считаете, мы можем себе позволить снять на ночь комнату и заказать горячую ванну?
– Я вас вполне понимаю – мне и самому ужасно хочется вымыться. За горячую ванну я готов помериться силами с Симмонсом с завязанной за спину одной рукой. – Робин задумался. – Пожалуй, пора дать представление. Воскресенье – довольно скучный день, и посетители, наверное, будут рады развлечься.
Он рассовал по карманам монеты и носовой платок. Потом сорвал хорошенькую ромашку и тоже спрятал ее в карман.
Они подошли к постоялому двору. Вокруг него сидели и слонялись гуртовщики и разная прочая сельская публика, болтая, куря и греясь на солнце. Никто не обратил особого внимания на новоприбывших.
Макси последовала за Робином внутрь, где за стойкой стояли хозяин и его жена. Макси увидела, как вдруг изменился весь облик ее спутника. Черты лица были все те же, но это был совершенно другой человек.
Он объявил хозяину, что известен как «Феноменальный лорд Роберт» и начал показывать свои фокусы. Монеты то исчезали, то появлялись в самых неожиданных местах. Присутствующие хохотали. Кто-то сунул ему колоду карт, со всех сторон сыпались шутки, посетители без конца махали трактирщику пустыми кружками.
Под конец Робин вытащил из носового платка ромашку и с поклоном преподнес ее жене трактирщика. Представление было превосходным: Робин сопровождал трюки смешными комментариями, но избегал вольностей, которые могли бы насторожить консервативных селян.
Макси с некоторым огорчением наблюдала представление, думая, что Робин опять стал чужим. Близость, которая возникла между ними в тот вечер, когда она рассказала ему про себя, и сохранилась на следующее утро, исчезла без следа, как только они отправились в путь. Слава Богу, следующий день прошел безо всяких происшествий. Они много шутили и смеялись. Они даже проспали следующую прохладную ночь, прижавшись друг к другу, но при пробуждении не дали воли никаким порывам страсти.
Все это было очень приятно и безобидно. Но Макси хотелось узнать побольше о том сложном человеке, который скрывался под маской легкомыслия. Ей хотелось больше знать о трудных дорогах, которые он прошел до встречи с ней.
Окончив представление, Робин подошел к Макси, сидевшей за столиком в углу.
– Все в порядке! – объявил он. – У них наверху есть свободная комната на двоих. Вдобавок они обещали за четыре пенса накормить нас ужином и завтраком и дать возможность принять горячую ванну.
– Замечательно! А что вам за это придется делать?
– Дать за вечер два представления. А потом, – с удовольствием добавил Робин, – горячая ванна!
– Жизнь превосходна, – серьезно проговорила Макси.
– Вот именно!
На минуту ей показалось, что в его глазах промелькнул тот, другой Робин, но он только сказал:
– А теперь надо найти главного гуртовщика и попросить у него разрешения идти вместе с ними. Они выходят в семь утра.
Макси скривилась.
– Мы даже не успеем насладиться благами цивилизации.
– Ничего, – засмеялся Робин. – Кому на месте не сидится, тот хоть добра не наживет, зато научится вертеться.
Макси тоже засмеялась и последовала за ним во двор. Что ж, посмеяться вместе тоже приятно.
Макси опустилась в лохань с горячей водой, содрогнувшись от такого острого упоения, что пуританский пастор немедленно пригрозил бы ей адским пламенем за услаждение плоти. Все эти дни ей едва удавалось ополоснуться в холодном ручье, и настоящая ванна доставила невыразимое блаженство.
Распарившись до красноты, Макси смыла мыльную пену с волос и с сожалением вылезла из лохани. Лохань стояла за ширмой, но все равно Макси считала, что ей надо вытереться и одеться к тому времени, когда Робин вернется после второго представления.
А что, если бы он застал ее в лохани: Макси представилась чрезвычайно эротическая сцена. С горящими щеками она энергично растерлась полотенцем. Нет, ножом надо пырнуть не Робина, а саму себя!
Макси наблюдала его первое представление и смеялась вместе со всеми. Потом она пошла к себе наверх и выстирала свою и Робина одежду. Сейчас она сушилась на стуле перед горящим камином. Им пришлось заплатить еще два пенса за уголь, но зато утром они смогут надеть все чистое и сухое.
Макси надела сорочку. Какое блаженство – ощущать на коже мягкий чистый муслин, какое блаженство, что ее грудь свободна от тугой повязки. Хоть одну ночь она поспит, как настоящая женщина, ну а уж утром опять придется натягивать брюки и башмаки.
Макси села на пол перед огнем и принялась расчесывать и сушить свои густые волосы – дело трудное и долгое. Кругом было тихо, только изредка снизу доносились взрывы смеха и порой снаружи раздавалось мычание. С тех пор как она встретила Робина, Макси впервые осталась совершенно одна, и это тоже было приятно. Но она призналась самой себе, что не наслаждалась бы так уединением, если бы не знала, что Робин скоро придет.
Макси попыталась представить себе, что ее ждет в Лондоне. За прошедшие дни ее решимость узнать правду о смерти отца и добиться наказания виновных, если его убили, ничуть не ослабла. Но в то же время она боялась правды. Она любила отца, несмотря на его недостатки, но ей не хотелось узнать о новых его проступках. Если же виновным в его смерти окажется лорд Коллингвуд, Макси об этом будет очень сожалеть, хотя это сожаление не помешает ей выполнить свой долг.
Легче жить сегодняшним днем, этим путешествием, которое приняло такой странный, как бы подвешенный во времени и пространстве характер. В прошлом было горе, в будущем предстояли трудные решения – и не только относительно смерти отца. Нужно решать, что ей делать с собственной жизнью.
Макси перестала расчесывать волосы, опустила руки и задумалась о Робине. Хотя вначале она отвергала его общество, без его помощи она бы пропала. Он многое для нее сделал, и врожденное чувство справедливости говорило Макси, что и она должна что-то для него сделать – хотя бы из благодарности.
Проще всего вознаградить его, отдавшись ему. Это будет очень приятно, а чай из трав предотвратит беременность. Но Макси боялась, что физическая близость превратит ее смешанные чувства к Робину в любовь. Она не хотела, чтобы к горю об отце прибавилась еще боль безответной любви. К тому же весьма возможно, что Робин отвергнет ее дар. Его явно к ней тянет, но, кажется, у него тоже есть сомнения.
Макси усмехнулась и опять принялась расчесывать волосы, протягивая каждую длинную черную прядь так, чтобы она распушилась в тепле камина. Она напоминала себе кошку, которая все время оказывается не с той стороны двери. Ей никогда не нравилось быть предметом плотского вожделения. Теперь же она обнаружила, что ей не так уж нравится быть предметом бесплотной дружбы.
Взобраться по крутой лестнице, держа в руках чан с горячей водой, было нелегкой задачей, а для Робина она осложнялась огромным количеством выпитого эля. Однако, взяв себя в руки, он сумел благополучно преодолеть лестницу. Постучав в дверь, чтобы предупредить Макси, он подождал несколько секунд и вошел.
Она сидела на полу перед камином и расчесывала черные блестящие волосы, которые каскадом падали ей на спину и почти достигали талии. Улыбнувшись Робину, она спросила:
– Как прошло второе представление?
Робина как будто оглушили. Макси всегда казалась ему очень красивой, но сейчас он впервые увидел, как она утонченно, восхитительно женственна. Языки пламени окрашивали ее тело в теплые тона, а тонкая ткань рубашки была почти прозрачной.
Робин и раньше знал, что бесформенная мужская одежда скрывает изящную женскую фигуру, но действительность намного превзошла его фантазии. Макси была удивительно пропорционально сложена: округлые бедра, тонкая талия и груди, которые как раз уместились бы у него в ладонях. У Робина пересохло во рту, когда он увидел сквозь рубашку темные кружки вокруг сосков.
Ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы оторвать глаза от глубокого выреза ее сорочки, где красота смуглой кожи оттенялась блеском серебряной цепочки. Он едва держал себя в руках – так ему хотелось броситься к ней, вскинуть ее на руки и попытаться разжечь в ней ответное пламя страсти.
Он вспомнил, что она задала вопрос, и сумел ответить:
– Все прошло хорошо. Но, к сожалению, после представления все хотели поставить мне кружку эля, и несколько кружек пришлось-таки выпить.
Улыбка на лице Макси погасла, и она посмотрела на Робина с опаской.
– Хлебнули лишнего?
Робин подумал, прежде чем ответить;
– Есть немного. Если повезет, то у меня даже похмелья не будет, но засну я, конечно, как медведь зимой, и мне очень не захочется просыпаться в такую рань. Так что вам придется вылить на меня ушат холодной воды.
– Что ж, с удовольствием, – со смехом ответила Макси. – Если мы собираемся пуститься в путь в семь часов, то встать, наверное, надо будет в шесть?
– Боюсь, что так.
Оправившись от временного паралича, Робин прошел за ширму и вылил горячую воду в лохань. В этом заведении придерживались простых взглядов. Не хватало еще выливать теплую воду лишь потому, что кто-то в ней вымылся! Достаточно подлить горячей, Стоя за ширмой, Робин снял куртку.
– День нам предстоит долгий. Гуртовщики движутся не спеша, но проводят в пути около двенадцати часов.
Макси грациозно вскочила на ноги и стала заплетать волосы в толстую косу.
– Тогда я, пожалуй, лягу спать, – сказала она, бросив на Робина опасливый взгляд. Робин понял, чего она опасается.
– Как все меняется, когда оказываешься в спальне, – небрежно сказал он.
– Верно. Последние ночи мы мирно спали рядом, но почему-то спать в одной постели – это совсем иное дело. – Макси прикусила пухлую нижнюю губу. – Что-то в этом есть не совсем приличное.
Одно ее слово, один взгляд – и все его благородные сомнения вылетели бы в трубу. Но в ней не было ни малейших признаков трепетного предвкушения неизбежного.
– Жаль, что у нас нет доски, – сказал Робин, снимая рубашку и вешая ее на ширму. – Ладно, я лягу на полу.
Макси украдкой посмотрела на его голые плечи, которые были видны поверх ширмы, и тут же отвела взгляд.
– Нет уж. Мы получили эту комнату за ваши заслуги. С моей стороны было бы свинством заставить вас спать на полу из-за своей глупой стыдливости. Вы вели себя прилично, и я надеюсь, что так будет и впредь. Кроме того, – добавила она, – кровать очень широкая.
Если бы Макси могла прочесть мысли Робина, она не была бы так уверена в его порядочности. Женщины вообще были склонны ему доверять, и это его не всегда радовало: доверие связывало крепче, чем цепи.
– Я в вас не заметил глупой стыдливости, – сказал он. Макси нырнула под одеяло и закрыла глаза. – По-моему, стыдливость – это роскошь, которую могут себе позволить только женщины, у которых есть для этого деньги и досуг. А женщине, которой надо самой пробивать себе дорогу в жизни, просто не до этого.
Робин разделся догола и с блаженным вздохом опустился в лохань. Чем старше он становился, тем больше ценил простые земные радости. Ему было странно вспомнить, каким лишениям он подвергал себя в годы своей бурной молодости. У молодых чертовски странные представления об удовольствиях.
К тому времени, когда Робин кончил мыться, вытерся и надел уже высохшие перед огнем чистые кальсоны, его спутница ровно дышала во сне. Но даже у спящей Макси сохранялось присущее ей выражение решимости и независимости.
