Текст книги "Торир Рыжебородый"

Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 9

Комната была холодной и темной, и Страмм с трудом нашел дорогу к стулу. Он бывал тут раньше, когда здесь было лучшее освещение, и знал, что Крастон нарочно затемнил комнату, чтобы досадить ему. Когда его глаза приспособились к почти полному мраку, он с удивлением заметил длинные ряды древних книг, кипами сложенные вдоль стен. Отсутствие на них пыли подразумевало, что слепой Барон держит одного или даже нескольких слуг для того, чтобы те читали ему вслух каждый вечер.

Страмм откинулся назад и потянулся. Он и не предполагал, что Крастон ждет его здесь. Слепой Барон слишком любил политические игры. Он подождет, пока Страмм не начнет беспокоиться, и так рассчитает время своего прихода, чтобы появиться как раз после того, как настроение Страмма даст трещину и он перегорит. Страмм улыбнулся. В этом, в конце концов, не было ничего нового. С того дня, когда одна из огненных птиц Кола ослепила Крастона, самый молодой из Баронов посвятил всю свою жизнь политике в Ступице. Хитрой политике, будьте уверены, но эффективной. Крастон всегда был разумным, а потеря зрения, казалось, намного усилила его дедукцию. «Возможно, ему больше нечего делать в мире, лишенном солнца, – размышлял Страмм. – И по этой причине Эндрю Крастон отточил свой разум и инстинкты до остроты бритвы».

Страмм не смог побороть усмешку, когда вспомнил, как Крастон впервые продемонстрировал свою политическую проницательность перед Советом. Страмм тогда пытался давить на других Баронов, говоря о необходимости введения тарифов на различные сельскохозяйственные товары, импортируемые из соседних городов Нормалов, поскольку из-за этого часто падали цены на местный товар. Крастон, руководствуясь собственными мотивами (возможно, он вкладывал в это свои деньги), был против налога. Три других Барона находились в нерешительности, но, подумав, поддержали позицию Страмма, в первую очередь, из-за молодости Крастона и его предположительной неопытности. Крастон уяснил это за несколько минут, и, позволив Страмму убедить себя, в конце рассуждал о тарифе Страмма страстно и нелогично. Он оставил так много пробелов в своих рассуждениях, что, когда пришло время голосования, Рислер, Пович и Дрейк высказались против тарифа, а Страмм и Крастон согласились с ними, заинтересованные в том единодушии, которое искал Пович. Никто кроме Страмма не заметил, что Крастон манипулировал Советом точно так, как замыслил. В тот день Страмм понял, что рано или поздно слепой Барон станет могущественной силой, противостоящей Совету.

Страмм уже начал беспокоиться и решил попрактиковаться в играх Крастона. Медленно пройдясь по комнате, Страмм передвинул стулья, бокалы, столики лишь на какую-то долю градуса так, чтобы доставить неудобство слепому Барону. Потом, удовлетворившись, он сел на жесткий, деревянный стул, сложил руки на груди и стал ждать. Наконец, когда он решил, что прошло уже с полчаса, он услышал приближающиеся шаги.

– Элстон? – донесся из коридора голос Крастона.

– Здесь, – сказал Страмм, начиная подниматься, чтобы приветствовать хозяина, но потом, подумав, остался сидеть.

– Я извиняюсь за то, что заставил тебя ждать, – сказал Крастон, закрывая за собой дверь. – Что я могу для тебя сделать?

– Ничего, – ответил Страмм, наблюдая, как слепой Барон пробирался к другому стулу.

– Ничего? – повторил Крастон смущенным голосом. – Так, значит, ты пришел снова попытаться заполучить мою армию для нападения на логово колдуна, согласно твоему безумному плану?

– Это как раз то, зачем я здесь, – признался Страмм. – Однако, как я вижу, ты едва ли отнесешься ко мне с благосклонностью. Я пришел, чтобы помочь тебе.

– Интересно, – сказал Крастон, ощупью отыскивая бутылку ликера, – слышать, как добровольная гибель армии может принести какое-то преимущество, – он удовлетворенно улыбнулся, когда его руки наконец нашли бутыль. Затем таким же образом он стал искать бокал и наполнил его, не пролив ни капли.

– Никто не просит вас приносить в жертву свою армию, – терпеливо начал Страмм. – Вам нужно лишь послать две сотни людей в качестве поддержки.

– В качестве, будь все проклято! – фыркнул Крастон. – Не думаете же вы, будто я не знаю о том, что никто не пошлет больше двух сотен?

~ Я имею в виду то, – спокойно продолжал Страмм, – что ваших людей, вместе с отрядами других Баронов, будет достаточно для того, чтобы разгромить Кола, если в самом деле его можно разгромить. Наш единственный шанс на успех связан с Донахью и тем, что он знает (или думает, что знает) о слабостях Кола.

~ Тогда зачем вообще кого-то посылать? – требовательно спросил Крастон. – Почему не послать одного Донахью? Или он знает ответ, или не знает. Если знает, то выиграет без всякой помощи, а если не знает, посылайте хоть в два раза больше солдат, и из этого, черт возьми, не выйдет ничего хорошего.

– Я согласен с тобой в том, что в борьбе против самого Кола армия значения иметь не будет, – сказал Страмм, – но если Кол вышлет вперед своих Уродов, тогда Донахью нужна будет защита. И мы сможем доставить его как можно ближе к Колу, что бы он там ни задумал.

– Выпей, Элстон, – неожиданно сказал Крастон, протягивая Страмму высокий бокал с ликером. – Хорош?

– Да. Очень. Из чего он сделан?

– Перебродившие яблоки. Звучит отвратительно, – усмехнулся Крастон. – Плюс немного лимонной кожуры и еще несколько других компонентов. Я думаю производить его в большом количестве и заработать на этом.

– Ты разве не пытаешься сменить тему разговора? – спросил Страмм, сделав еще один маленький глоток варева.

– Не совсем, – ответил Крастон. – На самом деле, я только делаю разговор таким, чтоб ты захотел открыто поговорить о деле.

– Я считаю, что так и делаю.

– Тогда начнем, Элстон, – раздраженно заговорил слепой Барон. – Можем мы перестать в игры играть?

– Эндрю Крастон отказывается хитрить? – насмешливо сказал Страмм. – Я в это не верю.

– Зачем ты на самом деле пришел сюда, Элстон? – резко спросил Крастон.

– Потому что я сказал Алдану и Джеральду, что сам сделаю последнюю попытку воссоединить Совет.

– Меня не волнует, что ты сказал им. Я хочу правды.

– У тебя отсутствует здравый смысл, Эндрю.

– Я думаю, что он есть, – ответил Крастон, сделав еще один маленький глоток из прозрачного бокала. – Элстон, давай выложим наши карты на стол, ладно?

– Начинай, – предложил Страмм. По его развалившейся позе не было заметно, как он моментально мысленно напрягся.

– Во-первых, я ничуть не сожалею по поводу того, что Урод убил Майкла Дрейка. Тот вынудил Донахью, и теперь у каждого из нас будет больше силы и земли.

– Если Донахью не оставит их себе, – заметил Страмм.

– Он не захочет, – сказал Крастон. – Я представлял себе, что ты понимаешь это, не так ли, Элстон? Уверен, что ты не собираешься оставлять его в живых после атаки на царство Кола?

– Абсолютно точно, Эндрю, – заговорил Страмм. – Именно так я и собирался сделать. Если Донахью ошибается в том, что может уничтожить Кола, то как мне кажется, Кол или Уроды разберутся с ним. Если, с другой стороны, Рыжебородый в самом деле сможет убить Гарета Кола, тогда я сильно сомневаюсь, что наши Люди смогут уничтожить его, даже если я прикажу это сделать.

– Лично я считаю, что он такой же Нормал, как ты или я, – заявил Крастон.

– Склонен согласиться с тобой, – сказал Страмм. – В конце концов, я не заметил у него никакой силы. Однако невозможно отрицать, что у него есть шансы свернуть Гарета Кола.

– В чем тут выгода для тебя лично? – спросил Крастон.

– Боюсь, я не совсем понимаю тебя.

– Смотри, Элстон, – сказал Крастон. – Я думаю, мы искренни друг с другом. Дрейк мертв, Рислер – дурак, а в Повиче нет ничего кроме жира и табака. Гарет Кол не представляет для нас непосредственной угрозы, и ты, однако, берешь Рислера и Повича с собой сражаться с Гаретом. Почему? Твоя цель в том, чтобы после битвы, кроме тебя и меня, не осталось других Баронов?

– И такое возможно, – признал Страмм, – но я ничего подобного не планирую.

– Ты достаточно умен, чтобы понимать, что ты и я – единственные Бароны, которые тут чего-то стоят, – упорствовал Крастон.

– Если ты придерживаешься такого мнения, да, я понимаю это. Если честно, я часто удивлялся, почему ты не пошлешь ко мне наемных убийц или не попытаешься вместе со мной устроить заговор.

– Обе эти мысли приходили мне в голову, – ответил Крастон с улыбкой. – Но они совершенно неприемлемы. Я очень сомневаюсь, что ты окажешься в такой ситуации, что тебя можно будет убить, или даже если тебя убьют, то с места твоего убийства не протянется след ко мне. Что же до заговора между нами, я не сомневаюсь, что он бы сработал, но тогда ты остался бы единственным Человеком, которого я считаю равным себе в таких вещах, и я не смог бы тебе доверять. Между прочим, это не подразумевает, что я не захочу, при известных обстоятельствах, свергнуть Совет Баронов. Я сделаю это, но тогда, когда наступит благоприятное для меня время, и стану действовать по собственному усмотрению. Это удивляет тебя?

– Не совсем, – ответил Страмм. – На самом деле, я удивлен, что твои рассуждения в этом направлении еще не претворены в жизнь.

– А теперь, если правила игры не изменились, почему ты в самом деле пришел сюда? Определенно ты знал, что я не дам ни согласия, ни армии на твою несчастную кампанию.

– Я пришел услышать это от тебя, – сказал Страмм. – Я не сомневался, что ты откажешься помочь нам. Меня просто интересовало, почему ты отказываешься.

– Боишься, что я заграбастаю все Баронства, пока вы воюете с Уродами? – усмехнулся Крастон.

– Такое тоже возможно, – сказал Страмм. – Так же как союз с Гаретом Колом.

– Я стану помогать Человеку, который ослепил меня? – засмеялся Крастон. – Перестань, Элстон.

– Это только предположение, – ответил Страмм. – Я уверен, что могу выдвинуть и другие…

– Поспеши, ведь ты хочешь поскорее закончить неприятный разговор? Я же слишком занят, чтобы тратить время на догадки и предположения.

– Все правильно, – сказал Страмм неожиданно очень беззаботно. – Давай подойдем к моим гипотезам с другой стороны. Ты знаешь, Майкл рано или поздно все равно сцепился бы с Донахью, и, делая так, он понимал, что Донахью убьет его.

– Продолжай.

– Ты считаешь, что из-за смерти Майкла, особенно после того как он сам на нее напросился, мы стали слишком неповоротливой компанией, чтобы атаковать логово колдуна и вернуться. В сущности разумный человек, ты сомневаешься, что можно достичь соглашения, которое я предлагаю, именно из-за того, что Донахью не Урод или, по крайней мере, не обладает достаточной силой, чтобы представлять опасность для Кола. Поэтому ты считаешь, что наша битва будет проиграна, а это сделает тебя, ничего не меняя, самым могущественным человеком в Ступице. И, я могу прибавить, командующим основной частью наших армий.

– Очень хорошо, Элстон, – заметил Крастон. – В самом деле очень логично.

– Очень просто, – сказал Страмм. – Так как план этот очевиден, как дважды два.

– И ничего похожего на такой план нет ни у Алдана, ни у Джеральда, – засмеялся Крастон. – И даже я, несмотря на то что он очевиден как дважды два, долго не мог разглядеть его.

– Хорошо, – сказал Страмм, поднимаясь. – Я не стану больше отвлекать тебя от твоих дел. Я только хотел удостовериться, правильно ли я думаю.

– Минутку! – воскликнул Крастон, тоже поднимаясь.

– Да? – спросил Страмм, повернувшись к нему.

Крастон широким шагом прошел через комнату к двери. Его шаги были уверенными, его поведение – поведением зрячего человека. Уже у двери, он повернулся к Страмму. Крастон казался совершенно расслабленным, однако Страмм видел, как дрожат мускулы у него на шее, словно Крастон готовился защищать свою позицию у двери любой ценой.

– Конечно, ты понимаешь, что мы не закончили, – наконец заговорил слепой Барон. – Фактически, мы пока только на полпути. Ты можешь стоять или сесть, как хочешь. Лично я хотел бы присесть. Ты можешь не спешить и устроиться удобно, так как я верю: ты пришел, чтобы погостить у меня чуть подольше.

Крастон отошел от двери и сел на стул с жесткой спинкой.

– Все в порядке, Эндрю. Что дальше?

– Теперь мы попробуем вычислить, почему после всего того, что ты сказал (а это правда), ты собираешься напасть на Гарета Кола.

Страмм откинулся назад и скрестил руки на узкой груди.

– Ты вычислил это, Эндрю, – сказал он. – Я уже понял.

– Очевидно, ты надеешься на победу, – сказал Крастон. – Даже если у тебя отсутствует чувство самосохранения, ты никогда не дашь всем Баронствам попасть в мои руки. Также совершенно очевидно, что армия в шестьсот человек не имеет никаких шансов разгромить чудовищ и Уродов Кола. Ни ты, ни Алдан и Джеральд – ни один из вас не обладает достаточной смелостью или смекалкой, чтобы выиграть битву. Тем не менее вы рассчитываете на ненависть Донахью к Колу.

– Достаточно разумно, – заметил Страмм, хлопнув в ладоши и наблюдая за выражением лица Крастона, когда раздался неожиданный звук. – А теперь, после того как ты узнал мои планы, думаю, я могу покинуть тебя.

– Не совсем так, Элстон, – продолжал Крастон. – Это может вычислить любой ребенок. Я же хочу узнать, почему ты веришь, что Донахью может уничтожить Кола.

– Я не уверен в том, что он может, – ответил Страмм.

Крастон на мгновение прикрыл веками невидящие глаза, а потом продолжал:

– Верю тебе, Элстон. Очевидно, если бы Донахью был уверен, что уничтожит Кола, он сделал бы это давным-давно… или дело в том, что он не желает убивать Кола, а тогда он и сейчас служит ему.

– Вполне возможно, – согласился Страмм.

– Тогда почему ты рискуешь жизнью, очень легко отказываешься от нее, отправляясь на битву с Колом?

– Может быть, я лишь рассматриваю альтернативы, – сказал Страмм. – Что, если Донахью разгромит Кола без моей помощи? Где я окажусь тогда?

– Во многом в том же положении, что и сейчас, – ответил Крастон. – Незавидная возможность. Нет, ты слишком умен, чтобы рисковать без хорошей на то причины.

– Может, я всего лишь патриот.

– По этой причине? Твое положение со смертью Кола значительно не улучшится. Ведь сам Кол никогда не покидал своей цитадели. Если бы мы не атаковали Метро, то, возможно, всегда жили бы в мире.

– До тех пор, пока Кол не решил бы, что его армия Уродов достаточно сильна, – сказал Страмм.

– Черт возьми! – взорвался Крастон. – Он в них не нуждается. Разве не ты говорил мне, что он появился в камере Донахью?

– Всего лишь одна из его огненных птиц.

– А камера была максимально безопасной. Нет, Элстон, я боюсь, что тебе придется придумать другую историю.

– Не мне, Эндрю, – с улыбкой сказал Страмм. – Я знаю, почему я делаю. Если ты хочешь понять это, ты должен восстановить всю историю.

– Думаю, если ты подождешь минуту или две, я так и сделаю.

– Каким образом?

– Отброшу все лишнее, – сказал Крастон. – Использую дедукцию отрицания. Для начала, боюсь, я говорил о патриотизме как о возможной причине твоих действий. Нет человека, обладающего таким, как у тебя, разумом и политической силой, который может быть столь слепо патриотичен, хотя тебе и хотелось бы, чтобы в это поверили окружающие. И так как (как я уже упоминал) Кол не нуждается в Уродах для того, чтоб проникнуть через нашу оборону, я вычеркиваю «целесообразность с военной точки зрения» из списка. Ты не совсем уверен, что Донахью сможет сделать то, что он сказал, и, значит, ты не просто хочешь примкнуть к победившей стороне с определенной целью. Так как жизнь и смерть Кола мало значат для тебя, это тоже можно вычеркнуть.

– Очень логично, – заметил Страмм. – Кажется, ты отбросил все возможные причины моего поведения.

– Не совсем, – ответил Крастон. – Думаю, ключевое слово, которое я использовал, было «риск». И это есть как раз оно – «риск». Эксцентричность этой кампании непропорционально большая для Человека вашего положения; следовательно, награды могут быть как велики, так и неожиданны.

– Ты болтаешь бесконечно, – с раздражением сказал Страмм.

– Потерпи еще немного, Элстон, я почти закончил. Давай подумаем вместе и попытаемся представить, из-за чего тебе выгодно будет рисковать жизнью.

– Говори прямо.

– Я скажу. Очевидно, ты должен чувствовать, что Донахью может победить Кола. С другой стороны, это не более чем самоубийство, и я не могу поверить, что ты склонен ставить свою жизнь на кон просто так. Если же выиграет Донахью, что это принесет тебе и что не получат остальные Бароны?

– Просвети меня, – попросил Страмм.

– Должен ли я? Я считаю, что это до боли очевидно. Ты, без сомнения, договоришься с Донахью или еще каким-то образом окажешь влияние на него, чтобы он таки победил Кола, и между вами – союз окончательный. Рыжебородый оставит тебя править Ступицей, в то время как ты отдашь ему… – Крастон сделал паузу, почесав голову.

– Да, Эндрю? В то время как я отдам ему, что?

– Я не уверен… но я представляю себе, что и эта часть твоего плана скоро откроется.

– Нет, потому что твоя логика ошибочна. Я думаю, очевидно, что, если Донахью мог бы победить Кола, ему не нужен был ни я, ни кто-то другой. Фактически, мы просто поменяем рационального супермена на иррационального.

– Правда, – задумчиво сказал Крастон. – Тогда может быть единственная альтернатива: ты собираешься убить Донахью, когда он уничтожит Кола.

– Конечно. Ты знаешь, Эндрю, иногда, я удивляюсь путям, которыми ты подходишь к правде, настолько они кружные.

– Но этого недостаточно, – упорствовал Крастон. – Очевидно, ты уверен в смерти обоих – и Кола, и Донахью… но это – желания и остальных из нас. В этом нет личного, нет персонального выигрыша для тебя.

– Ты разочаровал меня, Эндрю. Ты сразу понял, что я не стану рисковать жизнью, если это будет выгодно тебе так же, как мне, и оказался не в состоянии проследовать по собственной цепочке рассуждений.

– Вздор! Ты как открытая книга, Элстон. Если тебе удастся убить обоих – Кола и Донахью, ты, без сомнения, сможешь убедить Повича и Рислера свергнуть меня, так как я единственный из Баронов, кто возражает тебе. Пович – старик, который и так скоро умрет, Рислер – дурак, а умри Донахью, Алата согласится со всем, что ты предложишь.

– Так вот в чем суть, – печально сказал Страмм.

– Твой план не сработает, и ты знаешь это.

– Мне хочется знать, почему ты считаешь, что все случится именно так?

– Перво-наперво, ставлю тысячу к одному, утверждая, что ты не выживешь. Совсем не похоже на то, что Донахью сможет убить Кола, а если он и сделает это, не верится, что после этого ты сможешь убить его. Если даже тебе все это удастся устроить, могу уверить тебя, я приготовлюсь и смогу сохранить свое Баронство, что бы ты там ни выкинул.

– Об этом тебе нечего беспокоиться, – заметил Страмм.

– Я ожидал, что ты станешь мне врать.

– Я не сказал ни слова лжи. Это ты строил предположения, а не я.

– Увы, я мог где-то и просчитаться. Если твоя единственная цель – власть, то тебе все равно не удастся в одиночестве править Ступицей! Более того, я должен добавить, что мои гипотезы только отчасти верны.

– Ну, – с легкостью сказал Страмм. – Лучше хоть что-то, чем ничего.

– Ты в замешательстве, – заявил Крастон. – Ты пришел сюда явно для того, чтобы уговорить меня следовать за тобой, однако ты не имел представления о самом простом аргументе, фактически, ты сделал все, что в твоих силах, для того, чтобы я не поддерживал тебя. Почему?

– Боюсь, ты стал фигурой, которая ставит себя вне Совета Баронов. Скажи, что я должен ответить остальным? Ты поможешь нам или собираешься сидеть здесь и ничего не делать?

– Конечно, я останусь здесь, – сказал Крастон. – Вы все будете убиты, и потом мотивация ваших действий станет вопросом совершенно академическим.

– Возможно, – согласился Страмм. Он подошел к двери и мягко отодвинул Крастона в сторону. – Но не рассчитывай на это.

Глава 10

Страмм устал.

За последние два дня он прошагал добрую сотню миль и верил: единственное, что удерживало его на ногах, – отвращение при мысли о том, что придется спасовать перед Донахью. Страмм вытер пот со лба и посмотрел на шагающего впереди Урода. Однако Рыжебородый не выказывал признаков усталости, хотя было очевидно: по крайней мере половина из шести сотен солдат его армии с радостью рухнула бы на землю и отказалась бы маршировать дальше, если бы у них только возникла мысль, что это им сойдет с рук.

Армия достигла входа в старый Голландский туннель, и Страмм стал мысленно перебирать планы и альтернативные решения. Он не мог подавить усмешки, когда вспомнил о визите в обитель Крастона. Слепой Барон был «чересчур умным». Он отгадал большинство причин как породивших желание Страмма войти в цитадель Кола, и назвал причины по которым хотел остаться в Ступице. Но он слишком спешил, слишком путанными были его мысли. Всюду ему мерещились заговоры и увертки – ах, будьте уверены, созданные Страммом, – но это отвергало очевидные решения.

Страмм ступил на поваленное бревно, потом остановился, смахнув муравья со своего сапога. Необходимо было держаться в стороне от дороги, чтобы Кола не предупредили об их появлении слишком рано, но не из-за этого ли разозлился Донахью, потащивший армию через все эти проклятые препятствия в лесах и полях? Они потеряли пару людей Повича в зыбучих песках в начале дня, а сам Рислер едва мог видеть из-за опухоли от укуса пчелы, ужалившей его в веко. Не было дороги и не было способа поднять дух воинов перед встречей с предположительно непобедимым врагом.

Страмм продирался через заросли колючих кустов, сыпля проклятиями. Маленькие иглы кололи его тело. Пытаясь этого не замечать, он мысленно вернулся к своему разговору с Крастоном.

Слепой Барон был прав в главном: шансы на то, что их военная кампания не удастся, были астрономическими. Где Крастон ошибался, так это в предположении, что выгода от успешного исхода битвы сделает риск приемлемым.

Крастон, конечно, ошибался. Кол никогда не оставит Манхеттен, чтобы атаковать Ступицу или любой другой город Нормалов, и безрассудно храбрый поступок принести в жертву невероятно большое состояние и могущество, просто предположив, что однажды колдун может изменить свою политику и повести армию Уродов в бой против Баронов.

Нет, именно комбинация обстоятельств убедила Страмма войти в Метро. Ни один довод не мог перевесить вероятность поражения, но когда все складывалось вместе, получалось достаточно преимуществ, чтобы заставить странное выглядеть сказочным. Не невозможным, а сказочным.

Во-первых, возможно, Донахью в самом деле наступит на ахиллесову пяту Кола. «Это было бы не слишком хорошо, – нахмурившись подумал Страмм, – но с такой возможностью нельзя не считаться. Если так случится, тогда победа окажется полной и никто не погибнет, но…. А если победа над Гаретом Колом произойдет в результате совместных действий, тогда появится возможность изменить политическую структуру Ступицы». Страмм был самым популярным и влиятельным Бароном, что сомнений не вызывало. Несколько общественных комментариев касательно характера одного из Баронов, которому не хватило храбрости присоединиться к походу против Кола, и, как хорошо бы ни приготовился Крастон к нападению, он окажется совершенно неспособным отбить атаку психологическую. Он не утратит контроля над своей армией, но его влияние исчезнет, и, без сомнения, он будет готов сдаться объединенной армии остальных Баронов.

Со смертью Дрейка и свержением Крастона два других Барона не окажутся для Страмма большой проблемой. Пович пусть доживает тот краткий отрезок жизни, что остался ему, в мире и уединении, заботясь о своих садах, в то время как Рислер – Барон, которым легче всего манипулировать. Таким образом Страмм добьется власти бескровно, скрыв свой удачный ход и не выглядя домогающимся этой самой власти.

К тому же все дело в безопасности Ступицы. Страмм был согласен с Крастоном в том, что Донахью едва ли был более расположен к дружеским отношениям, чем Кол, и в любой момент готов был возглавить вторжение. Однако те колдовские силы, которые мог иметь Донахью (а Страмм не был убежден, что Рыжебородый обладает какими-то силами), не могли уж слишком сильно превышать силы Кола. Без Кола Донахью станет в два раза слабее. Если же Рыжебородый никаких сил не имеет, армия Уродов не сможет причинить больше вреда, чем армия враждебных Нормалов.

В этом и он, и Крастон сходились во мнениях. Они также согласились, что ныне Кол вел себя значительно менее враждебно, чем Донахью. Но Крастон не мог заглянуть далеко вперед и увидеть великое желание Страмма поменять местами Кола и Рыжебородого. Кол, по причинам, известным только ему одному (или только ему самому и его спутникам-Уродам), очевидно, проводил колдовские эксперименты, для которых периодически требовались женщины-Нормалы. И хоть Страмм даже не мог предположить о цели таких экспериментов, он знал: их успех принесет Нормалам лишь вред. И более того, он знал, что Донахью, у которого не хватит ума даже для того, чтобы скрестить двух псов, останется единственным предводителем колдовского народа.

Следовательно, Страмму казалось, что будущее Людей зависит от того, уничтожат ли Гарета Кола до того, как его эксперименты дадут плоды. «Крастон тоже мог это понять… но это, – размышлял Страмм, – проблема Крастона, а не моя».

Именно недостатки Крастона и стали причиной тому, что Страмм позволил слепому Барону остаться в Ступице. Если битва не уничтожит полностью одну из сторон, Страмм мог с легкостью предвидеть попытку слепого Барона нанять убийц для убийства его – Страмма, Рислера и Повича, а потом, отступив в Ступицу, Крастон никогда не возобновит войны против Кола, а Страмм твердо знал, что будущее общества Нормалов зависит от продолжения войны и полного разгрома Кола. Второе соображение было в том, что отсутствие Крастона гарантирует Страмму политическое превосходство в случае успешной битвы.

Сейчас Страмм не задумывался над тем, что случится, если они потерпят поражение. Если Люди проиграют, ни ему, ни его воинам не стоит надеяться на милость Кола. Никто, кроме Донахью, не знал Кола, и не похоже, чтобы колдун простил Рыжебородого или его сторонников. А если это на самом деле только невероятная ловушка, изготовленная Колом и Донахью, тогда цель ее – убить как можно больше Нормалов… и Бароны, без сомнения, умрут первыми.

Страмм продрался через кусты и оказался на поле, за которым был вход в Голландский туннель. Полуденное солнце снова засияло над ним, наполовину ослепив его и почти убедив, что даже ад будет приятен после этого места. Страмм ковылял через поле, напрягая мускулы ног при каждом шаге. Он вздрогнул, когда капля пота сползла вдоль его позвоночника.

Донахью остановился и стал ждать, пока усталая армия выходила на исходные позиции.

– Мы пришли, – неизвестно зачем возвестил Рыжебородый. – Давайте войдем.

– Нет, – твердо сказал Страмм. – Подождем наступления ночи.

– Для чего, Рет побери? – требовательно спросил Донахью. – Вы только дадите Колу больше времени на то, чтобы подготовиться.

– Ему и готовиться будет не нужно, если наши люди не отдохнут, – ответил Страмм. – Мы устроим привал на несколько часов, пока солнце не зайдет. Тогда станет прохладно. В Метро, так или иначе, солнца нет, так что время суток значения не имеет. Если Кол приготовился к нашему приходу, как я думаю, нам нечего беспокоиться. Мне представляется, что он может собрать Уродов и создать чудовищ за несколько минут, если не секунд… и не забывай: мы не должны разбирать баррикаду, до того как приготовимся к встрече с ним.

– Верно, – пробормотал Рыжебородый. – Я все забываю об этой проклятой стене.

– У меня есть предложение, – сказал Рислер. – Пока баррикада существует, почему бы нам не отдохнуть возле нее? Я думаю, там людям будет прохладнее, и это поможет им приготовиться к тому, что ждет их в Туннелях.

Идея Рислера была принята, и через несколько мгновений они вошли в главный коридор Голландского туннеля. Запах сырости и гниения ударил в ноздри Страмма, но Барон был рад скрыться от жгучих солнечных лучей и продолжал идти вперед быстрым шагом. Несколько крыс прошмыгнуло перед колонной солдат, и Страмм прикинул, что здесь их должно быть очень много. Неприятная мысль.

У него было много других беспокойных мыслей, самая первая из которых – осознание того, что, возможно, все они будут мертвы через несколько часов. Неожиданно собственные планы и рассуждения показались Страмму очень глупыми. Крастон был единственным человеком, которому он не хотел бы давать полной власти в Ступице, но, однако, если дела пойдут благоприятно для слепого Барона, завтра вечером он останется единственным Бароном.

Однако Страмм не хотел вот так все бросить, повернуть назад и позволить Колу действовать без помех. Теперь наступило подходящее время для того, чтобы принять определенные меры безопасности. Вторжение было идеей Страмма, и по личным, точно так же как по альтруистическим, причинам он не отступит. Очевидно, что и Донахью был единственным незаменимым членом военного отряда.

Страмм некоторое время обдумывал свое решение. Потом, когда оно созрело, он подошел к Рислеру.

– Джеральд, – начал он. – Я думаю, мы лучше разделим наши силы, чтобы быть уверенными, что хоть кто-то выживет в этой кампании.

– Согласен, – сказал Рислер. – Но что он скажет?

– Ты имеешь в виду Донахью? Я сомневаюсь, что он что-то сделает, только будет сыпать проклятиями. Он слишком зациклился на убийстве Кола, чтобы беспокоиться о том, сколько людей у него за спиной.

– Как мы устроим это?

– Под предлогом, который, я думаю, удивит тебя, – сказал Страмм, едва заметно иронично усмехнувшись.