Текст книги "Ночные тени"

Автор книги: Мельхиор Верденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Верные руки

Серый зимний день парализовал окрестности. Завеса тумана не пропускала солнечных лучей. Он сидел за массивным письменным столом в стиле ар-деко, положив на него локти и подперев голову ладонями. Кабинет, обитый темным деревом, поглощал и без того скудный дневной свет. Настольная лампа фирмы «Тиффани» освещала только темно-зеленую кожаную папку, лежавшую перед ним. На ней красовался роскошный лист бумаги с оригинальным тиснением, изготовленной по специальному заказу, рядом – авторучка «паркер дуофолд». Сад перед виллой замело снегом. «Кладбищенский покой, – подумал он, взглянув на неподвижное озеро, которое казалось свинцовым, – кто нырнет в него, сгинет без следа».

Правая рука дрожала. Ему не нравились коричневые старческие пятна на ней. Они были единственным, что у него множилось. Виски он себе не позволил. Тот янтарно мерцал в хрустальном графине. Шотландский виски давно заменил собой белое вино, став его повседневным спутником. В офисе бутылка виски всегда хранилась в ящике рабочего стола. Первым стаканчиком он баловал себя ровно в десять утра. Дома этот крепкий шотландский напиток двадцатичетырехлетней выдержки всегда стоял под рукой на серебряном подносе.

Сейчас его занимал единственный вопрос, мучительный и не дающий уклониться от ответа: следует ли прекратить объяснения, сделать чистосердечное признание? Он вновь попытался отбросить навязчивую мысль, подумать о чем-либо другом. На некоторое время это удалось, он вернулся в прошлое.

Старший адвокат и соучредитель адвокатского бюро, вскоре после того как его приняли туда на работу, поведал ему за первым совместным бокалом белого вина: «Получение от доверителя полномочий на исполнение завещания является для адвоката обеспечением его старости. С каждым доверителем нужно последовательно добиваться этой цели».

За годы университетской учебы он ничего подобного не слышал и сейчас жадно впитывал в себя эти премудрости.

Еще один старший коллега также дал ему вскоре бесплатный совет: «Белое вино делает людей разговорчивей», а дальше он изложил ему «тактику выжженной земли».

«Будь агрессивен, пристрастен, сражайся за своего клиента, как лев, до последней инстанции. Какие бы у тебя ни были шансы, не сдавайся. Клиенты оценят тебя как бесстрашного бойца, готового дойти до федерального суда. Если же решение будет отрицательным, то ущерб понесет только клиент. Но он будет помалкивать, иначе ему придется признать, что ошибся в выборе. Более того, он годами рекомендовал тебя своим друзьям, хотя на самом деле ты оказался, как говорят немцы, «фальшивой монетой».

Впрочем, выражение «фальшивая монета» в том наставлении не прозвучало, ибо коллега говорил на бернском диалекте. Но так тогдашний молодой адвокат из Цюриха, которому Германия была ближе, чем Берн, перевел для себя слова старшего коллеги.

С тех пор выражение «фальшивая монета» часто приходило ему на ум. Вспомнив о своем посвящении в профессиональные секреты, он усмехнулся и вернулся к прежним дням, когда его несла волна успеха, клиенты сами шли к нему гурьбой, чему способствовала и его политическая активность.

В ту пору его холодная улыбка казалась самонадеянной, однако клиентам она внушала чувство надежности, которой от него и ждали. Только ему было известно, что это всего лишь маска, за ней скрываются его сомнения, неуверенность, решения, проблематичные в моральном плане. А ведь он выбрал свою профессию, чтобы содействовать победе права и справедливости.

Однако былые идеалы оказались нестойкими, уже при первом же искушении он поддался соблазну денег.

Тогда он впервые выдвинул свою кандидатуру в совет кантона. Стажировка в США себя оправдала. Представляя интересы миноритарных акционеров, набранных им с помощью непривычных в ту пору рекламных объявлений, он устроил скандал вокруг крупного иностранного инвестора. Тот собирался выплатить дивиденды только привилегированным семейным акционерам. Почти гениальная комбинация аргументов национального, либерального и социального характера позволила ему демонизировать хищного иностранного инвестора, сплотив против него большинство акционеров.

Последствия этого давнего швейцарского скандала известны только инсайдерам. Лишь после его избрания в совет кантона, когда он перепрыгнул в рейтинге кандидатов сразу через пять мест, появилась краткая информация о соглашении между иностранным инвестором и представителем акционеров. По договоренности сторон условия соглашения не раскрывались. Поэтому осталось в секрете, что инвестор выплатил свежеиспеченному члену совета кантона определенную компенсацию, которая превышала общую сумму компенсаций акционерам.

Один подслеповатый коллега заикнулся было тогда о нарушении адвокатской этики и предательстве интересов доверителей, но после первой кружки пива умолк.

Ныне в него мертвой хваткой вцепился молодой коллега. В нем он видел себя самого, только в ранние годы, честолюбивого, при необходимости неуступчивого, безжалостного. Он знал, что, будь он моложе и окажись он на месте соперника, то действовал бы так же решительно. Написал бы грозное заявление прокурору, натравил бы его, как гончего пса. Такой ход срабатывает безотказно.

Утром в телефонном разговоре с молодым человеком тот сказал: «Уважаемый коллега, ваши отговорки становятся невыносимы. Уже несколько недель я требую сообщить, где находятся миллионы моей клиентки, доверенные вам. Вы пытаетесь свалить ответственность на сингапурский банк, но я давно выяснил, что вы перевели деньги на свой офшорный счет. Я вынужден подать судебный иск».

Он понимал, сегодня за ним придут; несмотря на возраст, наденут наручники и посадят в полицейскую машину.

Благодаря двум бесплатным советам старших коллег и собственным талантам финансовые дела шли у него превосходно. Но одно ошибочное решение стало для него ловушкой. Он нарушил заповедь, действующую в коллегии адвокатов: «Не лезь в чужие дела». Он все чаще уговаривал клиентов передать ему доверенность на управление имуществом. Особенно это касалось вдов его умерших однопартийцев.

Алчность – это ненасытная змея. Она оплела его, и вскоре он начал заниматься самостоятельными финансовыми спекуляциями, рискуя деньгами своих клиентов. Для проведения операций его банкир посоветовал воспользоваться ломбардным кредитом.

Довольно долго все шло гладко; он приобрел виллу на берегу озера, что никогда не смог бы сделать на свои адвокатские гонорары. Подкосил его неожиданный финансовый кризис, который безжалостно опустошил банковские счета, оставив миллионные долги. Банки отказали в кредитах, заставили в принудительном порядке и с большими потерями распродавать имущество.

Кризис нанес ему глубокую, незаживающую рану. Теперь его жизнь состояла из постоянного лавирования, но многоголовая гидра прогрызала все новые дыры в личных финансах. Все суетливей и опрометчивей он пытался проворачивать финансовые транзакции с другими банками, осуществлял рискованные инвестиции в сомнительные ценные бумаги, чтобы избежать разоблачения. И вот оно на пороге.

Он решил оставить лист бумаги чистым. «Будь верен себе. Иди до конца!» Это ведь обращено к нему самому.

На его губах появилась прежняя самонадеянная усмешка. Нет, он берет не авторучку, а лежащий рядом маленький «вальтер». Черный пистолет удобно лежит в руке. На мгновение он подумал о собственном преследователе. Подходящая цель? Вздохнув, качнул головой: «Нет, предоставим ему возможность самому попасть в ловушку». Он любил обращаться к себе во множественном числе. Маленькое отверстие на кончике патрона сработает надежно. Пуля, пробив череп, разлетается на куски.

Прощание с покойным состоялось в узком семейном кругу. Сообщение о его смерти было опубликовано позднее: «Его прямолинейность и надежность останутся для нас примером».

Ferrari 575M Maranello, www.guideautoweb.com.

Встреча

Прошло лет двадцать с тех пор, как он последний раз наведывался в Ochsen. Долгое время это был приличный отель и к тому же местный культурный центр с коллективным самоуправлением. Удачно расположенный посреди деревни, он имел неплохой зал, где могли выступить те, кого причисляют к альтернативной культуре. Посетители стекались сюда со всей округи. Но всему отмерен свой срок, поэтому осенью Ochsen перешел к молодой семейной паре. Теперь ресторан предлагал солидное меню, разумеется вполне современное и даже с оттенком азиатского колорита.

Роже оставалось до дома всего несколько сотен метров, однако, не доезжая до перекрестка, где нужно было повернуть направо, он свернул налево, как раз на парковку позади Ochsen.

День у него выдался неудачным. Деловой партнер упрекнул его за частые отлучки: «Ты же знаешь, в нашем деле нельзя работать вполсилы».

Возразить было нечего. Уже несколько лет ему становилось все труднее сконцентрироваться на работе с клиентами. В глубине души Роже чувствовал, что ему не хватает самоотдачи. Кое-что можно было поправить за счет того, что он именовал «делегированием полномочий» младшим сотрудникам, но на судебных процессах с жестким соперничеством сторон ему не удавалось полностью мобилизоваться.

Зачем сейчас ехать домой, спросил он себя. Дети давно упорхнули из родительского гнезда. А его Эстер как-то устроила свою жизнь. Как именно, его не интересовало. Ему все чаще требовалась так называемая «передышка». Вот и теперь он решил побаловать себя хорошим стейком и не слишком тяжелым красным вином, после чего будет легче вернуться домой.

Ochsen не был полон, скорее даже пустовал. Впрочем, еще было рановато, к тому же новые арендаторы сами понимали, что понадобится определенный срок для привлечения посетителей. Роже выбрал угловой столик, удобный, с хорошим обзором.

Будучи человеком, недавно оставившим позади лучшую пору своей жизни, но при этом будучи по натуре общительным, интересным, остроумным, он всегда тяготел к людным местам. Он привычно обвел зал оценивающим взглядом.

Официантка, подавшая меню, несколько смутила его. Он не сразу понял, чем именно. Она вряд ли была моложе его, но выглядела весьма привлекательно – светловолоса, кудрява, со стрижкой «под мальчика».

Он сравнил ее со своей Эстер, которая ждет дома. А может, и не ждет, мелькнуло у него в голове; он давно перестал следить за тем, что с ней происходит. Но сейчас ему не хотелось думать об этом.

– Мы с вами раньше не встречались? – банальной вступительной фразой Роже попытался избавиться от чувства одиночества. Официантка только что принесла хлеб, оливковое масло и чеснок. Глаза у нее были голубыми, ясными.

– Встречались, – холодно ответила она, – здесь же, двадцать пять лет назад.

«Хайди», – пронеслось у него в голове.

Он не забыл ту ночь. Он проехал тогда почти час, чтобы встретиться с ней. Ничего не сообщил заранее, но знал, что застанет ее на работе. Похоже, она обрадовалась его приезду, однако из-за наплыва посетителей почти не смогла уделить внимания.

Прождав до полуночи, он притворился, что выпил лишнего и не может ехать домой. Он знал, в Ochsen у нее есть своя комнатка. Ему удалось добиться, чтобы Хайди пустила его ночевать.

Потом он начал к ней приставать. Она сопротивлялась, но сопротивление только сильнее распаляло его. Ему казалось, будто она ломается только для виду и на самом деле ей все понравится. Себя он считал неотразимым.

Для него это было эротической схваткой с симпатичным противником. Силой повалив на кровать, он придавил ее своим телом. Беззащитная, она была ему еще желанней. Он одурел от страсти. Эта перемена испугала ее, но она не решилась закричать, позвать на помощь. Ей не хотелось будить других постояльцев. Наверное, она их постеснялась.

Она сдалась, почувствовав, что сопротивление еще сильнее возбуждает его.

Утреннее расставание получилось странным. Он находился в приподнятом настроении, почти в состоянии эйфории, а она лишь сказала, чтобы он больше не смел приходить сюда. Она не хочет видеть его.

И вот они снова встретились. Следует ли извиниться перед ней или лучше вести себя так, будто ничего особенного не произошло?

– Ты хорошо сохранилась, – сказал он с бодрой улыбкой.

Хайди никак не отреагировала, только сухо поблагодарила и приняла заказ.

Роже заказал бифштекс средней прожарки и тяжелое французское вино. Ему хотелось успокоиться, приглушить смутное волнение.

Он с удовольствием пригласил бы Хайди за столик, однако в ресторан прибывал народ. Ей приходилось работать. Он то и дело поглядывал, как ловко, даже с изяществом она движется по залу, приносит заказы, убирает посуду, рассчитывается с посетителями.

Она не утратила для него притягательности, но теперь к ней не подступишься, ничем не соблазнишь. Она держалась буднично, по-деловому. Когда, расплачиваясь, не поскупился на чаевые, она еще раз вернулась к его столику, принесла лимонный ликер за счет заведения.

На улице ему захотелось закурить, но курить он давно бросил. А еще ему хотелось залезть к Хайди в постель. Интересно, есть ли у нее теперь своя комната в Ochsen?

Роже чувствовал усталость. Давало о себе знать выпитое вино, он выпил один целую бутылку. К ликеру даже не притронулся. Он с трудом протиснулся на сиденье своей спортивной машины. Ключ зажигания не нужен, достаточно прикосновения, чтобы мотор завелся. С излишней скоростью рванув с парковки, Роже свернул за угол дома.

Собравшись повернуть на шоссе, он увидел перед собой полицейского, который светящимся жезлом велел остановиться. Он знал, что за этим последует. Такое уже происходило, однако во второй раз ему легко не отделаться. Выпишут не только штраф, но и лишат на год водительских прав.

Из полицейского протокола он позднее узнает, что некий неравнодушный человек, имя которого не указывалось, позвонив в полицию незадолго до задержания, сообщил, что посетитель ресторана в состоянии сильного алкогольного опьянения не дал отговорить себя и сел за руль машины.

Его красный «Феррари» узнать было нетрудно.

Бернинский перевал, Андреас Готтхарт, www.vebidoo.com.

Бог велик

I

Малыш толкнул ее ножками. Ей это нравилось. Еще несколько недель, и брат с сестрой увидят новорожденного. Они спали сзади вместе в большой кровати, огороженные сеткой. Спали крепко. Ночью здесь было прохладно, холоднее, чем в доме, зато кругом простор. Она и без будильника знала, что сейчас четыре утра.

Муж вчера спускался в долину присмотреть за хозяйством. Теперь настал ее черед доить коров. Она глубоко вздохнула. В воздухе витал довольно резкий запах. Это пахли вымытые вчера сыры. Здесь, в Альпах, ванна отсутствовала, имелся только колодец у ворот, от которого по трубе вода текла в желтую мойку на кухню. Ночью шел сильный дождь. И вообще, в нынешнем году бог дождями не обидел. Ливень всю ночь барабанил по железной кровле. Но детям это не мешало. Они крепко спали наверху. Она еще дважды вздохнула. Когда после дойки она выйдет из коровника, ее ласково тронут первые лучи солнца. Но надо вставать, пора браться за работу, решила она.

Еще немного залежавшаяся, она натягивает тяжелые сапоги. Брюки стали ей тесноваты, она не застегивает их до конца. Здесь ее все равно никто не увидит.

Открыв дверь, она выходит наружу, смотрит на небо. По нему бесшумно, будто призраки тянутся облака. Где-то в черном лесу раздался звук, словно разбилась тарелка. Сразу все пришло в движение. Замычали коровы. Качнулась земля, согнулся лес. Она видела, как ели ломаются, будто спички. Лавина камней стремительно несется к ней, задевает дом, сбивает с ног. Лавина увлекает ее и хоронит под собой. В темной комнате испуганные шумом дети зовут мать.

II

Автомобилистам посоветовали по радио воспользоваться маршрутом через Сан-Бернардино. В Готардском тоннеле столкнулись две машины. Эрнст втайне обрадовался случаю навестить те места, где он служил горным пехотинцем. Он не был солдафоном, но воинское братство с парнями из различных слоев общества и с разным уровнем образования повлияло на него благотворно.

Оно давало надежду на взаимопонимание между народами. Профессия адвоката научила Эрнста отстаивать отличные, порой даже противоположные точки зрения, но делать это с достоинством. Этим он был известен, за это его ценили, хотя в последнее время клиентов у него поубавилось.

Выходные, проведенные в Тессине, были посвящены воспоминаниям. Он встречался с давнишним приятелем-галеристом. Они вместе окунулись в прошлое, в судьбы многих изгнанников и скитальцев, которые за годы последней войны искали и нашли пристанище в Тессине. В Цюрихе его ждали кое-какие дела. На понедельник был назначен визит в тюрьму к мелкому наркоторговцу. А вечером предстояла нелегкая дискуссия с однопартийцами. Он понимал, что будет трудно примирить собственное критическое отношение к политике своих соплеменников, строящих новые поселения, со все более радикальными требованиями молодых активистов, которые начали сносить палестинские палатки. Даже если люди имеют одинаковые партбилеты, взаимопонимание им не гарантировано.

Руфь знала об этой дилемме. Она охотно выслушивала его, переживала за него, поддерживала, но в машине ее больше всего беспокоила ситуация на дороге. Ближе к перевалу подъем становился все круче. Она внимательно смотрела вперед. Она понимала, что Эрнст постарел, но все-таки скорость нужно бы прибавить. Покупкой этой машины он словно давал некий знак. Выражал готовность забыть о прошлом.

Теперь за «фольксвагеном» плелись несколько машин, водители которых, вероятно, торопились домой.

– Эрнст, при первой же возможности пропусти их, – сказала Руфь.

Повернув голову вправо, Эрнст, как всегда, с нежностью взглянул на нее. Кивнув, он переключил скорость и принялся высматривать место, где другие смогут совершить обгон. Но гора не оставляет ему времени. Сорвавшийся камень падает на лобовое стекло, разбивает его и ударяет ему в грудь. Неуправляемая машина съезжает на обочину, встает на дыбы, будто лошадь, и замирает. Мотор глохнет. Осколки лобового стекла режут лицо Руфи, но она не чувствует боли.

«Это последнее, что я могу сделать для тебя», – думает она и закрывает ему глаза.

Гонконг, marquetravel.com.

Гонконг

Перелет до Гонконга эконом-классом – дело малоприятное.

Десять часов полета или даже больше в кресле возле прохода. Слева – мастеровой из Тироля, еще левее – его коллега, оба возвращаются с родины на работу за границей. Я не прочь прислушаться к их разговору, но до меня доносятся лишь обрывки фраз, а этого мало, чтобы понять их тирольский диалект. Конструктор самолета явно не рассчитывал на габариты моего соседа, массивность его корпуса и рук. Попытка отвоевать себе немного места согревает, но оказывается совершенно безнадежной. Справа от меня – проход, однако его не назовешь свободным пространством. Главное – не выдвигать туда плечо, иначе столкновения неизбежны. Опасны не столько люди, спешащие в туалет, сколько металлическая тележка стюардессы, собирающей мусор, которая может неожиданно налететь сзади. Такой удар железякой не скоро забудешь. Поэтому стараюсь съежиться, уменьшиться в объеме. О том, чтобы вытянуть ноги, нечего и мечтать.

Планшетник открыть не удается. Человек, сидящий впереди, откинул спинку кресла; между ней и моим животом вообще нет места. Приходится втягивать живот, но перелет для этого слишком долог.

Да и извлечение планшетника потребовало бы слишком много усилий. Стюардесса с огромным трудом закрыла переполненное отделение для ручной клади. Впрочем, при моем взгляде снизу ее возня стала маленьким пикантным событием, последним развлечением на многие часы.

Стюардессы наверняка давно ждали этого момента. Освещение выключили, в салоне темно. Походы в туалет пока прекратились.

Воцарился покой, который нарушается шумом, даже громом, если перевести в звуки новые чужие и свои запахи.

Голос бортпроводника советует оставлять ремни безопасности застегнутыми на все время полета. Это не проблема. Да и куда здесь пойдешь? Даже у аварийного выхода пассажиры теснятся, как сельди в бочке.

Теперь и я мысленно сдаюсь. Здесь на время всем уготована общая судьба: либо падаешь вместе с остальными, либо покорно летишь вместе с ними дальше. О своей индивидуальности лучше забыть.

Полудрема. Непонятно, где ты сейчас находишься – тут или там. Там – это римская площадь. Ясно, какая именно, но неясно, как ты там очутился. Или мост по пути к Кремлю. Позади отель «Кемпински». Тебе же сказано: не делать без провожатых ни шагу. Вот тебя и отлупили. А ты, болван, еще бросился за ними вдогонку. В результате – сломан нос. Но в самолете твой нос никого не интересует, ни кривой, ни прямой. Каждый поглядывает на свои часы, но они от этого не идут быстрее.