Текст книги "Преследуя восход"

Автор книги: Майкл Скотт Роэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– Пошли! – задыхаясь, сказала она. – Я не в силах сейчас сразиться с Геде, а он может призвать других волков или кого и похуже…

Пока она говорила это, я увидел, как ветер подхватил пугало в конце террасы и сорвал с него одежду. Остов из палок с треском упал вперед, но шляпа взлетела к небу, а пальто ринулось вниз на нас, словно огромный, хлопающий глазами ворон. Меч Молл и мой взлетели вверх одновременно и вонзились в него; пальто вихрем взмыло вверх и улетело через край террасы вместе с порывом ветра. Тогда уцелевшие члены команды забрали Джипа у Молл. А я продолжал крепко держать Клэр.

– По ступенькам не спускаться! – приказала Молл. – Путь, которым мы пришли, уже известен! Через тот конец террасы – и в джунгли! Бегите, спасайте жизни – и души!

9

Солнце палило нещадно, как и вчера, и тем не менее, когда оно появилось, мы приободрились. Оно примчалось из-за холма, прямо как кавалерия, размахивая блестящими золотыми саблями между деревьями, чтобы поднять наш дух и отбросить преследовавшую нас тьму. Джип, Клэр и я потянулись и вздохнули, наслаждаясь теплом, как ящерицы, на длинной плите скалы. Никто не двигался, разве что иногда с ворчанием ерзал, когда беспокоила рана, или закрывал рукой глаза, чтобы унять лихорадочное мерцание за сомкнутыми веками. После ночи, когда мы продирались через джунгли, хлеставшие, резавшие и душившие нас прямо-таки с человеческой злобой, ничего больше не хотелось – только лежать и не двигаться под убаюкивающий тихий рокот недалекого водопада. Мы победили, мы спаслись, мы в безопасности и будем на корабле еще до наступления ночи.

И со мной была Клэр – мы нашли ее. Это казалось почти нереальным. И все же она была здесь, лежала рядом на уступе скалы, совсем так, словно мы были дома и загорали на крыше офиса во время второго завтрака. Мы вытащили ее оттуда.

Она и я. Это вызвало у меня самые разные мысли. Я крепко зажмурил глаза, чтобы отогнать их. Я страстно хотел спать, но события прошедшей ночи по-прежнему кружили и проносились в моем мозгу, и их было не унять. Этот безумный бег через джунгли, когда буря и один Бог знает что еще мчалось за нами по пятам… Но каким-то образом нам удалось продержаться. Впрочем, не каким-то, а вполне определенным образом. Ни один из нас, даже самый храбрый, не решился бы выпустить из виду Молл или отойти так далеко, чтобы звук ее голоса не был слышен.

Когда небо чуть посерело, мы оказались в долине, и первые лучи света показали каждому лицо соседа, искаженное страхом и изнеможением. Всем, кроме меня; ибо на лице Клэр были только изумление и восторг.

Для меня это было некоторым шоком. После всего, что она пережила, один Бог знает, чего я ждал, – наверное, найти ее потрясенной, ошеломленной, ничего не соображающей. И самое большее, на что я надеялся, – чтобы такое не слишком затянулось, чтобы я смог вернуть хоть что-то из ее прежнего жизнерадостно-уверенного «я». И уж конечно, я никак не ожидал найти Клэр расслабленной, все принимающей и, очевидно, чувствовавшей себя безоблачно счастливой в моем обществе, не требовавшей объяснений и не произнесшей ни слова о возвращении домой. Мне пришло в голову, что после дней, проведенных во мраке и ужасе, даже кровопролитие и сумасшедший бег через джунгли были исполнены для нее чувством мести и пьянящей свободы. Да и у меня самого было ощущение, что я странно расслабился, так, как никогда не бывало прежде.

Я перекатился на бок и протянул руку, но она наткнулась на край утеса. Впрочем, приступ тревоги тут же прошел; я вспомнил, как Клэр говорила, что, как только сможет подняться, сразу спустится вниз к пруду, чтобы выкупаться. Она, по-видимому, решила, что я сплю, и ушла, не потревожив меня. Если это меня и обеспокоило, то во всяком случае не сильно; повсюду были расставлены часовые, да и под этим ярким солнцем наш лагерь чувствовал себя в безопасности. Меня подняло на ноги сознание того, что я ведь тоже не очень-то чист. От одной мысли об этом я зачесался. Клэр была рядом, и это возрождало цивилизованные представления. Прохладная вода и чистая гладкая кожа – все это пронеслось у меня в мозгу. Промелькнули и другие мысли, подобно дразнящим рыбкам, но я позволил им ускользнуть. Я не был тем, кто пользуется ситуацией, никоим образом. И все-таки…

Я потянулся чуть-чуть скованно, не более того, и ощутил лишь несколько уколов в затекших мышцах и полузаживших ранах, в остальном же я себя чувствовал превосходно. Джип пошевелился, когда моя тень упала на него, вздрогнул, вероятно потревожив раненую руку, затем, что-то бормоча, снова погрузился в сон. Лагерь спал, и только часовые переступали с ноги на ногу на своих постах в тени. Я полез вниз по каменистому спуску – к водопаду.

Вокруг водопада высоко на склонах росли деревья, подлесок был зеленым. Мое внимание привлекли цветные пятна на густых кустах с жесткими листьями – полоски полотна пастельного цвета, совершенно порванные и бесформенные. Увидев остатки гардероба Клэр, развешенные для просушки на ветках, я заколебался; мне стало неловко, но я все еще помнил, как она прижималась ко мне всю эту долгую ночь… А она – она что-то испытывала ко мне, это ясно; из-за этого ее и похитили. Может быть, поэтому ее многочисленные поклонники никогда и не задерживались подолгу? Потому что рядом был я?..

За кустами был маленький водоворот, и я мысленно представил себе, как она кружится там, нежась на солнце. При этой мысли дразнящие фантазии снова пронеслись в моем мозгу – старые, весьма традиционные: мол, победитель получает награду, только храбрецы достойны красавиц – и так далее. Не то чтобы я собирался навязываться. Возможно, что и слова будут не нужны, все просто получится само собой. В конце концов, это будет даже естественно, уместно и правильно. То, что я заработал, – мы вдвоем заработали. К черту здравый смысл, к черту дистанцию. Вероятно, права была Молл. Наверное, я сам лишал себя… чего-то. Спокойно, неторопливо я раздвинул кусты и ступил на песчаный берег пруда.

Клэр была там, но не одна. С ней вместе под стеклянистыми струями водопада стояла Молл, обнаженная, как и Клэр, по бедра в пенящейся воде. Она склонилась над Клэр, обвив ее руками, крепко прижимая к себе. Клэр этому нисколько не противилась, напротив. Полураскрытые губы Молл прильнули к губам Клэр в страстном, жадном поцелуе. Обе они стояли неподвижно и могли показаться статуями в фонтане, а их переплетающиеся волосы – вырезанной единой струящейся массой пепельного золота. Они меня не видели. Зачем-то я сделал еще один шаг, и моя нога запуталась в одежде Молл, в беспорядке брошенной на песок. Я развернулся и ушел в кусты.

Все еще как в тумане я вернулся на свое ложе на скале. Там я сидел до тех пор, пока не почувствовал, что между мной и солнцем легла тень. Прохладные руки легко легли мне на плечи, как это часто бывало в офисе, и задержались, чтобы помассировать и снять напряжение. Я сердито стряхнул их и поднял голову, услышав хихиканье Клэр. Она встретила мой взгляд взором широко раскрытых веселых глаз, слегка прикусила костяшки пальцев и с минуту стояла, созерцая меня и слегка покачиваясь. Затем, когда стало ясно, что я не собираюсь ничего говорить, она пожала плечами и медленно удалилась вниз по склону к другому свободному месту на скале. Вытянувшись, она поймала мой взгляд и снова улыбнулась. Я отвел глаза, но только затем, чтобы увидеть, что Джип проснулся и смотрит на меня ясным взором.

– Ты на нее разозлился. За что?

Я зарычал:

– Рассердился? Я? Да с какой стати? Я просто… Господи, я беспокоюсь, как тебе, наверное, известно! Все еще беспокоюсь – за нее! А она болтается черт знает где и делает неизвестно что.

– Ты так уверен? Что она сделала?

– Господи, парень! Ты только посмотри на нее! Бродит как… просто вьется вокруг всех и каждого, хихикает, как дурочка. Нет, это не та Клэр, которую я знал! И ей плевать – как будто все это какой-то сон.

– Держу пари, именно так ей и кажется, – негромко сказал Джип.

– Послушай, не мели ерунду! Ей ведь не нужно щипать себя, чтобы проверить это. Особенно после того, как она врезала тому волку ниже пояса! Или она рехнулась, черт побери!

Джип поднялся, болезненно поморщившись:

– Послушай, Стив! Я видел такое уже не раз. Она гораздо глубже вросла корнями в Сердцевину, чем ты. И потом, сдается мне, она больше тебя склонна пользоваться своим воображением. Тебе потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть ко всему этому, осознать, что происходит. Ты уверен, что все это наяву, потому что не привык фантазировать или, вернее, потому что ты все это понял. А ей ведь никто ничего не объяснял. Она, конечно, знает, что бодрствует, но только в мире, которого нисколько не понимает. Она просто плывет по течению. Так почему же ты удивляешься, что она с легкостью может воспринимать происходящее с ней, как сон? И это лучше, чем взять да и тотчас свихнуться. И, уж поверь мне, если бы психика у нее была хоть чуть-чуть менее устойчивой…

– Замечательно! – прорычал я. – Значит, она думает, что находится в какой-то несуществующей стране, где она может делать то, что никогда бы не позволила себе в нормальной жизни, и это не имеет значения. Ну положим… всякие фантазии.

Джип хмыкнул:

– Ну и что? А это так серьезно?

Огромная желтая бабочка прилетела и уселась ко мне на колено. Я раздраженно согнал ее.

– Хорошо! А что будет, когда она обнаружит, что это не сон?

– Стив, я тебе гарантирую, что дня через два после того, как мы доставим ее домой, она будет помнить лишь то, что был какой-то переполох в офисе, что ты со своими друзьями вытащил ее из лап каких-то мерзавцев, и она будет очень-очень благодарна – главным образом тебе, потому что ты по-прежнему будешь рядом. Вот и все. А со временем и это сотрется из памяти.

– Да… но другие…

– Я буду страшно удивлен, черт побери, если они будут помнить. Воспоминания, что коренятся вне Сердцевины, они не держатся долго, разве что их постоянно подновляют. Многому ты сам верил наутро после первой ночи? – Я все еще переваривал его слова, когда он прибавил: – И разве это плохо? Что все, что она пережила, не оставит и следа?

Я задумался. Я испытывал чувство вины за все, что случилось с Клэр. Однако если эти воспоминания не будут ее преследовать…

– Что ж, в этом есть какой-то смысл.

– Разумеется. Тогда что же в этом плохого?

Я вскипел:

– Плохого? Господи! Только потому, что она ничего не будет помнить… разве это оправдывает то, что она сейчас выкидывает, – что каждый может воспользоваться…

– Да? Например, каждый, кто вдруг захочет выкупаться? – Терпеливая улыбка Джипа смягчила колкость замечания – во всяком случае до известной степени. Я вспомнил, как сам пытался обманывать себя, и вздрогнул. – Что-то с Молл, да?

Никто не любит выглядеть круглым дураком. Я сердито закусил губу.

– Послушай, у нее были дружки – и это было нормально. Но между мной и Молл – дьявольская разница. – Я остановился, стиснув зубы от смущения. Но Джип только широко раскрыл глаза – он все понял, и его улыбка стала немного кривой.

– Угу. Может быть, может быть. Похоже, ты слегка шокирован.

– Шокирован? Конечно, да еще как! Я ведь знаю Клэр, не забывай! Я знаю ее уже столько лет…

– Стив, большинство людей даже себя-то толком не знают! До тех пор, пока что-то – сон или большая опасность – не сорвет то, что на поверхности, и не откроется то, что лежит на дне. Сны и опасности! А у нее сейчас полным-полно и того и другого!

– Но Клэр! Чтобы именно Клэр! Она милая и совершенно нормальная девушка! Это ведь такие вещи, о которых она даже… – Я снова выдохся.

– Ну, в общем, нет. Или это лежит не сразу под верхним слоем, правда? Но все равно это часть ее. Некоторые вещи, которые ты делал вчерашней ночью, – тебе ведь тоже и не снилось, что ты на такое способен, но это часть тебя. И многое другое, может, и менее достойное. Улыбнись – ты же живой человек. Ты, я, Клэр – мы ведь не святые, черт побери. Иногда случается и оступиться. И если не перебарщивать, это может быть даже забавно.

– Забавно?! Господи, послушай, я не более искушен, чем любой другой человек, но Клэр… Клэр, а не кто-нибудь другой! Почему? – Джип не ответил, и я продолжал размышлять, поеживаясь, несмотря на солнце. – Боже мой, не то чтобы я не понимал… притягательную силу этой женщины. Я на себе это ощутил. И сам летал, как мотылек, вокруг той же свечи – ты же знаешь. И мне потребовалось немножко не слишком дружественной помощи.

Джип сочувственно покачал головой:

– Молл, Клэр… Мальчик мой, да ты просто не знаешь, кого из них больше ревнуешь, так?

– Хватит об этом!

– Как скажешь. Так, значит, это на Молл ты так обозлился?

– Да! До смерти обозлился! А ты ждал, что я стану плясать от радости, будь оно все проклято? – Но в моих словах прозвучала фальшивая нота, и через минуту я закрыл глаза и поник головой. – Нет. Нет. Ах ты черт. Я не могу, правда? Не могу даже ревновать. Мне не дозволено.

Глаза Джипа смотрели испытующе:

– Боишься показаться немного неблагодарным?

– Самым неблагодарным сукиным сыном по эту сторону заката, но… – Я не стал договаривать. – Это ведь нечто другое, правда? Люди вроде нее – это ведь в их природе? Любить столько, сколько им требуется.

Джип с минуту в раздумье пожевал губами:

– Стало быть, ты кое-что понимаешь. Ай да Стив! Ты полон сюрпризов.

– После замка – да, понимаю. Во всяком случае немного. Ты ведь мне говорил о людях, которые двигаются наружу, к Краю. Меняются и растут – во зле или к добру. И Молл одна из них. Из бессмертных, что ли. Или как вы их называете? Богини. Ну, полубогини.

– Да, она начинает становиться такой. Это нечасто можно видеть – лишь когда на нее находит. Хотя, я думаю, оно должно всегда быть у поверхности – то, что заставляет ее с такой яростью бороться со злом. Что-то просыпается, и бах! Хотя, иосафат! Я тебе прямо скажу – такой, как вчера ночью, я ее еще никогда не видал, именно такой и так долго. Она сделала огромный шаг вперед. В один прекрасный день, может быть, через много-много лет, она сбросит внешнюю оболочку, как старые лохмотья, и засияет. Но до той поры у нее есть чувства и слабости, как у других, может, даже больше. И когда этот приступ проходит, она становится слабее многих и скатывается вниз. Ей нужно… – Джип нахмурился. – Не знаю. Любовь, утешение. И она тянется к тому, что доступно. – Он еще с минуту задумчиво смотрел на меня. – Больше не сердишься?

Я вздохнул.

– Нет. Наверное, нет. Это просто… ну, древние греки – со своими сварливыми богами и богинями…

– Да?

– Неудивительно, что они в конце концов стали философами.

Он негромко рассмеялся:

– Я там был, уж поверь мне!

Но не стал вдаваться в подробности. Пришла очередь поговорить и о нем.

– А как насчет тебя? Ты тоже понемногу становишься богом?

– Я? – Мне подумалось, что Джип обратит все в шутку, но он, казалось, был слегка смущен таким вопросом, как начинающий служащий, которому вдруг предложили стать вице-президентом. – Нет! Я ведь прожил только первый свой век. Мне надо пройти долгий путь – если захочу. Только вот сомневаюсь, что когда-нибудь мне этого захочется. Сдается, я так и буду ходить по кругу, до тех пор пока не иссякну. Но надеюсь, это не будут сужающиеся круги. Двигайся, живи, чтобы кровь бежала по жилам, и оттачивай свои пороки до тех пор, пока счетчик не отстучит свое, – вот как живет большинство из нас. Но некоторые, у кого есть настоящая страсть, настоящий дух, – они начинают терять вкус к остальному. Они шлифуются, оттачивают себя до остроты кончика иглы. Они все больше и больше становятся похожи на свою страсть, в них это сразу увидишь.

– Как Хэндз?

– Верно, как Израэл Хэндз. Если он проживет достаточно долго и хотя бы наполовину сохранит свои мозги, он догорит до того, что обретет разум пламени, искр и летящего железа. Может, когда-нибудь превратится в бога артиллерии, и его будут приглашать всюду, где отливают пушки, или ему станут приносить в жертву канониров, чтобы повысить дальность стрельбы. А может, когда в небе будет бушевать гроза, люди где-нибудь будут говорить: «Гляньте-ка! Это пушки Израэла Хэндза распугивают звезды!» – Я засмеялся, хотя у меня на душе все еще скребли кошки. – Но вот Молл, – задумчиво произнес Джип, – с ней труднее. Справедливость – ее страсть, но и хорошая битва – тоже, и музыка. И какая-то мудрость, интуиция, когда ее поменьше тревожат…

Я кивнул, думая о той звездной ночи у руля, когда она вытянула из меня правду о моей жизни, а такое вышло бы не у всякого. Джип тем временем продолжал:

– Говорят, у таких, как она, это и получается. У тех, кто достигает Края, может, даже пересекает его – кто знает? – и возвращается назад преображенным. Ведь чем ближе ты подходишь к Краю, тем меньше значит для тебя время. Так что, может быть, мы плыли с Минервой, мой мальчик, или с Дианой. Или с какой-нибудь призрачной богиней наших далеких предков, что жили в пещерах среди великих льдов. Или с какой-то таинственной силой, которую знает только будущее, когда все эти ваши умные ящички уползут назад, на силиконовые пляжи, откуда и явились. Не знаю. И никто не знает. Но такое вполне может случиться.

Речь Джипа возымела действие, и, когда Молл чуть позже вернулась с пляжа, я был готов к тому, чтобы посмотреть на нее новыми глазами. Но она выглядела скверно, бледная, с волосами, прилипшими к щекам, костлявая и нескладная. Она казалась осенним лесом, который ветер оставил без листьев. Она избегала встречаться взглядом со мной и, как я заметил, с Клэр. До меня дошло, что минувшая ночь, по-видимому, стала для нее опытом более сокрушительным, чем для кого-либо из нас.

– Не задерживайтесь здесь более десяти минут! – коротко сказала она. В ответ раздался хор стонов и жалоб, но она резко обернулась к нам: – Вы, безмозглая шайка скулящих болванов! Что, ждете еще одной сумасшедшей ночи в лесу? Мы и так едва поспеваем на берег до заката!

Это сработало. Никому не понадобилось и лишней минуты, а мое страстное желание выкупаться внезапно пропало. Все запрыгали и засуетились, застегивая ремни, заряжая пистолеты и проверяя, как ходят мечи в ножнах. Когда мы отправились, Клэр пошла рядом со мной и совершенно естественно взяла меня за руку; затем, отыскав глазами Молл, протянула ей другую руку. Молл заколебалась, видимо, слегка обескураженная, пока я нетерпеливо не помахал ей, зовя к нам. Мне это не стоило особых усилий. Молл оказалась между нами, и я почувствовал, как ее рука сжала мою так, словно Молл повисла над пропастью и это было единственное, за что она могла ухватиться. От моего негодования не осталось и следа. Ее судьба могла оказаться самой одинокой из всех человеческих судеб – и если она действительно будет помнить меня тысячу лет, пусть вспоминает без горечи.

Тропа вскоре стала крутой и узкой и развела нас, вдобавок приходилось помогать Джипу. Ему трудно было одной рукой цепляться за ветви и камни, и он все время оскальзывался, а каждое резкое движение было для его раненой руки мукой. Он и сам усугублял положение тем, что смотрел куда угодно, только не под ноги. И не было ничего, что могло бы унять боль, за исключением сомнительного утешения – он многословно и цветисто клял выстрелившего в него волка и свою глупость.

– По крайней мере кость уцелела, – ободрила Джипа Клэр. – Разве что немного поцарапана. Дюймом выше – и он бы по-настоящему перебил тебе руку…

– А он ее и перебил, – жестко возразила Молл.

Она казалась такой же нервной, как и Джип, и постоянно оглядывалась через плечо.

Клэр сочувственно вздрогнула:

– О Боже! Но в таком случае хорошо, что у него не было автомата.

Я пристально взглянул на нее, но она только улыбнулась. Все было именно так, как говорил Джип: она существовала словно во сне, почти со всем соглашаясь и не задавая вопросов. И не особенно задумываясь о том, какое впечатление произведет сказанное ею. И тем не менее это была уже прежняя Клэр. Сознательно или нет, она хорошо это подметила.

Действительно, а почему у волков не было современного оружия? Они, конечно же, могли раздобыть его. Почему не пистолеты-пулеметы или М-16 вместо абордажных сабель? Почему, раз уж на то пошло, не современные корабельные орудия вместо пушек, заряжающихся с дула? Почему не быстрые суда-истребители вместо парусников? Мне до сих пор не приходило в голову спрашивать об этом. Однако во время одного из наших коротких привалов, в полдень, в раскидистой тени гигантской яблони Джип оказался более или менее готов к разговору на эту тему – потому, подозреваю, что это отвлекало его от боли или других неприятных вещей.

– Конечно, они могли бы их использовать. Да и мы тоже. Время от времени какой-нибудь болван дорывается до того, что мы с тобой называем современным оружием, и поднимает изрядный переполох, в основном до тех пор, пока оружие не сломается или же у него не выйдут боеприпасы. И что потом? Все шансы за то, что окончательно погубит механизм, пытаясь его починить. А что касается боеприпасов, так он, наверное, мог бы отливать вручную оболочку для пуль сорок пятого калибра или собирать использованные. Напихать в них черного пороха или пироксилина вполовину их мощности тоже реально. Однако сделать боеголовки, фульминат ртути или что-то в этом роде – это уже ему не по уму. Так же, как изготовить вручную мушкет или даже нарезать канал ствола, – такого, чтобы его можно было заряжать, не наделав при этом бед. Ну положим, он ухитрится сделать и это – а потом его второй или третий самодельный снаряд взорвется в казенной части и оторвет ему руку. Понял?

– Начинаю понимать, – задумчиво сказал я. – Они здесь слыхом не слыхивали об индустрии – о массовом производстве…

Джип сделал беспечный жест:

– Да слышали, конечно. Но промышленность велика; она собирает людей вместе, связывает их. И чтобы произвести ваше современное оружие, суда или что-нибудь другое, нужна целая цепочка различных отраслей промышленности. А здесь люди долго не задерживаются, иначе рано или поздно Сердцевина снова засосет их. Так что кому здесь очищать нефть для быстроходных судов? Кто станет делать пули, патроны и поршневые кольца? Или хотя бы регулировать цилиндры парового двигателя? Здесь от силы-то одна-две верфи, а рабочие вечно приходят и уходят. Но необходимости в чем-то большем нет, нам хватает и этого. Здесь у нас человек может жить и бороться так, как ему заблагорассудится, так, как мы делали всегда…

– Вплоть до промышленной революции, – задумчиво докончила Клэр, делая круговые движения головой.

– Чего? – Джип с сомнением посмотрел на нее. – А ты, леди, часом не из этих, как их там, шатающихся типов[27]27
  Wobbly types (англ.) – букв.: «шатающиеся типы». Американские рабочие-сезонники, объединившиеся в начале XX в. в союз «Мир индустриальных рабочих» социалистической ориентации.


[Закрыть], а? Брось ты это. По мне, так я рад, что вам дали право голоса.

Я поспешно вмешался:

– Она хочет сказать, что здесь вы никогда не сможете пойти тем путем, каким пошла Сердцевина. А там многие люди считают, что их путь оказался ошибочным. Правда, я иного мнения! Хотя должен признать, что здесь у вас жизнь без прогресса лучше, чем я мог предполагать, – в отношении медицины, положим…

Джип забылся, собрался было пожать плечами и вздрогнул от боли.

– Да, прогресса здесь маловато, это так. Зато у нас есть другие преимущества…

Клэр подняла голову с моих коленей и усмехнулась:

– Ты хотел сказать «недостатки», да?

– Леди, я хотел сказать то, что сказал. Ты пока видела только дурную сторону. Но здесь есть и другое. Другие силы, другая мудрость.

– Колдовство?

– Это только слово. Но оно охватывает очень-очень многое, черт побери. Ну, например, то, что заштопает мне руку через несколько часов, стоит нам только ступить на палубу «Непокорной». Но это, похоже, будет не так уж скоро. Сколько еще осталось?

– Несколько миль – около четырех, наверное. Мы обошли хребет стороной, так что выйдем на берег чуть дальше – с другой стороны бухты.

– Несколько миль! – эхом отозвался Джип и бросил быстрый взгляд на солнце и оказавшиеся уже позади нас холмы. – Тогда вам придется тащить меня за ноги.

– Ты справишься, – твердо сказал я. – Я ввязался во все это, спасая твою шкуру. Так что ж, по-твоему, я допущу, чтобы мои старания пропали даром?

Именно с этого момента, когда я внезапно вспомнил первую ночь в районе старых доков, что-то стало беспокоить меня. Эти мысли не давали мне покоя, и не раз я ловил взгляд Клэр, недоумевавшей, почему я стал таким молчаливым и озабоченным. Однако я хотел дождаться, пока смогу поговорить с Джипом наедине, а такой случай все не представлялся. Мы с трудом спускались по последнему склону, продираясь через заросли алоэ, острого, как абордажные сабли. Тот маленький клочок неба, что мы видели меж древесных крон, быстро краснел, но по крайней мере мы поняли, что успеваем, когда те, кто шел впереди, закричали и стали возбужденно показывать пальцами. У подножия склона была видна слабая полоска света – это берег проглядывал сквозь кромку леса. Сразу почувствовалось облегчение, настроение у всех, даже у раненых, разом поднялось – у всех, за исключением Молл и Джипа. Молл была мрачной, молчаливой, настороженной и грубо отворачивалась от каждого, кто с ней пытался заговорить. Джип тоже стал неразговорчивым, хмурым и таким нервным, что вздрагивал при малейшем звуке, а их в сумеречных джунглях было предостаточно.

– Что ж, – отважился сочувственно сказать я, помогая ему сесть, когда он в очередной раз упал, – тебе сейчас туго приходится, но по крайней мере тащить тебя все-таки не надо…

– Туго! – согласился он, держась за больную руку. – Ах черт, могло бы быть в сто раз хуже. – Он оглянулся назад, на склон, на минуту прислушался, потом покачал головой. – Должно было быть хуже, если разобраться.

– Ты жалеешь об этом, что ли?

– Проклятие, нет конечно! Мы очень легко отделались, вот и все. Даже чересчур легко. Сколько волков натравили на нас прошлой ночью – сотни полторы? Не больше. Хорошо, но тогда остается еще больше половины из тех, что были на борту. И неизвестно, где они сейчас.

Я стал помогать ему встать на ноги.

– Так это тебе не дает покоя? Наверняка караулят нас у тропы. Лежат в засаде. Они не ожидали, что мы потащимся через лес, я и сам этого не ожидал. Если нам не изменит удача, они все еще где-то там…

– Да, если нам не изменит удача! – мрачно отозвалась Молл. – Но с наступлением ночи все может измениться. Довольно медлить, это не подобает мужчине!

– Он же стоять не может! – сердито заявил я, но Джип оттолкнул меня и, шатаясь, встал на ноги.

– Она права. По мне, так я не буду чувствовать себя в безопасности, пока не ступлю на палубу старушки «Непокорной»!

С его словами все мои тревоги проснулись:

– Да… а потом?

– Потом? – При этой мысли Джип приободрился. – Дом и красавица, и долой тяжесть с твоей души – в основном в золоте!

– Видит Бог, вы все это честно заработали! Только вот как же я?

Он бросил на меня взгляд, хотел ответить шуткой, но потом передумал.

– Ты это о чем?

– Ты сказал, что Клэр… не будет помнить то, что произошло. А я? Я-то ведь не забуду?

Джип проковылял мимо меня вниз по грязному склону, в удушливо-ароматные заросли гибискуса.

– Все зависит… – бросил он через плечо, поймал здоровой рукой ветку и стал неуверенно спускаться.

– От чего? – Скользя вслед за ним, я повторил вопрос. – Джип, я хочу знать! Это важно для меня, черт возьми!

– Стив, – выговорил он сквозь стиснутые зубы, – это не так просто… если бы я мог сказать…

Наши ноги оступались и скользили, раня яркие цветы гибискуса, и цветы истекали блестящим черным соком, капавшим на землю. Я больше ни о чем не спрашивал.

Я увидел, как внизу, среди деревьев матросы, шедшие впереди, пустились бегом, и Молл ничего не сделала, чтобы их задержать, а только остановилась и нетерпеливо помахала нам, чтобы шли быстрее. Клэр, оскальзываясь, вернулась, чтобы помочь нам, и длинный низкий луч заходящего солнца блеснул на голых ногах и зажег огненные самоцветы в ее волосах. Вместе с другими отставшими мы, спотыкаясь, ступили в высокую траву, шелестевшую на легком ветру. Сквозь последнюю завесу деревьев я увидел серо-голубое шампанское океана и край солнца, сверкавший последним яростным светом на фоне душивших его туч.

Вода на мгновение засверкала цветом свежей крови; свет потускнел. Мы вышли на берег в первой вспышке розовых островных сумерек. Там стояли корабли – в одной-двух милях от берега, в уединенном рукаве бухты. По спокойной воде пробегала легкая рябь, как дыхание, затуманивающее зеркало. А на берегу стояли наши шлюпки. Их вид подстегнул даже раненых, и они, забыв о боли, заспешили к лодкам, стремясь поскорее уйти из тени этого леса, в то время как колонна отставших неровно тянулась по берегу. Мы еще не были под прикрытием пушек «Непокорной» и пугались при каждом шорохе. По рядам хриплым шепотом отдавались приказы. Пистолеты щелкнули – курки были взведены, мечи вынуты из ножен, и любая взлетающая птичка рисковала оказаться убитой сразу десяток раз, хотя, к счастью, никто не оказался настолько глуп, чтобы стрелять. Подойдя на достаточно близкое расстояние, мы лихорадочно замахали руками кораблю – мы не решались кричать – и получили лаконичный отклик. Он показался нам первым ощутимым звеном, связывавшим нас с безопасностью, каким бы слабым ни было это звено, – ниточкой, за которую цепляется человеческая жизнь.

Когда мы беспрепятственно плюхнулись в шлюпки, нам показалось, что напряжение разрядилось. Я даже услышал, как некоторые отчаянные головы жалеют, что волки не погнались за нами, не то бы им было показано, где раки зимуют. Когда первая лодка отчалила с мелководья и в поле зрения снова показался замок, раздался громкий, вызывающий, насмешливый вопль. Я вспомнил дрожащий, мясистый глухой удар, когда мой меч вошел в тело капитана волков, и стиснул зубы от торжества, позабыв, как страшно я тогда был перепуган. Я обхватил Клэр за плечи и крепко обнял. Она посмотрела на меня и засмеялась; и мы стали следить, как с каждым взмахом весел ненавистный берег оказывается все дальше.

Только Молл, казалось, не разделяла всеобщей радости и, пожалуй, Джип. Молл неподвижно сидела на корточках на носу второго вельбота, с рукой на рукояти меча, и переводила взгляд с корабля на берег, словно прикидывая расстояние, которое могла пройти неведомая угроза, посланная нам вслед. Джип в изнеможении лежал на корме нашей лодки, но его взгляд все время скользил в том же направлении – от корабля к берегу и назад. Через несколько минут он стал пытаться согнуть покалеченную руку, чтобы не дать ей затечь.

– Прекрати это, самоубийца несчастный! – сказал я. – Опять кровь пойдет.

– Пойдет, конечно, но я хоть смогу ею пользоваться! – спокойно возразил он. – Я же сказал – пока не ступлю на палубу. Даже и тогда, наверное, не успокоюсь. Мы слишком легко отделались.