355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэри Джо Патни » Обаятельный плут » Текст книги (страница 1)
Обаятельный плут
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 13:15

Текст книги "Обаятельный плут"


Автор книги: Мэри Джо Патни



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Мэри Джо Патни
Обаятельный плут

Терезе Джемисон – с особой благодарностью за разрешение использовать ее индейское имя Канавиоста


ПРОЛОГ

Дышавшее спокойным величием поместье Вулверхемптоу венчало йоркширскую равнину, как королевская корона. Здание было построено в конце семнадцатого века первым маркизом Вулвертоном, пристрастие которого к величественной архитектуре шло рука об руку с его пристрастием к богатым невестам. За свою долгую жизнь он женился на трех наследницах огромных состояний и всех трех похоронил.

За полтора столетия, истекшие со времени его постройки, Вулверхемптон принимал в своих стенах многих великих и знаменитых людей и в нем сменилось несколько поколений высокородных аристократов. Андервилли считались первым семейством северной Англии и славились порядочностью, безукоризненным благородством и добросовестным отношением к своим обязанностям.

По крайней мере большинство из них.

Было бы разумнее нанять карету, но Робин, столько лет не видевший Англии, предпочел отправиться в Вулверхемптон верхом. Погода была сухой и сравнительно – для начала декабря – теплой, хотя, когда он подъехал к поместью, стояла та грозная тишина, которая предвещает метель.

Старый привратник Вулверхемптона узнал его и радостно бросился открывать ворота. Робин приветливо ему улыбнулся, но в разговор вступать не стал.

Проехав еще полмили по обсаженной платанами подъездной аллее, в конце ее он придержал лошадь и окинул взглядом открывшийся ему гранитный фасад Вулверхемптона. Его нельзя было назвать уютным домом, однако это было родное пепелище, и сюда его повлек усталый дух, когда он покончил с делами в Париже.

Лакей увидел Робина и выбежал ему навстречу. Робин соскочил с лошади, молча передал ему поводья и стал подниматься по ступеням к высокой двойной парадной двери. Конечно, надо было бы предупредить брата о приезде, но Робин не стал этого делать, боясь, что тот откажется принять его под крышей Вулверхемптона.

В холле к нему подошел молодой лакей, который не узнал его, пока не взглянул на визитную карточку. Его глаза расширились, и он с изумлением произнес:

– Лорд Роберт Андервилль?

– Он самый, – мирно отозвался Робин. – Заблудшая овца. Лорд Вулвертон дома?

– Сейчас узнаю, – ответил лакей, поспешно придав лицу бесстрастное выражение. – Провести вас в гостиную, милорд?

– Я сам найду туда дорогу. В конце концов я здесь родился. Обещаю, что не украду столовое серебро.

Лакей вспыхнул, поклонился и исчез в глубине дома.

Робин не спеша прошел в гостиную, несмотря на нарочито небрежный тон, хорошо знавший его человек сразу понял бы, что у него неспокойно на душе. Однако о них со старшим братом уже нельзя было сказать, чти они хорошо знают друг друга.

Робин не знал, как примет его Джайлс. Когда-то, несмотря на разницу в характерах, они были друзьями. Старший брат научил его ездить верхом и стрелять и даже пытался, правда, безуспешно, наладить отношения между своим непреклонным отцом и непослушным младшим братом. Даже когда Робин уехал из Англии, братья изредка переписывались.

Но под одной крышей они не жили уже пятнадцать лет, и с их последней встречи в Лондоне прошло три года. Тогда, поначалу обрадовавшись друг другу, они тут же обнаружили, что между ними возникло напряжение, которое перед самым отъездом Робина вылилось в короткую, но ожесточенную ссору.

Джайлс вообще редко выходил из себя, а с братом был неизменно ровен, поэтому ссора особенно огорчила Робина. Правда, они тут же помирились и расстались по-дружески, но Робин до сих пор вспоминал о ссоре с болью и сожалением.

Он разглядывал убранство гостиной, которая производила на него более приятное впечатление, чем раньше, немного напоминая Версаль, но смягченный английским уютом. Уют, наверное, был привнесен Джайлсом, который ненавидел пышное великолепие. А может быть, гостиную заново отделала женщина, которая краткое время была женой Джайлса. Робин ни разу в жизни ее не видел и даже не мог вспомнить, как ее звали.

Он подумал, что, наверное, надо сесть, но понял, что не сможет расслабиться в комнате, где ему почти явственно слышались отзвуки былых яростных ссор с отцом. Поэтому он мерил шагами гостиную, сжимая и разжимая вдруг занывшую левую руку. Она так толком и не зажила после того, как несколько месяцев тому назад один неприятный джентльмен переломал на ней, один за другим, все пальцы. Как жаль, что Робин к тому же левша.

Суровые и безупречные Андервилли, портреты которых украшали одну из стен, с укором взирали на своего недостойного потомка. Они бы с уважением отнеслись к целям, которые он преследовал, но наверняка не одобрили бы избранных для их достижения средств.

На почетном месте – над украшенным резьбой камином – висел портрет братьев Андервиллей, заказанный художнику за два года до того, как Робин навсегда покинул Вулверхемптон. Он остановился перед портретом. Человек, не знавший Робина и Джайлса, наверное, даже не догадался бы, что на портрете изображены братья, пока не прочитал надпись, выгравированную на бронзовой табличке. Даже глаза у Робина и Джайлса были разного оттенка голубизны. Джайлс высок ростом и широк в плечах, у него были густые каштановые волосы. В двадцать один год он уже производил впечатление серьезного человека, на котором лежит большая ответственность. Робин же был среднего роста худощавый блондин. Художник сумел передать озорную искорку, таившуюся в его лазурно-голубых глазах.

Робин знал, что и сейчас он внешне мало отличается от своего портрета, хотя там ему было шестнадцать лет, а теперь тридцать два. Какая ирония судьбы, что он сохранил облик юноши, хотя чувствовал себя гораздо старше своих лет! Слишком много ему пришлось увидеть и сделать такого, о чем он предпочел бы забыть.

Он подошел к окну и устремил взор на бархатно-зеленые лужайки, не утратившие своей красоты даже поздней осенью, когда падали первые хлопья снега.

Зачем он сюда приехал? Шалопай, которому не было места в Вулверхемптоне. Но лорду Роберту Андервиллю не было места нигде.

Позади Робина распахнулась дверь. Он обернулся и увидел остановившегося на пороге маркиза Вулвертона, озиравшего гостиную с таким видом, словно он не поверил докладу лакея.

При виде старшего брата Робин едва не вздрогнул – так похоже было его суровое красивое лицо на лицо их покойного отца, которого Робин не оплакивал ни минуты. Джайлс всегда был похож на отца, и за те годы, что он был полновластным хозяином поместья, это сходство еще усилилось.

Братья встретились взглядами и секунду настороженные лазурно-голубые глаза испытующе смотрели в сдержанные серо-голубые. Потом Робин сказал легкомысленным тоном:

– Вот блудный сын и вернулся. Маркиз медленно улыбнулся и шагнул вперед с протянутой в приветствии рукой.

– Война давно закончилась, Робин. Где ты болтался все это время?

От облегчения у Робина едва не закружилась голова, и он обеими руками схватил руку брата.

– Военные действия, может, и закончились при Ватерлоо, но мои особые услуги еще понадобились при заключении мирного договора.

– В этом я не сомневаюсь, – сухо отозвался Джайлс. – Но что ты собираешься делать теперь, когда воцарился мир? Робин пожал плечами.

– Понятия не имею. Поэтому-то я и вернулся домой, к тебе.

– Это и твой дом. Я давно ждал тебя в гости. Устав от долгих лет обмана, Робин решил сказать брату правду;

– Я не был уверен, что ты будешь рад меня видеть.

Джайлс поднял брови.

– Это почему же?

– Разве ты забыл, что мы поссорились в прошлый раз?

Джайлс отвел глаза.

– Нет, не забыл – я три года сожалею об этой размолвке. Мне не следовало так с тобой говорить, но я боялся за тебя. Мне казалось, что ты на пределе. Я боялся, что, если ты в таком состоянии вернешься в Европу, то можешь совершить роковую ошибку.

Оказывается, Джайлс догадался, что это было трудное для Робина время. Робин посмотрел на свою искалеченную руку и вспомнил Мэгги, – Да, ты почти угадал.

– Хорошо, что только почти. – Джайлс тронул брата за плечо. – Ты много проехал и, наверное, устал. Хочешь отдохнуть и умыться перед обедом?

Робин кивнул и, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения, сказал:

– Все-таки хорошо вернуться домой.

За обедом и потом весь вечер, пока за окнами беззвучно росли сугробы, они говорили почти без умолку. Уровень бренди в графине постепенно опускался, а маркиз все внимательнее вглядывался в лицо брата. Признаки внутреннего напряжения, которые так напугали его три года тому назад, стали еще более явными и свидетельствовали о том, что душевные и физические силы Робина на исходе.

Джайлс хотел помочь брату – хотя бы словом утешения, – но понимал, что не знает, какие вопросы ему задать. Единственное, что пришло ему в голову, – это спросить, когда в разговоре наступила минутная пауза:

– Я понимаю, что об этом еще рано говорить, но есть ли у тебя какие-нибудь планы на будущее?

– Уже пытаешься от меня избавиться? – слегка улыбнувшись, сказал Робин, но глаза его не улыбались.

– Вовсе нет, но боюсь, что после твоих приключений жизнь в Йоркшире покажется тебе чересчур пресной.

Робин откинул золотистую голову в угол вольтеровского кресла. В мерцающем свете камина он казался очень хрупким, словно не от мира сего.

– Я устал от приключений. А также от вечной опасности и прочих неприятностей.

– Ты жалеешь, что занимался таким делом?

– Нет, это было нужно. – Робин побарабанил пальцами по подлокотнику. – Но я не хочу прожить остаток своей жизни так, как прожил первые тридцать два года.

– У тебя есть огромный выбор: Можешь заняться науками, охотой, политикой, можешь просто жить рассеянной светской жизнью в Лондоне. Не у всех есть такие богатые возможности.

– Это правда, – вздохнул Робин и прикрыл глаза. – Проблема не в возможностях, а в желании. Наступило неловкое молчание. Потом Джайлс сказал:

– С тобой трудно было связаться, и я не смог тебя известить, что отец завещал тебе Ракстон.

– Что? – Робин подскочил в кресле. – Я считал, что в лучшем случае он завещает мне шиллинг на церковные свечи. После Вулверхемптона Ракстон – лучшее из наших родовых поместий. С чего это он вдруг вздумал мне его завещать?

– Ему ни разу не удалось заставить тебя делать то, чего ты не хотел, и это вызывало у него восхищение.

– То, как он со мной обращался, называется восхищением? – резко спросил Робин. – Странный способ выражать восхищение. Мы не могли провести с ним и десяти минут в одной комнате, не поссорившись, и не всегда по моей вине.

– Однако отец хвастался тобой своим приятелям, а не мной, – иронично усмехнувшись, ответил Джайлс. – А про меня он говорил, что во мне нет подлинного духа Андервиллей. Ему, дескать, страшно не повезло, что его наследник оказался таким занудой.

Робин нахмурился.

– Чего я не могу понять, так это как у тебя хватало терпения выносить этого старого брюзгу.

Джайлс пожал плечами.

– Я его выносил, потому что в противном случае мне пришлось бы уехать из Вулверхемптона, а этого я делать не хотел, что бы он ни вытворял.

Робин тихо выругался, встал с кресла и подошел к камину, чтобы пошевелить кочергой угли, в чем они совершенно не нуждались. Окончив Оксфорд, Джайлс взял на себя управление огромными владениями Андервиллей. В отличие от него самого, Джайлс был надежным человеком, который делал самую трудную работу и не слышал за это даже доброго слова.

– Узнаю отца: за то, что ты облегчил его жизнь, он тебя же и оскорблял.

– Я не считал это оскорблением, – спокойно сказал Джайлс. – Я действительно зануда. Мне больше нравится заниматься сельским хозяйством, чем играть в карты, жить в деревне, а не в Лондоне, мне интереснее читать книжки, чем заниматься пересудами. Наверное, отец утешался тем, что на меня можно положиться, но я ему все-таки не очень нравился.

Робин всматривался в лицо брата: неужели он в самом деле был безразличен к тому, что о нем думал отец? Но спросить Джайлса об этом прямо он не мог: их дружба была ограничена определенными рамками. Поэтому он просто сказал:

– Люди интересны тем, что собой представляют, а не тем, чем занимаются. Я никогда не считал тебя занудой.

На лице Джайлса отразилось сомнение, и он переменил тему разговора:

.. – Тебе, наверное, захочется посетить Ракстон. Я присматривал за домом и хозяйством, и там все в порядке.

– Спасибо. – Робин глянул в камин, где в эту минуту полено разломилось пополам, подняв столб искр, которые понеслись в трубу. – Оказывается, я богатый человек: дядя мне оставил наследство, а теперь еще и Ракстон. Просто не представляю, что делать с такими деньгами.

– Женись. Жены умеют избавлять мужей от лишних денег. – Впервые в голосе Джайлса прозвучала горечь. После короткой паузы он добавил:

– Кроме того, Вулверхемптону нужен наследник.

– Нет уж, – усмехнулся Робин. – Это твой долг – дать Вулверхемптону наследника, а не мой.

– Я попробовал жениться, но ничего хорошего из этого не вышло. Может быть, тебе больше повезет.

Эти бесстрастно произнесенные слова давали понять, что брак Джайлса был неудачен, но выражение его лица не располагало к расспросам.

– К сожалению, я за всю жизнь встретил лишь одну женщину, которую мог представить своей женой, но у нее хватило ума мне отказать.

– Ты имеешь в виду герцогиню Кандовер?

Робин бросил на брата суровый взгляд.

– Похоже, не у одного меня в нашей семье есть шпионские таланты.

– Шпионство здесь ни при чем. Кандовер – мой старый друг, и когда он вернулся в Англию, то счел нужным рассказать мне о твоих делах. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться, что он рассказал не все. – И Джайлс добавил потеплевшим голосом:

– Он познакомил меня с женой. Замечательная женщина.

– Да, замечательная, – сухо согласился Робин. Потом вздохнул и запустил руку в волосы. Хотя они с братом никогда не были так близки, как хотелось бы, он знал, что ему можно довериться.

– Раз ты знаком с Мэгги, ты должен понять, почему меня не привлекает мысль жениться на пресной английской девице.

– Да, это понятно. Другой такой, наверное, нет. – Джайлс улыбнулся. – Ну раз ни ты, ни я не хотим выполнить свой долг по отношению к семейству, предоставим это кузену Джеральду. Он уже произвел на свет кучу маленьких Андервиллей.

Зная Джеральда, Робин был уверен, что его дети наверняка окажутся людьми прескучными, но достойными. А вот дети Мэгги никогда не будут скучными. У него привычно защемило сердце, но он приказал себе выбросить из головы мысли о Мэгги. Что толку сыпать соль на старые раны?

Тут Джайлс прервал его горькие размышления:

– И долго ты собираешься пробыть в Вулверхемптоне?

– Да, вообще-то я хотел провести здесь Рождество, – осторожно начал Робин, опасаясь, что брат не одобрит его намерения. – А может быть, если ты не возражаешь, поживу и подольше.

– Живи хоть до конца своих дней, – тихо произнес Джайлс.

Лорд Роберт Андервилль, непокорный младший сын, профессиональный шпион, паршивая овца и человек, выживший лишь чудом, на секунду закрыл глаза, чтобы не показать, как его растрогали добрые слова брата. Он снова сел в кресло. Покой, царивший в Вулверхемптоне, постепенно снимал застарелое внутреннее напряжение, от которого, как ему казалось, уже не избавиться.

Джайлс был прав: вряд ли он сможет до конца своих дней прожить в йоркширской деревне. Но Робин понятия не имел, чем ему захочется заняться.

А пока он радовался, что снова дома.

Глава 1

Вересковые пустоши графства Дарем были совсем не похожи на леса и фермы Америки, но в них было свое очарование. Все два месяца после смерти отца Максима Коллинс каждый день бродила по холмам, с бессознательной благодарностью впитывая и ветер, и солнце, и дождь. Из всего того, что встретило ее по эту сторону Атлантического океана, ей будет больше всего не хватать этих пустынных холмов.

Побродив добрые два часа, Макси села на склоне холма и принялась жевать молодую травинку. Яркое весеннее солнце немного рассеяло печаль, которая омрачала ее жизнь с тех пор, как умер отец. Она вдруг поняла, что пора возвращаться в Америку.

Дядя, лорд Коллингвуд, был добр, но мало с ней общался, остальные же члены его семьи относились к гостье в лучшем случае с большой долей неприязни. Макси их могла понять: она была чужаком в английском поместье, и ей не следовало сюда приезжать. Макси подозревала, что лондонский свет встретит ее еще более недружелюбно. А на просторах Америки есть место для самых разных людей.

Главное затруднение – отсутствие денег. У Макси было всего пять фунтов. Но неужели дядя не даст ей взаймы на билет плюс еще немного, чтобы перебиться, пока она не найдет в Америке работу?

Сначала лорд Коллингвуд, наверное, будет возражать, считая, что, отпустив Макси домой, он не исполнит свой долг по отношению к единственному ребенку покойного брата. Благовоспитанной английской девице и в голову не пришло бы одной отправиться на другой конец света; этикет предписывал сироте жить за счет добрых родственников.

Однако Макси не была благовоспитанной девицей, о чем ей уже не раз тонко и не очень тонко намекнули за прошедшие четыре месяца. И жить у дяди из милости она не собиралась.

Как бы ни возражал дядя против ее отъезда, он не мог запретить ей уехать. Макси – совершеннолетняя. Ей исполнилось двадцать пять лет, и она давно жила самостоятельной жизнью и даже вела дела отца. Если будет необходимо, она найдет работу и заработает деньги на билет.

Укрепившись в этом решении, Макси с неподобающей леди спортивной легкостью вскочила на ноги и стряхнула травинки со своего черного платья. Она согласилась носить траур по отцу только из уважения к просьбам ее английских родственников. Сама она предпочла бы избежать всякого внешнего выражения горя. Ну ничего, в этом платье ей осталось ходить недолго.

Она быстро шла и уже через полчаса увидела великолепный родовой дом Коллингвудов, известный под названием Ченли-корт. Решив пройти напрямик через сад, она, к своему глубочайшему сожалению, наткнулась на двух кузин, которые лениво состязались в стрельбе из лука. На глазах Макси старшая, Порция, пустила стрелу и ухитрилась с расстояния в десять шагов не попасть даже в мишень.

Макси хотела незаметно скрыться в кустах, но Порция увидела ее.

– Как удачно, что ты сюда пришла, Максима, – пропела она. – Может, научишь нас стрелять из лука? Или это модное увлечение неизвестно в Америке?

У восемнадцатилетней Порции было хорошенькое личико, но вздорный характер. С самого начала она без особого восторга встретила появление американской кузины, а когда смерть Максимуса Коллинса вынудила родителей отложить ее первый выход в лондонский свет, она прониклась к Макси глубочайшей враждебностью – точно та была виновата в постигшем Порцию разочаровании.

Макси помедлила минуту, потом нехотя подошла к кузинам.

– Мне приходилось стрелять из лука. Как и во всех прочих занятиях, чтобы добиться успеха, надо много практиковаться.

– Тогда почему бы тебе не попрактиковаться в укладке волос? – спросила Порция, бросив многозначительный взгляд на прическу Макси.

За истекшие четыре месяца Макси научилась игнорировать уколы кузин.

– Ты права, – миролюбиво ответила она. – Вид у меня безобразный. Я надеялась пробраться в дом незаметно.

Ее волосы, даже когда были причесаны, не отвечали требованиям светской моды: они были прямые, черные и слишком длинные. А сейчас, после прогулки по ветреным пустошам, они совсем растрепались.

В отличие от нее Порция и Розалинда, причесанные и одетые, как куколки, принимали визитеров в гостиной матери. Кроме того, они были значительно выше своей американской кузины. Собственно говоря, Макси была такой миниатюрной, что почти все женщины были выше ее.

Шестнадцатилетнюю Розалинду, которая относилась к Макси лучше, чем Порция, явно покоробила грубость сестры.

– Хочешь выстрелить из лука, Максима? – предложила она, пытаясь смягчить напряжение.

Макси взяла из ее рук лук и со знанием дела несколько раз натянула, пробуя тетиву. Хотя ей давно не приходилось стрелять из лука, ее тренированные мышцы не утратили былой сноровки.

– Я и забыла, что дикари стреляли из лука задолго до того, как этим увлеклись в высшем свете, – отпустила очередную шпильку Порция.

Почему-то это замечание разозлило Макси больше, чем все предыдущие выпады кузины. Она так сверкнула на Порцию глазами, что та невольно попятилась. Тихим, но грозным голосом Макси сказала:

– Ты права, дикари прекрасно стреляют из лука. Ну-ка отойдите!

Кузины поспешно отошли, а Макси взяла несколько стрел и отступила назад. Расстояние между ней и мишенью стало, по крайней мере, в четыре раза больше, чем то, с которого стреляли кузины. Все стрелы, кроме одной, она воткнула острием в землю справа от себя, затем вставила стрелу в лук.

Натягивая лук, она не столько целилась, сколько представляла себя стрелой, ищущей мишень. Этому ее научили на первом же уроке стрельбы из лука. Затем она пустила стрелу, и та вонзилась точно в центр мишени.

Стрела еще дрожала после полета, а Макси уже выпустила следующую. Через минуту пять стрел так густо сидели в «яблочке», что некоторые даже касались друг друга.

Вставив в лук последнюю стрелу, Макси повернула лук в сторону кузин и натянула тетиву. Те замерли от ужаса. Стрела перерезала пополам ветку липы, под которой стояли сестры. Несколько маленьких веток упали на голову Порции, нарушив безукоризненность прически и заставив ее испуганно взвизгнуть Макси решительно подошла к кузинам и протянула лук Розалинде, а Порции сказала:

– Ты тычешь мне в глаза, что я дикарка. Не забывай, что дикарка в сердцах способна и покалечить.

С этими словами Макси ушла, высоко подняв голову и сурово поджав губы. Глупо было так разозлиться на Порцию, но в то же время послушать, как она пищит от страха, – немалое удовольствие.

Войдя в дом, Макси остановилась в конце коридора, который вел к кабинету ее дяди, размышляя, зайти ли к нему сейчас или сначала привести себя в порядок. Вопрос решился сам собой, когда показался лакей, который провел к дверям кабинета дюжего мужлана с приплюснутым носом. Поскольку ни лакей, ни посетитель ее не увидели, Макси быстро свернула к своей комнате.

То, что ей была предоставлена собственная и до неприличия комфортабельная комната, было единственным достоинством жизни в Ченли-корте. Когда Макси уедет, ей будет очень не хватать горячих ванн и библиотеки с тысячами книг, большинство из которых, к своему горькому сожалению, Макси не читала и уже не успеет прочесть.

Но больше она не пожалеет ни о чем. И меньше всего о своей кузине Порции.

Через час, почистив щеткой платье и уложив волосы в скромный пучок, Макси сидела на скамеечке у окна своей комнаты, подтянув к груди колени и обхватив их руками – совсем неподходящая поза для скромной девицы. Ее взор был устремлен в окно.

Вдруг она заметила, что из боковой двери вышел тот самый мужлан, которого час назад лакей провел в кабинет дяди Клетуса. Интересно, подумала Макси, какие у дяди могут быть дела с таким неподходящим типом?

Впрочем, неважно. Посмотрев на себя в зеркало, Макси решила, что выглядит гораздо приличнее, чем после прогулки, хотя по-прежнему совсем не похожа на благородную английскую девицу.

Во всяком случае, на ее лицо опять вернулось привычное выражение решимости. Хватит плыть по течению! Неужели дядя откажет ей в займе? Макси расправила плечи и направилась к его кабинету.

Однако, подойдя к двери, она услышала в кабинете голос своей тетки Алтеи. Помедлив секунду, она решила, что ей даже выгодно обратиться к дяде с просьбой в присутствии его жены. Хотя леди Коллингвуд была всегда вежлива с племянницей своего мужа, в ее отношении к Макси не было ни капли тепла. Наверняка она поддержит просьбу Макси, хотя бы для того, чтобы избавиться от нежелательной гостьи.

Макси подняла руку, чтобы постучать в дверь, когда до нее отчетливо донеслись слова, сказанные резким голосом леди Коллингвуд:

– Ну и стоил этот жуткий человек тех денег, что ты ему заплатил?

– Стоил. Может быть, Симмонс и грубый мужлан, но он отлично сумел замять неприятность с Максом.

Потом последовали несколько неразборчивых слов, но заключительную фразу Макси расслышала совершенно четко:

– Мы не можем допустить огласки обстоятельств его смерти.

Макси застыла на месте. Ее отец уже давно страдал от сердечных приступов, поэтому она не очень удивилась, узнав, что он внезапно умер в Лондоне. Его тело привезли в Дарем и со всеми почестями похоронили в фамильной усыпальнице Коллингвудов. До этой минуты Макси ни на минуту не могла усомниться в том, что он умер естественной смертью.

Кровь стучала в ее висках. Она оглянулась – не наблюдает ли за ней кто-нибудь? – и прижала ухо к дубовой двери.

– Братец твой как при жизни причинял одни неприятности, так и после смерти остался верен себе. Жаль, что он вздумал сюда приехать, – с неудовольствием сказала ее тетка. – С наследством тоже одни сложности. К тому же вдруг Максима узнает, как умер ее отец?

– Вопрос о наследстве уже почти решен, и я принял меры, чтобы она не узнала правды о смерти отца.

– Дай-то Бог. Если она ее узнает, добра не жди, – сварливо отозвалась его жена. – Эта дикарка совсем не глупа.

– Хотел бы я знать, почему ты так отвратительно отзываешься об этой девушке. Уж не потому ли, что она гораздо красивее наших дочерей?

Леди Коллингвуд на минуту потеряла дар речи, потом возмущенно воскликнула:

– Выдумал тоже! Вот уж не хотела бы, чтобы мои дочери были похожи на Максиму! Они у нас благовоспитанные молодые леди, а не темнокожие дикарки.

– Может, они и благовоспитанные, но, если в комнате находится Максима, их никто даже не замечает.

– Конечно, мужчины обращают на нее внимание – так же как жеребец обращает внимание на кобылу во время течки. Настоящей леди такое внимание ни к чему. Я никогда не пойму, как твой брат мог жениться на индианке. Кстати, еще неизвестно, действительно ли он совершил с ней брачную церемонию. Надо же иметь наглость. – привезти к нам полукровку!

– Хватит, Алтея! – оборвал ее муж. – Может быть. Макс и был шалопаем, но он Коллинс, и Максима – его дочь. У нее безупречные манеры, и она умна. Более того, это она вела себя, как леди, по отношению к тебе, а не вы с Порцией по отношению к ней.

– Час назад она пригрозила Порции, что подстрелит ее из лука! Я живу в вечном страхе, что она поубивает нас всех в наших постелях. Если ты от нее не избавишься, это сделаю я.

– Потерпи немного. Следующей весной, когда окончится траур по отцу, мы устроим ей выход в свет. К тому времени и Розалинда достигнет нужного возраста, и можно будет представить их вместе. С такой внешностью Максима без труда найдет себе мужа.

При упоминании о лондонском светском обществе Макси внутренне содрогнулась, но ее реакция не шла ни в какое сравнение с реакцией тетки. Леди Коллингвуд задохнулась от негодования:

– И ты думаешь, что я соглашусь представить ее в свете вместе с нашей дочерью! Это немыслимо!

– Да, думаю. Более того, я настаиваю на этом. Что немыслимого в том, чтобы представить вместе двоюродных сестер?

– Мы не можем держать ее здесь целый год, – сказала леди Коллингвуд таким колючим голосом, что он, казалось, мог поцарапать стекло. – Скоро вернется из путешествия по Европе Маркус, и ты же знаешь, как он падок на смазливые личики. Что если он в нее влюбится? Ты согласен заполучить эту маленькую дикарку в невестки?

Лорд Коллингвуд долго молчал, потом удрученно произнес:

– Нет, такого брака я ему не пожелаю. Леди Коллингвуд сказала что-то еще, но Макси не разобрала слов – видимо, та отошла от двери.

Но это было неважно – Макси уже услышала более чем достаточно. Ей чуть не стало дурно, и она с трудом заставила себя медленно идти по коридору. Заперев за собой дверь; она упала на кровать и сжалась в дрожащий комок. Как понимать разговор, который она подслушала? Из него следовало, что ее отец умер не своей смертью. Как же? Несчастный случай или нападение грабителей? Но с какой стати дядя стал бы скрывать это от нее? Может быть. Макс умер в постели проститутки? Маловероятно. Да и не такой уж это скандальный случай, чтобы надо было предпринимать чрезвычайные меры для его сокрытия.

Самым разумным объяснением загадки ей представлялось убийство. Но кому могло понадобиться убивать обаятельного и безалаберного Макса?

Чаще всего убивают из-за денег или в порыве страсти. Поскольку у Максимуса Коллинса за душой не было ни гроша, из-за денег его убить не могли.

Ревность казалась еще менее вероятной причиной. Ее отец не слишком увлекался женщинами, и к тому же его столько лет не было в Англии, что вряд ли кто-нибудь до сих пор держал на него зло за старые обиды.

Леди Коллингвуд упомянула какое-то наследство. Отец Максимуса не оставил ему ни пенса, но, может быть, ему причитается наследство от какого-нибудь дальнего родственника и его убили, чтобы он не мог предъявить на него права? Но тогда Макси тоже грозит опасность – ведь она наследница своего отца. Макси покачала головой: такие вещи случаются в мелодрамах, но не в жизни.

Может быть. Макс затеял какую-нибудь сумасшедшую аферу, нажил на ней деньги и за это был убит? Перед отъездом в Лондон" он радостно сказал дочери, что их финансовым затруднениям скоро придет конец. Его дорогая дочурка будет жить, как леди, и найдет подобающего своему положению мужа. Но такое он говаривал и раньше, так что Макси только рассмеялась и сказала, что ее вполне устраивает теперешнее положение.

Нет, она не могла себе представить, чтобы Макс добыл деньги законным путем. Но, к сожалению, она могла себе представить, что он попробовал пойти каким-нибудь незаконным путем. Макси нежно любила отца, но вполне отдавала себе отчет в его слабостях. Может быть, у него в руках оказались компрометирующие сведения о прежнем школьном товарище, и он стал его шантажировать? В таком случае его жертва вполне могла решить, что проще убить шантажиста, чем позволить ему бесконечно себя доить. И большого риска в этом не было; кто будет оплакивать нищего негодяя? Кроме, разумеется, его дочери. Кого же мог шантажировать ее отец? Неужели брата? Легче всего откопать какой-нибудь секрет в собственной семье.

Макси стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони. Неужели лорд Коллингвуд убрал с пути собственного брата? Может быть, тот тип со зверской физиономией и был наемным убийцей? Способен ли ее дядя на такое чудовищное преступление? Макси хотела бы твердо ответить «нет», но не могла. Хотя дядя как будто хорошо к ней относится, попытка шантажа могла перевесить родственную привязанность. За те месяцы, что она провела в Англии, Макси узнала, что главная черта англичан – стремление соблюсти внешние приличия. Если Макс угрожал разгласить какой-нибудь неблаговидный эпизод семейной хроники, его вполне могли за это убить. Дядя наверняка пошел бы на такую крайнюю меру с сожалением, но у него хватило бы решимости сделать то, что он считал необходимым.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю