Текст книги "Опасный пациент"

Автор книги: Майкл Крайтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Она взглянула на компьютерный дисплей. Там уже показалась надпись: «ОПЕРАТИВНЫЕ МОНИТОРЫ ОТКЛЮЧЕНЫ ДЛЯ ПРОВЕРКИ». На одном мониторе вспыхнула увеличенная схема цепи. Компьютер проверял каждый контакт и компонент по отдельности. На каждый этап этой проверки уходило четыре миллионных доли секунды. Весь процесс уложился в две секунды. Компьютер высветил: «ЭЛЕКТРОННАЯ ПРОВЕРКА – ОТРИЦАТЕЛЬНО». Через мгновение на дисплее возникло изображение мозга. Компьютер возобновил контроль за ходом операции.

– Так, – сказал Эллис, – теперь давайте его подключать.

Он тщательно подсоединил все сорок контактов обеих электронных связок к выходным контактам пластиковой коробочки. Потом уложил проводки вдоль шеи, подоткнул их под кожу открытого надреза и попросил передать ему хирургические нитки. Часы отсчета времени показывали 1.12.00.

2

Моррис вкатил каталку с Бенсоном в реабилитационную палату – длинное помещение с низким потолком, куда пациентов отправляли сразу после операции. В Центре была особая реабилитационная палата – как и для кардиологических и ожоговых пациентов. Но в реабилитационное отделение Центра, напичканное сложнейшей электронной аппаратурой, до сих пор еще никого не помещали. Бенсон оказался первым обитателем палаты.

Бенсон был бледен, но спокоен. Голова и шея перебинтованы. Моррис следил, чтобы санитары осторожно перенесли его с носилок на кровать. В дальнем углу палаты Эллис по телефону надиктовывал заключение. При наборе номера 1104 можно было напрямую подключиться к магнитофону. Надиктованное сообщение потом перепечатает секретарша и подошьет в историю болезни Бенсона.

Голос Эллиса монотонно звучал из дальнего угла палаты:

– …сантиметров были намечены в правой височной доле и двухмиллиметровым буром сделаны вводные отверстия. Применялось сверло К-7. Имплантация электродов Бриггса осуществлялась с помощью компьютера – по программе «ЛИМБИК». Дорогая, пожалуйста, заглавными буквами: эл-и-эм-бэ-и-ка. Установка электродов по данным рентгенограммы определена компьютером в пределах допустимых погрешностей. Электроды закреплены с помощью фиксирующих колпачков Тайлера и зубопротезного раствора седьмой степени. Трансмиссия…

– Как его наблюдать? – спросила дежурная сестра реабилитационного отделения.

– Проверка жизнедеятельности через каждые пять минут в течение первого часа, через каждые пятнадцать минут – в течение второго, затем через полчаса и впоследствии – через каждый час. Если состояние будет стабильным, можете перевести его к нам на этаж через шесть часов.

Медсестра, кивая, делала пометки у себя в журнале. Моррис присел около кровати и стал писать оперативку.

КРАТКАЯ ОПЕРАТИВНАЯ СПРАВКА О СОСТОЯНИИ ГАРОЛЬДА Ф. БЕНСОНА

Предоперац, диагноз: психомоторная (височная доля) эпилепсия

Постоперац, д-з: аналогично

Процедура: имплантация двойных электродных связок Бриггса в правую височную долю с подкожной установкой компьютера и плутониевого энергоблока

Предоперац, медикамент.: фенобарбитал 500 мг. Антропин 60 мг – за час до операции

Анестезия: лидокаин (1/1000) эпинефрин местно

Приблиз, потеря крови: 250 мл

Жидкостный заменитель: 200 мл Д5/В

Продолж-ность операции: 1 час 12 мин

Послеоперац, состояние: хорошее

Закончив писать, он услышал, как Росс обратилась к сестре:

– Дайте ему фенобарб, как только он очнется. – В ее голосе сквозили недобрые нотки.

Он взглянул на нее.

– Что-нибудь не так?

– Нет-нет.

– Слушай, чем ты недовольна?

– А ты нарываешься на ссору?

– Да нет, но…

– Тогда проследи, чтобы ему дали фенобарб. Его необходимо держать на седативах, пока мы не приступим к интерфейсингу.

И она пулей вылетела из палаты. Моррис молча посмотрел ей вслед, потом бросил взгляд на Эллиса, который, не переставая диктовать, наблюдал эту сцену. Эллис пожал плечами.

– Что с ней такое? – поинтересовалась сестра.

– Наверное, просто устала, – предположил Моррис.

Он установил мониторы на полке над головой Бенсона, включил аппарат и подождал, пока он нагреется. Потом укрепил временный индуктор у Бенсона на плече.

Во время операции все провода были законтачены, но пока система не функционировала. До ее включения Бенсона необходимо было подвергнуть интерфейсингу. Другими словами, надо было выяснить, какие из сорока контактов будут способны подавить эпилептический припадок, и затем активизировать необходимые контакты подкожного компьютера. Поскольку компьютер располагался под кожей, включение следовало проводить посредством индуктора, который оказывал свое действие сквозь кожу. Но интерфейсинг можно было осуществить только завтра утром.

Тем временем аппараты следили за активностью мозговых волн Бенсона. Установленные над головой пациента мониторы светились ярко-зеленым фоном, по которому бежали ярко-белые зигзаги его ЭЭГ. Рисунок соответствовал нормальным альфа-ритмам, замедленным действием седатива.

Бенсон открыл глаза и уставился на Морриса.

– Как вы себя чувствуете? – спросил тот.

– Спать хочется, – ответил Бенсон. – Скоро начнете?

– Уже закончили, – ответил Моррис.

Бенсон кивнул, ничуть не удивившись, и закрыл глаза.

Техник из лаборатории радиации вошел в палату и стал проверять наличие утечки из ядерного энергоблока с помощью счетчика Гейгера. Утечки не было. Моррис надел Бенсону на шею ошейник. Сестра, с любопытством дотронувшись до него, прочитала все надписи на жетоне и нахмурилась.

Подошел Эллис.

– Ну что, завтракать?

– Да, – сказал Моррис. – Неплохо бы позавтракать.

И они вышли из палаты.

3

Беда в том, что ему и впрямь не нравился звук собственного голоса. Его голос был грубым и хриплым, а дикция – нечеткой. Макферсон предпочел бы увидеть свои фразы мысленным взором – начертанными на воображаемой странице. Он нажал на кнопку записи диктофона.

– Римская три. Философский смысл.

Он замолчал и оглядел кабинет. На углу его большого письменного стола примостился крупный муляж головного мозга. Одна стена – сплошь в стеллажах, уставленных научными журналами. И включенный монитор. Он просматривал запись утренней операции. Звук был выключен, и на экране мерцали только молочно-белые образы. Эллис сверлил отверстия в черепе Бенсона. Макферсон понаблюдал и снова стал диктовать:

– Данная операция представляет собой первый опыт непосредственной связи между человеческим мозгом и компьютером. Связь эта постоянна. Теперь, разумеется, любой человек, взаимодействующий с компьютером посредством нажатия клавиш на терминале, можно сказать, связан с ним.

Слишком заумно, подумал он. Он прокрутил запись обратно и начал надиктовывать заново.

– Теперь человек, сидящий за клавиатурой компьютера и взаимодействующий с машиной посредством нажатия клавиш, связан с компьютером. Но эта связь не прямая. И связь эта не постоянная. Поэтому операция представляет собой нечто совсем иное. Как же к этому относиться?

Хороший вопрос, подумал он. Он воззрился на телевизионное изображение операции и продолжал:

– В данном случае можно счесть компьютер своего рода протезом. Точно так же, как человек с ампутированной рукой может получить механический эквивалент своей потерянной руке, так и человек с повреждением головного мозга может получить механическую помощь для преодоления пагубных результатов этого повреждения. На такие мысли наводит эта благоприятная операция. Можно сказать, что в данном случае компьютер стал высококачественным протезом. Однако подлинный смысл этого кроется куда глубже.

Он замолчал и взглянул на монитор. Кто-то в монтажной студии поменял последовательность записей, и теперь он уже видел не операцию, а предоперационное интервью Бенсона. Бенсон был возбужден: он курил и по ходу разговора махал сигаретой, точно ножом.

Заинтересовавшись, Макферсон включил звук.

– …знают, что делают! Машины же повсюду! Когда-то они обслуживали человека – теперь они забирают над нами власть. Медленно, постепенно забирают власть!

Дверь кабинета отворилась, и показалась голова Эллиса. Он бросил взгляд на экран и улыбнулся:

– Смотрите предварительные картинки?

– Работаю немного, – ответил Макферсон и кивнул на диктофон.

Эллис кивнул и исчез, закрыв за собой дверь.

– …знаю, что я предал род человеческий, – говорил Бенсон, – потому что я помогаю сделать машины более разумными. Но это моя работа – я программирую искусственный интеллект и…

Макферсон выключил звук. Потом вернулся к своему диктофону.

– Имея дело с компьютерной техникой, мы всегда различаем центральное оборудование и периферию. То есть главный компьютер считается основным даже в том случае, если, говоря человеческим языком, он расположен в некоем отдаленном месте – например, в подвале здания. Различное же оборудование – принтеры, пульты, дисплеи и тому подобное – является периферийным. Они могут быть расположены на рубеже компьютерной системы, на различных этажах здания.

Макферсон взглянул на телеэкран: Бенсон был не на шутку возбужден. Он включил звук и услышал:

– …все более и более разумными. Сначала паровые двигатели, потом автомобили и аэропланы, потом арифмометры. Теперь уже компьютеры, с сетями обратной связи…

Макферсон выключил звук.

– Если взять человеческий мозг, то аналогия тут такая: мозг и периферийные терминалы, как, например, рот, руки, ноги. Они выполняют команды мозга. В общем и целом, мы судим о работе мозга по результатам этих периферийных функций. Мы замечаем, что человек говорит, как он жестикулирует, как поступает, и на основании этих данных дедуктивным образом приходим к выводу о том, как функционирует его мозг. Это общеизвестно.

Он взглянул на Бенсона. А что бы сказал Бенсон? Согласился или стал бы возражать? А, какая разница!

– Теперь же в ходе этой операции мы создали человека не с одним мозгом, а с двумя. У него есть биологический мозг – поврежденный, и у него теперь есть новый – компьютерный мозг, который должен исправлять повреждения первого. Этот новый мозг предназначен для контроля над биологическим мозгом. Таким образом мы сталкиваемся с новой ситуацией. Поврежденный биологический мозг пациента является периферийным терминалом – единственным, точнее говоря, терминалом – нового компьютера. В одной области новый компьютерный мозг осуществляет полный контроль. И потому биологический мозг пациента, а в действительности все его тело, становится как бы терминалом для нового компьютера. Итак, мы создали человека, который представляет собой сложный компьютерный терминал. Этот пациент есть дисплей нового компьютера, и он столь же бессилен контролировать процесс вывода данных, как монитор бессилен контролировать информацию, поступающую на его экран.

Возможно, это слишком сильно сказано, подумал Макферсон и, нажав на кнопку, добавил:

– Гарриет, перепечатайте последний абзац, но я потом хочу его отредактировать, хорошо? «Римская четыре. Итоги и выводы».

Он снова замолчал и включил звук, чтобы послушать Бенсона. Бенсон говорил:

– …ненавижу их! В особенности проституток. Бортмеханики, балерины, переводчики, рабочие бензоколонок – люди, которые являются машинами или обслуживают машины. Проститутки! Я их всех ненавижу!

Говоря это, Бенсон яростно тыкал в собеседника зажженной сигаретой.

4

– И что вы чувствовали? – спросил доктор Рамос.

– Я разозлилась, – ответила Джанет Росс. – Разозлилась. Просто из себя вышла. Представляете: эта сестра стоит и смотрит! И притворяется, будто ничего не понимает, что происходит, а сама все прекрасно понимает!

– Вы разозлились на… – доктор Рамос не закончил.

– На хирургов. На Бенсона. Они захотели – и сделали. Я же им с самого начала говорила – с самого первого дня, – что это дурацкая затея, очень опасная затея, но Эллис, и Моррис, и Макферсон – все они только и мечтали об этой операции. Они все такие самодовольные. Особенно Моррис. Когда я увидела его в реабилитационной… Как он снисходительно разговаривал с Бенсоном – а тот, бедняга, был бледный как полотно, весь перевязанный, в проводках – я просто рассвирепела.

– И почему?

– Да потому, что он лежал там такой бледный, потому что… А!

Она осеклась, подыскивая слова для ответа, но так и не придумала ничего путного.

– Насколько я понимаю, операция прошла успешно, – сказал доктор Рамос. – И многие люди, перенесшие тяжелую операцию, теряют цвет лица. Так что же вас так вывело из себя?

Росс молчала.

– Не знаю, – наконец пробормотала она.

Она услышала, как доктор Рамос пошевелился в кресле. Его она не видела: она лежала на кушетке, а доктор Рамос сидел у нее в изголовье. Наступила долгая пауза. Она уставилась в потолок и попыталась придумать, что бы сказать. Но мысли ее путались, и ничего здравого в голову не приходило. Доктор Рамос сказал:

– Вам представляется важным присутствие сестры.

– Разве?

– Вы же сами упомянули про нее.

– Я не заметила.

– Вы сказали, что сестра находилась в палате и прекрасно понимала, в чем дело… Так что именно происходило?

– Я рассвирепела.

– Но вы не знаете отчего.

– Знаю. Из-за Морриса. Он такой самодовольный.

– Самодовольный, – повторил доктор Рамос.

– Чрезмерно самоуверенный.

– Вы сказали, самодовольный.

– Слушайте, я ничего не имела в виду конкретно. Это просто слово… – она осеклась. Опять рассердилась. Она отчетливо слышала, как ее злость прорывается в голосе.

– Ну вот, вы и теперь рассердились, – сказал доктор Рамос.

– Очень.

– Почему?

После долгой паузы она ответила:

– Они меня не послушались.

– Кто вас не послушался?

– Никто. Ни Макферсон, ни Эллис, ни Моррис. Никто.

– Вы говорили доктору Эллису или доктору Макферсону, что вы на них сердиты?

– Нет.

– Но вы излили свой гнев на доктора Морриса?

– Да. – Он куда-то гнул, но она пока не понимала, куда именно. Обычно она могла сразу все понять заранее. Но на этот раз…

– Сколько лет доктору Моррису?

– Не знаю. Он моего возраста. Тридцать, тридцать один – что-то около этого.

– Вашего возраста.

Это ее сводило с ума – его манера повторять за ней слова и фразы.

– Да, да, черт побери, моего возраста.

– Он хирург, как и вы.

– Да…

– Вам легче излить свою злость на кого-то, кого вы считаете своим ровесником.

– Никогда об этом не думала.

– Ваш отец тоже был хирургом, но не был ровесником.

– Не надо только анализировать мои отношения с отцом!

– Вы все еще обозлены.

Она вздохнула.

– Давайте переменим тему.

– Хорошо, – ответил он тем добродушным тоном, который иногда ей нравился, а иногда выводил из себя.

5

Моррис терпеть не мог проводить предварительные собеседования. В группу собеседования в основном входили психологи, и эта работа отнимала массу времени и душевных сил. Согласно последним статистическим сводкам, только одному из сорока пяти новых пациентов ЦНПИ требовалось серьезное лечение в стационаре. И только у одного из восьмидесяти трех стационарных больных подтверждалось наличие мозговых травм, повлекших за собой расстройство поведения. А это означало, что все эти собеседования по большей части просто пустая трата времени.

В особенности так обстояло дело со случайными пациентами. Год назад Макферсон принял политическое решение: со всяким, кто каким-то образом узнал про существование ЦНПИ и сам пришел на прием, должна проводиться беседа. До сих пор, естественно, большинство людей обращались в Центр по направлению лечащего врача. Однако, по мнению Макферсона, репутация Центра напрямую зависела от успешного лечения больных, попавших к ним по личной инициативе.

Макферсон также считал, что все штатные сотрудники Центра должны время от время проводить собеседования. Моррис два дня в месяц работал в небольшой комнатке, разделенной пополам стеклом с зеркальной поверхностью. Сегодня был один из его дней, но ему страшно не хотелось тут сидеть. У него еще не прошло возбуждение после утренней операции, и ему было тошно терять время на это скучнейшее занятие.

Он бросил несчастный взгляд на вошедшего в кабинет пациента. Это был молодой длинноволосый парень лет двадцати пяти, в полотняных штанах и свитере.

Моррис встал.

– Я доктор Моррис.

– А я Крейг Бекерман. – Рукопожатие неуверенное и слабое.

– Пожалуйста, садитесь. – Моррис указал на стул перед своим столом. За спинной стула располагалась прозрачная стена-зеркало. – Что вас привело к нам?

– Я… мм… Мне просто любопытно. Я о вас читал, – сказал Бекерман. – В журнале. Вы тут делаете операции на мозге.

– Верно.

– Ну вот… мм… мне и интересно.

– В каком смысле?

– Ну, в той журнальной статье… Здесь можно курить?

– Конечно. – Моррис подвинул к Бекерману пепельницу.

Бекерман достал пачку «Кэмела», вытряс одну сигарету на стол и закурил.

– Итак, журнальная статья…

– Да, журнальная статья. Там говорилось, что вы вставляете провода в мозг. Это правда?

– Да, иногда мы делаем подобные операции.

Бекерман кивнул и затянулся сигаретой.

– А правда, что вы можете вставить провода в мозг и человек будет испытывать удовольствие? Неописуемое удовольствие?

– Да, – Моррис постарался произнести это слово как можно более равнодушно.

– Неужели это правда?

– Это чистая правда. – Моррис потряс ручкой, давая понять, что в ней кончились чернила. Он выдвинул ящик, чтобы достать другую ручку, и, сунув ладонь в ящик, незаметно нажал там одну из многочисленных кнопок. И тут же зазвонил телефон. Он снял трубку. – Доктор Моррис.

– Вы звонили? – спросила секретарша с другого конца провода.

– Да. Пожалуйста, все звонки, какие будут, переключайте в отделение «Развитие».

– Хорошо.

– Спасибо, – сказал Моррис и положил трубку. Он знал, что скоро в отгороженную часть кабинета тихо войдут сотрудники отделения «Развитие» и будут наблюдать за интервью через полупрозрачное стекло. – Так вы говорили…

– О проводах в мозгу.

– Да, мы делаем такие операции, мистер Бекерман, при исключительных обстоятельствах. Но пока что все они носят скорее экспериментальный характер.

– Ладно. – Бекерман затянулся сигаретой. – Мне это подходит.

– Если вас интересует информация на этот счет, мы можем подобрать для вас вырезки из журналов, сделать копии научных публикаций, где подробно описана наша деятельность.

Бекерман улыбнулся и покачал головой.

– Нет-нет, мне не нужна информация. Я хочу пойти на операцию. Я доброволец.

Моррис сделал вид, что удивился. Он помолчал и сказал:

– Понятно.

– Послушайте, в статье говорилось, что один электроразряд аналогичен двенадцати оргазмам. Это же потрясающе!

– И вы хотите, чтобы вам сделали такую операцию?

– Ну да! – энергично закивал головой Бекерман. – Хочу!

– Но зачем?

– Да вы шутите? Любой бы захотел. Получать такое удовольствие!

– Возможно. Но вы первый, кто обращается к нам с подобной просьбой.

– А что такое? Это очень дорогая операция или что?

– Нет, но мы не делаем операции просто так, по несерьезным причинам.

– Тьфу ты! Значит, вот оно что. Ну ладно. – Бекерман встал и, качая головой, вышел из кабинета. Все трое сотрудников «Развития» не могли скрыть своего изумления. Сидя в соседней комнате, они все видели через прозрачное с их стороны стекло.

– Поразительно! – воскликнул Моррис.

Сотрудники «Развития» ничего не сказали. Наконец один из них прокашлялся и добавил:

– Мягко говоря.

Моррис примерно представлял себе, о чем они сейчас думают. Долгие годы их учили проводить исследования, связанные с вероятностным коэффициентом заболеваемости, с прикладным потенциалом возможных результатов и промышленного применения экспериментов и тому подобное. Их приучили принимать в расчет будущее состояние науки – и вдруг они столкнулись с настоящим.

– Этот парень просто электроголик! – заметил один из них со вздохом.

Концепция электроголизма не так давно вызвала определенный интерес и стала предметом дискуссий в академических кругах. Понятие электроголика – человека, нуждающегося в электрошоке, как другие люди нуждаются в дозе наркотиков, – казалось просто-напросто плодом чистой фантазии. Но вот перед ними предстал человек, являвший собой типичный пример потенциального электроголика.

– Электричество – самый сильный кайф! – сказал другой и засмеялся. Но смех был нервный, почти натужный.

Моррис подумал, что сказал бы Макферсон. Возможно, что-нибудь философическое. Макферсон в последнее время интересуется философскими проблемами.

Идея электроголизма была связана с поразительным открытием, сделанным в 1950-е годы Джеймсом Олдсом. Олдс обнаружил, что в мозге существуют области, электрическая стимуляция которых продуцирует интенсивные ощущения наслаждения – эти участки мозгового вещества он назвал «реками воздаяния». Если крысе поместить в этот участок мозга электрод, она могла нажимать рычаг для стимуляции электрошока до пяти тысяч раз в час. В своем стремлении к удовольствию крыса была готова забыть о пище и воде. Она переставала нажимать на рычаг, только дойдя до последней степени истощения.

Этот поразительный эксперимент затем повторялся с золотыми рыбками, морскими свинками, дельфинами, кошками и козами. И наконец уже ни у кого не возникало сомнения, что «терминалы удовольствия» присутствуют в мозге всех живых существ. Они также имелись и в человеческом мозге.

Из этого заключения и возникло понятие «электроголик» – человек, нуждающийся в постоянном удовольствии от электрического шока. На первый взгляд, предположение, что человек может превратиться в электроголика, казалось невероятным и невозможным. Но в действительности ничего невозможного в этом не было.

Например, технологическое оборудование в настоящее время является довольно дорогостоящим, хотя это никому не выгодно. Но разве нельзя представить себе, что какая-нибудь оборотистая японская фирма начнет производить нейроэлектроды стоимостью в два-три доллара и экспортировать их по всему миру?

Идею нелегальной операции также нельзя считать чем-то из ряда вон выходящим. Было время, когда до миллиона американок в год делали себе подпольный аборт. Имплантация электродов в мозг немного более сложная процедура, но не настолько, чтобы быть абсолютно невозможной. А в будущем хирургические методики будут стандартизованы. Так что можно легко представить себе клиники, открывшиеся где-нибудь в Мексике или на Багамах.

Поиск хирургов для проведения подобных операций также не представляет собой неразрешимую проблему. Один квалифицированный нейрохирург может проводить до пятнадцати операций в день. Он, конечно, будет брать за каждую операцию по тысяче долларов, – а нещепетильных хирургов с такими запросами найти, конечно же, нетрудно. Сотня тысяч долларов наличными в неделю – это слишком сильное искушение нарушить закон. Если, строго говоря, такой закон вообще существует.

Похоже, что нет. Год назад клиника организовала совместный семинар с юристами на тему «Биомедицинские технологии и право». Среди обсуждаемых тем был и электроголизм. Но юристы не поддержали дискуссию. Концепция электроголиков не вписывалась в существующую систему законодательства, регулирующего борьбу с наркоманией. Все ныне действующие законы признавали, что человек может пристраститься к наркотикам по неведению или под давлением извне, а это нечто совсем отличное от человека, который сознательно ищет возможности перенести операцию, в результате чего он пристрастится к электрошоку. Большинство юристов сочли, что население не станет испытывать нужду в подобных операциях, так что и проблем с законодательством возникнуть не может вследствие того, что не будет общественной потребности в этой слабости. Но вот Бекерман продемонстрировал наличие такой потребности.

– Черт меня побери! – сказал третий сотрудник «Развития».

Моррис счел этот комментарий неадекватным ситуации. Сам же он почувствовал то, что уже чувствовал раз или два с тех пор, как пришел в Центр. Это было ощущение того, что все меняется слишком стремительно и опасно, и события развиваются, не поддаваясь обдуманному контролю, и что все вообще когда-нибудь может выйти из-под контроля – внезапно и без всякого предупреждения.