Текст книги "Божье око (сборник)"

Автор книги: Майкл Суэнвик

Соавторы: Пол Дж. Макоули,Питер Ф. Гамильтон,Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Джон Герберт (Херберт) Варли,Брюс Стерлинг,Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Роберт Рид,Дэвид Нордли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 41 страниц)

Она спала в его объятиях, прижавшись к нему спиной, а он обвил руки вокруг ее талии. Она уже была его подругой для игр, матерью и любовницей. Что еще она припасла для него?

Но ему было все равно. Он не беспокоился ни о чем. Он уже отбросил свое вчера. Он был не мальчиком, а юношей, и он помнил из своей прошлой молодости, что это значит, и был этому рад. Это было время секса, внутреннего исследования и познания других. Он достигнет этих новых рубежей с той же целеустремленностью, какую демонстрировал на рифе.

Он подвинулся к ней, стараясь не потревожить ее сон. Но она проснулась, когда он вошел в нее, и повернулась, чтобы подарить ему сонный поцелуй.

Они провели утро, занимаясь друг другом, а потом удовлетворенные лежали на солнце и впитывали жару, как сытые рептилии.

– Я не могу в это поверить, – сказала она. -г Ты здесь уже… сколько? Со всеми этими девушками и женщинами. И, насколько я знаю, по крайней мере одна из них в тебе заинтересована.

Он не хотел обсуждать это. Для него было важно, чтобы она не поняла, что он не совсем ребенок. Он чувствовал, что это все изменит, и это будет нечестно. Совсем не честно, потому что для него все это в первыйраз. Каким-то образом, он не смог бы ей объяснить каким, прошлая ночь была для него и привычным, и совершенно новым событием. Он был со многими женщинами и мог это вспомнить. Это было здесь, и более того, это было видно по тому, как он занимался любовью. Он не был неловким подростком, и ему не надо было говорить, что делать.

Но это было новым.Старый человек внутри него был зрителем и бесценным инструктором, но его жесткая точка зре-

ния не сделала прошлую ночь просто еще одним разом. Это был первый раз, а первый раз всегда особенный.

Когда она стала настаивать со своими вопросами, он заставил ее замолчать единственным доступным способом – с помощью поцелуя. Он понял, что должен пересмотреть свое к ней отношение. Она задавала ему вопросы не как подруга или мать. В первой роли она казалась такой же эгоцентричной, как и он, интересуясь только нуждами момента, с ее интересами, превалирующими над всеми другими. Как мать она предлагала только молчаливое утешение в трудной ситуации.

Сейчас она была любовницей. Чем занимаются любовники, когда не занимаются любовью?

Они пошли гулять по пляжу и на риф. Они плавали вместе, но теперь по-другому. Они много разговаривали.

Она скоро поняла, что он не хочет говорить о себе. За исключением случайных редких вопросов, которые его моментально смущали и отбрасывали к тем этапам его жизни, которые он не хотел бы вспоминать, она оставила его прошлое в покое.

Они заглянули в деревню только для того, чтобы пополнить свои запасы. Это было его непроизнесенное желание, которое держало остальных на расстоянии. Он довел до сведения всех в деревне много лет назад, что он не совсем ребенок. Было необходимо убедить их в том, что он сам может позаботиться о себе, чтобы они не стали сверхзаботливыми. Они не разболтают его секрет преднамеренно, но и врать ради него не станут.

Так что он нервничал все больше и больше по поводу отношений с Ли, понимая, что они основаны на лжи. Если не на лжи, то по крайней мере на утаивании фактов. Он осознавал, что вскоре придется все ей рассказать, и страшился этого. Часть его была убеждена, что ее привлекательность для него основана по большей части на разнице в возрасте.

Потом она узнала, что у него есть плот, и пожелала отправиться в морское путешествие к краю мира.

У Пири был плот, хотя и старый. Они вытащили его из кустов, которые выросли вокруг него с последнего путешествия, и принялись приводить его в порядок. Пири был в восторге. Было чем заняться, и это была тяжелая работа. У них не оставалось много времени на разговоры.

Это была простая конструкция из бревен, связанных между собой веревкой. Только ненормальный моряк спустил бы это на воду Тихого океана, но для них он был вполне безопасен. Они знали, какой будет погода, а прогнозы были абсолютно достоверными. А если он развалится, они смогут просто доплыть назад.

Все веревки так прогнили, что даже от небольшого волнения плот мог развалиться. Их надо было заменить, поднять новую мачту и натянуть новый парус. Ни один из них ничего не смыслил в навигации, но Пири знал, что ветра дуют к краю по ночам и от края – днем. Так что нужно было просто поднять парус и доверить навигацию ветру.

Он сверился с расписанием, чтобы убедиться, что они прибудут туда во время отлива. Стояла безлунная ночь, и он посмеивался про себя, представляя ее реакцию на краю мира. Они подкрадутся к нему в темноте, а впечатление будет более мощным на рассвете.

Но в часе хода от Раротонги он понял, что сделал ошибку. Здесь в ночи не было других занятий, кроме разговоров.

– Пири, я почувствовала, что ты не хочешь говорить об определенных вещах.

– Кто? Я?

Она рассмеялась в пустоту ночи. Он с трудом мог видеть ее лицо. Звезды ярко светили, но пока их было установлено только около сотни, и то в одной половине неба.

– Да, ты. Ты не хочешь говорить о себе. Ты вырос здесь, поднимаясь из земли, как пальмовое дерево. И, похоже, у тебя нет матери. Ты достаточно взрослый для того, чтобы уйти от нее, но где-то у тебя должен быть опекун. Кто-то должен присматривать за твоим моральным воспитанием. Единственный вывод – тебе не нужно прививать моральные принципы. Значит, у тебя есть второй пилот.

– Хм. – Она видела его насквозь. Конечно, она должна была. Почему он сразу этого не понял?

– Значит, ты клон. Твои воспоминания были трансплантированы в новое тело, выращенное из твоих собственных клеток. Сколько тебе лет? Ты не возражаешь, что я спрашиваю?

– Наверное, нет. М-м-м… какое сегодня число? Она сказала.

– А год?

Она засмеялась, но сказала и это.

– Черт возьми. Я пропустил свой столетний юбилей. Ну и ладно. Это не важно. Ли, это что-то меняет?

– Конечно, нет. Послушай, насчет первого раза, той первой ночи вместе. Ты был пылким, как щенок, но ты знал, как себя вести. Скажи, каково это?

– Второе детство, ты имеешь в виду? – Он разлегся на слегка покачивающемся плоту и посмотрел на маленькое звездное скопление. – Это довольно-таки классно. Это как жить в мечте. Какой ребенок не хотел бы жить один на тропическом острове? Я могу, потому что взрослый человек во мне не дает мне попадать в неприятности. Но последние семь лет я был ребенком. Именно ты заставила меня чуть-чуть повзрослеть, может быть, запоздало.

– Прости. Но мне казалось, что настало время.

– Настало. Сначала я боялся этого. Послушай, я знаю, что на самом деле мне сто лет, понимаешь? Я знаю, что все воспоминания ждут, когда я снова войду во взрослую жизнь. Если я подумаю об этом, я могу вспомнить все так же просто, как любую другую вещь. Но я не хотел и в каком-то смысле все еще не хочу. Воспоминания подавляются, когда ты выбираешь второе детство вместо того, чтобы быть трансплантированным в другое взрослое тело.

– Я знаю.

– Правда? А, да. Рассудком. Так же знал и я, только не понимал, что это значит. Это как девяти– или десятилетние каникулы не только от работы, но от себя тоже. Когда тебе стукнет девяносто, ты можешь обнаружить, что тебе это необходимо.

Некоторое время она молча лежала рядом, не прикасаясь к нему.

– А реинтеграция? Она уже началась?

– Не знаю. Я слышал, что это происходит довольно резко. Мне снятся сны, где что-то меня преследует. Наверное, это мое прошлое «я», да?

– Вполне возможно. Чем ты занимался в прошлой жизни? Ему нужно было подумать мгновение, но это было на

поверхности. Он не думал об этом восемь лет.

– Я был экономическим стратегом.

Прежде чем он сам это осознал, он уже пустился В объяснения наступательной экономической политики.

– Ты знаешь о том, что Плутону грозит опустошение от денежных переводов с Внутренних Планет? А ты знаешь почему? Скорость света, вот почему. Отставание времени. Оно убивает нас. Со времени Вторжения на Землю процветает идея, что мы должны быть вместе. Все наши усилия с того времени были направлены на полное экономическое объединение. Но на Плутоне это не работает. Нам нужна независимость.

Она слушала, как он пытается объяснить вещи, которые еще минуту назад сам был не в состоянии понять. Из него, как из прорвавшей плотины, выносило такие понятия, как коэффициенты инфляции, заблаговременно скупаемые товары на кислородной и водородной биржах, фиктивные доллары и манипуляции с ними в интересах центральных банков и невидимое истощение.

– Невидимое истощение? Что это?

– Это трудно объяснить, но это связано со скоростью света. Это экономическое истощение Плутона, которое не имеет никакого отношения к реальным товарам и услугам, к труду или любым другим традиционным силам. Оно связано с тем фактом, что любая информация, которая поступает к нам с Внутренних Планет, уже устарела по меньшей мере на девять часов. В экономике со стабильной валютой – например, привязанной к золоту, как классическая экономика Земли, – это бы не имело большого значения, но эффект бы оставался.

Девять часов могут создать разницу в ценах,, в долгосрочных сделках, в рыночных перспективах. С плавающим средством международных расчетов, когда тебе необходимы ежечасные обновления информации о состоянии твоего кредита, чтобы знать, какая материальная отдача будет от твоих трудовых затрат, – другими словами, твоя личная финансовая сводка – и тебе просто необходимознать коэффициент инфляции, если ты хочешь составить сводку и не хочешь быть уничтоженной, и тогда время действительно играет большую роль. Мы вынуждены действовать в условиях постоянно неблагоприятного положения на Плутоне по отношению к денежным рынкам Внутренних Планет. В течение длительного времени этот коэффициент составлял около трех десятых процента, в соответствии с теперь уже устаревшей информацией. Но с годами он имеет тенденцию расти. Часть его была поглощена тем, что мы приближаемся к Внутренним Планетам, отставание времени уменьшается по мере того, как мы движемся к лету. Но это не может продолжаться долго. Мы достигнем внутренней точки нашей орбиты и эффекты станут нарастать. Тогда начнется война. Война? – Она казалась напуганной.

– Война в экономическом смысле. Будет враждебным актом отказаться от соглашения о торговле, даже если оно тебя обескровливает. Это ударит по кошельку каждого жителя Внутренних Планет, и нам стоит ожидать ответного удара. Мы привнесем нестабильность, если выйдем из Общего рынка.

– Насколько это будет плохо? Полное поражение?

– Не совсем. Но достаточно разрушительно. Депрессия – это не очень весело. А нас поджидает одна.

– Есть какой-нибудь выход?

– Кто-то предложил полностью перевести все наше правительство и глав корпораций на Внутренние Планеты. Такое может произойти, я полагаю. Но как мы будем себя чувствовать? Мы станем колонией, а это хуже, чем независимость, если рассматривать перспективу.

Она помолчала, переваривая услышанное. Потом она кивнула головой – он с трудом мог различить это движение в темноте.

–  Сколько осталось до войны? Он пожал плечами.

– Я не следил за ходом событий. Не знаю, как шли дела все это время. Но скорее всего у нас есть еще лет десять или около того. Затем нам придется с этим столкнуться. Я бы вложил деньги в реальные ценности на твоем месте. Законсервированные товары, воздух, вода и тому подобное. Я не думаю, что дела пойдут настолько плохо, что придется потреблять все это, чтобы выжить, но мы можем прийти к полубартерной торговле, когда это будет единственной ценностью. Твой кредит будет бесполезен, когда ты попытаешься подписать распоряжение о покупке, и не важно, как много труда ты в него вложила.

Плот остановился. Они достигли края мира.

Они пришвартовались к одной из скал на стене, поднимавшейся из открытого океана. Они были в пяти километрах от Раротонги. Они дождались, когда солнце начнет восходить, и принялись подниматься по скале.

Она была неровной, испещренной следами взрывов с этой стороны дамбы. Она поднималась под тридцатиградусным углом на высоту пятидесяти метров, затем внезапно становилась ровной и гладкой, как стекло. Верхушка дамбы на краю мира была превращена режущими лазерами в громадное плато, длиной триста километров и шириной четыре. Они отправились в длинную прогулку по краю, оставляя за собой мокрые отпечатки ног.

Вскоре они потеряли направление. Они больше не видели края моря и не видели обрыва, пока не приближались к нему. К этому времени стало полностью светло. Они точно рассчитали время так, чтобы прийти к краю, когда взойдет солнце – тогда им будет на что посмотреть.

За сто метров до края, когда можно было за него немного заглянуть, Ли начала непроизвольно замедлять шаги. Пири ее не подталкивал. Это было не то зрелище, которое можно было заставить посмотреть. Он достиг этой точки вместе с Другими и должен был вернуться. Страх высоты только увеличился со временем. Но она дошла и встала рядом с ним на самом краю обрыва.

Пацифика строилась тремя секциями. Две были завершены, а третья все еще углублялась и еще не была заполнена водой, за исключением самых глубоких впадин. Воде не давала сюда попасть дамба, на которой они стояли/ Когда ее завершат, когда все подводные впадины, все горные системы, плоскогорья и откосы будут построены в соответствии со спецификациями, дно будет покрыто известняком и илом и вся клиновидная секция будет затоплена. Воду получали из жидкого водорода и кислорода с поверхности, скомбинировав их с помощью энергии ядерных энергетических установок.

– Мы делаем то, что голландцы сделали на Старой Земле, только наоборот, – заметил Пири, но реакции от Ли не последовало. Она смотрела, завороженная, на отвесный край дамбы, обрывающийся в бездонную впадину. Стена была скрыта дымкой, но казалась бесконечной.

– Восемь километров в глубину, – сказал ей Пири. Это будет не обычная впадина, когда она будет закончена. Ее собираются заполнить остатками этой дамбы, когда она будет затоплена. – Он заглянул ей в лицо и решил не утомлять статистикой. Она переживала это по-своему,

Единственное похожее зрелище на всех населенных людьми планетах представляла собой только Долина Великих Ущелий на Марсе. Ни один из них ее не видел, но она проигрывала в сравнении, потому что ее нельзя было окинуть взглядом всю сразу. А здесь можно было увидеть всю впадину от края до края. Она просто обрывалась и уходила в ничто. Под ногами у них была радуга. Слева от них огромный водопад срывался со стены плотным искрящимся потоком. Тонны падающей воды распадались на отдельные извивающиеся струи, рассыпались, испарялись и уносились ветром прежде, чем достигнуть дна впадины.

Прямо напротив них на расстоянии десяти километров возвышалась гора, которая станет биомом Окинава, когда впадина будет затоплена. Только крошечная темная верхушка этой горы будет видна над водой.

Ли остановилась и долго смотрела вдаль. Чем больше она смотрела, тем легче ей становилось, и тем не менее что-то не давало ей покоя. Масштабность пейзажа была слишком велика, для человека не было места в этом мире, расколотом на куски. Задолго до полудня они повернули и начали долгий путь назад к плоту.

Она молчала, когда они садились на плот и устанавливали парус для пути назад. Ветер дул порывами, лишь слегка наполняя парус. Только через час ветер должен был начать дуть сильнее. Они все еще видели стену дамбы.

Они уселись на плоту, не глядя друг на друга.

– Пири, спасибо, что взял меня сюда.

– Пожалуйста. Тебе не обязательно говорить об этом.

– Хорошо. Но я хочу поговорить еще кое о чем. Я… честно говоря, не знаю, с чего начать.

Пири беспокойно шевельнулся. Прежний разговор об экономике взволновал его. Это было частью, его жизни, частью, вернуться к которой он не был готов. Он был в замешательстве. В голове его беспорядочно носились мысли, которым не было места в этом живом мире ветра и воды. Кто-то звал его, кто-то, кого он знал, но не хотел видеть в данный момент.

– Да? Так о чем ты хочешь поговорить со мной?

– Это касается… -Она остановилась, обдумывая. – Не важно. Еще не время. – Она придвинулась и прикоснулась к нему. Но ему не хотелось этого. Через несколько минут она это поняла и отодвинулась к другому краю плота.

Он лег навзничь, оставшись наедине со своими обеспокоенными мыслями. Налетел порыв ветра, затем утих. Он увидел, как прыгает летучая рыба, почти перелетая через плот. Осколок неба падал, рассекая воздух. Он вертелся и кружился, как перо, крошечная частичка неба, которая была голубой с одной стороны и коричневой – с другой. Он видел дыру в небе в том месте, откуда был выбит этот осколок.

Он летел где-то на расстоянии двух или трех километров. Нет, постойте, не так. Небесный свод поднимался на двадцать километров, а он, похоже, вылетел из середины. Насколько далеко они находились от. центра Пацифики? В ста километрах? Осколок неба?

Он вскочил на ноги, едва не опрокинув плот.

– Что случилось?

Он был большим. Он выглядел огромным даже с такого расстояния. Он кувыркался, и это сбило с толку Пири.

– Небо… – выдохнул он й чуть не засмеялся. Но чувствовать себя глупо не было времени. – Небо падает, Ли.

– Давно?

Он смотрел, а его голова была полна цифр. Критическая скорость на такой высоте, допуская, что он достаточно тяжел для того, чтобы пробить атмосферу… более шестисот метров в секунду. Время падения – семьдесят секунд. Тридцать из них должны уже пройти-.

Ли рукой заслонила глаза от света, проследив за его взглядом. Она все еще думала, что это шутка. Кусок неба начал светиться красным по мере вхождения в плотную атмосферу.

– Эй, и правда падает, – сказала она. – Посмотри-ка.

– Большой. Вероятно, один или два километра в поперечнике. Я готов биться об заклад, он устроит хороший всплеск.

Они смотрели на его падение. Вскоре он скрылся за горизонтом, набирая скорость. Они подождали, но, похоже, представление закончилось. Так почему ему все еще так не по себе?

– Интересно, сколько тонн весит двухкилометровая глыба? – задумчиво сказала Ли. Она тоже не выглядела слишком счастливой. Они снова уселись на плоту, все еще смотря в том направлении, где обломок погрузился в море.

Затем их окружили летучие рыбы и вода сошла с ума. Рыбешки были в панике. Они то погружались, то выпрыгивали из воды. Пири больше почувствовал, чем увидел, как что-то прошло под ними. А затем он услышал нарастающий грохот, глубокий низкий гул, который вскоре грозил превратить его кости в порошок. Гул подхватил его, встряхнул и швырнул на колени. Он был оглушен и не мог ясно мыслить. Его взгляд был все еще прикован к горизонту, и он увидел белый веер, вздымающийся вдалеке в безмолвном величии. Это был фонтан, поднявшийся от столкновения, и он все еще поднимался.

– Взгляни туда, Пири, – сказала Ли, когда к ней вернулся голос. Она выглядела такой же потрясенной, как и он. Он посмотрел в ту сторону, куда она указывала, и увидел волнистую линию, ползущую по голубому небу. Сначала он решил, что это конец его жизни, потому что это выглядело так, будто весь нависающий купол неба расколот и падает на них. Но затем он увидел, что это одна из направляющих, на которых перемещалось солнце, была вырвана скалой и падает, скрученная в серпантин искореженного металла.

– Дамба! – закричал он. – Дамба! Мы слишком близко к дамбе!

– Что?

– Дно здесь поднимается близко к дамбе. Здесь не глубоко. Идет волна, Ли, большая волна. Она поднимется здесь.

– Пири, тени двигаются.

– А?

Неожиданность шла за неожиданностью слишком быстро, чтобы он мог с этим совладать. Но она была права. Тени двигались. Но почему?

Потом он увидел. Солнце садилось, но не по направляющим, ведущим в скрытое отверстие на западе. Оно падало по воздуху, сбитое скалой.

Ли тоже это поняла.

– Что это за штуковина? – спросила она. г-у Я имею в виду, насколько она большая?

– Не слишком большая, насколько я знаю. Достаточно большая, но меньше той упавшей глыбы. Это своего рода ядерный генератор. Я не знаю, что произойдет, когда он врежется в воду.

Они были парализованы. Они понимали, что что-то надо делать, но события происходили слишком быстро. Не было времени все обдумать.

– Ныряй! – закричала Ли. – Ныряй в воду!

– Что?

– Нам нужно нырнуть и отплыть как можно дальше и глубже от дамбы. Волна пройдет над нами, разве нет?

– Не знаю.

– Это все, что мы можем сделать.

И они нырнули. Пири почувствовал, как его жабры начинают работать, потом он уже плыл вниз под углом к затемненному дну. Ли плыла слева от него, стараясь изо всех сил. И без заката, без предупреждения наступила смоляная темнота. Солнце врезалось в воду.

Он не знал, как много проплыл, когда внезапно почувствовал, что поднимается. Погруженный в воду, невесомый, он не был готов к ускорению. Но он почувствовал себя, как в быстро поднимающемся лифте. Это сопровождалось волнами давления, угрожавшими порвать его барабанные перепонки. Он бешено работал руками и ногами, прокладывая путь вниз, даже не зная, плывет ли в нужном направлении. Затем он снова падал.

Он продолжал плыть, один, в темноте. Прошла еще одна волна, подняла его, затем снова опустила. Через несколько минут прошла еще одна, пришедшая с другой стороны. Он был безнадежно дезориентирован. Внезапно он почувствовал, что плывет не в том направлении. Он остановился, не зная, что делать. Плыл ли он в нужную сторону? Он не мог сказать наверняка.

Он перестал грести и попытался сориентироваться. Бесполезно. 0н ощущал колебания воды и чувствовал, что его вертит и сносит.

Затем его кожу принялись покалывать миллионы пузырьков, проносящихся мимо него. Это позволило ему сориентироваться. Пузырьки ведь должны подниматься, правда? А они проплывали мимо его тела от живота к спине. Так, значит, вниз – это туда.

Но у него не было времени извлечь выгоду из этой информации. Бедром он задел что-то твердое, изогнул спину, когда его тело швыряло и бросало в пене и воде, а затем почувствовал, что скользит по гладкой поверхности. Он двигался очень быстро. Он знал, где он, куда перемещается, но ничего не мог с этим поделать. Волна подняла его вдоль скального склона дамбы и швырнула на плоскую поверхность. Теперь иссякающая волна несла его к краю мира. Он перевернулся, ощущая скользящую поверхность под собой, пытаясь уцепиться руками за что-нибудь. Это был кошмар, все, что он делал, не приносило результата. Затем его голова очутилась в воздухе.

Он все еще скользил, но горб волны уже обрушился, тихо рассыпаясь в пену и лужи. Вода утекала с потрясающей скоростью. Пири остался один, любовно прижимаясь щекой к холодной скале. Тьма была полной.

Он не хотел двигаться. Все, что он знал, – это то, что под ногами разверзлась восьмикилометровая пропасть.

Возможно, будет еще одна волна. Если так, она обрушится на него, больше не поднимая, как пробку в бурю. Она убьет его мгновенно. Он не хотел беспокоиться об этом. Все, о чем он сейчас волновался, – это не скользить дальше.

Звезды исчезли. Перебой с энергией? Затем они снова зажглись. Он чуть-чуть поднял голову, как раз чтобы увидеть мягкое рассеянное свечение на востоке. Восходила луна, и делала она это с головокружительной скоростью. Он увидел, как она в течение минуты меняет фазу с узкого серпика на яркую полноту. Кто-то еще нес дежурство и решил пролить немного света на сцену.

Он встал, хоть его ноги с трудом его держали. Высокие фонтаны далеко справа от него давали понять, где море бьется о дамбу. Он находился примерно в центре плато, далеко от края. Океан волновался, как от тридцати ураганов, но он был в безопасности на таком расстоянии, только если не придет еще одно цунами.

Лунный свет превратил поверхность в серебряное зеркало, покрытое рябью от прыгающих рыб. Он увидел другую фигуру, встающую на ноги, и побежал в ту сторону.

Их засекли с вертолета при помощи инфракрасного детектора. Они не могли сказать, сколько прошло времени. Луна неподвижно висела в центре неба.

Дрожа, они забрались в кабину.

Женщина-пилот вертолета была счастлива, что сумела их найти, но оплакивала другие потерянные жизни. Она сказала, что трое мертвы, а пятнадцать пропали без вести и предположительно мертвы тоже. Большинство из них работало на рифах. Вся земная поверхность Пацифики была смыта, но людские потери были минимальными. У большинства было время, чтобы добраться до лифтов и опуститься на нижний уровень или подняться на вертолете над опустошением.

Насколько они смогли узнать, распространение тепла от коры планеты пошло вглубь дальше, чем предполагалось. На поверхности было лето, о чем было легко забыть здесь, внизу. Инженеры были уверены, что внутренняя поверхность неба стабилизировалась годы назад, но легкое повышение температуры выявило новый дефект. Она указала туда, где корабли, похожие на светлячков, неторопливо плыли, освещая прожекторами картину разрушения. Никто не знал, придется ли оставить Пацифику еще на двадцать лет, пока она не стабилизируется.

Она опустила их на Раротонгу. Место было не узнать. Волна поднялась над рифом, и взбитый ад, состоящий из пены и обломков, пронесся по поверхности острова. Мало что устояло, за исключением вмещавших в себя лифты бетонных блоков, потерявших всю свою декоративную маскировку.

Пири увидел знакомую фигуру, идущую к нему через обломки, бывшие когда-то живописной деревней. Она сорвалась на бег и чуть не сбила его с ног, хохоча и целуя его.

– Мы были уверены, что ты мертв, – сказала Харра, отодвигаясь от него, чтобы осмотреть порезы и ушибы.

– Просто повезло, я полагаю, – сказал он, все еще не веря в то, что выжил. Там, в открытом океане им пришлось несладко, но масштабы разрушений были гораздо более очевидны на острове. Пири был потрясен, увидев это.

– Ли предложила нырнуть под волну. Это нас и спасло. Нас просто подняло, последняя волна пронесла нас по верхушке дамбы и отхлынула. Нас бросало, как листья.

–  Ну, в моем случае не так нежно, – заметила Ли. – Я здорово стукнулась. Похоже, я повредила запястье.

На острове был врач. Пока перебинтовывали ее запястье, она смотрела на Пири. Ему не понравился этот взгляд.

– Есть кое-что, о чем я собиралась поговорить с тобой на рифе, или вскоре после возвращения. Тебе больше нет смысла оставаться здесь, и я не знаю, куда тебе нужно отправиться.

– Нет! – вырвалось у Харры. – Еще рано! Не говори ему ничего. Это нечестно. Держись от него подальше. – Она защищала Пири своим телом от невидимого ему нападения.

– Я просто хотела…

– Нет, нет. Не слушай ее, Пири. Пойдем со мной. – Она умоляюще сказала другой женщине: – Просто дай мне несколько часов с ним наедине, есть вещи, о которых я ему никогда не говорила.

Ли выглядела нерешительно, и Пири почувствовал поднимающуюся ярость и разочарование. Он знал, что вокруг него происходят некие события. И это была по большей части его вина, что он игнорировал их, но сейчас пришло время узнать. Он вытащил свою руку из руки Харры и встал лицом к лицу с Ли.

– Скажи мне.

Она посмотрела вниз, затем снова ему в глаза.

– Я не та, кем кажусь, Пири. Я вела тебя, стараясь сделать это более легким. Но ты все еще сражаешься со мной. Я не вижу способов сделать все это более легким.

– Нет! – снова закричала Харра.

– Что ты такое?

– Я психиатр. Я специализируюсь на возвращении в прежнее состояние таких людей, как ты, людей, которые находятся в ментальном отпуске, который ты называешь «вторым детством». Ты знаешь все это, на другом уровне, но ребенок в тебе борется на каждом этапе. В результате появились кошмары – возможно, сфокусированные на мне, признаешь ты это или нет.

Она схватила его за запястья, одной рукой, неловко из-за своего повреждения.

–  А теперь послушай меня. – Она говорила напряженным шепотом, пытаясь донести до него все это, прежде чем паника, которую она увидела в его лице, захлестнет его и заставит убежать. – Ты прибыл сюда на отдых. Ты собирался остаться здесь на десять лет. Теперь все кончено. Ситуация изменилась. Обстоятельства меняются быстрее, чем ты мог тогда предположить. Ты предполагал, что у нас будет в запасе еще десять лет после твоего возвращения, прежде чем начнется война. Это время исчезло без следа. Общий Рынок Внутренних Планет нанес первый удар. Они ввели новую систему бухгалтерских расчетов, она запущена на их компьютерах и уже действует. Ее удар направлен на Плутон, и она работает уже в течение месяца. Мы больше не можем считать О.Р.В.П. экономическим партнером, потому что каждый раз, когда мы продаем, или покупаем, или переводим деньги, коэффициент инфляции меняется не в нашу пользу. Все происходит абсолютно легально, в соответствии со всеми существующими соглашениями, и это необходимо для их экономики. Но они не принимают в расчет наше невыгодное положение в связи отставанием времени. Мы вынуждены считать это враждебным действием, не важно, каковы были их намерения. Вы должны вернуться и возглавить войну, Господин Министр Финансов.

Слова разбили вдребезги все оставшееся спокойствие Пири. Он вырвался из ее рук и бешено повернулся, чтобы осмотреться. Затем он побежал по полоске пляжа. Он споткнулся на неуклюжих ногах, быстро поднялся и исчез.

Харра и Ли молча смотрели, как он убегает.

– Тебе не обязательно было быть такой жесткой с ним, – сказала Харра, зная, что это не так. Ей просто ненавистно было видеть его в таком замешательстве.

– Лучше сделать все быстро, если они сопротивляются. А с ним все в порядке. Он будет бороться с собой, но в успешном исходе нет никаких сомнений.

– Так, значит, Пири, которого я знаю, вскоре умрет? Ли обняла молодую женщину.

– Вовсе нет. Это реинтеграция, где нет победителя и проигравшего. Ты увидишь. – Она посмотрела в заплаканное лицо.

– Не волнуйся. Тебе понравится взрослый Пири. А ему не понадобится много времени, чтобы понять, что он тебя. любит.

Он никогда не был на рифе ночью. Это было место прячущихся рыб, которые всегда были на шаг впереди него, бросаясь в свои убежища. Он спрашивал себя, как много времени пройдет, прежде чем они отважатся выбраться в долгую ночь. Солнце может не взойти несколько лет.

Они могут не выбраться никогда. Не осознавая изменений в среде обитания, ночные рыбы и дневные рыбы могут так и не приспособиться. Циклы кормления будут нарушены, изменится температурный график, бесконечная луна и отсутствие солнца нарушат внутренние механизмы, отлаженные за миллиарды лет, "и рыба погибнет. Это неизбежно.

Экологам придется здорово потрудиться.

Но один обитатель внешнего рифа выживет в течение долгого времени. Он будет есть все, что движется, и кое-что, что не движется, в любое время дня и ночи. У него нет страха, у него нет внутренних часов, нет никаких внутренних воздействий, кроме всепоглощающей необходимости атаковать. Он продержится до тех пор, пока ему будет что есть.