Текст книги "Потаенный свет"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Майкл Коннелли
Потаенный свет

* * *

«Как много всего таится в сердце человека!»

Она сказала, что это строчка из одного стихотворения, которое ей очень нравится. Она понимала ее так: если примешь что-либо близко к сердцу, спрячешь под бархатистыми складками сердечных мышц, это навсегда останется при тебе. Останется, что бы ни случилось. Это мог быть человек, знакомое место, мечта, жизненное предназначение. Словом, все, что свято для тебя. Она говорила, что все это залегло в таинственных мышечных складках и пребудет там, подчиняясь единственно биению сердца.

Мне пятьдесят два года, и я уверовал в это. По ночам, когда не мучаюсь бессонницей, я лучше всего это осознаю. Тогда сходятся все пути, и я вижу людей, которых любил или ненавидел, помогал и приносил радость, или тех, кому причинял душевные страдания. Вижу, как тянутся ко мне их руки. Слышу стук их сердец и знаю, что должен делать. Я помню свое предназначение в жизни и никогда не уйду в сторону и не поверну назад. Именно тогда отчетливо вижу, как много всего таится в сердце человека.

1

Меньше всего я ожидал, что Александр Тейлор откроет дверь. Это противоречит всему, что я знал о Голливуде. Человек, поставивший миллиардный рекорд кассовых сборов, никому не откроет дверь. Нет, он круглосуточно выставит перед входом охранника в форме. Тот разрешит мне войти только после того, как установит, что я за личность и какова цель моего посещения. Затем передаст меня дворецкому или в крайнем случае дежурной по первому этажу горничной, и та поведет меня внутрь. Наши шаги будут неслышны, как падающий снег.

Но в особняке на Бел-Эйр ничего подобного не произошло. Ворота оказались открыты, я подъехал на своей машине к самому дому и позвонил у входа. Странно, дверь открыл сам чемпион по кассовым сборам и жестом пригласил меня войти. Дом оказался огромным, точно его строили по чертежам стандартного международного аэропорта.

Тейлор – высокий крупный мужчина, однако легко нес свои сто килограммов, как и большую голову с шапкой вьющихся каштановых волос и парой голубых – для контраста – глаз. Бородка придавала его внешности артистичность, хотя область, где он трудился, имела лишь слабое отношение к искусству.

Тейлор был в синем спортивном костюме, который, вероятно, стоил больше, чем все, что надето на мне. На шее у него висело белое мохнатое полотенце, края его были засунуты за ворот. Порозовевшие щеки и частое затрудненное дыхание свидетельствовали о том, что я застал хозяина дома во время физических упражнений.

На мне был самый лучший мой костюм – однобортный, мышиного цвета. Три года назад я заплатил за него тысячу двести долларов. Я не надевал костюм девять месяцев, и потому мне пришлось счищать пыль с плеч. Впервые мне понадобилось снять его с вешалки в шкафу.

– Входите, – сказал Тейлор. – Сегодня я отпустил всю прислугу и вот занимаюсь… Хорошо, что гимнастический зал недалеко отсюда. Иначе я просто не услышал бы вас. Дом у меня просторный.

– Да, большая удача – иметь такой дом, – отозвался я.

Как и при первой нашей встрече четыре года назад, Тейлор не протянул руки для рукопожатия.

– Пойдемте! – бросил он и зашагал по мраморным плитам коридора, предоставив мне самому закрыть за собой входную дверь. – Не возражаете, если я продолжу упражнения на велосипеде, пока мы говорим?

– Нет.

Тейлор шел впереди, не обращая на меня внимания, словно я был привычной частью интерьера. Меня это тоже устраивало, давая возможность оглядеться.

За рядом окон слева расстилался огромный, величиной с футбольное поле, зеленый ковер, на дальнем краю которого стоял гостевой дом или купальня. Возле него виднелся электрокар для гольфа. Я много чего повидал в Лос-Анджелесе – бывал и в трущобах, и в напоминающих дворцы особняках на вершинах гор, но такого имения внутри городской черты, где для игры в гольф приходится пользоваться транспортным средством, встречать мне не доводилось.

На правой стене были развешаны увеличенные и оправленные в рамки кадры из фильмов, поставленных Александром Тейлором. Кое-какие из них я смотрел, когда их крутили по телевидению, а остальные знакомы по рекламе. В основном боевики, их содержание вполне укладывается в тридцатисекундный ролик, так что особой необходимости идти потом в кино не возникает. Ни один из них не был искусством, как бы ни толковать это понятие. Но в Голливуде картины с крупным сюжетом куда важнее искусства. Они приносят прибыль. А прибыль – самое важное.

Тейлор свернул направо, и я проследовал за ним в гимнастический зал. Посередине находился боксерский ринг. Вдоль зеркальных стен расставлены разнообразные тренажеры. Словом, здесь было все, что нужно для реализации передовой идеи здорового тела. Тейлор легко сел на велотренажер и, нажав какие-то клавиши на цифровом дисплее перед рулем, принялся крутить педали.

На противоположной стене были смонтированы три больших плоских телевизора. Два настроены на круглосуточные информационные каналы, третий, с включенным звуком, – на программу Блумберга, регулярно сообщающего котировку ценных бумаг. Дистанционным пультом Тейлор сбавил звук. Это был еще один неожиданный жест вежливости со стороны киномагната. Когда я договаривался с его секретаршей о визите, она говорила так, словно пыталась внушить, что мне жутко повезет, если я ухитрюсь вставить хоть два-три вопроса в беспрерывные беседы ее босса по мобильному телефону.

– Вы один? – спросил Тейлор. – Я думал, ваш брат всегда на пару работает.

– Предпочитаю работать один, – коротко сказал я.

Тейлор разогнался до нужной скорости и теперь крутил педали равномерно. Я знал, что ему под пятьдесят, но выглядел он гораздо моложе. Наверное, сохранял бодрость и здоровье благодаря всем этим спортивным приспособлениям. А может, делал омолаживающие уколы и подтягивал кожу на лице.

– Поговорим до трех миль, – произнес он, скидывая полотенце с шеи. – Это около двадцати минут.

– Вполне достаточно.

Я потянулся во внутренний карман пиджака, но спиралька, держащая листы, зацепилась за подкладку. Я покрутил книжку раз, другой, дернул ее посильнее и услышал, как порвалась подкладка. Я улыбнулся, чтобы скрыть смущение, а Тейлор деликатно отвернулся к телевизионным экранам.

Больше всего из прежней жизни я жалею о таких мелочах. Двадцать лет я носил в кармане маленькую записную книжку в переплете. Книжки и блокноты на спиральках нам держать не позволяли: опытный адвокат подследственного всегда мог обвинить тебя в том, что ты выдрал листки с заметками, оправдывающими его клиента. Отсюда – записная книжка в переплете, которая к тому же не рвала подкладку пиджака.

– Хорошо, что вы позвонили и пришли, – промолвил Тейлор. – То, что случилось с Анджи, ужасно. Я до сих пор переживаю. Славная была девчушка, правда. Дело давнее, сложное, полиция, видимо, его забросила – так я думал.

Я молча кивал. Мне пришлось выбирать выражения, когда я договаривался с секретаршей о приходе. Нет, я не солгал ни единым словом, но меня можно было упрекнуть в том, что из-за моих туманных высказываний у нее сложилось обо мне неверное представление. Я должен быть предельно осторожным. Скажи, что я бывший полицейский, а теперь частный сыщик, надумавший по собственной инициативе ворошить старое, нераскрытое преступление, меня бы на пушечный выстрел не подпустили к рекордсмену по кассовым сборам.

– Мм… чтобы не было никаких недоразумений… – протянул я. – Не знаю, что вам сказала ваша секретарша, но я не из полиции. Больше не служу там.

На мгновение Тейлор остановился и снова начал крутить педали. С его покрасневшего лица катился пот. Он протянул руку к кармашку сбоку клавиатуры, достал из него очки и карточку с фирменным знаком его компании – квадрат с кольчатым плетением внутри. На карточке, как я успел разглядеть, было несколько написанных от руки строчек. Тейлор нацепил очки, прищурился и проговорил:

– Вот что у меня тут написано: «В 10 утра – детектив Гарри Босх, сотрудник ПУЛА». ПУЛА, как я понимаю, означает полицейское управление Лос-Анджелеса. Это написала моя Одри, добросовестный и аккуратный работник. Она у меня восемнадцать лет трудится – с тех пор, когда я начал делать в Долине всякую чепуху для телевидения.

– Можно было бы сообщить, что я долгое время был детективом. В прошлом году ушел из ПУЛА. Вероятно, я неясно выразился и ваша Одри не поняла меня. Не вините ее.

– Я ее не виню, – отозвался Тейлор, глядя на меня поверх очков. – Так что же вам от меня нужно, детектив… или, лучше сказать, мистер Босх? Мне еще две с половиной мили ехать.

Справа от Тейлора стоял тренажер для брюшного пресса. Я присел на него, ничего не зацепив, достал из нагрудного кармана рубашки авторучку и приготовился записывать.

– Не знаю, помните ли вы меня, мистер Тейлор. Мы с вами встречались четыре года назад, когда убили Анджеллу Бентон. Ее нашли мертвой в подъезде дома, где она жила. Дело тогда поручили мне. Я приехал к вам, и мы беседовали в вашем служебном кабинете. Со мной еще была моя коллега Киз Райдер.

– А-а, помню, помню. Молодая чернокожая женщина. Она говорила, что знает Анджи. Кажется, занимались в одном тренажерном зале. Вы мне тогда оба понравились, сумели внушить доверие. Но потом куда-то пропали, и я ничего о вас не знал…

– Мы с Киз Райдер работали в голливудском отделе ПУЛА. Потом через несколько дней произошел тот большой налет с перестрелкой, и дело Анджеллы Бентон передали в отдел по раскрытию грабежей с убийством, сокращенно ОГУ.

С велосипеда раздался негромкий звонок, и я подумал, что он, видимо, отмерил первую милю.

– Помню тех мужиков, которые вас сменили, – язвительно продолжил Тейлор. – Не понравились они мне. Два сапога пара. Не внушали доверия. Один набивался в консультанты, вместо того чтобы искать убийцу Анджи. Как они, еще служат?

– Одного прикончили, другой на пенсии.

Я знал Дорси и Кросса. Что бы ни говорил Тейлор, они были хорошие сыщики. Середнячков и сачков в ОГУ не берут. Но я предпочел не сообщать хозяину, что Джек Дорси и Лоутон Кросс стали известны всему лос-анджелесскому сыску благодаря жуткому невезению. Через несколько месяцев после гибели Анджеллы Бентон они проводили расследование, зашли в голливудскую забегаловку перекусить и промочить горло. Заняли отдельную кабинку со своими сандвичами и виски, и тут в кафе ворвался вооруженный грабитель. Очевидцы рассказывали, что Дорси, сидевший лицом к двери, схватился за пистолет, но налетчик всадил в него пулю до того, как он успел спустить предохранитель. Еще не грохнувшись на пол, Дорси был уже мертв. Затем грабитель выстрелил Кроссу в голову, вторая пуля прошила бедняге шею и застряла в спине. Последним застрелили в упор бармена.

– Что произошло потом? – Вопрос сугубо риторический, и в голосе Тейлора не звучало сожаления по поводу несчастья, постигшего обоих полицейских.

– Ничего. Об убийстве Анджеллы Бентон просто забыли. Дело покрылось пылью, как и дрянной костюм, который висел у вас в шкафу, пока вы не решили приехать ко мне.

Мне пришлось проглотить обиду. Я даже кивнул как бы в знак согласия. Не знаю, что огорчало и раздражало его больше всего: нераскрытое убийство Анджеллы Бентон или то, что случилось после него, – ограбление, еще одно убийство и прекращение съемок фильма.

– Те двое целых шесть месяцев пытались найти убийцу Анджеллы Бентон, – произнес я. – Но вскоре произошло несколько преступлений. Навалились новые дела, мистер Тейлор, не то что в ваших картинах. У нас всегда хватает дел.

– Дел всегда хватает, – усмехнулся Тейлор. – Слышали мы эту отговорку. Ссылки на перегрузку не новость. Убита молодая женщина? Похищена крупная сумма денег? Что делать, у нас новые дела.

Я ждал, когда Тейлор выговорится.

– Проходит четыре года, и вот являетесь вы. Чего вы добиваетесь, Босх? Или попросили близких Анджи нанять вас?

– Нет. Ее родители в Огайо. Я ни с кем не связывался…

– Ну и что?

– Меня мучает нераскрытое преступление. Оно не дает мне покоя. По-моему, этому делу… как бы выразиться… не отдались целиком.

– И это все?

– Все, – кивнул я.

– Хорошо. Пятьдесят тысяч.

– Что?

– Плачу пятьдесят тысяч, если вы раскроете преступление. Без развязки я никогда не досниму ту ленту.

– Мистер Тейлор, вы меня неправильно поняли. Мне не нужны ваши деньги. Мы не в кино. Мне необходима ваша помощь.

– Не вам судить, какой сюжет годится для экрана, а какой нет. Мысль о бежавшем преступнике преследует сыщика – вечная и верная тема. Итак, пятьдесят тысяч аванса, об остальном договоримся позднее.

– Спасибо, что уделили мне время, мистер Тейлор. Попытаюсь сам найти дорогу. Если заблужусь, пущу сигнальную ракету.

Я встал с тренажера, шагнул к двери. Позади раздался второй звонок. Тейлор бросил мне вдогонку:

– Я вышел на финишную прямую! Ладно, задавайте свои вопросы. Зато сэкономлю пятьдесят тысяч.

Я раскрыл записную книжку, но продолжал стоять.

– Давайте начнем с ограбления, – промолвил я. – Кто из вашей компании знал о двух миллионах долларов? Я имею в виду, кто знал подробности: когда их привезут на съемочную площадку, как станут грузить, везти и разгружать? Постарайтесь вспомнить все до последней мелочи. И всех, кто был задействован в доставке. Начнем с нуля.

2

Анджеллу Бентон убили в тот день, когда ей исполнилось двадцать четыре года. Тело нашли в подъезде ее дома на Фаунтин-стрит, недалеко от площади Ла-Бреа. В ее почтовом ящике обнаружили ключи от квартиры и две поздравительные открытки, отправленные из Колумбуса, штат Огайо. Открытки были от родителей, они захотели каждый по-своему пожелать счастья и здоровья единственной дочери.

Анджеллу задушили. Блузка на ней была порвана, лифчик сдернули наверх, грудь обнажена. Убийца, вероятно, мастурбировал над трупом, так как судебно-медицинские эксперты обнаружили на нем несколько капель спермы, которые и собрали для анализа ДНК. Дамской сумочки на месте преступления не обнаружили.

Установили, что смерть Анджеллы Бентон наступила между одиннадцатью вечера и полуночью. На тело наткнулся жилец того же дома, когда приблизительно в половине двенадцатого выводил выгулять собаку.

В то время я служил в голливудском отделении полицейского управления Лос-Анджелеса детективом первой категории. Мы начинали в порядке эксперимента работать втроем – для ускорения расследования. В час ночи Кизмин Райдер, Джерри Эдгара и меня по пейджеру вызвали в отделение. Оттуда мы на двух «краун-викториях» выехали на место преступления. Мертвую Анджеллу Бентон мы увидели через два с половиной – три часа после убийства. Она лежала на коричневом, цвета запекшейся крови, плиточном полу. Открытые глаза навыкате портили хорошенькое лицо. Обнаженная грудь казалась почти плоской. Я тогда еще подумал, что в городе, где физическое совершенство ценилось больше, чем духовные качества, она, очевидно, стеснялась своих девичьих форм. Убийце мало было лишить бедняжку жизни – ему вздумалось вдобавок разорвать блузку и сдернуть лифчик, чтобы выставить напоказ уязвимые места.

Но больше всего я запомнил ее руки. Безжизненное тело лежало на правом боку, а сложенные вместе руки были вытянуты вперед и вверх, словно хотели дотянуться до кого-то. Казалось, будто она сошла с живописного полотна эпохи Возрождения. Руки словно умоляли о спасении. Не знаю, сколько трупов я повидал, может, тысячу, но поза ни одного погибшего не заставляла меня так задуматься. Очевидно, я вкладываю что-то очень личное в гибель Анджеллы Бентон. Каждое преступление – очередное сражение в нескончаемой войне, и, когда идешь в бой, что-то должно придавать тебе храбрости, иначе ты обречен на поражение. Мне придавали храбрости руки Анджеллы Бентон. Мне не забыть их. Я считал, что она тянулась ко мне.

Начало расследования казалось многообещающим. Кизмин Райдер узнала жертву. Они познакомились в оздоровительном центре «Эль сентро». У Кизмин не было строгого расписания занятий. Она приезжала туда, когда позволяло время, и тем не менее часто встречала там Анджеллу. Однажды во время упражнений на шведской стенке они разговорились.

Бентон сказала, что работает одним из помощников режиссера в кинокомпании «Эйдолон», которой владеет Александр Тейлор. Съемки велись круглосуточно – в зависимости от наличия площадки, нужного состава актеров и многих других обстоятельств. Поэтому у нее тоже не было жесткого расписания посещения «Эль сентро». Работа оставляла мало свободного времени. Анджелла даже пожаловалась Кизмин, что в этом году ей назначили только два свидания, а мужчин у нее вообще еще не было. Бентон и Райдер – молодые чернокожие женщины, обе старались сделать карьеру, каждая в своей области, пытались подняться по общественной лестнице и потому не позволяли себе особых развлечений и тем более телесных утех.

Знакомство их было шапочное, и, помимо оздоровительного центра, они нигде не встречались. Однако мы выяснили, что убитая – самостоятельная и целеустремленная молодая особа, заботящаяся о своем здоровье и службе. Это исключало многие версии, связанные с образом жизни. Но в начале следствия возникла и помеха. Кизмин Райдер впервые за службу узнала в жертве знакомого человека. Я заметил это, как только мы приехали на место преступления. Она вошла в подъезд и застыла как вкопанная. Обычно разговорчивая, предлагающая различные версии, на сей раз она словно воды в рот набрала.

Ни одного свидетеля преступления не оказалось. С улицы не видно, что происходит в подъезде. Убийца чувствовал себя в полной безопасности. Он, вероятно, незаметно вошел в подъезд и беспрепятственно напал на жертву.

В каждом преступлении таится риск. В данном случае в любой момент сверху мог сойти жилец или, напротив, войти с улицы. Выйди тот, с собакой, на час раньше, он помешал бы бандиту или сам стал бы его жертвой.

Главное в сыскной работе – заметить необычные детали. В нашем случае все указывало на то, что преступление не готовилось заранее. Похоже, убийца преследовал Анджеллу Бентон до тех пор, пока она не оказалась в уединенном месте. Однако он мог заблаговременно выбрать для нападения подъезд, где и поджидать свою добычу.

Необычные детали… Анджелла Бентон была невысокой, футов пять, не более, но обладала недюжинной физической силой. Райдер видела, с каким упорством и выдержкой она выполняла в оздоровительном центре самые трудные упражнения. Следовательно, могла оказать сопротивление. Однако мы не нашли никаких признаков борьбы. Под ногтями у нее не было частиц чужой кожи или крови. Почему Бентон не сопротивлялась? Знала убийцу? Порванная блузка и сперма доказывали, что преступление носило психосексуальный характер и убийца был один. Тогда почему Бентон не боролась за жизнь, почему так быстро сдалась? Может, преступников было двое?

Первые двадцать четыре часа мы собирали улики, опрашивали всех, кто находился поблизости от места преступления, делали записи. Вторые двадцать четыре часа мы просеивали обстоятельства и детали, анализировали их. К концу вторых суток пришли к выводу, что преступление является инсценировкой. Оно совершено, чтобы направить нас по ложному следу. Убийца хотел внушить нам, будто оно совершено на психосексуальной почве, тогда как в действительности дело обстояло совсем иначе.

Главным доказательством этого послужила сперма, найденная на теле. Рассматривая фотографии с места преступления, я обратил внимание, что капли спермы тянулись на убитой по дуге, как бы образуя траекторию. Любой сыщик знает: капли крови, разбрызганные по траектории или под углом к поверхности, имеют овальную форму. Это относится к любой жидкости. Капли же спермы на Анджелле Бентон были круглые. Очень необычная деталь. У нас возникло предположение, что убийца или убийцы принесли сперму с собой и накапали на тело, чтобы ввести следствие в заблуждение.

Направление наших поисков круто изменилось. Мы пришли к убеждению, что злоумышленник не искал подходящий объект для убийства. Анджелла Бентон была готовым объектом убийства. Видимо, в ее жизни имелось нечто такое, что накликало беду. Это заставило нас присмотреться к ее интересам, ее поведению и работе. Кому-то было нужно, чтобы она умерла. Расправу тщательно маскировали, старались выдать за дело рук психопата. В общении с газетчиками и телевизионщиками мы охотно поддерживали эту версию.

На третий день Эдгар остался изучать результаты вскрытия и готовить оперативный отчет, а мы с Киз Райдер поехали в кинокомпанию «Эйдолон», где служила Анджелла Бентон. Предприятие Александра Тейлора располагалось на Мелроуз-стрит, на участке, взятом в аренду у друзей – киностудии «Аргуэй пикчерз». Анджелла Бентон числилась в штате помощником режиссера, то есть стояла на нижней ступеньке иерархической лестницы в Голливуде. А если говорить проще, была девочкой на побегушках. В административном здании у Тейлора трудились более пятидесяти служащих. По роду работы Бентон общалась со всеми ними и часто выезжала на съемочные площадки. В то время «Эйдолон» делала два кинофильма и одно телевизионное шоу. Съемки велись в разных частях города и за его пределами. Каждая съемочная площадка представляла собой палаточный городок, он почти ежедневно переезжал с места на место. На площадках трудились свыше сотни человек, которые могли сталкиваться с Анджеллой Бентон, и их тоже предстояло опросить.

Задача была нам не под силу. Мы запросили помощь, но начальство не сумело выделить ни одного человека. Мы с Киз Райдер потратили целый день, чтобы опросить служащих в штаб-квартире «Эйдолона». Тогда-то я первый и единственный раз видел Александра Тейлора. Мы беседовали с ним полчаса, но разговор оказался поверхностным и неплодотворным. Тейлор, разумеется, знал Анджеллу Бентон, но недостаточно хорошо. Как ни крути, она была пешкой, а он шишкой. Они редко общались друг с другом. Кроме того, она работала в его фирме всего полгода, и не он нанимал ее.

Первый день на киностудии почти ничего не дал. Никто из опрошенных не подсказал нам ни новой версии расследования, ни того, на чем следовало бы сосредоточить внимание. Мы уперлись в стену. Никто не имел ни малейшего понятия, кому понадобилось убивать Анджеллу Бентон.

На следующий день наша тройка разъехалась для дальнейших опросов по трем съемочным площадкам. Эдгар выбрал Валенсию, где снималась для телевидения комедия о семейной паре и их единственном сынишке, который ухитряется помешать предкам иметь второго ребенка. Кизмин Райдер вызвалась поработать с труппой, играющей в Санта-Монике, недалеко от ее дома. Здесь делали фильм о чудаке, посылающем анонимную «валентинку» прелестной сотруднице. Между ними завязывается построенный на обмане роман. Ложь громоздится на ложь, и любовь вот-вот кончится крахом. Я отправился в Голливуд, где снималась крутая лента о краже чемодана с двумя миллионами долларов, принадлежащих мафии. Меня назначили старшим нашей группы, и я принял решение не информировать Тейлора и его администраторов о том, что мы собираемся нагрянуть на съемочные площадки. Опережающая тактика – залог успеха. Мы явимся нежданно-негаданно, а полицейское удостоверение везде будет лучшим пропуском.

Рано утром я прибыл в назначенное место. Что произошло после этого, строго задокументировано. Я иногда вспоминаю последовательность наших шагов и сожалею, что не приехал на съемки боевика на сутки раньше. Думаю, кто-нибудь наверняка проговорился бы о деньгах, а я уж сумел бы сопоставить факты. Вместе с тем смею утверждать, что мы поработали хорошо, делали все, что требовали время и место. Мне не в чем упрекнуть моих коллег.

На четвертый день расследования дело уплыло из моих рук. Оно было передано в другой отдел, и им занялись Джек Дорси и Лоутон Кросс. Вскоре после этого громкое происшествие затмило убийство Анджеллы Бентон. Новое дело, которое поручили Дорси и Кроссу, по всем параметрам соответствовало профилю ОГУ: в нем фигурировали и кино, и деньги, и убийство. Дорси и Кросс долго топтались на месте, потом на них навалилась другая работа, вскоре они зашли закусить и выпить в бар «У Ната». Дорси был застрелен насмерть. Вслед за ним потихоньку скончалось и громкое дело. Кросс выжил, но не выздоровел. Он шесть недель провалялся в коме, а когда пришел в себя, то не помнил, что с ними произошло. Из-за проникающего ранения у него отказали легкие, и несчастного подключили к аппарату искусственного дыхания. Ходить он тоже не мог. В отделе считали, что ему повезло меньше, чем Дорси, – он выжил, но сейчас, считай, хуже мертвого.

Об убийстве Анджеллы Бентон почти забыли. Каждые полгода какой-нибудь служака в ОГУ вытаскивал досье, сдувал с него пыль, писал: «Новых фактов не обнаружено», ставил дату и засовывал папку в долгий ящик до следующего раза. Про такие случаи в полицейском управлении говорят, что делу уделяется достаточное внимание.

Миновало четыре года. Я отошел от дел и на первый взгляд жил припеваючи. У меня были дом и автомобиль, за который я уплатил сполна и наличными. Мне платили пенсию, ее вполне хватало на мои скромные нужды. Меня словно отправили в долгосрочный оплаченный отпуск. Ни работы, ни забот. Однако в моей безоблачной жизни чего-то не хватало, и в глубине души я сознавал это. Я жил как джазист, который ждет, когда его пригласят поиграть. Я поздно вставал и пил слишком много красного вина. Мне надо было либо заложить свой саксофон, либо найти место, где играть.

Потом мне позвонили. Это был Лоутон Кросс. Он узнал, что я ушел из полиции. Попросил жену набрать мой номер и поднести трубку к его губам.

– Гарри, помнишь Анджеллу Бентон?

– Постоянно думаю о ней.

– Я тоже. Ко мне вернулась память, и я часто вспоминаю о том деле.

Вот и все. Когда я в последний раз вышел с работы, то подумал: хватит с меня. Осмотрел последний труп, опросил последнего свидетеля, зная, что он лжет, заполнил последнее досье. С меня хватит, обманывал я себя. Обманывал, потому что под мышкой нес коробку, набитую папками. Это были копии нераскрытых дел, накопившихся за двенадцать лет службы в ПУЛА.

Папка с делом об убийстве Анджеллы Бентон тоже лежала в той коробке. Мне не нужно было рыться в бумагах. Я помнил его до мельчайших подробностей: как Анджелла лежала в разорванной блузке на плиточном полу, как тянула ко мне руки. Меня снова пронзила мысль, что ее словно потеряли в вихре последующих событий и не вспомнили о ней, пока не произошло похищение двух миллионов.

Я никогда не считал ее дело закрытым. У меня его отобрали, прежде чем я смог его разгадать. Такая вот жизнь в ПУЛА. Но то было тогда, а это сейчас…

Звонок Лоутона Кросса все перевернул во мне. Кончился мой затянувшийся отпуск. У меня снова появилась работа.