Текст книги "На краю Принцесс-парка"
Автор книги: Маурин Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)
– Значит, завтра же идем разводиться, – суровым тоном произнес Чарльз, но тут же улыбнулся.
Спустя некоторое время Руби внесла в гостиную торт с двадцать одной трепещущей свечой. Следом шла Марта и громко пела: «С днем рожденья тебя…»
– Руби, знаешь, твои дочери по праву гордятся своей матерью, – сказала Марта, когда Конни с Чарльзом уже ушли и они вдвоем сидели на кухне.
– Марта, но это всего лишь вечеринка!
– Я не только о вечеринке – им есть за что гордиться тобой и помимо этого. Всего, что ты имеешь, ты добилась сама, практически без мужа, не говоря уже о других родственниках, которые могли бы помочь тебе в трудную минуту. И ты воспитала таких замечательных дочерей. – Марта остановила на Руби теплый взгляд. – Я никогда не забуду тот день, когда ты зашла в мой паб по объявлению насчет уборщицы. У тебя был такой вид, словно ты в одежде только что вылезла из ванны. Фред сказал, что, дав тебе шесть пенсов, я совершила глупость, – он считал, что мы никогда больше не увидим ни тебя, ни денег. Но я знала, что ты вернешься. – Пожилая женщина похлопала Руби по руке. – Хотела бы я знать, жива ли еще твоя мать. Если жива, то она поступила как круглая дура, отказавшись от такой дочери.
– О Марта, прекращай! – воскликнула покрасневшая Руби. – Ты выпила слишком много вина и стала чересчур сентиментальной. Сейчас ты еще расплачешься…
Судя по всему, Марта собиралась продолжить свои излияния, но в этот момент в дверь кухни постучали, и вошла миссис Маллиган – плотная женщина за пятьдесят, одетая в твидовый халат. На ее мышиного цвета волосы была натянута плотная сетка, а лицо было намазано толстым слоем крема. Миссис Маллиган занимала комнату на втором этаже вот уже пять лет и все это время непрерывно жаловалась на все подряд, – и, судя по всему, с этой же целью она пришла и сейчас.
– Миссис О'Хэган, я хотела бы знать, долго ли еще будет продолжаться этот шум? – жалобным тоном проговорила она. – Уже десять часов, и некоторым людям хочется спать.
– Миссис Маллиган, я же заранее предупредила вас, что у нас будет вечеринка, – спокойно ответила Руби. – Мало того, я уже извинилась за возможный шум, помните? Сегодня пятница, и завтра выходной. Моей дочери исполняется двадцать один год, и, боюсь, шум будет продолжаться до полуночи. После этого все разойдутся по домам.
– Миссис О'Хэган, это просто невыносимо.
– Боюсь, я ничем не смогу вам помочь.
– Вы могли бы просто почитать книгу, – сурово произнесла Марта.
– О Боже, как ты это терпишь?! – воскликнула она, когда миссис Маллиган, недовольно сверкнув глазами, скрылась за дверью.
Руби пожала плечами:
– Я попросту не обращаю на нее внимания. Она выражает недовольство всем на свете – если не шумом, так едой или другими жильцами. Видите ли, мистер Оливер храпит, а мистер Хэмилтон слишком громко включает телевизор. По крайней мере она стирает и гладит свои вещи сама – в отличие от мужчин.
– А ты представь, каково в ее возрасте жить в чужом доме! У нее есть дети?
– Нет. Знаешь, Марта, – Руби понизила голос, боясь, что их могут подслушать, – кто-то сказал мне, что муж миссис Маллиган привел домой женщину вдвое моложе ее, и перед ней встал выбор – примириться с этим или уйти.
– Да ты что! – ужаснулась Марта.
– Да, да… И она фактически оказалась на улице, он не разрешил ей взять даже мебель. Вот как она очутилась здесь.
– Какой кошмар! После этого мой Фред выглядит сущим ангелом. Ничего удивительного, что бедняжка вечно на все жалуется, – на ее месте я бы делала то же самое.
На следующее утро все сошлись во мнении, что вечеринка удалась на славу. Последние полчаса в гостиной было подозрительно тихо, но Руби решила не выяснять причину. Она сказала себе, что просто не имеет на это права, – у нее самой уже в шестнадцатилетнем возрасте было с Джейкобом все.
– Во сколько вы сегодня возвращаетесь? – спросила она за завтраком. Девочки появились на кухне в половине восьмого, одетые в халаты и свежие как огурчики – хотя спать они легли достаточно поздно. Обе работали в центре города – Грета была телефонисткой в бухгалтерской фирме, а Хизер – делопроизводителем в страховой компании «Ройял ливер». Обе работали в субботу до полудня, а после этого обычно несколько часов бродили по магазинам одежды и почти всегда приносили домой какие-нибудь обновки. В их возрасте Руби наверняка поступала бы точно так же – но ей мешали сначала нехватка денег, а затем война и карточки на все товары.
– Наверное, я потрачу все деньги на новое платье, – объявила Грета, дожевывая гренку.
– А мне нужны новые туфли, – заявила Хизер, рассматривая свои длинные узкие ступни. – Куплю для разнообразия что-нибудь на «танкетке».
– Я тоже хотела бы новую пару обуви, – сказала ее сестра.
– Мама, если хочешь, надевай мои красные туфли – мне они надоели. У них слишком низкие – и широкие – каблуки.
– Низкие, говоришь? – с улыбкой переспросила Руби.
У них с Хизер был одинаковый размер ноги.
– Я уже запуталась в современной моде, – продолжала Руби. – То у вас высокие каблуки, то низкие, то шпильки, то «пирамидальная пятка»… Примерю потом. Подумать только: мать донашивает обувь за дочерью! У вас обеих денег больше, чем здравого смысла.
Час спустя она проводила девочек, помахав рукой им вслед, и некоторое время смотрела, как они уходят в солнечное апрельское утро, держась за руки и оживленно о чем-то беседуя. В туфлях на каблуках Грета казалась почти такой же высокой, как ее сестра. Сегодня она надела широкую юбку и сборчатую блузку с кокеткой, а пояс был затянут так туго, что непонятно было, как она вообще дышит. Волосы были перевязаны широкой розовой лентой. Руби улыбнулась, подумав, что Грета отлично смотрелась бы на верхушке рождественской елки.
У Хизер был более строгий вид – на ней был классический костюм из серой фланели поверх белой блузки, черные туфли и черный фетровый берет.
Они превосходно смотрелись вместе – маленькая симпатичная блондинка Грета и высокая, стройная темноволосая Хизер. Когда Хизер улыбалась, ее не особенно красивое серьезное лицо становилось очень милым.
Проезжавший мимо фургон резко затормозил – его водитель, засмотревшись на дочерей Руби, едва не врезался в столб. Мужчина заметил Руби, окинул ее оценивающим взглядом и подмигнул. Через пару недель ей исполнялось тридцать восемь, но мужчины до сих пор провожали жадными взглядами не только ее девочек, но и ее саму.
Закрыв дверь, Руби начала разбирать утреннюю почту. Пришли две запоздавшие поздравительные открытки для Греты, несколько писем для жильцов и счет за электричество. Увидев сумму, Руби поморщилась. Открытки для Греты она оставила на столике в прихожей, а все остальное отнесла на второй этаж и рассовала письма под двери комнат.
Когда Руби спустилась вниз, то увидела дряхлого уже Тигра, который пробудился от богатырского сна в подвале, – теперь он большую часть времени проводил в своем шкафу. Флоппи пропал еще несколько лет назад, и оставалось надеяться, что его существование не закончилось в чьей-то тарелке. Обняв огромного кота, Руби налила ему молока в блюдце, потом прошла в комнату девочек и примерила красные туфли Хизер. Каблуки действительно были чуточку широковаты, но в остальном туфли были очень даже ничего. Они идеально сидели на ноге, но потом Руби пришло в голову, что ей не с чем их носить. Просмотрев одежду Хизер, женщина вытащила симпатичное синее платье, которое дочь не надевала уже очень давно, и подумала, как бы ненавязчиво намекнуть, что это платье пригодилось бы ей. Руби с грустью сказала себе, что было бы неплохо побродить с дочерьми по магазинам, но каждое лишнее пенни отправлялось в банк, ну приобретение своего дома.
Грета стояла в магазине «Оун-Оунс» и мучительно раздумывала, покупать ли ей свитер из голубой ангоры.
– Он такой мягкий! – мечтательно проговорила девушка, щупая ткань.
– Глупо покупать свитер в апреле, – заявила Хизер. – В жару кожа под ним будет ужасно чесаться.
– Я могу отложить его до зимы.
– Но ведь у него такие короткие рукава!
– Ну ладно. – Оставив свитер, Грета перешла к стойке с блузками. – Какие миленькие! Смотри, у них кружевные вставки впереди. Такая блузка будет отлично смотреться с твоим костюмом.
– Думаешь?
Нахмурившись, Хизер стала примерять блузки различных цветов. Покупка блузки, как и любой другой вещи, была серьезным Делом и требовала полной концентрации.
– Пожалуй, я бы взяла черную, – сказала Хизер. – Ну ладно, пошли дальше – вернемся к блузкам потом. Мы еще не были ни в «Льюис», ни в «Ти-Джей Хьюз», и ты так и не выбрала себе платье.
– Может, зайдем выпьем кофе? И заодно обсудим блузки и ту белую сумочку.
– Отличная мысль! В начале Болд-стрит открылось новое кафе.
По пути в кафе они энергично обсуждали увиденные вещи. Был сделан вывод, что, если бы Грета купила белую сумку, ей также понадобились бы белые сандалии. Хизер задалась вопросом, уместно ли будет надевать на работу стеклянные серьги, издалека похожие на бриллиантовые.
– Но ведь ты носишь такую же брошь, – напомнила ей Грета.
– Да, но сережки – это другое.
Взяв кофе, они сели за столик у окна и, не обращая внимания ни на что вокруг, продолжили увлеченно обсуждать свои дела.
Дочери Руби вели беззаботное, почти тепличное существование. Годы в Фостер-корт с легкостью выветрились из их детской памяти. Девушки смутно помнили лишь жизнь в доме Артура Каммингса рядом с угольным складом. Отсутствие отца никогда не беспокоило их – в доме всегда жили какие-то мужчины. Сначала это был Артур, потом Чарльз, потом мамины жильцы, и все они были неравнодушны к симпатичным сестричкам. В доме постоянно было полно народу, в том числе детей, с которыми можно было играть. Грета и Хизер никогда не чувствовали себя одинокими и не испытывали недостатка в любви. До сих пор им ни разу не приходилось принимать решения, более важные, чем приобретение одежды или свидание с тем или иным молодым человеком.
Прошлым вечером Питер Кинг пригласил Грету на свидание, но она по совету Хизер ему отказала. Сестры старались всегда ходить на свидание двумя парами, поскольку общество друг друга они ценили ничуть не меньше, чем компанию молодых людей. Грета лучше, чем Хизер, понимала, что рано или поздно все изменится, что в ее жизни появится мужчина, который станет для нее более важным, чем все остальные, в том числе и сестра. Хизер слабо представляла себе Грету в роли жены и тем более матери, заявляя, что без ее помощи и совета та никак не обойдется. Иногда она даже говорила, что для блага Греты ей придется остаться старой девой, отклонив все предложения о замужестве.
– Думаю, надо купить что-нибудь маме, – сказала Грета. – Я же должна отблагодарить ее за вечеринку.
– Я войду в долю, – заявила Хизер. – Что мы купим?
– Может, красивый жоржетовый шарф?
– Как насчет шарфа и такой же повязки для волос?
– Решено.
Они улыбнулись друг другу, представив, как вспыхнут радостью глаза горячо любимой мамы при виде подарков.
Они не сразу заметили молодых людей на тротуаре, машущих им руками и прижимающихся лицами к оконному стеклу в попытках обратить на себя внимание. Когда Грета наконец увидела в считанных сантиметрах от себя прижатый к стеклу нос и разглядывающие ее глаза, то испуганно вскрикнула, но уже в следующую секунду рассмеялась. Молодой человек отскочил, поднял большой палец, что-то сказал своему приятелю, стоявшему рядом в клоунской позе, и они двинулись к входу в кафе.
– Они идут сюда! – ужаснулась Хизер. – Ты их знаешь?
– В жизни не встречала.
– Тогда не надо было смеяться. О Боже, они сейчас сядут за наш столик!
Молодые люди присели на свободные стулья.
– Девушки, добрый день, – сказал один из них. – Я Ларри, а это Роб. Мы вас повсюду искали.
– Что за ерунда? – фыркнула Хизер.
– Честное слово, – с обиженным видом произнес Роб. – Всего лишь полчаса назад я сказал Ларри: «Сегодня мы найдем двух самых красивых девушек в Ливерпуле и пригласим их в кино». Мы провели в поисках много лет и совсем уже отчаялись, но сегодня нам наконец повезло.
– Сегодня в «Футуристе» идет «Ровно в полдень» с Гари Купером и Грейс Келли, и мы боимся идти одни, – жалобно проговорил Ларри. – Нам нужно, чтобы кто-нибудь держал нас за руку.
– Очень надо! – бросила Хизер. – Кроме того, мы уже видели этот фильм, и в нем нет ничего страшного.
– А как насчет «Невесты гориллы»? – предложил Роб. – Он идет в «Скала». Если будет страшно, можешь прятать лицо у меня на плече – я не буду возражать.
– Чушь!
– О Хизер, ну почему же чушь?
К изумлению сестры, Грета приветливо улыбалась нахалам. Впрочем, Хизер и сама готова была признать, что те казались вполне безобидными и даже забавными, и к тому же весьма симпатичными. Их можно было принять за родных братьев: хорошо сложенные, высокие, со свежими лицами и темно-русыми волосами одного цвета (хотя у Роба волосы были волнистыми, а у Ларри прямыми), парни очень походили друг на друга. Оба были одеты во фланелевые брюки, рубахи с открытым воротом и твидовые пиджаки.
– Вы братья? – спросила Хизер.
– Почти, – ответил Роб. – Мы родились в один день в одной и той же больнице, мало того, наши мамы лежали на соседних койках. Они подружились, и мы с Ларри росли практически вместе.
– Мило, правда, сестренка? – сказала Грета.
– Да, пожалуй, – немного неохотно признала Хизер.
– Так вы сестры! – изумленно воскликнул Ларри. – Ни за что бы не догадался. Вы ни капельки не похожи.
– Я похожа на отца, а Хизер – копия мамы.
– Она Хизер, а ты?…
– Грета.
Ларри пододвинул свой стул ближе:
– Грета с детства было моим любимым женским именем.
– Врешь! – рассмеялась Грета.
– А я всегда предпочитал имя Хизер, – Роб улыбнулся ее сестре, и та невольно улыбнулась в ответ, тут же мысленно выругав себя за это.
– Так вот, насчет кино… – начал Ларри.
– Сначала нам надо кое-что купить, – сказала Грета. – А потом мы позвоним маме, предупредим, что задержимся.
– Мы пойдем в магазин с вами. Не хотите на дорожку выпить еще по чашечке кофе?
– Можно, – в один голос ответили девушки.
Поджав ноги, Руби сидела на диване, слушала радио и размышляла, смогут ли они позволить себе купить телевизор, когда пришли ее дочери в сопровождении двух чрезвычайно приятных и вежливых молодых людей, которые казались близнецами, но на самом деле не были даже родственниками. Одного звали Ларри Донован, второго – Роб Уайт. У них был общий автомобиль, «фольксваген-жук», на котором они отвезли девочек домой. Руби поняла, что кино, которое они видели, – «Невеста гориллы» – всем очень понравилось: они до сих пор смеялись, обсуждая его.
Обычно уверенная в себе Хизер держалась очень застенчиво, и было заметно, что она произвела на Роба чрезвычайно сильное впечатление. Грета и Ларри также не сводили друг с друга сияющих глаз.
Приготовив на скорую руку ужин, Руби осталась в кухне. Она налила себе стаканчик вина, не выпитого вчера на дне рождения, и долгое время сидела, вполуха слушая хихиканье и шепот, доносившиеся из соседней комнаты. Впервые за много лет женщина пожалела об отсутствии мужа: было бы совсем не плохо, если бы взрослый мужчина расспросил парней об их намерениях в отношении ее дочерей. Впрочем, у Руби было такое чувство, что эти намерения уже сейчас вполне серьезны. Ларри словно между делом упомянул, что они с Робом католики, и это кое о чем говорило.
Произошло настоящее чудо: две пары неразлучных друзей встретились и влюбились.
По спине Руби пробежал холодок. Она не раз говорила себе, что рано или поздно ее девочки выйдут замуж, и искренне желала им найти себе пару, родить детей и быть счастливыми. Но сейчас, когда отдаленная перспектива стала почти реальностью, Руби пришло в голову, что она не может представить себя без девочек.
Она выстроила вокруг них всю свою жизнь, всегда принимала только те решения, которые должны были пойти им во благо. Словом, буквально все, что она делала, она делала ради них.
Руби вообразила дом без музыки, без громко болтающего радио, без звонких молодых голосов, споров, смеха, иногда слез, без восклицаний «Пока, мама!» или «Мама, мы дома!». В доме миссис Харт останутся только жильцы, которые почти не шумят, – конечно, если не считать Ирис Маллиган.
Приказав себе успокоиться, Руби допила вино и со стуком поставила стакан на стол. Без девочек у нее появится свобода – к примеру она сможет отказаться от своего нынешнего положения. Необходимость в большом доме сразу отпадет, и она купит себе квартирку поменьше. Мэттью Дойл получит свой дом обратно, хотя ей и будет грустно с ним расстаться. Она найдет себе работу. Если понадобится, будет, как в свое время Марта, посещать вечерние курсы, выучится какой-нибудь профессии – скажем, станет бухгалтером или секретаршей. Или же начнет собственное дело. Руби вспомнила, как когда-то собиралась стать мастером по отделке интерьеров.
Впервые с детства у нее не будет никаких насущных обязанностей, и она сможет делать только то, что ей по душе.
Но как же она будет скучать по своим девочкам!
В воскресенье дочери Руби на весь день уехали в Саутпорт на машине Ларри и Роба. Домой они вернулись поздно и рассказали, что вся следующая неделя у них уже распланирована: в понедельник они пойдут смотреть «Карусель» с Гордоном Маккри и Ширли Джонс, во вторник на танцы в «Локарно», в среду в новый клуб под названием «Каверн», в котором играет джаз из Нового Орлеана, в четверг куда-то еще…
Руби быстро запуталась. Похоже, парни не испытывали недостатка в деньгах. Оба работали на заводе «Инглиш Электрик». Когда молодые люди ушли, Руби решила, что следует дать девочкам материнский совет, но, сколько она ни думала, ей так ничего и не пришло в голову. Возможно, стоило посоветовать им не торопиться, но они все равно бы ее не послушали – по крайней мере на их месте она бы не слушала никого. Много лет назад она рассказала дочерям кое-что о физической стороне любви идо сегодняшнего вечера могла суверенностью сказать, что они все еще девственницы. Руби решила, что вмешиваться не стоит – в любом случае они поступят по-своему. Тем более что в последнее время нравы стали более свободными, и при одном только взгляде на молодых людей было понятно, что сопротивление они воспримут исключительно как игру.
Руби излила беспокоившие ее мысли в письме Бет. Перечитав его, женщина подумала, что, в общем-то, ничего страшного не происходит и ей надо только радоваться за девочек.
В пятницу она сменила постель в комнатах на втором этаже и уже собралась стирать белье, когда в дверь позвонили, – это пришел за деньгами Мэттью Дойл. За прошедшие годы арендная плата постепенно поднялась до пятнадцати фунтов в неделю, и соответственно росла плата, которую Руби взимала со своих жильцов.
Дойл всегда входил в дом, не дожидаясь ее приглашения, и удобно располагался на кухне с таким видом, словно неизменная чашка чая и продолжительная беседа входили в обязанности Руби, – он как будто подчеркивал, что на самом деле дом принадлежит ему. Руби всегда удивляло, что человек его масштаба лично собирает арендную плату. За прошедшие годы ее презрение к нему не ослабло ни на йоту. Ее раздражала необходимость быть вежливой с Дойлом и тревожило то, что однажды он мог вспомнить о своих планах снести дом и построить на его месте что-нибудь более выгодное в коммерческом плане.
В Мэттью Дойле очень сложно было узнать того молодого человека, с которым она познакомилась двенадцать лет назад. Остались в прошлом поношенная одежда, ботинки, усы – теперь на нем были элегантный серый костюм, ослепительно белая рубашка и шелковый галстук. Дорогие черные туфли были тщательно начищены, и Мэттью носил с собой кожаный портфель. Но прежде всего изменилась его манера держаться – теперь он излучал спокойную, добродушную уверенность в себе, которая также изрядно раздражала Руби, а его произношение стало почти идеальным.
Мэттью Дойл сделался очень богатым человеком, его деньги были вложены в самые разные предприятия. Именно компания «Дойл Констракшн» строила многоквартирный дом в Кросби, из-за которого в прессе было столько шума: жители соседних домов почему-то считали, что вид на реку Мерси, открывающийся из их окон, является их собственностью. Дойл стал членом муниципального совета, а его фотография регулярно появлялась в «Эко» – они с красавицей женой, дочерью другого ливерпульского магната, только и делали, что посещали различные благотворительные или светские мероприятия. Жили они в старинном особняке в районе Огтон.
– Я купил Грете подарок, – объявил Мэттью, усаживаясь за кухонный стол и доставая из портфеля какой-то коробок.
– Зачем?
– Ну как же, у нее ведь день рождения. Я немного опоздал с этим подарком, но так уж получилось.
– А откуда ты знаешь, когда у нее день рождения?
Они перешли на «ты» еще много лет назад.
– Она сама сказала мне в прошлом месяце.
Вообще-то Дойл нравился Грете – как и Тигру, который никогда не упускал возможности потереться о его ноги. Мэттью протянул руку и почесал кота за ухом.
– Спасибо за подарок, – сказала Руби. – Я уверена, что он понравится Грете, каким бы он ни был.
– Это духи, довольно хорошие. Французские, «Шанель» с каким-то номером, – сообщил Мэттью, удобно расположившись на деревянном стуле и довольно элегантно вытянув перед собой длинные ноги.
Руби повернулась, чтобы поставить чайник на огонь, и ощутила, как по ее спине пробежал холодок возбуждения. Это происходило при каждой их встрече – ее тело упорно не хотело слушать, что говорил разум. Черт бы побрал этого Дойла!
– Ты не слишком-то хорошего мнения обо мне, не так ли? – немного насмешливо спросил Дойл, не сводя с нее смеющихся карих глаз.
Когда Руби вспоминала позже этот эпизод, она решила, что Дойлу захотелось пофлиртовать с ней, но в тот момент ей показалось, что он чем-то раздражен.
– Нет, ты неплохой человек, – неохотно признала Руби.
– Я не понравился тебе с первого взгляда.
– Я бы так не сказала.
– А я бы сказал. Ты считала меня ублюдком, который думает о своих жалких грошах в тот момент, когда другие мужчины всех возрастов рискуют своей жизнью на фронте.
– Но так оно и было, – заметила Руби. – Кроме того, речь шла совсем не о «жалких грошах».
– Ты права, – кивнул Мэттью, – правда, в то время я был в долгах как в шелках. Мне отчаянно нужна была наличность, чтобы расплатиться с банком. Когда я увидел этот дом, то решил, что сам буду сдавать комнаты. Я хотел сделать из него конфетку.
– И почему же не сделал? – спросила Руби, думая, к чему он клонит.
– Потому что подвернулась, разве непонятно? Я подумал, что ты нуждаешься в жилье и деньгах намного сильнее, чем я. Я отдал тебе дом за восемь фунтов, хотя мог бы иметь с него раза в два больше.
– Я тебе очень благодарна, – напряженным голосом проговорила Руби. Она никогда не просила об особом к себе отношении и не понимала, зачем Дойл вспомнил об этом двенадцать лет спустя.
Мэттью ухмыльнулся:
– Может, и благодарна, но думаешь обо мне все так же плохо.
Руби захотелось забыть о необходимости быть вежливой и высказать все, что она о нем думает. Она с размаху поставила перед Дойлом чашку с чаем:
– Я считаю, что ты просто великолепен, так пойдет? Между прочим, почему ты заговорил об этом? Почему для тебя вдруг стало важно, нравишься ты мне или нет?
– Потому что ты нравишься мне, – просто ответил Дойл.
– И ты это понял только сейчас?
– Нет. Ты понравилась мне еще в тот день, когда вошла в дом, вся перепачканная краской. – Мэттью пожал плечами. – У богатства есть свои отрицательные стороны.
– Никогда бы не подумала.
«Так к чему же он клонит?»
– Богатея, ты отрываешься от своих корней, – с грустью произнес Дойл. – Ты больше не видишь людей, которые были так же бедны, как и ты. Все вокруг считают, что ты всегда жил в особняке и водил «роллс-ройс».
– Бедняжка! – насмешливо произнесла Руби.
– Я понял это слишком поздно, – продолжал Дойл, не обращая внимания на ее иронию. – Мне одиноко, и я задыхаюсь в этом окружении. Мне хочется поговорить с человеком, который жил там же, где и я, напомнить себе, кем я являюсь на самом деле.
– Вообще-то таких людей полно.
– В том числе и ты.
– С чего ты взял, что я жила там же, где и ты?
– Мы оба жили в Фостер-корт.
Изумленная Руби пробормотала:
– Я тебя не помню.
– Я жил с бабушкой в доме номер пять. – Мэттью улыбнулся, словно вспомнив что-то приятное. – Я почти никогда не выходил из дому, вот почему ты меня не помнишь. Обычно я сидел у окна и смотрел наружу. Я видел тебя каждый день – ты выходила из дома номер два с дочками в коляске. Бабушка называла тебя посыльной ломбарда.
– А почему ты никогда не выходил из дому? – спросила Руби, подумав про себя, что, наверное, Дойл был похож на Джейкоба: просто не хотел искать нормальную работу.
– Потому что у меня была чахотка, – ответил он.
– Туберкулез?!
Так вот почему он не служил в армии!
– И что, ты уже выздоровел? – осторожно произнесла Руби.
– Ну, я не буду кашлять кровью на твой милый кухонный столик, если ты об этом.
– Разумеется, я не об этом!
– Извини, если я тебя обидел, – словно сдаваясь, Дойл поднял руки.
– Так почему ты решил рассказать мне все это? – все еще раздраженно сказала Руби. – Ты никогда раньше не упоминал Фостер-корт.
– Я пытаюсь сыграть на твоем сочувствии, – усмехнулся Мэттью. – Говорю же, мне очень хотелось с кем-нибудь поговорить. С человеком, который не будет поливать грязью рабочий класс и которого интересуют не только различия между винами дорогих марок.
Руби сложила руки на груди:
– Ну так говори.
– Я бы предпочел побеседовать на нейтральной территории, – с лукавым видом заявил Дойл.
– Нуты нахал! – возмутилась Руби. – У тебя же есть жена.
– Кэролайн сейчас на юге Франции, весело проводит время на отцовской яхте.
– Мне плевать, где именно она весело проводит время, хоть на луне. Я не встречаюсь с женатыми мужчинами.
– Это совсем другое. Мы будем сидеть в зале ресторана с полсотней других людей и разговаривать, вот и все.
– Нет, – твердо ответила Руби.
Дойл встал и подошел к окну.
– Я и забыл, какой здесь большой сад, – сказал он. – Должно быть, его размеры футов сто пятьдесят на восемьдесят. Я мог бы спокойно выстроить здесь две пары смежных коттеджей. – Он повернулся к ней. – Руби, ты знаешь, сколько в наши дни стоит такой коттедж? Больше двух тысяч фунтов!
Руби охватила такая злость, что ей показалось, что у нее изо рта вот-вот пойдет дым.
– Ты пытаешься меня шантажировать? – свистящим голосом спросила она.
– Да.
– Что ж, у тебя ничего не вышло. Я все равно отвечаю тебе «нет».
Руби пригласили на чай к родителям Ларри и Роба, там также должны были присутствовать какие-то еще их родственники. Она уложила волосы и купила себе новое платье с незатейливым круглым воротом и короткими рукавами – красное, в тон туфлям, от которых отказалась Хизер. Парни усадили ее на заднее сиденье машины, между Гретой и Хизер, которые обе пахли подаренной Мэттью Дойлом «Шанелью №5».
Руби изрядно нервничала, что было для нее нехарактерно: ей казалось, что без поддержки со стороны мужа или других родственников она может все испортить. Но обе семьи приняли ее неожиданно сердечно. Мамы, папы, тети, дяди, братья, сестры, бабушки, дедушки – большой викторианский дом, расположенный неподалеку от Орнелл-парка, был буквально набит людьми. Прием оказался настолько теплым, что Руби очень быстро расслабилась. Все без устали делали ей комплименты – как будто родить и воспитать двух дочерей, пусть даже таких красивых, милых и воспитанных, было какой-то невероятной заслугой. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: Руби выглядела просто превосходно, по крайней мере намного моложе своих лет, и могла бы сойти за старшую сестру своих дочерей. «Как жаль, что отец девочек не дожил до этого дня: он бы безумно гордился ими, – говорили ей. – И как сложно, должно быть, вам было растить их одной. Но вы справились с этой задачей просто изумительно».
– Мы с Мойрой всегда боялись, что один из ребят найдет себе девушку, и тогда второй будет чувствовать себя преданным, – сказала Элли, мать Роба – или Ларри. Руби уже окончательно запуталась, кто кому кем приходится. – Но случилось так, что они влюбились одновременно. Вообще-то они всегда все делают одновременно.
Мойра была матерью Ларри – или Роба.
– Я очень рада знакомству с вами, – пробормотала Руби.
– Само собой, и речи быть не может о том, чтобы вы оплачивали двойную свадьбу. Нам надо будет как-нибудь встретиться и обсудить этот вопрос подробнее.
– Я и не знала, что они планируют пожениться, – тихо произнесла Руби, задетая тем, что ей никто ничего не сказал.
– О, им сейчас слишком хорошо, чтобы они еще и строили планы, но мы с Мойрой считаем, что все уже предопределено. А вы?
Руби улыбнулась, обрадованная тем, что никакого заговора молчания не было:
– Мне показалось так с первой же минуты знакомства с вашими сыновьями.
Элли взяла ее за руку:
– Пойдемте выпьем еще хереса – или, может, давайте на ты? Мне кажется, что вино тебе сейчас не помешает. Могу только предполагать, как ты чувствуешь себя после знакомства с таким количеством новых людей. О, пришел Крис. Придется представить тебе моего скандально известного младшего братца.
– А почему «скандально известного»?
– Он поступил в семинарию, стал священником, а потом бросил все это. Это произошло четырнадцать лет назад, но наша мама так и не оправилась от потрясения.
Пожалуй, Руби ожидала, что бывший священник будет эдаким романтического вида бунтарем, но брат Элли Крис Райан не оправдал ее ожиданий. На самом деле это был неопрятный, какой-то робкий мужчина примерно одного с ней возраста с приятным лицом и милой улыбкой. Руби обратила внимание, что на нем были разные носки.
– Что у тебя с галстуком? – сердито спросила брата Элли. – Ты что, прицепил его вверх ногами?
– У меня не получилось правильно завязать узел, – мягко ответил Крис, улыбаясь Руби. – Так, значит, вскоре вы станете членом нашей семьи, я бы даже сказал, семей? Наверное, это столпотворение уже сбило вас столку – я сам частенько забываю, с кем я связан родственными узами, а с кем нет, а ведь с половиной из этих людей я знаком всю свою жизнь.
– Милый, не беспокойся понапрасну, – сказала Элли, похлопав Криса по руке. – Если ты что-то забыл, спроси у меня. – Она подмигнула Руби. – Не принимай его слова всерьез, он так шутит. Под этой простецкой внешностью кроется острый, как бритва, ум. Прошу прощения, пойду принесу херес.
– И захвати мне пиво, пожалуйста.
– Ну же, спрашивайте, – сказал Крис, когда Элли ушла.
– Что спрашивать?
– Почему я ушел из священников. Я знаю, Элли уже упомянула об этом. Почему-то она рассказывает об этом всем. Думаю, она получает определенное удовольствие оттого, что у нее такой беспутный братец.
