Текст книги "Драконы Вавилона"

Автор книги: Майкл Суэнвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

А потом заговорила старейшая из них, и, хотя ведьма говорила спокойно и тихо, слова ее услышали все.

– Выйди вперед, Претендент на Престол, и отдай себя нашей воле, дабы мы могли тебя испытать.

Толпа протестующе загудела, однако Вилл мановением руки призвал ее к молчанию.

– Успокойся, о мой народ! – воскликнул он. Выбор местоимения «мой» вместо царственного «наш» был осуществлен спонтанно и по наитию – скромность и простота выставляли нового монарха в свете куда лучшем, чем могли бы пышность и помпезность. – Естественно и справедливо, что Совет Волхвов хочет проверить мое происхождение. Ровно так же нет ничего плохого в именовании Претендент на Престол, оно совсем не означает, что мои претензии ложные, а только-то, что нужно проверить их истинность. И я не просто соглашаюсь на такую проверку, я ее требую, поскольку титул царя Вавилона не какой-нибудь пустячок, чтобы им распоряжаться бездумно, с ним связана огромная ответственность, нести которую способны лишь прямые потомки Мардука. Поэтому я весьма доволен моими волхвами и ведьмами. Верно и преданно хранили они мой престол, за что будут удостоены богатых даров, когда я на него воссяду. Как и все вы, любезные мне, беззаветно мне преданные подданные, как и все вы!

Аплодисменты, переходящие в овацию.

– А теперь я вас покидаю, дабы меня проводили во Дворец Листьев и там подвергли всем расспросам и проверкам, какие нужны для доказательства моей законности. Они предписаны обычаем и никак не могут быть ускорены. Они могут занять недели и недели.

Толпа застонала.

– Но я спокоен и чужд нетерпения. И вы тоже не должны торопиться, будучи абсолютно уверенными в неизбежном счастливом исходе всех надлежащих проверок. Тем временем вы сможете следить за их продвижением через средства массовой информации, так что в некотором смысле мы с вами не будем разделены, но сохраним единство общей цели и уверенности. Мы с вами едины сейчас и пребудем едины.

Затем Вилл властно взмахнул рукой, и восторженно орущая толпа расступилась, расчистив проход от его чиппендейловского трона до недвижно стоящих волхвов, чьи лица сияли как фальшфейеры.

Он сошел с грузовика (вставший на колени людоед послужил ему ступенькой и был за то вознагражден чуть заметным кивком) и, все так же босой, направился к Совету Волхвов; все стоявшие по сторонам прохода опускались на колени и низко склоняли головы.

Кто-то истерически закричал. А затем по правую руку от Вилла тон и каденция звуков неожиданно изменились, это резало ухо, словно море вдруг поменяло свой голос. Всплеснулась багровая опасная теплота, а следом за нею нахлынул ужас. Вилл повернулся.

И увидел.

Как и где Пылающий Улан раздобыл себе лошадь? Как он вернул себе свою пику? Как он подобрался так близко, почему его никто не заметил? Такие вот глупые, никчемные вопросы затопили сознание Вилла, не оставив места ни для разумной оценки ситуации, ни для понимания, что же теперь следует делать.

На долю секунды Пылающий Улан заполнил собою двери ближайшей гостиницы, стекло в ней взорвалось и разлетелось по сторонам.

А затем, выкатив от ужаса глаза и широко раздувая ноздри, его тяжелый, как битюг, жеребец помчался прямо на Вилла. Толпа завопила и прыснула по сторонам.

Вилл стоял, словно примерзший к асфальту.

Он был один посреди этой улицы, опустевшей как по волшебству. Пылающий Улан набычил голову, нацелился пикой и пришпорил своего скакуна.

– Ублюдок! – кричал он. – Наконец-то ты умрешь!

Фигура улана разрасталась, заполняла все поле зрения. Вилл слышал где-то в своей глубине истошные вопли дракона, который требовал для себя полной свободы действий. Каковое требование с учетом обстоятельств было более чем разумным, но Вилл просто не мог ничего предпринять, он был как заяц, попавший в луч света от фары, или мошка, зачарованная пламенем, с той лишь единственной разницей, что для него парализующим светом стало ошеломленное понимание, что жизнь его стремительно движется к концу.

Возникшие из ниоткуда руки схватили Вилла и грубо отшвырнули в сторону.

Падая на землю, Вилл успел увидеть, что точно на том самом месте, где только что стоял он сам, стоит теперь Нат. Он видел, как пика вошла в Натово тело и вышла с другой стороны. Он увидел, как Натово лицо исказилось от боли. Он увидел, как брызнула кровь.

Он увидел, как Нат умер.

Но ровно через мгновение толпа вновь нахлынула и ликующе вскинула Вилла вверх, демонстрируя тем, кто подальше, что он не погиб. Пританцовывая от радости, его передали волхвам, которые, почтительно кланяясь, усадили претендента на престол в уже поджидавший портшез. Его почетный караул составили невозмутимые, в полной парадной форме офицеры политической полиции, а следом выстроились рядами самые видные из высоких эльфов, в их числе – все Лорды Правления. Затем четыре старейшие, почтеннейшие ведьмы подняли портшез на свои старушечьи плечи, и вся процессия проследовала к вестибюлю Арарата, откуда лифты должны были вознести их во Дворец Листьев.

А сзади, словно взбесившиеся призраки, визжали и улюлюкали десятки сирен. Дробным стаккато мигали фотовспышки. Полицейские, сцепившись руками, еле сдерживали напор репортеров. Но Вилл всего этого не видел и не слышал, он закинул голову к небу и в голос завыл.

Ната Уилка больше не было.

Под звуки бойрана, флейты и цевницы беспомощного Вилла уносили все дальше от его окровавленного тела. Бесись сколько хочешь, вой сколько хочешь, все равно никто тебя не услышит.

А на улице оркестрик из дуппи наяривал регги и граждане весело танцевали.

Царевич, законный наследник нашелся, и монархия восстановилась. Распорядительству Совета Волхвов, Лиосалфара, Докалфара и Лордов Мэральности пришел конец. О демократии можно было забыть. И все, как казалось, жители Вавилона были вне себя от радости.

Для них это был счастливейший из дней.

18
В ТЕНИ ОБСИДИАНОВОГО ПРЕСТОЛА

Значение ночного гудка паровоза одно и то же на всех языках. Оно замешано на одиночестве, инаковости и бессильном желании быть где угодно, но только не здесь, кем угодно, но лишь не этим проклятым собой. От этого звука сердце сжималось мучительным осознанием, что поезд уезжает без тебя и так же будет и в будущем. Ты никогда не поспеешь на волшебный поезд, который унесет тебя в дальнюю страну, где лежат решения всех твоих проблем. Ты никогда не приедешь в тот сказочный город, где все, к чему ты втайне стремился, раздают бесплатно на улицах.

Сидя в полуночном саду на резной серпентиновой скамье и слушая, как затихает далекий гудок, Вилл уже почти жаждал, чтобы этот поезд все-таки пришел и унес его к смерти.

Он тяжело вздохнул.

– Сэр? Вам что-нибудь нужно? – вопросил бесплотный голос мажордома.

– Нет. Конечно же нет. У меня есть все. Ну что мне может быть нужно?

– Сэр?

– Уйди, Ариэль.

У ног его поблескивал пруд, темный, как лужица туши. Над ним висела луна. Он посмотрел сперва на луну, а затем на пруд. В этом пруду водились рыбы ничуть не менее странные, чем все, что можно найти в хрустальных чертогах луны. И все равно он не мог себе даже представить ничего столь же странного, как он сам – фактический царь, только и мечтавший, что ускользнуть от всех этих слуг, богатства и дворца, жулик и проходимец, жульничеством загнавший себя в самую роскошную тюрьму во всей мировой истории.

– Сюда идет Мастер Испытаний.

– Заткнись, Ариэль.

Беззвучно ступая по гравию садовой дорожки, едва различимый во мраке, Мастер подошел к скамейке и сел рядом с Виллом.

– Думаю, теперь ты ориентируешься в ситуации получше, чем при первой нашей встрече.

Это был Флориан Л'Инконну. Он не то чтобы улыбался, но смотрел на Вилла с выражением далеко не таким недружелюбным, как мог бы тот ожидать.

– Я чувствую себя как в капкане.

– Тебе ни к чему так думать. Тем более теперь, когда испытания прошли столь успешно.

Так оно, в общем-то, и было. Анализы показали наличие в крови Вилла значительной смертной доли, что ничуть того не удивило, а кольцо, полученное им от Ната, было объявлено достаточно старым и вполне соответствующим описаниям царского фамильного перстня, что, если учесть всегдашнее стремление Ната к максимальной правдоподобности, тоже было вполне естественно. Но удачно прошли и личные испытания: мгновенное исцеление золотушного чертенка, когда Вилл коснулся его рукой, и одобрение волхвами невзрачной деревянной ложки, выхваченной им наугад из целой россыпи всевозможных безделушек, – чего он никак уж не ожидал. А не далее как этим утром сивиллы подкинули семнадцать монет, чеканенных из самородного серебрa, и все они выпали орлом. Это стало для Вилла, который мог бы проделать тот же самый трюк дюжиной различных способов, наилучшим доказательством, что идет откровенный мухлеж в его пользу.

– Ну и что? Конец тут может быть только один.

– Да, – кивнул Флориан, – я знаю, что ты считаешь себя самозванцем. Но не исключено, что ты ошибаешься, не забывай и о такой возможности. Было допрошено достаточно беженцев из этой твоей деревни, чтобы надежно установить: твое происхождение более чем туманно.

– Иначе говоря, я ублюдок, незаконнорожденный.

– Чего отнюдь не следует стесняться, если отец твой царь. Монарх по сути своей божествен. Его прикосновение возводит простолюдина в рыцарское достоинство. Его семя порождает наследников.

– Ну да, – кивнул Вилл, – роскошный способ клеиться. – Он надолго замолчал. – А как там она?

– Да вполне нормально. – Флориан не стал притворяться, будто не понимает, о ком речь. – У нее по горло работы, это затягивает. Помнишь, как ты пришел к Арарату и привел за собою весь этот сброд? Там же стоял наш драгоценный Совет в полном составе, без никаких уклонистов. Так знаешь, кто это организовывал? Алкиона, ей дали за это почетный значок.

– Рад слышать.

– И все время спрашивает, как у тебя дела. Так, словно между прочим. Кстати сказать, как тебе здешняя обслуга?

– Из кожи лезут, – фыркнул Вилл. – Мне тут захотелось пофехтовать, чтобы форму совсем не утратить, и я попросил у них оружие. Думал при этом о шпаге, но сошла бы и рапира, так что конкретизировать я не стал. Свет! – скомандовал он, чуть возвысив голос, и тут же вспыхнула вереница садовых факелов. – А теперь смотри, что они мне дали.

На ладони Вилла сам собою лег японский меч. Освободив клинок от ножен, он протянул его Флориану.

– Масамунэ! [78]78
  Знаменитый японский оружейник XIII–XIV вв.


[Закрыть]– Флориан повернул клинок таким образом, чтобы в свете факелов засверкали мартенситовые кристаллы. – Ты только посмотри на эти ниэ! Словно звезды! Подержать такой меч в руках и то уже огромная честь!

– А они вот дали его мне.

– Самому достойному.

– Я фехтую очень посредственно и всегда имел дело с европейскими клинками. Я же раньше катану и в руках-то никогда не держал. Вряд ли этот меч нашел во мне самого достойного хозяина.

– Что-то ты сегодня не в духе, – сказал Флориан и положил ладонь на Виллову коленку.

– Так ты что, – изумился Вилл, – этогохочешь?

– Как? Да нет, что ты. То есть я отнюдь не против, но по большому счету мне нужен царь. Абсолютный монарх – это оружие, превосходящее по остроте все творения великого Масамунэ, и я хочу, чтобы это оружие было в руках у меня. Первый же удар, – он взмахнул мечом, – напрочь снесет всю бюрократию, которая мешает Вавилону сделать хоть что-нибудь путное, второй – обезглавит законников. Третий – покончит с предателями, которые по возвращении с фронта распускают зловредные слухи, что война безнадежно завязла и что выиграть ее нельзя. Еще один для подрывных элементов, движимых классовой завистью, для профсоюзов, интеллигенции, пораженцев…

– Наличие у нас законов и юристов, а также правдоговорительниц имеет под собой самые серьезные основания, – заметил Вилл, вставая, – а действие ради действия – это какой-то абсурд. – Он пошел по аллее, и Флориан последовал за ним.

В саду Дворца Листьев росли деревья двенадцати видов: береза, ясень, ива, ольха, боярышник, дуб, остролист, виноград, орешник, плющ, бузина и калина. Само собой, виноград записали в деревья исключительно из уважения к его многим заслугам. В результате этот сад образовывал гримуар, начертанный рунами Алфавита Деревьев, и поэтому для каждого, кто знал эти руны (а таковых в услужении Его Предполагаемого Величества было хоть пруд пруди), в нем содержались все мыслимые пророчества. Далее, в соответствии с квантово-астрологическим законом «как Вверху, так и Внизу» и принципом обратной причинности, любое его предсказание автоматически вызывало предсказанное событие.

– Смотри. – Вилл сорвал с ветки листик бузины и уронил его за парапет. Листик попорхал на ветру, покрутился и быстро исчез из виду. – Я только что вызвал на другом конце мира страшнейшую бурю. А может, смирил землетрясение. Вскоре родится ребенок с двумя лишними пальцами. Предполагавшийся хромым калека останется здоровым. Так или этак – мы не можем этого знать, верно?

– Верно.

– Ну и что же тогда слепо вмешиваться?

– Не слепо, лорд, но смело. – Изящным кошачьим движением Флориан встал в боевую стойку. Неуловимо быстрым взмахом катаны он отрубил нависавший сук березы. Уже на излете лезвие вскользь полоснуло по стволу огромного дуба. Полетели клочья коры. – Тонет корабль! Город объявляет о своем банкротстве! Революционеры предпринимают массированный ракетный обстрел на ранее спокойном участке границы! – На голову Флориана дождем посыпались мелкие ветки, и он торжествующе рассмеялся. – И слава падает с небес!

– Ради милости Семерых! Прекрати! Сейчас же! Ты ведь и сам не знаешь, что делаешь!

– С какой такой стати это должно меня беспокоить? – По лицу и голове Флориана побежали электрические искры. – Для меня любое развитие событий, пусть даже ведущее к моей смерти, предпочтительнее мира и стагнации.

Вилл почувствовал, как вскипает в нем драконья ярость, и привычно ее заглушил.

– Убери катану, – скомандовал он, и меч исчез из руки Флориана, а мгновение спустя исчезли лежавшие на скамейке ножны. – Так значит, – сказал он Флориану, – ты хочешь заменить нашу де-факто демократию верховенством силы. Это не что иное, как примитивнейший анархизм.

– А чем тебе так уж мил наш теперешний режим? Демократия – это тупая скотина, которая только и хочет, чтобы ее оставили в покое, не мешали ей бесконечно жевать свою жвачку и удобрять навозом поля. Она не любит кровь. Она не умеет переносить трудности и боится боли. Только в самых крайних обстоятельствах, понукаемая элитой, может демократия возвыситься до величия, а затем, когда кризис позади, непременно вновь погрязает в трясине бездействия и мелкой коррупции.

– Тебе бы следовало молиться, чтобы я нестал царем. Потому что я никогда не доверюсь таким как ты.

– Нет, мой царь. Только на меня ты и можешь положиться, потому что я перед тобой раскрылся – полностью и без утайки. Ты думаешь, что другие разумнее меня? Или не такие безжалостные? Чушь! Они будут тебе улыбаться, будут льстить тебе и врать, а ты, прекрасно это понимая, будешь теряться в догадках – с какой целью? А я – тигр, и ты меня понимаешь. И когда возникнет нужда, ты непременно обратишься к тому, чьи изъяны видны как на ладони.

– Если так, то в том факте, что я никогда не стану царем, есть и много хорошего. – Вилл привалился к садовому парапету, ощущая лицом теплое усталое дыхание города. Соседние, чуть пониже здания горели тысячами окон. – Я мог бы, – сказал он, почти удивляясь собственному голосу, – прямо здесь и сейчас перепрыгнуть парапет и улететь.

– Ты хочешь сказать, имей ты крылья.

– А даже и без них. Я стал бы свободным. На какое-то время, – мрачно добавил Вилл и повернулся к Флориану. – Я устал и хочу отойти ко сну. Позволяю тебе удалиться.

– Мой повелитель – Флориан поклонился и ушел. Если он при этом и ухмыльнулся, то разве что едва заметно.

А Вилл все смотрел в темноту и думал, и мыслями этими он не стал бы ни с кем делиться. Время шло и шло.

– Сэр? – спросил осторожный голос. – Вам потребуется постелить постель?

– Мотай отсюда на хрен, Ариэль.

Претендент проснулся не сам по себе. Предупреждая, что его пребыванию в царстве снов приходит конец, в голове у него зазвучало пение эльфийских флейт. Затем негромкий почтительный голос сообщил, что наступило утро. Две девушки-якши приподняли его с кровати. Пока они его одевали, пожилой, в красном бархатном кафтане карлик зачитывал ему программу на день.

– …испытание огнем и кипящим маслом. После чего вы будете лично надзирать за установкой новой садовой мебели.

Вилл зевнул и потянулся, заставив якши, державшую наготове парчовый жилет, метнуться вслед за его рукой.

– А это обязательно?

– Как вы, конечно, помните, сэр, это было ваше пожелание. Вы были лично и глубоко вовлечены в разработку дизайна.

– Да, конечно. – Вилл рассеянно поскреб себе живот, отчего очаровательно надула губки вторая якша, которая стояла на коленях, застегивая его клетчатые горские штаны, и должна была теперь опять их расстегнуть, чтобы заправить рубашку. – Продолжай, прошу тебя.

– Затем будет час свободного времени, каковое вы можете использовать, чтобы вздремнуть, либо заняться каким-нибудь легким спортом, либо в образовательных целях.

– Сегодня мне хотелось бы затравить единорога.

Карлик мягко улыбнулся, словно беседуя со своенравным, но, в общем-то, разумным ребенком, который даже не догадывается, насколько прозрачны все его обманы.

– Вряд ли, сэр, на это будет достаточно времени. К тому же в период испытания вам нельзя покидать дворец. Если желаете, можете взять сокола, подняться на крышу и поохотиться оттуда на голубей.

– Но ведь это совсем не то, ты согласен, Эйтри? Пожалуй, я проведу этот час в кунсткамере.

Добрая половина дворца была для Вилла недоступна, потому что там располагались жилые помещения слуг и было бы неудобно вламываться к ним без предварительного извещения. Кроме того, в любой конкретный момент для него была закрыта примерно половина остальных помещений, потому что их чистили, прибирали, ремонтировали или расколдовывали и никак не подобало, чтобы обслуга работала в его присутствии. Было много помещений, которые попросту ему не нравились, и еще больше таких, назначение которых было для него темно и загадочно. Но и того, что оставалось в конечном итоге, хватило бы любому привереде.

Виллу особенно нравились библиотека, сауна, расположенный на крыше сад с планетарием и выгородкой для рептилий, викторианская папоротниковая оранжерея и устроенная тут же обсерватория. Картинная галерея никак не оправдала его ожидания (все лучшие полотна были переданы в бессрочное пользование общедоступным музеям, но, как объяснили Виллу, могли быть потребованы назад на период его коронации), зато курительная комната с уистлеровскими [79]79
  Джеймс Эббот Макнил Уистлер (1834–1903) – англо-американский художник, предтеча импрессионизма и символизма.


[Закрыть]павлинами и золотой лепниной, а также гостиная работы Фрэнка Ллойда Райта [80]80
  Фрэнк Ллойд Райт (1867–1959) – американский архитектор-новатор, создатель «органической» архитектуры.


[Закрыть], спасенная из почти уже снесенного здания, были выше всяких похвал. Но что ему нравилось больше всего, нравилось насквозь, без всяких оговорок, так это кунсткамера.

Во всяком случае, он позаботился, чтобы в этом был абсолютно уверен весь персонал дворца.

Вот и сегодня, после того как он одобрил новые плетеные столы и стулья (столы походили на перевернутые бельевые корзины, походили сильнее, чем можно бы ожидать, но это и к лучшему) и понаблюдал за высадкой по сторонам садового навеса колючей изгороди из роз, он позволил отвести себя к любимейшему из своих сокровищ.

– Сэр, – сказала хранительница, отвесив ему микроскопический, предельно чопорный поклон.

– Госпожа Серена, – откликнулся Вилл. Из всего персонала дворца одна только госпожа Серена не позволяла Претенденту обращаться к ней фамильярно. Но Вилл все равно пытался. – Сегодня вы столь же очаровательны, как и всегда.

– Чушь, – чуть поморщилась госпожа Серена. – Старость наложила на мои плечи свою свинцовую руку, сделав меня горбатой, костлявой, как высохший сучок, и настолько сморщенной, что мой вид заставляет содрогаться даже печеные яблоки. Джентльмен – а принадлежность к этому сословию не передается по наследству, даже царь обязан ее заслужить – никогда не коснулся бы предмета столь болезненного.

– Эйтри говорит, что в юности вы были царской любовницей.

– Меня не волнует, что он говорит.

– Он говорит, что вы были любовницей двух царей и воплощенным ужасом для всех их наследников.

– Эйтри – мелкий вонючий сплетник и гнусный стукач. Будь у вас хоть капля самоуважения, вы не стали бы его слушать. Ладно. Так что вы хотите увидеть сегодня?

Хотя первоначальная кунсткамера могла уместиться в одном-единственном шкафу, это собрание диковинок быстро расползлось и разбухло, так что теперь оно представляло собой огромный сводчатый зал, сплошь заставленный стендами, витринами и какими-то загадочными ящиками. Конестогский фургон, в каких древние американцы переселялись на запад, китобойный вельбот, космический корабль «Союз», подвешенный прямо к потолку. Скифский барашек, выращенный в кувшине, соседствовал с чучелом козерога. Запрятанные подальше ящики содержали в себе прекрасные коллекции уральских каменных цветов и сушеных грибов из Foret de Verges [81]81
  Лес Фаллосов (фр.),присутствующий в навязчивом сне героя «Тошноты» Ж.-П. Сартра.


[Закрыть], на стенах висели единственные достоверно прижизненные портреты царицы Лилит и повелителя Хумбабы [82]82
  Хумбаба – страшное чудовище шумеро-аккадской мифологии.


[Закрыть]. Здесь же находились котел богини Керидвен [83]83
  Керидвен – кельтская богиня плодородия; в своем колдовском котле она год и один день варила волшебный напиток знания.


[Закрыть], огромный стол, на чью полированную столешницу пошел поперечный срез рога Бегемота, бесконечные полки японских эротических гравюр, говорящий хрустальный череп, непрерывно болтавший какую-то бестолковщину, семь оправленных в коралл медных бутылок, куда Соломон заточил мятежных джинов, один из которых, судя по взломанной печати, все-таки сумел улизнуть, и многое, многое другое.

– Да, пожалуй, амулеты власти, – небрежно бросил Вилл.

– Идите за мной.

Госпожа Серена скользила по проходу, даже не удосуживаясь взглянуть, следует ли за нею Вилл. В конце концов она остановилась перед заурядного вида шкафом. Повинуясь ее взгляду, ящики шкафа стали поочередно выдвигаться, в каждом из них лежали сотни и сотни амулетов. Вилл наугад ткнул пальцем в бусы из мелких гранатов.

– Вот эта штука, что она делает?

– Наденьте это ожерелье предмету своего желания, и он – либо она – тут же в вас влюбится. – Госпожа Серена презрительно фыркнула. – Ну как, загорелись глазки?

– Увы, – вздохнул Вилл. – Сделать, чтоб женщина тебя полюбила, – это еще самое легкое.

– Совершенно верно, – сухо согласилась хранительница. – Хотя я совершенно не понимаю, где и как мог усвоить эту благую истину такой юнец. Да, впрочем, и не слишком хочу понять. – Она кивнула, и все ящики закрылись. – Что еще вам хотелось бы посмотреть?

– Там еще был один ящик с очень интересными амулетами…

– Очевидно, вы имеете в виду амулет из рога единорога, на котором вырезано тайное имя огня. Тот, который вы пытались слямзить, когда приходили сюда в прошлый раз. Нет, я не думаю, что вам нужно на него смотреть. Что еще?

– Госпожа Серена, – возмущенно выпрямился Вилл. – Я некоронованный, но уже полноправный царь не только этой башни, но и всей Вавилонии, а также половины остального цивилизованного мира, и этот амулет по праву мой. Вы можете, если вам хочется, сколько угодно сомневаться в законности моих притязаний на престол, но будь я даже самозванцем, что страшного в моей просьбе? Ну куда я сбегу с этим амулетом?

Лицо хранительницы потемнело от гнева, кожа на высоких скулах натянулась. Глядя на эту старуху сейчас, было нетрудно представить, что видели в ней когда-то ее давно усопшие любовники. Ее длинный костлявый палец болезненно ткнул Вилла в грудь.

– Так ты думаешь, желторотый нахал, что твой титул меня впечатлит? Меня? Даже и не надейся. У меня есть пожизненная должность и связанные с ней полномочия. И давно миновали те времена, когда одно уже слово «царь» вызывало у меня почтительную дрожь. Посмотревши хоть раз, как абсолютный монарх, пьяный в дупель и сплошь измазанный блевотиной, растирает по лицу слезы и сопли из-за того, что у него никак не стоит, навсегда теряешь благоговение перед любыми царственными особами. Ну ладно. Мне придется повторить вопрос: что еще?

– Ну-у… может… ветры?

Шкатулка ветров представляла собой набор неглубоких поддонов, разгороженных на квадратики на манер типографских касс. В каждом отделении лежала коротенькая веревка, завязанная замысловатым узлом, причем все узлы были разные. Дейм Серена тронула четыре веревки, лежавшие по углам верхнего поддона.

– Это анемои,разложенные согласно греческой классификации: Борей – северный ветер, Зефир – западный, Нот – южный и Эвр – восточный, известные в средневековой системе румбов как Трамонтана, Поненте, Остро и Леванте, до стандартной октавы их дополняют Маэстро, Либеччо, Сирокко и Греко. Теоретически дробление может быть сколь угодно мелким, в этом собрании находятся несколько сотен особо интересных образцов.

– Эти из Лапландии, верно? – спросил Вилл, трогая пальцем северный край поддона. – А что случится, если я развяжу вот этот? – Он извлек из поддона один из узлов.

– Только мы никогда этого не узнаем, верно? – Госпожа Серена стукнула его по руке. – Положите на место, – приказала она. – Сегодня вас так и тянет на проказы.

– Да это же совсем невинный Зефир, – успокоил ее Вилл и вернул взятый узел в опустевший было квадратик, причем проделал это с такой суетой и преувеличенной осторожностью, что госпожа Серена даже не заметила, что он успел подменить настоящий узел аккуратно вывязанной копией.

Час пролетел почти незаметно. («Десять минут, ваше величество», – сказал Ариэль. «Иди ты в жопу», – откликнулся Вилл.) Но когда Вилл совсем уже собрался уходить, госпожа Серена открыла еще один ящик.

– Вот это вам непременно захочется посмотреть, – сказала она. – Это миниатюрнейшее из владений вашего величества. Его осмотр не займет почти никакого времени.

В ящике плескались голубые океанские воды, в которых весело играли киты, крошечные, как мошкара. Посреди океана высился скалистый остров, не более ярда в поперечнике, с тихими бухтами, оживленным портом и маленькими, как игрушки, каменными городами.

Придерживая дыхание, чтобы не сдуть островитян ураганом, Вилл наклонился к чудесному миру поближе и начал его рассматривать. Но тут в глазах у него поплыло, а когда все прояснилось, оказалось, что он стоит под навесом на роскошном, из белого песка пляже. Вокруг цвели яркие тропические цветы. «Где я?» – растерялся он. Тут же рядом стояла высокая, стройная эльфийская девушка в бирюзово-зеленом саронге. Даже по меркам своего племени она была сказочно прекрасна.

– Кончай таращиться на мои сиськи! – прикрикнула на Вилла девушка. – Зенки износишь.

– Госпожа Серена? – изумленно выдохнул Вилл, узнавший вдруг эти скулы.

– Ты бы удивлялся потише, – посоветовала девушка. – Так трудно поверить, что когда-то я выглядела совсем неплохо? Ну ты невежа. А что до того, где мы находимся, так это Страна Вечной Юности. Мы не сможем задержаться здесь надолго.

– Это что, такая аллегория?

– Аллегория? – улыбнулась девушка и крепко его ущипнула. – Это как по ощущениям, очень аллегорично?

– Нет, не очень, – поморщился Вилл, растирая ущипнутое место. – А почему мы здесь?

– Дворец – он, конечно, архитектурное чудо, но в нем не стоит и надеяться на приватность. У нас же там настоящее фашистское государство, везде соглядатаи и микрофоны. А вот здесь, в Стране Вечной Юности, этих опасностей нет. Мы с Мардуком Семнадцатым приходили сюда, чтобы… Ладно, об этом не стоит. Но если бы его лизоблюды прознали, мне бы никак не дали дожить до такого омерзительного возраста. Здесь мы можем говорить совершенно свободно.

– Ммм… верно, пожалуй. О чем мы будем говорить?

– Они знают, что ты намерен бежать. Прошу тебя, даже и не пробуй.

– Госпожа Серена, в этом дворце я фактически заключенный. – Вилл говорил негромко и серьезно. – А заключенный просто обязан попытаться сбежать.

– Ну что ж, обязан так обязан. Мне и в голову не придет вставать между идеалистом и его совестью, сколь бы оторванными от реальности ни были и он, и она. Но сегодня уж точно не надо. Они ожидают, что ты выкинешь что-нибудь эдакое, и будут настороже.

– А откуда вы знаете? – удивился Вилл.

– Я же говорила тебе, что Эйтри – заядлый сплетник. Мы регулярно сходимся за чашкой чая. Это единственный порок, оставшийся мне доступным.

Земля Вечной Юности заколыхалась и исчезла, Вилл снова стоял посреди кунсткамеры. Вновь постаревшая госпожа Серена вжала ему в ладонь какой-то предмет. Тот самый огневой амулет, который он попытался, но не сумел украсть.

– Возьми, – прошептала она, едва шевеля губами. – На всякий случай, вдруг будет нужно.

– Что это, госпожа Серена? – изумился Вилл. – Выходит, я вам все-таки нравлюсь?

– Закрой поддувало, или схлопочешь по морде. Ты дурак, подобно всем известным мне монархам, а я дура вдвойне, что пытаюсь тебе помочь. Но, увы, – ее лицо как-то сразу смягчилось, – у меня всегда была слабость к царям.

Они ждали, что сегодня он что-нибудь предпримет. Конечно же, он так и сделал.

Все началось тем же вечером, когда Вилл прогуливался по саду.

– Сэр, – сказал бесплотный голос Ариэля, – с вами желает встретиться Мастер Испытаний.

– Флориан? Направь его в зал аудиенций. И пусть подождет.

– Сэр, он говорит, что дело очень срочное.

– Тогда скажи ему, что я постараюсь прийти поскорее, а через час напомни мне, что он там ждет.

Вилл вытащил из пачки сигарету и закурил. Это был поступок вызывающе провокационный, и реакция не замедлила последовать. Тут же откуда ни возьмись примчался Эйтри.

– Сэр! Сэр! – визжал карлик, заламывая в отчаянии руки. – Здесь нельзя курить!

– С чего это?

– Есть муниципальное постановление, запрещающее курить в государственных садах и парках. К каковым юридически относятся и все ваши сады.

– У вас, сэр, есть курительная комната, – встрял в разговор Ариэль. – И весьма неплохо оборудованная.

– Правда, что ли? А мне неохота туда тащиться. – Вилл выпустил струю дыма в общем направлении мажордомова голоса. – Ну и как же все вы думаете теперь поступить?

– Конечно же, сэр, я не могу вас и пальцем тронуть. Но я могу после каждого подобного инцидента удерживать дневную зарплату всего дворцового персонала. – Эйтри, обремененный картежными долгами и ошибочно полагавший, что об этом не знала во дворце ни одна живая душа, выглядел уязвленным в самое сердце. – Если вы хотите именно этого.

Вилл непечатно выругался, бросил сигарету на землю и растоптал ее каблуком. В то же мгновение Эйтри упал на колени и начал сгребать пепел в ладонь.

– Ладно, вы только мотайте все отсюда к такой-то матери, все до единого, договорились? Оставьте меня в покое. Если курить нельзя, так дайте мне хотя бы пять минут побыть в одиночестве. Уходите, оба, и заберите с собой весь остальной персонал.