Текст книги "Искушение"

Автор книги: Майерс Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Ангел Габриель, – сказала она взволнованно. – Для меня ты теперь настоящий ангел… и останешься им навсегда. Как тебе удалось совершить такое чудо?

– Не спрашивай мена ни о чем, cara. Следуй моему примеру, – черные глаза ласково смотрели на нее. Уверенный, властный голос успокоил и обнадежил ее. – Я все расскажу тебе потом. Сейчас нам нужно торопиться.

– Габриель, у меня теперь есть бабушка и младенец. Без Медеи и Эллиса я никуда не пойду, – сказала Дженни, спрятав лицо в волосах Ингри.

– Я заплатил охране двадцать долларов, чтобы разрешили забрать тебя с этого острова, Дженни, а ты говоришь мне о Медее и Эллисе. Хотел бы я знать, черт побери, кто они такие? – возмущенно жестикулируя, спросил Габриель. – Ну ладно, поговорим об этом позже. Пошли быстрее, нужно успеть на последний паром. Идемте, – с улыбкой он предложил ей руку.

Дженни решительно взяла его под руку.

ГЛАВА 4

– Габриель, я думала, ты уже едешь в Калифорнию и сейчас на полпути в Чикаго, – Дженни оглядывала ребенка глазами собственницы. Выражение глаз не менялось, когда она поднимала взгляд на красивое лицо мужчины.

«У нее глаза, – подумал он, – такого же цвета, как яйцо малиновки. Они сияют от счастья, как звезды летней ночью в родной Италии».

– Эй! Я знал, что ты вспоминаешь обо мне, и оказался прав. Но я никак не мог предположить, Дженниланган, что твоя семья так быстро вырастет. Я заставлю ее рассказать мне всю правду. – Габриель выразительно посмотрел на Медею, сидящую рядом с ним на скамье. – Женщина ее возраста, да и любая другая, приезжающая одна в Америку, нуждается в поддержке мужчины… Ее поступок лишен здравого смысла. Хотя… возможно, она колдунья, – шутливо сказал он.

Темные, смеющиеся глаза Медеи глядели на Габриеля мудро, загадочно, почти влюбленно.

– Не колдунья я, а предсказательница, – подмигнула ему старушка.

– Она говорит, что предсказывает судьбу, – перевел Габриель с довольным видом.

Они успели на пароходик за несколько минут до отплытия. Сейчас он, бойко разрезая носом волны, бежал по неспокойному морю к острову Манхэттен. Кроме них, двоих матросов и разносчика с корзиной яблок на коленях на палубе никого не было. За спиной статуи Свободы садилось солнце, очерчивая ее темный силуэт в розовеющем вечернем небе.

– Если Медея и колдунья, то колдунья добрая. Габриель, я рассказала тебе всю правду. Я действительно обещала Виолетте Венти вырастить ее мальчика как своего собственного сына. Теперь ты знаешь, что Медея помогла мне спрятать ребенка, накормить. Она успокаивала меня, когда я чуть не сошла с ума, потеряв Ингри. Теперь, когда старушка и я, Ингри и Эллис далеко от тех, кого мы очень любим, мы связаны друг с другом, словно родные. У меня в характере преданность и привязанность, и я… постоянна в любви, – Дженни мягко улыбнулась. – Сейчас твоя очередь рассказывать, как ты нашел Ингри и что задержало твой отъезд.

– Когда я уехал с острова Эллис, мне в голову пришла… неплохая мысль: дождаться тебя на причале в Манхэттене и удостовериться, приехали ли твой дядя или его друг. Кроме того, мне хотелось проститься с тобой еще раз, cara, – Габриель придвинулся к ней. Его сильное, мускулистое бедро прижалось к ее телу. Он обнял Дженни за плечи.

Его близость была приятна, но слишком волновала, будила воспоминания о страсти, вызывала желание. Дженни склонила голову на его плечо, и он ласково коснулся губами ее лба. «Как хорошо, как правильно, что мы вместе, – сказала она себе. – Но Габриель не хочет ничего менять. Ни сейчас, ни, возможно, в будущем…»

«Наверное, дядя ждет ее на берегу. Он увезет Дженни на свою ферму в Айову, выдаст замуж за соседа-фермера, – подумал Габриель. – Нет, надо выбросить из головы эти мысли».

– Итак, я ждал тебя. Вдруг мимо меня пробежал Флинн с Ингри на руках. Я схватил его за руку. Он резко обернулся и выхватил пистолет, еще не видя, кто его остановил. Из-за тебя, милая Дженни, я чуть не лишился жизни.

По его губам скользнула знакомая быстрая усмешка, будто он хотел сказать, что все это не имело значения для него. В его словах ей почудился тонкий намек на ее вину. Но Дженни была счастлива и в долгу перед ним, поэтому решила сделать вид, что не поняла его.

– Зато ты спас мою жизнь. Если бы Ингри не нашлась, не знаю, что бы было со мной, – Дженни содрогнулась от ужаса. – Я знаю, что Джоко поспешен в своих выводах, но откуда у него пистолет, и почему он направил его на тебя?

– Он сказал, что увидел на острове и опознал трусливого обманщика, от которого он должен спрягаться в Нью-Йорке. Он сунул мне малышку и был таков, – Габриель щелкнул пальцами и взъерошил волосы Ингри. Девочка приоткрыла заспанные глазки и теснее прижалась к Дженни.

– Я вижу, ты любишь детей, – сказала девушка. – Тебе нужны собственные малыши. Но, Габриель, – от внезапного страха у нее перехватило горло.. – Ингри могли убить вместе с Джоко!

– Нужно быть осмотрительнее, не доверять ребенка незнакомым людям, таким, как Джоко… или я. Ты ведь совсем ничего не знаешь о нас. Эй! – Его замечание, даже если оно было шуткой, попало в цель. Дженни резко отодвинулась от него, синие глаза потемнели от гнева.

– Мне казалось; я немного знаю вас, мистер Ангел, но я не заметила вашего стремления помочь мне, – выпалила она. Габриель ласково, успокаивающе, как умел только он один, коснулся ее подбородка.

– Моя фамилия Агнелли. Извини, Дженни, мне не следовало этого говорить. Эй! Не сердись! – его глаза умоляюще смотрели на девушку. Чувство вины и раскаяния мгновенно стерли с его лица выражение мужской самоуверенности, и Дженни сразу же простила его: не такой уж он плохой человек. Она знала, что ее слабостью, а, возможно, и чертой характера, было то, что она слепо доверяла тем, кого любила. Теперь она понимала, что ее поведение не только неразумно, но даже опасно. Вот сейчас она снова забылась и поверила Габриелю, хотя он сам просил ее быть осторожнее с незнакомцами. Красивый мужчина, с чувственными губами и искрящимися глазами, с невестой, которая напрасно ждет, что ее позовут, отвернувшись от нее, задумчиво смотрел на закат. Нет, она не позволит себе шалить его самолюбие, неважно, что он привлекателен, а она уже многим обязана ему.

– Ты потратил свои деньги, отложенные на дорогу, чтобы освободить нас. Как ты теперь доберешься до Калифорнии? Вот… возьми мои. Я обменяла шведские кроны на десять зеленых долларов. Правда, осталось только восемь… нас накормили какой-то бурдой на острове. И я заплатила женщине, которая накормила Эллиса. Надеюсь, мой дядя сможет отдать тебе остальные. Если нет, то я буду работать и верну тебе долг, – вид Дженни выражал тревогу и озабоченность. – Я никогда в жизни не занимала денег, и мне неприятно, что пришлось это сделать сейчас. – Она была в панике, чувствуя, что ее независимости может быть нанесен большой ущерб.

– Забудь об этом, Дженниланган. Я дал охраннику столько, сколько он просил… Через две-три недели работы в Нью-Йорке у меня будут деньги на дорогу. Оставь свои деньги себе. Тебе они нужнее, чем мне.

Пароходик причалил к пристани. Огромный город встречал их мириадами мерцающих огней. Стоя на носу суденышка, Дженни оглянулась на белопенный след на воде за кормой, на остров Эллис и мисс Либерти с факелом свободы в руке. Ее охватила бурная радость и ожидание зари нового дня. С отеческой заботой Габриель повел женщин с детьми по причалу.

Вдруг из темноты навстречу им выступили три неясных фигуры.

– Дженсин Лангансдатер! – позвал один из мужчин.

– Габриель, наверное, это друг моего дяди! Я знала, дядя Эвальд не бросит меня, – она кинулась к ним, потом нерешительно остановилась. Девушка заметила, что они пьяны. – А, Гьерд Зорн! Теперь-то что вам надо от меня? – спросила она с холодным презрением. Переводчик злобно смотрел на нее бесцветными, слезящимися глазами.

– Из-за вас меня уволили… выгнали с работы! – закричал он заплетающимся языком. Лицо его стало багровым. Двое крупных мужчин, как две капли воды похожих на него, – возможно, его братья – поддерживали Зорна под руки. Один, смущаясь, принялся извиняться перед Дженни на шведском языке. Второй пытался удержать и урезонить Гьерда, но тот вырвался и, сжав кулаки, двинулся к девушке.

– Вас уволили из-за непорядочного поведения, мистер Зорн, – резко сказала Дженни. – Скольким растерявшимся, напуганным женщинам вы сломали жизнь? А ведь ваша обязанность – помогать нам, приезжим. Как вам не стыдно, сэр! – Когда взбешенный переводчик приблизился к девушке, Габриель шагнул вперед и закрыл собой Дженни. Один удар пришелся Зорну в живот, второй – в голову. Согнувшись пополам, Гьерд рухнул на землю. Он неподвижно лежал на булыжниках мостовой, глядя на девушку удивленными, безумными глазами.

– Ты заплатишь мне за это, Дженни Ланган! – прошипел он. – Даже если мне придется перевернуть вверх дном весь город… всю страну от края и до края, я найду тебя, всех вас. И когда найду… вы дорого заплатите мне! – Левый глаз Зорна заплыл и стал багровым. Приятели подняли незадачливого переводчика и потащили прочь.

– Дьявольское отродье, – прошипела ему вслед Медея.

Габриель весело рассмеялся.

– Медея – злющая маленькая старушонка, У нее очень красочная речь. Ты не боишься доверять ей детей, Дженни?

– Она ругается только по-итальянски. Я с трудом ее понимаю. А беспокоиться о маленькой шведской девочке и о младенце совсем нет причин. И… Ангел Габриель, спасибо тебе за помощь. Чао! Прощай. – Дженни улыбнулась, поставила на землю корзину и протянула ему руку. – Напиши мне в Айову, а еще лучше, приезжай, и я верну тебе твои деньги до последнего цента.

На лице Габриеля отразились удивление и беспокойство.

– Эй! Думаешь, я отыщу тебя в огромной Айове по мановению волшебной палочки, а потом получу свои денежки, надеюсь, с процентами? – Девушка серьезно кивнула головой. – Что, черт побери, ты хочешь сказать своими «чао» и «прощай»? Куда, скажи на милость, ты собираешься за свои восемь долларов везти двоих детей и старушку, которая, возможно, любит поесть? Идем со мной, хотя бы на одну ночь. А завтра…

– Нет, нет, – быстро сказала Дженни. – Я никуда не собираюсь идти. Я буду ждать своего дядю здесь. Если я уйду отсюда, как он найдет меня в Нью-Йорке?

– Послушай, а что ты будешь делать, если вернется этот Зорн? – сердито спросил Габриель.

– Не волнуйся, он не вернется. Он трус, – она решительно уселась на чемодан.

Старушка, следуя ее примеру, уселась рядом.

– Вы проголодаетесь, – Габриель бросил на мостовую свой узел. Он не мог оставить их одних, бедных и беззащитных, в незнакомой стране, где надо бороться за свое месте под солнцем и где трудно даже тем, кто уверен в себе и может за себя постоять.

– До прихода дяди мы с голоду не помрем, – уверенно заявила Дженни. – К тому же у Медеи целая головка сыра, а утром я куплю яблок у уличных торговцев, если, конечно, мы еще будем здесь.

– А малышу не надо молока, правда? – Агнелли терял терпение, говорил быстро, проглатывая звуки.

– Если мы не уйдем до утра, попросим одну из проходящих мимо кормящих мам, и она покормит нашего младенца, – она упрямо сжала губы.

– В этом городе погода неустойчивая в марте. Лень – тепло, день – вьюга, – доказывал он. – Прошу, разреши предоставить тебе кров, хотя бы на одну ночь. Завтра утром я приведу тебя на это самое место. Пошли. – Дженни отрицательно покачала головой и отвернулась от него.

Она не очень-то верила в его благие намерения, да и в свои тоже. Даже если его помыслы чисты, она не собиралась еще больше запутывать отношения с этим решительным человеком и постоянно чувствовать себя обязанной ему. Габриель как будто решил, что может руководить ее жизнью и указывать ей, как следует поступать!

Девушка кинула на него испытующий взгляд из-под полуопущенных ресниц. Он уже сменил гнев на милость, красивое лицо смягчилось. На нем теперь было внимательное, почти умоляюшее выражение, а голос с хрипотцой полон беспокойства.

– Какая же ты упрямая! Коли я поклянусь… держаться на почтительном расстоянии, ты пойдешь со мной в теплую квартиру?

– В Швеции луну в марте называют живой, потому что снова пробуждается жизнь в деревьях, лесах. Снова приходит весна. Мы будем о'кей, как говорят в Америке.

Мужчина с безмолвной мольбой протянул руки и вскинул взор к темному лесу. Поднимался ветер, от воды тянуло холодом. Дженни поежилась и плотнее запахнула шаль.

– Ну, хорошо, оставайся, но позволь Медее и детям пойти со мной, пока они не простудились и не подхватили грипп. Мои друзья тепло примут их, накормят, обогреют. Эй! И тебя тоже! Дженни Ланган, будь же, наконец, благоразумной. Завтра… – девушка с беспокойством Посмотрела на него.

– Я больше никогда не оставлю детей одних, пока не доберусь до Айовы. Габриель, я привыкла заботиться о себе и о своих близких сама. Мне не на кого надеяться… Я не могу поступиться своими чувствами и подчиняться твоим приказам. Но в любом случае… я тебе очень благодарна, – смущенно сказала Дженни.

Габриеля и раздражала, и восхищала ее безрассудная храбрость. Он чувствовал, что ее уверенность в своей правоте слабеет пропорционально снижению температуры. «Не имеет значения, что она говорит, я должен добиться своего, – решил Агнелли. Буду вести себя с наглой самоуверенностью. Если же и это не поможет, придется взывать к материнским чувствам Дженни».

– Мне лучше знать, что тебе нужно сейчас. И я не привык… оставлять женщин в беде или терпеть их непозволительное непослушание и капризы, – улыбка скользнула по его лицу. – Женщины никогда не говорят «нет» Габриелю Агнелли. Эй, Медея Мазей, – он разразился бурной тирадой на итальянском.

Дженни, к своей досаде, не понимала ни слова. Старушка внимательно слушала, морщила губы, всплескивала руками, кивала и смеялась, сердилась и удивленно поднимала густые седые брови, пожимала плечами и огрызалась.

– Неважно, что я сказал ей. Главное, она согласилась пойти со мной, если пойдешь ты, – сказал Габриель Дженни. – Она замерзла и устала, и хочет есть. К тому же она немолода. Тебе бы следовало быть внимательнее к ней, раз уж вы породнились.

Стемнело. Зажегся тусклый уличный фонарь. Причал опустел, лишь два тощих бездомных котенка, крадучись, пробирались мимо людей, отбрасывая на мостовую длинные тени. Медея вытащила из-за пазухи нож и срезала с головки сыра два тонюсеньких прозрачных ломтика. Она шипела и мяукала, как настоящая кошка. Подбежали коты, и сыр исчез в одно мгновение, а коты остались. Они не спускали немигающих глаз с сыра и старушки. Малыш Эллис, завернутый в золотистую овчину, запищал, размахивая ручками, словно голодный зверек. Розовым ротиком он ловил и сосал маленькие кулачки, когда они случайно касались губ.

– Дай-ка его мне, – произнес Габриель. Он взял ребенка на руки и демонстративно стал ходить по причалу мимо Дженни. – Смотри, Дженниланган, смотри, какие мы голодные. Мальчик ищет у меня грудь. Младенец тыкался носом Габриелю в грудь, искал открытым ротиком молоко. Дженни встала и сунула в открытый, как у птенчика клюв, рот последнюю из приготовленных на острове Эллис тряпочек с сахаром. Проснулась и заплакала Ингри. Она цеплялась за Дженни и никак не хотела идти на руки к Медее.

– Куда ты поведешь нас, Ангел Габриель? – устало спросила девушка, смирившись со своей судьбой. – Как видишь, мы снова нуждаемся в твоей спасительной добродетели.

ГЛАВА 5

– Ты не спала целые сутки, Дженни, крутилась, как заводная, – сказал Габриель. – Помнишь, мы встретились с тобой вчера на палубе в это же время? Хватит сидеть на крыше, иди домой, поспи. Эй! – Он набросил ей на плечи одеяло. Агнелли принес из квартиры, которая находилась двумя этажами ниже, не только одеяло, но и оплетенную соломкой бутылку итальянского вина. – Посмотри, я принес тебе попробовать напиток моей родины, Тосканы, чтобы отпраздновать твою первую ночь в Америке. Это последняя бутылка настоящего итальянского кьянти. Выпей глоток и уснешь быстрее. Ты хочешь спать?

– Нет, нет еще! Мне нравится чувствовать ночь, прикасаться к ней, – ответила задумчиво Дженни. – Взгляни на луну, Габриель. Она не такая, как у нас. Это – американская луна… такая же огромная, как сама Америка. – Его радостный теплый смех согрел ее больше, чем шерстяное одеяло, в котором она укуталась.

– Луна сегодня такая большая, Дженни, потому что она в перигее, то есть сейчас она ближе, чем обычно, к земле и, значит, к тебе. К тому же нынче полнолуние. Скажи мне, о чем ты думала, оставаясь наедине с лунным ликом? – Габриель присел на низкое ограждение, идущее по краю крыши шестиэтажного здания. Глядя на него, Дженни встревожилась.

– О том, что мне нужна работа. Может пройти много времени, прежде чем дядя Эвальд найдет меня. Ты и твои родственники очень добры к нам. Но я не могу злоупотреблять вашим гостеприимством. Эта квартира была переполнена еще до нашего приезда. И деньги уходят, как вода в песок. Я приехала в Америку вовсе не в поисках покровителя.

* * *

Из доков, расположенных в деловой части Нью-Йорка, Габриель повез подопечных женщин и детей на поезде надземной железной дороги в Ист-Сайд [10]10
  Ист-Сайд – восточная (беднейшая) часть города


[Закрыть]Манхэттена. Он провел их по многолюдным вечерним улицам в трехкомнатную квартиру своих родственников в итальянском гарлеме. В маленькой квартирке ютились девять человек – семья и пансионеры. К счастью, у мужчин была посменная работа, поэтому тонкие тюфяки на полу в гостиной не пустовали ни днем, ни ночью. Всем всегда хватало места. С общего молчаливого согласия узкую проходную комнату уступили Дженни, Медее и малышам. Маленькое окошечко выходило в вентиляционный колодец, отделявший одно здание от другого. Большая фрамуга второго окна смотрела на лестничную клетку. Даже в солнечный день в комнате царил полумрак. Доносился непрекращающийся гул голосов – добрых и злых, мелодичных и хриплых. Визгливые крики местных балаболок разносились по всем этажам кирпичного здания. В доме не было ни электричества, ни даже газовых рожков, освещавших другие районы города. Напора воды хватало только на два этажа. Тем, кто жил выше, приходилось день за днем таскать воду для приготовления пищи, стирки, мытья ведрами снизу. Длинная, узкая квартира была согрета теплом, добротой и великодушием хозяев и жильцов больше, чем круглосуточно пылающим в топке огнем. Новоприбывших, как и обещал Габриель, встретили с распростертыми объятиями.

– Здесь всегда найдется место для тех, кому некуда пойти, сеньора. Мой племянник Габриель, надеюсь, сказал вам об этом? – спросила София Агнелли. Ее муж, Саверио, поставил у дощатого, покрытого потрескавшейся желтой краской стола несколько перевернутых корзин из-под овощей, а рядом со столом – кадку с водой. София была крупной широкоплечей женщиной со строгими чертами лица, черными, как вороново крыло, волосами, крепкая, словно дуб. Муж был ниже ее ростом, худощавый, лысеющий человек с брюшком. Глаза Софии часто останавливались на нем с обожанием.

– Садитесь! Салитесь! – скомандовала София, когда были собраны и вымыты разнокалиберные тарелки и стаканы.

Ее дочери, Велентайн и Вероника, поставили на стол чистую посуду. В кухне витал аромат свежего, еще теплого хлеба, пахло дымом сгоревшего угля и керосином от ламп. По случаю их приезда комната была ярко освещена. Посыпались веселые возгласы и восклицания, когда на стол поставили кьянти Габриеля и сыр Медеи, привезенные из Италии, София подала колбасу, приготовленную по старинному семейному рецепту, спагетти и соус, и пир начался. Народу за столом прибавилось, когда пришли пансионеры Агнелли, четверо братьев Мейхен. Они радостно хлопали Габриеля по спине, и Дженни показалось, что братья испытывали к нему искреннюю привязанность, потому что в их глазах блестели счастливые слезы.

Когда все успокоились, Габриель объяснил Дженни:

– Большинство ирландцев живут на Вест-Сайде острова Манхэттен, под надземной железной дорогой на Девятой авеню. Эта часть города, ее называют Ист-Сайд, проходит вдоль Первой и Второй авеню и составляет Итальянский Гарлем. По Девяносто шестой стрит проходит невидимая граница, определяющая начало нашего города. Мы пойдем завтра гулять, и ты увидишь, что это квартал, где живут разные люди – испанцы, евреи, индейцы и даже несколько странных ирландцев, как эти Мейхены. – Габриель усмехнулся.

– Согласен, я странный. Предпочитаю жить с уравновешенными людьми, такими, как ты, Габриель, мой мальчик, чем в пятицентовой дыре или жалкой лачуге на Пятой авеню с кузеном и его проклятыми козами, – фыркнул Тим Мейхен.

Вино лилось рекой. Габриель сидел на перевернутой корзине рядом с Дженни. Он заботливо подливал ей вино и подкладывал еду. Девушка ела с большим аппетитом. Агнелли рассказывал о доме, о родственниках, о родной деревне в Тоскане. Его слова проливались бальзамом на изболевшие, тоскующие по родине души иммигрантов.

Дочери Софии были влюблены в красавца кузена. Десятилетняя Вероника уселась на колени Габриелю. Ее пятнадцатилетняя сестра Велентайн прильнула к нему, положив руку на плечо Габриелю. Агнелли изредка ласково ерошил темные волосы их шестнадцатилетнего брата Рокко.

Трапеза становилась все более шумной и веселой. Соседи, привлеченные громким смехом и музыкой, которую наигрывал на своей скрипке Мик Мейхен, набились в тесную душную кухню. Когда вино кончалось, мальчишек посылали в бар на углу за пивом. Звеня центами и размахивая пустыми ведрами, ребята радостно бежали по улице.

– Эй, Дженни, посмотри, какой красавец мой друг Гейб. У него доброе сердце, – Мик Мейхен подмигнул девушке. – Он привез нам прекрасное вино… и тебя тоже.

Мик, как и его братья, был сильным мускулистым мужчиной, с тяжелым квадратным подбородком. Но, в отличие от братьев, в его волосах появилась преждевременная седина. К великому огорчению и негодованию остальных трудолюбивых Мейхенов он был не слишком энергичным, скорее, склонным к размышлениям, чем к действиям. Его дневные мечты превращались к вечеру в веселые фантастические небылицы, в которых он сам непременно оказывался смелым и решительным героем.

– Как тебе не стыдно, Мик, смущать девушку. Она еще не освоилась в Америке и совсем одна, ищет свою семью, – добродушно пожурила его София. – Ты ждешь своего мужа, дорогая?

– Я еду к дяде, а не к мужу. А младенец не…

– Боже мой, красавица – молодая вдова. Мик Мейхен, в таком случае твое поведение еще более неприлично. Дженни, не обращай внимания на этого негодника с большими черными глазами, дряблыми мускулами и сказками. Знаешь, нашему Гейбу, а не Мику может довериться любая женщина. Ха! Они хорошие друзья, но разные, словно день и ночь. Мик Мейхен бегает за каждой юбкой, хотя у него где-то есть жена. Правда, Мик? А наш Габриель Агнелли с детства хранит в своем сердце только одну девушку, милую Фиамму, – тетя Габриеля мечтательно улыбнулась. – Я была уверена, Габриель, что вы поженитесь, и она приедет с тобой в Америку. Здесь хватило бы места и для вас с Фиаммой, пока ты не нашел бы себе работу и… – София перевела взгляд с Габриеля на Дженни и замолчала. – «Боже мой!» – подумала она и беспокойно нахмурилась: – Ну, Дженни, как ты будешь искать родственников в Айове? Когда ты поедешь туда?

– Надеюсь, что они найдут меня. Завтра вернусь на причал острова Эллис и буду искать их там. Я буду ходить туда каждый день, пока не приедут дядя или его друг, – ответила Дженни, чувствуя, как к ее бедру настойчиво прижимается бедро Габриеля.

Она быстро встала, опрокинув стакан. К счастью, он был пуст. Мужчины облегченно вздохнули: всего несколько капель драгоценной влаги вытекли на желтую клеенку.

– София, давай я помогу тебе убирать… так много грязной посуды.

– Нет, нет! – решительно сказала хозяйка. – Сегодня ты наша гостья. Девочки вымоют посуду. Завтра ты станешь членом нашей семьи, и я дам тебе работу. Эй, Гейб, чем ты будешь заниматься в этот раз? Дженни, он не рассказывал тебе о заготовке льда? Какая тяжелая работа! Расскажи, Габриель, – настаивала София.

– После добычи мрамора в Апуане резка льда не очень трудна, – Габриель пожал плечами. Он взял Дженни за руку и усадил на место. – У меня неплохо шли дела в Королевстве льда. Так называют штат Мэн, – пояснил он.

– Как в Швеции, – в голосе девушки слышалась тоска. – Мы строим деревянные дома со времен викингов. В Швеции нет развалин, потому что мы все строим из дерева. Когда-нибудь я снова буду жить в бревенчатом доме с деревянной крышей.

– Когда-нибудь кто-нибудь обязательно построит для тебя деревянный замок, прекрасная Дженни Ланган. Я уверен в этом. Когда деревья проснутся и побежит сок, он накормит тебя сладким мороженым – снегом с кленовым сиропом. Я не рассказывал тебе, что в Мэне мне довелось работать на лесоповале? – спросил Габриель. – Очень спокойное место. В промерзших заиндевелых лесах не слышно ни звука. Только деревья потрескивают, как ружейные выстрелы, когда ртутный столбик опускается до пяти градусов ниже нуля.

Когда Габриель заговорил, в комнате стало тихо. Всех очаровали приятный тембр его глубокого голоса, темные выразительные глаза, смуглое лицо. Его густые брови и голова постоянно находились в движении, руки оживленно жестикулировали или отбрасывали со лба смоляные волосы.

«Ему нравится говорить, быть в центре внимания, как актеру на сцене», – подумала Дженни. Она восхищалась им, как и остальные слушатели. Несмотря на строгие мудрые советы, которые она дала сама себе, она здесь, рядом с ним, в доме его родственников, в комнате, заполненной любящими его друзьями и членами семьи. А ведь она поклялась, что уйдет от него далеко-далеко, чтобы избежать искушения. Прошлой ночью на пароходе они были чужими, но стали любовниками. Все произошло так неожиданно быстро, стремительно, чувства были такими сильными, беспредельными. Сейчас это казалось почти нереальным и… прекрасным. Дженни вспыхнула, вспомнив, какие чувства он всколыхнул в ней в ту ночь. Она уставилась на свои сложенные на коленях руки и неожиданно для себя погладила ладонь, покоившуюся на бедре. Габриель поймал ее руку и ласково сжал в своей. Он не смотрел на нее, но на его лице мелькнула белозубая усмешка. Улыбка предназначалась только Дженни, и он ощутил, как участился ее пульс; увидел, бросив на нее взгляд искоса, порозовевшие щеки; почувствовал ее ногу рядом со своей. Она, а может быть, ее тело, хотели его. Бедра его напряглись. Он прижал ее ладонь к своему пульсирующему естеству, когда понял, что Дженни жаждет его.

– На прудах в Мэне образуется лед толщиной в десять дюймов, – словно ничего не случилось, Габриель продолжал свой рассказ. – Когда начинаешь его пилить, нельзя останавливаться, иначе пила вмерзнет в него. Тогда ее придется вырубать топором. В этом случае денег не заработаешь. – Он взглянул на Дженни и подмигнул ей, словно прочел ее сексуальные мысли. Лицо девушки залилось румянцем. Легкая улыбка тронула губы Габриеля, но он спокойно продолжал свой рассказ. Дженни едва сдерживала смех. – Глыбы льда должны быть аккуратными, ровными, квадратными, чтобы их можно было уложить в ледник рядами. Обычно их пересыпают опилками или древесным углем. Таким образом их хранят все лето. Семья, на которую я работал, из поколения в поколение торговала льдом. Они отправляли глыбы даже в Индию.

– Я слыхал от одного парня, что на лесоповале можно заработать звонкую монету, – вставая и потягиваясь, сказал один из братьев Мейхен, Джеки. – Эй, Мик, дай сюда скрипку. – Он с шумом выбрался из-за стола. Вскоре из другой комнаты донеслась знакомая мелодия песни «Красная роза».

– Большой риск ходить по тонкому льду в десять градусов мороза, – продолжал Габриель. – Однажды я возвращался с работы и провалился.

– И теперь ты здесь рассказываешь нам сказки, мой мальчик? – спросил сидевший напротив него Мик. – Ну-ну, продолжай выдумывать.

– Вместо того, чтобы идти по дороге, я решил сократить путь в поселок и пошел через кедровую топь. На мне были снегоступы. Эта дорога короче на три мили, если только вам не встретится слабый лед, как это случилось со мной. Я провалился по самую макушку. – Габриеля передернуло от неприятного воспоминания. Он улыбнулся ошеломленным слушателям.

Неожиданно для самой себя Дженни судорожно вздохнула.

– И что было дальше? – спокойно спросила она, будто ее совсем не интересовал ответ. – В такой мороз, о котором ты говоришь, человек быстро замерзает до смерти… превращается в ледяной столб.

– Конечно. Так быстро, да? – Он щелкнул пальцами. Они смотрели друг другу в глаза, словно никого, кроме них, не было за столом.

– Боже мой, бедная Фиамма! – снова пробормотала София, сжав руки.

На этот раз Саверио понял, что расстроило его жену. Он посмотрел на племянника неодобрительно.

– Когда мне удалось выбраться из воды, я решил, что мне пришел конец, – задумчиво сказал Габриель. – Я побежал как сумасшедший. И так пропотел, что вокруг меня образовалось густое облако пара, сквозь которое я с трудом различал дорогу домой. После этого случая я всегда носил с собой шест.

– Ох, Габриель! – Дженни закрыла глаза, – прогоняя страшное видение. – Однажды я наткнулась на мертвого человека, вмерзшего до пояса в лед на озере. Он бы так и остался до весны, если бы мой отец не вырубил его и не отвез домой, его семье. Такое же могло случиться и с тобой…

– Да. Ну и что? – Он говорил равнодушным тоном, хотя, когда он посмотрел на нее, его глаза сверкали. – Тогда мы не знали друг друга, поэтому тебе должно быть все равно. – Дженни слегка улыбнулась. Ей вовсе не было все равно. Но она не собиралась признаваться в этом даже себе.

– Это ужасно… для тебя, твоих родителей, бедной Фиаммы, – в кухне повисла тишина.

– Ангел пролетел – заметила София.

– Скажите мне, – живо спросила Дженни, меняя тему разговора, – за какую работу в городе женщинам платят прилично? Пока я буду ждать дядю, мне надо на что-то жить.

– Женщин принимают на работу на табачную фабрику, вышивальщицами в мастерские. Я предпочитаю работу на дому. Мои девочки делают цветы на продажу из проволоки и бумаги, которую я им приношу, склеивают коробочки, даже самые младшие работают, полируют пуговицы, – оживленно отозвалась София.

– Я работала горничной в английском посольстве в Стокгольме. Может быть, найдется работа в доме…

– Скоро придут леди из благотворительного общества и женщина – миссионер. Возможно, они подскажут тебе, куда обратиться. На что ты будешь жить, пока не найдешь работу? – София пожала плечами.

– До тех пор я буду заботиться о ней, ребятишках и старушке. У меня еще есть деньги и у Дженни осталось восемь долларов. Этого достаточно, чтобы какое-то время продержаться, но мало, чтобы добраться до Калифорнии. Завтра я схожу поищу работу и скоро…