Текст книги "Неоспоримая любовь (ЛП)"
Автор книги: Мэдэлин Шиэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4
Я обожала танцевать. Я обожала клуб «Красный». И я обожала мою лучшую подругу Ками. Она была при деньгах, я была при деньгах. Она была избалована, и я была избалована. Ей было безумно скучно, и меня все это достало до смерти.
Избалованные, заскучавшие, подавленные девчонки. С помощью такого же скучающего, избалованного и богатого паренька мы раздобыли поддельные водительские удостоверения и могли вырываться в наше счастливое место каждую субботнюю ночь, в клуб «Красный».
Лучшим в этом было то, что Фрэнки понятия не имел, где я.
У нас получалось проделывать этот номер с помощью соблазнительного шофера Ками, Джейкоба. Ками «сдали» ему под присмотр с тех пор, как ей исполнилось тринадцать, а Джейкобу – восемнадцать. Я была абсолютно уверена, что Джейкоб по уши влюблен в нее, но он уже давно бросил попытки добиться от Ками чего-либо большего, чем секс. Ками убедила себя, что переспать с множеством разных мужчин – это отличный способ дополучить то внимание, которого она была катастрофически лишена дома. Разумеется, это не сработало, но она не оставляла попыток.
Словом, вот как проходили мои субботы. Фрэнки высаживал меня у пентахуса Ками. Если ее родители были дома, мы прихорашивались, пока они не отправлялись в спальню, затем прошмыгивали по лестнице вниз на подземную парковку, где Джейкоб встречал нас и вывозил через запасной выезд, который использовался исключительно жильцами. Ловко ускользая от наблюдателей, приставленных ко мне Фрэнки, мы исчезали.
Свобода.
***
Дьюс люто ненавидел Нью-Йорк. Так всегда было и будет.
Даже больше, чем он ненавидел Нью-Йорк, он ненавидел нью-йоркцев, населявших его. И больше, чем он ненавидел нью-йоркцев, он ненавидел нью-йоркские ночные клубы, заполненные нью-йоркцами.
Двое его парней прибыли с ним по делам. Они хотели сходить на вечеринку и выцепить по киске. И поскольку он тоже не отказался бы подцепить киску для себя, он увязался за ними. Лучше бы остался дожидаться их.
Он стоял у стены в забитом клубе, увешанном по всем стенам красным шелком, с гребаным красным дискоболом, вертящимся под потолком, окруженный от стены до стены пьяными дебилами, вертящими задницами друг перед другом под то, что, как он полагал, должно было называться музыкой. Хотя больше звучало, как телевизионный канал на профилактике, разбавленный дерьмовым битом.
Он был простым человеком. Ему нравилась кантри-музыка, мысль о том, что дома его ждет своя киска, и когда бочонки доверху заполнены пивом. Он не видел необходимости выряжаться для того, чтобы напиться и потрахаться. В итоге все выглядит примерно одинаково – слишком слюнявые поцелуи, шлепки кожи о кожу и мерзкое похмелье. Нахрена приукрашивать все это?
Его парни сделали свой выбор в пользу каких-то блядоватых сучек с танцпола, бросив его около часа назад. Он видел, как Кокс исчез с двумя едва одетыми латиноамериканками, Мик пошел танцевать с женщиной, которая под своей очень короткой юбкой наверняка прятала член. Он чувствовал себя так охуенно тоскливо, что на мгновение даже подумал сделать пару фоток Мика и Кокса с их шлюхами и послать их женам в качестве расплаты за то, что заставили его терпеть это дерьмо.
– Эй, – женский голос был невнятным. Он повернул голову налево.
Иисусе.
Ебаные тощие сучки на каждом углу в этом городе. Ни сисек, ни задницы! Все, как одна, носят тонкие обтягивающие вещички, которые только подчеркивают факт отсутствия сисек и задницы. Конкретно эта сука, высоченная, худая, обесцвеченная блондинка, была настолько блять тощей, что ее грудные кости были видны через кожу. Эта салфетка, которой она прикрылась, видимо, работала платьем, при том настолько прозрачным, что он мог разглядеть полное отсутствие белья под ним.
– Отъебись, – сказал он.
Ее глаза расширились.
– Что?
– Ты оглохла? – спросил он. – Я сказал – отъебись.
Она разинула рот.
– Что? – прошептала она.
Иисусе.
– Сука, у меня нет желания трахать тебя, я не собираюсь покупать тебе выпивку и плести тебе, как ты охуенно горяча в надежде, что ты раздвинешь свои костлявые ноги передо мной. Во-первых, ты не горяча. Может, и будешь когда-нибудь, если начнешь есть, но прямо сейчас – нет. И во-вторых, я не хочу тебя трахать и потому говорю сразу: отъебись.
Она моргнула. Затем она потянулась вперед и положила костлявую руку ему на грудь. И улыбнулась. Он смотрел на нее сверху вниз, раздумывая, стоит сломать ей пальцы или нет.
– Где бы ты ни захотел этого, как бы ты ни захотел этого, – выдохнула она, – прямо здесь, в уборной, за клубом. Там. Где. Ты. Захочешь.
Его брови поехали на лоб. У нее были либо серьезные проблемы с самооценкой, либо проблемы с папочкой родом из детства, либо она просто была ебанутой.
– Ками! – раздался женский визг. – Ками!
Сучка рядом с ним вытянулась и стала оглядываться вокруг.
– Ев? – крикнула она.
Хихикающая масса темно-коричневых волос прорвалась через толпу и рванула прямо к блондинке. Они обе были в жопу пьяные. Вместо объятий они просто повисли друг на друге, падая на него. Раздраженный, он толкнул обеих назад, и коктейль блондинки полетел в сторону. Люди разбежались, как только послышался звон стекла.
Истерически смеясь и держась друг за друга, они обе встали прямо. Он, застыв, наблюдал, как медальон Всадника выскользнул из-под футболки брюнетки. Футболки, имитирующей задачи футболки.
Затем она отбросила волосы с лица, и его кровь застыла, а после – горячо погнала по венам. Действительно охуенно горячо.
В последнюю встречу с Евой Фокс он без двух секунд был готов пристроить свои яйца поглубже в нее, и за это он получил две пули.
– Ками, – прокричала Ева рассеянно, не замечая его присутствия, – где ты была? Я везде искала тебя!
Рассеянность – это было не про него. Он заметил, что эта дрянь была одета в какое-то подобие футболки, хотя выглядело на самом деле как треугольник из блесток, держащийся на ней только за счет запутанно завязанных ниток. Эта херь едва прикрывала ее сиськи. Ее полные, тяжелые, совершенные сиськи. Вся ее спина и живот были обнажены, ее пупок был пирсингован какой-то блестящей хуйней, все, что ниже, было упаковано в обтягивающие черные кожаные штаны. Настолько обтягивающие, что, он был чертовски уверен, ей понадобился лубрикант, чтобы натянуть их на ее ноги и охрененно сочную задницу. На ее ногах – черные чаксы.
В груди у него стянуло.
Она вернула медальон его старика обратно под ее совсем-не-футболку. Слегка качнулась на ногах, ее сиськи подпрыгнули, пока она растягивала и расправляла ее топ, который в общем и топом-то не был.
У него встал. Просто встал. Как будто ему снова было ебаных семнадцать лет.
Все еще смеясь, она осмотрелась по сторонам, наконец-то ловя его взглядом. Ее – созданные, чтобы сосать член – губы приоткрылись, ее глаза, цвета надвигающегося шторма, расширились, и она немного покачнулась вправо.
– Дьюс! – прошептала она.
Ни одной ебаной мысли, что ответить. Поэтому он сказал первое, что мелькнуло в голове.
– Малыш.
Ками посмотрела на них.
– Ты его знаешь?
– Да, – ответила она, не отводя глаз.
Господи Иисусе, эти глаза! Она была чертовски красива.
– Представь нас!
– Дьюс, это моя подруга Ками, Ками – это мой… друг Дьюс. Но… – она повернулась к подруге, – он женат. Дети тоже есть. Так что убери от него руки.
Он смотрел на нее, растерянный. Он был женат?! Дети?! Ах, да. Он, вроде как, был женат. Ага, и дети были. Он любил своих детей, а вот их мать… не особо.
– Жаль, что ничего не выйдет, – промурлыкала Ками, – вся эта фигня в духе «страшный и агрессивный байкер» тебе так идет.
Его губы изогнулись в отвращении. Он только что сказал этой суке, что считает ее непривлекательной, в недвусмысленных выражениях дал понять, что ему от нее ничего не нужно, и она все еще хочет этого. Гребаная шлюха! Ебнутая на всю голову тупая шлюха.
– Он не страшный, – отчитала ее Ева, – он красивый.
Ебать… его.
Никто и никогда не называл его красивым, и он был совершенно уверен, что никогда и не захочет услышать это в свой адрес. Пока Ева Фокс не назвала его красивым. И теперь он хотел услышать, как она скажет это снова. Но в этот раз он хотел, чтобы его яйца были глубоко в ней, когда она повторит свои слова.
– Хочешь потанцевать? – спросила Ева.
Его глаза сфокусировались.
– Что?
– Танцы. Хочешь?
– Нет.
– Нет?
– Это не музыка, и я не танцую.
Ева прикусила губу, и он видел, что она пыталась не смеяться над ним. Обычно, когда люди смеялись над ним или пытались не выдать смех, что случалось нечасто, поскольку он не был забавным парнем, он бил им морды. Смеющаяся над ним Ева заставила его член резко дернуться вперед. Эта сука творила что-то странное с ним. Его ебаный мозг отключался, когда она была рядом, и его яйца раздувались, готовые заново перенаселять мир так долго, как долго он сможет оставаться внутри ее киски.
– Каждый может танцевать, – хихикнула она.
Он покачал головой.
– Я не могу. Я как бревно. Жена говорит, что двигаюсь я неуклюже.
Она поморщилась.
– Твоя жена – тупая пизда!
Он поперхнулся. Похлопал себя по груди, закашлявшись. Сделал долгий глоток пива. Прокашлялся.
– Дорогая, ты и представить себе не можешь, насколько.
Усмехнувшись, она вытянулась рядом с ним, оперлась плечом о стену так, что ее тело было рядом с ним, почти напротив него, и сделала глоток своего коктейля. Ее ярко-розового коктейля с розовым зонтиком и множеством плавающих вишенок, провонявших текилой.
Он прищурился. Сколько времени прошло с того момента, когда он последний раз видел ее, с того момента, как он получил две пули, потому что вел себя как ебаный дебил?
Пяти лет еще не прошло, значит, двадцати одного года ей еще не было.
– Сколько тебе лет, дорогая?
Ее губы искривились.
– Согласно моему удостоверению – двадцать один год.
Он приподнял бровь и улыбнулся.
– А что говорит твое свидетельство о рождении?
Не выдавая ни единой эмоции, она пристально смотрела ему в глаза, и он почувствовал, как тянется к ней.
– Мне восемнадцать, – сказала она тихо, и ее взгляд стал мягче. Он знал этот взгляд. Поимев множество женщин за свою жизнь, он видел эти знаки, он легко узнавал их. Восемнадцатилетняя Ева Фокс отдавала ему свою киску на серебряном блюдечке.
И он охуенно изголодался по ней.
Блять.
– Дьюс? – она придвинулась ближе, прижимаясь сиськами к его руке.
Он смотрел на нее сверху вниз.
– Да?
Не разрывая зрительного контакта, она обхватила его бицепс насколько могла и начала медленно спускаться пальчиками вниз по внутренней стороне его руки. Дойдя до его ладони, она провела свои пальцы между его пальцами. Ее рука замкнулась поверх его руки. Он замкнул это сплетение.
– Давай потанцуем, – прошептала она.
– Хорошо, – прошептал он в ответ, потому что блять не понимал, что в этот момент с ними происходило.
Ее пухлые, недосягаемые для него губы расплылись в улыбке. Возбуждение в его члене было таким, что он почти потерял остатки своей вменяемости. Если бы она не повела его вглубь клуба, он бы швырнул ее к стене и силой пробил свой путь внутрь нее.
Она провела его в самый центр танцпола, забитого телами. Потными, извивающимися телами. Он чувствовал себя не в своей стихии.
Затем Ева начала двигаться, и он забыл, откуда он произошел, и тощих сучек, и дурацкие красные дискоболы… Ева была единственной, кого он видел. Ничего больше не существовало, только Ева и все то, что она с ним творила.
Прижимаясь к нему спиной и задом, она подняла руки за голову и охватила его за шею.
Он сгреб ее, грубее, чем собирался, и глубже вдавил пальцы в кости на ее бедрах. У него вырвался стон, когда задницей она задела его член.
– Просто двигайся со мной! – крикнула она сквозь оглушающую музыку.
Он не двигался, он не мог, он был слишком занят, пытаясь убедить себя, что это не лучшая идея взять ее прямо здесь и сейчас, на танцполе.
Ее задница шлифовала его твердый, как камень, член сквозь джинсы. Ее голова откинута на его грудь, и ее руки…
Она схватила его руки, сплела свои и его пальцы и вела их по своему обнаженному животу, по бедрам, поглаживания перемещались ниже, намного ниже ее живота, потом обратно к ее ебаным сиськам. Когда он не смог больше выносить этого, он проскользнул ладонью вниз в ее штаны и дал ей то, о чем она бессловесно умоляла его.
Она снова откинула голову на его грудь и смотрела на него, с трудом фокусируя свои серые глаза, ее ноздри раздувались от тяжелых глубоких вдохов, ее влажные губы приоткрыты.
Он получил две пули из-за этой суки. Если он закончит эту ночь так, как хочет ее закончить, Проповедник лично закопает его. Он должен был думать об этом. Его дети нуждались в отце, его клуб нуждался в своем Президенте. У него были незаконченные дела, и он пиздец как был уверен в том, что еще не готов распрощаться со всем этим.
Он должен был заботиться обо всем этом дерьме. Но ему было все равно. И поскольку ему было плевать, поскольку он хотел ее до безумия, до ебаной невыносимой нужды, вкус которой был таким явным, чувствуя в своем ебаном желудке ток оголенных проводов, он наклонился к ней и поцеловал ее – грубо и быстро, все еще проталкивая свои пальцы внутрь нее и обратно, проглатывая ее крики, пока тела вокруг прижимались к ним, толкая их в ритме басов, долбящих по его ушам.
***
Хлестал ливень, мы насквозь промокли, аллея пропахла так, будто месяц простояла в старом мусоре, Дьюс пытался добраться до ширинки своих джинсов, и я полностью потеряла голову. В исступлении я заползла на его мощное, напряженное тело, как озабоченная обезьянка в течке, и целовала его до ебаных звезд из глаз, отдаваясь ему так же, как он мне. Каждый поцелуй был обжигающим, заполненным влажными языками, иногда попадающими в цель, иногда промахивающимися. Зубы сталкивались, губы были прокушены, носы мешали. Я терзала его, не заботясь, где был его или мой рот, или какую часть его лица я целовала, облизывала, прикусывала. Его щеки, его лоб, его подбородок, его шея – это все было моей законной добычей. Его руки занимала моя задница, мои руки занимали его волосы, наши рты занимали друг друга, и я понятия не имела, куда подевалась моя одежда. И мне было все равно.
Я хотела этого мужчину внутри меня. Так далеко и глубоко во мне, чтобы он никогда не смог выбраться.
– Дай мне то, в чем я нуждаюсь, малыш, я так мечтал об этой сладкой киске.
О Боже.
Подумать не могла, что можно хотеть его больше, чем я уже хотела. Он только что доказал, что я не права.
– Пожалуйста, пожалуйста, просто блять возьми ее, – я едва могла связать слова, нуждаясь в нем отчаянно больше.
Мы смотрим друг другу в глаза, тяжело дышим, дождь льет стеной между нами, сквозь нас, везде, и он начинает входить в меня.
– Блять, да, – выдыхает он, – ты охуенно влажная. Ты ведь блять хочешь этого, так?
– Да, – всхлипнула я.
– Да, ты хочешь, – прохрипел он и толкнул жестче, – охуенно тугая, детка, ты просто охуительно тугая.
На то была причина. Причина, о которой он догадается секунды через две.
– Давай, Ева, расслабься для меня, откройся, – с растущим нетерпением он крепче схватил мой зад и потянул меня вниз, прорываясь в меня. Я вскрикнула, и он застыл.
Просто застыл живой статуей.
– Ебаное дерьмо! – выругался он. – Блять, Ева! Черт тебя, блять, побери!
О Бог мой, он выходил из меня.
– Нет! Пожалуйста! Я хочу этого! – я вцепилась ногтями в его спину и сжала ноги вокруг его талии. – Я хотела, чтобы это был ты! Я столько мечтала об этом! О нас с тобой! С того момента, как ты поцеловал меня! Даже намного раньше, чем это случилось!
Он обмяк передо мной.
– Блять, – прошептал он.
Он все еще был внутри меня, и я была так наполнена им. Это было такое прекрасное ощущение. И когда я попыталась продолжить, потому что я должна была продолжить, я хотела этого, нуждалась в этом движении, он застонал. Мне нравилось слышать этот стон почти также, как и чувствовать его внутри меня, и я хотела больше, хотела, чтобы он продолжил вместе со мной. Я сказала ему это, сказала все, что чувствовала и все, что хотела почувствовать с ним, меня словно прорвало, все эти чувства и желания были высказаны, потому что я жаждала, чтобы он знал, знал, как много значит для меня, что это он был тем, кого я ждала, ему я хотела отдаться. Что только его я когда-либо хотела пустить в себя, и только его я хочу теперь, когда это случилось.
Его глаза встретились с моими. Синие, как Арктика, красивые.
– Пожалуйста, – умоляла я, – Дьюс, пожалуйста.
– Я в ебаном браке, Ева. Двое детей. Блять. Это должен был быть не я.
Что?! Здесь и сейчас он был во мне, потому что я так захотела, потому что он был единственным мужчиной, которого я когда-либо собиралась подпустить к себе так близко, и он смел сказать мне, что это не он должен был быть?! После того, как я умоляла его?
– Да пошел ты нахер! – рявкнула я. – Мне насрать на твою жену, как и тебе, или ты не трахал бы меня пальцами там, в клубе, и ты уж точно не увел бы меня оттуда с ясным намерением поиметь меня! Ты не можешь говорить мне, что это не ты должен стоять тут! Не тебе принимать это решение, только мне! Я так решила и сделала это! И я не заберу свои слова назад!
Вспышка гнева мелькнула в его взгляде.
– Я нихрена тебе не могу дать! – прошипел он. – Все, что я могу предложить – это мой ебаный член, и этого недостаточно! Только не для тебя! Даже блять близко недостаточно, ты заслуживаешь лучшего! Лучшего, чем ебаный засранный переулок, и определенно лучшего, чем я!
Вот и оно. Боль, которую я улавливала каждый раз, когда мы встречались. Тоска, которая, кажется, никогда не оставляла его.
– Ты лучше, чем ты думаешь, – прошептала я, – я не осознавала этого, когда была маленькой, не могла понять этот взгляд в твоих глазах, почему ты всегда выглядел печальным, но сейчас вижу. Кто-то, пробравшийся внутрь тебя, перевернул в тебе все с ног на голову, сделал черное белым, навел бардак в твоей душе, и теперь ты думаешь, что ты ничтожен, но ты совсем не такой. Не отмахивайся от моих слов, когда я говорю, что ты лучше, чем думаешь. Ты даже лучше этого. Для меня ты самый лучший!
– Ева, – его ноздри расширились, когда он тяжело вдохнул.
– Что?
– Заткнись.
Его рот накрыл мой, и мы целовались медленно, глубоко, так сладко-лениво.
– Собираюсь трахнуть тебя прямо сейчас, малыш, – проговорил он в мой рот.
Ох. Хорошо. Офигительно.
– Ладно, – выдохнула я.
И он сделал это. Прямо у грязной кирпичной стены, в переулке, забросанном мусором, служившим домом для крыс и одичавших кошек, пока летний дождь лил на нас. И это было идеально. Лучше, чем я представляла. Лучше, чем что-либо сравнимое. Просто лучшее.
Следующие четыре года я провела в колледже, тратя время на учебу, на шоппинг с Ками, пытаясь отделаться от Фрэнки и наслаждаясь жизнью. Ночи я проводила, переживая заново мои мгновения с Дьюсом. Все те четыре.
На следующий день после выпускной церемонии я упаковала рюкзак, сгребла Ками, оставила отцу записку и села на самолет, направлявшийся в Майлс-сити, штат Монтана.
Направлявшийся к Дьюсу.
Глава 5
Если бы мне еще понадобились доказательства того, что Всадники Ада были связаны с нелегальным дерьмом, помимо их альянса с моим отцом, то все, что мне нужно было сделать, так это посмотреть на здание их клуба.
Точно посередине между Монтана-холмами, вниз по едва просматриваемой грунтовой дороге, располагался их клубный дом – побеленный ангар, огромный, занимавший площадь около 30 000 квадратных футов[11]11
Примерно 2800 квадратных метров
[Закрыть], территория огорожена железным забором, по которому был пущен ток, колючая проволока шла по верху. Огромная эмблема Всадников была нарисована на фронтовой части здания. Снаружи был припаркован ряд Харлеев, еще несколько пикапов и красных сверкающих спортивных машин.
Я направила нашу арендованную машину к воротам и посмотрела на камеру. Из домофона под ней раздался характерный технический треск, свидетельствующий о том, что на нас обратили внимание.
– Помочь чем-нибудь, дорогая?
Я прокашлялась. Я так нервничала.
– Я… эммм…. Хотела… ну…
– Спокойно, Ев, – прошептала Ками, – оставайся спокойной.
Я глянула на нее.
– Вы на вечеринку? – протрещал динамик нам.
– Эээ… – протянула я и снова посмотрела на Ками. Она вытаращила глаза на меня.
– Скажи «да», идиотка!
– Ммм, да.
Ворота щелкнули и медленно разъехались перед нами. Ками начала взволнованно вертеться на сиденье.
Я только припарковалась, как двое парней уже быстро подходили к нам. Ками расплылась в улыбке.
– Го-ря-чо, – по слогам, с чувством, произнесла она. – Хочется облизнуть.
Я нервно засмеялась. Мой желудок стянуло в узел. Я не видела Дьюса четыре года. С той ночи, когда я отдала ему свою девственность. Я не знала, как он отреагирует, если я просто так появлюсь тут.
Первый – латинос, прекрасно сложенный, симпатичный, с бритой головой, кучей пирсинга и татуировок, покрывавших его везде, где можно было разглядеть, ухмыльнулся нам обеим.
– Кокс, – он назвал свое имя, осматривая меня сверху до низу. – Это Рипер, – он указал большим пальцем на мужчину, стоявшего за его спиной. Такого восхитительного мужчину, что дух захватывало. Он мог бы быть серфером откуда-нибудь из солнечной Калифорнии. Длинные светлые волосы, темно-голубые глаза. Весь он был, как конфетка для сладкоежки.
– Эй, – Рипер приветствовал нас, не сводя глаз с Ками, – вы двое уже бывали здесь?
Я отрицательно покачала головой.
– Я ищу Дьюса.
– А я нет, – сказала Ками, – я ищу тебя.
Я прикрыла рот, душа вырывающийся смех.
– Или тебя, – сказала она Коксу, пожимая плечами. – Особо неважно кого из вас.
Кокс и Рипер переглянулись.
– Не хочу драться с тобой, брат, – сказал Рипер, – но блять придется.
– И проиграешь, – проворчал Кокс.
– Мальчики? – Ками перекинула свои длинные светлые волосы через плечо и маняще повела бедром. – Это последнее лето моей свободы. Мой отец – богатый говнюк, заставляющий меня выйти замуж за другого богатого говнюка. У меня есть три месяца, прежде чем я стану образцовой маленькой Джеки О[12]12
Джеки О – Жаклин Кеннеди. Образцовая первая леди и жена.
[Закрыть] и вынуждена буду нанимать ебаную прислугу, просто чтобы отвязаться от этих обязанностей. Так что, если вы, парни, не против поделиться друг с другом, то у меня для вас много всего припасено.
– Ничего не имею против, – сказал Кокс быстро.
– И у меня никаких возражений, – сказал Рипер.
– Замечательно, а теперь скажите, в этом вашем жутком здании найдется ликер?
Рипер схватил ее за локоть, Кокс повесил руку на ее плечо, и они повели ее прямо в клуб.
Блин, будто я была невидимой.
Закатив глаза, я последовала за ними внутрь.
Повсюду вокруг меня были байкеры от восемнадцати до восьмидесяти и шлюшки, обожавшие их. Я поняла, что у Всадников Ада было в разгаре веселье, которое мои мальчики в Нью-Йорке называли «вечеринка для кисок», и это, несомненно, была единственная причина, по которой Ками и я были допущены внутрь. Я просматривала помещение, ища Дьюса.
Изнутри здание не имело ничего общего с видом на фасад. Все помещение было перепланировано, реконструировано и переоборудовано. По всей длине ангар был одной гигантской мужской берлогой с пятнадцатью или шестнадцатью футовыми в высоту стенами, а современные панорамные люки на потолке придавали ему соборный вид.
Полностью укомплектованный бар занял всю правую стену, рядом с ним соседствовали несколько барных столов и стульев, приличную часть комнаты перед ними занимали пять больших бильярдных столов. Пространство у стены напротив бара производило впечатление высококлассного мужского клуба, укомплектованного мебелью из темной кожи, плоскими телевизионными панелями и новейшей стерео системой. С обоих краев дальней стены были входы в коридоры, ведущие вглубь клуба, а прямо по центру было множество дверей, каждая была завешена фотографиями членов клуба. Среди этих дверей была одна, над которой висела деревянная планка с надписью «Офис Президента». Мое сердцебиение участилось, и руки стали липкими.
Я заставила ноги двигаться и направилась прямо в его офис. Сделав глубокий вдох, я сначала стукнула по двери.
– НУ, ЧТО ТАМ?
О Боже, этот голос. Этот жесткий, грубый, прекрасный голос.
Я сглотнула и повернула ручку.
Первой я увидела женщину. Высокая блондинка, очень загорелая, чертовски выразительные изгибы тела. Красивая. Она носила обтягивающую джинсовую юбку, потертую на заднице, и сексуальный розовый топ без рукавов, демонстрирующий богатое содержимое ее декольте. Моя грудь была больше, но я почти никогда не выставляла себя напоказ, только если не собиралась в клуб или куда-нибудь еще повеселиться. Я просто не видела в этом смысла.
Я опустила взгляд на мою укороченную футболку с эмблемой Лед Зеппелин, мешковатые джинсы, низко свисавшие с моих бедер, и мои чаксы. Футболка когда-то принадлежала моей матери, и я немного изменила ее под себя, обрезав низ так, что было заметно колечко в моем пупке и вытатуированные вокруг черные и розовые звезды. Эти джинсы я, кажется, носила целую вечность, я толком не могла вспомнить, как они мне достались, может, у Фрэнки забрала? Это была главная фишка моих подростковых лет – красть его вещи. Они были удобными и такими приятными на ощупь, будто шелк, касавшийся моей кожи. Самое главное, они волочились по земле, когда я шагала. Мне нравилось, что я могла полностью скрыть ступни в своих штанах. Странно, знаю. Но я была единственным ребенком, и девочкой к тому же, выросшей с отцом-одиночкой, Президентом мотоклуба, его бригадой и Чокнутым Фрэнки. Думаю, все могло бы быть куда более странным во мне, чем просто слабость к длинным свободным джинсам.
Но, стоя напротив этой женщины, я чувствовала себя бродяжкой. Эта женщина с внешностью супер модели, более чем вероятно, была его женой.
Дьюс сидел за своим столом, отвернувшись от меня, даря проклятья телефонной трубке у его уха. Голубые папки были свалены на краю стола позади ноутбука. Разные бумаги, листы, записи были разбросаны по столу и на полу перед ним.
Кто бы ни занимался интерьером этого офиса, он явно был либо конспирировавшийся гей, либо очень женоподобный парень. Хотя рабочий стол из темного дуба, комод и переговорный стол явно были сделаны в мужском стиле, ни один мужчина, вернее, ни один байкер не смог бы выбрать такие прекрасно сочетающиеся друг с другом предметы мебели. Они были слишком совершенны. Каждая деталь по-своему индивидуальна и отличалась от других, но вместе они выглядели модным мебельным ансамблем. Женщина, предположила я, определенно это была женщина, приложившая руку к обстановке. Эта мысль окончательно выбила меня из зоны комфорта.
Блондинка взглянула на меня, оценивая, и ее окрашенные розовой помадой губы изогнулись в усмешке.
– Ты кто нахуй такая?
– Я… ммм… искала Дьюса…
– Что ж, ты… ммм… точно блять его нашла.
Ну и пренебрежение.
– Ты блять издеваешься надо мной? – прорычал Дьюс в телефон. – Скажи Стриту, чтобы тащил свою задницу в доки и занялся отгрузкой, или я к ебаной матери похороню твой чаптер![13]13
Отделение клуба в каком-либо городе или штате, имеющее свой местный управляющий совет, подчиняются Президенту клуба. Президент соответственно управляет материнским чаптером.
[Закрыть] Понял меня? Я развею твоих парней по ветру и тебя закопаю лично! Не связывайся нахер с Буонаротти! Я дал ебаные обещания, и я собираюсь держать их. Мое ебаное слово стоит блять дорого. Ты думаешь, я тут играю с тобой? Нет? Хорошо. Давай блять шевели задницей, займись делом.
Он повернулся кругом, прищурившись, посмотрел на блондинку, затем оглядел всю комнату и, наконец, остановился на мне. И застыл. Он позволил себе отрастить небольшую бороду, я видела серые нити в его светлых волосах и несколько морщин у глаз. Я не дышала. Он становился еще красивей с возрастом.
– Мне надо идти, – сказал он в телефон и положил его на стол.
Я откашлялась.
– Я была неподалеку, – звучало глуповато, – подумала заехать.
– Ты была неподалеку, – повторил он за мной.
Я кивнула. Эх. Идиотка. Если бы Ками услышала эту хрень, я бы огребла от нее.
– Коул, – прошипела женщина, – что это блять за девчонка?
Я никогда не слышала прежде, чтобы кто-нибудь называл Дьюса как-то иначе, чем Дьюс. Я знала его настоящее имя, Коул Уэст, но это было не то, оно не подходило ему. Дьюс значит «Дьявол», и это было его имя.
Дьюс моргнул и посмотрел на блондинку.
– Кристин, убирайся нахер. Ты получила свои гребаные деньги, теперь уходи.
Он вернул взгляд ко мне, и я видела, как эта ледяная синева впивается в меня от головы до пальчиков ног и снова наверх, останавливаясь на медальоне его отца. Его губы искривились в улыбке.
В моем ослабевшем теле родилась нужда, тепло побежало по венам. Он сделал это, просто посмотрев на меня. Его власть надо мной была невероятной, неописуемой, всегда была такой. Четыре года, что я не видела его, ничего не изменили. Каждой клеткой своего тела я желала его также сильно, как и в последний раз, как и в предшествующий ему, даже больше. Ведь в последний раз я получила его, и я страстно нуждалась в нем с тех пор.
Он видел эти изменения во мне, заметил в ту же секунду. Его ноздри расширились, и голод сделал его глаза темнее. Я знала этот взгляд. Дьюс оголодал. И едой была я.
Я любила этот взгляд. Под ним я чувствовала себя красивой, сильной и необыкновенно женственной.
Я втянула воздух через нос, заставляя себя стоять на месте, хотя больше всего хотелось побежать к нему, раздеть его догола и затрахать.
– Ты одна здесь? – грубо спросил он.
Я отрицательно покачала.
– Взяла Ками с собой.
Его глаза сузились, и я подавила смешок. Он определенно запомнил ее.
– Где она?
– Развлекается с твоими мальчиками.
Он хмыкнул.
– Кокс?
– И Рипер.
Он закатил глаза.
– Прекрасно.
– Коул! Кто эта сука, и почему блять она носит жетон Всадника?
Он повернул голову к Кристин.
– Что я нахрен сказал тебе? Уебывай отсюда!
Выражение ее лица стало холодным. Ледяным.
– Нет, – шипела она, – скажи мне, почему эта маленькая девчонка стоит в твоем кабинете, а на ее шее – жетон Всадника! Олд Леди[14]14
Олд Леди – постоянная подруга или жена байкера, имеет нашивку «собственности» с дорожным именем ее байкера, например «Property of Deuce»/ «Собственность Дьюса». Олд Леди находится под защитой, она неприкосновенна в отличие от всех прочих женщин, вертящихся вокруг клуба. Ее проблемы – проблемы ее байкера, за ним стоит клуб, соответственно она имеет право на защиту и помощь клуба.
[Закрыть] не получают такие, мальчики не носят их, пока не получают жилет Всадника, и ни одна девчонка никогда не получала жетон, и клубные шлюхи, я на сто ебаных процентов уверена, никогда не получали жетонов. Ну, так почему эта сука носит его?
Дьюс поднялся. Пряжка «Харлей» на его ремне провисла под своим весом на его низко посаженных широких джинсах, рваных и протертых, как и его белоснежная футболка. Говоря словами Ками: «Го-ря-чо».
– Убирайся, – прорычал он.
– ОТВЕТЬ, ПОЧЕМУ ОНА НОСИТ ЕГО!
С грохотом Дьюс опустил кулаки на столешницу, отправляя бумаги и папки в свободный полет на пол.
– Потому что я, блять, дал его ей.
Кристин наклонила голову в мою сторону.
– Маленькая ебаная шлюшка! – заорала она.
Моя челюсть отвисла, и я попятилась назад. Вот почему мой отец не позволял своим мальчикам приводить Олд Леди в клуб, только если не планировалось воскресное барбекю.
– Кристин! – рявкнул Дьюс. – Бери деньги, за которыми ты пришла, и выметайся отсюда.
