Текст книги "Божье око (сборник)"
Автор книги: Майкл Суэнвик
Соавторы: Пол Дж. Макоули,Питер Ф. Гамильтон,Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Джон Герберт (Херберт) Варли,Брюс Стерлинг,Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Роберт Рид,Дэвид Нордли
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)
На следующее утро выдался четвертьгодовой двойной рассвет – солнца всходили почти вровень друг с дружкой. Ко мне пришла Бекс. В гостиной моего родового гнезда, где в солнечных лучах кружились пылинки и где я теперь всегда отдыхал, Бекс сообщила, что глимы забрали ее отца.
– Он прятал в погребе старое «Полуночное» и не послушался, когда глимы велели принести виски к ним в номер. – Бекс мяла левый кулак пальцами правой руки – это вошло в привычку у женщины, вылепившей тысячи булок. – Как они пронюхали, что у нас есть «Полуночное»? Генри, как им удается все выведывать?
– Глимы очень проницательны, – ответил я. – Правда, не все. Некоторые.
– Неужели мысли умеют читать? Если это так, нам конец.
– Ну что ты. В чужие мозги им не заглянуть, по крайней мере в чокнутые мозги нашего старого макиннонита. Но заначку вашу в погребе они углядели. Дверь – не преграда для призрака войны, который бродит в чужом, времени и по чужим местам.
Бекс еще разок сжала собственную руку и положила левую ладонь на колено. Посмотрела на линии руки, посмотрела на меня:
– Если сам драться не хочешь, расскажи, как их можно одолеть. Я не позволю убить– отца.
– Да они, может, и не собираются.
– А я не собираюсь выяснять, что они там собираются. В ее глазах полыхал зеленый огонь, а за окном полыхали
солнца. На лице Бекс свет перемежался тенями, как перемежаются в камине тлеющие и погасшие угли. «Ты давно любишь эту женщину, – подумал я. – Ты просто обязан ее чему-нибудь научить. Хотя чему тут научишь? Разве можно одолеть тварь, которая пережила… Которая переживет Великую Войну, последнюю из всех войн? Будущее убить нельзя».
Вот так старый сержант воспитывает новобранца в духе боевого фатализма. Если ты попадешь в будущее, значит, тебе судьба туда Попасть, и никакая сила на свете не сможет этому помешать. А коли не суждено – ты просто исчезнешь. И ничего не потеряешь, если исчезнешь сражаясь,
– Ты их только разозлишь, – сказал я наконец. – Впрочем, можно кое-что сделать через флэш-сеть. Поговори с техником, как бишь его…
– Джарвен Дворак.
– Предложи стробировать здешнее прерывание. Тетрациклов на пятьдесят – шестьдесят. От этого остановится транспорт, но флэш-узел превратится для глимов в осиное гнездо, и подойти к нему, чтобы отключить, они не посмеют. Может быть, даже уберутся отсюда. А Дворак пусть от своей техники далеко не отходит.
– Хорошо, – кивнула Бекс. – И это все?
– Да. – Я потер виски, ощутив слабую боль в голове. Впрочем, она тотчас исчезла – органы спохватились и подкачали кровь к коже под волосяным покровом. – Да, это все.
В тот же день я очутился под неупорядоченным квантовым душем. Раздробленные, утратившие связи частицы хаотично меняли свой спин, цвет и чарм; гравитация и причинно-следственность этого мира больше никак не влияли на них. Я слышал гневный гул, точно между двумя оконными стеклами попало насекомое. Если ты восприимчив к этому звуку, то на стенку полезешь, послушав его несколько часов. Я терпел в слабой надежде, что не вытерпят глимы.
На закате пришла Бекс, привела отца, который за два дня без света и воды очень ослаб и, похоже, окончательно спятил. Глимы заперли его в кладовке, он там сидел согнувшись в три погибели между швабрами и ведрами. А когда загудело, Бекс справилась с замком и вытащила старика. По ее словам, глимы напрочь о нем забыли.
– Будем надеяться, – кивнул я.
Бекс хотела, чтобы отец остался у меня, а то вдруг спохватятся глимы. Старине Ферли Бекстеру эта идея не понравилась, он что-то забормотал из макинноновского «Послания к канадцам», но я махнул рукой – мол, согласен.
Бекс ушла, а мы с ее отцом остались в гостиной, среди облаченной в саваны мебели. Ночью квантовое гудение прекратилось. А рано поутру я увидел глимов. Они шагали по дороге впятером, пинками гнали перед собой спотыкающегося от слабости, избитого Дворака. Я ждал на крыльце. Ферли Бекстер находился в спальне моих родителей, и я надеялся, что он в ближайшее время не проснется.
Как только «гости» очутились перед моим крыльцом, Дворак бросился к насосу и уцепился в рукоятку, как за ветку дерева над бездонной пропастью. Впрочем, для него эта рукоятка была последним якорем в реальности. Несчастному технику сломали разум, записали в него сон о смерти. И скоро этот сон перерастет в явь, и никакая рукоятка не спасет.
Единственный говоривший среди пришельцев, – должно быть, вожак, – походил на человека. Я бы мог его опознать, но не хотел выдавать свои способности. Слава Богу, он облегчил мне задачу:
– Я Марек, из Д-линии. Это недалеко от «сейчас». Я кивнул, щурясь в ярких отсветах бурых сланцев.
– Мы тут просто отдыхаем, развлекаемся, – продолжал Марек. – Что ты имеешь против?
Я на это ничего не ответил. Один из спутников Марека плюнул в сухую пыль.
– Ничего не имею, отдыхайте на здоровье, – сказал я.
– Ну, коли так… – Марек повернулся к Двораку и достал оружие. Даже не Оружие, а орудие – алгоритмическую дубинку, излюбленный инструмент мастеров заплечных дел, надзирателей и дознавателей. Невыносимая боль. Страшная смерть.
Марек подошел к флэш-технику и прикоснулся дубинкой к его ноге. Как будто горящую палку поднес к костру. Дворак задрожал, потом зашипел, как закипающий чайник. Конвульсия с ноги перешла на торс, на руки. Через мгновение сгорел мозг Дворака, как сгорает чайник, в котором выкипела вся вода. При этом несчастный кричал. И кричал он долго, очень долго. А потом умер перед моим крыльцом, и ничего не осталось от этого человека, кроме жуткого огарка.
– Я тебя не знаю, – произнес Марек, хмуро глядя на меня. – То есть я знаю, что ты, но не могу понять, кто ты, и это мне не нравится. – Он пнул скрюченную руку флэш-техника. – Но зато ты меня теперь знаешь.
– Вон с моей земли.
Я глядел на него без гнева. Кажется, я и вправду ничего не чувствовал. Эта бесчувственность – мой давний спутник, мой печальный компаньон.
Марек какое-то время рассматривал меня. Если удержу его внимание, он не увидит ничего ни в моем теле, ни в доме и не обнаружит полуживого Ферли Бекстера. И не расправится с ним.
Марек повернулся к своей шайке и бросил:
– Уходим. Что хотели, сделали.
Они убрались с моего двора и зашагали по дороге, по единственной дороге в этой стороне. А я через некоторое время отнес тело Дворака на низкий холм и там предал земле. Поставил обелиск из песчаника и нацарапал на нем крест – я помнил, что Дворак был католиком. Кстати, Иисус Млечного Пути – тоже глим. Его тоже нелегко убить.
Старик Бекстер поправлялся целую неделю. Все-таки он был слеплен из крутого теста – зная его дочь, я мог бы и раньше об этом догадаться. Едва встав на ноги, он принялся помогать мне в хозяйстве. За эту неделю Бекс рискнула прийти только раз. Отец ее снова просил взять его в город, но Бекс отказалась наотрез: его разыскивают глимы. Приставали и к ней, а она им: знать не знаю, куда запропастился родитель. Как будто поверили.
Припасы у нас подошли к концу, и я отправился в город. Там битком набил рюкзак, а потом набрался храбрости и заглянул к Бекс. В гостинице ее не застал, но табличка на стойке сообщала всем интересующимся, что искать ее следует у Тредмартина, потому как она решила позавтракать.
Я перешел через улицу, оставил ношу в гардеробе и шагнул в прохладу и сырость бара.
Там сразу почуял глимов и подобрался – и физически, и психически. Бекс сидела в своем любимом углу; я направился к ней. Когда проходил мимо столика в центре зала, глим – знакомая халандана – подставила длинную волосатую ногу. Да так резко, что я едва не споткнулся. Упасть бы не упал – опора нашлась бы, но – не в этом пространстве. Я застыл, а потом аккуратно обошел вытянутую конечность халанданы.
– Можно присесть? – спросил я, подойдя к Бекс. Она кивнула на свободный стул. Перед ней я видел две
кружки, пустую и полупустую. Тредмартин никогда не дает порожней посуде задерживаться на столиках. Зачем Бекс так быстро пьет? Для храбрости? Я опустился на стул, и мы с ней долго молчали. Бекс допила пиво. Сразу появился Тредмартин, с любопытством посмотрел на пустые кружки. Бекс жестом велела повторить, а я попросил своего виски.
– Ну, как дела на ранчо? – спросила она наконец.
У нее горели щеки, слегка дрожали губы. Злится, сообразил я. На меня, на ситуацию. Что ж, это понятно. Вполне естественно.
– Отлично, – ответил я.
– Это хорошо.
Повторилась долгая пауза. Тредмартин принес напитки. Бекс глубоко вздохнула, и я было решил, что она заговорит, но ошибся. Зато она протянула руку под столом и коснулась моей руки. Я раскрыл ладонь, и на нее легли пальцы Бекс. Они были напряжены; они нервно оплели мои пальцы. Ей очень страшно. И она любит меня, я это чувствую.
И тут в пивную вошел Марек. Он искал Бекс. Он пересек зал и остановился перед нашим столиком. Посмотрел в упор на меня, потом на Бекс, потом махнул над столиком рукой, и пиво Бекс и мое виски полетели в стену. Пивная кружка разбилась, но стакан я поймал, ни капли не пролилось. Понятное дело, обычный человек на такие фокусы не способен. Бекс заметила, как Марек бросил на меня странный взгляд. И она громко заговорила, чтобы отвлечь глима:
– Чего тебе надо? Зачем меня в гостинице искал?
– Так я же там номер снимаю, – ответил Марек с притворным миролюбием в голосе. – Проголодался, хотел заказать чего-нибудь. Звоню, звоню…
– Ну, прости, – зло сверкнула глазами Бекс. -.Я скоро тут закончу и вернусь.
– А ты сейчас закончи. – Марек дернул стол на себя. Виски снова не пострадало, я, даже не привстав, подвел колено под стакан. Бекс вскочила на ноги, в бешенстве застыла перед Мареком, но опомнилась и процедила, глядя ему в глаза:
– Я не задержусь.
Марек неожиданно выбросил руку и схватил ее за подбородок. Сжал он, похоже, не сильно, но я-то знал, какую боль глим способен причинить даже играючи. Он потянул Бекс к себе. А она смотрела ему в зрачки. Я медленно встал, опустил стакан на нагретое сиденье.
Марек повернул голову ко мне. Взгляды наши встретились, и с такого близкого расстояния он наверняка разглядел искусственные роговицы.
– Отпусти ее. Он не подчинился:
– Да кто ты такой, чтобы мне приказывать?
– Простой солдат. Такой же, как и ты. Отпусти. Халандана успела покинуть свое кресло и теперь стояла за
спиной у Марека. И глухо рычала. На краю моего поля зрения возникла схема – как выйти из ситуации победителем. Зеленая фигурка – халандана, красная – Марек, Бекс – бледно-розовая. Я моргнул, чтобы увеличить изображение, изучил его за долю секунды, еще раз моргнул, убрав «картинку». Марек отпустил Бекс. Она отошла, шатаясь.
Халандана рычала громче и грознее, появились ультразвук и инфразвук.
– И много ли звезд ты покорил, разрушитель неба? – спросил Марек. – Наберется на пару галактик?
Халандана двинулась на меня, но Марек вытянул перед ней руку, точно шлагбаум. – Постой, постой! Ты что, не видишь – перед нами военная элита! Куда нам, салагам.
И в этот момент я расширился. Бекс этого видеть не могла совершенно, а Марек мог видеть далеко не все. Я осмотрел глимов снаружи и изнутри; я просканировал их прошлое и будущее; я провел полную идентификацию и Марека, и халанданы. Вот уж не ожидал, что еще раз доведется заглянуть в надпространственную базу данных, где хранился архив строевых частей. Марек Ламброз, капрал тыловой военной полиции, направлен в это созвездие с задачей удерживать пару планет, но дезертировал вместе со своим отделением на пару других миров. Врожденная агрессия усугублена по транссети антиалгоритмическим кодированием. Боевой профиль его подразделения всегда был близок к минимальному. «Набирают подлецов и делают из них подлецов запрограммированных», – подумал я.
Марек был прав, называя себя сопляком. И он, и его шайка – не солдаты, а надсмотрщики. Таких берут, чтобы держать в подчинении солдатскую массу.
– Что за черт? – спросил Марек.
Да, он кое-что заметил, но не успел ничего понять – моя техника совершеннее, чем у него. Вернее, он понял то, для чего не требовалось сверхмощных компьютеров. И в этот момент все изменилось. И От меня уже ничего не зависело.
– Э, разрушитель неба, да ты, я гляжу, большая шишка! – криво улыбнулся Марек, блеснув диагональю ровнейших, чистейших зубов. – Из тех, от кого там, в будущем, кое-что зависит, я угадал? Сейчас – твое время, и глупостей тут ты делать не станешь, чтобы потом не оказаться в большом-большом дерьме.
– Зря ты на это рассчитываешь, – проговорил я.
– Это ты зря на что-то рассчитываешь. – В его голосе прибавилось наглости. – И чего я так разволновался? Ведь что захочу, то с тобой и сделаю.
Я тоже ухмыльнулся, но ничего не сказал.
– Топай в гостиницу, сделай чего-нибудь пожрать, – приказал Марек Бекс. – Я буду ждать в сорок пятом номере, поняла, малютка?
– Да я лучше…
– Не спорь. – Это прозвучало, пожалуй, слишком -резко, я даже собственного голоса не узнал. Но слова были мои, и голос я через секунду вспомнил. Мой. Но из очень далекого будущего.
От негодования Бекс поперхнулась воздухом, но опустила голову и двинулась к выходу.
– Бекс, – смягчил я тон, – принеси этому человеку еды. Я повернулся к Мареку:
– Если что-нибудь сделаешь ей, я на все плюну. Ты понял? Я перестану сдерживаться.
Улыбочка Марека растянулась. Он медленно, нарочито медленно похлопал меня по щеке. Потом добавил настоящую пощечину, не слабую – у меня даже голова мотнулась и кровь потекла с рассеченной губы. Но мне, конечно, не было больно.
– Не дрейфь, разрушитель неба, – процедил он. – Я всегда знаю, когда и где надо остановиться.
Он повернулся и вышел, и вслед за ним убралась халандана, забыв на столе дозу и шприц. А Бекс смотрела на меня. Мне же не хотелось встречаться с ней взглядом. Бекс мизинцем стерла кровь с моего подбородка.
– Наверное, мне лучше уйти, – сказала она. Я промолчал.
Она взмахнула рыжими кудрями и вышла. Я не смотрел ей вслед.
Из меня высосали сердце,
Оставили только черную дырку,
Ты не сможешь меня заколоть…
– Полковник Боун, готовы предварительные расчеты по сектору одиннадцать-шестьдесят восемь. Там пятьдесят шесть цивилизаций первого класса и сто семьдесят перспективных планет в первой или второй стадии формирования разумного общества…
– Пятьдесят шесть, сто семьдесят. Понял. Дальше.
– Полковник, мы в состоянии эвакуировать половину населения за тридцать шесть часов…
– Беженцев придется защищать в надпространстве. Мы гарантированно потеряем сорок процентов личного состава.
– Так точно, сэр. Но можно спасти хотя бы правительства…
– Отставить, солдат. Это исключено.
– Сэр?
– Исключено.
Сколько их, мертвых? Миллионы и миллионы. Но ведь самому времени пришел конец, и что им оставалось? Только погибнуть. Погибнуть, чтобы они – то есть мы, существовавшие на всем протяжении времен, – могли жить. Однако те цивилизации ни о чем не подозревали. Те разумные существа ни о чем не подозревали. Пускай время истекает для всех, но ты все равно любишь жизнь, и умирать тебе ничуть не легче, чем любому другому в любое другое время. Особенно тяжело умирать ни за что. А ведь те, кого мы бросали на произвол судьбы, умирали ни за что…
Снаружи гулял порывистый ветер. От пыли солнце было красным, назревал вечерний ураган. Я закрыл склеры жесткими прозрачными щитками и под неистово рычащим ветром принес домой свои покупки.
В ту ночь сквозь покровы пыли и редкого дождя, в самый разгар бури ко мне пришла Бекс. Она не сказала ни слова, и я тоже молчал, когда усаживал ее в кухне и перевязывал ей раны. Ее старик скрипел зубами, сжимал кулаки и смотрел, а сделать ничего не мог.
– Этот человек… – У Ферли Бекстона сорвался голос. – Он…
– Я хотела завладеть дубинкой, – глухо отвечала Бекс. – Он ее забыл на столике у двери. Раз никто, даже Генри, ничего делать не собирается, я решила… Если не я, тогда кто?..
Ссадины на лице были пустяковые, но она крепко сжимала колени и держала на животе ладони. На платье темнели следы рвоты.
– А у дубинки – сигнальное устройство…
– Тебе больно? – спросил я.
Она опустила голову и медленно выпрямила ноги.
– Он меня схватил и – дубинкой… Но не на полную мощность. Сказал, что не хочет меня на всю жизнь калечить.
Прибережет «на потом». Так и сказал. – Казалось, ее голос доносится откуда-то издалека. Она закрыла лицо ладонями. – Воткнул мне дубинку…
Потом задышала глубоко и прерывисто, и заставила себя взглянуть мне в лицо.
– Ну, – сказала она, – что дальше?
Я уложил ее на кровать, а старик сел рядом на кресло – дежурить, сколько сил хватит. Защитить дочь он не мог, но я знал: понадобится – Ферли жизнь за нее отдаст. В это я верил так же твердо, как и в то, что сейчас над моей родной пустыней поднимаются, постепенно расходясь, два солнца.
Все изменилось. Необратимо.
– Бекс… – Я прикоснулся к ее лбу, к нежной загорелой коже. – Бекс, в будущем мы победили. Правда, это была очень важная победа. Потому-то мы с тобой сейчас здесь. Потому-то все сейчас там, где им положено быть.
Глаза у нее были уже закрыты. Я надеялся, что она действительно уснула.
– Нужно кое-что уладить здесь, а потом я все поправлю там, – прошептал я. – Вернусь в будущее и все поправлю.
Между первым и вторым восходами я добрался до Гейделя. Буря сходила на нет, красные лучи Хемингуэя подсвечивали оседающую пыль. Я стоял в сумрачном фойе «Бекстер-отеля». Ждал.
Первой вышла халандана. Эти существа, подобно мне, никогда не спят. Как пить дать, она вознамерилась пойти в бар и кольнуться. Но вместо дозы морфина нашла меня.
Я не стал церемониться с этой мразью. Увидев ее в надпространстве, вытолкал в реальность и заставил принять ее здешнюю форму – форму сгустка ненависти, похоти и глупости. С этим воплощением я мог бы расправиться одним ударом по горлу, но не видел смысла. Достаточно было предстать перед ней в надпространстве во всю вышину и ширь, чтобы у нее душа ушла в пятки.
– Ступай, приведи Марека Ламброза, – приказал я. – Скажи, его ждет Боун. Полковник Генри Боун из Восьмого молниеносного.
– Боун, – промямлила Халандана. – А я думала… Я вскинул руку и сдавил длинную шею, У халандан шея -
слабое место. А эта тварь носила для защиты керамический имплантат. Я усилил кисть и раздавил трубку, как.чайную чашку. Через кожу проступили трещины.
– Тебе не надо думать, – процедил я. – Пусть Марек Ламброз выйдет на улицу, и тогда я сохраню ему жизнь.
Конечно, я кривил душой. Но надежда умирает последней даже в самых черствых солдатских душах. Это я знал на собственном опыте. Впрочем, я, пожалуй, недооценил Марека. Жизнь иногда преподносит мне сюрпризы.
Полусонный, он вразвалочку вышел на улицу. Похоже, прокуролесил всю ночь напролет.
– За мной должок, – проговорил я. – И я пришел его отдать.
– Полковник Боун… – растерянно сказал Марек. – Да если б я знал, что это вы…
– Слишком поздно. Уже ничего не исправить.
– Слишком поздно не бывает никогда. Вы же сами нас этому учили. Я просто уйду. И уведу ребят. Да и зачем нам тут задерживаться? Никакого смысла…
Во мне вскипел гнев, как когда-то в далеком прошлом:
– Почему ты с ней так поступил? Почему ты…
И тут я заглянул в его глаза и все понял. Он хотел умереть. Давно хотел. Напрасно я считал Марека просто безмозглым садистом.
Но это ничего не меняет.
Я шагнул к Мареку. Подчиняясь рефлексам, он пригнулся, схватился за дубинку. Но меня такой игрушкой не пронять. У меня на нервах нет миелина. У меня вообще нет нервов, а есть провода. Марек понял это почти мгновенно. Он бросил дубинку, повернулся и побежал. Но я догнал. Он сопротивлялся. Совершенно зря. Поединок между нами – абсурд. Ведь я же полковник Боун из Восьмого молниеносного. Я создан, чтобы убивать. Убивать – ради спасения жизни. Меня никто не победит. Это моя судьба, и это судьба моих врагов.
Я схватил его за плечо, а другую руку захлестнул вокруг шеи. И прижал его к себе. Но не слишком сильно, чтобы не сломать чего-нибудь. Только чтобы успокоить. Он был силен. Я – силен и опытен.
Я уже говорил: глима убить трудно. Чем-то он напоминает улитку в ракушке. И чтобы одолеть его, нельзя допустить, чтобы он спрятался в раковине. Именно это я и проделал с Мареком. Держа его в этой реальности, не позволил бежать в другую плоскость, которую никакими словами описать невозможно. Для того же служат осиновые колья и римские кресты – они не позволяют нечисти удрать туда, куда человеку путь заказан.
Как я уже говорил, глимы – существа плохие. Плохие, но не худшие. Худший – я.
Я – ледяная заноза
Из глаза звезды;
Я приду тебя заколоть.
Я удлинил когти и вонзил их Мареку и живот. И вытянул через рану кишку. И привязал ее к перилам крыльца, « Бекстер-отеля».
Марек пробовал отвязаться и уползти. Таращился на свои внутренности, держался за них, и неизвестно, что при этом думал. Я никогда в жизни не умирал. Я не знаю, каково это – умереть. Он слабо стонал, пачкая руки собственным жиром и кровью. Но развязать мои узлы невозможно, и разорвать их тоже нельзя.
Я подхватил и понес его, жалко хнычущего, по улице. Внутренности тянулись за нами, как багровый шлейф. Пройдя футов двадцать, я прикинул, что в нем ничего не осталось. И бросил его в пыль.
Хемингуэй висел на северо-востоке, а Фицджеральд – точно на востоке. Они светили с двух сторон на искалеченного Марека и бросали длинные тени вдоль и поперек улицы…
– Полковник Боун…
Мне надоели его причитания.
– Полковник…
Я разжал ему челюсти и вырвал язык. Он глупо потянулся за ним – на, забери. Изо рта текли кровь и слюна, и красная земля под Мареком сделалась еще краснее. Потом я не спеша переломал руки и ноги, пальцами – тресь, тресь – раздавил все позвонки.
Я сделал то, что делал в других видимых человеческому глазу мирах, и в недоступных обычным людям измерениях и континуумах. Я уничтожил Марека. Уничтожил так, что он больше никогда не оживет, ни в одной точке пространства и времени. Я стер Марека Ламброза с лица космоса. Стер без следа. И вместе с ним погибла вся шайка – жизни глимов погасли, как свечи, распалась на атомы материя их тел, рассеялась их энергия в других измерениях.
Я сделал то, что должен был сделать. Но будущее теперь ненадежно, оно балансирует на грани хаоса. Поэтому я должен вернуться в него. Вернуться – и поработать.
Марека я оставил на главной улице Генделя. Пусть другие здесь приберутся, надеюсь, хоть с этой задачей они справятся самостоятельно.
И по пути обратно, в мой родной дом, в мою человеческую жизнь, я понял, что мой «подвиг» незамеченным не остался. Кто-то вышел на улицу по своим делам – он все видел. Другого привлек к окну шум расправы.
Горожане теперь знают, кто я, для чего предназначен. В одиночестве я шагал по дороге, а придя на ранчо, увидел Бекс и ее отца. Оба спали.
Я погладил ее по мягким волосам. Не просыпаясь, она застонала, повернулась на другой бок. Я подтянул одеяло к ее подбородку. Сорок лет – а свежа, как девушка. Бекс… Здесь она в безопасности. Бекс, как же я по тебе скучал. Сколько помню себя…
Я перешел из спальни в гостиную, где мебель так и стояла под чехлами, сел в отцовское кресло, налил стаканчик лучшего ячменного виски из фамильных запасов. Солнца Ферро поднимались в чугунном небе, и я растворялся в далеком обреченном будущем.
Tony Daniel. «А Dry, Quiet War». © Del Magazines, 1996. © Перевод. Корчагин Г.Л., 2002.