Текст книги "Неправильно для меня (ЛП)"
Автор книги: Меган Брэнди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Неправильно для меня
Пролог
Алек
Десять лет
Моя мама сказала мне, что новая девочка скоро переедет по соседству, и вот она. Я думал, что она будет большой, как я, но это не так. Она маленькая, с грязными коленями, растрепанными волосами и разномастными носками.
Я не знаю ни одной девочки, которая пачкается, не жалуясь на это, но, похоже, ее это нисколько не беспокоит. Я точно могу это сказать, потому что она не перестает улыбаться про себя, даже несмотря на то, что она испортила то, что пытается нарисовать уже три раза. Каждые несколько минут она садится на пятки и смотрит на кривые квадраты, в одной руке ярко-розовый мел, в другой леденцы «Push Pop», а затем начинает все сначала, переходя на новое место на подъездной дорожке.
Она наклоняется, готовясь повторить попытку, и на этот раз я не вижу ее за кустами, поэтому я решаю подойти. Как только я ступаю на цемент, ее голос поражает меня, и мои ноги перестают двигаться. Девочка тихо поет себе под нос. Я никогда не слышал эту песню, но она мне нравится. Её голос – это красивое, мягкое звучание. Звук, от которого мне хочется откинуться на траву и закрыть глаза.
Однажды я услышал, как моя мама назвала леди, танцующую по телевизору, грациозной. Я думаю, что эта девочка такая и есть, грациозная. Я подхожу ближе, и мои ладони начинают потеть. Она снова откидывается назад, смотрит на все квадраты, обращая внимание на каждый, который более кривой, чем предыдущий.
Я хочу исправить их для нее.
Тем не менее, она не расстраивается, а двигается, пробуя снова, все еще напевая милую песенку.
– Привет, – говорю я громко, заставляя ее подпрыгнуть, и она быстро оглядывается через плечо, красная конфета оставляет липкую полосу на ее щеке, когда она это делает.
– Привет! – Хихикает она, вскакивая, а я почему-то стою с замиранием и смотрю на неё.
У неё большие, голубые глаза, как океан, ее улыбка такая же яркая и широкая. Когда она заправляет свои спутанные волосы за ухо, я отвожу взгляд.
– Почему вы въехали сюда посреди ночи? – Спрашиваю я, глядя за ее спину на все пустые коробки на подъездной дорожке.
– Мой папа говорит, что лучшее время, когда темно… – шепчет она, стараясь, чтобы ее тихий голос звучал устрашающе. – Когда никто не может видеть наши тени.
Когда я улыбаюсь, она снова смеется, наклоняя голову глядя на меня. Мое тело начинает нагреваться, возможно, смущаясь, поэтому я опускаю глаза на рисунок, наконец-то видя, что она так старалась сделать:
– Классики?
– Ага. Хочешь поиграть? – Взволнованно спрашивает она, и я снова смотрю на неё.
Она такая … Я не знаю, какая, но мне это нравится. Она начинает жевать губу, и я вспоминаю, что она задала вопрос. И я действительно хочу:
– Да, я хочу поиграть с тобой.
Она улыбается, слегка подпрыгивая, как будто она счастлива, что есть с кем поиграть, как будто она счастлива, что есть я, с кем поиграть. Я наклоняюсь, занимая ее место на земле, и поднимаю синий мел, готовый нарисовать ей лучшую игру в классики, которую она когда-либо видела. Но я черчу только первую линию, когда позади меня раздаются шаги. Я зажмуриваюсь, желая, чтобы он ушел. Я просто хочу еще немного поговорить с ней наедине.
– Эй, что ты делаешь?
Она снова подпрыгивает, и я усмехаюсь, когда она не улыбается ему так же, как улыбалась мне всего несколько минут назад.
– Мы играем в игру, – говорю я ему.
– Ты играешь с ней?
Я хмуро смотрю на него:
– Да, играю.
– Ты никогда не хочешь играть ни с кем из нас.
Он говорит обо всех других детях на нашей улице.
– Ну, теперь я хочу поиграть с ней.
Девочка улыбается, глядя себе под ноги, и я становлюсь немного выше.
– Неважно. – Он пожимает плечами, переводя взгляд с земли на девочку. – Я Роуэн. Как тебя зовут?
Она у краткой посмотрела на меня, как будто хочет представиться мне первой, но снова переводит взгляд на него.
– Оукли.
Мне нравится её имя.
– Сколько тебе лет?
– Восемь.
Нет.
– Потрясающе! Ты будешь в моем классе! – Он улыбается.
И на этот раз она улыбается в ответ.
Я разочарованно смотрю, как он хватает ее за руку и начинает тянуть за собой.
– Пойдем, мои друзья – они тоже будут в твоем классе – играют в пятнашки вон там!
Она смотрит туда, куда он указывает. Сначала Оукли колеблется, ее ноги не двигаются, но с дополнительным рывком он тянет её за собой. Она оглядывается один раз, ее большие голубые глаза теперь плотно прищурены, но затем она убегает с ним, ее рука в руке Роуэна. Я заставляю себя не смотреть на них снова, когда меня охватывает разочарование, которого я никогда не знал и не могу это объяснить.
Сначала она была моим другом.
Двенадцать лет
Она упадет, я это знаю.
Почему она всегда должна заниматься мужскими делами?
Вздохнув, я придвигаюсь ближе, держась достаточно далеко, чтобы не выглядело, будто я слежу за ней, но достаточно близко, на случай, если она, черт возьми, навредит себе. Снова.
На прошлой неделе она подвернула лодыжку, пытаясь спрыгнуть с качелей, а теперь думает, что сможет перелезть через металлический забор… в шлепанцах. Конечно же, она добирается до вершины, и ее сандалия соскальзывает, поэтому я выскакиваю из-под дерева и ловлю ее, прежде чем она окончательно упадет. Она визжит и дергает головой назад, чтобы посмотреть, кто ее поймал, ее глаза расширяются, когда она находит меня.
Я не знаю, почему она притворяется, что не знала, ведь это всегда я.
Когда я опускаю ее на землю, она облокачивается на металл, чтобы убедиться, что крепко стоит на ногах. Затем она падает на траву, ее глаза встречаются со мной, и я свирепо смотрю на неё:
– Почему ты всегда делаешь глупости?
Она упирает руки в бока, как мальчишка.
– Ничего не глупости. Роуэн поспорил, что я не смогу взобраться на него, поэтому я показала ему, что могу.
– Ну, ты этого не сделала, не так ли? Ты чуть не упала. И где Роуэн в таком случае? Я не вижу, чтобы он наблюдал.
Она наклоняет голову и пожимает плечами.
– Стейси и Брэндон начали играть в мультяшные пятнашки, думаю, он с ними.
– Итак, ты пыталась покрасоваться перед мальчиком, которому все равно, и пострадала, делая это. Когда ты перестанешь пытаться понравиться ему?
– Он мой друг, я ему нравлюсь!
– Да, но ты хочешь, чтобы он был твоим парнем, а он нет.
– Нет, точнее не знаю! И я не пострадала.
Когда я указываю на ее ногу, она смотрит вниз, нахмурившись, затем ахает. Она пытается убежать, но морщится и поднимает колено. Кровь капает из пореза на пальцы ноги, из-за чего трудно разглядеть цвет лака на ее ногтях. Ее брови в панике подпрыгивают, и она смотрит на меня, в ее глазах застыли крупные слезы.
Я сразу же начинаю беспокоиться, мне не нравится, когда она плачет. Я делаю шаг вперед, кладу руку ей на щеку, чтобы она не смотрела вниз.
– Перестань.
– Я не могу, что, если…
– Я сказал, остановись. Ты в порядке.
– Просто уходи, – она шмыгает носом, и по какой-то причине у меня начинает болеть грудь.
– Нет, я нужен тебе. Давай пойдем к фонтанчику с водой и смоем ее.
– Но это может быть больно.
Я качаю головой, убирая ее волосы за плечи, и ее глаза бегают по моим.
– Это не больно, я буду осторожен.
– Обещаешь? – Шепчет она, и внезапно все, чего я хочу, это заставить ее чувствовать себя лучше.
– Да. – Сглатываю я. – Я обещаю.
Она секунду колеблется, потом кивает. Когда ее рука скользит мне за спину, чтобы обхватить за талию, мой живот сжимается, как перед катанием на американских горках, и я замираю, глядя на нее сверху вниз. Я ненавижу то, что она всегда заставляет меня чувствовать себя странно. Например, я всегда знаю, когда она рядом, как будто у меня есть шестое чувство или что-то в этом роде. Я подумал, что, может быть, это девчачьи штучки, но это случается только с ней.
Ее щеки розовеют, и она собирается отстраниться, но я быстро хватаю ее за руку, чтобы удержать на месте. Вместе мы подходим к столам для пикника. Как только я сажаю ее на скамейку, я складываю руки чашей и наполняю их водой, а затем медленно выливаю ее на ее рану.
Она отдергивает колено назад, но когда понимает, что это не больно, она снова вытягивает его, опираясь своими розовыми пальцами прямо на меня. Я промываю его еще раз, затем хватаюсь за ее ногу, чтобы получше рассмотреть, замечая, что порез довольно маленький, поднимаю глаза, готовый сказать ей, что с ней все в порядке, но ничего не могу сказать, когда замечаю, что Оукли смотрит на меня, а не на свою ногу.
Она часто так делает, наблюдает за мной, когда думает, что я не смотрю. Но я вижу ее, хотя и притворяюсь, что не вижу. Мне это нравится. Это заставляет меня хотеть бегать быстрее или бросать дальше, когда я играю в футбол со своими друзьями.
– Почему ты так добр ко мне сегодня? Вчера ты назвал меня избалованной и сказал, что терпеть меня не можешь.
Вчера ты гонялась за Роуэном по полю.
– Наверное, захотелось быть милым.
Уголок ее рта немного приподнимается.
– Я хочу, чтобы ты был милым каждый день, мне нравится, когда ты разговариваешь со мной.
Мое сердце начинает сильно биться в груди, и я беспокоюсь, что она увидит это сквозь мою футболку.
– Ты…
– Что ты наделал, Алек?! – Раздается позади меня, и Оукли отдергивает ногу.
Я поднимаю взгляд, обнаруживая, что она кусает губу, больше не глядя на меня. Я медленно встаю, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Роуэна, когда он подбегает. Он падает рядом с ней, поднимая ногу, чтобы осмотреть ее.
– Я порезала колено на заборе, Алек помогает его промыть…
Роуэн поднимает на меня взгляд, затем закрывает ее от меня. Он помогает ей подняться, и ее рука обвивается вокруг него, так же, как это было со мной всего несколько минут назад, и мои пальцы сжимаются в кулаки.
– Давай, Оукс. Я позабочусь о тебе.
– Позаботишься о ней? Где ты был, когда она упала? – Кричу я, и он свирепо смотрит на меня, закрывая ее.
– Заткнись, Алек! Иди, найди кого-нибудь другого, чтобы вести себя как придурок, и оставь нас в покое.
Они начинают уходить, и гнев переполняет меня, поэтому я кричу:
– Как будто мне не все равно. Помоги глупой девчонке, которая даже не может перелезть через забор. – Ее затуманенные глаза смотрят на меня через плечо, мне не приятно их видеть вместе, но по крайней мере, она смотрит на меня. – Ты должна перестать выпендриваться, чтобы мне больше не приходилось притворяться, что я хочу тебе помочь.
Я поворачиваюсь и ухожу, заставляя свои ноги продолжать двигаться, когда слышу ее плач позади меня.
Восемнадцать лет
Она хорошо выглядит. Действительно хорошо.
В начале лета я поехал в тренировочный лагерь по аджилити[1]1
Аджилити – соревнования, в которых человек, называемый проводником, направляет собаку через полосу препятствий.
[Закрыть], чтобы подготовиться к поступлению в пожарную академию отца Оукли, и все время, пока я там был, мне было интересно, что она делает и с кем, черт возьми, она это делает. О чем я не думал, так это о том, что вернусь домой и найду Оукли совершенно другого уровня.
У нее все та же улыбка и большие голубые глаза, но теперь они обрамлены более длинными ресницами и более высокими скулами. Улыбка? Она более насыщенная, с новым оттенком розового, немного темнее, и привлекает больше внимания, чем обычно. А ее тело? Это отвлекает, и не только меня.
Я хмурюсь, переводя взгляд с одного соседского мудака на другого, почти все глаза прикованы к ее бедрам и заднице, когда она бежит к Роуэну, протягивая кусок своего праздничного торта. Каждый чертов год, она приносит ему самый первый кусочек. Кто-то должен рассказать ей правило, когда дело доходит до праздничных тортов, первый разрез для именинницы, а не для тупицы, который, как она думает, ей нравится.
Сегодня у нее день рождения, и она пригласила всех соседей в общественный бассейн на вечеринку. Но не меня, я не был включен в список. Может быть, это потому, что она не знала, что я буду дома, может быть, это было сделано специально. В любом случае, у меня не было приглашения. Конечно, я все равно здесь. И хотя она не смотрит в мою сторону, она это знает. Она продолжает заправлять свои длинные светлые волосы за ухо, а когда смеется, откидывает голову назад немного дальше, чем необходимо. Она не борется за мое внимание, не то чтобы ей это было нужно. Она не знает, но она держала это под замком с тех пор, как мы были маленькими, она думает, что я пришел сюда, чтобы потерпеть крах, и она молча говорит мне, что она его тоже не потерпит.
Хорошо для нее.
Мне нравится, когда она стреляет в ответ, жаль, что это так чертовски редко. После того, как торт убран, все начинают сползать обратно в бассейн, поэтому я подхожу ближе к воде, готовый быть замеченным, но затем Оукли выпрыгивает, теперь мокрая, и направляется к зданию клуба, где есть плоты, игры для плавания и тому подобное.
Итак, я проскальзываю внутрь вслед за ней.
Когда она тянется за палками для ныряния, мой взгляд падает на ее плавки. Они крошечные, едва прикрывают половину ее задницы.
Это тоже очень здорово.
Я делаю шаг ближе, и ее рука дергается вниз, ее спина напрягается, а на лице появляется ухмылка.
Да, она знает, что я стою здесь.
Она ждет секунду, затем прочищает горло и оборачивается.
А затем она делает глубокий вдох.
Да, принцесса. Ты не единственная, кто вырос.
Я был мельче, когда уехал в июне. Теперь я целых шесть футов, и во мне на двадцать фунтов мышц тяжелее от силовых тренировок.
Я хорошо выгляжу, и она не может скрыть, что согласна с этим. Наконец, появляется тоска, и ее щеки пылают, но она быстро маскирует то, что я заставляю ее чувствовать, всегда так, и она выставляет свои округлившиеся бёдра.
– Ну, ну, посмотри, кто вернулся.
– Посмотрите, кто вырос.
Она облизывает губы и отводит взгляд, переминаясь с ноги на ногу.
– Ты пришел сюда, чтобы дразнить меня?
– Если бы я так и делал?
– Это нехорошо. – Ее глаза возвращаются к моим. – Сегодня мой день рождения. Думаешь, не сможешь подождать еще один день, чтобы не разрушить мой сегодня?
– Могу ли я сказать тебе, что ты чертовски хорошо выглядишь, чтобы "испортить" твой день, принцесса?
Ее язык проскальзывает между зубами, а глаза сужаются. Я делаю шаг ближе, и ее руки ударяются о полку позади нее:
– Или если бы я сказал, что мне нравится твой выбор купальников… хотя я предпочитаю чтобы ты носила его только для меня. – Я позволяю своим глазам пробежаться по ней. – Это испортило бы твой день?
Ее губы сжимаются, и она переводит взгляд с меня на выход. Я делаю еще один шаг ближе:
– Или может, если бы я пришел прямо сюда, всего через несколько минут после возвращения домой после того, как отсутствовал несколько недель, просто чтобы лично поздравить тебя с днем рождения? – Я поднимаю руку и кладу подарок на полку позади нее. – Это тоже испортило бы тебе день?
Ее глубокие вдохи становятся сильнее, тяжелые вздохи заставляют ее вновь обретенную грудь прижиматься к моей. Требуется всего секунда, чтобы ее соски проступили сквозь тонкую ткань, кончики бусин касались моей кожи с каждым ее вздохом. Мой член начинает твердеть. Если кто-то из нас приблизится, она это почувствует.
Она не готова к этому.
– Скажи мне… это всё испортит твой идеальный маленький день? – Когда моя правая рука осмеливается протянуться и опуститься на ее бедро, она ахает, ее глаза устремляются на меня.
Я вижу ее замешательство, чувствую ее настороженность.
В конце концов, это я, тот, кто разоблачил ее за то, что она набила лифчик на танцы в седьмом классе, когда я заметил, что все парни пялятся на ее грудь. Тот, кто задрал ей платье перед всем своим восьмым классом, когда она взяла за правило игнорировать меня. Тот, который предупредил всю футбольную команду первокурсников держаться от нее подальше, утверждая, что она очень похожа на липучку и немного сумасшедшая. Но за беспокойством и подозрительностью скрывается более глубокая реакция, которую она не может точно определить. То, к чему она отказывается стремиться, любопытство.
Она не понимает меня, почему я так к ней отношусь. Если бы она только знала, как мне тяжело смотреть, когда она плачет, хотя обычно именно я заставляю её это делать. Тот факт, что мои слова и действия ранят ее глубже, чем чьи-либо другие, должны заставить ее понять, но она отказывается снимать шторы. В любом случае, я знаю, что я вижу в ее детской грусти, и что глубоко спрятано под ее чувствами к тому, кто ее не заслуживает и никогда не захочет ее так, как я… это я.
Ее антигерой.
У нее перехватывает дыхание, когда я опускаю голову, приближая свои губы к ее губам.
– Что ты делаешь? – Шепчет она.
Я позволяю своим губам коснуться ее.
– Кто-нибудь когда-нибудь целовал твои губы?
– Я…
– Не лги, – выдыхаю ей в лицо. – Я уже знаю ответ.
– Как ты можешь знать?
– Я считаю своим делом знать все.
– Обо мне?
Я провожу своей щекой по ее щеке, пока наши глаза снова не встречаются.
– Да. – Моя рука скользит по ее ребрам, наслаждаясь тем, как она глубоко вдыхает при этом. Губы другого мудака не касались ее губ.
– Я буду твоим первым. – Я вхожу в её пространство, и эти губы приоткрываются, ее веки тяжелеют. – Это справедливо…
Я больше ничего не говорю, но пытаюсь успокоиться, когда мой рот впервые встречается с ее ртом, и, черт возьми, я был чертовски не готов к этому.
Мягкие, как шелк, с привкусом шоколадной глазури, ее губы прижимаются ко мне, также я чувствую, как она прижимается всем телом ко мне в ответ. Ее рот открывается на долю дюйма, чтобы почувствовать больше меня, и она крепче прижимает свои губы к моим.
Ее пальцы касаются моего живота, ее потребность прикоснуться ко мне слишком сильна и очевидна, чтобы она могла сопротивляться, и, черт возьми, я хочу, чтобы она провела руками по всему моему телу, но громкий визг снаружи заставляет ее отступить.
– О Боже мой! – Она закрывает лицо, и когда ее руки опускаются и желание исчезает, то, что я никогда не хочу видеть, сияет ясно, как день.
Сожаление. Отвращение.
Черт.
Она явно не готова понять, что это значит. В конце концов, она не сможет подавить это, она не сможет выбросить меня из головы. Это заставляет ее чувствовать себя неправильно из-за того, что она хочет меня, потому что она не готова отпустить его, так что я пока успокою ее. Я буду играть роль, в которой она так сильно хочет, чтобы я оставался.
– Ну, это было меньше, чем я ожидал, – вру я сквозь зубы, борясь с тем, чтобы не сбросить маску, когда ее глаза начинают слезиться.
– Почему ты это сделал? – Тихо говорит она, но ее гнев возрастает. – Я никогда не смогу вернуть этот момент, и теперь он принадлежит тому, кого я терпеть не могу.
Чертовски верно, это так.
– Мне все равно. Все, что я знаю, это то, что теперь ты не можешь дать это человеку, которому ты хотела это дать, не то, чтобы он этого хотел.
Ее челюсть отвисает и слёзы катятся.
– Ты сделал это, чтобы мой первый поцелуй не достался Роуэну?
– Это был не его выбор.
– Кто сказал?!
– Я… Я говорю, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. – Как я уже сказал, твой поцелуй мой. Не его. Теперь ты даже не его.
– Хватит притворяться, что ты что-то знаешь о моих отношениях с Роуэном!
Я толкаюсь в нее, и она задыхается.
– Перестань притворяться, что они у тебя есть!
– Я ненавижу тебя.
Острая боль пронзает самый центр моей груди, но я игнорирую ее и отступаю. И даже когда я это делаю, даже после того, как я украл то, что она берегла для кого-то другого, ее глаза говорят мне, что она лжет. Она не ненавидит меня, и она не может понять, почему, когда мы оба знаем, что она должна.
– Рад видеть, что за лето ничего не изменилось, Оукли. – Я открываю дверь, бросая “с днем рождения” через плечо на выходе.
Двадцать лет
Она танцует, ее бедра покачиваются опасно медленно и широко, и, мать твою, если бы мне не пришлось поправлять джинсы, чтобы не привлекать к себе внимания. Я отодвигаюсь глубже в тень и позволяю своим глазам исследовать каждый дюйм ее тела, тела, которое слишком подтянуто и крепко, чтобы не выделяться в этой толпе.
Ее джинсы слишком узкие, а рубашка облегающая, но она не чувствует необходимости делиться своей кожей со всеми этими придурками, чтобы чувствовать себя хорошо. Держу пари, она потратила максимум пятнадцать минут на подготовку. Тем не менее, она чертовски неприхотлива в уходе и носит больше одежды, чем каждая девушка в этом месте, она по-прежнему та, которую каждый ублюдок, кажется, замечает в первую очередь.
То, как ее длинные светлые волосы дразнят ее талию и падают на бок, когда она наклоняет голову, изгибаясь под музыку, как чертова лисица, заставляет мои пальцы гудеть от желания прикоснуться к тому, что не совсем мое, но, черт возьми, должно быть моим.
Дело в том, что она тоже не его.
Я был уверен, что Роуэн и она уже сделали это официально. Они закончили учебу на этой неделе, и все же он не забрал ее себе, чего, как она думает, она хочет. Большинство людей предполагают, что они тайная пара, основываясь на том, как они ведут себя друг с другом, но для меня этого было недостаточно. Я обращаю внимание на все, наблюдаю пристальным взглядом, и я могу гарантировать, черт возьми, не уверен, что его сдерживает, но он не сделал ни одного грёбаного шага.
А я собираюсь.
Я ждал достаточно долго, дал им двоим больше времени, чем когда-либо планировал, чтобы справиться с подростковыми нервами и гормонами, на случай, если именно это их останавливало, и все же из их дружбы ничего не вышло.
Роуэн знает, что я хотел ее с тех пор, как мы были просто кучкой детей, бегающих по соседству, но он никогда бы не допустил, чтобы она могла видеть, кто еще стоит прямо перед ней.
Я планирую открыть ей глаза.
Когда Хаванна, подруга Оукли, начинает тащить ее с танцпола, я иду вдоль стены, чтобы держать ее в поле зрения. Ей дают еще одну рюмку, и она опрокидывает её в себя, заставляя меня нахмуриться. Я чуть не сказал вышибале снаружи, что им всего восемнадцать, но когда я увидел, как он впустил их, даже не проверив документы, я понял, что это за место, не то, в котором она обычно бывала.
Когда Хаванна пытается тащить ее обратно на танцпол, Оукли качает головой, ее пальцы движутся к виску.
С неё хватит.
Я направляюсь прямо к ней. Как только мои ноги оказываются перед ней, она свирепо смотрит на меня.
– Какого черта ты здесь делаешь?!
– Забираю тебя домой.
Ее брови подпрыгивают вверх.
– Ты за меня не в ответе.
– Поехали.
– Нет! Мы пришли с Роуэном. Мне не нужно…
Я оказываюсь у нее перед носом, и она закрывает свой рот на замок.
– Роуэн и его приятели ушли час назад.
– Я… – она обрывает себя, облизывает губы и отводит взгляд.
– Не притворяйся такой удивленной, Оукли. Ты знаешь так же хорошо, как и я, ты никогда не была приоритетом номер один в его глазах.
– Это пиздец, – огрызается Хаванна, и я бросаю на нее свирепый взгляд, прежде чем снова посмотреть на Оукли.
Ее блестящие глаза возвращаются к моим, и я морщусь.
Черт.
– Я не ребенок, Алек. Я могу добраться домой самостоятельно.
– Вытаскивай свою задницу добровольно, или я вынесу тебя.
– Я уйду, когда буду готова, а не когда ты скажешь!
Я поднимаю бровь.
– Разве ты только что не сказала ей, что готова уйти?
Она хмурится.
– Ты наблюдал за мной все это время?
– За каждым движением.
У нее отвисает челюсть.
Когда я ухмыляюсь, ее щеки краснеют, но не от смущения. Она начинает злиться.
Люблю, когда это происходит.
– Давай, блядь, пойдем.
– Привет, привет! – Вступает Хаванна. – Как насчет…
– Молчать.
Глаза Оукли вспыхивают, и она делает шаг вперед, но спотыкается, о собственные чертовы ноги. Я ловлю ее, когда она падает на меня, и она посмеивается про себя, качая головой.
– Как скажешь, Алек. Ты всегда добиваешься своего таким способом, каким бы он не был.
Я держу ее за талию, когда ее мышцы начинают расслабляться, мой взгляд прикован к ней:
– Мы уходим. Сейчас.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – невнятно произносит она, наклоняя свое лицо ближе к моему. – Заставь меня.
Я хватаю Хавану за запястье, наклоняясь, чтобы перекинуть Оукли через плечо, и мы уходим. Она пытается зарычать, но это выходит как хриплый вздох:
– Это необходимо? Отпусти меня.
– Скажи это, по трезвому, и я сделаю это.
– Я могу… – она усмехается, плюхаясь мне на спину. – Не хочу.
– Правильно.
– Э-э… – Хаванна пытается вырвать свою руку из моей хватки. – Ты можешь отпустить меня, ты знаешь, я не против отправиться домой.
Я игнорирую ее, и обе девушки вздыхают.
Когда мы подходим к моему грузовику, я открываю дверь, чтобы Хаванна запрыгнула внутрь, и обхожу машину со стороны водителя, ставя Оукли между нами. Ее голова откидывается на спинку сиденья, и не проходит и двух минут, как ее глаза закрываются.
Хаванна смеется.
– Она пьяна.
Ни хрена себе.
Десять минут по дороге, и я останавливаюсь перед домом Хаванны. Она выскакивает, бросая "спасибо" через плечо, и я включаю передачу, проезжаю ещё один квартал, чтобы припарковаться перед домом Оукли. Она ссутулилась на своем сиденье, поэтому я не пытаюсь ее разбудить, а вместо этого беру ее на руки и несу внутрь. Ее отца нет в городе, знаю, что отъехал по делам, поэтому я достаю ключи из ее сумки и захожу, решив уложить ее на диван.
Когда я опускаю ее, ее веки открываются, и она смотрит на меня острым взглядом, но я знаю, что ее голова затуманена. Факт, который становится ясным, когда она протягивает руку, чтобы коснуться моих скул после того, как я накрываю ее пледом с кресла. Ее рука скользит по моей щетине, прежде чем скользнуть по подбородку и упасть на одеяло.
– Я принесу тебе воды, хорошо? – Говорю я, и она кивает.
Я быстро хватаю бутылку воды из холодильника и приношу ее ей, обнаруживая, что она немного приподнялась, положив голову на руки на спинке дивана. Она берет воду, и пока пьёт, не сводит с меня глаз:
– Теперь ты можешь идти, – невнятно произносит она.
– Я уйду, когда буду готов, – передразниваю я, кидая ей её же предыдущие слова, и она усмехается с легкой усмешкой на губах.
Она молчит несколько минут, изучая меня, вздыхает, ее моргание замедляется, когда алкоголь начинает побеждать.
– Ты злой мальчик.
Я ухмыляюсь:
– Я не мальчик.
– Нет… – ее глаза скользят по мне, прежде чем медленно вернуться к моему лицу. – Думаю, нет.
Я не отвожу взгляда, и она тоже.
– Однажды ты украл у меня поцелуй.
Я киваю.
– Я так и сделал.
– Почему я чувствую, что ты хочешь украсть другое?
– Потому что ты чувствуешь меня. Внутри.
Она не отрицает этого, но и также не уверена, что это правда.
– Ты собираешься… – шепчет она. – Украсть еще один?
– Нет.
– Нет?
– Нет. – Я откидываюсь на спинку стула. – Я подожду, пока ты мне отдашь всё добровольно.
Ее губы сжимаются, но ее смех все еще вырывается, заставляя меня улыбаться. Она качает головой:
– Ты сумасшедший.
– Ты сводишь меня с ума, принцесса.
Ее дыхание прерывистое, веки опускаются, и на этот раз это не сон. Я должен выбраться отсюда.
– Алек…
Я вскакиваю, прерывая ее.
– Иди спать, Оукли.
На ее лице вспыхивает боль, но она отличается от той, которую я обычно ожидаю от нее. Она чувствует себя уязвимой, чего я, блядь, никогда бы не сделал, но она пьяна. Она не вспомнит об этом завтра. Я хочу, чтобы она была трезвой, когда ее настигнет, понимание того, что она принадлежит мне.
Я сажусь на крыльцо, держу дверь открытой добрый час или больше, чтобы убедиться, что она не проснется от тошноты или боли в голове, затем запираю, когда собираюсь уходить, вижу, как Роуэн идет по ее лужайке. Его взгляд перемещается с меня на дом и обратно:
– Что ты здесь делаешь?
– Доставил ее домой в целости и сохранности после того, как ты оставил ее одну.
– Как ты узнал, что она была одна?
Я ничего не говорю, и он усмехается, качая головой.
– Держу пари, тебе это просто понравилось, да? Еще один шанс для мудака попытаться искупить свою вину.
– Послушай, я покончил с этим дерьмом, Роуэн.
Он устало смотрит на меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, у тебя был шанс. Я собираюсь сделать это прямо сейчас. – Его ноздри раздуваются, когда мой подбородок приподнимается. – Я иду за ней.
– Почему сейчас?
– Я хочу ее, Роуэн, и очевидно, что ты этого не хочешь. Я говорю тебе это, чтобы ты не был, застигнут врасплох, хотя я ни хрена не должен тебе объяснять. Ты знал, что я хотел ее с самого начала, и все же ты настойчиво был рядом с ней.
Он горько смеется, но я чувствую его неуверенность. Он чертовски хорошо знает, что в её глазах всегда есть что-то скрытое, когда я рядом с ней. Это было там с первого дня.
– Ты думаешь, это так просто? Что ты можешь просто обладать ею, потому что хочешь ее, конец истории? Потому что это не так.
Я подхожу к нему ближе, и он двигается навстречу.
– Может быть, я действительно хочу ее, просто еще не сказал этого. – Паника мелькает на его лице. – Если ты планируешь сделать шаг, тогда у меня не будет другого выбора, кроме как уступить нашей связи. Я хотел немного подождать, но если сейчас самое время, то пусть будет так.
Я сгибаю запястье, чтобы не надрать ему задницу. Я знаю, во что он играет.
– Ты имеешь в виду, что если я пойду к ней завтра и скажу, что хочу ее, ты сделаешь то же самое?
Он колеблется мгновение, но затем кивает:
– Я не потеряю ее из-за тебя.
– Ты эгоистичный ублюдок, и ты это знаешь.
– И ты знаешь, что козыря у меня Алек.
Ублюдок.
Я уверен, что она предназначена для меня, но я также знаю, что то, за что она держится, захватывает ее, и она заставит себя попробовать, даже если, в конце концов, это покажется неправильным. Я стискиваю зубы:
– Это твой последний гребаный шанс, Роуэн. Клянусь Богом, в следующий раз, когда у нас с тобой будет этот разговор, я не отступлю.
Я поворачиваюсь и ухожу, прежде чем он успевает ответить. Я соглашусь на предложенную мне работу, покажу ей, как важно это для меня, а когда вернусь, трахну всех, кто попытается встать у меня на пути.
Когда я увижу ее в следующий раз, она будет знать.








