Текст книги "Тропик ночи"

Автор книги: Майкл Грубер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава двадцать первая

Барлоу выложил все, что у них было. Паз подумал, что он молодчина, этот любитель побеседовать со Всевышним на короткую ногу: его не сбило с толку гоготанье целой стаи гусей высокого полета, то бишь высшего полицейского начальства. Комната была битком набита; во главе стола сидел Невил Д. Хортон в окружении своих помощников и мальчиков на побегушках, далее устроились капитан Мендес и прочие капитаны и лейтенанты из тех, кто был в курсе дела.

Барлоу изложил оба дела, подчеркивая их сходство: точное повторение разрезов на всех четырех трупах – матерей и нерожденных младенцев, тип и количество наркотических веществ, обнаруженных при вскрытии тел, тот факт, что преступник проник в оба дома свободно, без взлома, и преступления совершались в полной тишине, жертвы не были связаны и не оказывали сопротивления тому, кто резал их, как мясник режет мясо.

Речь Барлоу делилась на несколько периодов: он делал драматические паузы в нужных местах, задавал сам себе вопросы и тут же отвечал на них («Обнаружены ли нами и другие сходные черты? Да, обнаружены!»). Он говорил свободно, без запинки. Это было похоже на проповедь, только без завершающей морали. Паз был рад, что Барлоу опустил сведения о Тэнзи Фрэнклин: они были сомнительны и никуда не вели. Не пытался Барлоу скрыть и неприятную правду: у следователей нет в руках ни одной нити, нет подозреваемых, нет явных улик, разве что безумная природа самих преступлений, а из вещественных доказательств только скорлупа тропического ореха, используемого при колдовстве, туманное описание человека, которого видели в парке разговаривающим с Диндрой Уоллес, след велосипедной шины и крошечный осколок какого-то предмета, на поверку оказавшегося обсидианом. Дойдя до этого пункта, Барлоу кивнул в сторону Паза.

– Мой напарник, присутствующий здесь детектив Паз, обнаружил кое-что, касающееся фрагмента, обнаруженного на месте убийства в доме Варгаса. Джимми?

Паз встал и вышел вперед. Они договорились с Клетисом, что Джимми, стоя возле напарника, станет отвечать на возможные вопросы по поводу того, что Барлоу в своем сообщении назвал чудовищным преступлением. Паз откашлялся и заговорил, как ему самому показалось, слишком громким голосом.

– Да, я показывал осколок геологу из университета. Он сказал, что это вулканическое стекло, называемое обсидианом. Он исследовал осколок под микроскопом и пришел к заключению, что на нем есть следы выкрашивания оттого, что им сильно надавливали. Мы думаем, что это осколок каменного ножа.

Общий гул встретил это утверждение. Мендес с силой стукнул по столу костяшками пальцев и обратился к главному медицинскому эксперту графства Джону Корнеллу, иссохшему и морщинистому ветерану, имеющему репутацию малоприятного человека, которую он всячески старался поддерживать.

– Док, что вы на это скажете? Нанесены ли жертвам раны именно каменным ножом?

– Они нанесены очень острым ножом, очень-очень острым ножом длиной около трех дюймов, – сказал Корнелл. – Нет возможности определить, из чего был сделан этот нож.

– Я имел в виду, считаете ли вы, что подобные разрезы могли быть сделаны каменным ножом?

– О, разумеется. Ведь это и в самом деле стекло. Для некоторых глазных операций хирурги пользуются стеклянными ножами. Если вы знаете, как это сделать, то можете сточить край стекла до толщины в одну молекулу. Ничто не может быть острее. Проблема со стеклянными ножами в том, что такой нож может сломаться, если на него как-нибудь не так дыхнешь. И тогда придется оттачивать новое лезвие.

– И такое могло случиться с ножом, осколок которого обнаружен на месте убийства?

– Я вот что вам скажу, Арни, – поморщился Корнелл. – Я не присутствовал на месте преступления в момент его совершения. И не могу ответить на ваш вопрос. Найдите этот нож, дайте его мне, и я попробую определить, соответствует ли его форма ранам на теле погибшей.

Мендес улыбнулся, видимо, желая показать, что просто очарован старым грубияном, и переключил внимание на единственного за столом никому не знакомого человека.

– Что ж, может, настало время послушать мнение ФБР. Как вы все уже знаете, мы обратились в объединение поведенческих наук в Куантико и пригласили сюда агента Робинетта, поскольку расследуемые дела подразумевают существование серийного киллера. Агент Робинетт, если вы в данный момент можете что-то сказать нам о типе человека, которого мы ищем, мы вас внимательно слушаем.

– Благодарю вас, капитан, – произнес Робинетт, достал из портфеля папку-скоросшиватель из манильского картона и положил ее прямо перед собой, словно прилежный школьник, которому предложили зачитать приготовленный доклад.

Он и вправду был похож на школьника, хотя ему явно уже стукнуло шестьдесят: круглое лицо, нос пуговкой, круглый маленький подбородок и ясные голубые глаза. Кожа на лице гладкая, румянец такой, словно Робинетт явился сюда после активных занятий спортом на свежем воздухе. Седые волосы его были коротко острижены, и он напоминал астронавта.

После краткого суммарного обзора принципов поведения серийных убийц Робинетт сказал:

– Хорошая новость, если можно так выразиться в данном случае, состоит в том, что мы, кажется, уже видели работу этого человека около трех лет назад на Лонг-Айленде в Нью-Йорке. – Он достал пачку глянцевых фотоснимков размером восемь на десять сантиметров и подвинул ее доктору Корнеллу. Тот просмотрел снимки и пустил их по кругу, а Робинетт продолжал: – Имя жертвы Мария Ду, урожденная Мэри Элизабет Доу. Она работала моделью в салонах одежды, а происходила из очень известной семьи на северном побережье Лонг-Айленда. Семьи богатой и влиятельной, и потому следствие велось в условиях исключительной дискретности. Никакой прессы, кроме краткого сообщения об убийстве. Подробности убийства не стали достоянием гласности, что в подобных случаях, как вы знаете, бывает крайне редко, особенно если жертва пользуется широкой известностью. Вероятно, это дело даже не попало бы в сферу нашей системы, если бы ведущий его полицейский не прошел некоторые наши тренировочные курсы. Файлы об актах каннибализма мы храним в особой базе данных, что всем вам, разумеется, хорошо известно.

Пазу это вообще не было известно. Расследуемые случаи были его первым соприкосновением с актами каннибализма. Когда фотографии дошли до него, он внимательно всмотрелся в лицо убитой женщины, необычайно красивой светлой блондинки с шелковистыми волосами, окружающими ее голову золотым ореолом. Нанесенные ей раны были достаточно сходны с теми, какие им с Барлоу пришлось видеть в реальности. Невыносимо представить себе, что существуют два изверга, способные на подобные преступления. Джимми передвинул снимки Барлоу, тот быстро проглядел их и спросил:

– Эта женщина, жертва… были у нее связи с каким-нибудь культом, африканским, гаитянским?..

Робинетт кивнул, как если бы он ожидал услышать подобный вопрос.

– У нее самой нет, насколько можно об этом судить. Но ее сестра была антропологом и незадолго перед этим вернулась из Африки. Она там заболела и приехала в родной дом, чтобы восстановить силы. Она, вероятно, покончила жизнь самоубийством сразу после похорон сестры. – В комнате после этих его слов все беспокойно задвигались, и Робинетт кивнул еще раз. – Да, в этом деле надо было бы разобраться, но ни местная полиция, ни полиция штата этим не стала заниматься. Семья, как я уже говорил, пользуется в тех местах большим влиянием, к тому же они католики, так что полицию, скажем так, не поощряли особо вникать в аспекты этого самоубийства. Существует частное мнение, точнее предположение, будто сестра покончила с собой, поскольку гибель Мэри Элизабет выглядела как дело внутреннее, особо жестокое убийство по семейным причинам. – Он пошуршал бумагами в своей папке. – Мать и сестра жертвы в момент убийства находились дома, однако дом очень велик, такое, понимаете ли, старинное имение на Лонг-Айленде. Обе женщины ничего не слышали. Двое слуг тоже. Отец жертвы и ее муж в это время находились в пяти милях от дома на автомобильной выставке, с ними был и муж сестры, тоже, кстати, недавно вернувшийся из Африки. Все трое утверждали, что не теряли друг друга из виду в течение всей второй половины дня. Это еще не значит, что так оно и было, однако никто этого не проверял. Когда вы прислали вызов, мы подняли базу данных и получили то, что я привез с собой, полный материал.

В комнате снова задвигались и заговорили, но Барлоу, перекрывая шум, спросил громко:

– Я хотел бы взглянуть на имена тех, кто был на выставке машин.

– Вы можете получить всю папку, детектив, и воспользоваться материалами, как вам покажется нужным. Как я уже говорил, они очень скудны. Начали было искать бродячего маньяка, но после самоубийства сестры жертвы расследование само по себе заглохло. Я полагаю, они решили, будто старшая сестра тронулась умом и убила младшую, а потом покончила с собой в приступе раскаяния через день или два после похорон. В папке вы найдете показания насчет того, что между сестрами была вражда. Старшая завидовала, что у младшей будет ребенок. К тому же она была больная и ненормальная психически. Теперь, разумеется…

Разумеется. Снова интерлюдия возбужденных голосов, которую прервал Мендес, стукнув по столу.

– Спасибо, агент Робинетт. Опираясь на изложенный вами случай и два происшедших здесь, могли бы вы подсказать, какого рода парня мы должны искать?

– Да, капитан, мы об этом думали долго и серьезно, и я должен вам сказать, что стандартный подход к делу не принесет успеха. Лично я сильно сомневаюсь, что этот не знакомый нам субъект – сексуальный психопат.

– Как, вы считаете, будто такого рода преступление мог совершить нормальный человек?

– Нет, я только сказал, что он не сексуальный психопат. Это не значит, что он нормален. Считаю, что мы ищем весьма и весьма необычного человека, но характерные черты этих преступлений не дают основания думать, будто он одержим патологической ненавистью к женщинам. Нет никаких следов пыток. Признаков неистовства. Телам не приданы неестественные или унизительные положения. Женщины выглядят так, словно они мирно скончались во сне. Если бы не была произведена операция, не были извлечены части тела, мы вполне могли бы прийти к такому заключению. Термин «операция» я употребляю условно. Наш незнакомец сумел при помощи наркотических веществ привести жертвы в бессознательное состояние, осторожно и тщательно извлечь нужные ему органы или части органов, извлечь мозг у еще живого младенца, вырезать кусочек мозга из его глубинного слоя.

Такого не может сделать сексуальный психопат, во всяком случае, до сих пор ничего подобного в криминалистике не отмечено. В прошлом о Джеке Потрошителе имели обыкновение говорить, будто он был профессионалом или, по крайней мере, имел представление о хирургии, но сейчас мы так не считаем. Не надо быть профессионалом, чтобы располосовать женщину и вырезать у нее почку. Но необходимо обладать огромным искусством, чтобы извлечь мозг еще даже не рожденного, рассечь его на полушария и удалить таламус – основную часть промежуточного мозга, управляющую реакциями всех чувств, а затем и шишковидную железу, регулирующую развитие половых органов и другие функции.

– Согласен с вами, – произнес Корнелл. – Я бы искал нейрохирурга. Большинство из них, как говорится, в той или иной степени не в своем уме.

На губах у Робинетта промелькнула улыбка и тотчас исчезла.

– Это мне неизвестно, однако хочу предупредить, что мы должны забыть о так называемых типичных параметрах. Этот парень образован. Видимо, окончил колледж и получил диплом. Очень умен и хитер. Умеет пользоваться научной библиотекой. Уверенно чувствует себя с женщинами, мастер поговорить, обаятелен. Скорее всего, недурен собой, роста среднего или повыше, сложен пропорционально, никаких особых примет или дефектов речи. Лет за тридцать, возможно, добился значительных успехов в какой-то профессии. Американец. Может легко уговорить женщину впустить его в дом, убедить ее принимать наркотики, а о молодых наивных девушках и толковать ничего. Мария Ду – модель международного уровня, поэтому чего только от мужчин не натерпелась. Тереса Варгас – выпускница колледжа, она вращалась в высших кругах общества. Диндра Уоллес была более ранима, но в ней, видимо, было что-то особенное, и это привлекло его к ней. Ясно, что ему нужны женщины, которые скоро должны родить. Возможно, он высматривает их на улицах, а возможно, они и сами приходят к нему – предположим, за предсказанием судьбы. Я слышал об указаниях на это в ваших двух случаях. Парень очень осторожен, педантичен, не оставляет почти никаких улик. Я бы предположил, что он раздевается перед операцией и прячет свою одежду в сумку. И совершенно не боится, что его заметят. Это делает ситуацию еще более аномальной. Он не изливает на женщин свою ярость. Он так же спокоен, как, к примеру, вы или я, когда идем покупать мясо для барбекю. Он не совершает преступления, обуреваемый страстью, – он делает покупки.

Это снова вызвало общее оживление. Но Робинетт, повысив голос, продолжал:

– Второе: мы ищем человека, который не пользуется автомобилем. Он ездит на городском транспорте, в такси или, как это было в последнем случае, на велосипеде. Это крайне необычно для американских мужчин вообще, а для серийных убийц в особенности. Быть может, у него отобраны права, а быть может, он по определению не должен управлять машиной. И это надо проверять. Далее третье – раса. Серийные убийцы практически все белые, жертвы их тоже белые в подавляющем большинстве случаев. Вы, ясное дело, спросите меня, к какой расе принадлежит наш субъект, и я вам должен признаться, что тут у меня прочерк. Он совершает преступление в районе с преимущественно цветным населением и совершает его ночью, когда белый человек в таком месте будет заметен, как вспышка огня в темном чулане, но убийцу никто не заметил. И у вас есть свидетель, утверждающий, что видел, как Диндра Уоллес разговаривала с чернокожим мужчиной, неизвестным, которого можно было бы принять за искомую личность. Однако потом он появляется в районе с иным населением, это элита, люди богатые, и ни для кого из нас не секрет, что одинокий чернокожий мужчина в этом районе был бы замечен, мало того, нашлись бы желающие сообщить об этом в полицию. Ваш единственный свидетель считает, что на велосипеде ехал белый человек. Я полагаю, что убийца и в самом деле белый, но для совершения убийства Уоллес он легко мог с помощью грима превратиться в чернокожего. И я думаю, мы не найдем в истории криминалистики случая, когда чернокожий перекрасился бы в белого ради того, чтобы совершить преступление.

Дальше Робинетт заговорил о ритуальных убийствах, которые, как он утверждал, не имели места в расследуемых случаях. Паз слушал его вполуха, изучая материалы по убийству Марии Ду; особенно привлекла его одна фотография, последняя из того множества, что были сделаны при жизни жертвы. На этом снимке миссис Ду шла по дорожке в сопровождении еще двух людей. Время явно было летнее, по обеим сторонам дорожки росли деревья с густой листвой, и пятна тени испещряли землю. Будущая жертва была беременна, но выглядела такой же чистой и прекрасной, как мадонны на картинах итальянских художников эпохи Возрождения. От нее будто исходило сияние, но была ли это реальность или такой женщину сделало искусство фотографа, сказать трудно. Ясно одно: она сверхъестественно, потрясающе красива. Слева от нее находилась другая женщина, высокая блондинка, невероятно худая, с обеспокоенным лицом. Она смотрела на жертву с выражением, которое Паз не смог бы точно определить. С болью? Со злостью? Со страхом? По другую сторону от беременной шел веселый, оживленный мужчина и, судя по его жестам, либо рассказывал смешной анекдот, либо шутил. Может ли быть, что именно его слова вызвали улыбку на лице мадонны и встревоженное выражение на лице другой женщины? Ее сестры, Джейн Клары Доу, как было написано на белой пояснительной наклейке на обороте снимка. Мужчина был зятем жертвы, мистер Де Уитт Мур, супруг Джейн Клары. И мужчина этот здорово похож на Паза.

Внутри у Джимми словно взорвалось сразу несколько маленьких реактивных зарядов; ему мучительно трудно было сдерживать себя, пока агент ФБР заканчивал свое сообщение. Паз уже дважды попадал в подобное положение: первый раз в истории с Югансом, второй – когда с такой пагубной настойчивостью пытался добиться от Тэнзи Фрэнклин описания наружности убийцы. Он не собирался предпринимать еще одну попытку. Нет, вопрос заключался в том, что делать с этой гипотезой. Он столкнулся с извечной проблемой детективов – сообщать или не сообщать властям о своем устойчивом подозрении? Если сообщишь, тебе, может, и удастся прижать преступника к ногтю, но может случиться и так, что ты попадешь в дерьмо, если подозрение окажется ложным. А если не сообщишь в верхи по цепочке, и парень окажется тем самым, мало того, если его сцапает кто-то другой, или, что еще хуже, он улизнет, или, самое худшее, совершит еще одно преступление, и при этом выплывет наружу, что ты имел серьезное и обоснованное подозрение, но ничего не предпринял, то ты просто утонешь в дерьме.

Единственный разумный выход – поговорить с Барлоу. Кстати, это одно из правил Барлоу. Потолкуй с напарником. Клетис Барлоу, считал Джимми, был всегда вполне откровенен с ним во время расследования дела. С другой стороны, подозрения Барлоу были неизменно правильными, в то время как Паз нередко заблуждался.

Агент Робинетт закончил свою речь, ему задали несколько вопросов, потом заспорили о том, какие шаги предпринять, действовать ли активно, упреждая преступника, или устроить ему западню. Собравшиеся за столом были против гипотезы ФБР. Им подавай культ, исповедуемый черными кубинцами или гаитянами, возможно при соучастии белых. Майами – город культов, какой смысл в том, что кто-то станет искать и преследовать сумасшедшего ученого за пределами города? И где убийца получал экзотические яды, у кого? У ботаников, врачей, знахарей, колдунов…

Все споры моментально утихли, едва раздался громыхающий бас того, кто сидел во главе стола. Невил Д. Хортон до сих пор не высказывался сколько-нибудь пространно, но теперь он взял слово и сделал это настолько уверенно и громко, что все собравшиеся умолкли. Не только потому, что Хортон был начальником полиции, но и благодаря внушительности всего его облика: рост шесть футов четыре дюйма, вес более трехсот фунтов, загорелый дочерна, и над всем этим светло-серая шапка коротких и густых кучерявых волос, безвременно поседевших. Хортон пророкотал:

– Ребята, через два часа у меня встреча с мэром и управляющим городом.[76]76
  Управляющий городом – невыборное должностное лицо в США.


[Закрыть] Сразу после этого мы втроем окажемся перед телекамерой, и я намерен сообщить людям, что мы идем по горячему следу изверга, что мы практически получили от ФБР адрес и номер его телефона и что превращение его в хорошо поджаренного петуха – лишь вопрос времени. Я не собираюсь стоять там перед лицом Бога и людей и говорить, что мы ищем то ли черного, то ли белого сумасшедшего ученого на чертовом велосипеде. Будьте же серьезными, ребята! Если нам придется обеспечить вооруженным охранником каждую женщину на сносях в городе Майами, мы так и сделаем. Это не должно произойти еще раз. Арни, ты головой отвечаешь за это дело. Думаю, тебе тоже стоит поехать на телевидение, чтобы люди знали, кто стоит на страже порядка!

Хортон улыбнулся – широко, чтобы показать, что шутит, но он не шутил.

– Мне нужно подготовиться к выступлению. У вас есть час времени. Благодарю всех за хорошую работу. Удачи вам, и да помилует нас Бог, если мы провалим это дело.

Он поднялся над столом, словно кит из вод морских, и вышел из кабинета в сопровождении своих помощников.

После ухода высокого начальства Мендес принял на себя полномочия и начал отдавать приказания собравшимся офицерам полиции, а те в свою очередь отправились передавать их своим подчиненным, как только совещание закончилось. Мендес пригласил Барлоу, Паза и Робинетта к себе в кабинет. Мендес был зол, ибо он подозревал, что его поставили примерно в то положение, в которое он сам столь охотно поставил Джимми. Теперь он с самым мрачным видом уставился на трех остальных.

– Ну? Что мы скажем публике?

– Капитан, сейчас время стратегических заявлений отвлекающего порядка, – сказал Робинетт.

Мендес недовольно фыркнул.

– Мне нравится эта формулировка. Что она означает?

– Наш парень сейчас очень доволен собой. Он так ловко перехитрил копов. Он наверняка изучает репортажи в газетах и ржет над ними в свое удовольствие, уверенный, что умело прикрывает свою задницу. Что, если мы пустим в ход не наши истинные, а ложные предположения вроде того, что преступник – явно неадекватная личность с тяжелыми сексуальными проблемами, импотент, вынужденный заниматься черной работой? Это может оказать на него влияние, он, скажем, вступит в контакт с прессой или телевидением. В худшем случае он подумает, будто мы совсем сбиты с толку и он, таким образом, в полной безопасности. И нам тогда следует просить шефа, чтобы дали охрану беременным женщинам в нескольких местах, если он достаточно самонадеян и пойдет на новое преступление.

Мендес зло усмехнулся.

– Да, шефу особенно понравится мысль превратить беременных женщин в наживку. Как вы полагаете, сколько в городе таких женщин?

– Статистика ежегодной рождаемости в Штатах утверждает, что их четырнадцать на тысячу, – ответил Робинетт. – Предположим, что в округе Майами миллион женщин, стало быть, рожает четырнадцать тысяч в год, предположим, что в этом месяце на сносях одна двенадцатая часть, таким образом, их примерно тысяча сто шестьдесят.

– Хм, такое, пожалуй, выполнимо, – сказал Мендес. – Они могут поселиться на твоем ранчо, Клетис.

– Рад буду принять их, – сказал Барлоу. – Велю Ирме начинать кипятить воду прямо сейчас.

Паз вмешался в разговор:

– Шеф, я считаю, нам стоило бы съездить в Нью-Йорк, поговорить с тамошними копами и с людьми, живущими поблизости от места убийства, с отцом погибшей женщины и так далее.

– А зачем? – спросил Мендес.

Это был момент, когда стоило бы заговорить о снимке из лонг-айлендской папки и своих соображениях в связи с ним, но Джимми, взглянув в глаза шефа и оценив их выражение, которое было циничным и насмешливым, пошел на попятный. Он сказал:

– А затем что парень был там. И сделал свое дело. Оставил свой след, кто-то мог бы его вспомнить. Вы слышали, как агент Робинетт рассказывал, что следствие проводилось спустя рукава, поскольку следователи пришли к выводу о семейном характере дела, в результате чего убийца покончила с собой. Теперь мы знаем, что это неправда. Существовали нити, которыми никто не занимался, поскольку дело закрыли преждевременно. Существовал человек, которого убитая знала. Быть может, она сама придерживалась какого-то культа, но раскапывать все это не стали. И возможно, одна из этих нитей ведет в Майами. Тот, кто был там, теперь находится здесь, вот в чем дело.

– Ладно, поезжай, – после недолгой паузы сказал Мендес. – По-быстрому – туда и назад. И ты, Клетис, тоже поезжай.

Паз сделал пару звонков в Нью-Йорк, чтобы убедиться, что нужные им люди в данный момент доступны, и еще один звонок в театр «Гроув». Он получил тот ответ, какой и ожидал. Когда они уходили, секретарь отдела убийств поманил к себе Паза и вручил ему желтый манильский конверт, сообщив, что его принесла какая-то женщина во время совещания. Она сказала, что это очень важно и касается убийств. Паз сунул конверт в портфель. Они с Барлоу поднялись в Международном аэропорту Майами в самолет Панамериканской воздушной компании, вылетающий в час десять в аэропорт Л а Гуардиа. Барлоу, заняв свое место, произнес:

– «Идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся», Исайя, глава тридцать пятая, стих восьмой.

После чего он немедленно смежил веки и уснул. Проснулся Клетис, когда шасси самолета коснулись земли, и сказал:

– Приятно спать, когда тебе за это платят. А ты выглядишь как мокрая курица, сынок. Сколько маленьких стаканчиков спиртного, которым они тут поят, ты успел принять?

– Семьдесят три, – кисло ответил Джимми.

– В таком случае машину лучше вести мне.

Паз забрался в присланный для них белый «таурус» и тут же отключился. Очнулся он к тому времени, когда машина замедлила ход и остановилась. Джимми встряхнулся, поправил галстук, пошевелил языком во рту, захотел выкурить сигару, но ограничился пластинкой мятной жевательной резинки. Выглянул в окно. Они находились на автостоянке перед серым современным зданием с аккуратным, круглой формы газоном у входа. Посреди газона торчал высокий флагшток. Так могла бы выглядеть небольшая фирма, торгующая компьютерами и прочей электроникой, но это были Хиксвиллские казармы полиции штата Нью-Йорк.

Детектив Джерри Хайнрих, который вел в свое время дело об убийстве Мэри Элизабет Доу, сидел у себя в большом, современном кабинете, обставленном обычной безликой мебелью; на стенах – почетные значки и множество фотографий. Висело на стене и чучело большой голубой макрели. Хайнрих держался приветливо, говорил размеренно, его темно-каштановые волосы чуть поседели на висках. В общем, напоминал учителя средней школы или торговца средней руки. Он был откровенен и готов помочь.

После обычных вступительных слов капитан Хайнрих сказал:

– Если вы получили папку ФБР, то получили все, что попало в документы. Мы сделали максимум возможного по этому делу. Вы слышали об этой семье?

– Слышали, что здесь их считают большими шишками, – ответил Паз.

– Можно сказать и так. Но можно и по-другому: это в некотором роде достопримечательность здешних мест. Деньги? Им счета нет, и тратят они их широко. Церкви, благотворительные учреждения, больницы. Они за свой счет отправляют учиться в колледжах талантливых подростков и поступают так с давних пор. Связаны со всеми, кто поселился здесь до времен правления Никсона. Так что им не надо было делать негодующие звонки, люди и сами старались как могли. Потому и пресса была устранена. Уж вы мне поверьте, газетчиков и тележурналистов тут крутился несметный рой, жертва была очень известной моделью. Но никто им ничего не сообщал. Изолированность дома помогала нам. Вы там уже побывали? В Сайоннете?

Ему ответил Барлоу:

– Это название имения? Нет, не побывали. Но непременно побываем, как только закончим здесь. Нам бы хотелось поговорить с мистером Доу и другими людьми в доме и окрестностях.

– Желаю удачи. Но скажу вам, что буквально каждый из наших детективов говорил с людьми, и не только они, но и копы из северной части штата. А в итоге – нуль. В то время, когда произошло убийство, в доме находились четыре человека. Дворецкий, его имя Рудольф, он живет в доме очень давно. Мы полностью уверены, что он убийства не совершал. Девушка-кухарка также живет в доме, она была в кухне, готовила обед. Далее мать, она, по ее словам, спала у себя в спальне, и я склонен ей верить.

– Почему? – спросил Паз.

Хайнрих поднес к губам сложенную «стаканчиком» руку.

– Все время. Плюс таблетки. Просто позор. Кроме того, черт побери, невозможно представить, чтобы в таком деле была замешана родная мать. И была еще Джейн, вторая дочь. Всю вторую половину дня она провела на северной террасе, сидела и смотрела на море. Так она сказала. Однако никто из остальных не припомнил, чтобы видел ее там. Мы предполагаем, убийство произошло между тремя и четырьмя часами пополудни. Я уже говорил, что Сайоннет находится в изолированном месте, за перешейком, и занимает площадь примерно в сто пятьдесят акров, но чтобы добраться до него, нужно пройти через деревню Сайоннет, а за деревней уже нет ничего, кроме имения. Там стоит большой знак, что дорога частная. В летние будни вы можете увидеть шесть машин, проезжающих в ту или другую сторону по этой дороге, можете увидеть работающих в имении людей и так далее. Убийство произошло в субботу шестнадцатого сентября. Люди вспомнили, что видели, как мистер Доу уезжал со своими зятьями на выставку машин в Хантингтоне, это было около часу дня, а потом возвращался около половины пятого. Ничего себе веселенькое возвращение домой, а? Никаких посторонних машин на дороге в критические часы замечено не было. Вероятно, вы собираетесь спросить насчет моторных лодок. Их бы услышали и увидели, внизу у пристани работали люди. И дочь была там, она бы тоже заметила любое судно. Ну разумеется, опытный преступник мог бы причалить на ялике и пробраться в дом, но…

Хайнрих развел руками, показывая тем самым, что подобная версия неправдоподобна.

– Вы руководили расследованием с самого начала? – задал вопрос Барлоу.

– Да. Как говорится, повезло.

Он рассказал о начале следствия, о том, что было обнаружено на месте преступления, а обнаружили столь же мало, как в Майами, и Хайнрих говорил об этом с тем же негодованием, досадой, горечью и разочарованием, какие испытывали Барлоу и Паз.

– Они похоронили мать и ребенка в одном гробу, – продолжал Хайнрих. – У них свое кладбище, прямо в имении. На похоронах присутствовали только члены семьи и близкие друзья, всего человек двадцать пять. Мистер Доу словно окаменел, муж Мэри, немец-фотограф, опирался на его руку и плакал. Мать – она словно не сознавала, где находится. Что касается старшей сестры, Джейн, то я в жизни не видел более испуганного человека.

– Вы присутствовали на церемонии? – спросил Барлоу.

– Разумеется. Мы всегда рассчитываем на то, что угрызения совести вынудят возможного преступника признаться в содеянном у могилы. Во всяком случае, Джейн была белая как бумага и вся дрожала. Она уронила лопатку, ну знаете, такой совочек, которым поддевают комок земли, чтобы бросить на гроб. Затряслась еще сильнее и ухватилась за отца и брата. Ее муж стоял чуть в стороне в одиночестве. Кстати сказать, он афроамериканец.

– А какая у него наружность? – спросил Джимми с несколько излишним оживлением.

– Симпатичный парень. Хорошо говорит. Он известный писатель, драматург и поэт. Поскольку он весь день провел с двумя другими мужчинами, вопросов к нему не возникало. Что касается его жены, сестры убитой…

Хайнрих умолк, развернулся в кресле и зачем-то поглядел на свою голубую макрель.

– Вы считаете, это сделала она? – спросил Барлоу. Хайнрих низко нагнул голову, словно бык, раздумывающий, не боднуть ли ему тореадора.

– Понимаете ли, мы не пришли к подобному заключению. Но с этой женщиной произошла любопытная история. Когда она вернулась из Африки – кстати, привез ее оттуда брат, вернее сводный брат, Джозия Маунт, – то явно, как говорится, сошла с катушек и просто бредила черной магией. Она считала, что ее муж стал колдуном. Такое с ней уже случалось раньше, как сообщил Маунт. Он года за два до того вывозил ее из России, и тоже в полубезумном состоянии. Он тогда решил, что мозг ее отравлен наркотиками, которые употребляют тамошние шаманы. О ее поведении на похоронах я уже говорил, мне тогда подумалось, что она готова броситься в могилу. У нее с сестрой были непростые отношения. Зависть. Должен признать, ей было чему завидовать.