355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Майкл Коннелли » Потаенный свет » Текст книги (страница 5)
Потаенный свет
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 01:31

Текст книги "Потаенный свет"


Автор книги: Майкл Коннелли


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

9

Я взял футляр с инструментом и направился к двойным дверям дома для престарелых. Привратница за конторкой не остановила меня: привыкла к моим визитам. Я кивнул ей и двинулся по коридору направо до конца – здесь помещался музыкальный зал. У ближней стены располагались пианино и небольшой орган. Перед ними стояли несколькими рядами стулья для слушателей. Но их приходило мало. Квентин Маккинзи сидел в первом ряду – сгорбившись, опустив голову, с закрытыми глазами. Я дотронулся до его плеча, и он встрепенулся.

– Извини, что припозднился, Шугэ Рей.

Квентину нравилось, что я называю его сценическим именем. У публики и в профессиональных кругах его знали как Шугэ Рей Макки, потому что, играя, он не стоял на месте, а двигался взад и вперед, пританцовывая, вертелся на сцене, как Шугэ Рей на ринге.

Поставив перед ним стул, я сел, опустил футляр на пол и открыл его. Там на темно-бордовой суконной подкладке поблескивал саксофон.

– Сегодня поменьше позанимаемся, – произнес я. – В четыре у меня важная встреча в Уэствуде.

– А на пенсии важных встреч не бывает, – возразил Шугэ Рей таким тоном, словно он рос в том же квартале, где и Луи Армстронг. – И времени у пенсионеров вагон.

– Тут, понимаешь, одно дельце заварилось… Я, конечно, постараюсь не выбиться из графика, но пара-тройка недель будут забиты. В случае чего я звякну привратнице, если не сумею прийти.

Вот уже полгода я дважды в неделю приходил сюда днем на занятия. Первый раз я услышал, как Шугэ Рей играет на плавучем госпитале в Южно-Китайском море под Рождество 1969 года. Он гастролировал там в составе оркестра Боба Хоупа. Оркестр выступал перед ранеными. Много лет спустя, в последние дни службы, я разматывал одно убийство и наткнулся на краденый саксофон с его именем, выбитым на мундштуке. Я разыскал его в «Великолепном возрасте» и возвратил инструмент. Но он был уже слишком стар и не мог играть. Его легкие не качали достаточно воздуха.

И все равно я правильно поступил – будто вернул потерявшегося ребенка его родителю. В знак благодарности он пригласил меня на рождественский обед. Мы сошлись, и после ухода со службы я пришел к нему с идеей, как сделать так, чтобы саксофон не пылился.

Шугэ Рей был хороший учитель, потому что не знал, как учить. Он рассказывал мне всякие истории, объяснял, как любить инструмент и заставить его красиво звучать. Любой звук вызывает в памяти какое-нибудь событие. Я сознавал, что никогда не научусь хорошо играть на саксофоне, но два раза в неделю проводил с Шугэ Реем по часу, слушал истории о джазе и ощущал ту страсть, которую он испытывал к этому неумирающему искусству.

Я достал саксофон из футляра и приготовился играть. Каждый урок начинался с того, что я пытался воспроизвести «Колыбельную» Джорджа Кейблса, которую впервые услышал на компакт-диске Фрэнка Моргана. Мелодия была медленная, несложная, но исполненная истинного чувства, одновременно печальная и радостная. Песня была короткая, звучала в записи всего полторы минуты, повествовала об одиночестве в этом мире. Я решил, что если я научусь хорошо играть ее, этого будет достаточно. Ничего большего мне не нужно.

Сегодня «Колыбельная» казалась мне похоронным маршем. Пока играл, я думал о Марте Гесслер. Я словно видел ее портрет в газете и на телеэкране в одиннадцатичасовом выпуске новостей. Я вспоминал, как моя бывшая жена рассказывала, что одно время они с Мартой были единственными женщинами – специалистами по раскрытию банковских грабежей. Им досталось немало насмешек и оскорблений от мужчин, прежде чем они доказали, что работают не хуже их. Они выследили и взяли бандита Тустепа, которого так назвали, потому что он всегда уходил с добычей, пританцовывая.

Я играл, а Шугэ Рей смотрел, как я перебираю пальцами клавиши, и одобрительно кивал. Потом закрыл глаза и стал притоптывать в такт. Когда я закончил, он открыл глаза и улыбнулся:

– Получается.

Я покачал головой.

– Только табак из груди надо выдавить, чтобы легкие в полную силу работали.

Больше года я не притрагивался к сигаретам, но раньше выкуривал по две пачки в день, и мои легкие уже не могли работать в полную силу. Иногда вдувать воздух в трубку было так же трудно, как катить валун в гору.

Я играл еще минут пятнадцать, сначала пытаясь подражать Колтрейну с его любимыми «Глазами души», а потом одолеть коронный номер Шугэ Рея «Милое местечко». Вещь была сложная, полная звуковых перепадов и причудливых ритмических фигур. Я часто играл ее дома, чтобы затем угодить старику.

В конце укороченного урока я поблагодарил учителя и спросил, не нужно ли ему чего-нибудь.

– Только музыку, – промолвил он.

То же самое он отвечал всякий раз, когда я спрашивал. Я положил саксофон в футляр и вышел из зала.

Когда я направлялся к выходу, в коридоре появилась Мелисса Ройл. Я улыбнулся ей:

– Здравствуйте, Мелисса.

– Привет, Гарри. Как прошел урок?

Мелисса Ройл приезжала сюда навестить мать, страдающую слабоумием. Та не помнила, кто она и где находится. Мы познакомились с Мелиссой на рождественском обеде и сталкивались друг с другом во время посещений. Вскоре я заметил, что она приурочивает свой приезд к моим занятиям в три часа дня. Пару раз мы посидели за чашкой кофе, а однажды я даже сводил ее в «Каталину». Мелисса сказала, что это интересно, но я понял, что она не разбирается в музыке и равнодушна к ней. Ей было просто одиноко, и она искала кого-нибудь, с кем провести время. Что ж, нам всем одиноко.

Мы оба ждали, сделает ли другой шаг к сближению, хотя ее приезды к трем или четырем часам уже можно считать таким шагом. Но в настоящую минуту мне было некогда беседовать с Мелиссой. Надо бы отправляться в Уэствуд.

– Вроде получается, – ответил я. – Во всяком случае, так утверждает мой учитель.

– Замечательно! – улыбнулась она. – Когда-нибудь вы дадите здесь концерт.

– Ну, до этого далеко.

Мелиссе за сорок. Как и я, она в разводе. У нее каштановые волосы со светлыми прядками, которые, как она призналась, придумала ее парикмахерша. Улыбка у нее потрясающая – широкая и очень заразительная. Если быть с этой женщиной, необходимо трудиться денно и нощно, чтобы эта улыбка не сходила с ее лица. Я не знал, способен ли на это.

– Как ваша мама?

– Вот иду к ней. Вы уже уезжаете? А то я подумала, мы могли бы зайти куда-нибудь и выпить кофе. Я к маме на пять минут.

Я принял огорченный вид и посмотрел на часы:

– Увы! В четыре я должен быть в Уэствуде.

Мелисса понимающе кивнула, но по выражению ее глаз я понял, что она приняла мои слова за отказ.

– Тогда не буду вас задерживать. Вы и так уже опаздываете.

– Да, мне пора. – Но я стоял и смотрел на нее.

– В чем дело? – спросила наконец Мелисса.

– Стараюсь сообразить, когда мы смогли бы встретиться. Тут одно расследование подвернулось…

В ее взгляде мелькнуло подозрение.

– Вы же говорили, что ушли в отставку.

– Да, но взялся поработать – в качестве побочного занятия. Как говорится, вольным художником. Сейчас с одним фэбээровцем встречаюсь.

– А-а, ну езжайте. Будьте осторожны.

– Так можем мы увидеться как-нибудь вечерком на следующей неделе?

– С удовольствием, Гарри.

Подавшись вперед, Мелисса поднялась на цыпочки, чмокнула меня в щеку, потом повернулась и зашагала по коридору. Я смотрел ей вслед.

Выходя из здания, я размышлял над тем, что я делаю. Я пробуждал в этой женщине надежду, которой не суждено сбыться. С моей стороны это ошибка, которая обернется обидой и разочарованием.

Я сел за руль и твердо сказал себе, что надо закончить прежде, чем началось. В следующий раз я объясню, что я не тот, кого она ищет. Я не сумею удержать улыбку на ее лице.

10

Было уже пятнадцать минуть пятого, когда мой «мерседес» остановился у федерального здания в Уэствуде. Я направился от парковки к дверям, но вдруг зазвонил мобильник. Это была Кейша Расселл.

– Гарри, хочу тебе доложить. Я сделала полную распечатку и уже опустила ее в почтовый ящик. Одну вещь я тебе неверно сказала.

– Какую?

– Материал по тому делу был пару месяцев назад. Сама-то я в Лондон ездила. Я давно в газете, вот мне и дали четырехнедельный оплаченный отпуск. А он пришелся как раз на трехлетнюю годовщину исчезновения Марты Гесслер. И Дэвид Феррелл накатал статеечку. Правда, ничего нового. По-прежнему неизвестно, где она.

– Ты говорила, ее считают мертвой.

– Но это же просто такое выражение. Чего к словам цепляешься, мэн?

– Ты эту статеечку тоже вложила?

– Конечно. Только помни, кто ее тебе прислал. Феррелл – хороший парень, но не звони ему, если у тебя что-нибудь выгорит.

– Ладно.

– Чувствую, ты что-то затеял. Потому и дополнительное задание выполнила.

Я остановился перед входом как вкопанный. Если Кейша Расселл позвонила Нуньесу, тому вряд ли понравилось, что я задействовал настырную журналистку.

– Какое дополнительное задание? – спросил я как можно спокойнее. – Что ты еще натворила?

– Я не только подобрала вырезки. Я и в Сакраменто позвонила. В лицензионное бюро штата. Там мне сообщили, что ты взял лицензию на проведение частных расследований.

– Ну и что? Это каждый полицейский делает, уходя в отставку. Оставляешь значок – получаешь лицензию. Но при этом совсем не обязательно думать: «Ну и ладно, получу удостоверение частного детектива и буду так же ловить плохих парней». Мое удостоверение – в ящике стола, поняла? Я распрощался с работой, поняла? Ни перед кем не отчитываюсь.

– Хорошо, Гарри, хорошо, не заводись.

– Спасибо за вырезки. Мне надо идти.

– Пока, Гарри.

Я выключил мобильник и улыбнулся. Мне нравилось пикирование с Кейшей Расселл. Десять лет писать о грабежах и убийствах и не разочароваться в жизни – большая редкость, тем более для негритянки. Я посмотрел на здание, которое казалось огромным куском железобетона. Сейчас оно заслоняло от меня солнце. Еще десять метров, и я войду в здание. Но вместо этого я подошел к скамейке справа от входа и сел. Часы показывали, что я сильно опаздываю. Что меня удерживало? Я не совсем точно представлял, зачем я туда вообще иду. Фэбээровцы любят пускать пыль в глаза и строго охраняют свою территорию от нежелательных посетителей. Без полицейского значка я там тоже незваный гость.

Я достал мобильник, набрал номер администрации Паркер-центра и спросил телефон Киз Райдер в приемной начальника управления. Абонент сразу же взяла трубку.

– Киз, это я, Гарри.

По тону я старался понять, исчезла ли ее утренняя раздражительность, но голос звучал ровно и бесстрастно.

– Привет, Гарри. Слушаю тебя.

– Как ты? Чувствуешь… э… э… себя лучше?

– Я оставила тебе сообщение – ты его прослушал?

– Сообщение? О чем?

– Я позвонила тебе по домашнему, чтобы извиниться. Я не должна была примешивать личные чувства к служебному поручению. Ты уж прости меня.

– Ладно, Киз, ты меня тоже прости.

– Ты-то в чем провинился?

– Наверное, в том, что ушел, не поговорив, не посоветовавшись с вами – с тобой и Джерри Эдгаром. Вы были хорошими товарищами, особенно ты. А я поступил по-свински.

– Забудь про это, уже столько воды утекло. Останемся друзьями.

– Я бы рад, но…

– Что «но»?

– Не знаю, захочешь ли ты оставаться мне другом после вопроса, который я должен тебе задать. Он тебе вряд ли понравится.

Киз застонала, причем так громко, что я был вынужден отодвинуть мобильный от уха.

– Гарри, ты меня убиваешь! Ну, выкладывай.

– Я сейчас нахожусь у входа в федеральное здание в Уэствуде. Встречаюсь с человеком из Бюро, его фамилия Нуньес. Но что-то мне не нравится… Скажи, это люди из ФБР, которые не церемонятся? Они разматывают убийство Анджеллы Бентон? Может, Нуньес? И связано ли это с агентом Мартой Гесслер, пропавшей несколько лет назад?

Она молчала очень долго.

– Киз?

– Да-да… Гарри, я оставила тебе сообщение. Не могу я обсуждать такие дела. Ими занимаются, и занимаются активно, поэтому не лезь.

Что я мог сказать? Киз Райдер вдруг показалась мне совсем чужой. Всего год назад я был готов идти с ней в бой. Всего год назад мы могли встать спиной друг к другу и отбиваться от нападающих врагов. А теперь не знаю, поверю ли я ей, если, не получив «добро» на шестом этаже, она сообщит, что солнце взошло.

– Гарри, ты меня слышишь?

– Да. Ты меня оглушила, Киз. Ты единственная, кто мог сравняться со мной в отделе. Ты, которая…

– Подожди, лучше ответь: ты не совершил ничего противозаконного, проводя свою неслужебную операцию?

– Нет.

– Тогда тебе нечего беспокоиться по поводу встречи с Нуньесом. Выясни, что они от тебя хотят. О Марте Гесслер я ничего не знаю.

– Ладно, Киз, спасибо, – произнес я безразличным тоном. – Ты береги себя, там, на шестом этаже.

Я отключил мобильник, прежде чем она могла что-либо добавить, и вошел в здание. Меня проверили «на металл», заставили снять ботинки, прощупали. Я даже не сразу понял дежурного с металлоискателем, когда он велел мне поднять руки. Он был похож на террориста больше меня, но ничего не поделаешь. Надо принимать бой. Наконец я оказался в лифте и нажал кнопку двенадцатого этажа, который на самом деле был тринадцатым, так как вестибюль за этаж не считался. Выйдя из лифта, я попал в приемную, отгороженную стеной из пуленепробиваемого стекла от служебных помещений. Я назвал в микрофон свою фамилию и сообщил, к кому иду. Женщина за стеклом попросила присесть.

Вместо этого я приблизился к окну. Отсюда было видно военное кладбище, раскинувшееся по ту сторону бульвара Уилшир. Мне вспомнилось, как я стоял на этом самом месте двенадцать лет назад, когда первый раз встретил женщину, которая стала моей женой, потом бывшей женой и вечной возлюбленной.

Я отошел от окна и сел на пластиковый диванчик. На журнальном столике лежал старый номер журнала с портретом Бренды Барстоу на обложке. Надпись под портретом гласила: «Бренда, любимица Америки». Я хотел взять журнал, но в это мгновение дверь в служебные помещения открылась, и оттуда вышел человек в белой рубашке и галстуке.

– Мистер Босх?

Я встал и кивнул. Он протянул руку, а левой придерживал дверь, чтобы она не захлопнулась.

– Кен Нуньес. Спасибо, что приехали.

Он быстро пожал мне руку, затем повернулся и молча повел меня внутрь. Я ожидал увидеть усталого старого служаку, много повидавшего на своем веку. Но передо мной был человек лет тридцати с небольшим. По коридору он не шел, а шествовал, этот молодой карьерист, который еще должен доказать себе и другим, на что способен.

Я не знал, с кем бы предпочел иметь дело – с опытным агентом или с начинающим.

Нуньес подошел к какой-то двери по левой стороне коридора, открыл ее и отступил, пропуская меня. Я заметил, что дверь отворяется снаружи и в ней есть «глазок». Значит, меня привели в помещение для допросов. В общем, нечего ожидать церемонного междусобойчика. Скорее всего мне надают пинков, как и принято в ФБР.

11

Войдя в комнату, я увидел стоящий посередине квадратный стол, а за ним – мужчину в черной рубашке и джинсах, сидящего спиной ко мне. Светлые волосы подстрижены «под бокс». Он читал досье. Я обогнул стол и сел напротив. Мужчина закрыл папку. Это был Рой Линделл.

– Гарри Босх, давненько тебя не было видно, приятель.

Я молчал. Нуньес закрыл дверь, оставив нас вдвоем.

Рою Линделлу было около сорока. Те же тяжелые бицепсы, натягивающие рубашку так, что она едва не лопалась, тот же сильный невадский загар. Я столкнулся с ним в Лас-Вегасе, когда отправился туда в связи с очередным расследованием и неожиданно попал в самую гущу секретной операции ФБР. Оказавшись в одной упряжке, мы сумели более или менее преодолеть ведомственные разногласия и раскрыли дело. Признание заслуги отошло, разумеется, к Бюро. Было это лет шесть-семь назад. Потом мы встретились в Лос-Анджелесе, тоже по служебной линии, но связь не поддерживали. И не потому, что ФБР присвоила себе честь успеха в том деле, а просто фэбээровцы и полицейские между собой не общаются.

– Едва узнал тебя, Рой, без косички-то.

Не вставая, он протянул свою огромную ручищу. Я не торопясь пожал ее. Как у всех крупных и сильных людей, вид у Роя был самоуверенный. И улыбка у этих наглецов особая, зловредная. Отсутствием косички я его поддразнил. Когда мы впервые столкнулись, я не знал, что он тайный агент, и перочинным ножичком отхватил ему пучок волос.

– Как поживаешь? Ты сказал Нуньесу, что вышел в отставку. Я об этом не слышал.

Я молчал. Его игра, пусть он и делает первые ходы.

– Ну и как чувствуешь себя «на воле»?

– Не жалуюсь.

– Мы навели справки. Ты у нас теперь частный сыщик с бумагами.

В Сакраменто наверняка поднялся шорох.

– Да, взял лицензию. Только не знаю, на кой черт она мне.

Я хотел пуститься в те же объяснения, которые дал Кейше Расселл, – о том, что оставляешь значок, получаешь лицензию и так далее, но передумал.

– Наверное, хорошо иметь свой маленький бизнес. Работай, когда хочешь и на кого хочешь.

Предварительные переговоры затягивались.

– Ну, хватит обо мне, Рой. Ты лучше объясни, для чего меня сюда позвали.

Линделл кивнул, как бы говоря: хороший вопрос.

– Сначала скажи, зачем звонишь нам и спрашиваешь об агенте, которая здесь работала?

– Марта Гесслер?

– Да, Марта Гесслер. Значит, ты знал, как ее зовут, а Нуньесу заявил, что не знаешь?

Я покачал головой:

– Я ее имя потом вспомнил, когда сопоставил кое-какие факты и предположил, что она – та самая агент, которая пропала без вести. Что о ней слышно?

Линделл подался вперед и положил руки на закрытую папку. Запястья у него были толстые, как ножки стола. Помню, чего мне стоило нацепить на них наручники. Тогда, в Лас-Вегасе, где он участвовал в тайной операции, а я принял его за бандита.

– Гарри, мы с тобой, можно сказать, старые приятели. Давно не виделись, зато побывали в серьезных переделках. Поэтому я не стану мотать тебе душу. Но для этого должен задать тебе несколько вопросов. Не возражаешь?

– До определенных пределов.

– Итак, мы говорили о пропавшей женщине-агенте… Что побудило тебя позвонить нам? Чего ты хочешь?

Я молчал, стараясь сообразить, как лучше ответить. Работал я только на себя. Соглашений о соблюдении тайны следствия ни с кем не заключал. Но служба в полиции научила меня сопротивляться изощренным методам ФБР. И меняться я не собирался. Я уважал Линделла, мы вместе попадали в серьезные переделки – это он верно подметил – и знал, что он не будет подличать. Но ведомство, в котором он служил, охотно играло краплеными картами. Об этом не следует забывать. Надо быть осторожным.

– Я уже сообщил Нуньесу, чем занят. Намереваюсь поднять одно дело, я его несколько лет назад не довел до конца, и оно не дает мне покоя. Какая в этом проблема?

– Кто твой заказчик?

– Нет у меня заказчика. Да, я взял лицензию на частный сыск, чтобы иметь свободу выбора. Но сейчас я работаю лишь на себя.

Я читал недоверие в глазах Линделла.

– Но ты же не имел отношения к той киношной заварухе.

– Имел. Почти четыре дня имел. Потом у меня отобрали дело. Но ту молодую женщину я не мог забыть. Которую убили. О ней и думать перестали. Вот мне и захотелось разобраться.

– Кто подсказал тебе обратиться к нам?

– Я сам позвонил.

– Неужели?

– Если ты так ставишь вопрос, то еще раз отвечаю: никто мне не подсказывал. Мне самому на ум пришло, Рой. Как? Объясняю. Я случайно узнал, что Марта Гесслер беседовала по телефону с одним из двух парней, которых назначили на это дело. Информация была для меня новой. Судя по всему, парни ничего не извлекли из ее звонка. Информация ушла в песок. Вот я и решил выяснить, хотя имени ее не знал. Последовал разговор с Нуньесом, и я приехал сюда.

– Откуда ты узнал, что Гесслер звонила тем парням?

Ответ очевиден. Кажется, я могу передать Линделлу то, чем поделился со мной Лоутон Кросс и что, вероятно, фигурировало в официальном досье. Кроссу это не должно повредить.

– О звонке вашего агента мне сообщил Лоутон Кросс из отдела по раскрытию грабежей и убийств. Его с напарником Джеком Дорси кинули расследовать киношную заваруху. Ваш агент разговаривала с Дорси.

Линделл вытащил из папки лист бумаги и записал имена и фамилии. Я продолжил:

– Гесслер разговаривала с Дорси через несколько месяцев после ограбления. Кросс и Дорси уже другими делами занимались и, похоже, не придали ее звонку особого значения.

– Вы с Дорси об этом разговаривали?

– Нет. Дорси убили во время налета на один бар в Голливуде. А Кросса тогда серьезно ранили. Сейчас он прикован к инвалидному креслу, с резиновыми трубками в носу и в венах на руках.

– Когда это случилось?

– Приблизительно три года назад. Об этом много писали.

Линделл молчал. Чувствовалось, что он напряженно размышляет, перебирает и сопоставляет факты, даты, имена. Я подумал, что мое дело обрастет малозначащими подробностями. Надо отбросить все лишнее – не век же им заниматься.

– Как у вас считают – Гесслер жива или нет?

Линделл посмотрел на папку и покачал головой:

– Этого я тебе сказать не могу. Ты теперь лицо неофициальное. Значок и пистолет тебе только снятся. Вот ты и вертишься.

– Хорошо. Тогда ответь на один вопрос. Не бойся, он несложный.

Линделл пожал плечами, словно показывая, что ответ зависит от вопроса.

– Тебе раньше не приходила в голову связь между заварухой с двумя миллионами и исчезновением Гесслер? Или тебя натолкнули на эту мысль мой звонок и мой визит?

Линделл снова пожал плечами, будто удивляясь легкости вопроса.

– Я разве что-нибудь упомянул об этой связи? Но если хочешь знать, то я думал об этом. В ходе нашей беседы. Поэтому и прошу: не ввязывайся. Дай нам самим кое в чем разобраться.

– Я это уже слышал. И тогда все тоже от вас шло, от Бюро?

Линделл кивнул.

– Не становись у нас на пути. Пожалеешь.

Прежде чем я успел огрызнуться, он поднялся из-за стола и достал из кармана пачку сигарет.

– Пойду вниз покурить. У тебя есть несколько минут взвесить ситуацию и припомнить, не забыл ли сообщить мне что-нибудь еще.

Я хотел пустить в Линделла последнюю словесную очередь, но заметил, что он не взял с собой папку с бумагами.

Она лежала на столе. Я догадался: он оставил ее сознательно, чтобы я посмотрел. Я мгновенно сообразил, что в комнате установлено прослушивающее устройство. Либо наш разговор записывался, либо нас подслушивал его начальник.

– Не спеши, – произнес я. – Мне надо о многом подумать.

– Какой умник ввел новые порядки – не курить в рабочем помещении? Тащись вот теперь на улицу.

Мне показалось, он подмигнул мне, открывая дверь.

Как только дверь захлопнулась, я придвинул к себе папку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю