Текст книги "Сердце Мириаля"

Автор книги: Мэгги Фьюри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Мэгги Фьюри
Сердце Мириаля

Глава 1. БЕЗ ЧУДЕС

Самая худшая одежда в дождь – кожаная. В ней тесно, она дурно пахнет и так и норовит заплесневеть. Сохнет она целую вечность, а ее липкие ледяные прикосновения смахивают на объятия мертвеца. Вельдан содрогнулась, представив себе эту омерзительную картину. У нее всегда было слишком пылкое воображение. Чародейка тряхнула головой, отгоняя гнусные видения. Это все горы, подумалось ей, я поддалась их тоскливой серости, а тут еще и погода, будь она неладна… Дождь, бесконечный дождь – все то время, пока они, таясь, пересекали Каллисиору, он не затихал ни на миг.

С кожаной одеждой, делать нечего, придется смириться – все вещи в дорожном мешке промокли насквозь, – но теперь Вельдан могла хотя бы снять маску. В этом безлюдье никто ее не увидит. Она нащупала на затылке, под короткими черными волосами серебряные застежки. Черный шелк маски сполз со щек, словно вторая кожа. Когда прохладный воздух коснулся ее лица, Вельдан облегченно вздохнула.

– Давно пора, — проворчал ее спутник. – Погоди – вот забудешь ты эту свою штуку там, где я смогу до нее добраться, – тут же ею закушу!

Изогнув длинную мускулистую шею, Казарл поглядел на свою всадницу. Вельдан заметила, что в глубине его огненно-опаловых глаз тлеют злые алые искры.

– Отстань, Каз, — со вздохом попросила Вельдан. – Ты не человек, тебе не понять. Люди не хотят видеть моего изуродованного лица, а я не хочу, чтобы они его видели. Не нужны мне ни их отвращение, ни их жалость.

– Х-ха-а-а!— пыхнул дымом дракен. – Пусть только кто попробует пожалеть тебя – я его сожру! Хозяйка, тебе совсем ни к чему эта глупая штука. Шрам твой и так заживает – вернее сказать, заживал бы, если б ты не прятала его от свежего воздуха. Выглядишь ты, кстати, совсем неплохо. К тому же всякий раз, когда я вижу эту треклятую маску, меня мучит совесть – а ты знаешь, что нужно, чтобы у дракена проснулась совесть?! Окажись я тогда рядом – ничего бы не случилось.

– Хватит, Каз! – поспешно перебила Вельдан. Они и так слишком часто обсуждали эту болезненную тему. – Мы, чародеи, всегда сознательно идем на риск, и мне некого винить, кроме самой себя. Будь я в тот день попроворней – меня бы не ранили. Так или иначе, все это уже в прошлом. Надо думать об этой миссии, а не о том злосчастном деле.

– Я бы с радостью, — проворчал Каз, – только эта миссия выходит ненамного удачней.

– Ты прав, — тяжело вздохнула Вельдан. – От нашего невезенья избавиться труднее, чем от портовых блох. — Около месяца назад Вельдан, Каз и Этон, драконий провидец, прошли через Завесу – магический барьер, разделявший разные края и страны, – и с тех самых пор все шли по залитой дождями Каллисиоре. – Я уж и не знаю, доберемся ли мы когда- нибудь домой.

– Уж лучше бы добрались! — фыркнул Каз. – Я и минуты лишней не задержусь в этой жалкой пародии на цивилизованное государство. Мне до смерти обрыдло прятаться от горстки не вежественных дикарей, которые считают Завесы концом населенного мира, а наш Мириаль умудрились объявить каким-то там всемогущим богом! Половина этих тупиц не поверит в мое суще ствование, даже если увидит своими собственными глазами. Одни сочтут меня плодом воображения, а другие – просто кровожад ным чудовищем.

– Но ты ведь и есть кровожадное чудовище, — сухо заметила чародейка.

– Теперь – да, — мрачно согласился дракен. – Когда вокруг то ливень, то потоп, попробуй добудь что-нибудь путное на обед!

При этих словах Вельдан искоса глянула на второго своего спутника, драконьего провидца, которого она поклялась охранять, беречь и защищать. Сейчас ей все чаще казалось, что он вряд ли выживет в этом путешествии.

Вид у Этона был ужасный. Он едва плелся по крутой каменистой тропе, с трудом передвигая ноги. Как же тяжко, должно быть, дракону управляться с таким громадным телом! Его чешуя, некогда блиставшая золотым отливом, как то кольцо, которое Вельдан носила на цепочке на шее, теперь потускнела, выцвела, точно увядшая трава.

Сердце чародейки мучительно сжималось при одной мысли о том, что дракон может умереть, – и не только потому, что тогда она провалила бы чрезвычайно важную миссию. За этот долгий, трудный поход Этон стал ей очень дорог. Вельдан не ожидала, что драконий провидец окажется существом почтенным и важным – а точнее, помпезным, церемонным, надутым. Этон же оказался совсем юным, по драконьим меркам – почти мальчишкой. Несмотря на тяжкое бремя своего призвания, он был прекрасным спутником, и его веселость, ум, готовность радоваться жизни не раз скрашивали долгие мили тяжкого пути. Однако на землях Каллисиоры, залитых бесконечными дождями, путников встретил промозглый, мучительный холод. Из-за того, что им приходилось избегать людей, выбирая самые глухие тропы, поход превратился в настоящую пытку. С каждым днем Этон таял на глазах, а чародейка могла лишь с болью в сердце следить за этим медленным увяданием. И вот теперь провидец совсем обессилел. За весь день он не произнес ни слова – ни в той телепатической манере, которую использовали чародеи, ни на драконьем языке, представлявшем собой сложнейшее и изысканное сплетение живого яркого цвета и звука. Вельдан знала: Этон бережет силы, чтобы идти дальше.

– Не слишком бодрый у него вид, а, Хозяйка ? Сдается мне, он долго не протянет.

– Тише ты! – шикнула Вельдан, хотя они обменивались мыслями по личному лучу и Этон никак не мог их «подслушать».

– Зачем? Бедолага так измочален, что ничего не почувствует, даже если огреть его по уху огненным шаром… – В сумрачно-алых глазах дракена заиграли злорадные огоньки. – Слушай, а ведь это идея…

– И даже лучшая, чем ты думаешь. — Вельдан с удовольствием полюбовалась тем, как у дракена отвисла челюсть. Как всегда, он собирался ее шокировать – и надо признать, частенько ему это удавалось. – Бедняга Этон, как ты знаешь, питается солнечной энергией, — продолжала чародейка. – Огреть его по уху огненным шаром, может, и не очень приятно, но если ты выдохнешь огонь где-нибудь рядом, его это может подбодрить. Хотя, — добавила она с упреком, – я ожидала, что ты проявишь к нему больше сочувствия.

– Только потому, что мы с ним происходим с одной ветви древа эволюции, – протянул Каз, всей своей длинной точеной мордой изображая нескрываемую насмешку. – Х-х-ха-а! – с отвращением фыркнул он, исторгнув из себя струю пара. – Драконы решили, что они слишком цивилизованны и высокоразвиты, чтобы есть мясо, а потому избрали другой путь развития – и теперь имеют наглость смотреть свысока на нас, «недоразвитых дикарей». Ну и погляди теперь, до чего их довело этакое высокомерие!

Вельдан проглотила вертевшийся на языке строгий выговор. Казу ее упреки все равно нипочем. К тому же они напарники вот уже десять лет и она отлично понимает, почему он так завидует Этону. Зависть эта совсем не была связана со способностью дракона бродить разумом по туманному бездорожью времен, вылавливая там искусительные проблески будущего – порою смутные, порой пугающе ясные. Каз понимал, что подобная тесная связь с временем – скорее проклятие, чем благословение. Этон не был властен над своими видениями. Иногда мгла, что скрывала будущее, развеивалась и открывала ему то, что нужно; чаше же видения бывали бессвязны либо слишком странны и не поддавались толкованию. К тому же дар дракона отдалял его от других. Кому захочется сближаться с созданием, которое может узнать все о твоем будущем – равно хорошее и дурное, не говоря уж о том, как и когда ты умрешь! Этон отвечал тем же: он тщательно избегал близкой дружбы. Точное, но тайное знание срока, отпущенного близкому существу, было слишком тяжким бременем. Воистину Провидец дорого платил за свой дар. За все время странствий чародейке ни разу не встречалось создание настолько одинокое, как этот дракон.

Хотя дракен не имел ни малейшего желания обладать подобным даром, да и низменной ревностью не грешил, Вельдан знала, что именно так задевает его: за время совместного путешествия она сблизилась с Этоном, как никто другой. Понимала она и то, что Каз не может не завидовать величественной внешности дракона. Во-первых, Этон был втрое длиннее Казарла, который был всего восемнадцати футов от носа до хвоста. Во-вторых, дракон – во всяком случае, в лучшие свои времена – источал великолепное золотое сияние, тогда как чешуя Каза отливала неясным металлическим блеском и могла по желанию владельца применяться к любому цвету окрестного пейзажа. По правде говоря, Вельдан считала, что неброский, изменчивый окрас ее друга куда красивее золотого драконьего великолепия, но убедить в этом Каза у нее было не больше надежды, чем у того – уговорить ее избавиться от маски.

Главное же, чему люто завидовал Каз, были драконьи крылья, эти гигантские прозрачно-золотистые паруса, ребристые, как у нетопыря, пронизанные под темной блестящей кожей тончайшей серебряной паутиной сосудов. Печальней всего, что именно крылья дракона наверняка и станут причиной его смерти. Без солнечного света, в котором нуждались эти золотистые упругие полотнища, Этон медленно умирал от голода. Из-за катастрофических изменений климата, которые проявились за последние несколько месяцев, та же участь грозила всем его соплеменникам. Провидец шел в Гендиваль, резиденцию чародеев, дабы посоветоваться с Кергорном, архимагом Тайного Совета. Делом Вельдан было довести его туда целым и невредимым.

Прошлой ночью они, воспользовавшись темнотой, незамеченными проскользнули мимо Тиаронда – столицы Каллисиоры. Вельдан рада была, что на сей раз не увидит город. Она сомневалась, что отвратительная погода пошла на пользу городу и горожанам. Вельдан предпочитала вспоминать его таким, каким видела его в последний раз: ослепительно прекрасным, наклонные улицы змеятся среди высеченных в горном склоне террас, дома, башни, даже городские стены – все возведено со тщанием и любовью, все сложено из теплого золотистого камня, который добывают в этих местах.

Вельдан вздохнула. Удача вроде бы так близка – и все же недостижима. Им бы только перейти Змеиный Перевал, а там всего-то и останется еще день и ночь пути – и они дома. Этон сможет посоветоваться со старшими чародеями – не зря же он проделал весь этот путь! И может быть, погода в Гендивале будет лучше…

– Вельдан, нельзя ли нам немного отдохнуть"? — Мысленная речь дракона была едва различима.

Проклятье! Тучи плотно обложили небо, понять, который час, нелегко, но Вельдан знала – с полудня прошел лишь час или два. Они должны подняться на перевал и добраться до укрытия на другой его стороне прежде, чем опустится ночь. Отвечая, Вельдан старалась смягчить страшную правду: если позволить Этону остановиться сейчас, больше он не сделает ни шагу.

– Прости, Этон. Потерпи еще чуть-чуть. Мы уже так много прошли – осталась всего какая-то пара миль. Вот доберемся до седловины – и отдохнем, обещаю.

– Хорошо, я попробую дойти. Полагаюсь на твой опыт. — Дракон сопроводил мысль усталым вздохом, и сердце Вельдан болезненно сжалось.

Они почти уже дошли до кромки леса и приближались к пухлой перине туч, что покрывала горные пики. Вельдан снова пробрал озноб. Змеиный Перевал никогда не был особо приятным местом, теперь же он выглядел попросту зловеще Громадные, изъеденные временем скалы подымались по обе стороны от него, и дорога, ставшая еще опасней прежнего, сузилась до едва заметной тропки между темных неприступных склонов. Тропа поднималась в гору, и Вельдан спрыгнула со спины Каза и пешком пошла впереди; за ней плелся Провидец, а дракен замыкал шествие, потому что Этону могла понадобиться его помощь: в самых узких местах крупный дракон навряд ли сумел бы протиснуться сам.

Ледяной вихрь пронесся по ущелью, принеся с собой струи дождя, хлесткие, будто плети, – словно воду и воздух сплели друг с другом гигантские руки. Ветер выл и стонал, и жуткие причитания метались в высоте между скал – рыдания всех затерянных душ, тех, кто некогда лишился жизни в этом суровом и опасном крае.

– Нетопырь тебя сожри! — Вельдан вздрогнула, услышав резкий мысленный окрик Каза. – Забудь о затерянных душах. Хозяйка, – не то как бы свою не потерять. Подумай лучше о воде – там, впереди. Слышишь?..

Лишь теперь чародейка поняла, что не все звуки порождены неутомимым ветром. Пронзительным воплям бури вторил низкий глухой рев. Вельдан вполголоса выругалась. Где-то впереди грохочет мутный бешеный поток. Вот-вот обезумевшая вода хлынет им навстречу, накроет, смоет прочь…

– Х-х-ха-а-а! — фыркнул Каз так оглушительно, что она едва не выпрыгнула из собственной кожи. – Ох уж это твое воображение!.. Мозги у тебя под дождем заржавели. Никого никуда не унесет, лапушка. Если потоп доберется сюда, наш большой друг заткнет ущелье, как пробка. Ты промокнешь да отделаешься парой синяков, а я… я-то вряд ли ноги промочу.

Дракен зловредно захихикал, и Вельдан вздохнула: жаль, что их разделяет дракон и Казу нельзя отвесить хорошего пинка! Впрочем, из горького опыта, по ссаженным костяшкам пальцев и разбитым пяткам она давно убедилась, что ее тычки и пинки так же мало воздействуют на чешуйчатую шкуру дракена, как ее угрозы и протесты – на его ядовитый язык. Хотя Каз частенько называл ее Хозяйкой, их партнерство с самого начала опиралось на равенство и взаимное уважение. Каз пользовался этим словечком как ласковым прозвищем, чтобы подбодрить ее в часы уныния. Он был, конечно, невыносим – но Вельдан все равно нежно любила его.

Они добрались до той части перевала, где правая стена ущелья была чуть более пологой. Высоко над тропой последние сосенки отчаянно цеплялись за изломы отвесных скал. Иные торчали из камня под совсем немыслимыми углами – нескончаемый дождь медленно, но верно вымывал остатки почвы из-под их корней. Вельдан пробрала дрожь. Это место – смертельная ловушка. Долго ли дожидаться оползней? Долго ли ?

За следующим поворотом они увидели источник оглушительного рева. У Вельдан от испуга захватило дух. Даже Каз прикусил язвительный язык. Слева, за резким поворотом тропы, обрыв вел к узкой промоине, что сбегала по крутизне прямиком к подножию хребта. Да уж, мрачно подумала Вельдан, давненько ей так не везло. Поток, низвергаясь с горы, нашел себе самый прямой путь – он превратил тропу в новую реку, и теперь ущелье заполнилось бурой и бурной водой. Вельдан попятилась и сглотнула слюну, чтобы прочистить уши. Вблизи этот рев просто оглушал.

– Хорошая новость: нас не смоет, — коротко подытожил Каз. – Новость плохая: нам теперь шагать через это вброд.

– Чума разрази все! Неужто злосчастье никогда от нас не отвяжется?! – К своему ужасу, Вельдан обнаружила, что затопленная тропа скрылась от ее взгляда за пеленой слез – слез злого отчаяния. Что хуже всего, она понимала, что ее старая сущность – то, чем она была до схватки со смертью, – отнеслась бы к этим трудностям в походе как к чему-то совершенно обыденному. «Возможно, Кергорн был прав, – подумала она, – и я действительно еще не готова. Я не должна была принимать на себя эту миссию». Она твердила, что ей надо как можно быстрее снова приниматься за дело, иначе она потеряет кураж – но теперь эти объяснения выглядели совершенно неубедительными.

– Ничего, ничего, лапушка. — Голос Каза был на удивление мягок, и Вельдан – с уколом раскаянья – осознала, что дракен тревожился за нее, тревожился, наверное, с того самого момента, как она вызвалась выполнять вместе с ним это поручение – так скоро после последнего убийственного похода. Слова Каза, как всегда, подбодрили ее.

– Мы, чародеи, всегда плевали на злосчастье, – напомнил он. – Удача не может вечно от нас уворачиваться. Вот возьмем да и не позволим всем этим напастям нас одолеть – она нам, глядишь, тогда и улыбнется.

Милый Каз! Что бы она без него делала?.. Вельдан запрятала эту мысль поглубже. Их дружба была давней и крепкой и не нуждалась в столь явных и сентиментальных подтверждениях.

– Да ты философствуешь! — сказала она вместо этого. – Значит, мы действительно в беде.

Каз неспешно облизнулся длинным раздвоенным языком – по-своему ухмыльнулся.

– Командуй, Хозяйка, – попробуем мы перейти это или спускаемся назад?

Вельдан пожала плечами.

– Попробуем. — Правду сказать, выбора у них не было. Другого пути через горы нет, и если они отступят сейчас, то неминуемо погибнут. В этих неприютных, варварских землях Провидцу грозит голодная смерть. А так оставалась еще малая толика надежды, что дракон и дракен сумеют устоять в стремнине и перевалить седловину прежде, чем силы Этона иссякнут окончательно.

Соберись, Вельдан. Нам все удастся. Чародейка смахнула с ресниц капли дождя и осмотрелась. Ярдах в двадцати впереди стены опять сходились, и тропа снова сужалась. Скованный стенами поток рвался сквозь это узилище с бешеной силой, и Вельдан понимала, что Этой может и не совладать с ледяной разгулявшейся стихией. Однако там, где она стоит, места еще довольно…

– Каз – обойди как-нибудь Этона и становись первым. Примешь удар на себя.

– Без проблем. – Дракен уже протискивался мимо Провидца. – Я и тебя приму на спину, Хозяйка, – и не создавай мне трудностей. Можешь сколько угодно делать красивую мину, но я-то знаю, каково тебе на самом деле. С этой водичкой ты способна бороться не больше, чем Этан.

Вельдан – по привычке – хотела возразить, но не стала. К чему? Он прав. Она повернулась к дракону:

– Этон?.. Этон! Ты слышишь меня? Если он уже теряет сознание…

– Я… Я слышу, Вельдан… — Мысль была едва слышной, не голос – шепот. – Не бойся. Я… пойду…

– Уже недалеко. Следуй за Казом – и дай мне знать, если что-то пойдет не так.

Каз был уже на месте. Длинное, гибкое, приземистое тело дракена подобралось у края воды, там, где поток, перехлестывая угол тропы, врывался в ущелье. Морда Каза не выражала ничего, но раздраженный свист хвоста выдавал дракена: ему было весьма беспокойно. Хоть он и выглядел как ящер, но был теплокровным созданием и холод чувствовал не хуже, чем его напарница. Он обернулся к Вельдан, изогнув шею, – человек в такой ситуации пожал бы плечами.

– Ну что ж, лапушка, пора намочить лапы. Живо на борт!

Вельдан поставила ногу на изгиб передней лапы, ухватилась за шею и взлетела на плечи Каза – и в этот миг ее левую руку и плечо пронзила острая белая вспышка боли. Неужто эти раны никогда не излечатся? Оружие ак'загаров было отравлено, и хотя внешне шрамы выглядели уже нормально, действие яда ощущалось и по сей день.

– Готова, Хозяйка? — Опять эта темная тень тревоги в мыслях Каза! Вельдан знала, что он чувствует ее боль, но знала также, что лучше этого не замечать.

– Плывем! — Раскачиваясь, дракен шагнул вперед, чародейка потеснее прижалась к его шее – и последняя, самая опасная часть пути началась. Входя в ледяную бурлящую воду, Каз зашипел, а потом все звуки потонули в низком грозном реве, что шел, казалось, от самих скал.

Осматриваться времени не было. Краешком глаза Вельдан заметила внезапно нависший выступ скалы, потом в огромной волне мимо пронеслись комья и камни, а потом стена грязи, воды и деревьев обрушилась на них. Каз рванулся вперед, чародейка крепче сжала его шею… и тут тяжкий толчок едва не вышиб из нее дух. Она ощутила, как ее отрывает от товарища, и безуспешно пыталась вздохнуть сквозь забитые липкой грязью нос и рот. Ревущая тьма уносила Вельдан прочь, крутя и сминая ее, как тряпичную куклу. Она только старалась свернуться плотней, чтобы ничего не сломать, и пыталась, хоть и безнадежно, прикрыть руками голову. Больше ей ничего не оставалось – кроме последней, отчаянной попытки.

Сквозь ужас и боль Вельдан послала мощный, направленный мысленный зов домой – в Гендиваль, Долину Двух Озер, самое сердце Тайного Совета. Этот зов был последним, что успела сделать чародейка, – потом пришло беспамятство, и это было блаженством.

В Тиаронде, что лежал милей ниже по тропе к Змеиному Перевалу, вызванный оползнем небольшой толчок едва ли заметили вообще. У тамошнего люда хватало забот, чтобы еще обращать внимание на капризы природы за городской стеной.

Тиаронд уютно устроился в петле реки, меж двух отрогов горы Халкар, или Тронной, как ее звали в народе. Город приник к горе, образовав неровный треугольник, – его стены следовали форме естественного распадка между отрогами. Высоко вверху, там, где отроги сходились, был узкий проход – Казарл, встань он поперек, смог бы запечатать его. Ход вел в тайную, запретную долину, огражденную отвесными скалами. Этот похожий на сердце каньон скрывал душу Тиаронда – Храм Мириаля и Священный Град Божий.

Тени заполняли величественный, возвышенный Храм Мириаля, клубясь меж озерец света, что играл на золоте и мерцающих камнях, добытых из самого сердца гор. Заваль крался по долгому, полному колонн нефу, впервые в жизни ощущая себя ничтожной вошью перед величавым великолепием Храма, бывшего по праву его домом. Никогда в жизни не боялся он своего Бога. Да и чего мог бояться он? Он был рожден иерархом, королем-жрецом Каллисиоры, и облекся могуществом и властью тогда же, когда был завернут в первые пеленки. Он был воплощением Мириаля на земле, самым могущественным из своих подданных, но сейчас, приближаясь к сердцу Храма, к Святая Святых, он ощутил вдруг, что трепещет, что у него, как у последнего и наиглупейшего из крестьян, дрожат коленки, – и приостановился на миг перед плетеной серебристой завесой, что скрывала Святилище Ока.

Сквозь кружевную сеть Заваль видел затененный вход в Святая Святых, где великое Око Мириаля открывало веления Бога Его иерарху. Некогда, глядя в него, король-жрец видел всю свою землю. Теперь же оно было темно и мертво и не отвечало ему – еще одна тайна, которую он с чувством вины хранил в своем сердце. Одному лишь иерарху дозволено было предстоять пред божественным взглядом Ока – так что покуда никто больше не знал, что оно более не отзывается его касанию. Но сколько еще сможет он скрывать свое падение?..

Заваль оказался в тупике, им овладел страх. Более полугода солнце не могло пробить тяжкую завесу темных туч, что клубились над умирающим городом – и над всей страной. Долгие месяцы шел беспрерывный дождь. Реки размывали берега, и низинные области Каллисиоры давно поглотило наводнение, смывшее посевы, дома, людей – все.

В Тиаронде еда и вещи гнили, здания покрывала плесень внутри и мерзкая грязь – снаружи. Урожай остался неубранным, и никто не засеял болото, которым стали некогда плодородные поля в долине. Скот – равно взрослый и молодой – тонул либо погибал от голода и болезней, так же как и большинство горожан. Мор распространялся как пожар. Дикость и ужас, как хищники и жертвы, наводнили улицы, а скорбь и тягости накрыли город, подобные нависшим над ним тучам. По всему Тиаронду – по всей Каллисиоре – страждущий люд ждал от Заваля помощи. Это ему надлежало заступиться за них перед Господом – но он не мог. Конечно же, Мириаль прогневался на своего слугу. «Этот кошмар – моя вина, – мрачно думал Заваль. – В чем-то – сам не зная в чем – я согрешил».

Неужто и сегодня его ждет неудача? Иерарх наклонился снять обувь и, выпрямясь, снял со лба тонкий обруч с единственным алым камнем – знаком его сана. Босой, с обнаженной головой, он глубоко вздохнул, отдернул серебряную кружевную завесу и шагнул сквозь темный запретный портал.

Даже спустя тридцать лет огромный черный свод, больший, чем сам Храм, возникал неожиданно. В первый раз, когда Заваля заставили пройти в дверь, ему было всего пять лет. Он помнил ужас от того, что должен идти один – иерарх всегда один – в это страшное, таинственное место, запретное для всех, кроме него, чтобы встать лицом к лицу с Богом. Уже в те лета он был слишком горд, чтобы плакать, но трясло его так, что он едва держался на ногах. Священники – кто суровый и резкий, как старый Малахт, что наставлял его, кто спокойный и доброжелательный – раздвинули серебряную завесу и втолкнули его внутрь. Исполненный благоговения перед огромным, полным эха нефом Храма, он ожидал, что Святая Святых будет местом тайным и небольшим. Потрясение и трепет, охватившие его при первом шаге в лишенное света святилище Мириаля, остались с ним по сей день.

Ноги безошибочно вели его нахоженным за долгие годы путем. Тишина была такой, что у иерарха звенело в ушах, словно он слышал бег крови в собственных венах или дальний шум морского прибоя. Даже негромкий шорох его шагов истаял, поглощенный огромностью пустоты. Осторожно переставляя ноги, иерарх медленно шел вперед. Тьма или не тьма – он знал, что переходит мост, узкую хрупкую арку без бортиков и перил, что простерлась над бездной, постичь глубины которой непосильно разуму человека.

Заваль полз вперед, испуганный, крохотный, как то дитя столь много лет назад. В этой абсолютной тьме могущество и гордыня короля-жреца становились ничем. И это было правильно, ибо что значит простой человек, как бы высоко он ни стоял, пред властью Того, Кто есть Мир и Создатель Мира?

Весь путь иерарх тщательно считал шаги, стараясь сохранить хоть какое-то представление, как далеко он зашел, все время осознавая, какое бесконечное, смертельное падение ждет его в каких-нибудь нескольких дюймах по обе стороны невидимых ступней. Он устал от расстояния, напряжения и неизвестности, когда вдруг ощутил – не то по изменению тропы под ногами, не то просто инстинктивно, – что путь наконец закончен.

Уверенно, без колебаний Заваль вытянул во тьму руку и коснулся низкой стены из гладкого неведомого материала, не обжигавшего и не холодящего кожу. Пробежав пальцами по скошенной вершине, Заваль отыскал глубокий овал и плотно прижал ладонь к гладкой поверхности. С громким щелчком вошел в углубление камень пастырского перстня иерарха – рубин под пару большему камню его диадемы, – который он традиционно носил обращенным вовнутрь ладони. Камень подошел к ямке точно, как ключ к замку.

Тьму наполнил тихий дрожащий звук, словно прерывисто вздохнул великан. И вместе со звуком возникло мягкое, едва видимое сияние, глубокий алый свет, что озарил огромный, поставленный на ребро круг, верхний край которого таял во тьме высоко над головой прелата. Центр круга, обрамленный неярким мерцанием, оставался темным – провал в вечность, зеница Ока.

Глубокий, ревущий звук наполнил палату – будто все ветры мира вздохнули одновременно. Тусклое кольцо дымно-красного света изменило оттенок, налилось алым, бронзовым, золотым… а потом ослепительно, яростно побелело. И звук изменился, став медленным, завораживающим ритмом, биением великанского сердца. И с каждым ударом кольцо света пульсировало и мерцало, словно живое. Заваль, полуослепленный этим сиянием, чувствовал себя перед яростным взором Бога как наколотый на булавку жук.

Когда раздраженное сверкание померкло, огненный круг заискрился, рассыпая, будто бриллиант, радужные сполохи. Упала тишина, выжидающее молчание. Заваль затаил дыхание, надеясь, молясь…

То был миг, когда тьма в зрачке Ока должна рассеяться и явить ему чудеса: образы настоящего и будущего, то, как идут дела в его государстве, и повседневную жизнь его подданных. Повелительный Глас Мириаля должен обратиться к своему слуге: ответить мольбам, дать совет, разъяснения или приказ, сообщить иерарху Свою волю.

– О Мириаль, – дрожащим голосом молил своего Бога Заваль, – внемли мольбе Твоего слуги!

О Мириаль, помоги мне в сей час.

Заваль ждал, столь напряженный, что все его тело дрожало, как натянутая тетива. Сердце его упало, когда окружающий Око круг света судорожно замерцал, кое-где становясь болезненно-желтым, кое-где погасая совсем. Несмотря на исступленную, отчаянную мольбу, зрачок Ока оставался пустым, темным – мертвым. Глас Мириаля стал недовольным жужжанием, потом взвился пронзительным воплем, заставив Заваля зажать ладонями уши.

Едва иерарх оторвал руку от стены, звук и свет исчезли. Тьма бездны вновь сомкнулась вокруг него, как удушающий плащ. Совершенно больной от разочарования и отчаяния, трясясь в лихорадке после перенесенного напряжения, с телом, каждая клеточка которого болела и вопила об отдыхе, Заваль поплелся назад по опасному мосту, как древний-древний старик.

Вернувшись в Храм, он прикрыл глаза: блеск каменьев и золота, их сияющее великолепие казались такими мишурными и пустыми перед неземным блеском Ока Мириаля. Заваль надел башмаки, взял диадему… и замер. Рука его отказывалась возложить обруч на голову. «Какое право я имею носить его, – думал иерарх. – Ведь теперь совершенно ясно, что Мириаль отвернулся от меня. Где-то я оступился, и теперь вся Каллисиора платит за мои ошибки. Впрочем, ей недолго осталось платить…»

Трясущимися руками Заваль надел диадему. Через два дня наступают осенники – один из четырех поворотных пунктов каллисиорского года, отмечающий начало зимы. А вместе с осенниками придет и Ночь Мертвых. В варварском прошлом королевства в канун каждой Ночи приносилась жертва – к Мириалю отправлялся посол оповестить Бога о делах смертных, дабы Он мог защищать народ и приглядывать за ним всю долгую, жестокую зиму.

Могильный холод пронзил иерарха, ледяные пальцы коснулись его. В этом году кровь прольется снова, надо же спасать землю от гибели. Если Завалю не удастся за три кратких дня добиться от Мириаля ответа – в канун Ночи Мертвых иерарх станет посланцем, Жертвой и Спасителем, чтобы жизнь земли возродилась…

– А, иерарх, вот где ты прячешься. – Сухой голос за спиной заставил Заваля вздрогнуть. – Как, Бог по-прежнему глух к твоим мольбам?

– Ты воин, лорд Блейд, – отозвался Заваль, холодно глядя на подошедшего, чей высокий рост, военная выправка, побитые сединой волосы и блестящий значок выдавали командира Священной гвардии Мириаля – Мечей Божьих. – Ты, возможно, считаешь себя ученым, но позволь посоветовать тебе оставить дела Бога тем, кто лучше разбирается в них.

Губы Блейда насмешливо дрогнули.

– Принимаю совет, иерарх. И предоставляю разбираться с Богом тебе – ты ведь немало преуспел в этом за последние месяцы.

Заваль стиснул зубы. Ответить ему было нечего – и Блейд знал это. Хотя он ни разу не видел, чтобы обветренное, жесткое лицо воина озаряла улыбка, иерарх заметил победный блеск в глубине льдисто-серых глаз. Блейд не дурак. Ум его хваток, точно стальной капкан. Он уже сообразил, что Завалю недолго осталось жить. Его следующие слова лишь подтвердили это.

– Прости, иерарх, я не отниму больше ни одного из столь драгоценных для тебя мгновений.

С этими словами он круто повернулся и вышел из Храма, а эхо его шагов долго еще билось под высокими сводами.

Заваль смотрел ему вслед, в бессильном гневе моля, чтобы Мириаль поразил ублюдка смертью. Молитва эта, однако, привела к тому же, к чему приводили все его молитвы в последние пару месяцев. То есть ни к чему. А время бежало слишком быстро. Еще два дня. Это все, что ему осталось. Если не случится чуда, иерарх мог считать себя мертвецом.