Текст книги "Драконы Вавилона"

Автор книги: Майкл Суэнвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Полная луна, восседавшая в небе на императорском троне созвездия Бешеной Собаки, правила со своей недосягаемой высоты одной из самых душных за лето ночей, когда дракон неожиданно заявил:

– Намечается сопротивление.

– Как?

Вилл стоял у открытого люка, апатично наблюдая за каплями пота, падавшими в пыль с его наклоненной головы. Он мечтал хоть о малейшем ветерке, однако в это время года, когда те, у кого были хорошие дома, спали нагишом на своих плоских крышах, а у кого таких домов не было, шли на реку и зарывались в прибрежный ил, ночью не бывало ветерков достаточно пронырливых, чтобы пробраться сквозь лабиринт домов и домиков и выпорхнуть на площадь.

– Бунтовщики, не признающие моей верховной власти. Мятежники. Сумасброды, готовые пойти на верное самоубийство.

Капнула еще одна капля. Вилл отдернул голову в сторону, чтобы передвинуть ее тень, и увидел, как по пыли расползается черный отчетливый кружок.

– Кто это?

– Зеленорубашечники.

– Да это ж дети, – отмахнулся Вилл. – Сопляки желторотые.

– Не нужно презирать их за молодость. Из молодых получаются отличные солдаты и еще лучшие мученики. Ими легко управлять, они быстро учатся и могут быть предельно беспощадными, если получат на то приказ. Они убивают без сожаления и без колебаний идут на смерть, потому что не могут до конца осознать, что смерть – это всерьез и, более того, навсегда.

– Ты уделяешь им слишком много внимания. Все, что они могут, – это показывать мне потихоньку кукиш, смотреть глазами, бледными от ненависти, и плеваться на мою тень. Так это ж и все делают.

– Их число и отвага растут день ото дня. Их вожак, так называемый Без-имени, парень ушлый и весьма небесталанный. Меня тревожит, что он сумел сделать себя невидимым и для твоих глаз, и, как следствие, для моих. Ты не раз натыкался на логово в полях, где он спал прошлой ночью, либо чуял характерный запах его помета. Но когда, скажи мне на милость, ты последний раз видел его лично?

– Я даже не видел эти его лежбища и не чуял запаха дерьма, о котором ты тут говорил.

– Ты и видел, и чуял, только сам того не понимал. Тем временем этот Без-имени умело избегает попадаться тебе на глаза. Он превратился фактически в призрака.

– Чем призрачнее, тем лучше. Да хоть бы и никогда его больше не видеть.

– Увидишь, и скоро. А тогда не забывай мое предупреждение.

Не прошло и недели, как драконье предсказание сбылось. Вилл шел куда-то по его делам, смотря по сторонам и поражаясь, как это часто бывало в последние дни, насколько неказистой и уродливой стала казаться ему деревня. Половину домов составляли убогие мазанки, кое-как сплетенные из прутьев и палок и облепленные речною глиной. Домишки, построенные из взаправдашних досок, все как один оставались некрашеными и быстро серели от ветра и дождя, чтобы снизить оценку их стоимости, ежегодно проводившуюся налоговым инспектором центрального правительства. По улицам бродили свиньи, а бывало, что и помоечный медведь, тощий и облезлый, словно молью побитый. Ничего здесь не было чистого, ничего нового, ничего и никогда не чинили. Вот таковы-то были Вилловы мысли, когда кто-то с размаху надел ему на голову царапучий рогожный мешок, кто-то другой ударил его под дых, а кто-то третий подшиб ему ноги.

Это было похоже на фокус. Секунду назад он шел по оживленной улице, где шумно играли дети, трудолюбивые ремесленники спешили в свои мастерские, а добропорядочные хозяйки либо высовывались из окон, обмениваясь новейшими сплетнями, либо сидели в дверях своих хижин и лущили горох. И вот весь мир погрузился в темноту, и четверо крепких парней куда-то его торопливо тащат.

Он отчаянно сопротивлялся, однако вырваться не сумел. На его полузадушенные крики парни не обращали никакого внимания. Даже если кто-нибудь их и слышал – ведь на улице было много народу, – желающих помогать ему не находилось.

По прошествии бесконечно долгого, как показалось Виллу, времени его бесцеремонно, словно какой-нибудь тюк уронили на землю. Он тут же сорвал с головы ненавистный мешок и обнаружил себя на влажном, сплошь усыпанном камнями дне заброшенного щебеночного карьера, находившегося к югу от деревни. Склоны карьера заросли плющом и диким виноградом. Где-то неподалеку пели птицы. Поднявшись с земли, он с ненавистью отшвырнул мешок и взглянул на своих похитителей.

Их было двенадцать, все в зеленом [7]7
  Зеленые рубашки – прямая отсылка к Робин Гуду и его лихим дружкам, которые тоже ходили в зеленом.


[Закрыть].

Вилл их, конечно же, знал, как знал он и всех жителей деревни. Более того, все они в то или иное время были его друзьями. Если бы не служба дракону, он бы тоже, без всяких сомнений, был бы одним из них. Но сейчас он не испытывал к этим ребятам ничего, кроме презрения, потому что прекрасно знал, как поступит с ними дракон, осмелься они причинить хоть какой-либо вред его главному и единственному помощнику. Одного за другим он будет принимать их в свое тело, лишая их разума и покрывая их тела мучительными язвами. Первому из них он заранее опишет во всех кошмарных подробностях все этапы предстоящей ему смерти, а затем на глазах одиннадцати остальных исполнит свое обещание. Смерть за смертью, а те, кто еще жив, будут смотреть и дрожать от ужаса, предвкушая свою собственную участь. А последним будет их вожак, Без-имени. Вилл понимал ход мыслей дракона.

– Отпустите меня, – высокомерно сказал он. – Так будет лучше для вашего дела.

Двое зеленорубашечников схватили его за локти и поставили перед Без-имени. Тот, кто был в прошлом Паком Ягодником, стоял, опираясь на ясеневый костыль. Его лицо исказилось от ненависти, глаза лихорадочно блестели.

– Очень, конечно, любезно, что ты так беспокоишься о нашем деле. Только ты же не совсем понимаешь, в чем оно, это дело, состоит, согласен? А состоит наше дело вот в чем. – Без-имени полоснул Вилла чем-то твердым и острым, сверху вниз по лбу и левой щеке. – Ландрисос, —крикнул он, – я велю тебе: умри!

Зеленорубашечники отпустили локти Вилла. Он чуть пошатнулся и отступил на шаг. По его лицу стекало что-то теплое. Он потрогал свою щеку и взглянул на палец. Кровь. Без-имени смотрел и словно чего-то ждал. Его пальцы сжимали чертов ножик – плоский, в форме наконечника стрелы камень, какие во множестве вымывает из земли едва ли не каждый дождь. Вилл толком и не знал, рукотворные это предметы, оставшиеся от какой-нибудь древней цивилизации, или так, случайный каприз природы. Не знал он прежде и того, что, если оцарапать кого-нибудь одним из этих камешков, обратиться к нему по тайному имени с приказом умереть, этот кто-нибудь умрет. Но в воздухе появился резкий запах озона, непременно сопровождающий любую смертоносную магию. Мелкие волоски, росшие на затылке, зашевелились, а в носу невыносимо защекотало, все это было точным подтверждением, что секунду назад едва не случилось непоправимое.

После недолгого недоумения Без-имени буквально взорвался.

– Ты и не был мне другом, никогда не был! – крикнул он, яростно швырнув чертов ножик на землю. – В ту ночь, когда мы обменялись своими тайными именами и смешали нашу кровь, ты и тогда, с самого начала врал! Ты все, все врал! Какой ты был тогда, такой и сейчас!

В общем-то, все так и было. Вилл помнил тот день, когда они с Паком доплыли на своих челноках аж до дальнего острова, наловили там рыбы, которую поджарили потом на углях, и поймали большую черепаху, из которой в ее же собственном панцире сварили прекрасный суп. И вот тогда-то Паку вдруг захотелось обменяться с ним тайными именами и поклясться в вечной дружбе, а Вилл и сам давно уже хотел иметь настоящего друга, но заранее знал, что Пак ни за что не поверит, что нет у него тайного имени, нет, и все тут, а потому взял да выдумал для себя вот это самое имя, Ландрисос. Он предусмотрительно позволил другу открыть свое тайное имя первым, а потому, произнося позднее свое «имя», вовремя задрожал как припадочный и вовремя закатил глаза. Но при каждом воспоминании об этом вынужденном спектакле его охватывал мучительный стыд.

Даже вот и сейчас.

Стоя на своей единственной ноге, Без-имени подбросил костыль, перехватил его за нижний конец, а затем широко размахнулся и ударил Вилла тяжелой рукоятью по лицу.

Вилл упал.

И тут же остальные зеленорубашечники принялись избивать его руками и ногами.

На какую-то секунду Виллу пришла в голову странная мысль, что, если бы в свое время и он стал одним из них, сейчас их была бы ровно чертова дюжина, чертова дюжина и общее темное дело. Тринадцать, как колдунов или ведьм, собравшихся на малый шабаш. Вот шабаш тут и есть, а он – случайный прохожий, которого приносят в жертву дьяволу, приносят посредством пинков и ударов. А потом не осталось ничего, кроме боли и ярости, вскипевшей в нем настолько бурно, что она хоть и не могла приглушить боль, но зато полностью подавила страх, который он должен был бы чувствовать, понимая, что непременно умрет. Он ощущал только боль и изумление – огромное, словно мир, изумление, что такая серьезная, непостижимая вещь, как смерть, может случиться с ним,и где-то рядом удивление поменьше, что Паку и его славным громилам достало духу довести задуманную ими кару до порога смерти и они даже готовы решиться на последний решающий шаг. А ведь кто они такие? Просто мальчишки. Где же они успели этому научиться?

– Помер вроде бы, – сказал чей-то голос.

Может быть, Пака. А может, и нет. Голос донесся словно очень, очень издалека.

– А вот мы сейчас проверим.

Еще один удар сапога по уже переломанным ребрам. Вилл судорожно, всем телом передернулся и с хрипом и свистом хватил глоток воздуха. Кто-то глумливо хохотнул.

– Это наше послание твоему хозяину, – сказал вроде бы проверяльщик. – Передай ему, если вдруг выживешь.

И тишина. Через какое-то время Вилл заставил себя открыть левый глаз – правый заплыл до такой степени, что не открывался, – и увидел, что остался в карьере рдин. День был просто роскошный: солнечный, но совсем не жаркий. Щебетали птицы. Теплый, еле заметный ветер шевелил его волосы.

Он заставил себя подняться, с огромным трудом вылез из карьера и потащился в деревню, к дракону, плача от ярости и оставляя за собой кровавый след.

3
ПОСЛЕДНИЙ ЗЕЛЕНОРУБАШЕЧНИК

Так как дракон не доверял целительницам и не хотел пропускать внутрь себя никого из них, Вилловы травмы лечила «промокашка». Вилл лежал, а девушка стояла рядом на коленях и впитывала из его тела все страдания и повреждения, принимая их на себя. Немного набравшись сил, он сумел наконец осознать, что девушка совсем еще молодая – даже младше его самого. Безмерно смутившись, он попытался оттолкнуть ее прочь, но дракон не позволил. И только когда из него истекли последние капли боли, девочка встала.

От вида того, с каким трудом и мучениями ковыляет она к выходному люку, даже, пожалуй, и василиску стало бы стыдно и тошно.

– Скажи мне, кто это сделал, – прошептал, когда она ушла, дракон, – и мы отомстим.

– Нет.

Длительное шипение, словно где-то в глубине драконьего горла приоткрылся, сбрасывая пар, какой-то клапан.

– Я бы тебе не советовал так со мною дурачиться.

– Это моя проблема, а совсем не твоя, – сказал Вилл и отвернулся к стенке.

– Зато ты сам – моя проблема.

В пилотской кабине постоянно звучало еле слышное ворчание и бурчание какой-то механики, сходившее почти на нет, когда перестаешь его замечать. Частично это было за счет вентиляционной системы, никогда не дававшей воздуху стать окончательно затхлым, хотя в нем порою и ощущался некий неприятный пресноватый привкус. Все прочие звуки производились рефлекторно – отражение процессов, поддерживающих драконью жизнь. Прислушиваясь к этим механическим голосам, глохнувшим и затухавшим в глубинах змеиного тела, Вилл начинал видеть некий округлый лаз, который никогда и нигде не кончался, но сам по себе был целым миром, вся ночь которого была замкнута в мрачных пределах этой огромной железной туши и расширялась инверсно к естественному порядку вещей: звезды, мерцающие в бездонных глубинах далеких конденсаторов и топливных насосов, и, может быть, лунный серп, застрявший в шестернях зубчатой передачи.

– Я не буду с тобою спорить, – отрезал Вилл, – но и на вопрос твой не отвечу.

– Ответишь как миленький.

– Жди хоть до той поры, когда Воинство Мрака восстанет из моря, чтобы ринуться на землю, и все равно ты ничего не добьешься.

– Ты так думаешь? А вот я обещаю, что за какой-нибудь час сумею склонить тебя к своей воле.

– Нет!

Кожаная обивка пилотского кресла чуть поблескивала в тлеющем свете приборной доски. Вилловым запястьям стало вдруг очень больно.

Исход был предрешен. Сколько Вилл ни старался, он не мог противиться зову кожаного кресла, рукояток, заполнявших его ладони, и иголок, вонзавшихся ему в запястья. Дракон вошел в него, быстро узнал абсолютно все, что ему хотелось, но на этот раз, в отличие от прошлых, не стал выходить.

Вилл шел босиком по деревне, оставляя за собою огненные следы. Его переполняли гнев и дракон.

– Выходите, не прячьтесь! – ревел он диким, как у хищного зверя, голосом. – Выдайте мне этих ваших зеленорубашечников, всех до единого, или я сам обыщу всю деревню, улицу за улицей, дом за домом, конуру за конурой. – Он ухватился за дверь ближайшего дома и сорвал ее с петель, объятые пламенем обломки досок рухнули на землю, как огненный град. Смутные фигуры метнулись от двери в глубь дома. – Здесь укрывается Спилликин. Не заставляйте меня самого выволакивать его за шкирку!

Смутные, дрожащие руки швырнули Спилликина к Вилловым ногам.

Спилликин, безобидный альбинос с тоненькими, как спички, руками и ногами болотника, отчаянно завопил, ощутив на себе руку Вилла, которая взяла его за шкирку и вздернула на ноги.

– Следуй за мной, – бесстрастно бросил Вилл-дракон. И столь велика была ярость Вилла, удвоенная яростью дракона, что устоять перед ней не могло ничто. Словно добела раскаленный бронзовый идол, он гнал перед собой волну иссушающего жара, от которой сохли и съеживались растения, обугливались фасады домов и пламенем вспыхивали волосы нерасторопных раззяв, не успевших убежать или спрятаться.

– Я – гнев! – ревел он во все горло. – Я – кровавое отмщение! Я – скорый и безжалостный суд! Выбирайте сами: утолить мою жажду или погибнуть!

Парней в зеленых рубашках, конечно же, выдали.

Вроде бы всех, но Без-имени в их число не попал.

Их привели на Самозванцеву площадь; понурив головы, они стояли перед драконом на коленях. Двое из них даже оказались настолько неосторожными, что не успели снять с себя зеленых рубашек, остальных притащили полуголыми или в обычной одежде. Все они дрожали от страха, а кое-кто и обмочился. Родственники и соседи пришли вместе с ними на площадь и теперь оглашали ее стонами и воплями. Одним угрожающим взглядом Вилл заставил их стихнуть.

– Повелителю известны ваши тайные имена, – сурово сказал он зеленорубашечникам, – и он может убить вас одним своим словом.

– Это правда, – подтвердила Старая Ведьма; ее лицо оставалось бесстрастным, голос звучал спокойно и ровно, хотя среди зеленорубашечников был ее младший брат.

– Более того, он способен так помрачить ваш ум, что вы ощутите себя в аду, претерпевающими вечные муки.

– Это правда, – подтвердила Бесси.

– И все равно он не склонен обрушить на вас всю мощь своего гнева. Вы для него ничуть не опасны. Он считает вас существами жалкими, незначительными.

– Это правда.

– И лишь один из вашего круга вызывает у повелителя жажду мести. Ваш вожак – тот, кто назвал себя Без-имени. А посему наимилостивейший изо всех повелителей хочет сделать вам предложение. Встаньте. – Парни послушно встали, а Вилл схватил грабли, стоявшие прислоненными к стене одного из домов; деревянная ручка тут же вспыхнула. Вилл подкинул грабли вверх и ловко поймал их за железные зубья. – Приведите ко мне вашего Без-имени, пока горит еще этот огонь, и я всех вас отпущу. – Он вскинул свой факел над головой. – Если же нет, вы испытаете все муки, какие только способен придумать драконий, нечеловеческий ум.

– Это правда.

Кто-то в толпе негромко безостановочно всхлипывал. Вилл словно и не слышал эти жалкие звуки, сейчас в нем было больше дракона, чем его самого. Странное это чувство, когда ты сам собою не владеешь. Виллу это даже нравилось. Это было, словно ты – утлый челнок, безвольно уносимый мощным ревущим потоком. У потока эмоций есть собственная логика, он течет по своему разумению, ни с кем ничего не обсуждая.

– Ну! Чего вы тут стоите?! – крикнул Вилл. – Живо!

Зеленорубашечники прыснули прочь, словно испуганные зайцы.

Не прошло и получаса, как отчаянно вырывавшегося Без-имени приволокли на площадь. Бывшие его верные последователи связали ему руки за спиной и заткнули рот скомканным красным платком. Он был избит – не так изуверски, как недавно Вилл, но все равно довольно сильно. Из его носа безостановочно капала кровь.

Вилл заложил руки за спину и пару раз прошелся перед пленником. Изумрудно-зеленые глаза сверкали на него ничем не замутненной праведной ненавистью. Нет, этого парня словами не переспоришь, и боли он тоже не испугается. Он был по сути своей некой стихийной силой, полным отрицанием Вилла, духом возмездия, воплотившимся и устремленным к одной-единственной цели. И все слова, что не мог произнести этот мальчик, этот мятежник, шквалом неслись из его поразительных глаз. Они без труда, как острейшие иглы, проникали в голову Вилла, и тот принимал их, словно свои.

За спиной Без-имени ровной неподвижной шеренгой стояли старейшины. Мрачный Тип неспешно жевал пустоту – точь-в-точь престарелая черепаха, вся ушедшая в глубокие размышления. Но вслух он ничего не говорил. Молчали и Старая Черная Агнес, и ведьма-яга, чьего повседневного имени не знал никто из живущих ныне, и Бабушка Капустница, и Плоскопят, и Бабка Анни Чехарда, и Папаша Костлявый Палец, и все остальные, кто там был. Селяне, тесно столпившиеся за спинами старейшин, бормотали и перешептывались, но ничего определенного там не звучало. Ничего такого, что можно было расслышать, за что можно было бы наказать. Время от времени сквозь смутный ропот прорывалось жужжание крыльев, прорывалось и тут же стихало, как цикада в жаркий летний день, однако в воздух так никто и не взлетел.

Вилл продолжал ходить взад-вперед, как леопард, запертый в клетку, а тем временем дракон, невидимо для глаза находящийся в нем, обдумывал возможные наказания. Порка кнутом лишь укрепит в этом самом Без-имени его ненависть и решимость. Отрубить ему руку? Это тоже не решение, ведь он уже лишился одной конечности и все равно остался опасным, не знающим колебаний врагом. Заточить его навечно в темницу? В деревне нет такой темницы, если не считать самого дракона, но дракон отнюдь не желал принимать в свое тело это дьяволово отродье со всей его непредсказуемостью. Значит, смерть. Кроме смерти, ничего тут не придумаешь.

Смерть, но какого рода? Удушить? Нет, слишком уж это быстро. Сожжение было бы гораздо лучше, но у всех окрестных домов соломенные крыши. Топить пришлось бы в реке, вдали от самого дракона, а тому непременно хотелось, чтобы мана [8]8
  Согласно верованиям многих народов Полинезии, мана – это некая важная, очень общего плана сверхъестественная сущность, способная концентрироваться в людях и предметах. В частности, количество маны определяет силу и влияние человека.


[Закрыть]страшной кары была для подвластных ему селян неразрывно связана не только с его собственной духовной личностью, но и с его материальной оболочкой. Можно бы, конечно, притащить сюда огромный чан, наполненный водой, а лучше бы даже вином, но тогда в брыканьях и барахтаньях казнимого появится юмористический элемент, абсолютно здесь лишний. Ну и опять же, слишком уж это быстро.

Дракон неспешно перебрал все варианты, а затем остановил Вилла перед сидевшим на земле Без-имени. Он вскинул голову Вилла и дал малой доле драконьего света воссиять из Вилловых глаз.

– Распните его.

К полному Виллову ужасу, селяне так и сделали.

Это продолжалось часы и часы, но незадолго до рассвета мальчик, звавшийся когда-то Паком Ягодником и бывший лучшим другом Вилла, уже умерший однажды и возродившийся к роли его Немезиды, а затем готовивший мятеж, который мог при удаче закончиться падением дракона, устал бороться за жизнь и испустил дух. Он передал свое имя своей высокочтимой прародительнице Матушке Ночи, его тело обмякло, а утомленные бурным днем и невыносимо долгой ночью селяне смогли наконец разойтись по домам, чтобы лечь спать.

Чуть позднее, уже покинув тело Вилла, дракон сказал:

– Хорошая работа, хвалю.

Вилл, недвижно лежавший в пилотском кресле, ничего не ответил.

– Ты достоин вознаграждения и непременно его получишь.

– Не надо, господин, – устало отмахнулся Вилл. – Ты и так слишком много для меня сделал.

– Хмм. А ты знаешь первый и верный признак того, что холуй признал наконец справедливость своего жалкого положения?

– Нет, господин.

– Этот признак – жалкая наглость. По каковой причине ты получишь не наказание, а, как я уже сказал, награду. Прислуживая мне, ты заметно вырос. Твои вкусы стали более зрелыми. Ты заслуживаешь чего-то большего, чем твоя собственная рука. Заслуживаешь и получишь. Иди к любой женщине и скажи ей, что она должна делать. Ты имеешь на то мое дозволение.

– Мне не нужен этот твой дар.

– Так я тебе и поверил. У Большой Рыжей Маргошки есть три дыры, и ни в одной из них она тебе не откажет. Проникай в нее, как тебе угодно и сколько угодно. Крути ее сиськи, как только тебе заблагорассудится. Скажи ей, чтобы она ликовала, едва завидев тебя. Скажи ей вилять хвостом и радостно лаять подобно дворовой собаке. Пока у нее есть дочка, ей не остается иного выбора, как подчиняться. Примерно то же относится и к любому из моих возлюбленных подданных вне зависимости от их пола и возраста.

– Они тебя ненавидят, – заметил Вилл.

– Как и тебя, моя радость, как и тебя.

– Но тебя по вполне серьезной причине.

Последовало долгое молчание. А затем огнедышащий дракон сказал:

– Я знаю твой мозг так подробно, как не знаешь его и ты сам. Я знаю, чем ты хотел бы заняться с Рыжей Маргошкой – с ее согласия или даже без. Верно говорю, в тебе таится жестокость, далеко превосходящая все, что знаю я. Этот дар получает от рождения любое плотское существо.

– Ты лжешь!

– Правда, что ли? Тогда скажи мне одну вещь, моя дражайшая безвинная жертва. Да, когда ты повелел старейшим распять Без-имени, приказ отдавался мною, моим дыханием и голосом. А вот что касается формы… разве не ты выбрал, как именно будет осуществляться кара?

Все это время Вилл вяло лежал в пилотском кресле, бездумно разглядывая безликий стальной потолок. Теперь он резко сел, его лицо побелело от потрясения, как в тот короткий момент после того, как тебя ударят, и до того, как кровь прихлынет к голове. Без задержки продолжая то же самое движение, он встал и повернулся к люку.

– Да никак ты собрался уйти от меня? – презрительно хохотнул дракон. – И тебе правда кажется, что ты сможешь? Ну попробуй, попробуй!

Дракон своими собственными силами с лязгом распахнул наружный люк. В кабину хлынули прохлада и безжалостный свет едва занявшегося утра. Свежий ветер принес ароматы лесов и полей. Это заставило Вилла болезненно ощутить свою собственную кислую вонь, насквозь пропитавшую внутренности дракона.

– Ты нуждаешься во мне куда больше, нежели сам я когда-либо нуждался в тебе, – я об этом заранее побеспокоился! – продолжал дракон. – Ты не сможешь никуда убежать, а если и сможешь, твой ненасытный голод быстро приведет тебя обратно, с оголенными руками, запястьями вперед. Ты меня желаешь. Ты без меня нестерпимо пуст. Ну давай! Попробуй убежать! И сам потом посмотришь, что из этого получится.

Вилл задрожал.

А потом вылетел из люка и рванул, не разбирая дороги, лишь бы подальше от дракона.

Вечером, как только село солнце, Вилла начало рвать, буквально выворачивая наизнанку. Затем ему свело живот, начался жестокий понос. Скрючившись от боли, грязный и зловонный, он забился поглубже в непролазную чащу Старого леса и то выл по-волчьи от тоски, то катался по земле от нестерпимой боли. Тысячу раз ему хотелось вернуться в село, вернуться к дракону. И тысячу раз он говорил себе: ну потерпи еще немного. Еще немного, а потом можно будет и сдаться. А пока еще рано.

Еще немного. Пока еще рано.

Скоро, совсем скоро. А пока еще рано.

Страстное желание вернуться то накатывало, то чуть отступало. Когда оно отступало, Вилл начинал хоть что-то соображать и думал: если я продержусь целый день, следующий день будет легче, а третий – и еще легче. Когда тошнотворное желание вновь накатывало, проникая в каждую клеточку его тела и воспламеняя мучительной ломотою каждую его кость, он снова твердил себе: пока еще рано. Продержись еще хотя бы пару минут, а потом можно будет и сдаться. Скоро, совсем скоро. Ну продержись еще немного. Еще немного.

Он нашел в небе Косу и прикинул по ее положению, что до рассвета еще долго, что ночь не дошла еще до половины. Вся эта его твердая решимость, все его старания держать себя в руках хоть и казались бесконечно долгими, но реального времени почти не заняли. От жалости к себе он даже заплакал. Но разве же он не старался? Старался, Безымянные тому свидетелями, ну и что же из этого вышло? Их промыслом было предначертано, что он потерпит поражение, а раз так, можно и бросить тщетную борьбу. И он решил ее бросить.

Но не сейчас, а скоро, совсем скоро.

Так продолжалось всю ночь. Цепью постоянных поражений и постоянным откладыванием окончательной капитуляции. Иногда Вилл начинал лупить кулаками по жестким, покрытым корявой корой стволам столетних вязов, чтобы боль в разбитых костяшках хоть чуть-чуть отвлекла его мысли. Равнодушная ко всем его страданиям Коса тащилась по небу и мало-помалу бледнела. Нет, ничего не получалось! И пора бы в этом признаться и бросить тщетные старания. Пора вернуться к господину и честно признать, что разлука с ним просто невыносима.

Но пока еще рано.

Скоро, совсем скоро.

К утру самое страшное было позади. Едва забрезжил рассвет, Вилл постирал свою одежду в ручье и развесил ее сохнуть. Чтобы совсем не продрогнуть, он расхаживал взад-вперед, в голос горланя «Chansons Amoreuses» [9]9
  Любовные песни (фр.).


[Закрыть]Мерлина Сильвануса, те из пяти с лишним сотен куплетов, какие ему удалось припомнить. Когда одежда подсохла и ее, хоть и влажную, можно было уже надеть, он отыскал огромный, с детства знакомый дуб и выудил из глубокого дупла в детстве же украденную бельевую веревку. Забравшись повыше, чуть не на самую верхушку огромного дерева, он привязал себя к его стволу и быстро уснул, убаюканный неумолчным шепотом листьев.

Время шло и шло.

Через две недели к Виллу пришла Старая Ведьма Бесси. Вилл сидел в тени огромного дуба на лужайке, буйно поросшей молочаем, кисточками рогатого бога и кружевами царицы Мэб [10]10
  «Колдуньей Мэб сон этот наведен. / Она ведь повитуха сновидений / У эльфов. И катают еженощно / Ее по переносицам людским / Лошадки-крохотки…» (Шекспир У.Ромео и Джульетта. Акт I, сцена 4. Перевод О. Сороки).


[Закрыть]. Пчелы прилежно и не без выгоды для себя опыляли скромную лесную флору. Чуть в стороне виднелся древний курган, раскопанный когда-то искателями сокровищ, которые выкинули оттуда все кости и оставили валяться на солнце. Там-то, в некоем подобии пещеры, и спал Вилл прошлой ненастной ночью под плеск дождя, завывания ветра и пушечные раскаты грома. Сельские избегали кургана, в котором, по их мнению, угнездились неприкаянные души далеких предков, но Вилл этим сказкам не верил, и никакие духи так за всю ночь ему и не явились, не потревожили его сон.

Правдосказательница поклонилась и официально, без всяких эмоций произнесла:

– Господин дракон просит тебя вернуться.

Вилл не стал расспрашивать высокочтимую ведьму, как она сумела его найти. Мудрые женщины умеют многое и никогда не объясняют свои умения.

– Я вернусь, – ответил он, – когда буду готов. Мои дела здесь еще не закончены.

Иголкой, многотрудно изготовленной из длинного шипа терновника, и нитками из раздернутых на волоконца травинок Вилл сшивал воедино листья дуба, ольхи, ясеня и тиса. Работа оказалась очень нелегкой и заставила Вилла навсегда проникнуться уважением к прилежным мастерицам, день и ночь корпящим над своим шитьем.

– Ты подвергаешь нас серьезной опасности, – нахмурилась Бесси.

– Он не станет убиваться из-за такой ерунды, как сбежавший мальчишка. А уж тем более когда он точно знает, что рано или поздно я вернусь.

– Это правда.

– Только зачем же, высокочтимая леди, щеголять здесь этим твоим ремеслом? – безрадостно усмехнулся Вилл. – Говорила бы ты лучше со мной, как с любым другим из наших сельских. Я больше на дракона не работаю.

– Это уж как тебе хочется.

Правдосказательница поправила обвивавший ее плечи платок, с размаху плюхнулась на землю и скрестила ноги. Одно-единственное движение, и она снова стала той давно знакомой Бесси.

– Забавно, – сказал Вилл, ни на секунду не оставляя свою работу. – Ты немногим старше меня, теперь я это прекрасно вижу. Будь сейчас спокойное, мирное время – кто знает? Года через два, ну через шесть лет я повзрослел бы достаточно, чтобы заявить на тебя права согласно древнему обычаю зеленой травы и полной луны.

– Что это, Вилл? – улыбнулась Бесси. – Да никак ты со мною заигрываешь?

– Если бы так, – Вилл поймал нитку на зуб и перекусил ее, – я постарался бы сесть к тебе поближе. И шитье бы на время оставил – освободил бы руки, чтобы говорить по-доходчивей.

– Уж больно ты сегодня смелый.

– Я повзрослел. Какие-то месяцы назад я был совсем еще сосунком и очень бы встревожился, приди мне подобные мысли в голову. Но теперь… Ладно, все равно ничего такого не будет, или ты думаешь иначе?

– Нет, – качнула головой Бесси, – не будет. – И осторожно добавила: – Вилл, что это ты задумал?

– Я теперь стал зеленорубашечником, – сказал Вилл, демонстрируя Бесси наконец-то дошитую рубашку.

Он был голым до пояса, потому что в первый же день своей жизни в лесу разорвал красивую, с красным драконом рубашку на полоски, немного их обуглил и использовал в качестве трута при разведении огня. А вот теперь гордо облачался в рубашку лиственную, только что им изготовленную.

Подпоясавшись сплетенным из травинок поясом, Вилл спросил Бесси:

– Как ты думаешь, много ли наших последует за мной, если я смогу прямо у них на глазах покончить с драконьим правлением?

– Никто, совсем никто. Нельзя же так вот сразу поверить ставленнику дракона. И еще, многие никогда не простят тебе распятого Пака.

– Никто? И даже ты мне не поверишь?

– Ну в общем-то… – Бесси смешалась и покраснела. – Да, конечно, я бы за тобой пошла, только толку-то во мне совсем немного. Я – это только я, ну что я могу полезного сделать?

– Ты можешь соврать. – Вилл взглянул ей прямо в глаза. – Ты же можешьсоврать, – сказал он с упором на «можешь». – Можешь ведь, правда?

Бесси побледнела.

– Однажды могу, – сказала она еле слышным, дрожащим голосом и инстинктивно прикрыла руками низ живота. И смотрела она только вниз, пряча от Вилла глаза. – Только слишком уж велика цена, непомерна велика.

– Так или иначе, но ее придется заплатить, – сказал Вилл, вставая. – А теперь поищем-ка мы где-нибудь лопату. Самое время малость пограбить могилы.