Текст книги "Ледовая шхуна. Маниту. Врата Азерота. Самый большой счастливчик"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

Соавторы: Кэролайн Черри,Грэхем (Грэм) Мастертон,Сирил Майкл Корнблат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Похороны на льду

Лорд Петр Рорсейн умер в их отсутствие, его похороны состоялись двумя днями позже.

В этот же день хоронили Бренна, хозяина «Нежной девчушки», и Хебера, первого офицера ледовой яхты. За пределами города двигалось сразу три похоронные процессии, но лишь похороны Рорсейна представляли собой значительное зрелище. Арфлейн наблюдал сразу за всеми тремя церемониями. Он считал, что именно Рорсейны погубили его старого друга Бренна, а впридачу и Хебера. Причиной их смерти послужила злополучная увеселительная прогулка. Печали его не было предела.

Справа и слева от него черные сани везли тела Бренна и Хебера, прямо перед ними двигалась похоронная процессия Петра Рорсейна, в которой участвовал и сам Арфлейн, заняв место позади родственников. Его лицо было мрачным, и хотя вначале он был шокирован, узнав о смерти Рорсейна, сейчас он был почти спокоен.

На нем был траурный плащ из черной тюленьей кожи с пришитым к нему гербом клана Рорсейнов. Он молча сидел в санях, которые везли волки, одетые в траурные попоны. В других санях, также запряженных черными волками, ехали Манфред Рорсейн и дочь покойного, Ульрика. Рядом с ними шли остальные члены семей Рорсейнов и Ульсеннов. Янек Ульсенн был слишком слаб, чтобы принять участие в похоронах. Впереди процессии ехали черные сани с высоко поднятыми носом и кормой, на которых стоял богато украшенный гроб с покойным лордом Ульсенном.

Траурная процессия медленно двигалась по льду. Высоко в небе метались белые тучи, закрыв собой солнце. Шел легкий снег.

Наконец показалась и сама могила. Она была высечена прямо во льду: с одной стороны ямы сверкали на дневном свете сложенные друг на друге ледяные блоки. Рядом стоял большой подъемный ворот, с помощью которого эти блоки извлекали на поверхность. Своими распорками и качающейся петлей ворот напоминал виселицу.

В воздухе стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом полозьев и легким стоном ветра.

Рядом с могилой неподвижно стоял человек. Это был Уркварт, как обычно с гарпуном в одной руке, пришедший на похороны своего отца. На голове его и плечах лежал снег, еще больше увеличивая его сходство с приближенным Ледовой Матери.

По мере приближения к могиле Арфлейн все явственнее слышал скрип раскачивающейся на ветру стрелы. К тому же он заметил, что лицо Уркварта выражало какую-то особую смесь скорби и гнева.

Постепенно процессия остановилась у черной ямы во льду. Снег покрывал гроб, холодный ветер развевал плащи и рвал капюшон с головы Ульрики. Манфред, чья сломанная рука висела на перевязи под плащом, повернувшись, кивнул Арфлейну. Сойдя с саней, они вместе с четырьмя другими мужчинами подошли к гробу.

Манфред с помощью мальчишки лет пятнадцати перерезал упряжь и передал волков стоящим наготове слугам. Затем, по трое с каждой стороны, они столкнули тяжелые сани в могилу.

Мгновение, словно нехотя, сани покачались на краю и, соскользнув, рухнули в темноту. Услышав звук падения, четверо мужчин подошли к ледяным блокам и молча стали закидывать ими могилу. Впрочем, их опередил Уркварт, отложивший, пожалуй, впервые свой гарпун и сбросивший первый блок. Он стоял, сильно сжав губы, с огнем в глазах. Подождав, он взглянул на могилу, вытер руки о засаленный плащ и, подняв гарпун, пошел мимо работающих могильщиков.

Почти час потребовался, чтобы засыпать могилу и водрузить над нею флаг Рорсейнов. Собравшиеся вокруг склонили головы, когда Манфред Рорсейн, помогая себе здоровой рукой, взобрался на вершину погребального холма.

– Сын Ледовой Матери возвращается в ее холодное лоно, – начал он. – Она дала ему жизнь, она же и забрала ее. Но он будет жить вечно в ледовых залах ее покоев. Ибо вечны те, кто приходит к ней. Вечная, она объединит мир, где не будет ни времени, ни движения, где не будет ни желаний, ни разочарований, гнева и радости. Да присоединимся все мы к ней!

В его чистом, ясном голосе слышалось воодушевление. Склонившись на одно колено, Арфлейн повторил за ним последнюю фразу.

Его примеру, правда, с меньшей страстью в голосе, последовали и остальные, едва слышно шепча слова, которые капитан произнес со смелой решительностью.

Завещание Рорсейна

Арфлейн, пожалуй, больше чем кто-либо другой ощущал чувство вины, возникшее у Ульрики Ульсенн в связи со смертью ее отца. Скорее даже скорбь, проступившая во всем ее облике, хотя манера держаться с достоинством осталась по-прежнему. Именно благодаря ее с Манфредом настойчивости состоялась та злосчастная экспедиция в тот самый день, когда умер Рорсейн.

Арфлейн понимал, что невозможно винить ее, что она так быстро уверилась в скором выздоровлении отца. Действительно, не существовало никакого логического объяснения, почему он сдал так быстро.

Похоже, что сердце, на которое он никогда не жаловался, отказало сразу же после того, как он продиктовал свое завещание. Его должны были вскоре огласить в присутствии Арфлейна и близких родственников покойного. Петр Рорсейн умер в тот час, когда кит атаковал их яхту, спустя несколько часов после разговора с Арфлейном.

В приемной, примыкающей к кабинету отца, сжав губы и обхватив руками подлокотники кресла, ждала Ульрика Ульсенн. Рядом с ней сидели Арфлейн и Манфред Рорсейн. Тут же, на приподнятых в изголовье носилках, лежал муж Ульрики. Стены маленькой комнаты покрывали охотничьи трофеи Петра Рорсейна. Затхлый запах, исходивший от голов животных, был неприятен Арфлейну.

Внезапно дверь в кабинет открылась, и Стром, маленький сморщенный человечек, исполняющий обязанности душеприказчика покойного, молча пригласил их пройти в следующую комнату.

Наклонившись, Арфлейн и Манфред подняли носилки с Янеком и последовали за Ульрикой Ульсенн.

Кабинет напоминал каюту корабля, хотя свет исходил не из иллюминаторов, а от тусклых ламп на потолке. Стены от пола до потолка были заняты шкафами? В центре стоял большой стол желтой кости с куском тонкого Пластика на нем. Пластик был покрыт коричневыми, словно написанными кровью, надписями. Концы его загибались, свидетельствуя, что свиток развернули буквально несколько минут назад.

Усадив Манфреда Рорсейна за стол, старик покинул комнату.

Вздохнув, Манфред принялся читать завещание, нервно постукивая пальцами по столу. Оглашением должен был заняться Янек Ульсенн, но лихорадка, последовавшая за несчастным случаем, долго не отпускала его. Лишь сейчас смог он приподняться с носилок, наблюдая за кузеном взглядом, исполненным злобы и беспокойства.

– Что там? – нетерпеливо спросил он.

– Немного не то, что мы ожидали, – не отрываясь от чтения, ответил Манфред. На его губах играла легкая улыбка.

– Почему этот человек находится здесь, с нами? – указав на Арфлейна, спросил он.

– О нем упомянуто в завещании, кузен.

Арфлейн бросил взгляд поверх головы Янека, но Ульрика упорно смотрела на него.

– Читай, Манфред, – откинувшись на спину, произнес Ульсенн.

– Завещание Петра Рорсейна, главного корабельного лорда Фризгальта, – начал Манфред, – Рорсейн мертв. Ульсенны правят.

При этом Манфред бросил ехидный взгляд на сгорбленную фигуру Янека.

– Да буду спасен я, мое имущество и корабли, которые настоящим завещанием должны быть разделены поровну между моей дочерью и моим племянником. Сим я дарую командование шхуной «Ледовый Дух» капитану Арфлейну из Брершилла, дабы повел он ее к Нью-Йорку курсом, обозначенным на картах, кои я тоже оставляю ему. В случае, если капитан Арфлейн найдет город Нью-Йорк и живым возвратится во Фризгальт, он станет полновластным обладателем «Ледового Духа» и всего груза, привезенного на нем. При этом моей дочери Ульрике и племяннику Манфреду следует сопровождать капитана Арфлейна в его путешествии. Капитан Арфлейн будет иметь власть над каждым, кто пойдет с ним. Петр Рорсейн из Фризгальта.

Вновь приподнявшись, Ульсенн посмотрел на Рорсейна.

– Старика скрутила лихорадка. Он был безумен. Забудьте об этом условии. Отошлите Арфлейна, разделите имущество согласно завещанию. Неужели вы решитесь на еще одно безумное плавание сразу же после неудачи, постигшей нас? Несчастье несет новую беду.

– Клянусь Ледовой Матерью, каким ты стал суеверным, кузен! – усмехнулся Манфред. – Ты прекрасно знаешь, что, отступив хотя бы от одного пункта завещания, мы не сможем вступить во владение. Подумай, как выгодна тебе наша смерть! Моя доля, плюс доля твоей жены сделают тебя влиятельнейшим правителем Восьми Городов.

– Я пекусь не о своем состоянии. Я сам достаточно богат. Я хочу сохранить жизнь своей жене!

Вспомнив, как Ульсенн оставил в страхе свою жену во время охоты, Манфред вновь улыбнулся.

Смерив юношу злобным взглядом, Ульсенн, задыхаясь, откинулся на подушки.

Поднявшись, Ульрика произнесла с ничего не выражающим лицом:

– Лучше отнести его в постель.

Подняв носилки, Арфлейн и Манфред пошли за Ульрикой по темному коридору к спальне Ульсенна, где того приняли слуги и уложили в кровать. С белым от боли лицом, почти теряя сознание, он продолжал бормотать о безумном завещании старого Рорсейна.

– Интересно, решится ли он сопровождать нас? – улыбнулся Манфред, выйдя из комнаты. – Вероятнее всего, он скажет, что здоровье и обязанности лорда вынуждают его остаться.

Они вместе вернулись в одну из комнат жилой части дома. Стены дома были украшены яркими картинами, кругом стояли кресла и кушетки, представляющие собой деревянные и фиберглассовые рамы с натянутыми на них шкурами животных. Арфлейн сел на одну из кушеток, напротив него села Ульрика, опустив глаза к полу.

Манфред остался стоять.

– Я должен идти, чтобы объявить завещание дяди, по крайней мере, большую его часть, – сказал он. – Для этого мне придется подняться в верхнюю часть города, прокричать слова завещания в мегафон.

Фризгальт почтил смерть Петра Рорсейна. Оставив все работы, жители города разошлись по домам, приняв трехдневный траур.

После ухода Манфреда Ульрика не изъявила желания, как ожидал Арфлейн, оставаться в одиночестве. Напротив, она приказала слугам принести горячий хесс.

– Выпьете немного, капитан? – тихо спросила она.

Кивнув, Арфлейн с любопытством посмотрел на нее.

Она поднялась и прошлась по комнате, как бы разглядывая картины на стене, без того знакомые ей до мельчайших подробностей.

Наконец Арфлейн не выдержал.

– Не следует думать, что вы поступили плохо, леди Ульсенн.

Повернувшись, она изумленно подняла брови.

– Наверно? Что вы имеете в виду?

– Вы не бросили своего отца. Мы все думали, что он уже полностью оправился Он сам говорил нам об этом. Вы не виноваты.

– Благодарю, – с легкой иронией в голосе произнесла она, наклонив голову. – Не уверена, что я чувствую себя виноватой.

– Прошу прощения. Я думал так, – ответил он.

Подняв голову, она посмотрела ему в глаза. Отчаяние и страх наполнили ее взгляд.

Поднявшись, он шагнул ей навстречу и крепко взял ее за руки.

– Вы сильный человек, капитан Арфлейн, – прошептала она. – Я – слабая.

– Вовсе нет, мэм, – с трудом произнес он.

Мягко высвободив руки, она села на кушетку. Вернувшийся слуга поставил на небольшой столик кувшин с хессом и вновь удалился. Налив напиток в бокал, она протянула его Арфлейну. Он стоял рядом с ней, держа в руке бокал, слегка расставив ноги, и смотрел на нее с жалостью во взгляде.

– Я подумал, что у вас много общего с отцом, – произнес он. – Сила, например.

– Вы совсем не знали моего отца, – тихо напомнила она.

– Думаю, что достаточно хорошо узнал его. Вы забыли, что я видел его, когда он умирал в одиночестве. Именно силу, такую же силу, какую я вижу в вас, я заметил в нем. Иначе я просто бы не стал спасать его.

Она вздохнула. Ее золотые глаза наполнились слезами.

– Возможно, вы ошибаетесь, – сказала она.

Сев рядом с ней, он покачал головой.

– Вся сила вашей семьи досталась вам. Впрочем, как и ее слабость.

– Какая слабость?

– Богатое воображение. Оно влекло отца к Нью-Йорку, а вас – на китовую охоту.

Ульрика благодарно улыбнулась.

– Если это попытка успокоить меня, капитан, то она возымела успех.

– Я успокоил бы вас еще больше, если бы…

Он не хотел говорить этого, не хотел брать ее руки в свои, но все-таки сделал и то, и другое. Однако она не сопротивлялась, и, хотя ее лицо оставалось задумчивым и серьезным, она не казалась оскорбленной.

Теперь уже Арфлейн был взволнован, вспомнив, как обнимал ее на льду. Она залилась румянцем, но по-прежнему позволяла держать себя за руки.

– Я люблю тебя, – почти несчастно произнес Арфлейн.

Разразившись слезами, она прижалась к нему. Он крепко обнял ее, перебирая ее прекрасные волосы, целуя ее в лоб, глядя в глаза. На его глаза навернулись слезы, как бы отвечая на ее скорбь. Смутно сознавая, что он делает, Арфлейн поднял ее на руки и понес из комнаты. Коридор был пуст, когда он прошел в ее спальню, где, как он полагал, положит ее на постель и оставит.

Комната находилась как раз напротив спальни Ульсенна. Она была уставлена креслами, шкафчиками, тут же находился небольшой столик. Кровать покрывали белые меха, такие же меха драпировали стены.

Теперь он уже знал, что, несмотря на испытываемое чувство вины, он уже не может контролировать себя. Он поцеловал ее в губы. В ответ она обвила его шею руками, и он навалился на нее всей тяжестью своего массивного тела, ощущая тепло ее тела через ткань платья, чувствуя, что она дрожит под ним, как испуганная птица. Одной рукой он стал поднимать подол. Схватившись за руку, она попыталась остановить его. Но он с упорством продирался сквозь складки одежды, пока не коснулся ее голого тела.

Вздрогнув от его прикосновения, она прошептала ему, что она девственница, что никогда не позволяла Янеку осуществить их брачные отношения. Он овладел ею, окрасив белый мех кровью. Затем они лежали, тяжело дыша, отдыхая, чтобы затем вновь раствориться друг в друге.

Совесть Ульрики Ульсенн

Рано утром, глядя на спящую Ульрику, Арфлейн понял, что раскаивается в содеянном. Никакие угрызения совести не смогут теперь разлучить их, но он нарушил закон, который чтил до этого, закон, который, как он считал, единственно необходимый в этом мире. Этим утром Арфлейн понял, что он лицемер, обманщик и вор. Факт этот поверг его в глубокое отчаяние. Еще больше угнетало его, что он воспользовался ранимостью женской души в момент, когда ее собственные силы были подавлены чувством вины и скорбью.

И все же он считал раскаяние бесполезным занятием Что сделано, то сделано, теперь же нужно решать, как жить дальше.

Одевшись, он вздохнул, не желая оставлять здесь Ульрику, но сознавая, что сделает с ней закон, если ее уличат в супружеской неверности. В худшем случае ее выпроводят из города и оставят умирать на льду. По крайней мере, их обоих подвергнут остракизму во всех Восьми Городах, что само по себе является смертью.

Открыв глаза, она нежно улыбнулась ему, внезапно улыбка ее померкла.

– Я ухожу, – прошептал он. – Поговорим позже.

Она села на кровати, меха соскользнули с нее, обнажив грудь. Наклонившись, он поцеловал ее и осторожно снял ее руки со своих плеч, когда она попыталась обнять его.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Не знаю, я подумывал о возвращении в Брершилл.

– Янек сровняет твой город с землей, чтобы отыскать нас. Многие погибнут при этом.

– Я знаю. Даст ли он тебе развод?

– Он владеет мной, поскольку я наиболее знатная женщина Фризгальта, поскольку я красива, образованна и богата, – она поежилась. – Он не заинтересован в требовании своих прав. Он даст мне развод, потому что я отказалась лечь с ним в постель.

Что же нам делать? Я смогу обманывать его только пока я буду защищать тебя. Но в любом случае, сомневаюсь, что выдержу это долго.

Она кивнула.

– Я тоже сомневаюсь, – вновь улыбнулась Ульрика, – Но если ты заберешь меня, куда мы отправимся?

– Не знаю. Может быть, в Нью-Йорк. Ты помнишь завещание?

– Да. Нью-Йорк.

– Мы поговорим позже, при первом же удобном случае, – произнес он. – Я должен идти, пока не появились слуги.

До этого ни один из них не вспомнил, что она является собственностью Янека Ульсенна, неважно, что он не заслужил себе права обладать ею. Но теперь, когда Арфлейн собирался уходить, Ульрика взяла его за руку и пылко произнесла:

– Я твоя, несмотря на брачные обязательства. Помни об этом.

Что-то пробормотав, он шагнул к двери и осторожно выскользнул в коридор.

Проходя мимо комнаты Ульсенна, он услышал стон. Новый лорд Фризгальта повернулся в своей постели.

За завтраком они не решались, как и раньше, смотреть друг на друга. Они расположились на противоположных концах стола, усадив между собой Манфреда Рорсейна. Его рука все еще висела на перевязи, но казалось, что он, как обычно, в веселом настроении.

– Полагаю, что дядя еще раньше предлагал вам командовать «Ледовым Духом» в экспедиции к Нью-Йорку?

Арфлейн молча кивнул.

– И вы согласились?

– Почти, – ответил Арфлейн, недовольный присутствием Манфреда.

– А что же вы скажете теперь?

– Я поведу корабль, – сказал Арфлейн, – Необходимо некоторое время, чтобы набрать команду и запастись продовольствием. Возможно, потребуется ремонт. Я хотел бы еще раз взглянуть на карты.

– Я принесу их, – сказал Манфред, косясь на Ульрику, – Как вы относитесь к предстоящему путешествию, кузина?

Она покраснела.

– Это желание моего отца, – просто ответила она.

– Отлично, – Манфред откинулся в кресле, не собираясь уходить. Арфлейн подавил в себе желание поторопить его.

Он попробовал растянуть трапезу в надежде, что Манфред потеряет терпение, но, в конце концов, был вынужден позволить слуге забрать тарелку. Манфред поддерживал легкий разговор, очевидно, не замечая не желания Арфлейна разговаривать. Кончилось это тем, что Ульрика, не в силах терпеть больше, поднялась из-за стола и вышла из комнаты. Арфлейн едва удержался, чтобы не последовать за ней.

Тотчас же после ее ухода Манфред поднялся с кресла.

– Подождите здесь, капитан, я принесу карты.

Интересно, думал Арфлейн, догадывается Манфред, что произошло сегодня ночью. Он был почти уверен, что даже если юноша и догадался, он ничего не расскажет Янеку, которого просто презирал. Но все же, тремя днями раньше, на льду, Манфред удержал его, когда он шагнул за Ульрикой, видимо, решив воспрепятствовать, чтобы он стал между Ульсенном и его женой. Юноша был загадкой для Арфлейна. Иногда он насмехался и пренебрегал традициями, а иногда старался придерживаться их.

Зажав карты здоровой рукой, в комнату вошел Рорсейн. Забрав у него карты, Арфлейн разложил их на столе.

Наибольшая карта, вычерченная в наимельчайшем масштабе, показывала район в несколько тысяч миль. В наложенных на нее контурах Арфлейн признал погребенные континенты Северной и Южной Америки. Должно быть, старый Рорсейн немало потрудился, вычерчивая ее. Тут же было четко указано обитаемое плато, когда-то бывшее землей Матто Гроссо, а теперь занятое Восемью Городами, две трети восточного побережья северного континента занимал также четко обозначенный Нью-Йорк. От Матто Гроссо к Нью-Йорку вела линия. Над нею рукой Рорсейна было написано: «Прямой курс (невозможно)». Пунктирной линией был обозначен другой маршрут, идущий по древним участкам суши. Над ним стояло «Вероятный курс». Местами он был исправлен чернилами разных цветов, очевидно, эти изменения вносились уже во время путешествия. Лишь несколько отрывочных фраз указывали на препятствия, встреченные кораблем. Ссылаясь на ледяные заторы, огненные горы и города варваров, Рорсейн не давал, однако, точного указания их положения.

– Эти карты чертились по памяти, – сказал Манфред. – Подлинные карты и корабельный журнал были утеряны во время крушения.

– Можно ли отыскать место крушения? – спросил Арфлейн.

– Вероятно, сможем, но игра не стоит свеч. Корабль разбит, журнал и карты безвозвратно утеряны при крушении.

Арфлейн развернул остальные карты. На них был показан район в несколько сот миль от плато.

– Единственное, что мы знаем, – это куда смотреть, когда доберемся, – раздраженно пробурчал Арфлейн. – И еще мы знаем, что добраться туда невозможно. Мы можем следовать этим курсом и надеяться на лучшее, но я ожидал более точной информации. Сомневаюсь, что старик действительно нашел Нью-Йорк.

– Немного удачи – и мы узнаем об этом через несколько месяцев, – улыбнулся Манфред.

– И все же я недоволен картами, – сворачивая большую карту, произнес Арфлейн.

– У нас будет лучший корабль, лучший экипаж и лучший капитан, – убеждал его Манфред.

Арфлейн убрал остальные карты.

– Я сам подберу команду, проверю каждый дюйм такелажа, каждую унцию продовольствия и все, что мы возьмем на борт. На все приготовления уйдет, по крайней мере, две недели.

В этот момент открылась дверь. Четверо слуг внесли в комнату носилки с Янеком Ульсенном Состояние нового правителя Фризгальта, похоже, улучшилось. Сев на носилках, он произнес:

– Вот ты где, Манфред. Видел ли ты  Строма сегодня утром?

Манфред покачал головой.

– Нет, я был в комнатах дяди.

По знаку Ульсенна слуги осторожно опустили носилки на пол.

– Зачем ты ходил туда? Теперь ведь ты знаешь: они принадлежат мне, – повысил голос Ульсенн.

Манфред показал на свернутые карты, лежащие на столе.

– Я ходил за картами, чтобы показать их капитану Арфлейну. Они необходимы, чтобы проложить курс «Ледового Духа».

– Таким образом, ты собираешься выполнить этот пункт завещания? – ледяным тоном произнес Янек. – Это безрассудно. Петр Рорсейн был безумен, когда сделал иноземца своим наследником. Лучше бы он оставил наследство Уркварту, как-никак, он все-таки, родня Я мог бы объявить завещание недействительным…

Сжав губы, Манфред медленно покачал головой.

– Не смог бы, кузен. Все что угодно, только не завещание старого лорда. Я уже огласил его. Все узнают, что ты отказываешься следовать его воле.

Внезапно Арфлейна осенило.

– Вы рассказали всему городу о Нью-Йорке? Старик не хотел предавать это огласке.

– Я не называл конкретно Нью-Йорк, упомянув лишь о городе, лежащем под плато, – сказал Манфред.

Ульсенн улыбнулся.

– Вот ты и попался. Просто ты упомянул об одном из отдаленных городов Восьмерки…

– Лежащем под плато? Кроме того, если бы в завещании был назван один из Восьми Городов, это было бы равносильно объявлению войны. Боль затуманила твой разум, кузен.

Закашлявшись, Ульсенн кинул взгляд на Манфреда.

– Ты дерзок, Манфред. Я теперь лорд. Я могу приказать убить вас обоих…

– Без суда? Это пустые угрозы, кузен. Поймут ли тебя люди?

Несмотря на большой авторитет Главного корабельного лорда, фактически власть оставалась в руках граждан города, которые уже не раз в прошлом свергали нежелательного им или деспотичного обладателя титула. Ульсенн никогда не решится на крутые меры по отношению к членам такой уважаемой семьи, как Рорсейны. Напротив, его собственное положение в городе было довольно не прочным. Он стал обладателем титула благодаря женитьбе, посади он Манфреда или кого-то другого, находящегося под его покровительством, в тюрьму – быть гражданской войне. Результат этой войны был прекрасно известен Ульсенну.

– Вернемся к завещанию, кузен, – напомнил ему Манфред. – Как бы это тебе было неприятно, но капитан Арфлейн примет командование «Ледовым Духом». Не беспокойся, представлять нашу семью будем мы с Ульрикой.

Ульсенн загадочно посмотрел на Арфлейна. Приказав слугам поднять носилки, он произнес:

– Если идет Ульрика, пойду и я!

Слуги вынесли его из комнаты.

Манфред с интересом вглядывался в лицо Арфлейна, видя, какое впечатление произвело на него заявление Ульсенна. Он не был готов к этому, полагая, что Ульсенн будет слишком занят своими новыми обязанностями, слишком болен и труслив, чтобы присоединиться к экспедиции. Он полагал, что в предстоящем путешествии его ждет компания Ульрики. Теперь его ничто не интересовало.

Манфред рассмеялся.

– Выше голову, капитан. Янек не помешает нам. Он – бухгалтер, домашний торговец, ничего не знающий о хождении под парусами. Он не может помешать нам, даже если бы захотел. Помочь нам найти убежище Ледовой Матери он не сможет, но и помехой не будет.

И хотя уверенность Манфреда была искренней, Арфлейн не был убежден, что юноша догадывается об истинной причине его беспокойства. Интересно, думал он, догадывается ли Янек Ульсенн, что произошло сегодня ночью в спальне его жены. Взгляд, которым он смотрел на Арфлейна, подсказывал, что он подозревает что-то, хотя Ульсенн не мог точно знать, что было между ними.

Арфлейн был обеспокоен ходом событий. Ему хотелось тотчас же повидаться с Ульрикой и переговорить с нею.

– Когда вы начнете подбирать команду, капитан? – спросил Манфред.

– Завтра, – бросил Арфлейн. – Я увижу вас, прежде чем отправлюсь на корабль.

Махнув рукой на прощанье, он вышел из комнаты и отправился по коридорам с низким потолком в поисках Ульрики. Он нашел ее в центральном зале нижней части дома, там, где сегодня ночью он впервые ласкал ее. При его появлении она быстро поднялась. Ее волосы были зачесаны назад, открывая бледное лицо. Как и в день похорон, на ней было черное платье, сшитое из тюленьей шкуры. Арфлейн закрыл дверь, но она попыталась пройти мимо него. Загородив одной рукой проход, Арфлейн взглянул ей в глаза, но она отвернулась.

– В чем дело, Ульрика? – в нем усилилось чувство беспокойства. – Ты слышала, что твой муж собирается присоединиться к нашей экспедиции?

Холодно посмотрев на Арфлейна, она отвела его руку.

– Извините, капитан Арфлейн, – официально сказала она. – Но будет лучше, – если вы забудете о том, что произошло сегодня ночью. Мы оба были не в себе. Теперь я понимаю, что мой долг – остаться верной мужу…

Она держалась подчеркнуто вежливо.

– Ульрика! – он крепко сжал ее плечи. – Это он приказал тебе сказать это? Он угрожал тебе?

Она покачала головой.

– Разрешите пройти, капитан.

– Ульрика… – его голос дрогнул. Опустив руки с ее плеч, он тихо произнес – Почему?

– Помнится мне, вы с пылом защищали старые традиции, – ответила она. – Не единожды я слышала, как вы доказывали, что, предав веру, мы погибнем. Вы восхищались силой ума моего отца и видели эту силу во мне. Возможно, это и так, капитан. Я останусь верной моему супругу.

– Ты говоришь не то, что думаешь. Ты любишь меня. Твое сегодняшнее настроение естественно – все стало так сложно. Ты говорила, что это не так… Ты говорила, что ты моя, и это именно то, что лежит в твоем сердце.

Он не смог подавить отчаяния, явственно прозвучавшего в его голосе.

– Я думаю то, что говорю, капитан, и если вы уважаете старые традиции, вы будете уважать мое требование видеться как можно реже.

– Нет! – яростно прорычал он, подавшись к Ульрике. Она отшатнулась от него с ледяным выражением на лице. Протянув было к ней руки, Арфлейн сделал шаг назад, пропуская ее.

Теперь он понял, что истинной причиной такой резкой смены отношений между ними была ее совесть. Оспаривать ее решение он не мог – это было ее право. Надежды на лучшее растаяли, как дым. Она медленно вышла. С перекошенным отчаянием лицом он хлопнул дверью, сломав при этом замок.

Поспешно вернувшись в свою комнату, Арфлейн принялся собирать вещи. Он был уверен, что выполнит ее требование, что не увидит ее до тех пор, пока корабль не будет готов к выходу. Он тотчас же отправился на «Ледовый Дух» и приступил к работе.

Закинув на плечи мешок, он быстрым шагом направился по извилистым коридорам к выходу из дома, надеясь, что свежий воздух выветрит из его головы сумрачные мысли.

В зале он встретил удивленного Манфреда Рорсейна.

– Куда вы, капитан? Неужели на корабль? Я думал, что вы отправитесь туда завтра…

– Сегодня, – прорычал Арфлейн, постепенно обретая утерянное самообладание. – И прямо сейчас. До выхода на лед я буду спать на борту. Так будет лучше…

– Возможно, что это так, – согласился Рорсейн, обращаясь больше к себе, чем к Арфлейну. Он молча проводил взглядом большого рыжебородого моряка, поспешно направлявшегося к выходу.