Текст книги "Каныш Сатпаев"

Автор книги: Медеу Сарсекеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Тернии

Все началось с газетной статьи об идеологических ошибках, допущенных казахстанскими историками в изложении некоторых событий прошлого. Ничего особенного не случилось бы, если бы из справедливой критики были сделаны правильные выводы. Публикацию обсудили бы в научных коллективах и исправили при новом издании некоторые разделы «Истории Казахской ССР». Но нашлись люди, которые усмотрели в этом труде не отдельные неточности и ошибки, которые иной раз случаются в исследованиях ученых, а нечто более серьезное... Историки попали в разряд националистов, началась шумная кампания по изобличению идеологических противников. А последствия ее оказались драматичны. Так, даже выдающийся писатель, гордость казахской литературы Мухтар Ауэзов был назван националистом, крупные ученые-литературоведы К.Джумалиев и Е.Исмаилов лишились профессорских кафедр, композитор А.Джубанов и некоторые другие талантливые литераторы, историки, филологи несколько лет не имели возможности плодотворно заниматься творчеством...

Нет необходимости восстанавливать все подробности и последствия этих событий 1950 года, тем более что позднее они были осуждены и исправлены партией. Но остановиться на тех из них, которые непосредственно касались Сатпаева, нам придется.

Однажды у президента Академии наук произошел разговор с одним из ответственных работников. Сатпаеву было указано на серьезные ошибки в подборе научных кадров.

– Но эти ученые, – ответил президент на предложение уволить из системы академии «нежелательные элементы», – составляют золотой фонд нашей науки. Столько лет потрачено на их подготовку...

Сатпаев не поехал в академию, хотя там ждали неотложные дела; не смог заставить себя работать ни в тот, ни в последующие дни. Даже думать не хотелось об увольнении десятков талантливых ученых. Он верил им как самому себе, и они тоже верили в своего президента. Ничего дурного даже в мыслях никто из них не держал, он был абсолютно уверен в этом; просто некоторые люди проявляют подозрительное усердие. Но как и кому все это объяснить?..

Через несколько дней разговор об «оздоровлении климата в академии» был продолжен.

– Вот мой ответ, – медленно заговорил Сатпаев, словно взвешивая каждое слово, – я не дам согласия на такую безосновательную чистку ни в одном из вверенных мне научных учреждений, во всяком случае, пока я руковожу ими.

Теперь события стали разворачиваться стремительно. Резкой критике подверглось издание эпической поэмы «Сказ об Едиге». Всем стало ясно, на кого нацелена критика. Издателем эпоса был Сатпаев. Дальше – больше. Сатпаева ложно обвинили в принадлежности в юношеские годы к молодежному клубу, объявленному националистическим. Ему предложили чистосердечно раскаяться в грехах молодости. Но Каныш Имантаевич ответил отказом. Тогда ему посоветовали написать заявление с просьбой освободить его от обязанностей президента... по состоянию здоровья.

В других обстоятельствах он, может быть, и принял бы это предложение. Каныш Имантаевич не был честолюбив и не раз выражал желание оставить свои многочисленные должности для занятий наукой. Но теперь, когда решалась судьба десятков ученых, когда была поставлена под сомнение репутация самой Академии наук – слаженно и плодотворно работающего большого научного коллектива, – уйти в тень, без борьбы оставить все на произвол судьбы, в угоду горстке людей – этого он не мог и не хотел сделать. В глубине души он верил, что трудности временные: пройдут месяцы, годы, партия исправит несправедливость. Но ведь надо дожить до этих дней, а самое главное – сохранить научные кадры! Поэтому надо сражаться до конца...

– Нет, в данный момент я не приму этого предложения, – сказал он.

В начале следующего года общее собрание академии освободило Сатпаева от поста президента; он был выведен и из состава Президиума. В постановлении говорилось: «...За грубые ошибки, допущенные в подборе и воспитании национальных научных кадров, а также за местнические принципы в выдвижении их...»

Вскоре пошли разговоры, что его освободят и от директорского поста в Институте геологических наук. Там тоже нашлись критики, недовольные его стилем руководства и сомневающиеся в правильности некоторых его теоретических работ. Они теперь развили кипучую деятельность: писали письма в высшие органы власти, организовывали жалобы, создавали разные комиссии по проверке...

Именно в те дни, когда тучи все сильнее сгущались над его головой, Каныша Имантаевича вызвали в Москву. Руководство АН СССР предложило ему возглавить один из научно-исследовательских институтов по геологии.

Предложение лестное, о лучшем и мечтать не приходилось. Союзный институт, оснащенный самым современным оборудованием, а научные кадры – слава и гордость советской геологии!

Но вопреки ожиданиям многих Каныш Имантаевич поступает по-иному. Окончательное решение этого вопроса он адресует новому руководству Академии наук Казахстана.

Динмухамеду Ахмедовичу Кунаеву, человеку, мыслящему «по-государственному, широко, смело» (как пишет Л.И.Брежнев в книге «Целина»), который сменил Каныша Имантаевича на посту президента, не хотелось расставаться с ученым такого масштаба, как Сатпаев. Он лучше всех понимал, что значит деятельность академика для руководимого им научного центра. И теперь, когда Каныша Имантаевича пригласили в Москву, он использовал это обстоятельство, чтобы защитить от необоснованных нападок доброе имя всеми уважаемого ученого, и предложил ему оставаться во главе института, обещав свою поддержку.

Каныша Имантаевича такое решение вполне устраивало. И он, позабыв свои мытарства, приступил к давно задуманной работе...

Оценивая этот сложный период, Леонид Ильич Брежнев пишет в книге «Целина»:

«Замечу, что поборники национальной обособленности под предлогом защиты «чисто национальных традиций» обычно выступают изворотливо, редко в открытую. Напротив, ловко пользуясь ошибками противников, они хотят выглядеть, как говорится, святее папы римского. Помню, какой шум был поднят вокруг роли некоего Кенесары. Вначале объявили его прогрессивным деятелем, выступавшим за объединение Казахстана с Россией. Потом нашли документы, показывающие, что он был реакционер и объединения не одобрял... Не хочу ворошить старую историю, да и специалистом в этой области себя не считаю, а волновало меня другое. Баталии, которые навязывали некоторые демагоги, привели к тому, что из республики были вынуждены уехать такие выдающиеся люди, как писатель Мухтар Ауэзов и академик Каныш Сатпаев.

Мы помогли им вернуться в Алма-Ату. Замечательному ученому Канышу Сатпаеву принадлежат громадные заслуги в развитии производительных сил Казахстана. Мухтар Омарханович Ауэзов – признанный классик казахской литературы. С благодарностью вспоминаю этих людей, с которыми часто встречался, тесно сотрудничал и просто по-человечески дружил. В беседах мы говорили о том, что любые крайности вредны...»

В другом месте книги «Целина» Л.И.Брежнев вспоминает:

«30 января 1954 года состоялось заседание Президиума ЦК, обсудившее положение в Казахстане и задачи, связанные с подъемом целины. Через пару дней я вылетел в Алма-Ату... Едва осмотревшись на новом месте, я должен был присутствовать на пленуме ЦК Компартии Казахстана. Должен сказать, о делах в республике многие ораторы говорили на нем самокритично и резко...»

К руководству в республике пришли люди, с большим мужеством и энергией восстанавливавшие ленинский стиль руководства, нормы партийной демократии. Вскоре они разобрались и в делах академии.

«Однажды отца пригласили в Дом правительства, – вспоминает дочь академика Меиз Канышевна. – Его принял второй секретарь ЦК Компартии Казахстана Леонид Ильич Брежнев. Помимо других дел, он занимался в ту пору еще и кадровыми вопросами... Поначалу Каныш Имантаевич чувствовал себя скованно, он давно уже не был в этом высоком учреждении, ему совсем не хотелось при первой же встрече рассказывать о пережитом за эти годы. И, отвечая на вопросы секретаря, он коротко рассказал о той работе, которой последние три года жил весь коллектив Института геологических наук. И она того стоила. Рассказ явно заинтересовал Леонида Ильича. Он внимательно слушал ученого, задал несколько вопросов, уточняя перспективы работы, а затем неожиданно спросил о деле, о котором сам Каныш Имантаевич избегал вспоминать. Пришлось говорить обо всем начистоту и подробно. Как-то само собой получилось, может быть, сыграла роль задушевная атмосфера беседы, но Каныш Имантаевич выложил все то наболевшее, о чем думал и что пережил за эти годы.

– По-видимому, мы пересмотрим ваше персональное дело.

– Дело не во мне. Прошу вас, Леонид Ильич, пора вернуть к активной деятельности многих других ученых.

– Об этом тоже подумаем, – сказал секретарь».

И действительно, вскоре Бюро Центрального Комитета КП Казахстана, рассмотрев персональное дело коммуниста К.И.Сатпаева, сняло все обвинения, адресованные академику, как необоснованные. А в июне 1955 года Каныш Имантаевич был вновь избран президентом Академии наук республики. Обязанности президента он исполнял до конца жизни.

Разведка наверняка

I

Документы свидетельствуют, что ученые Института геологических наук начали эту работу в 1952 году. Однако эти данные не совсем точны. Проблемная тема «Составление металлогенических прогнозных карт полезных ископаемых Центрального Казахстана» стояла в научном плане института в течение ряда лет.

Созданием подобных карт определенного района в то время с увлечением занимались многие геологические институты страны. Крупные ученые-геологи, среди них были и известнейшие академики, пытались решить эту проблему. Ведь вооружить прогнозными картами геологическую службу страны значило обеспечить по меньшей мере наполовину успех поисковых работ разведочных партий. Сколько средств можно сэкономить – десятки, сотни миллионов рублей! А выигрыш во времени! Идти на поиск, имея в руках верные научные прогнозы, знать, куда ехать и что найдешь – разве это не заманчиво?.. Да, проблема стоила внимания, и поэтому геологические институты из года в год включали эту тему в свои научно-исследовательские планы. А некоторые коллективы уже составили первые пробные карты. Одна из них родилась в Казахстане. Но пока все эти опыты оказались неудачными. В теоретической части учеными был сделан ряд открытий; разрабатывались методологические рекомендации по составлению прогнозных карт. Но попытки практического осуществления этих указаний приводили до сих пор к неудачам. Новые карты по-прежнему давали нечеткие и в большинстве случаев неверные прогнозы. Стало быть, и теория была далека от совершенства.

«В этой области у К.И.Сатпаева не было предшественников, не было примеров, которые можно было бы взять за исходные и далее творчески развивать и совершенствовать. Здесь он был пионером и новатором в полном смысле этих слов», – сказано в одном из редакционных предисловий к его знаменитой монографии «Металлогенические прогнозные карты Центрального Казахстана», изданной после вручения ему и группе ученых Института геологических наук Ленинской премии за эту выдающуюся научную работу. Справедливости ради следует заметить, что у него были и предшественники и примеры. Об этом сам ученый пишет в своей монографии. Однако его заслуга состоит в том, что он, досконально изучив все прежние работы, разобравшись в их ошибках и упущениях, даже позаимствовав из некоторых «несомненное рациональное зерно», по его собственному выражению, нашел к решению этой проблемы совершенно иной, сатпаевский, путь. Благодаря трудам академика Казахстан стал подлинной родиной металлогенической науки. Но все это было признано гораздо позже. А что же происходило вначале?

Вернемся к лету 1952 года. В Институте геологических наук создана группа из восьми человек: это своеобразный научный штаб, «мозговой центр», как его в то время шутя называли коллеги. Его задача – направлять работу всех геологических служб республики, сотен специалистов-геологов, призванных участвовать в работе над составлением прогнозной карты. Вот имена этих первопроходцев: К.И.Сатпаев, Р.А.Борукаев, И.И.Бок, Г.Ц.Медоев, Г.Н.Щерба, Д.Н.Казанли, И.П.Новохатский и Г.Б.Жилинский. Все они в прошлом бывалые геологи, открывшие немало крупных месторождений, люди, закаленные на полевых работах; некоторые из названных ученых являлись членами-корреспондентами и действительными членами республиканской академии. Словом, люди, возглавившие эту работу, во всех отношениях, как в теории, так и на практике, были крупными специалистами своего дела.

Опытным регионом для первых металлогенических исследований Сатпаев выбирает Центральный Казахстан. Геологическое строение, структура и история развития этого обширного района были достаточно хорошо известны; кроме того, в его пользу говорила насыщенность разнообразными месторождениями полезных ископаемых.

Директор института четко определил задачи исследования: изучение геологических условий образования месторождений и выявление закономерностей их размещения во времени и пространстве, а также особенностей развития структур всего региона – по сути, это были общие задачи металлогенической науки как таковой. Основываясь на всеобъемлющей разработке проблем, нужно было научиться прогнозировать результаты разведки полезных ископаемых.

Интересно отметить, что почти одновременно, а точнее, годом раньше, один из старейших институтов страны – ВСЕГЕИ (Всесоюзный геологический институт) в Ленинграде тоже начинает работу по составлению металлогенической прогнозной карты Центрального Казахстана. Там это исследование выполняла сильная группа специалистов; ленинградские ученые давно и систематически занимались проблемами металлогении, составляя прогнозные карты для нескольких районов Советского Союза.

Итак, не говоря уж о других научных коллективах, два крупных института почти в одно и то же время вплотную взялись за разработку одной из самых сложных отраслей геологии. И те и другие одновременно трудятся над составлением прогнозных карт одного и того же региона. Естественно, напрашивается вопрос: неужели на обширной территории нашей страны нельзя было выбрать для этого эксперимента два разных района? Может быть, лучше было бы объединить научные силы двух коллективов и вести работу сообща?

Но что представляют собой эти прогнозные карты? Почему проблема прогноза в геологии не была решена до сих пор? Как объяснить отсутствие методологически верной теории для составления подобных карт? И наконец, еще несколько вопросов. Сведем их вместе: ОТКУДА, ЧТО, КАК и ГДЕ?..

Последние четыре вопроса, надо сказать, сформулированы самим академиком Сатпаевым. В его известной монографии они выделены курсивом и повторены неоднократно. Для чего это сделано и что они означают?..

II

Прежде всего: как работают геологи? Всем известны романтические рассказы о скитальцах, в холод и зной странствующих в поисках рудных проявлений по горам и безводным пустыням. Так было в прошлом, почти то же мы можем наблюдать и сегодня. Иной раз разведчик недр возвращается из такого трудного путешествия с удачей, обнаружив в одном или нескольких местах рудные проявления. Но бывает и другое. Несколько месяцев партия вела поисковые работы на разных маршрутах, исколесила сотни километров, истратила десятки тысяч рублей и ничего не нашла. И это случается не в один сезон, а иногда несколько лет подряд. Что поделаешь, невезение...

Потому-то предприимчивые дельцы прошлого вроде Поповых и Деровых, дабы не тратить время и деньги на такие рискованные поиски, придумывали разные хитрости. Они сулили премию тому, кто первым сообщит им о рудных проявлениях в той или иной местности. Обычно находилось немало охотников сорвать куш за даровые «божеские камни». Отправлялись на поиски многие джигиты, любители приключений. Забирались в труднодоступные ущелья, разрывали сурковые норы, чтобы найти новую Караганду или Экибастуз. Иным из них везло. Они привозили целые курджуны28

[Закрыть] «цветных камней» – куски руды.

И тогда на места находок отправлялся геолог-специалист. Если рудопроявление стоило внимания, начиналась его разведка. Так были найдены в казахской степи многие известные месторождения.

По сути дела, этот способ поиска оставался основным вплоть до середины XX века. Менялось лишь оснащение разведки. В десятки, в сотни раз увеличились мощности и скорость проходки буровых станков. Теперь с их помощью можно добраться до таких глубин, о которых раньше геологи и не помышляли. Ручные буры, кирки и другие примитивные орудия разведки ушли в прошлое. Появилась геофизическая разведка – электрические волны прощупывают толщи земли на сотни метров. С помощью такой разведки можно установить очертания рудного района площадью в десятки квадратных километров. На вооружении сегодняшних геологов есть и вертолеты и самолеты. Появилась возможность вести поиски рудных поясов из космоса.

Но все это данные о техническом оснащении геологоразведочных работ, а не о способе самого поиска. На земной поверхности осталось мало так называемых «белых пятен», где бы вовсе не ступала нога изыскателя. Ныне трудно открыть месторождение по случайному обнажению руд или минералов. Потому сегодня у геологов чаще в ходу термины «скрытое месторождение» и «закрытое месторождение», то есть недоступные взгляду подземные залежи полезных ископаемых, которые не обнаружишь обычными маршрутными партиями. На поиски надо снаряжать специальную экспедицию, применять комплексные методы поисков и новейшие достижения науки, ведя исследования по многу месяцев, иногда годы.

Но сразу встают вопросы: куда эту экспедицию направить и что там искать? И тут поневоле приходится признать, что и сегодняшний геолог идет на разведку месторождения хотя и не вслепую, как в девятнадцатом веке, но все-таки не зная достаточно точно, ЧТО и ГДЕ искать, надеясь в большой мере на опыт и удачу.

– Сколько же мы можем терпеть такое! – сокрушался на Всесоюзном совещании геологов академик Сатпаев. – Далеко продвинулась геологическая наука. У нас работают десятки первоклассных институтов и тысячи замечательных специалистов. И все же, что скрывать, мы по-прежнему работаем на ощупь, почти вслепую. Чаще всего успех решает интуиция геолога, а не гарантированный прогноз науки. Не пора ли нам задуматься об этом?! Не пора ли вооружить наших геологов прогнозными картами будущих месторождений?!

Это не было дежурным призывом, брошенным ради красного словца на большом совещании. Подобное вообще не водилось за Канышем Имантаевичем. Да и не он один говорил о разведке по прогнозам.

Если проследить историю этой идеи, то мысль о возможности прогнозирования месторождений полезных ископаемых, в частности о применении для этой цели металлогенических обобщений, впервые в мировой науке была высказана академиком В.А.Обручевым. «Изучение геологического строения и состава какой-либо страны, выясняя историю ее развития и современного состояния, позволяет нам судить о том, какие месторождения полезных ископаемых могут быть найдены в ее пределах», – писал Владимир Афанасьевич еще в 1932 году.

В дальнейшем идею геологического прогнозирования развивали и другие светила советской геологии: академики А.Д.Архангельский, Д.И.Щербаков, С.С.Смирнов, член-корреспондент Ю.А.Билибин и другие.

Попытки предсказать расположение месторождений были. Мысль ученых-геологов постоянно работала в этом направлении. С каждым годом проблема все сильнее привлекала лучшие силы геологической науки.

Систематически и постоянно вопросами прогнозирования занимался коллектив ВСЕГЕИ. Именно в этом институте впервые в Советском Союзе приступили к составлению большой прогнозной карты Центрального Казахстана, охватывающей всю территорию огромной области.

Ленинградские геологи в своей работе руководствовались теорией профессора Ю.А.Билибина о стадиальности развития геосинклиналей и о месте в них рудных месторождений. В чем состоит суть геосинклинальной теории? Объяснить весь процесс возникновения геосинклиналей и в деталях проследить ход рудообразования в них – задача весьма сложная, к тому же для неспециалистов нет особой необходимости в этом. Но хотя бы кратко изложить суть дела стоит.

Вот как объясняет эту теорию специалист-популяризатор:

«...Ранний палеозой, 0,6 миллиарда лет назад. На месте Центрального Казахстана плещется неглубокое море. Лишь дугообразные цепочки островов, обращенные выпуклостью к северо-западу, возвышаются над водой... По еще неясным причинам время от времени вдоль краев континентов поднимаются эти цепочки, извергающие дым, пепел, лаву. Между ними и континентом – прогиб, море, быстро мелеющие, заполняющиеся осадками и вулканическими породами, – собственно геосинклиналь. Заполнившись доверху, геосинклиналь вдруг распрямляется, породы сминаются в складки, бывший прогиб вздымается к облакам, прорезается долинами: образуется горная область. Давно нет больших гор в Центральном Казахстане, они вырастали здесь не один раз, но каждый раз их почти полностью срезала эрозия. Зато обнаружились насытившиеся металлами глубинные слои.

Геосинклинальная теория – великое достижение науки, связанное с именами выдающихся ученых. Но, как это часто бывает, разрабатывая эту теорию, отдельные детали геосинклинального процесса, геологи увлеклись. Появления месторождений тех или иных металлов стали привязывать только к определенным этапам развития геосинклиналей, закрывая глаза на частные несовпадения теории с практикой: металлов не оказывалось там, где они должны быть по схеме. И наоборот: там, где их не должно было быть, «незаконно» появились месторождения металлов».

«Идея составления металлогенических прогнозных карт для Центрального Казахстана возникла в стенах Института геологических наук АН КазССР еще в 1942 году, – пишет в своей монографии Каныш Имантаевич, – когда впервые здесь началось составление геолого-структурной карты Центрального Казахстана. Последняя рассматривалась нами в качестве геологической основы для металлогенических и прогнозных карт. В нагрузке этой геолого-структурной карты была заложена идея объективного отображения истории развития тектоники, магматизма, литогенеза Центрального Казахстана, начиная от верхов докембрия и до современности. Этот длительный отрезок времени (более полумиллиарда лет) был расчленен на шесть отдельных геотектонических этапов. Для каждого из них на карте отображалось развитие складчатых и разрывных структур, магматизма и основных рудовмещающих комплексов».

Как видим, идея составления прогнозных карт и в стенах Института геологических наук АН Казахской ССР возникла не вдруг и не случайно. А начавшаяся в 1952 году работа фактически была заключительным этапом в развитии этой идеи. Разумеется, и в Алма-Ате хорошо знали о геосинклинальной теории и о работах, проводимых ленинградскими учеными.

Существовали и другие теории, методические указания. Авторы их тоже были большими авторитетами в геологической науке. Так что легче всего было следовать по проторенному пути, выбрав для себя одно из имеющихся направлений и дав внешне стройную, логически убедительную схему прогнозов по региону.

«Одни исследователи (А.Н.Заварицкий и другие) рекомендовали класть в основу прогнозирования геологическую карту данной территории и карту ее полезных ископаемых, другие (А.Д.Архангельский и др.) предлагали руководствоваться для этой цели главным образом палеографическими построениями и картами, третьи (Д.И.Щербаков и др.) – геологической картой с нанесенными на нее месторождениями, расчлененными на генетические типы, четвертые (Ю.А.Билибин и др.) – анализом изменений состава интрузивного магматизма в условиях историко-геологического развития мобильных геосинклинальных зон, пятые (Н.С.Шатский и др.) рекомендовали для целей прогнозирования «формационный» метод, не раскрывая, впрочем, достаточно ясно конкретного содержания этого метода...» – писал Сатпаев в своей монографии.

Итак, рекомендаций было более чем достаточно. И каждая из них заключала в себе что-то верное и полезное для прогнозирования. Однако ни одно из этих методологических указаний, взятое в отдельности, не могло помочь представить полную картину исследуемого района. Наоборот, приняв одну из рекомендаций к руководству, составители карты невольно «загоняли» природу в условную схему. Казахстанские геологи понимали это. «Следовательно, нужно было попытаться создать именно такие металлогенические прогнозные карты, которые, являясь объективным синтезом всех фактически накопленных знаний о геологии и металлогении Центрального Казахстана, могли бы с максимально возможной полнотой отображать действительное положение вещей в природе», – отмечал глава казахстанских металлогенистов.

Была и еще одна причина, почему группа Сатпаева не приняла так называемую универсальную теорию Билибина, не стала применять ее в своей практической работе по составлению прогнозных карт.

Каныш Имантаевич, как мы знаем, был учеником академика М.А.Усова, талантливого представителя сибирской школы геологов. А Михаил Антонович еще в тридцатых годах предостерегал своих воспитанников от «геосинклинального мистицизма».

«Всю историю планеты представлял он себе в виде ритмов, пульсаций, волн различной частоты, – пишет о Сатпаеве геолог-популяризатор. – Только самые крупные из этих волн управляют медленным геосинклинальным процессом. Рябь помельче накладывает на эту крупную зыбь более мелкие волны-этапы. Каждый из этих этапов начинался с некоторого расширения планеты. Огромные подвижные пояса земного шара пересекались целой сеткой трещин, разломов – и старых, и частично новых, и сквозных, через всю кору, и «тупиковых». Горячие, расплавленные, жидкие, летучие вещества глубин получали путь наверх. Эти проводящие пути были как бесчисленные колонны-реакторы некоего химического завода: на этом пути под действием силы тяжести и меняющейся температуры сплошной поток глубинных веществ разделялся на отдельные составные части-элементы, образуя разные новые месторождения полезных ископаемых, подновляя старые, всю кору в целом пропитывая «гранитной кашей» – расплавом пополам с водой. Так появлялся на свет гранитный слой земной коры, характерный только для континентов, формировались руды металлов, которые, видимо, тоже связаны с континентами и их геосинклинальными или шельфовыми окраинами. В тонкой коре под океаном современная геология не предвидит полезных ископаемых глубинного происхождения... После периода растяжения наступала фаза сжатия. Складки горных пород смыкались еще больше, месторождения частично перерождались, формировались окончательно».

У академика Сатпаева был собственный взгляд на процесс рудообразования и существо геосинклиналей, совершенно отличный от упомянутых «универсальных» схем и направлений. В основу своих металлогенических исследований он берет всесторонний анализ реальных фактических данных о составе, строении, распределении и геологических условиях залегания в недрах рудных месторождений, и, говоря языком геологии, он разработал «Комплексный метод формационного металлогенического анализа и прогноза месторождений». Каждое значительное месторождение, рудное поле согласно сатпаевской концепции возникали не сразу и не вдруг, а в «непрерывно-прерывистом» процессе, постадийно, в несколько фаз. В рудообразовании участвовали не только химическая среда, но и физические силы, особенно в последующем развитии процесса. Следовательно, месторождения полезных ископаемых одновременно могут быть найдены и в геосинклинальных зонах, и в разломных структурах.

Таков был главный вывод сатпаевского учения о прогнозировании. Фактически родилась новая теория в металлогении. Через годы признанные авторитеты геологической науки назовут К.И.Сатпаева одним из основоположников металлогении, главой казахстанской школы. Но все это также еще впереди. Речь же идет пока о событиях 1952 года.

Обосновывая первые принципы своей теории, Сатпаев по интуиции, не зная еще, прав он или ошибается, прогнозировал будущие месторождения Центрального Казахстана не только в геосинклиналях, но и в геотектонических разломах, на которых до той поры вообще ставили крест как на бесперспективных. Составленная по его принципам карта показывала руду в таких местах, где ей вовсе не полагалось быть. Каковы же окажутся практические результаты, должно было показать будущее: последнее слово всегда остается за геологоразведчиками. Казахстанские металлогенисты вновь смело шли на риск.

Центральный Казахстан является в геологическом отношении районом весьма древней структуры, богатой полезными ископаемыми. Территориально он охватывает обширные области республики. Архаичные структуры северных дуг Тянь-Шаня, изгибаясь на северо-запад, образуют структуру Пракаратау, дальше они простираются на север до излучины реки Ишим, оттуда начинается структура Праулутау. В середине региона находятся горы Кокчетав, Баянаула, Каркалинские, а на востоке – Чингис-Тарбагатайское. Северо-восточные границы окаймлены Прииртышской впадиной.

Понятно, что в геологическом отношении этот район представляет огромный научный интерес. Во-первых, обширное однородное пространство для такого важного эксперимента. Во-вторых, и в практическом смысле игра стоила свеч – здесь сосредоточены значительные запасы разнообразных полезных ископаемых. В-третьих, это был наиболее изученный район казахской степи, следовательно, лучше других оснащенный разнообразной геологической документацией.

Вот причина того, почему два главных геологических института страны одновременно выбрали Центральный Казахстан первым объектом для составления прогнозной карты. Они шли к решению задачи разными путями, хотя конечная цель была одна для всех.

Академиком Сатпаевым разработаны методологические принципы составления прогнозных карт. Вот они в кратком изложении академиков АН Казахской ССР И.И.Бока и Г.Б.Жилинского: «1) Комплексный подход к изучению вопроса; 2) полный сбор всех фактических материалов; 3) глубокое изучение и систематизация всех первичных фактических материалов и синтез их в их сложных взаимосвязях; 4) широкая коллективность в работе; 5) широкое обсуждение промежуточных результатов и всей работы после ее завершения; 6) постоянный учет и анализ практической работы геологов на основе внедрения результатов научных исследований; 7) постоянное совершенствование методов работы с учетом проверки практикой и новых достижений науки».

Над осуществлением этих принципов трудились более двух тысяч специалистов – ученые, геологи, техники... Они служили в различных трестах и ведомствах, жилив разных городах и поселках Казахстана. Им предстояло выполнить дело, которое, по существу, не имело прецедентов в мировой геологической науке. Кроме узкого круга ученых из научного института, никто из исполнителей не имел полного представления о предстоящей работе. Поэтому главный штаб, а официально он назывался межведомственным главным редакционным советом по составлению прогнозных металлогенических карт Центрального Казахстана, начал свою работу с составления методологических указаний, различных инструкций и пояснительных записок к ним. А многие вопросы, которые требовали совместного обсуждения, решались на расширенных заседаниях ученого совета института.