Текст книги "Сердце Мириаля"

Автор книги: Мэгги Фьюри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Пресвел невольно улыбнулся. Вот что значит иметь аналитический ум! Невозможно взять да и отключить его, даже когда он совсем не нужен. Сегодня Пресвел шел на встречу со своей возлюбленной. Какое там «шел» – ему следовало бы «лететь на крыльях любви, сгорая от страсти», как писалось в дешевых романах, которые украдкой читала леди Серима, не подозревая, что Пресвелу известна ее тайна, – романах, которые она запирала в шкафчике в своей спальне и читала по ночам, жуя украденные с кухни кексы.

Беда в том, с горечью подумал Пресвел, что при всей глупой вычурности языка чувства, которые описывались в романах, были именно такими. Эта девушка и впрямь порождала в нем сладостное безумие, подобного которому Пресвел никогда прежде не испытывал. Он был готов ради нее на все, готов был дать ей все, чего она ни пожелает, рискнуть ради нее жизнью – а вместе с тем она была всего лишь обыкновенная шлюшка из Нижнего Города, и Пресвел щедро оплачивал ее услуги.

Неправда, гневно сказал он себе, ты же сам знаешь, что это неправда! Она вовсе не обыкновенная шлюшка! Однако в глубине души Пресвел отлично сознавал, что вряд ли может с полным правом судить об этом. Сегодня вечером они встречались всего лишь в третий раз. И все же – хоть это и звучало как цитата из любимого романа Серимы – Пресвелу казалось, что он знает эту девушку всю свою жизнь. Во всяком случае, он точно знал, что она трудится не покладая рук. Пресвел видел ее руки: хотя девушка казалась слишком юной для своего занятия, руки ее могли бы принадлежать старухе. Ногти сломаны, пальцы истрескались и шелушатся, ладони покрыты старыми шрамами от ожогов, костяшки сбиты от постоянной возни со стиральной доской. Пресвел сразу узнал эти отметины. Точно такие же руки были у его матери, а она умерла еще нестарой, надорвавшись от непосильного труда. Когда он вслух заговорил об этом, девушка сверкнула глазами, точно разъяренная кошка.

– А ты думал, я способна заработать только этим?! – вспыхнула она, но тут же стихла, испугавшись, что оскорбит и потеряет клиента. Пресвелу пришлось долго ее улещивать, но в конце концов она рассказала ему, чем именно ей приходится заниматься в течение дня. Узнав, сколько она вынуждена работать, Пресвел похолодел. Она ведь еще так молода, так нежна и хрупка! Она казалась слабой и беззащитной, как первая фиалка, а на самом деле была крепче и искушенней его самого, взрослого мужчины почти в два раза ее старше.

Пресвел понимал, что, верно, спятил. В конце концов, посещения окраинных шлюх были для него делом обычным. Он приходил сюда много лет подряд, в редкие свои свободные вечера – потому что не мог встречаться с женщинами своего круга из-за ревности леди Серимы. Хотя в их отношениях никогда не было и намека на интимность, Пресвел знал свою хозяйку даже слишком хорошо. С годами он сделался незаменим для нее, усердно изучив все тонкости ее нелегкого нрава, и запросто предугадывал ее малейшие прихоти, а потому знал одну из самых ее важных прихотей: быть единственной женщиной в его жизни. Пресвел должен был целиком и полностью посвятить себя леди Серимее, почти как если б был ее супругом или любовником. Ни за что на свете она не потерпела бы его связи с другой женщиной, и Пресвел опасался даже, что подобное известие пробудит в ней такой гнев, что он либо его новоявленная подруга вряд ли останутся в живых после такой стычки.

До недавних пор Пресвел считал, что все преимущества его положения вполне стоят этой маленькой жертвы. Если не считать одной досадной мелочи, Серима была идеальной хозяйкой для тактичного и работящего слуги. Конечно, Пресвел одевался просто и неброско, но его одежда была высшего качества и сшита лучшим портным в городе. Он привольно и роскошно жил в одном из самых изысканных особняков Тиаронда. Не считая отношений с женщинами, он мог добиться от Серимы чего угодно, и вдобавок убедить ее, что эта идея – ее собственная.

До недавних пор он считал, что такие блага стоят маленькой жертвы.

До недавних пор он хранил свои походы втайне и со всякой женщиной встречался лишь однажды, а к тому же каждый раз отправлялся на поиски в разные кварталы города. Эта девушка очаровала его с первой встречи. Пресвел виделся с ней уже дважды – и мечтал, как мальчишка, о новой встрече.

Пресвел повернул за угол – и увидел впереди освещенные окна трактира и разрисованную красками вывеску: охотника с луком и стрелами, хорошо видного в свете лампы, которая висела над дверью. Здесь они договорились встретиться, но вначале Пресвел не увидел знакомой фигурки – и сердце у него ушло в пятки. Быть может, она нашла клиента получше? Щедрого богача? Впервые в жизни Пресвел познал, что такое истинная, жгучая, неистовая ревность, и мысленно проклял коварство двуличной шлюхи. Он хотел уже повернуться и уйти, но тут она выступила из тени переулка за углом трактира – бледная, дрожащая от холода в вытертом и заплатанном плаще. Ее чудесные золотистые кудри, мягко мерцавшие в свете лампы, осыпал искрящийся снег. Пресвел вновь воспрял духом и теперь уже разозлился на себя самого – ведь он заставил бедную девочку ждать его в такую стужу!

Он бросился к ней, громко зовя ее по имени. Впервые в жизни Пресвел пожелал узнать имя женщины, с которой проводил ночь. Ее звали Рохалла – и ничего в мире Пресвел так не желал, как избавить ее от мерзостей нынешней жизни и подарить ей покой и уют, которых она никогда не знала.

К своему изумлению, Рохалла поняла, что рада видеть этого клиента, хотя мысль об этом и не доставила ей особой радости. Мужчины были для нее только средством зарабатывать на жизнь. Она не могла давать волю своим чувствам, не смела доверить себя заботам другого. Рохалла привыкла полагаться только на саму себя, а до того, как настала черная пора нескончаемых дождей, от ее стойкости зависело еще и благополучие всех ее родных. Отец ее, рудокоп, погиб во время обвала два года назад, мать, раздавленная горем, ненамного пережила его, оставив тринадцатилетнюю Рохаллу заботиться о пятерых младших братьях и сестрах. Самая младшая сестренка была еще грудной.

Помочь Рохалле было некому, и чтобы прокормить малышей, девушка трудилась до полного изнеможения. Каждый день она вставала до рассвета и работала в храмовой прачечной Священных Пределов, стирая белье и наряды жрецов и жриц. Позднее, когда ее руки еще были сморщены от горячей мыльной воды, она устало брела через весь город в «Грифон», солидный трактир у самых городских ворот, и там из прачки превращалась в кухонную служанку. Работа была нелегкая, зато весьма выгодная для маленьких подопечных Рохаллы. Аруза, старшая кухарка, обладала миролюбием разъяренного осиного роя, но за ее вспыльчивым нравом таилось золотое сердце, и она всегда заботилась о том, чтобы девушка набрала побольше объедков для своих голодных братиков и сестричек.

Закончив работу в «Грифоне», Рохалла возвращалась в тесный ветхий домишко, затерявшийся в лабиринте кривых улочек старейшей части города. Она кормила малышей, а когда все они благополучно укладывались в постель, надевала потрепанное шелковое платье – забытое в трактире каким-то рассеянным постояльцем – и выходила на темные улицы, дабы приступить к иной, тайной своей работе. До сих пор одна мысль о том, чтобы торговать своим телом, повергала девушку в ужас и отвращение, но ведь она обещала матери позаботиться о малышах… Стиснув зубы, она терпела и старалась думать о чем-нибудь другом, пока очередной пьяный клиент насыщал свою грубую похоть.

И вот теперь оказалось, что все это было напрасно. Подъем до зари, адский труд в прачечной, побои и ругань в трактирной кухне, зимние ночи, когда она дрожала от холода на темных улицах, смрадный запах мужского пота и пива, липкие руки и слюнявые рты грубых пьяниц… все ее жертвы были впустую. В считанные дни лихорадка унесла одного за другим всех ее сестричек и братиков.

Минувшей ночью Рохалле отчаянно не хотелось покидать последнюю, метавшуюся в жару сестренку – но она знала, что если не заработает хоть пару медяков, то не сумеет купить спасительное лекарство. Сегодня днем, покинув прачечную, девушка забежала к травнице и отдала весь скудный заработок ночи за какое-то новое безымянное снадобье. Беспокоясь за сестренку, она прямиком побежала домой – и обнаружила, что на пороге сидит Брида, старуха соседка, которая в отсутствие Рохаллы присматривала за малышами. По морщинистым щекам соседки текли слезы. Дерли умерла.

Все было напрасно. Рохалла любила малышей, поклялась беречь и защищать их. Ради них она трудилась до седьмого пота, продавала на улицах свое тело, сносила боль, презрение, унижения. Ради них она переступила через свою гордость, пожертвовала своей юностью и похоронила все надежды на счастливое и достойное будущее. И все напрасно. Они мертвы. Рохалла осталась одна.

Этой ночью она ушла из дому, как в тумане, онемев и оглохнув от горя, тупо повинуясь привычному уже расписанию. Старая Брида ужасалась тому, что Рохалла отправилась на улицы, когда в доме лежит, мертвая, ее сестренка, но девушка знала, что делает. Она видела, как дымятся на равнине за западной стеной города гигантские погребальные костры. На кладбищах уже не осталось места, и жители Тиаронда почти привыкли к вони горелого мяса – из-за сырости костры немилосердно чадили. Дерла не закончит свой земной путь в таком костре, покуда жива ее старшая сестра! Она ведь была такая маленькая, совсем крошка… Быть может, могильщик согласится отыскать для нее на кладбище совсем немного места – если его, конечно, попросить как следует. Этой ночью Рохалла отправилась к самому щедрому своему клиенту, чтобы заработать деньги на взятку. Но это, сказала она себе, в последний раз. Больше – никогда.

И тем не менее при виде этого таинственного богача Рохалла с изумлением ощутила безмерный покой и… радость. Опасные чувства для дешевой шлюшки! Девушка замерла в тени проулка, ошеломленная таким открытием. Не будь дурой, жестко сказала она себе. Потерпи сегодняшнюю ночь – а дальше этому конец. И – испугалась, почувствовав что-то вроде сожаления. В отличие от других мужчин – неотесанных, вонючих, грубых и почти всегда пьяных – этот человек неизменно был с ней нежен и добр, обращался с ней вежливо и достойно, как с человеком, а не как с безымянным телом для грубых услад.

Смущенная этими мыслями, Рохалла наконец строго одернула себя. Этот человек для нее – ничто. И все мужчины – ничто. Средство заработать – и все тут. И кстати, если она сегодня ночью собирается хоть что-то заработать, нужно не торчать в темноте, как дурочка, а бежать бегом к клиенту. Еще минута – и он, устав от ожидания, повернется и уйдет. Рохалла нацепила на лицо привычную, зазывно-дерзкую улыбку. Уверенная, что теперь-то сумеет держать себя в руках, она вышла из проулка – и миг спустя с ужасом осознала, что рыдает навзрыд, припав к груди своего клиента.

Глава 19. ЗАГЛЯДЫВАЯ В ОКНА

Тиаронд изменился. За свою долгую жизнь Тиришри бывала здесь не раз и потому, едва пролетев над высоким хребтом горы, сразу увидала эти перемены к худшему. В прежние времена в городе даже после темноты кипела жизнь, но сейчас на пустынных улицах царила тишина, порожденная не ночью и не глубоким снегом. Острое зрение феи тотчас различило, что золотистый отлив местного камня, из которого были сложены все дома в городе, от избыточной сырости обрел болезненную тусклую желтизну, отчего в эту бурную ночь город выглядел особенно мрачно и уныло. Все в нем источало мрачную ауру гниения и распада, болезни, уныния и отчаяния.

Фея воздуха была глубоко встревожена. И впрямь в последнее время непогода разыгралась не на шутку, но суровый климат высокогорья, как видно, лишь усугубил для Тиаронда эти трудности. И если дела обстоят так худо в Каллисиоре, что творится в иных краях, где и повседневный-то климат куда как суров? Что сталось с обитателями этих мест? Как всегда, когда Шри одолевали эти невеселые мысли, она вспоминала Гендиваль и Кергорна – напарника, которого ей так недоставало. Тиришри надеялась, что он не слишком тоскует без нее и достойно управляется со своими бесчисленными делами.

Священные Пределы, сердце Тиаронда, располагались высоко на склоне горы, куда сходилась паутина почти отвесно ползущих наверх улочек и улиц. Сменяя дальнее зрение на ближнее и прибавив к нему тепловидение, которое позволяло различить незримые следы обитателей города, Тиришри пристально вгляделась в лабиринт ночных улиц. Насколько она могла разобрать, там не было ни малейшего движения. Жители Тиаронда, подумала фея воздуха, чересчур оголодали и пали духом под бременем невзгод, чтобы по ночам выходить из дому. Что ж, она поспешит к Священным Пределам и поглядит, что творится там. Быть может, ей удастся отыскать след жены и дочери Тормона. В нескольких словах сообщив Элиону о своих намерениях, Шри нырнула в водоворот горячего воздуха, порожденный множеством дымящих труб, и вместе с ним легко взмыла над скопищем темных крыш.

Когда она поднялась выше над широким, уступами ниспадавшим вниз склоном горы, весь Тиаронд предстал перед ней как на ладони. По форме он напоминал гигантский наконечник стрелы, вонзившийся в бок горы и сжатый с двух сторон гигантскими отрогами, которые от вершины горы спускались на плато, постепенно расширяясь. Нижняя часть города, где располагались беднейшие кварталы, растеклась по самому плато, и там город ограждала огромная стена, протянувшаяся между отрогами. Двое ворот, южные и восточные, располагались поблизости от речных переправ. Над западной рекой выгнулся во всем своем великолепии арочный мост, восточную пересекал канат парома.

В нижней части города дома были совсем старые, так тесно сбившиеся на узких улочках, словно их строители задались целью втиснуть как можно больше зданий в сужающийся зазор между двумя отрогами. Повсюду, где возможно, к потрескавшемуся камню старых домов были пристроены веранды, балкончики, сложенные из бревен верхние этажи – словом, все, что увеличивало столь ценное в этом городе место для жилья. Кое-где эти пристройки торчали над улицей под самыми диковинными углами, отчего весь город походил на гигантскую крольчатню.

А перенаселенность, должно быть, чудовищная, подумала Тиришри, вдохнув – вернее, попробовав на вкус отвратительную вонь, которую разносил ветер. Конечно, у каждой расы – свой обычай, но все же она никогда не поймет, как это люди могут так жить. Неудивительно, что, по словам Тормона, в городе так много больных. И тут же фея отметила, что кто-то в Тиаронде, как видно, тоже не одобрял скученности: в нескольких кварталах посреди месива тесно сбитых развалюх зияли пустыри – там, где были снесены старые дома. Тут и там на пустырях возводились новые здания, более просторные и чистые.

Куда же, однако, девались прежние обитатели развалюх? Городские стены долго не удержат такую прорву бездомных. Скоро они наверняка выплеснутся на равнину, настроят себе множество жалких хибар, настолько непригодных для жилья, что многие люди попросту умрут. Что поделать: если с перенаселенностью борются, снося старые дома, нужно же их обитателям куда-то деваться…

– О глупцы! – воскликнула про себя фея воздуха. – Неужели они никогда не поймут, как опасно такое вот бездумное размножение ?

У нее даже мелькнула еретическая мыслишка: быть может, нынешние климатические неурядицы всего лишь попытка самой планеты подсократить количество избыточного населения, и тогда в этих самых неурядицах нет ничего плохого…

Что ж, по крайней мере верхняя часть города отвлекла Тиришри от этих неприятных размышлений. Высокие, просторные, нарядные дома, широкие улицы и ухоженные, приятные глазу парки – все это, как ни глянь, выгодно отличалось от грязи и скученности Нижнего Города. Немногочисленные обитатели этих кварталов жили в чистоте, роскоши и сытости.

Ох уж эти люди, подумала Шри. Никогда мне их не понять! Отчего им для нормальной жизни необходимо такое вопиющее неравенство? Неудивительно, что они такой воинственный народ!

И вот наконец фея воздуха оказалась над сердцем города, где сливались два гигантских горных отрога и золотистые скалы укрывали и хранили Священные Пределы. Тиришри увидела черный зев туннеля, пронизавшего скалы, и с презрением подумала об этом крысином ходе, пригодном лишь для людей.

Подхватив ветер, она взмыла выше и, точно искорка фейерверка, взлетела в восходящем потоке воздуха, который, крутясь, подымался над громадой скал. С вершины скалы фея воздуха увидела зрелище, доступное лишь очень немногим людям. Перед ней, как на ладони, лежали две стороны Тиаронда – священная и мирская.

Скала была высотой в сотню ярдов, а то и поболее, и склон ее полого ниспадал к ущелью, в котором располагались Священные Пределы. Вершина скалы была источена дождем и ветром, и эти глубокие отметины походили на таинственные руны. С этой высоты Шри видела ущелье тем, чем оно было многие тысячелетия назад, – огромным и глубоким озером, вправленным в склон горы, точно драгоценный бриллиант.

Мысленному взору феи воздуха открывалось покойное мерцание вод, лениво омывавших подножие этой самой скалы, широкие впадины с другой стороны ущелья, над Храмом Мириаля, бывшие когда-то заливами и бухтами. Шри воображала себе сумрачное, устланное водорослями дно озера в сотню саженей глубиной там, где теперь высилась на утесе громада Цитадели Мечей Божьих, прежде явно бывшая островом, где располагались скрипторий и библиотека, Дом Исцеления и прочие, более мирские здания Священного Города. Ледяной страх всколыхнулся в Шри, когда она взглянула на черный зловещий зев входа в туннель – искусственно расширенную когда-то расселину в горе – и представила себе тот давний день, когда содрогание земли породило эту расселину и в нее хлынули, стекая по склону горы, накопленные веками воды озера.

С холодком внезапного прозрения Тиришри осознала, что это ущелье, надежно огражденное скалами, и поныне копит в себе нечто – но на сей раз не чистую озерную воду, а человеческие страсти. В горной чаше Священных Пределов кипели застарелое соперничество и неутоленные обиды, закаленные завистью и алчностью, горечью и гневом. С ужасающей ясностью Шри поняла, что явление драконьего провидца оказалось таким же катастрофическим событием, как давнее землетрясение, выпустившее на волю воды озера, и скоро – очень скоро —.кипящая лава недобрых чувств обрушится, хлынет на беззащитный город.

Описывая круги, фея опустилась ко Внутреннему Святилищу и низко пролетела над входом в Цитадель. Она так надеялась, что сумеет помочь несчастному Тормону. Поскольку чародейка спасла ему жизнь, теперь она чувствовала себя ответственной за него. Люди так уязвимы – и физически, и духовно. Шри взглянула на зловещую громаду Цитадели. Торговец никогда не сможет проникнуть туда, чтобы отыскать свою жену и дочь. А я проникну, размышляла фея, и узнаю то, что нужно Тормону, и передам ему все через Элиона. Если каким-то чудом его жена и дочь еще живы, быть может, мы придумаем, как их спасти.

Приняв решение, Шри проскользнула в сумрачный портал Цитадели, пересекла внутренний двор и наконец оказалась в самой крепости. Передвигаться внутри оказалось трудней обычного. Воздух в крепости был сырой, затхлый, неподвижный, словно его столетиями так и держали взаперти в этой каменной темнице. Казалось, сами стены источают эхо древнего предательства, убийств, насилия – словно на замшелом камне проступала кровь невинных жертв. Вот и еще одна темная сторона человеческого нрава, подумала Шри, с содроганием ощущая миазмы давних и недавних злодейств. Как только, люди могут так жить? Она едва удержалась от искушения закрутить смерчем застарелый, затхлый воздух Цитадели и погнать этот смерч перед собой по извилистым коридорам, чтобы раз и навсегда вымести отсюда зло.

По счастью, ей довольно скоро удалось отыскать тепловой след женщины. Все, что нужно было знать Шри о жене торговца, она позаимствовала прямиком из его воспоминаний. Призрачный след Канеллы был еще ощутим довольно ясно… и резко обрывался в комнате, где бедная женщина встретила свою смерть. Сознание Тиришри омрачилось печалью. Хотя такой исход был самым вероятным, она искренне огорчилась оттого, что придется подтвердить наихудшие страхи Тормона. Да, но что же случилось с его дочкой? А, это уже интересно… Судя по всему, малышка сбежала-таки из этой комнаты! Вдохновленная надеждой, Шри помчалась на поиски девочки.

Она обшарила Цитадель сверху донизу, обследовала учебные комнаты и кабинеты, бесчисленные казармы с неизменными койками и шкафчиками, облетела просторную и безлюдную гимнастическую залу с ее канатами, настенными лестницами и обнесенной веревками, посыпанной песком площадкой для фехтования. В своих поисках она обнаружила по меньшей мере две трапезные – одна значительно неприглядней другой – и нечто вроде залы отдыха, где рядовые гвардейцы попивали жидкий эль и тешились игрой в карты, кости и рулетку – развлечения, к которым больше всего склонны люди. О девочке нигде не было ни слуху ни духу.

Как могло случиться, что Тиришри совершенно сбилась со следа? Что же такое стряслось с бедной малюткой? Озадаченная и не на шутку обеспокоенная, она покинула крепость и уже почти без надежды на успех принялась обшаривать внутренний двор, окруженный высокими крепкими стенами. В углу двора стоял высокий, ярко раскрашенный фургон, который Шри распознала по воспоминаниям Тормона, и – как раз рядом с фургоном след появился снова. Фея тотчас воспрянула духом. Ясно было, что некто все же обнаружил укрытие девчушки, однако смертных завихрений воздуха, всегда возникающих на месте убийства, здесь не было. Вместо этого след девочки слился с другим следом. Да это же нелепо, возмутилась Шри. Что же здесь все-таки произошло? Она вгляделась пристальнее – так и есть, сюда приходил взрослый человек и ушел вместе с девочкой. Сосредоточившись, чтобы не сбиться с нужного следа в бестолковой путанице чужих, фея пересекла двор, покинула Цитадель и помчалась над Священными Пределами.

Двойной след привел ее к дому в квартале ремесленников, с виду ничем не отличавшемуся от других. Шри облетела строение в поисках хотя бы щелки, чтобы проскользнуть внутрь, однако из-за бури все окна и двери были крепко заперты. Фея решила, что проще всего в таком случае использовать дымовую трубу, и, сражаясь с восходящим потоком горячего воздуха, который шел от огня, пробралась в черное жерло дымохода. Наконец она очутилась в уютной комнате, озаренной светом лампы и жарким пламенем, пляшущим в очаге. Перед очагом лежал яркий разноцветный коврик. В кресле у огня сидел мужчина и вырезал из дерева корову – маленькую, но совсем как настоящую. Женщина, стоявшая у окна, глядела в щель между занавесками.

С появлением Шри в комнату выпорхнуло облачко дыма, а из дымохода осыпалась в очаг пригоршня золы. Мужчина негромко ругнулся, встал и смел жирную черную золу с камней очага.

– Сквозняк, наверное, – сказал он. – Вот что значит жить на горе.

Не получив ответа, он подошел к женщине и обнял ее за плечи.

– Не волнуйся, любовь моя. Они наверняка нашли где-нибудь укрытие. Никакая снежная буря не прикончит Заваля и Блейда.

– Да, но что, если их засыпало снегом и они не смогут выбраться? Что будет завтра вечером, если мы не совершим жертвоприношение?

Женщина обернулась, и Шри с изумлением узнала суффрагана Гиларру. С тех пор как фея видела ее, прошло немало лет, но женщина почти не изменилась – разве что в волосах появились седые пряди да на лице прибавилось морщинок.

– Вот завтра и будем об этом беспокоиться – но они объявятся, вот увидишь. – Мужчина (как полагала Шри, муж Гиларры) говорил ласково, успокаивающе. – Любовь моя, тебе вовсе незачем так изводиться. Пойди-ка присядь у огня, а я приготовлю тебе чаю.

– Ладно, Беврон. Постараюсь успокоиться.

Гиларра позволила мужу подвести ее к креслу, из которого он только что встал, и с наслаждением опустилась на мягкие подушки… но тут же с воплем вскочила:

– Ой! Мириаль милосердный, что это за…

Она пошарила рукой на сиденье и расхохоталась от души. В руке у нее была вырезанная наполовину деревянная корова. Гиларра вручила ее мужу:

– Кажется, это твое.

– Извини, – смущенно пробормотал Беврон.

На сей раз Гиларра внимательно обследовала подушки и лишь затем села.

– Это все рога виноваты, – ворчливо заметила она. – Надеюсь только, что нашему сыну по душе придется это маленькое чудовище. – Гиларра подняла взгляд на мужа. – Может быть, когда закончишь вырезать эту корову, смастеришь какие-нибудь игрушки для маленькой Аннас? Бедное дитя нуждается сейчас в любом утешении.

Беврон пожал плечами:

– Смастерю, конечно, но что скажет на это леди Серима? Наверняка ведь богатейшая женщина Каллисиоры может купить ребенку игрушки и получше.

Гиларра вздохнула:

– Ох, не знаю… Я могу только надеяться, что поступила правильно, оставив Аннас в ее доме. Мне казалось, что это самое безопасное место, – Серима с ее богатством и влиянием сумеет защитить Аннас… но ведь она такая холодная и бессердечная! Боюсь, что малышке будет с ней не слишком весело…

Дальше Тиришри слушать не стала. Нырнув обратно в дымоход, она с облаком искр и сажи вылетела из трубы и помчалась прочь из Пределов, на поиски самого великолепного особняка во всем городе.

Дом леди Серимы стоял на углу большой площади, у дальнего конца туннеля. Шри с трудом могла припомнить эту женщину – тогда еще хмурую кислолицую девочку, которая вечно пряталась за широкую спину отца. Ну да к чему ей Серима, если она ищет девочку! Фея облетела верхний этаж дома, вглядываясь в щели между ставнями. В спальне такой малышки наверняка оставили на ночь горящую лампу…

Заглянув в четвертое по счету окно, Шри наконец нашла предмет своих поисков – в горе мягких подушек утопала черноволосая лохматая головка. Засов на ставне слегка отошел, и створка тихонько брякнула, когда фея проскользнула в комнату, чтобы присмотреться к девочке. Аннас шевельнулась во сне и повернулась на бок. Что же, дышит она ровно и, насколько могла судить Шри, цела и невредима. Поскорей бы доставить эту новость Тормону! То-то он обрадуется! Ставня брякнула вновь, когда фея воздуха вынырнула из спальни и взмыла в сумрачное небо. Пролетая над городом, она решила возвращаться назад вдоль перевала. В такую непогоду вряд ли кто сунется на гору, но все же проверить не мешает. Мчась вперед, Тиришри решила, что сообщит Элиону свою добрую весть, лишь когда вернется в пещеру. Она от души сожалела, что не может сама рассказать обо всем Тормону, но с этим справится за нее Элион, а она зато сможет вдоволь налюбоваться лицом торговца, когда он услышит новости!

– Святая задница! – пробормотала Тулак. – Это еще что такое? Убивают его там, что ли?

Вельдан была сыта по горло бездействием. Она долго боролась с губительным любопытством чародеев – и наконец оно победило.

– Я не знаю, – отозвалась она, – но, по-моему, пора узнать!

Безумец, который бесновался в соседней комнате, был рядом, когда откапывали дракона. Вдруг между этим и его безумием кроется какая-то связь? Так или иначе, а она должна это выяснить. Этон мертв – наверняка мертв, – и все же Вельдан хотела поговорить с человеком, который видел его последним. Увернувшись от Тулак, которая хотела ее удержать, девушка бесшумно выскользнула из постели.

– Приоткрой дверь и посматривай, не идет ли кто. Если что, предупреди меня. – Последние слова Вельдан договаривала уже на полпути к окну.

– Да вернись же, кретинка! Ведь жизнью рискуешь – и чего ради? Делишки этой вонючей знати нас не касаются! Если Блейд и впрямь убивает Заваля – кому до этого дело?

– Мне. Происходит что-то странное – и я намерена выяснить, что именно.

Вельдан лихо перемахнула через подоконник – и едва не вскрикнула, по пояс угодив в сугроб. Ну да, раздраженно одернула она себя, все верно – адский холод. А ты чего ожидала? Держась вплотную к стене – где снег, увы, был глубже всего, зато и ее заметить затруднительно, – Вельдан брела вперед и крепко стискивала зубы, чтобы не выбить ими барабанную дробь. Наконец она подобралась к соседнему окну. Засов на ставне сломан – это Вельдан знала даже очень хорошо, потому что вот уже два с лишним часа только и слушала, лежа в постели, надоедливое хлопанье створки на ветру. Распахнув окно, она подтянулась на руках и не без труда – уж очень ныло сломанное ребро – перевалилась через подоконник. Осторожно пошарив ногой в темноте, она обнаружила, что у самого окна стоит точно такой же сундук, как у нее в комнате. Вельдан поставила на него ноги и бесшумно, словно кошка, соскользнула в комнату.

Стоя у окна, она могла различить лишь тонкую полоску света, очертившую дверь, да скорченную в три погибели фигуру на кровати. Поскольку безумец никак не отозвался на ее присутствие, девушка заключила, что он лежит к ней спиной и за пронзительным воем ветра не расслышал, как она забралась в комнату. Бесшумно ступая, она подошла к лежащему, крепко взяла его за плечо и одновременно зажала ладонью рот.

– Тихо! – свистящим шепотом предостерегла она.

Облегчение, радость, безумный восторг – буря чувств охватила Этона, когда он узнал голос Вельдан. Он было совсем уже приуныл, но теперь воспрял духом. Чудесно спасшаяся Вельдан принесла с собой надежду на то, что еще не все потеряно. Он хотел повернуться, поглядеть на нее – и в этот миг осознал, что человеческое тело пытается оттолкнуть его руку, лягаясь и извиваясь, насколько позволяли путы.

– Прекрати, болван! – прошипела Вельдан. – Поранишь себя! Уймись и дай мне помочь тебе!

– Это я, Этан — хотел крикнуть провидец. – Я заточен в этом теле!

Хотел – и не мог. С новым ужасом дракон осознал, насколько он теперь беспомощен. Ему выпал, быть может, единственный шанс рассказать Вельдан, что произошло, но он не может ни мысленно связаться с чародейкой, ни заговорить с ней вслух. Человек, в которого он переместился, все еще сохранял власть над своим телом, движениями и речью, но даже если б Этон сумел оттеснить его – он имел самое смутное понятие о речевом аппарате людей. Выдыхается воздух, что-то там вибрирует – это ему было известно, но как это достигается, как возникают и складываются слова, Этон не знал.

Для этого ему необходима помощь человека.

Вопреки ужасному риску взаимопроникновения они вынуждены будут сотрудничать.

Когда чья-то рука зажала Завалю рот, иерарха объял нестерпимый ужас, усиленный всеми немыслимыми странностями, которые Завалю уже довелось пережить, а вдобавок и тем, что он не привык подвергаться опасности. Будучи иерархом, он вот уже двадцать лет мог не страшиться подобной угрозы – с тех самых пор, как, никем не оплаканный, расстался с жизнью Малахт, его тиран-воспитатель. Теперь же боль, страх и беспомощность воскресили в памяти Заваля воспоминания детства. Ему казалось, что над ним склонился в темноте Малахт и узкая сильная ладонь, зажавшая ему рот, преобразилась в сухую морщинистую руку старого жреца. Спасения нет. Спасения никогда и не было. Обезумев, Заваль бился и извивался в путах. Если бы ему так крепко не зажали рот, он бы завопил во все горло.