Текст книги "Божье око (сборник)"

Автор книги: Майкл Суэнвик

Соавторы: Пол Дж. Макоули,Питер Ф. Гамильтон,Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Джон Герберт (Херберт) Варли,Брюс Стерлинг,Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Роберт Рид,Дэвид Нордли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)

Мэри Розенблюм. Божье Око

Заросли коралловых тростников разволновались, и это насторожило Этьен. Она вышла на веранду коттеджа и увидела, как три реты идут прямо через густые сине-зеленые заросли. На таком расстоянии реты походили на высоких женщин, да и вблизи они были не менее человекоподобны, чем сама Этьен. Расступались коралловые тростники, по ним разбегалась рябь, их нервозный хруст казался шепотом – далеким, когда слова неразличимы.

Вот уж чего она никак не ожидала, так это увидеть рет в своем захолустье. Этьен судорожно сглотнула, отгоняя воспоминания, которые она, казалось, похоронила давным-давно. Может быть, этот визит – ошибка или какая-то дурацкая бюрократическая формальность, отголосок прошлого?

Увы, напрасные надежды.

* * *

Она резко повернулась кругом и ушла в кухню – заваривать чай. Реты к нему неравнодушны. Людям мало что известно об этих существах, но их любовь к чаю – факт. Она наполнила чайник и разложила на блюде фруктовый мармелад. Конфеты она купила в бедной деревеньке скваттеров, что сама собой постепенно выросла кругом Врат. У кого-то из поселенцев на дворе стоит огромный чан, в нем плодятся аморфные клетки, собираясь в оранжевые и рубиновые кубики. У них ни малейшего сходства с абрикосом или вишней, кроме вкусового. Растения этого мира, а также полурастения-животные, чья жизнедеятельность основана на фотосинтезе, плодов не приносят. Острее всего Этьен тосковала по яблокам – хрустящим на зубах, терпким после морозов. Вилья подарила ей карликовую яблоньку в горшке. Это деревце стояло у них на балконе – настоящий генетический антиквариат. Этьен за ним так и не вернулась.

Этьен заметила, что она уже который раз по-новому раскладывает на блюде мармелад, и оставила его в покое. Снаружи похрустывали коралловые тростники. Ими питались скваттеры – переламывали кремнийорганические стебли и высасывали гущу. Моча делалась оранжевой, но на здоровье это никак не отражалось.

Сама Этьен никогда не пробовала на вкус коралловый тростник. Может, поэтому вокруг ее крыльца мало-помалу образовались вечно шепчущие заросли? Антропоморфизм, подумала она. Опасная ловушка для того, чья профессия – изучать и разгадывать поведение неземных рас.

Вернее, это ее бывшая профессия.

Злясь на себя за неуместные воспоминания о дне вчерашнем, Этьен взяла поднос с угощением. Реты ждали ее под навесом на веранде. Ждали терпеливо. Дружно кивнули, когда она появилась в дверях. Вежливые…

Этьен обмерла.

Память человеческая несовершенна. Лет прожито немало, минувшие дни отложились как пыль в захламленной кладовке-черепе. Можно пойти в приличную клинику и заплатить

толковому врачу в стерильно-зеленой спецодежде, чтобы вымел весь мусор. Или, если денег не жалко, заказать операцию потоньше, удалить самые тяжелые, обременительные воспоминания. Да, память можно облегчать, подстригать и прореживать, можно ее, как и любой другой орган человеческого тела, перекраивать по любому образцу.

Но изгнать из воспоминаний Вилью она бы не захотела никогда. Впрочем, сейчас, глядя на самую молодую рету, стоявшую позади остальных, как раз на границе тени и опаляющего солнца, Этьен сильно усомнилась в этом.

Она так грохнула подносом по столику, что из заварного чайника выплеснулась заварка.

При первом же полноценном контакте двух космических рас реты здорово напугали человечество, и не потому, что Бог создал их кошмарными ползучими тварями о семи ногах или высоколобыми гениями с непостижимой логикой. Все это людям принять было бы легче. Беда в том, что рета как две капли воды походила на человека. Точнее, она как две капли воды походила на человеческую женщину. Походила, правда, только внешне, поскольку каждый представитель этой расы обладал тремя хромосомами икс и тремя хромосомами игрек. Тема половой принадлежности входила в число запретных для обсуждения, каковых было немало. В общении с людьми рета говорила о себе «оно», как и о любом человеке.

Малютка с лицом; поделенным солнцем и тенью, была как две капли воды похожа на Вилью.

Этьен опустила глаза на янтарную лужицу. Жидкость впитывалась в расстеленные на столике салфетки.

– Могу я предложить вам чаю?

Старейшая из рет (по крайней мере на лицо она – или все-таки оно – была самой старшей) протянула руку ладонью вверх. На этой ладони радужно поблескивал пузырек.

Она, хмуро подумала Этьен. Все они бабы, и плевать на хромосомный набор.

Она знала: в пузырьке содержится грибок, способный проникнуть в слуховой канал человека, прорасти в черепе и щупальцами мицелия соприкоснуться с мозгом. Универсальный переводчик, пока еще не разгаданная людьми разгадка ретской биотехнологии. Которую разгадать необходимо. Потому что реты не собираются осваивать ни универсальный язык человечества, ни какой-либо из земных диалектов.

Пожилая рета молча ждала, улыбалась, не сводила глаз с Этьен. За этой улыбкой скрывалось нетерпение.

– В этом нет необходимости. – Этьен криво улыбнулась. – Меня уже почти двадцать лет назад заразили. О чем вам наверняка известно, если вы меня проверяли.

Не переставая улыбаться, старшая рета поклонилась, затем уронила пузырек в карман своего широкого платья.

– Надеюсь, вы нас простите за визит без предупреждения.

– Считайте, уже простила. – Этьен наполнила чашки. – И что же вас сюда привело?

– Уход в запас дает кое-какие преимущества. – Пожилая рета, словно в тосте, подняла дымящуюся чашку, Не самое пустяковое из них – возможность вести себя резко.

– Я не в отставке – вчистую уволилась. И мне нравится быть резкой. – Этьен опустилась на единственный стул и с улыбкой посмотрела снизу вверх на рету. Ждала, что будет дальше.

Несколько минут гости пили чай, на их лицах удавалось прочесть лишь спокойствие и удовольствие, как будто реты проделали немалый путь под. жарким солнцем только ради чашки дешевого чая, купленного Этьен у поселенцев. Но их нетерпение витало в воздухе, и от него, казалось, трепетал коралловый тростник.

Старшая рета наконец грациозно опустилась на деревянные половицы веранды и сложила ноги в «лотосе».

– Меня зовут Грик. – Она кивнула на спутниц, стоявших позади: – Рнн и Зинт.

Имя Зинт носила младшая, двойник Вильи. Когда она тоже села, Этьен с трудом отвела от нее взгляд.

Просторные одеяния рет скрывали, похоже, крепкую кость и упругие, прочные мышцы. О себе, коренастой,

Вилья обычно говорила: «У меня крестьянская фигура». Этьен сжала зубы и принялась зачем-то оправлять на себе халат.

– Ну, коли никто не оспаривает мое право на резкость, спрошу напрямик: что вас сюда привело?

– Мы хотим вас нанять. – Грик потянулась за вишневым мармеладом. – Речь идет о спасательной экспедиции.

– Я… я уже не эмпат. Давно сдала лицензию, и вы об этом, конечно, знаете. Я уволилась из «Поиска и спасения».

Этьен поднесла блюдо с мармеладом двум другим ретам. Рнн отказалась с улыбкой и кивком, Зинт бросила на старшую несмелый взгляд и взяла оранжевый кубик.

– И вообще, я не работаю по найму.

Этьен с выразительным стуком вернула блюдо на стол. Ей не понравилась робость младшей.

– Прошу извинить, что не оправдала ваших надежд и потраченного времени.

Грик подняла левую руку ладонью вверх и накренила ее, как будто выливая что-то невидимое. В эмоциональном контексте Этьен истолковала этот жест как аналог человеческого пожатия плечами. Потянувшись за чашкой с чаем, заметила, как Зинт сложила кисть в кулак. Оранжевая гуща потекла между пальцами с побелевшими костяшками.

Взбудораженный коралловый тростник зашуршал громче, и Этьен с горечью подумала: «Кажется, основные эмоции могут служить универсальным языком».

Удовольствие, гнев, боль, страх. Коралловый тростник, люди, реты… Этьен посмотрела на Грик, та спокойно улыбалась:

– Вас порекомендовало ваше бывшее начальство из «Отдела взаимодействия». По его словам, вы лучший эмоциональный телепат из тех, с кем оно работало.

– Это было давно.

«Надо же, помнит!» – усмехнулась Этьен. Когда она уходила из «Поиска и спасения», Антон рвал и метал.

– Оно сказало, что пора вам напомнить кое о ком. – Грик снова «пожала плечами». – Я не поняла значения этих слов.

Антон… Полковник Ксайрус Антон. Начальник «Отдела взаимодействия». Под этим эвфемизмом прятались контакты между людьми и холодными, неприступными ретами. Этьен глянула на тростники, что купались и кормились в горячих лучах молодого солнца.

«Ты нам нужна! – кричал он, когда Этьен положила на стол рапорт об отставке. – Нам нужен каждый штык в войне с проклятыми ретами! Мы никогда не поверим, что встретили более совершенную расу, чем мы сами, как бы себя в этом ни убеждали. Да ты посмотри, что они с нами делают! Разъедают нашу мораль, подрывают боевой дух! Корчат из себя живых богов, а мы должны пресмыкаться перед ними! Это война, и у нас один выбор: победить или погибнуть!»

– Я тоже не поняла, – прошептала Этьен, – Но это несущественно.

– Одно из ваших… творцов искусства стало другом одного из нас, – продолжала Грик, пропустив мимо ушей слова Этьен. – Искренность творца показалась настоящей, поэтому одно из нас пропустило его в мир, который до этого мы не собирались открывать для вашей расы.

– Да вы для нас еще ни одного мира не открыли. Рета повторила жест с наклоном ладони:

– В результате несчастного случая мы потеряли творца искусства. Его надо найти и вернуть.

– В «Поиске и спасении» работают несколько эмпатов, у них все в порядке с лицензиями. – Этьен смотрела на рету в упор. – При чем тут я?

– Вы очень умны, судя по личному делу в архиве. – Грик положила руки ладонями вверх на бедра, ее глаза скосились на юную Зинт. – Разве мне нужно отвечать на ваш вопрос?

Зинт сидела бледная, с опущенной головой; смущение окружало ее почти осязаемым облачком. От нее пятились тростники, оставляя полукруг чистой земли.

Этьен вдруг догадалась, кто проводил художника в запретный мир.

– Вы бдительно следите за Вратами, вы пропустили нас только на несколько бедных планет, вроде этой. Нате, мол, что нам негоже. Даже технику для добычи ископаемых ввозить не позволяете – якобы об окружающей среде заботитесь. – Этьен повернулась к Грик, добавила с волчьей ухмылкой: – А мы терпим эти унижения. Потому что вас побаиваемся. И потому что без вас нам не пройти через Врата. – Она улыбнулась шире. – Если обратитесь к государственному эмпату, журналисты в два счета разнюхают об этом «творце искусств» и возьмут его в оборот. Или ее. На чужой лужайке трава всегда зеленее. Найдется немало охотников пролезть на нее через дырку в заборе. Мы ведь народ настырный и завистливый, и бояться вас когда-нибудь перестанем, это уж как пить дать. – Она потянулась за вишневым мармеладом.– И если журналисты раструбят о ее поступке, –кивнула она на Зинт, – то скоро отбоя не будет от желающих погулять по волшебной стране. Неизбежно возникнут трения. А поскольку в этом году надо пролонгировать наш договор, трения перерастут… в существенную проблему. Если же договориться с нелегальным эмпатом, то, глядишь, в прессу ничего и не просочится. Рета перевернула ладони книзу.

– Мы вам хорошо заплатим, – пообещала она. – Прекращение жизни, даже случайное, для нас вопрос не пустяковый.

Этьен украдкой бросила взгляд на Зинт. Девушка смотрела на Этьен; страх и отчаянная надежда, словно скрипичная нота, звучали в пыльном, жарком воздухе. Тростники дрожали под эту музыку. Этьен глубоко вздохнула:

– Денег я с вас не возьму. – И сразу подумала, что эта щедрость наверняка ей выйдет боком.

На широкой террасе, вырубленной в скале,.стояла палатка из синтетической кожи. Внизу на подножие ветхих древних гор набегали темные воды. Горы были увенчаны и исполосованы белыми атмосферными осадками, больше похожими на гуано, чем на снег. Но не суровая красота ландшафта приковала к себе внимание Этьен. Она смотрела на луну – огромную, круглую, окаймленную розовой дымкой. Бесформенная бурая клякса посреди этого голубоватого круга придавала ему сходство с громадным немигающим глазом. А что, Красиво, подумала Этьен. Незабываемое зрелище. Она дрожала, хотя легкий термокостюм грел вполне сносно. Дрожала и палатка, норовя сорваться с растяжек.

Позади, невидимые для человеческих глаз и человеческой техники, стояли ретские Врата. Проводницей служила Зинт. Скоро Этьен снова окажется в летней жаре, в шепоте коралловых тростников. Но только если Зинт будет ее сопровождать. Биотехнология Врат не реагирует на людей.

И для человечества это унизительно. Реты способны молниеносно перебираться с планеты на планету, безраздельно владея галактикой. Человеческая технология не просто отстала в развитии – она топчется, фигурально выражаясь, в эпохе динозавров. Люди вынуждены лезть из кожи вон, чтобы угождать ретам, а те в награду изредка отворяют перед человечеством Врата.

Когда-то и Этьен была в числе переговорщиков. В «Отдел взаимодействия» взяли эмпатических телепатов, хотели любым способом обскакать рет, на худой конец сравняться с ними. Но так и не нашли этого способа. Каждый раз при пролонгировании договора человечество помаленьку уступало территорию, выкраивало новые концессии. «Рано или поздно они станут нашими хозяевами, – цинично подумала Этьен о ретах. – За ничтожную цену, за горстку бросовых планет».

Вилья к ретам относилась совершенно иначе. Обожала их, понимала их так, как Этьен никогда в жизни не поймет.

Налетел сильный ветер, Этьен покачнулась. Под нечеловеческим взглядом голубоватого небесного зрака невидимый проход за спиной у Этьен казался нереальным, несуществующим.

«Я сюда не напрашивалась», – подумала она.

– Божье Око, – раздался рядом высокий и звонкий голос Зинт.

Ей бы меццо-сопрано петь. Как пела Вилья.

– Угу, зоркое и недреманное. – Этьен напряглась, хотя Зинт коснулась ее руки, чтобы успокоить.

– Не прикасайся ко мне, ладно? – Этьен стряхнула руку девушки.

– Ты чем-то расстроено? – Темные глаза Зинт наполнились сочувствием.

– Я в порядке. – Этьен резко выдохнула. – Почему мы днем сюда не пришли? – Она старалась рассердиться на девушку – все эмоции небезопасны, кроме гнева. – Как прикажешь лазать по горам в потемках? И какой смысл тут ночевать?

– Я… меня попросили сюда прийти. – Зинт теперь прятала взгляд. – И быть здесь, пока не найдется творец искусства. Любая жизнь священна, а из-за меня она подвергается риску. Это – место истины… Здесь, под Божьим Оком, я должно видеть свою вину. Ты можешь это понять? – Она растопырила пальцы. – Но я согласно отворить для тебя Врата. Если хочешь, возвращайся домой и снова приходи через пятнадцать часов, на заре. Я не против. – Она запрокинула голову и, глядя на громадный шар луны, добавила: – Наверное, тебе и в самом деле не обязательно здесь находиться.

– Я остаюсь. – Этьен повернулась спиной к жуткому зрачку и запоздало поняла, почему решила остаться. Зинт боится.

– Слышь, а кто ей такое имя дал, а? Сама-то я ее Мертвым Глазом назвала бы.

Зинт не ответила, но чувствовалось, что она шокирована. Этьен ухмыльнулась и пошла к палатке.

– Может, расскажешь, как и когда потерялась эта драгоценная персона.

Она опустилась на колени и пролезла через входной сфинктер. Прозрачная «умная» синтетика мягко обхватила ее тело, а потом отгородила Этьен от ветра, но не от осуждающего взгляда Ока.

«Это всего-навсего луна, – сказала себе Этьен. – Планетоид необычной расцветки».

Но ей стало гораздо легче, когда от рывка за шнур вспыхнула лампа и в ее теплом желтом свете померкло сияние луны.

– Надо обдумать план поисков на завтра, – сказала Этьен, когда и Зинт следом за ней пролезла через сфинктер.

Пока рета снимала термокоетюм, Этьен расстелила у стенки спальный мешок и забралась в него. Хорошо, уютно, как в коконе. Этьен посмотрела на Зинт, та осталась в исподнем. Под тонкой тканью угадывались мускулистые руки и плечи. В палатке было тепло. Спальный мешок был тоже из термоволокна, и Этьен сразу вспотела, но будь она проклята, если оголится перед ретой.

– Это мой позор, – тихо произнесла Зинт, растянувшись на спальнике. Ее движения были грациозны и до того напоминали движения Вильи, что у Этьен образовался комок в горле.

– Я так и думала.

Зинт от этих слов съежилась, и Этьен упрекнула себя за ненужную грубость.

– Мы с ним познакомились в Нью-Амстердамё, в нашем посольстве. – Подперев рукой голову, Зинт смотрела в потолок. – Оно взялось сотворить визуальную среду для конференц-зала. Эта среда мне понравилась. Мы много беседовали, и однажды вечером я ему рассказало про Божье Око, Око Истины, и оно спело песнь этого места. И просило проводить его сюда. Душа его жаждала видеть, и я выполнило просьбу. – Она медленно сжала кулак. – Возвращаюсь – а в лагере пусто. Дюран исчез. Я даже не знаю…

– О черт! – Этьен ударила кулаком по полу из синтетической кожи.

У Зинт расширились глаза.

– О… прости, – запинаясь, проговорила она; заалели щеки. – Грик сказало, что вы были друзьями.

Проклятие! Это же лагерь Дюрана! Он тут спал, дышал этим воздухом! Этьен вмиг оказалась на ногах. Она боялась уловить его запах, ощутить его физическое присутствие.

«Надеюсь, ты сковырнулся с этого чертова обрыва и сломал шею!» – в ярости подумала она.

Этьен подняла голову и повернулась лицом к громадному глазу, который смотрел через дрожащую стену палатки. «Я правда на это надеюсь», – сказала Этьен луне мысленно.

– Этьен, прости меня, пожалуйста.

– Простить? – Надрыв в голосе реты вызвал у Этьен смех, но она тут же умолкла, с изумлением глядя на коленопреклоненную Зинт. – За что простить?

По искаженному страхом лицу девушки бежали слезы:

– За то, что я сказало о Дюране «он», – прошептала она. – Он… Оно мне сказало, что оно – дающий для ребенка. Я думало, ты должно об этом знать, раз ты его друг. – Она согнулась в поклоне так, что коснулась лбом пола у ног Этьен. – Я было слишком неаккуратно в выборе слов, а это недопустимо.

– Сядь, успокойся. Я знаю, что он… отец ребенка. – Сжав губы, Этьен отвернулась, спрятала лицо от глаз Зинт. – Прекрасно это знаю, спасибо. Можешь говорить «он» или «оно»… да как хочешь, так и говори. Это я когда имя услышала, разволновалась. Но уже все.

– Но он – друг? – с жаром произнесла Зинт. – Если да, тебе ведь будет проще его найти, правда?

Казалось, взгляд Ока пронизывал насквозь. Этьен нервно облизнула губы.

– Вот уж не чаяла снова с ним встретиться, – лаконично ответила она.

Интересно, ведь Грик не упомянула его имени. Как пить дать, знала о его отношениях с Этьен.

– Значит, Дюран уговорил провести его сюда, и теперь у тебя неприятности. Да, это на Дюрана похоже. Он всегда был неразборчив в средствах.

– Это не так… – Зинт смотрела в пол между коленями, и на лице ее отражалось горе.

Этьен почти против собственной воли дотянулась до реты и откинула с ее лица пряди темных волос.

– Я на тебя не сержусь. – Она медленно выпустила воздух из легких. – Правда, не сержусь.

– Мне не надо было говорить Дюран… про Око.

– Дюрану, – процедила Этьен. – Он мужского рода.

– Дюрану… – Еще ниже опустив голову, Зинт заговорила так тихо, что Этьен с трудом разбирала слова: – Он… сказал, что переведет'Око на язык звуков и визуальных образов, и… тогда ты тоже о нем узнаешь. И… когда он говорил, я видела в его лице свет Ока. Поэтому я… отворило для него Врата, хоть это и запрещено. А потом я за ним вернулось й… его уже не было здесь. – Наконец она подняла голову; теперь на ее лице было спокойствие. – Через Врата он пройти не мог, должно быть, погиб. Я сказало об этом Грик.

– Потому что Око – свидетель?

– Потому что жизнь священна. – Зинт поднялась на ноги и выпрямилась, и, поколебавшись, добавила: – Да, и потому что Око все видело. – Она снова опустила голову.

Этьен тяжело вздохнула:

– Тебя накажут?

– Это и есть мое наказание.

Да, девушка боится. Страх знаком любому существу, к какой бы расе оно ни принадлежало. Его испытывают даже коралловые тростники.

– Это же просто луна. – Этьен обняла Зинт за плечи. – Дюран всегда был неосторожен.

Когда-то его неосторожность стоила Вилье жизни. – Если он упал, то сам в этом и виноват. От ее тона Зинт съежилась.

– Я лишь… я сама никогда… не подвергалось риску. – Она задрожала. – Больше всего в вашей расе мне нравится то, что вы рискуете, – произнесла она еле слышно. – Вас так много… и поэтому вы можете ходить по улицам, работать, совершать поступки… поэтому, да? Оно… он… Дюран рассказывал, как забирался на горные вершины. Он рисковал!

– Хм… – «Эх, мне бы диктофон, – подумала изумленная Этьен. – Мы же ничего об этом не знали!» – Я не поняла.

– Он же… давший.– Зинт залилась румянцем. – Производитель, так у вас это называется. Грик говорит, что у вас очень многие способны давать жизнь, и поэтому друг для друга вы практически ничего не значите. – Она пристально смотрела на Этьен. – И ты можешь пойти с кем хочешь и делать что хочешь, даже рисковать. Любой из вашего народа имеет такое право. Это так?

– Так, да не так. Мы кое-что значим друг для друга. А иногда больше, чем кое-что.

Может быть, и любовь, как и страх, универсальна? Этьен легонько коснулась щеки Зинт.

– А разве ваши не могут ходить, кто с кем захочет?

– Те, кто оно, могут. – Она печально вздохнула. – А те, кто она или он… – Рета снова покраснела. – У нас тоже бывает любовь. Но мы вправе любить только тех, с кем можем дать и выпестовать. Мы – алмазы нашего народа, мы самое ценное, что у него есть. Мы – наше завтра.

Мы. Кажется, Этьен начинала понимать.

– Ты имеешь в виду, что среди вас очень немногие способны давать потомство?

Культура рет – тайна за семью печатями, но к ее биологическому аспекту это, пожалуй, не относится. Было очевидно, что реты, при всей своей внешней женственности, потенциальные гермафродиты.

И землян это беспокоит больше, чем их женский облик, цинично подумала Этьен и смутилась: Деторождение у людей или у рет – не тема для светской беседы.

– Извини, не хотела тебя вогнать в краску. – Этьен слегка взъерошила ей волосы и тотчас убрала руку. Так же точно она дотрагивалась до Вильи, когда та хандрила и надо было ее развеселить.

За тонкой стеной пылало Око, напоминая, что где-то поблизости Дюран, и что перед Этьен – не Вилья. «Интересно, она-то знает, что он пропал?» – подумала вдруг Этьен о дочери Дюрана.

О дочери Вильи.

И тут, как будто эта мысль магическим образом вызвала Дюрана из небытия, Этьен почувствовала его. Или кого-то другого. Ее вдруг пронзила надрывная нота человеческой боли и отчаяния, которая тут же смолкла, развеялась, как по ветру дымок. Этьен резко повернулась, чтобы определить направление к источнику боли – многолетняя привычка эмпата-спасателя проснулась вмиг. Но посыл был слишком краток и слишком слаб. Все же Этьен пеленг взяла, хоть и с огромной погрешностью.

– Что это было? Ты его почувствовало? – Зинт вскинула руки, пальцы были крепко прижаты друг к другу. – Он жив? Пожалуйста, скажи, он еще жив?

– Да. – Этьен подняла голову, встретила суровый взгляд Ока. – Он жив. Ранен. А вот серьезно или нет, этого я не знаю.

– Он жив, наверняка! – Зинт подалась вперед, вцепилась в руку Этьен. – У вас очень хорошая биотехнология, я знаю. Ты его найдешь, и твой народ его вылечит. Где он?

– Где-то там. – Этьен кивнула в сторону пропасти. – Точно определить место не удалось, – неохотно призналась она.

Зинт пахла корицей и еще чем-то незнакомым, но довольно приятным. У Вильи был совсем не такой запах.

– Мы спустимся, и там ты его почувствуешь лучше. – Зинт торопливо порылась в своем рюкзаке. – Вот!– Она подала Этьен скомканную сетку, ярко-синюю, как неоновая реклама. – Ты ее умеешь надевать?

Это была альпинистская «сбруя».

– Вы всю мою жизнь изучили под микроскопом? – Этьен сдавила снасть в кулаке, хотелось запустить ею в стену палатки. – Я давно не занималась скалолазанием, – процедила она сквозь зубы.

– Твое прошлое изучало Грик. – Зинт надела термальный костюм и взяла вторую сбрую. Надевала ее неловко, – Ты умеешь. Я – нет. А воздушным плотом не воспользоваться – ветер слишком сильный.

– Если не владеешь приемами скалолазания, тебе не спуститься. – Этьен сложила руки на груди.

– Это не опасно. – Зинт снова потянулась к рюкзаку. – На краю утеса закрепим трос. Ты подстрахуешь, и мне не будет страшно.

От улыбки ее лицо сказочно похорошело. У Вильи тоже было очень красивое лицо, когда она однажды утром, подперев ладонью голову на кровати Этьен, прошептала: «По-моему, я тебя люблю». Тогда они обе были так молоды… так верили в себя.

– Нет. – Этьен судорожно сглотнула и отогнала образ Вильи. – Открой для меня Врата. Я ухожу. Не хочу отвечать за твою смерть. Для меня жизнь тоже священна, будь она проклята.

Несколько секунд Зинт глядела ей в глаза, откинув голову назад, на лице – упрямство и красота Вильи. Затем ее плечи поникли, она отвернулась.

– Ладно, я остаюсь, – прошептала Зинт беспомощно. – Лезть без страховки очень страшно. А ты спустишься?

Этьен кивнула и выбралась из палатки. Зинт – следом. Согнувшись навстречу порывистому ветру, Этьен проверила снасти. -Дрожали пальцы. «Эту ночку я тебе припомню, – молча посулила она Грик. – Рано или» поздно ты сполна получишь за все, чего я тут натерплюсь».

Сжав губы, она взяла у Зинт дрель для крючьев.

– А ты услышишь его еще раз? – Зинт заглядывала через плечо Этьен, когда та сверлила дырку в серой скале;

Камень норовил крошиться. Слишком рыхлая порода, малопригодная для крючьев. Но выбирать не приходится.

– Когда удается сосредоточиться, я слышу. – Крюк вроде засел. Она пропустила через его карабинчик тонкий, но прочный шнур и прикрепила его к своей сбруе. И чуть не выпустила, когда он шевельнулся в руках. Биоволокно, сообразила Этьен. Еще одна ретская диковина. Шнур был сплетен из тысяч живых нитей, способных залечивать незначительные повреждения и реагировать на прямую стимуляцию вроде стрессовых нагрузок. Она на пробу дернула шнур, потом осторожно шагнула к краю бездны и застыла на секунду – страшно было доверяться этой веревке, нечеловеческими руками сделанной.

Но тут яростно обрушился ветер, и Этьен пошатнулась и опрокинулась навзничь, й ступни уперлись в самую кромку скалы. В пальцах напряглась веревка. И выдержала.

Помнится, аналогичные проверки снаряжения Вилья шутливо называла «ритуальным вызовом обстоятельствам». Суждено ли Этьен найти другого такого партнера по скалолазанию?

«Почему Дюран? – спросила Этьен у немигающего Ока. – Только потому, что он дал хромосомы для ее дочери? Или она пыталась сделать мне больно, заменив опытного партнера новичком?»

Она пошла в горы с Дюран ом, и это стоило ей жизни.

«Да тебе в сотне лабораторий с радостью возьмутся слепить дочку! – кричала Этьен в их последнюю ночь. – Перемешают твои же собственные гаметы. А хочешь, я свои ДНК дам… Надо только лишнее убрать…»

Под «лишним» она подразумевала свой телепатический Г дар. Потому что знала, как относилась к нему Вилья. Как к бремени, слишком тяжелому для ребенка.

Вилья отвечала с ледяным спокойствием: «Если какой-то врач будет резать наши ДНК и лепить из них, что ему в голову взбредет, что у нас получится? Не человек, а конструкция. Не хочу! Мне нужна личность, а не. изделие». «Да ты просто втрескалась в этого Дюрана! Скажи, втрескалась ведь?! – Гневные слова жгли Этьен горло. – И хватит песен про пользу естественного оплодотворения! Может, я ошибка природы, может, я мутант, но причина ведь в другом, признайся! Просто тебе надо с ним трахаться!»

Вилья вышла из их дома и тихо затворила дверь. Это больше всего возмутило Этьен – что Вилья не хлопнула дверью. Собрав пожитки, Этьен в тот же день переселилась. Она так и не узнала, вернулась ли Вилья домой.

Далеко внизу виднелось что-то вроде фиорда – водная гладь от обрыва до пологих склонов гор вдали. Синеватые шапки этих гор, отражаясь в воде, приобретали багряный глянец под зловещим взором Ока. «А там что, нет ветра? Может, Око пытается сдуть нас с этой скалы?» – с горечью подумала Этьен.

Она повернулась и успела заметить, как Зинт обратила лицо к Оку; руки рисовали в воздухе сложный невидимый узор. Смирение? Благоговение? Покаяние? Человек-эмпат способен улавливать лишь несколько универсальных эмоций, что еще испытывают реты – поди угадай.

Зинт опустила голову, и Этьен заметила блеск слез в тени капюшона. Печаль искренняя, в этом никаких сомнений.

Ни слова не проронив, Этьен осторожно двинулась вниз.

Веревка, которой доверяешься в горах, пропитывается твоей жизнью, и вы с ней становитесь одним целым. Ты ощущаешь твердость и массивность скалы, в которую ввинчен крюк, и чувствуешь дрожь напряженных снастей, как будто это натянуты твои жилы и связки. А пальцы словно вцепились мертвой хваткой в далекое стальное кольцо.

Налетал ветер, тщился разбить ее о скалу. Этьен, сжимая зубы, сопротивлялась ему. Перед ней стоял отвесный утес, отполированный непогодой до гладкости поистине невероятной. Неужели этот проклятый ветер дует от сотворения мира? Несомые им песчинки жалили лицо. Этьен пожалела, что не вооружилась очками. Карманов и выступов на этой скале кот наплакал, и они совсем крошечные. Тяжело будет забираться обратно. А там, внизу, – он. Дюран. Неподходящий маршрут для спуска выбрала Этьен, надо было взять правее. Он где-то там. Как же его угораздило лезть именно в этом месте? Сверху прощупывал темноту фонарь. Этот жалкий лучик света едва доставал до Этьен.

Око за око. Этьен даже остановилась, запрокинула голову, посмотрела на луну. Эти слова она запомнила очень четко-в детстве довелось прикоснуться к религии. Око за око. Смерть за смерть.

Словно шепот из тьмы, долетали отзвуки сознания Дюрана. Его неопытность стоила Вилье жизни. А крошечная дочурка Вильи из-за него осталась без матери. Этьен ударилась ногой о карниз на скале, да так сильно, что отдалось в череп. Карниз был шириной почти метр; стоя на этом ровном камне, Этьен слушала ветер и слабый шепот Дюрановой смерти. Может, Зинт все-таки осветит его своим фонариком? Едва ли. Долго ему не протянуть. До рассвета хоть доживет?

– Зинт? – Она повысила голос: – Я только ветер слышу. Перед Оком – ничего, кроме правды. Она встретила

взгляд луны, стылой, возможно, никогда не знавшей тепла. Что ж, за все приходится платить.

– Я возвращаюсь.

– Нет! – Пылкий отклик Зинт вызвал мучительное воспоминание.

«Из «Отдела» уволиться нельзя, – снова и снова повторяла Вилья, когда Этьен устала от бесконечных собраний, от скучнейших дипломатический церемоний. – Необходимо понять рет, необходимо убедиться, что мы им ровня, иначе превратимся в червей».

Этьен отстегнула веревку, пропустила ее конец через автоматический тормоз и поискала перед собой упор для ноги. Живой шнур дрожал. Этьен посмотрела вверх.