Текст книги "Колдун Нагаш"

Автор книги: Майк Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Смерть и Жизнь

Кхемри, Живой Город, 44 год Ксара Безликого

(—1968 год по имперскому летосчислению)

Когда день клонился к вечеру, Хетепа, царя-жреца Кхемри, перенесли из Дома Вечной Жизни, чтобы он начал свое путешествие в загробную жизнь. Тело царя забинтовали полосками тончайшего льна, на каждой из которых аккуратно и тщательно, чтобы защищать плоть Хетепа на протяжении долгого времени, были изображены символы Реки и Земли. Руки царя скрестили на груди и обмотали его запястья длинной золотой цепью, называвшейся анх’рам. Цепь прикует дух Хетепа к его телу, чтобы через века загробной жизни он смог его найти. Золотая погребальная маска, сделанная еще при жизни царя лучшими мастеровыми Живого Города, сияла в свете угасающего дня. Гирлянды благоухающих цветов обвивали тело царя, наполняя воздух живым ароматом.

Восемь жрецов в белых одеяниях и пелеринах, сшитых из льняных полосок, символизирующих воскресение плоти, несли паланкин. Лица их были скрыты под безмятежными золотыми масками, двигались они медленно и с ритуальной точностью. Тринадцать послушников в белых одеяниях шли следом за паланкином, посыпав головы белым пеплом и подведя глаза черной краской. Они читали Заклинание Ухода в Сумерки под мерный бой обтянутых кожей барабанов. Самым последним шел верховный жрец в траурном великолепии. В левой руке он держал Посох Веков. Нагаш был одет в ритуальное белое облачение и пелерину. На полосках ткани золотой нитью были вышиты священные символы, а на золотом нагруднике выгравированы солнце, шакал и сова. Белый пепел покрывал лицо верховного жреца, придавая его красивым холодным чертам потусторонний вид.

На огромной площади у храма кортеж ожидала безмолвная толпа. Тхутеп и царские домочадцы стояли по правую сторону от процессии, на фоне их сияющих одеяний выделялись грубые мазки черного пепла на щеках и лбах. Сотня слуг держала вещи, которые будут сопровождать Хетепа в загробной жизни.

Все те, кто служил царю при жизни, будут служить ему и после смерти. Они стояли по левую сторону от процессии. Четыре десятка старых слуг и писцов, все со своими орудиями труда, плотно завернутыми в ткань; более сотни рабов с запавшими глазами и пустыми взглядами; а самые последние – стоические фигуры двух дюжин ушебти, выживших в последней битве царя на берегах Реки Жизни. Ушебти в боевом облачении выстроились четырехугольником, держа наготове свои сверкающие ритуальные мечи. Внутри их четырехугольника стояли трое варваров, подаренных царем-жрецом Зандри, чтобы почтить смерть Хетепа. Друкаи по-прежнему были закованы в цепи. Варвары стояли отдельно друг от друга, не склоняя голов, их темные глаза пылали ненавистью.

Двигаясь под мерный бой барабанов, кортеж прошел через площадь и углубился в город. Следом в полной тишине шла траурная процессия. Все лавки были закрыты, большой базар опустел; безлюдно было даже в отдаленном порту. Жители Живого Города отдали дань уважения своему царю еще утром, так как по древнему закону им запрещалось видеть последнее перемещение в усыпальницу. Золотые монеты, разбросанные купцами утром, по-прежнему лежали на пыльных мостовых, их не тронули ни нищие, ни воры.

В центре города кортеж повернул на восток и вышел через Ворота Усириана за городские стены, на плодородные поля. На севере стайка цапель взлетела из тростника на берегу Реки Жизни, некоторое время держалась параллельно кортежу, а потом повернула назад и опустилась обратно в заросли тростника. Земля к востоку мягко поднималась вверх. Уже были видны самые большие гробницы, они толпились на горизонте, словно крыши расползающегося во все стороны города, а над всеми ними вырисовывалась Великая пирамида. Заходящее солнце окрасило ее грани в алый цвет.

Дорога из утрамбованных камней и песка содержалась в хорошем состоянии, горожане ежегодно приводили ее в порядок, выполняя свою общественную повинность. Всего за полчаса процессия добралась до первой из усыпальниц, высокой базальтовой статуи Усириана всего в нескольких шагах от дороги. Путешественники, направлявшиеся в большой некрополь или выходившие из него, оставляли у ног статуи подношения в виде вина и еды. Дальше процессия прошла мимо усыпальниц Неру и Джафа, Уалатпа, бога-падальщика, и даже кошмарного Сокта, бога отравителей. У каждого участника шествия имелись причины бояться того или иного бога.

Спустя час процессия перевалила через невысокий холм, и теперь перед ней расстилалась равнина, заполненная небольшими, кубической формы склепами, построенными из песчаника и грубо украшенными священными символами. Все это были склепы бедняков, тех, кто всю свою жизнь копил деньги, чтобы оплатить услуги погребальных жрецов. В одной гробнице могло покоиться все семейство: тридцать-сорок тел, сложенных одно на другое, как кирпичи. Склепы хаотично расползлись по неровной земле, нередко сами семейства их и строили. Некоторые склепы успели развалиться, и стервятники пожирали трупы. Огромные черные грифы низко парили над гробницами, садились на пострадавшие от ненастий крыши и с откровенным интересом следили за проходившей мимо процессией.

Дорога закончилась, и теперь кортеж осторожно петлял по лабиринту узких тропинок между убогими склепами. Горожане знали, что можно заблудиться, если зайти в некрополь слишком далеко, и те, кто не успевал выбраться из него до наступления темноты, иногда пропадали навечно. Однако жрецы изучили тут каждый поворот, поскольку во многих отношениях некрополь был для них таким же домом, как Дом Вечной Жизни.

Чем дальше, тем больше и богаче становились гробницы. Теперь встречались величественные строения из базальта или песчаника, покрытые символами защиты и изображениями богов. Здесь хоронили семьи преуспевающих купцов или ремесленников, окружая их статуями и скульптурами, указывавшими на их благочестие и одновременно вынуждая соседей соблюдать почтительную дистанцию. Впрочем, даже там склепы стояли близко друг к другу, заполняя каждый свободный клочок земли.

К тому времени, когда среди гробниц протянулись длинные тени заходящего солнца, процессия вышла на большую площадку в центре некрополя, где строили свои гробницы великие цари прошлого. Посредине возвышалась черная усыпальница Сеттры: массивное кубическое сооружение из черного мрамора, такое же обширное, как дворец в Кхемри. Великий царь и его домочадцы находились внутри вместе с рабами, солдатами, телохранителями, колесницами и лошадьми, дожидаясь дня, когда их призовут вернуться на землю. Двери в эту громадную усыпальницу были сделаны из камня, обшитого пластинами золота, а на массивных стенах вырезаны тысячи могущественных символов и заклинаний.

Потребовалось двадцать лет, чтобы возвести гробницу Сеттры, и за это время погибло больше двух тысяч рабов. Каждый последующий царь пытался его перещеголять, построив еще более грандиозную и роскошную усыпальницу и продемонстрировав грядущим поколениям свое величие. Хетеп начал строить свою в первый же день, как стал царем-жрецом Кхемри. Чтобы завершить строительство Великой пирамиды, потребовалось двадцать пять лет, и это стоило жизни миллиону рабов. Никто, кроме царя, не знал, сколько денег на нее ушло. В день завершения строительства Хетеп приказал задушить зодчего и замуровать его тело в специальном помещении внутри пирамиды.

Это сооружение располагалось на западном краю площадки, вздымаясь более чем на четыре сотни футов и возвышаясь над всеми остальными усыпальницами. Внутри пирамиды имелось восемь отдельных уровней и еще два подземных: достаточно места для целой династии.

К входу в Великую пирамиду вела широкая дорога, вымощенная белым камнем; ее проложили, чтобы все это напоминало фасад Двора Сеттры. Наверху лестницы уже ждали два десятка похоронных жрецов, как безмолвные призраки в тени больших статуй Неру и Гехеба. На камне перед ними располагалась дюжина высоких сосудов с вином. Десяток вооруженных жрецов из храма Усириана стояли на страже перед усыпальницей, прикрыв лица золотыми совиными масками. Когда процессия остановилась у подножия лестницы, старший хорекс вышел вперед и громко спросил:

– Кто явился сюда?

Нагаш поднял свой Посох Веков и ответил:

– Царь. Его время на земле завершено, и дух его уходит в сумерки. Это дом, где он упокоится.

Хорексы низко поклонились и отошли в сторону.

– Пусть царь войдет, – объявил старший. – Место для него готово.

Жрецы, что несли паланкин, медленно прошли мимо стражей и поднялись вверх по лестнице в усыпальницу. Следом шли послушники, чтобы помочь жрецам завершить погребение.

Нагаш поднялся по ступеням к усыпальнице и встал рядом с виночерпиями. Верховный жрец повернулся к толпе и широко раскинул руки.

– Царь вошел в свой дом, – нараспев произнес он. – Где те верные, кто будет почитать его и служить ему в грядущие века?

И тут же высокая, исполненная достоинства женщина вышла из толпы и начала подниматься по широким ступеням. Жена Хетепа Софер была одета в платье из парчи с золотым поясом, усеянным сапфирами и изумрудами. Длинные черные волосы она зачесала наверх и умастила маслом, на голову надела венец царицы. Ей было не больше ста двадцати лет, и ее лицо без единой морщины все еще оставалось прекрасным. Царица остановилась рядом с Нагашем и сказала:

– Я жена Хетепа. Мое место – подле него. Позволь мне войти и лечь рядом.

Нагаш почтительно склонил голову и протянул руку. Из толпы ожидавших жрецов выступил Кефру с золотым кубком в руках. Он наполнил кубок отравленным вином и передал его хозяину. Верховный жрец протянул вино своей матери.

– Выпей, верная жена, – улыбнувшись, произнес он, – и войди в дом своего мужа.

Софер посмотрела на кубок и на мгновение заколебалась. Потом сделала глубокий вдох и взяла у сына яд. Царица закрыла глаза, осушила кубок и вернула его Нагашу. К ней мгновенно подошел другой жрец, подхватил ее под руку и ввел в усыпальницу, где для царицы уже приготовили саркофаг.

Следующими вышли ушебти. Каждый из них принял кубок с ядом почти с благодарностью, радуясь тому, что сможет избавиться от обвиняющих взглядов живых и продолжать охранять своего царя. Еще до того, как ушел последний из преданных, среди рабов началось смятение – они почуяли, что настает их время. Не одного и не двух пришлось волочь по каменным ступеням силой и заставлять выпить священное вино – к вящему ужасу царских домочадцев.

Когда последнего раба увели в усыпальницу, пришло время жертвоприношений. Нагаш снова распростер руки над уменьшившейся толпой и объявил:

– Теперь принесем подношения Усириану, который поведет их души через тьму, чтобы путь в загробную жизнь был для Хетепа мирным. – Он повернулся к Кефру. – Веди сюда варваров, – приказал Нагаш.

Кефру кивнул и сделал жест троим жрецам. Те быстро спустились по ступеням и взялись за варваров. Друкаи шипели и плевались, как разозлившиеся коты, пока их волокли к верховному жрецу.

Кефру с кубком шагнул вперед. Обе женщины тут же начали проклинать Нагаша на своем диком свистящем языке. Мужчина оскалился и прорычал:

– Убей нас, и покончим с этим. Но знай: тот, кто нас убьет, будет проклят во веки веков. Земли его обратятся в прах, и плоть отвалится с костей.

Услышав это, Кефру нерешительно замер, но Нагаш заставил его действовать, наградив гневным взглядом. Друкаи даже не пытались сопротивляться, и когда кубок подносили к их губам, выпивали все до дна, глядя при этом Нагашу прямо в глаза. Один за другим они опустились на каменные плиты и затихли.

Когда принесли последнюю жертву, начало смеркаться. Тхутепу и царским домочадцам пришлось возвращаться через огромный некрополь бегом. До самой реки их сопровождали быстроногие послушники, а там Тхутепа ждала невеста.

Пока похоронный кортеж направлялся в некрополь, совсем другая процессия тоже покинула Кхемри. Флотилия богато убранных судов поплыла вниз по реке, чтобы подготовиться к свадьбе. Послы всех неехарских городов присутствовали на ней, а также все знатные семьи Живого Города.

Тхутеп добрался до заросшего тростником берега Реки Жизни в ту минуту, когда последние лучи солнца коснулись вод, вспыхивая расплавленным золотом. Неферем стояла на мелководье, приветственно скрестив руки, с улыбкой на ослепительном лице. Она была даром Солнца и Реки, дочерью Земли и носительницей красоты и мудрости. Тхутеп неуклюже побрел по воде, взял ее за руку и повел на берег, где уже ждал Амамурти, жрец Птра.

Когда брак заключили, а Соглашение между богами и неехарцами возобновили, собравшаяся знать разразилась ликующими криками. Новый царь повел свою царицу на борт царского баркаса, и они отплыли, чтобы принять участие в празднованиях, устроенных в Кхемри.

Никто не заметил, что Нагаша не было среди тех, кто сопровождал его брата домой и желал ему всяческих благ. Верховный жрец стоял в тени на берегу реки и наблюдал за тем, как толкают шестами баркасы, направляя их против течения. Взошла белая луна, низко над берегом закружили летучие мыши. Дальше по течению с негромким всплеском в воду соскользнул крокодил.

Верховный жрец слегка улыбнулся и пошел назад, в некрополь.

На стенах каменной комнаты шипели смоляные факелы. Это было большое помещение, по сорок шагов в длину и ширину, но незаконченное, со стенами из необработанного песчаника, и совершенно пустое, за исключением трех тел, распростертых на полу.

Каменная дверь в комнату со скрежетом отворилась. Показался Кефру с высоко поднятым факелом. Нагаш быстро вошел внутрь вслед за ним.

Верховный жрец торопливо подошел к трем не подававшим признаков жизни друкаям и долго внимательно их изучал.

– Никаких сложностей? – спросил он у Кефру.

– Никаких, хозяин, – ухмыльнувшись, ответил жрец. – Я просто дождался, когда все остальные покинут город мертвых, и тогда затащил их сюда.

Нагаш задумчиво кивнул, опустился на колени рядом с друкаем-мужчиной и вытащил из-за пояса небольшую склянку. Открыв варвару рот, он аккуратно капнул ему на язык две капли зеленоватой жидкости и перешел к первой из женщин. Когда он закончил со второй женщиной, мужчина громко, судорожно вздохнул и резко сел. Варвар разразился потоком ругательств на своем языке и диким взглядом окинул комнату.

– Где я? – спросил он. Он говорил довольно сносно по-неехарски, хотя из-за акцента его речь слегка напоминала шипение кобры.

– Глубоко под землей, – ответил Нагаш. – В подвале, на самом нижнем уровне Великой пирамиды.

Варвар нахмурился.

– Вино… – начал он.

– Вы пили из другого сосуда, нежели остальные. Кефру позаботился о том, чтобы дать вам зелье, создающее иллюзию смерти, но не приводящее к ней.

– Зачем? – настороженно спросил друкай.

Нагаш улыбнулся и сказал:

– Зачем? У тебя есть кое-что, нужное мне. И я готов заключить сделку, чтобы получить это.

– И что же такое я могу тебе предложить?

– Царь-жрец Зандри уничтожил моего отца колдовством: темной, зловещей магией, против которой наши жрецы ничего сделать не могут. – Он понимающе посмотрел на варвара. – Это ты колдовал, так?

– Возможно, – ответил друкай, холодно улыбнувшись.

Нагаш гневно сверкнул на него глазами.

– Не прикидывайся. Факты очевидны. Некумету неподвластна такая магия. А уж результат не похож ни на что, виденное мною прежде. Он заставил тебя воспользоваться твоим умением, чтобы помочь ему в бою, а потом, когда понял, на что ты способен, предал тебя.

– Продолжай, – произнес друкай, и улыбка его угасла.

– Некумет не хотел обагрять твоей кровью свои руки. Полагаю, ты пригрозил, что проклянешь его, и тогда он решил отослать тебя в Кхемри. Мы бы убили тебя вместо него и в результате пострадали.

– Умный, умный человечек, – прошипел друкай. – И весь этот спектакль разыгран только для того, чтобы удовлетворить твое любопытство?

– Разумеется нет, – рассердился Нагаш. – Я хочу знать секреты твоего колдовства. Научи меня колдовать так, как ты, и я отпущу тебя на волю.

Друкай засмеялся.

– Какая прелесть! – презрительно фыркнув, сказал он. – Некумет говорил мне то же самое. С какой стати я должен тебе доверять?

– Разве это не очевидно? – широко улыбнулся Нагаш. – Потому что ты находишься в сорока футах под землей, в гробнице, предназначенной для того, чтобы убивать тех, кто бродит по ее коридорам. – Верховный жрец скрестил на груди руки. – Я уже похоронил тебя заживо, друкай. Тебе осталось лишь одно: дать мне то, чего я желаю.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Гнев Нагаша

Торговая дорога Кхемри, 62 год Ку’афа Коварного

(—1750 год по имперскому летосчислению)

После кровавой битвы при Зедри армия Узурпатора была скорее мертвой, чем живой. Покойники, воскрешенные колдовством Нагаша, могли передвигаться только во тьме, поэтому войско поднималось на закате и шло до рассвета. Потом они останавливались и разбивали палатки для владыки и предводителей, и когда на востоке над Хрупкими Пиками появлялись первые лучи солнца, мертвецы медленно опускались на землю, и торговая дорога напоминала усеянное трупами поле боя. Немногочисленные живые подкреплялись тем, что осталось, и посменно ложились спать, дожидаясь следующего марша.

Хотя они прибыли слишком поздно и уже не смогли изменить ход сражения у Зедри, кавалерия Бхагара была исполнена решимости заставить армию Нагаша дорого заплатить за победу. Незаметно передвигаясь между барханами, разбойники пустыни следовали по пятам за медленно бредущим войском и устраивали молниеносные набеги на фланги. Они стремительно вылетали из пустыни, метали в противника дротики, выпускали град стрел и снова исчезали в песках до того, как враг успевал выставить оборону. Кавалерия Архана пыталась их преследовать, но почти всякий раз натыкалась на тщательно продуманную засаду. Потери росли, но, к великой досаде бхагарцев, погибшие враги вставали и возвращались в строй.

Дни шли, и тактика Бхагара стала меняться. Лазутчики следовали за армией по ночам и докладывали Шахиду бен Алказзару на рассвете, а потом волки пустыни нападали на лагерь в полдень, зная, что столкнутся едва ли с третью войска Узурпатора. Иногда они устраивали засаду на верховые дозоры Архана или похищали несколько десятков безжизненных воинов Нагаша и волокли их в пески, где отсекали им головы и сжигали. А иногда стремились добраться до палаток и дремлющих в них чудовищ. И с каждым разом всадники пустыни умудрялись проникнуть все глубже в лагерь.

Спустя почти неделю после великого сражения у оазиса Рыжий Лис решил, что пора ударить всерьез. Пять дней постоянных стычек измотали живых воинов Нагаша, а численностью они ненамного превосходили всадников бен Алказзара. Князь Бхагара призвал командиров и посвятил их в свой план.

Рассвет шестого дня застал армию Узурпатора на каменистой равнине, где дорога проходила недалеко от подножия Хрупких Пиков. Пустыня слегка отступила на запад, и пески начинались в нескольких милях. В первый раз живые воины армии Кхемри смогли хоть немного расслабиться, решив, что лагерь находится в безопасном месте.

Спрятавшись за барханами, бен Алказзар и две трети его командиров собрались перед Ахметом бен Иззедейном, верховным жрецом Ксара. Князь пустыни и его избранные люди оголили руки и сделали глубокие разрезы бронзовыми кинжалами, позволив крови стечь в золотой сосуд, стоявший у ног бен Иззедейна. Бог пустыни всегда голоден и одаривает только тех, кто с радостью приносит ему личную жертву.

И сразу же ветер пустыни закружил вокруг собравшихся воинов, вздымая в воздух жгучий песок. К тому времени как они вскочили в седла своих скакунов, ветер уже кружил яростным вихрем. Боевые крики воинов заглушал голодный рев Ксара, но костяные рога, как клинки, прорезали этот рев, и всадники, перескочив через барханы, понеслись по каменистой пустыне к вражеской армии.

Живые воины Нагаша увидели шипящую песчаную тучу, несущуюся на них, и поняли, что она предвещает. Они в ужасе повскакивали на ноги, хватаясь за оружие и за поводья перепуганных лошадей. Прошло всего несколько минут, и потрепанные отряды тяжелой кавалерии уже мчались прямиком в бурю, а копейщики выстраивались среди разлагающихся тел своих соратников, готовясь отразить атаку.

Из всех богов Ксар Безликий меньше всего был расположен к людям и чтил Соглашение в лучшем случае через силу. Его дары зачастую оказывались палкой о двух концах, поэтому те, кто ему поклонялся, обращались к Ксару только в состоянии крайней нужды. Яростная буря, вызванная жрецом бен Иззедейном, хлестала и друзей, и врагов, скрывая в свистящем вихре все, что происходило между волками пустыни и кавалерией Нагаша. Всадники в буквальном смысле слова сталкивались друг с другом, выныривая из мрака, обменивались несколькими неистовыми ударами, разъезжались и снова исчезали. Вопли умирающих заглушал голодный ветер, трупы превращались в скелет за несколько мгновений.

Однако всадники пустыни были в своей стихии. Прикрыв лица шарфами в знак преданности своему богу, они легко угадывали изменения ветра и знали, как смотреть сквозь мглу, чтобы увидеть врага. Они скакали с таким мастерством, словно их кони читали мысли своих седоков. Кони пустыни были совершенно особой породой, единственным даром, когда-либо по-настоящему преподнесенным Ксаром своему народу, и ценились своими хозяевами дороже рубинов. Снова и снова сталкивались волки пустыни со своими противниками, и кавалеристы Кхемри вылетали из седел и истекали кровью, упав на землю.

Лошади без всадников, спотыкаясь, выбирались из песчаного вихря и галопом мчались в лагерь Узурпатора. Копейщики видели, что буря неумолимо приближается к ним, и со страхом сжимали оружие. Командиры приказывали сомкнуть ряды, создать прочную стену из щитов и копий, чтобы встретить яростный ветер. Песчаная буря пронеслась над воинами шипящей, ослепляющей волной, колола глаза, царапала кожу. Передние ряды отпрянули, словно столкнувшись с вражеской атакой, но арьергард прикрыл головы щитами и пятился, не разбивая шеренги. Из мглы вылетали дротики, неслись в сомкнутые ряды, вонзались в щиты и впивались в плоть. Люди кричали и падали, и в криках их звучали боль и радость, словно смерть была не концом, а освобождением от пережитых ужасов.

Волки пустыни появились из песчаной бури как призраки перед стеной из щитов, заставили своих коней подняться на дыбы и обрушили на врага сабли и боевые топоры. Всадники пустыни отсекали наконечники копий, оставляли вмятины на шлемах, рубили незащищенные руки и шеи. Люди падали, но, прежде чем их соратники успевали отреагировать, всадники разворачивались и опять исчезали в песчаном вихре.

И все же ряды держались, образовав бронзовую дугу между бурей и безмолвными шатрами, стоявшими вдоль дороги. Воины криками подбадривали тех, кто стоял впереди, и заполняли бреши, оставленные погибшими товарищами. Отвага их была отчаянной – каждый помнил, что случится с его семьей, если они не сумеют одолеть армию Бхагара.

И столь велика была их решимость устоять, несмотря на песчаную бурю, что они не заметили молчаливый отряд всадников, вылетевших из предгорья на востоке и напавших на лагерь с противоположной стороны. Только горстка тяжелых кавалеристов преградила им путь, но они быстро пали, пронзенные стрелами из мощных луков. Волки пустыни пронеслись по усыпанной трупами земле и устремились к незащищенным палаткам, находившимся всего в нескольких сотнях ярдов.

В центре лагеря раздались тревожные крики и резкие звуки рогов. Рабы, пошатываясь, выходили из палаток, размахивая ножами и дубинками. Люди Бхагара сметали их, как тростник, или пригвождали к земле зазубренными дротиками, но самопожертвование рабов задержало атакующих на несколько драгоценных секунд. Когда последний раб пал, послышался оглушительный шелест бесчисленных крыльев. Всадники Бхагара в ужасе и отвращении закричали – над палатками возник столб кружащихся скарабеев, которые распространились по небу, скрывая полуденное солнце.

Архан оттолкнул тяжелую крышку саркофага в сторону и вскочил на ноги. Голова раскалывалась от гневного приказа хозяина. Шум битвы раздавался совсем рядом, и визирь тотчас понял, что произошло. Выхватив меч Сузеба из рук коленопреклоненного слуги, бессмертный выбежал из палатки в противоестественную тьму.

Два дротика тут же пронзили его, воткнувшись в грудь справа и слева. Визирь пошатнулся под двойным ударом, но все же вытянул вперед левую руку и прошипел грозное заклинание. Из кончиков пальцев вырвался град магических стрел и пронесся сквозь ряды всадников, пригвождая людей и пронзительно ржущих коней к земле.

Налетевший справа всадник полоснул Архана скимитаром. Визирь круто повернулся, взмахнул массивным бронзовым хопешем и отсек скакуну ноги. Отчаянно заржав, несчастное животное рухнуло. Всадник вылетел из седла, сильно ударился о землю, перекатился на спину и последнее, что увидел в жизни, был сверкнувший меч бессмертного, раскроивший ему череп.

Жужжали дротики и стрелы, раздавались крики. Воины Бхагара носились между палатками, убивая всех, кто подворачивался под руку, крики людей и ржание лошадей эхом отражались во тьме, а бессмертные восставали от сна и присоединялись к битве. Прорычав злобное проклятие, визирь устремился к врагу. Подгоняемый огнем нечестивого эликсира Нагаша, Архан ворвался в ряды всадников пустыни. Люди падали замертво, их придавливало телами собственных скакунов – это визирь прокладывал себе кровавую дорогу.

Вдруг послышался сердитый вой, зловещее зеленое свечение пронзило темноту слева от Архана. Вой призрачного хора делался все громче, доходя до сводящего с ума крещендо, к которому примешивались безумные крики живых. В толпе, окружавшей визиря, что-то произошло, и всадники вдруг припустили галопом в сторону пустыни. Архан резко повернулся в поисках причины их внезапного отступления, и увидел Нагаша, окруженного почти двумя десятками корчившихся от боли, вопящих людей. Некромант воздел руки к небу, его глаза пылали мрачным огнем – он выпустил на врага свою свиту призраков. Визирь смотрел, как духи, подобно змеям, обвиваются вокруг кричащих людей, втекают в открытые рты и в уголки глаз в поисках души. За ними оставались только дымящиеся оболочки, скорчившиеся в позах, в которых их застала мучительная смерть.

Внезапная неестественная тьма и гнев очнувшегося некроманта – вот что заставило волков пустыни бежать.

Почитатели Ксара уносились к барханам, песчаная буря уже стихала. Архан поднял украденный меч, глумясь над удирающими воинами Бхагара, и вдруг едва не упал, услышав безмолвный, гневный призыв хозяина.

Визирь поспешно подошел к царю и опустился перед ним на колени, быстро соображая, чем он мог вызвать неожиданный гнев Нагаша.

– Что прикажешь, хозяин? – спросил он, прижавшись лбом к земле.

– Кватар пал, – объявил Нагаш. – Немухареб и его армия побеждены. – Призраки, окружавшие некроманта, откликнулись на его гнев и зашипели, как клубок разъяренных гадюк. – Мятежные цари поместили его под арест и захватили город.

Эта новость оглушила визиря. Захватили город? Это неслыханно! Сражения между царями всегда проходили на поле боя. Проигравший платил победителю выкуп. Иногда он лишался каких-либо территорий или определенных прав, но свергнуть царя и захватить его город? Беспримерно.

– Эти мятежники не почитают закон, – осторожно отозвался Архан и провел языком по острым зубам. Было понятно без слов, что враг находится всего в нескольких неделях марша от Кхемри, гораздо ближе, чем потрепанное войско Нагаша.

– Они надеются ослабить меня, лишив Кватара, – сказал Нагаш, – но вместо этого попросту идут прямо мне в руки. Цари Нумаса и Зандри не потерпят захвата Белого Дворца и с радостью объединят свои армии с моей, чтобы выгнать мятежников обратно через Долину Царей. – Некромант стиснул кулак и злобно усмехнулся. – Тогда мы пойдем по очереди на Ливару и Разетру и поставим их на колени. И это будет первый шаг в строительстве новой империи Неехары.

Архан кинул взгляд на войско Кхемри. За последние сто лет почти все ресурсы Живого Города ушли на грандиозный проект Нагаша. Эти жалкие остатки пехоты и кавалерии – все, что удалось собрать, чтобы напасть на Ка-Сабар, а ведь и его армия – всего лишь тень былого величия. Визирь слишком хорошо знал, каких трудов стоило обязать Нумас и Зандри платить подать, чтобы получить деньги на строительство величественной пирамиды для живого бога. Их армии едва ли были в лучшем состоянии, чем войско Кхемри, и хотя могущества Нагаша хватало, чтобы оживлять тела павших, Архан прекрасно видел, что тяготы кампании истощили даже невероятные силы царя-некроманта. И если Ливара и Разетра подчинили своей власти Белый Дворец, Нагаш действительно оказался в шатком положении.

– Нумасу и Зандри потребуется время, чтобы собрать войска, – произнес Архан, – а время – это то, чего у нас нет. Наши враги могут достичь Кхемри прямо сейчас, а эти волки пустыни следят за каждым нашим шагом…

Царь-жрец оборвал его злобным смешком.

– Ты сомневаешься во мне, визирь? – осведомился он.

– Нет, о великий! – поспешно ответил Архан. – Ни в коем случае! Ты живой бог, хозяин жизни и смерти!

– Вот именно, – согласился Нагаш. – Я победил смерть и посрамил богов. Я владыка этой земли и всего, что на ней есть. – Некромант протянул руку, ткнув бледным пальцем в голову Архана. – Ты смотришь вокруг и видишь катастрофу – нашу маленькую армию в обносках, окруженную врагами, но причина в том, что твой разум слаб, Архан Черный. Ты позволил миру диктовать тебе свои условия. Так мыслит простой смертный, – словно выплюнул он. – Я не прислушиваюсь к голосу этого мира, Архан. Напротив, я им командую. Я подчиняю его своим желаниям.

Холодное красивое лицо Нагаша осветилось страстью. Облако д у хов окружило его, корчась и воя в отчаянии, и Архан почувствовал власть могилы, исходящую от царя, словно порыв холодного ветра пустыни.

Визирь снова уткнулся лицом в землю.

– Я услышал тебя, хозяин, – полным благоговения голосом произнес он. – Если ты пожелаешь, победа будет твоя.

– Да, – прошипел Нагаш. – Именно так. А теперь встань, визирь, – добавил он, резко отвернулся и быстро зашагал в сторону шатра. – Наши враги сделали ход. Мы должны на него ответить.

Архан торопливо пошел вслед за царем, то и дело наступая на кого-нибудь из волков пустыни, убитых Нагашем. Их тела под его ногами хрустели, как сухое дерево.

– Призови своих всадников, – велел царь. – Вы прямо сейчас отправитесь в Бхагар и обрушите мой гнев на дом князей пустыни.

Визирь кивнул, стараясь, чтобы тревога не отразилась на его лице. После кровавой битвы при Зандри и постоянных набегов после нее с ним остались меньше трех тысяч кавалеристов, живых и мертвых.