Текст книги "Тайна девичьего камня"

Автор книги: Майкл Мортимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Майкл Мортимер
Тайна девичьего камня

Но поскольку человек – часть природы, то его война против природы неизбежно оборачивается войной против самого себя.

Рэйчел Карсон

Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе.

Книга пророка Исаии, глава 11:6

Между гуманизмом и сохранением природы возникает противоречие, подобное молнии. Проклятие нашего времени состоит в том, что никто не осмеливается видеть ее свет.

Олег Кузнецов. Постчеловеческая эра

Эта книга посвящается

E.S.E.P.I.A.

© Michael Mortimer, first published by Norstedts, Sweden, 2013

© Shutterstock.com / Aleshyn_Andrei, Kiselev Andrey Valerevich, обложка, 2015

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2015

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2015

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства.

Переведено по изданию:

Mortimer M. Jungfrustenen: Romerska / Michael Mortimer. – Stockholm: Norstedts, 2013. – 504 s.

Пролог

К счастью, на них вроде бы никто не обратил внимания. Они по-прежнему стояли совершенно одни наверху у балюстрады в Голубом зале и смотрели вниз на остальных Нобелевских гостей. Симметрия, до этого царившая среди стоявших в ряды столов, уже была нарушена, поскольку только что покончили с десертом. Все гости, сидевшие за почетным столом, начали медленно подниматься по лестнице, ведущей к танцполу в Золотом зале. Во главе процессии шел король со своей дамой. За длинной вереницей лауреатов, министров и высокопоставленных лиц следовала нескончаемая очередь гостей во фраках и разноцветных переливающихся платьях. Очередь, прямо посреди которой гостей развлекали джазовой танцевальной музыкой, тотчас заблокировала мраморную лестницу на второй этаж. Тем временем на кирпичных стенах одна за другой появлялись пестрые лазерные проекции, изображающие цветастых ангелов, стволы деревьев и прожилки листвы. Проекции, извиваясь, поднимались все выше и выше к перекладинам балюстрады.

Лобов быстро вытащил что-то из кармана. Это был полиэтиленовый пакет, в котором лежала зеленая шкатулка длиной в десять сантиметров с латунной застежкой. Сначала Иде показалось, что это старый футляр для циркуля, но шкатулка была шире и толще и, возможно, самодельной.

– Что это?

– Тсс!

Он оглянулся, а потом опять заговорил, на английском с русским акцентом.

– Тебе лучше всего ничего не знать. Храни это в надежном месте, пока тебя не попросят вернуть мне шкатулку обратно. Возможно, через два дня.

Ида взяла шкатулку, которая неожиданно оказалась тяжелой. Она вспомнила, что сегодня ей сказала бабушка – ни за что не открывать шкатулку.

– Но что в ней? – все же спросила она взволнованно.

Вид у Лобова был серьезный.

– Ты не должна это видеть.

– Но я же должна хоть что-то знать. Это ведь… не опасно?

Он, похоже, раздумывал, одновременно вроде бы жалея ее. Глядя на девушку блестящим от вина взглядом, он словно тонул в ее глазах.

– На самом деле с моей стороны это безумие, – сказал он, – но ты можешь взглянуть одним глазком. Ради твоих прекрасных глаз, Ида. И обещай никогда-никогда ни с кем об этом не говорить.

– Обещаю.

– Ты должна понять… что содержимое шкатулки не поддается никакому описанию.

«Что он такое говорит?» – подумала девушка.

Лобов осторожно взял шкатулку, словно она была сделана из чрезвычайно хрупкого материала; держа ее между ладонями, он сосредоточенно дышал.

– У тебя только несколько секунд. Готова?

Девушка кивнула, почувствовав, как сердце забилось сильнее. С танцпола до нее доносились отдельные хлопки гостей, а по стене к ним все ближе и ближе подбирались лазерные проекции – цветастые ангелы и листья превратились в снежинки и кристаллические узоры, а отражающийся на потолке свет стал слепить глаза. В тот же миг Лобов подковырнул латунную застежку и открыл крышку.

Стоило Иде заглянуть в шкатулку, как их обоих осветил необычайно сильный луч света. Лобов вздрогнул – лазерные проекции зашли за край балюстрады и нацелились прямо на них. В ту же секунду шкатулка испустила очень интенсивное зеленое сияние, и все вокруг них на мгновение окрасилось в такой белый цвет, что стало жутко. Они словно оказались в эпицентре совершенно беззвучного светового взрыва, и она не успела подумать, даже не успела поднять руку для защиты.

Что происходит?

Свет – откуда он?

Из его головы?

Взрыв света длился секунду, может быть, полсекунды, но ей показалось, что целую вечность. Когда сильное свечение прекратилось, она увидела, что Лобов стоит на коленях и по-прежнему держит шкатулку, отвернув от нее лицо. Все стены вокруг них были в цветных узорах. Сначала она подумала, что это опять лазерные проекции, но потом заметила, что теперь узоры очерчены гораздо резче: они походили на синусоиды, фракталы и диковинные письмена – все это излучала шкатулка. Ида по-прежнему не видела, что в ней лежит. Только необычайно концентрированный свет исходил от шкатулки. Когда в шкатулку попал еще один лазерный луч, блеснула пульсирующая молния, шкатулка чуть было не вспыхнула, а Лобова затрясло, и он застонал от боли.

Ее опять ослепило, затем свет исчез совсем, шкатулка оказалась закрытой, а она так и не успела рассмотреть, что в ней лежит. Лобов стал ощупывать свои глаза, а между тем из глубины Золотого зала донеслись очередные аплодисменты.

«Нет, нет, – подумала она, – что происходит?»

Тело Лобова начало сползать на пол, и тогда Ида увидела – его очки с внутренней стороны запачканы…

…кровью?

Она долго моргала и наконец увидела все очень отчетливо: за очками виднелось плотное кровавое месиво. Кровь текла из глазниц.

Глаза словно… взорвались?

Она хотела крикнуть, но не смогла издать ни звука, она едва могла дышать.

Лобов попытался встать. Шатаясь, он приподнялся; она протянула ему руки, но он упал. Все происходило медленно, однако она не успела подхватить его – он упал навзничь и ударился головой о штатив прожектора, потянув его за собой. Штатив упал всей своей тяжестью на его распластанное тело, и левым виском Лобов сильно ударился о мраморный пол.

Ида смотрела на Лобова, вытаращив глаза и прикрыв рот рукой, чтобы сдержать позывы рвоты.

Что произошло?

Она не могла поверить своим глазам. Его тело лежало неподвижно.

Похоже, что он…

Она с размаху опустилась рядом с ним. В ту же секунду к ним подбежал техник с конским хвостом.

– Какого черта! – заорал он, сначала увидев только осветительный штатив.

Затем он заметил Лобова и его лицо и сразу же замолчал.

– Врача, – выдавила она, – врача!

Парень умчался. Она сидела и смотрела на Лобова, не смея до него дотронуться и все время повторяя шепотом:

– Врача… врача…

И тут она услышала, как Лобов застонал.

Он жив!

– Не надо полиции, – простонал он, изо рта у него текла кровь. – Что бы ты ни сделала… отдай шкатулку своей бабушке, не отдавай полиции… Скажи ей, что я ее люблю… Обещай мне… Ничего не отдавай полиции…

– Обещаю, – поспешно сказала Ида.

– Передай Альме, что я люблю ее и всегда любил…

Он говорил как из тумана. Она не могла не взять его руку и сжать ее.

Затем его тело совершенно обмякло и из горла вырвалось странное хлюпанье. В эту минуту она услышала взволнованные голоса и быстрые шаги на лестнице у себя за спиной.

Нет, нет, нет…

1

Бип!

Бип!

Бип!

Ох уж этот будильник, когда же он замолчит!

В шестнадцатиметровой комнате Иды Нордлунд на улице Студентбаккен в районе Йердет только что сработал будильник в мобильном телефоне, начав издавать действующие на нервы звуки. За окном занималось черное, как уголь, шведское декабрьское утро. Еще сонная, она протянула руку, не открывая глаз. Пошарив рукой по холодному подоконнику над кроватью, она в конце концов отключила будильник, нажав на что-то в телефоне большим пальцем.

Пребывая на грани сна и бодрствования, она продолжала лежать в кровати.

Не может быть, чтобы уже было полвосьмого, подумала она. Я бы не чувствовала такой усталости… Зачем я завела будильник на такую рань? Какой сегодня день? Среда?

Нет, вторник. Но тогда никакой спешки нет. Биохимия в десять, а потом… ничего. Кроме подготовки к экзамену.

Как будто я хоть раз не готовилась к экзаменам.

Нет, просто я не перевела будильник со вчерашнего утра. Надо еще поспать.

Спокойно. На сегодня у меня нет особых планов. Может быть, пойду в студенческий спортклуб, если будет тренировка с достаточно большой нагрузкой. Я ведь должна больше тренироваться, чтобы хоть немного поправиться. И, может быть, перекушу с… да, с кем-нибудь с моего курса.

С кем именно?

А может, заставлю себя встать и пойду на студенческую кухню, где пол весь в крошках и полно немытых тарелок, съем хлопья с кефиром – да что угодно…

Хотя, с другой стороны: обычно он встает рано. Давид. С прекрасными кудрявыми волосами, всегда такой веселый и классный, с белозубой улыбкой. Вторник. Разве он не встает так рано по вторникам? Или по средам? Может, набраться смелости и пригласить его на следующей неделе на рождественскую вечеринку?

А сколько раз мы вообще говорили друг с другом? С тех пор как он приехал сюда в сентябре, максимум пару-тройку раз. В основном я наблюдаю за ним, когда ем свои макароны, а он варит свои.

Она повернулась на бок и стала вспоминать, сколько же она сама живет здесь, в этом обшарпанном коридоре, – два с половиной года или немного меньше? Как она въехала сюда теплым августовским днем, втащив по лестницам вместе с Лассе картонные ящики из-под бананов. И потом как он по-отечески пригласил ее на пиццу «Четыре сезона» в Эстермальме, в самом центре столицы, ее, маленькую Иду из Емтланда, ничего себе?

Такая умница, она должна поехать в Стокгольм – эти слова она слышала с рождения, и все же – Йердет и Эстермальм, вот как!

Затем Лассе уехал домой в Эстерсунд на своем стареньком «вольво», и она внезапно почувствовала себя страшно одинокой. Так продолжалось какое-то время, а потом она постепенно вошла в стокгольмский ритм и поняла, что люди здесь примерно такие же, как дома, в Емтланде. Только их гораздо больше, и они гораздо больше боятся потерять лицо. Стресс в метро и постоянный страх сделать что-то не так – случайно встать слева на эскалаторе или выдать, что ты из провинции, словно это видно по манере себя вести или по одежде.

Но это скоро прошло, она пообтесалась и влилась в стокгольмский мир, отстраненный и безразличный. Она стала передвигаться с той же скоростью, обмениваться теми же мимолетными взглядами, говорить тем же обтекаемым языком и вести себя холодно, учтиво и надменно.

А что касается природы, то она и здесь есть, было бы желание. Парк Хага или лес Лиль-Янссон, или Юргорден, или Ервафельтет, выбирай что хочешь.

И курс в Каролинском институте – да, он определенно как для меня создан. Но с тех пор, как Марина перестала ходить на занятия, веселья поубавилось. Мы вдвоем были на курсе чем-то вроде единственной альтернативы, до конца не вписываясь в коллектив наших сокурсников и именно поэтому были на своем месте, мы были естественной частью курса… но только пока держались вместе.

Теперь на переменах я в основном одна, подумала она и съежилась под одеялом так, что ночная рубашка сбилась к шее. Я превратилась в маленькую зубрилку в углу, которой почти нечего сказать, даже на студенческих вечеринках после нескольких кружек пива. Просто студентка-биологичка из Норрланда. Биофизика, нет, эта тема не совсем подходит для разговора на Стуреплане, если вообще я теперь бываю в тамошних ночных клубах.

Нет, теперь я просто тихая, скучная и застенчивая девушка.

Полная противоположность ему, Давиду. Хорошо бы он сейчас лежал рядом со мной и мы бы все время обнимались…

Постепенно Ида опять заснула.

Бип!

Бип!

Бип!

…она села с быстротой молнии: что с этим проклятым телефоном?

И тут увидела.

Это был не будильник, а звонок. Телефон освещал подоконник так, что дисплей отражался в оконном стекле.

Ей кто-то звонил.

Она почти забыла, как это бывает.

Звонили из-за границы, код страны +7. Затем следовал длинный номер. Сначала она решила не отвечать.

Наверняка кто-то ошибся номером.

Ошибся номером из-за границы?

И тут ее осенило.

Код страны 7… это, наверное, она?

Именно. Коснувшись символа «Ответить» и назвав свое имя, Ида услышала характерный пожилой женский голос и, несмотря на то что часы на радио показывали 06.18, сразу проснулась.

– Ида, как дела? – раздался голос Альмы, радостный и полный ожидания.

– Бабушка! Где ты?

– Извини, что не позвонила раньше. Я опять в Москве.

– В Москве? А почему ты ничего не говорила?

– Так много всего произошло, так много всего сразу, – сказала Альма, и в ее голосе Иде послышались незнакомые интонации.

Какая-то напряженность.

– Когда ты приедешь домой?

– Не знаю. Мне нужно побыть здесь какое-то время. У меня еще кое-какие дела. Это…

– …исследования?

– Да.

Вечно эти исследования, подумала Ида, чем она там занимается, никогда нет времени ни на что другое.

– Мне нужна твоя помощь, – сказала Альма, опять каким-то странным тоном.

Вот как, теперь ты вдруг звонишь, когда тебе нужно помочь. Да еще в такую рань!

– Это больше мера предосторожности. Но в любом случае нам нужна помощь.

– Кому нам?

– Мне. И моему хорошему другу. С которым… я вместе работаю… он…

– Ты работаешь вместе с другим ученым?

– Да.

Снова новая интонация. Какое-то смущение?

– Вы что, пара?

Альма слегка рассмеялась.

– Может быть.

А затем опять заговорила серьезно.

– Нам нужна твоя помощь, Ида. Сегодня. Надеюсь, ты справишься.

– Ой. Ага. Да…

– Хорошо. Но прежде всего сохрани в телефоне этот номер, чтобы потом, если понадобится, ты смогла мне позвонить.

– О’кей, он у меня в телефоне.

– Ты уверена?

– Да, – ответила Ида, несколько раз внимательно посмотрев на номер. Номер был легким, фактически это был палиндром: +7 98414897.

– И что такое архиважное я должна сделать? – спросила она немного шутливо и сразу же почувствовала себя чуточку бодрее, глядя на письменный стол с горой тетрадок и учебников.

Альма ответила ей все тем же голосом. По-прежнему напряженным и осторожным.

– Ида, это на самом деле важно, по-настоящему.

Ида замолчала, а Альма медленно договорила до конца очень серьезно:

– Ты должна будешь кое-что забрать.

2

Не прошло и полутора часов, как Ида уже осторожно крутила педали велосипеда по крайне скользкой улице Студентбаккен. Ее старенький лилово-белый «кресент» с пятью передачами как всегда ходил под ней ходуном. Она проехала мимо строящейся кольцевой автодороги и покатила к полям рядом со Стура Скугган, мимо старой летней площадки Английская вилла и наискось пересекла Стокгольмский Экопарк, который огромным полумесяцем огибал город и соединял виллы в Королевском Юргордене стоимостью в несколько миллионов с обшарпанными многоквартирными домами в районе Ринкебю, густо населенном иммигрантами.

Теперь, наверное, придется поменять все сегодняшние планы, – думала она, очень медленно скользя по обледенелым беговым дорожкам через лес Лиль-Янсскуген. Затем проехала сначала район Рослагстуль, а потом Норртуль и только потом стала подниматься к Каролинскому институту.

Она привязала велосипед ближе к входу, вошла в кафетерий и, как обычно, села с чашкой черного кофе за столик в самом углу, глядя только в свои раскрытые учебники по биофизике.

Как там сказала Альма?

Ты должна кое-что взять.

Ты должна быть там вовремя.

Просто сиди в кафетерии. Ничего не делай.

Не проявляй никакой активности.

Остальное произойдет само собой.

3

Ида искоса посмотрела на другие столики. Многие студенты сидели со своими ноутбуками или читали учебники, или болтали – словом, все как всегда.

Но вдруг она услышала, как шум в кафетерии затих.

Похоже, что-то действительно происходило. В помещение вошла небольшая свита, состоящая из профессоров и других высокопоставленных сотрудников института, которые сопровождали худого пожилого человека в больших очках. Из-под объемистого пальто виднелся фрак. Многие студенты стали перешептываться и смотреть во все глаза.

Фрак, мелькнуло у Иды в голове. Наверняка это кто-то из Нобелевских лауреатов. Подумав, она вспомнила, что читала о них в газетах. Премию по физике получил русский. Может быть, это он?

У буфетной стойки свите предложили кофе и шоколадные шарики с овсом. Затем они вернулись в помещение. Когда они проходили мимо ее столика, она не могла не взглянуть на мужчину. Лицо в морщинах, сутулый и, судя по всему, плохо ходит. Девушка продолжала читать. Мужчина подошел к нескольким студентам, чтобы поприветствовать их, и когда кто-то из его свиты что-то сказал им, они просияли и стали похожими на школьников младших классов, которые сейчас будут знакомиться со своей первой учительницей. Да, несомненно, это Нобелевский лауреат. Но такое представление они устраивают каждый год, подумала она; здесь, в Каролинском институте, это своего рода обычай. В кафетерии стало еще тише, многие студенты все еще продолжали перешептываться друг с другом или пристально смотреть на происходящее. Мужчина словно выставлял себя на всеобщее обозрение и продолжал пожимать студентам руки. Ида по-прежнему читала учебник.

Не проявляй никакой активности.

И тут рядом со своим столиком она увидела тень.

Это он, Нобелевский лауреат. Совсем рядом с ней.

Один из профессоров свиты вышел вперед.

– С вами хочет поздороваться Анатолий Лобов, лауреат этого года в области физики.

Ида медленно встала и взяла его хрупкую руку в свою.

– Hello. Pleasure to meet you! My name is Ida Nordlund[1]1
  Здравствуйте. Рада вас видеть! Меня зовут Ида Нордлунд (англ.). (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть].

– Здравствуйте, Ида, – громко ответил он с сильным русским акцентом. Затем он словно вперился в нее глазами, наклонился вперед и сделал вид, что смотрит в ее учебник, сквозь зубы прошептав на плохом английском:

– Ошибка, Ида… Простите. Здесь небезопасно… Наши враги… они преследуют меня повсюду… Когда Альма звонила тебе, она этого не знала.

Девушка пристально посмотрела на Лобова.

Что он сказал?

Он полистал ее книгу, делая вид, что заинтересовался рисунком перемещения транспозона. В его взгляде читалась какая-то тревога и ожидание.

– Мы должны увидеться где-нибудь в другом месте. Там, где безопаснее. Ты должна помочь мне… сегодня вечером. – Затем он повысил голос и заговорил совсем о другом. – О, биофизика! И у тебя такие красивые глаза, моя юная дама… Я всегда это говорил, у всех юных дам, изучающих биофизику, должны быть красивые глаза!

Свита вежливо рассмеялась, а Ида покраснела, пытаясь понять, что он имел в виду.

И тут он опять зашептал:

– Такие же глаза, как у Альмы в молодости… Она выглядела точно так же, как ты сейчас…

Он повернулся и опять подошел к своим раболепным шведским коллегам, а затем сразу же покинул кафетерий, даже не взглянув на поднос с кофе и сладостями.

Ида осталась сидеть со своей чашкой; в кафетерии постепенно опять возник гул. Мысли у нее путались.

Что он на самом деле сказал? Альма в молодости?

Он знал Альму в молодости?

И что он еще хотел сказать? The enemies[2]2
  Враги (англ.).


[Закрыть] – враги?

Она сразу же пошла в туалет и попыталась позвонить Альме.

Альма не отвечала. Сделав еще одну безуспешную попытку, Ида оставила сообщение:

– Позвони мне сразу же, как только сможешь.

Через несколько минут, когда кофе был выпит, ее мобильник мигнул, и она подумала: как хорошо, что она перезванивает, теперь я наконец узнаю, что все это значит.

– Здравствуйте, меня зовут Хокан Йёнссон, – в трубке зазвучал голос человека в состоянии стресса, – я звоню вам с кафедры физики. Я говорил с Нобелевским фондом. Один из приглашенных не сможет сегодня вечером пойти на Нобелевский банкет, и мне дали это место. Вас приглашает сам Нобелевский лауреат в области физики этого года Анатолий Лобов. Он очень сильно хочет, чтобы вы пришли.

Несколько секунд она молчала, думая обо всем, что сказали ей Альма и Лобов.

Ведь это важно.

The enemies.

Нам нужна твоя помощь.

Нобелевский банкет. Что происходит?

– Конечно, – сказала она в трубку, – я приду… с удовольствием.

– Прекрасно, – отозвался Хокан Йёнссон, – мы перешлем приглашение. Какой у вас домашний адрес?

Она сразу же собрала свои книги, вышла из кафетерия и пошла к велосипеду. Она была как пьяная, мысли путались.

Она отвязала велосипед и поехала.

Нобелевский банкет – с ума сойти! Что Альма затеяла?

И что мне надеть?

Проезжая мимо Северного кладбища, где она различила силуэт высокого надгробного памятника Альфреду Нобелю, она почувствовала, как переднее колесо сильно стукнулось о ледяную корку.

Ой, нет, прокол шины!

Но у меня просто нет времени везти велосипед домой в Йердет.

Она привязала велосипед к поручню рядом с автобусной остановкой, завидев издали красный рейсовый автобус.

Отлично, поеду на нем.

Когда она села в автобус, удачно найдя свободное сиденье на двоих, она заметила, что в ней все бурлит от вопросов.

Получается, Альма и Лобов знакомы около шестидесяти лет? И что такое я должна забрать? И кто его преследует?

И как, скажите на милость, мне одеться?

Автобус проехал мимо района Рослагстуль и въехал на улицу Вальхаллавеген, а она все сидела и думала, сначала не замечая, что отковыривает ногтем наклейку рядом с остатками засохшей щепотки жевательного табака.

Карл фон Линней

Карл фон Линней (урожденный Карл Нильссон Линнеус) родился 13 мая 1707 года в Росхульте, в провинции Смоланд, Швеция, в семье Кристины Бродерсонии и священника Нильса Ингемарссона Линнеуса. Родители хотели, чтобы Карл тоже стал священником, но его интерес к ботанике вызывал такое восхищение учителей, что в 1727 году его отправили учиться в университет г. Лунда.

Вскоре он переехал в Уппсалу, а спустя несколько лет предпринял первое из своих многочисленных путешествий по Швеции. Во время этих путешествий он составлял картотеки цветов, горных пород и памятников культуры соответствующей провинции. В 1733 году он встретил дочь врача из Даларны, Сару Элисабет Мораеа. Состоялось сватовство, но ее отец потребовал, чтобы Линней сначала получил высшее образование, только после этого свадьба могла состояться. Тогда Линней поехал в Нидерланды, где в 1735 году опубликовал новаторскую Systema naturae (Система природы), книгу, которая лежит в основе современной систематики всех живых существ по различному внутреннему родству растений и животных. Система Линнея используется и по сей день во всех странах мира.

В июне 1739 года Линней женился на Саре Элисабет, а три года спустя его назначили профессором ботаники Уппсальского университета. У пары Линней родилось семеро детей. В 1757 году Карл получил дворянство и взял фамилию фон Линней.

Постепенно Линней окружил себя большим количеством учеников, которых он позже отправлял в различные научные экспедиции по всему миру. Среди наиболее выдающихся учеников следует назвать Пера Кальма, совершившего поездку в Северную Америку в 1748–1751 годы, Фредрика Хассельквиста, который посетил Палестину и некоторые районы Малой Азии, Карла Петера Тунберга, побывавшего в Японии, Южной Африке и Шри Ланке, а также Даниеля Соландера, который в 1768–1770 годы с Джеймсом Куком отправился на Тихий океан и в Новую Зеландию, а затем – в Исландию, на Фарерские и Оркнейские острова. Линней внушил своим ученикам, как важно проявлять основательность и энтузиазм, и научил их вести прицельные и конкретные наблюдения.

Последние годы жизни Линней в основном провел в Уппсале, уезжая на лето в имение Хаммарбю к югу от города. В восемь часов утра 10 января 1778 года с ним случился удар, и он умер.

Карл фон Линней был, без сомнения, самым выдающимся ботаником своего времени. Даже сегодня он занимает первое место среди шведов, о которых пишут в Википедии, где его биография и деятельность описаны почти на 110 различных языках. Это объясняется тем, что он систематизировал все организмы, известные в его время. С таким невероятным трудом не справился бы ни один другой ученый, ни до, ни после. Все природные вариации Линней сгруппировал в классы, порядки, семьи, роды и виды. В книге Линнея Specie splantarum (Виды растений, 1753) впервые описаны растения, а в десятом издании Systema naturae (Система природы, 1758) впервые описаны животные.

Линней также сделал попытку классифицировать горные породы, минералы и окаменелости в так называемом Царстве минералов. Некоторые разделы кажутся весьма странными с точки зрения современной науки: например, к царству минералов он причислил даже камни в почках и желчном пузыре. Линней также хотел классифицировать различные «расы» рода человеческого, куда наряду со всеми прочими включил мифологические существа, например гидр, сатиров и троглодитов. Тем не менее благодаря его исследованиям наука пошла по пути, который сильно отличался от учения отцов церкви.

Одно из основополагающих правил Линнея заключалось в том, что все виды должны иметь научное наименование, состоящее из двух частей – родового обозначения и видового обозначения, например Digitalis purpurea (наперстянка пурпурная).

Цветок линнея северная (Linnaeaborealis L.) назван в честь Карла фон Линнея, а его портрет украшает шведскую купюру в сто крон. В его имении Хаммарбю находится музей под эгидой Уппсальского университета. Похоронен Линней в Уппсальском кафедральном соборе.

Источник: Википедия