Текст книги "Лотос и копье"

Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Короче говоря, он был бы идеальным кандидатом, чтобы через пару-другую лет совершить самоубийство, если б я не предотвратил это, взяв его к себе в помощники.

– Садись, Ндеми, – сказал я, когда он закончил подметать листья и бросил мусор на гаснущие угли костра.

Он опустился рядом со мной.

– А что мы сегодня будем изучать, Кориба? – спросил он.

– Сегодня мы просто поговорим, – сказал я. Огонек в его глазах мигом погас, и я быстро добавил: – У меня есть одна проблема, и я надеюсь, что ты поможешь мне ее решить.

Он опять оживился.

– Проблема – это те юноши, что убивают себя, да? – поинтересовался он.

– Верно, – кивнул я. – Как ты думаешь, почему они это делают?

Он пожал костлявыми плечами:

– Не знаю, Кориба. Наверное, потому что они сумасшедшие.

– Ты действительно так считаешь?

Он снова пожал плечами:

– Нет, на самом-то деле нет. Наверное, какой-то враг наложил на них заклятие.

– Не иначе.

– Да, точно, – твердо закрепил он. – Разве Кириньяга не утопия? Кто ж откажется здесь жить?

– Я хочу, Ндеми, чтобы ты напрягся и вспомнил то время, когда ты начал приходить ко мне каждый день.

– Да я и так все помню, – удивился он моей просьбе. – Не так давно это было.

– Отлично, – ответил я. – А помнишь ли ты, чего тебе больше всего хотелось?

– Играть, – улыбнулся он. – И охотиться.

– Нет, нет, – я покачал головой. – Я не то имею в виду. Ты помнишь, чем ты хотел заниматься, когда станешь мужчиной?

Он нахмурился:

– Ну, хотел жену взять, шамбу начать.

– Почему ты нахмурился, Ндеми? – поинтересовался я.

– Потому что не хотел я этого, если честно, – ответил он. – Но ничего другого придумать не могу.

– Напрягись, подумай хорошенько, – посоветовал я. – Думай, сколько хочешь, потому что это очень важно, а я подожду.

Потянулись долгие минуты молчаливого ожидания, и наконец он повернулся ко мне:

– Я не знаю. Но мне бы не хотелось вести такую жизнь, какую ведут мой отец и братья.

– Так чего бы ты хотел?

Он беспомощно нахмурил лоб:

– Ну, другого чего-нибудь.

– Чего именно?

– Не знаю, – повторил он. – Чего-нибудь… – он поискал слово —…чего-нибудь более волнующего. – Он покатал на языке подысканное определение и удовлетворенно кивнул. – Даже импала, пасущаяся в полях, проживает более волнующую жизнь, потому что ей все время приходиться стеречься гиен.

– Но разве импала не предпочла бы, чтоб гиен вообще не было, – коварно ввернул я.

– Конечно, предпочла б, – кивнул Ндеми. – Потому что так бы ее никто не убил и не съел. – И тут же задумался. – Но ведь если б не было гиен, ей бы не пришлось быстро бегать, а если б она разучилась быстро бегать, она бы перестала быть импалой.

И вот тут-то передо мной и забрезжило решение.

– Значит, гиена делает импалу такой, какая она есть, – подвел итог я. – А следовательно, импале так или иначе необходимо какое-то животное, которого она будет бояться.

– Я не понимаю, Кориба, – удивленно воззрился на меня он.

– Думаю, пришла пора мне стать гиеной, – задумчиво провозгласил я.

– Что, прямо сейчас? – взвился Ндеми. – А можно я посмотрю?

– Нет, не сейчас, – покачал головой я. – Но скоро, очень скоро. Ибо если жизнь импалы определяет угроза, исходящая от гиены, я должен найти похожий способ определить судьбу тех юношей, которые отступились от истинного пути кикую, но не могли покинуть Кириньягу.

– А у тебя будут пятна, лапы, хвост? – надоедал вопросами Ндеми.

– Нет, – ответил я. – Но тем не менее я все равно превращусь в гиену.

– Не понимаю, – сказал Ндеми.

– И не нужно, – промолвил я. – Зато Мурумби поймет.

Ибо я осознаю, что тот вызов, в котором он так нуждается, может бросить лишь один человек на всей Кириньяге. И этим человеком был я.

Я послал Ндеми в деревню сказать Коиннаге, что хочу обратиться к Совету Старейшин. Тем же днем, только чуть позже, я нацепил церемониальный головной убор, раскрасил лицо, чтобы сделать его устрашающим и, наполнив кошель различными амулетами, потащился в деревню, где на боме Коиннаге собрались все старейшины. Я терпеливо ждал, пока он объявит о моем намерении обсудить с ними серьезнейший вопрос – ибо даже мундумугу не разрешается выступать прежде верховного вождя горы, – а затем встал и обратился к собранию лицом.

– Я кинул кости, – молвил я. – Я прочел рисунок внутренностей козла, изучил рисунок мух на недавно умершей мыши. И теперь знаю, почему Нгала с голыми руками вышел к стае гиен и почему умерли Рейно и Ньюпо.

Я немножко помедлил для создания пущего драматического эффекта, а сам тем временем удостоверился, что все внимательно слушают.

– Так скажи нам, кто наслал таху, – взмолился Коиннаге, – чтоб мы расправились с ним.

– Все не так просто, – ответил я. – Прежде выслушайте меня. Носитель таху – Мурумби.

– Да я убью его! – не сдержался Кибанья. – Он повинен в смерти моего Нгале!

– Нет, – возразил я. – Вы не должны убивать его, ибо не он источник таху. Он просто носитель.

– Корова, напившаяся отравленной воды, не есть источник плохого молока, но мы все же убиваем ее, – настаивал Кибанья.

– Мурумби не виноват, – твердо заявил я. – Он невинен, как и твой сын, и нельзя убивать его.

– Но кто ж тогда наслал таху? – продолжал стоять на своем Кибанья. – Только кровь может смыть кровь моего сына!

– Это очень древний таху, насланный на нас масаями, когда мы еще жили в Кении, – сказал я. – Тот человек уже мертв, но он был очень мудрым мундумугу, ибо таху пережил его. – Я вновь замолк на несколько секунд. – Я сражался с ним в мире духов, и не раз. Часто я побеждал, но иногда моя магия оказывалась бессильна, тогда-то и погибал один из наших юношей.

– Но как нам узнать, который из юношей носит в себе таху? – спросил Коиннаге. – Или каждый раз придется ждать, пока кто-то умрет, чтобы убедиться, что на нем-то и лежало проклятие?

– Есть определенные способы, – ответил я. – Но известны они только мне. Когда я расскажу вам, что вы должны делать, я пойду по остальным деревням и навещу каждое поселение юношей, чтобы проверить, не сидит ли в ком-либо из них таху.

– Так скажи нам, что делать, – провозгласил старый Сибоки, тоже пришедший послушать меня, несмотря на боль в суставах.

– Вы не будете убивать Мурумби, – повторил я, – ибо он не виноват, что носит в себе таху. Но нельзя допустить, чтобы проклятье передалось остальным, поэтому я объявляю его изгнанником. Вы должны изгнать его из дома и ни в коем случае не принимать назад. Тот, кто поделиться с ним кровом или пищей, навлечет на себя и свою семью то же проклятье. Я разошлю гонцов по всем близлежащим деревням, чтобы к завтрашнему утру все знали, что он изгнанник, и прикажу, чтобы они в свою очередь также разослали во все стороны гонцов, чтобы через три дня на Кириньяге не осталось ни одной деревни, не проведавшей о его болезни.

– Ужасное наказание, – прошептал Коиннаге, ибо кикую очень сострадательный народ. – Раз таху – не его вина, почему нам нельзя хотя бы оставлять Мурумби еду на окраине деревни? Может, если он придет ночью, не увидит никого, не поговорит ни с кем, таху и останется в нем.

Я покачал головой.

– Все должно быть, как я сказал, иначе не обещаю, что этот таху не распространится на вас всех.

– И что, увидев его в полях, мы должны не подавать виду, что узнали его? – удивился Коиннаге.

– Увидев его, вы должны пригрозить ему копьями и прогнать прочь, – ответил я.

Коиннаге глубоко вздохнул:

– Пусть будет, как ты сказал. Сегодня же мы изгоним его и никогда назад не примем.

– Да будет так, – провозгласил я и покинул бому, направившись обратно на холм.

«Вот так, Мурумби, – подумал я. – Ты получил столь желанный вызов. За всю свою жизнь ты ни разу не поднял копья; теперь же тебе придется есть только то, что добудет твое копье. Тебя воспитали в знании, что женщина должна строить хижину, но теперь от непогоды тебя спасет только та крыша, которую ты сам настелишь. Ты был приучен к легкой жизни, а теперь ты должен будешь надеяться только на свой ум и силу. Никто тебе не поможет, никто не предоставит ни еды, ни крова, а я не отменю данного повеления. Это не идеальное решение, но лучшее, которое я мог найти в данных обстоятельствах. Тебе нужен был вызов, нужен был враг – вот тебе и то и другое».

За следующий месяц я обошел все деревушки Кириньяги и большую часть времени провел в разговорах с юношами. Я нашел еще двоих, которых пришлось изгнать. Вскоре в список моих обязанностей прочно вошли подобные походы и разговоры.

Среди молодежи не было больше ни самоубийств, ни необъяснимых смертей. Но время от времени я задумываюсь над тем, что станет с обществом, с той утопией, что царит на Кириньяге, раз лучшие из лучших, самые способные объявляются изгнанниками, а остаются лишь те, кто с радостью готов вкушать плоды лотоса.